Преследуемый Зверем Братвы

Глава 2

Нина

Три месяца спустя:

Теперь ты моя, малышка.

Я задыхаюсь, дрожу, когда сон исчезает вокруг меня. Мой пульс учащается, дыхание сбивается в ночной одежде. Моя ночная рубашка прилипает к коже— влажная от пота после сна.

И моя рубашка-не единственная мокрая одежда, когда я просыпаюсь.

Сажусь на кровати, и чувствую, как горит мое лицо и покалывает кожу. Меня все еще трясет, но я стараюсь успокоить дыхание. Я пытаюсь сосредоточиться и думать о том, чтобы вернуться в постель до утра. Но когда я смотрю на будильник на прикроватном столике, я издаю мучительный стон.

Да, этого не случится. Каждое утро я встаю рано, в пять часов. Часы показывают 4.30, и мой мозг уже полностью проснулся. Я ни в коем случае не могу расчитывать на эти последние полчаса сна.

Дрожа я закрываю лицо руками. Мой пульс все еще стучит в ушах, когда я снова запускаю руки в волосы. Я закрываю глаза, и обрывки сна снова всплывают в моем сознании.

Так продолжается уже несколько месяцев. В течение трех месяцев, с той самой ночи, когда произошла стрельба в доме Льва и Зои, мне сНейлись одни и те же сны, темные, импульсивные, перехватывающие дыхание, грязные сны. Сексуальные сны.

В моих снах, по ночам, он берет меня, связывает, и… Ну, дальше все идет своим чередом. Я прикусываю губу, и мои бедра сжимаются вместе. Вспоминая, как он стонал мне в ухо во сне. Я вспоминаю, как его огромные, сильные руки обхватили мои ноги и широко раздвинули их, и как он…

Я краснею и качаю головой. Ладно, хватит об этом, большое вам спасибо. Спуская ноги с кровати я встаю. Я потягиваюсь, затем открываю жалюзи на окне спальни. Это не роскошный пентхаус, но вид из моего дома все равно потрясающий. Впитываю вид солнца, поднимающегося над горизонтом Чикаго. Самое время встретить свой день лицом к лицу.

Через двадцать изнурительных минут быстрой езды на велосипеде Пелотона, я пошатываясь, и иду на кухню за смузи из фруктов. Поездка сделала свое дело, заставив мою кровь бежать быстрее, а мысли-отвлечься от снов. Но теперь это возвращается снова.

Мое лицо горит от жара, когда он снова вторгается ко мне. Его рычание мне в ухо. Его прикосновения по всей моей коже. Его рот дразнящий все ниже и ниже, пока…

Блендер громко жужжит, снова заглушая мои мысли; о моем темном, опасном любовнике мечты, дарующего мне лучший секс в моей жизни.… ну, я бы сказала “во своей жизни”, и это было бы правдой. Правда, потому что секс моей мечты с ним поистине невероятен. Но это также верно и потому, что мне абсолютно не с чем сравнить это в реальном мире.

Мне двадцать три, и я занималась сексом только с одним мужчиной, и этот мужчина существует исключительно в моей голове и в моих снах.

Ночь нападения в патио на крыше до сих пор остается загадкой. Это было списано на Братву или просто на совокупное бандитское нападение. Но я знаю, что не единственная, кто еще думает, что это нечто большее. Я имею в виду, что Братва Кащенко — это реактивное топливо. Нужно быть чертовски сумасшедшим, чтобы попытаться устроить нападение. Даже если вы используете пистолеты, установленные на штативах с таймерами и пультами дистанционного управления.

Три месяца расследования, и это все, что они нашли, как и законные копы, и копы, работающие на жалованье Виктора, и наши собственные команды людей, которые этим занимаются. Ни людей, ни отпечатков пальцев, ни единого клочка улик, которые могли бы указать на то, кто несет ответственность.

Тел тоже не было.

