Преследуемый Зверем Братвы

Глава 20

Костя

Каким-то образом, сверх всякой причины и вероятности, я снова просыпаюсь. Но на этот раз я знаю, что не умер. Или, по крайней мере, пока нет.

Но на меня нацелен пистолет. И на другом конце мужчина, у которого есть несколько причин убить меня.

Во-первых, потому, что не так давно я направил на него пистолет с твердым намерением нажать на курок. Во-вторых, потому что он думает, что я расстрелял вечеринку его семьи. Но самое главное, потому что я предполагаю, что у него сложилось впечатление, что я похитил его сестру, чтобы жестоко расправиться с ней в своем убежище.

Что я в некотором роде и сделал.

Виктор Комаров смотрит на меня поверх дула пистолета. Рядом с ним стоят Лев и Николай с одинаково бледными лицами, тоже с пистолетами.

— Есть одна-единственная причина, по которой ты еще не умер, — рычит Виктор.

— И что же это такое?

— Потому что я хочу, чтобы моя сестра снова разговорила со мной.

Моя челюсть сжимается.

— Где она? — спросил я.

— Ты забрал ее, Костя.

— Где же она?! — Реву я. Даже Виктор, кажется, застигнут врасплох этой вспышкой ярости. Но он не опускает пистолет.

— Ее могли ранить или убить.

— Именно поэтому я и забрал ее, — рычу я. — И я никогда не собирался причинять боль…

— Пожалуйста, — угрожающе шипит Виктор. — Не подыгрывай мне и не лги. Ты пытался похитить мою сестру, чтобы добраться до меня.

Мой рот истончается.

— Да, хотел.

Его губы растягиваются в усмешке.

— Так почему бы мне не убить тебя прямо здесь?

Я свирепо смотрю на него.

— Как ты познакомился с женой, Виктор?

Он рычит.

— Я бы был здесь очень осторожнм, Костя.

— Я не боюсь тебя, Виктор.

— Это ошибка.

— Но я тебя уважаю. — Я улыбаюсь.

— Это чувство не взаимно. Продолжай.

Я пожимаю плечами.

— Ты забрал ее-я имею в виду свою жену, Фиону. Да? Чтобы расплатиться с долгом?

Его челюсть скрипит.

— Я знаю о тебе все… все о тебе…

— Я в курсе, — огрызается он.

— Это еще одна причина убить тебя, — ворчит Лев рядом с ним.

Я перевожу взгляд на него, потом на Николая.

— Федор был твоим отцом.

Лев молчит.

— В самом техническом смысле этого слова, — хмыкает Николай. Он подходит ко мне ближе и заглядывает в глаза. — Знаешь, я его застрелил.

Я киваю.

— Прямо в голову. И знаешь что? — Он улыбается. — Мне это понравилось. Это было освобождением, и я сделал бы это снова.

Мои губы складываются в линию.

— Тебя это злит? — Говорит Николай с улыбкой, испытующе глядя на меня.

Я спокойно встречаю его взгляд.

— В основном меня воспитывал Федор. Он был мне больше отцом, чем когда-либо был тебе, или, может быть, тебе тоже, — ворчу я, поворачиваясь к Льву.

Рука Виктора сжимается.

— Я бы очень, очень осторожно подбирал следующие слова…

— Так что, надеюсь, это придаст серьезности тому, что я скажу тебе, что одобряю, — тихо говорю я. Я снова перевожу взгляд на Николая. — Я знаю, что он сделал с твоей матерью. — Я хмурюсь. — Мне очень жаль. И я рад, что ты нашел свое завершение.

— Ты понимаешь, что я солгал ему, чтобы завоевать его доверие, чтобы хладнокровно выстрелить ему в голову. — Николай прищуривается.

— Если ты пытаешься добиться от меня реакции, то не добьешься, — рычу я. — Он был твоим кровным отцом. Он был тем человеком, который вырастил меня, избил, был газлайтером и превратил в щит из-за своей трусости. — Мои глаза сужаются. — Я сбежал из тюрьмы, чтобы отомстить за мысль. С тех пор я понял, что мысли, которые у меня были, были ошибочными и извращенными. — Я пожимаю плечами. — Я не оплакиваю человека, которого ты застрелил, Николай. И у меня нет ни малейшего желания мстить за него кому бы то ни было.

Молодой человек сжимает челюсти. Но он медленно кивает. Я перевожу взгляд на Льва. Он тоже медленно расслабляется. Только Виктор все еще кажется напряженным, все еще смотрит на меня, все еще наставляет на меня пистолет.

— Вик, — тихо говорит Лев. — Мы проследили путь Дмитрия до квартиры, в которой он работал. Там все, схемы моего сада на крыше, и пульты управления треножными пушками.

— Я знаю, — бурчит Виктор.

Лев кладет руку на плечо друга.

— Виктор…

— Назови причину, Костя, — тихо рычит Виктор. — Можете каяться сколько угодно. Но ты пришел за моей семьей. Ты навлек на них эту опасность. Ты забрал мою сестру, — его губы кривятся. — Я поступал гораздо хуже с людьми, которые гораздо меньше посягали на мое. Так что назови мне причину, по которой я не должен всадить тебе пулю между глаз прямо здесь и прямо сейчас. Одна гребаная причина, Костя.

Мне вообще не нужно времени, чтобы подумать об этом.

— Потому что я люблю ее.

У Виктора тикает челюсть.

— Я люблю Нину, Виктор. Целиком, всем, тем кто я есть. Потому что я люблю твою сестру и всегда буду защищать ее ценой своей жизни.

Его глаза сужаются.

— Она рассказывала мне о Москве. — Он медленно вздыхает — Это действительно ты убил ее приемного отца?

Я киваю.

— Да. И именно из-за нее я не умер в тот день.

Его ноздри раздуваются, когда он глубоко дышит.

— Зачем ты это сделал в тот день? Я имею в виду, что заставило вас пойти к ним в квартиру и убить его? Какая-то ссора у вас с ним была?

— Я сделал это ради нее.

Глаза Виктора сужаются.

— Не по тем же причинам, по которым я защищал бы ее сейчас, Виктор, — рычу я. — Она была ребенком. Я не был влюблен в нее, если это та темная дорога, по которой ты идешь в своей голове. Я сделал это в тот день, потому что знал, что уезжаю, возможно, навсегда. И в темном аду мира, в котором я тогда жил, она была единственной крупицей добра. Тот самый яркий свет, который разгонял тени.

Я вздрагиваю и сажусь на кровати.

— Я жил в доме через двор от нее. Мы никогда не разговаривали и не встречались. Но иногда она улыбалась мне, и мне казалось, что на секунду в этом мире осталась надежда.

Виктор хмурит брови.

— В тот день я убил этого человека, потому что слишком долго наблюдал за жестоким обращением. Я знаю, каково это-ежедневно чувствовать. Я знаю, каково это-быть под каблуком каждый гребаный день. И в тот день я сорвался. Я видел, как он слишком много раз пытался убать это единственное светлое пятно добра в моем мире. Мне больше нечего было терять, и я знал, что если я уйду, то сделаю одну хорошую вещь в этом мире, сделаю так, чтобы он никогда больше не прикоснулся к ней.

Я смотрю на свои руки.

— Это все, что я хотел оставить после себя, когда уезжал навсегда. Одна хорошая вещь. Одно доброе дело в жизни, полной зла.

Трое мужчин молчат. Но вдруг с порога раздается хриплый голос:

— Для меня достаточно.

Я вскидываю голову и широко улыбаюсь. Когда мой взгляд падает на нее, я пытаюсь соскользнуть с кровати, но боль почти невыносима.

— Нина, — стону я.

Трое других кружатся, и Виктор ругается, бросаясь к ней. Она прислоняется к двери, но отмахивается.

— Со мной все в порядке.

— Ты должна быть в постели…

— Я должна быть здесь, — тихо говорит она. — С Костей. — Она переводит взгляд на меня. Ее улыбка стирает всю боль, которую я чувствую. И вдруг мир снова становится ярким.

Виктор хмурится. Он оглядывается на меня, потом снова на сестру.

— Нина…

— Я люблю тебя, Виктор, — шепчет она. — И я люблю тебя за все, что ты сделал для меня, и дал мне, и продолжаешь делать для меня, и даешь мне. Но… Она слабо улыбается ему. — Я не ребенок, Вик. И я знаю, чего хочу.

— Его, — ворчит ее брат.

Она кивает.

— Да.

Он сердито смотрит, медленно дыша.

— Лев…

— Мы уходим.