Я быстро принимаю душ, все еще пытаясь очистить голову. Одевшись для работы, я спускаюсь вниз, здороваясь со швейцарами выхожу на встречу новому дню. Олег, мой обычный водитель, улыбается мне. Когда я передаю ему кружку черного русского чая, которую принесла с собой, он стонет и театрально крестится.

— Моя баба, Мария, мать Христа, и вы… святые, все вы.

Я смеюсь, когда он открывает передо мной дверцу машины.

— Нам действительно нужно поднять твои стандарты святости.

— О, меня легко купить за чашку хорошего черного чая.

Мы едем по городу в относительной тишине, я потягиваю свой двойной эспрессо, Олег с удовольствием пьет свой чай. Охранники в офисе внизу тепло приветствуют меня, и администратор на стойке регистрации желает мне доброго утра, отпирая для меня дверь частного служебного лифта.

“Компания” Виктора, которая является полностью подставной корпорацией в составе примерно двадцати других подставных компаний, арендует два верхних этажа офисного здания медиа-центра «Петля». Мой брат сделал Братву Кащенко абсолютной властью в этом городе, подкупив нужных людей и сделав всех счастливыми. Но все же никогда не помешает управлять своей криминальной империей через какие-нибудь фальшивые компании.

Виктор на самом верху. Лев-номер два. Но неофициально я-номер три. И из этого офиса я помогаю следить за тем, чтобы империя работала гладко. Как говорится, все дороги ведут в Рим. Моя работа-следить за тем, чтобы эти дороги были вымощены, вспаханы и ухожены.

Дебора, моя ассистентка, улыбается, когда я прохожу мимо нее в свой кабинет. Войдя внутрь, я закрываю дверь, останавливаюсь на мгновение, чтобы насладиться видом из окна моего кабинета, и опускаюсь в кресло. Но после я не могу уже сдержать его.

Повтор сна снова ударяет меня, как волна. Я краснею, ерзая на стуле, когда воспоминание о его прикосновение мечты скользит по моей коже.

Я до сих пор ничего не сказала о человеке, который схватил меня той ночью. Даже если удержание этого является для меня постоянным источником внутреннего конфликта. Даже если мне все еще снятся эти руки и эти глаза.

Даже если он мертв.

Но довольно скоро Дебора напоминает мне о расписании дня. Телефон звонит, электронные письма накапливаются, и начинается еще один день.

К счастью, он быстро проходит. Большую часть времени я провожу на встречах "спина к спине". Потом телефонные звонки, потом еще встречи. К тому времени, как я могу вздохнуть, я понимаю, что на улице стемно, Дебора ушла домой час назад, и я проголадалась.

Я пишу Олегу, что на сегодня все, и беру такси домой. Богатство и привилегии, которые приходят с той жизнью, которой я живу, огромны. Но иногда приятно чувствовать себя немного обычным человеком.

Когда я наконец возвращаюсь к дому и оказываюсь внутри, я глубоко вздыхаю. Быть занятой весь день всегда приятно. Но быть дома-это прекрасно. Знание того, что это тоже мое, а не подачка от моего брата, является дополнительным бонусом.

Я быстро готовлю ужин, а потом ищу минут десять какое-нибудь кулинарного шоу на Netflix. После этого я опять иду на велотренажер еще на сорок минут, пока мои бедра не начинают гореть.

Включив душ в ванной, я выхожу обратно. Это совершенно безопасное, охраняемое роскошное здание, и десять солдат Кащенко тоже несут вахту. Но я все равно по привычке проверяю все двери и окна. Убедившись, что они заперты, я возвращаюсь в ванную и раздеваюсь, чтобы принять душ.

Мой взгляд скользит по моей спине в зеркале, когда я поворачиваюсь. Я слегка хмурюсь, но шрамы больше не беспокоят меня, как раньше. Когда Виктор впервые привез меня в Америку, я надевала футболку поверх купальника, если набиралась смелости пойти в бассейн. Вот как мне было стыдно за следы своего прошлого.