Лев толкает локтем Николая. Они смотрят на меня и тихо выходят из комнаты. Виктор смотрит на меня.

— Это будет нелегкий путь. Я хочу, чтобы ты это понял. Мое доверие дается нелегко. Я люблю свою сестру, и за это я отступаю от всего этого. Но если тебе нужно мое доверие, а оно у тебе пондобитьсь, поверьте мне, со временем его нужно будет заслужить. Я доверяю ее тебе, потому что ты доказал, что готов на все, чтобы защитить ее.

Его глаза на одном уровне со мной.

— Мое доверие, как и доверие всей остальной организации, не будет таким легким.

— Я и не жду этого от них.

В комнате снова становится тихо. Нина прочищает горло.

— Вик, ты украл Фиону в качестве торга…

— О, черт возьми, — ворчит он.

Она улыбается ему.

— Просто говорю.

Он хмурится, но потом медленно улыбается. Он оглядывается на меня.

— Как бы то ни было, прими мою благодарность. За то, что спас ее… Несколько раз.

— Не стоит благодарить меня за это.

— А пока я отблагодарю тебя тем, что не убью.

Я пожимаю плечами.

— С этим я могу работать.

Виктор улыбается и качает головой. Он поворачивается и нежно обнимает сестру.

— Ты должна быть в постели.

— Ну, я пытаюсь попасть туда, но кто-то преграждает мне путь.

Виктор хмыкает и закатывает глаза.

— Прекрасно.

— Да, я не ждала твоего разрешения, Вик.

Он хихикает.

— Всякий раз, когда у меня возникают сомнения в том, что мы родственники…

— Рада напомнить, — улыбается она.

Он снова смотрит на меня.

— Костя, — ворчит он.

— Виктор.

Он кивает и выходит из комнаты. Нина смотрит на меня с порога и улыбается.

— Привет.

Я хмурю брови, когда мой взгляд скользит по бинтам на ее руках, ногах и ушибленной голове.

— Черт, Нина…

Она наполовину бежит, наполовину падает к моей кровати. Я вскакиваю, пытаясь встать, но от боли в груди перехватывает дыхание. Но это не имеет значения, потому что через несколько секунд она всхлипывает и падает на меня. Я игнорирую боль. Или, может быть, ощущение ее в моих руках забирает ее.

Ее рот находит мой, и я стону, обхватывая ладонями ее лицо и глубоко целуя. Я целую ее всем своим существом и всем, что у меня есть.

Потому что я весь ее.

— Ты жив, — выдыхает она мне в губы.

— Меня трудно убить, — ухмыляюсь я.

— Да, очевидно. — Она улыбается, глядя мне в глаза. — Костя…

— Я люблю тебя, Нина, — рычу я, крепко сжимая ее. Мое сердце бешено колотится, и я понимаю, что впервые в жизни произнесла ей эти слова.

Ее лицо краснеет. Ее зубы тянутся по нижней губе, когда она начинает улыбаться.

— Я тоже тебя люблю, — шепчет она. Она прижимается ко мне. Я шиплю, когда ее локоть задевает один из моих швов. Она вздрагивает и отстраняется.

— О Боже, я так…

— Нина, — ухмыляюсь я. — Я в порядке. У меня бывало и похуже.

— У тебя было что-нибудь похуже, чем получить пулю в грудь и упасть с тридцати футов на бетон?

Я пожимаю плечами.

— Ну, в любом случае.

Она закатывает глаза и нежно целует меня.

— Мистер крутой парень. Ну, так что тебе нужно?

Мой пульс глухо стучит.

— Нежная, любящая няня?

— О, в самом деле. — Она усмехается.

— Однзначно, — рычу я, чувствуя, как во мне поднимается желание.

— А что, если мы подождем, пока пулевое ранение в твоей груди хотя бы немного заживет?

— Немного, — бурчу я. — Но это мой предел.

Она хихикает и снова целует меня.

— Ну, я никуда не уйду. Кроме того, даже если бы я это сделала, ты, вероятно, нашел бы меня, не так ли?

— Я бы так и сделал.

— Хорошо, — говорит она с жаром в голосе. Она ложиться на меня. Ее губы прижимаются к моим, и я со стоном целую ее в ответ. Мои руки обнимают ее, удерживая, именно там, где она должна быть.

Моя бабочка, Моя искра цвета, Мой ангел.

Моя единственная хорошая вещь, навсегда.