Теперь я просто смотрю на них так: мое прошлое. Шрамы от жестокого обращения, которое я пережила в приемной семье, в любом случае гораздо глубже, чем моя кожа. Но сейчас мне лучше. Теперь я могу отмахнуться от этого.

Входя в обжигающе горячую воду душа я счастливо вздыхаю. Горячая вода успокаивает мои ноющие мышцы, и я закрываю глаза. Сначала я начинаю думать о своем завтрашнем расписании и планировать день. Но довольно скоро именно мечты берут верх.

На этот раз повтор превращается в грезу наяву. Я представляю, как темный, опасный незнакомец входит в душ вместе со мной. Он прижимает меня к стене, заставляя хныкать, когда его огромные руки раздвигают мои ноги.

Я краснею под водой, становясь горячей и пульсирующей в тех местах, где не должна, когда думаю о нем. Но это происходит почти каждую ночь. Огромный мужчина с хриплым голосом с вечеринки стал моей фантазией.

Я знаю, что это ужасно и неправильно. Я знаю, что это может означать, что внутри меня что-то глубоко испорчено и сломано. И может быть и так. Я сломлена внутри. Я собрала себя воедино с большой помощью Виктора. Но даже зажившие части тела кривые и состоят из фрагментов.

Ты не можешь “пережить” такое воспитание, как у меня. По той же причине мне двадцать три, и я никогда ни с кем не спала. Потому что трахнуть кого-то, даже случайно, означало бы открыться. Это означало бы близость, которую я не совсем уверена, что смогу когда-нибудь почувствовать.

Поэтому вместо этого я провожу ночи, фантазируя о звере, похожем на человека, который, вполне возможно, пытался убить меня. Или, по крайней мере, похитить меня или что-то в этом роде.

Теперь ты моя, малышка.

Эти рычащие слова, вызывают прилив похоти в моем сердце. Я издаю стон, когда мои руки скользят вниз по моей коже. Но я останавливаю себя. Если я и собираюсь продолжать в том же духе, то только в постели.

Я выхожу из душа в стену из пара. Хватаю полотенце и вытираю волосы, потом тело. Закутываясь, в полотенце, я поворачиваюсь к зеркалу.

Я кричу.

Но затем я прихожу в себя и начинаю действовать. Я достаю из-под раковины вантуз, это самое близкое к оружию. Я рывком открываю дверь из ванной и бегу в спальню за пистолетом, который заперт в коробке в ящике с нижним бельем. С ним в руке я разворачиваюсь и врываюсь обратно, держа палец на спусковом крючке наготове.

Но там совершенно пусто.

Входная дверь по-прежнему заперта. Окна заперты. Но когда я дергаю раздвижную дверь на балкон, она открывается. Мое сердце холодеет, когда я оглядываюсь вокруг. Я знаю, что она была заперта перед душем. Я знаю, что так оно и было.

Мое сердце стучит так сильно, что, клянусь, я вижу, как оно бьется о мою грудь. Мои чувства возбуждены, адреналин бьет ключом. Я еще раз обыскиваю каждую комнату и шкаф. Но когда я уверена, что осталась одна, мой пульс все равно не замедляется.

Онемевшая и дрожащая, я поворачиваюсь и медленно иду обратно в ванную. Пар от душа почти исчез, но зеркало все еще достаточно запотевшее, чтобы увидеть слово, написанное пальцем на стекле.

— Скоро…

Мой пульс замирает. У меня перехватывает дыхание.

Это сообщение приводит меня в ужас. Конечно, это так. И все же это меня возбуждает. Он парализует меня, но в то же время наполняет запретным теплом. Я читаю одно-единственное слово снова и снова, позволяя бурлящей смеси гнева и возбуждения просочиться в мою грудь.

Он жив. Темный, ужасающий незнакомец, который преследует меня во сне и заставляет просыпаться мокрой и жаждущей его в 4.30 утра, жив.

И я не должна была так возбуждаться по этому поводу.