После смерти Чокаева генерал Майер Мадер неотступно следил за каждым шагом Каюма, до поры до времени не предпринимая никаких действий. Ему стало известно, что заполучить архивы Чокаева Каюму не удалось. Мало того, загадочно исчезла и сама Мария Яковлевна. Генерал дождался, когда поиски прекратил не только Каюм, но и Ольцша. И начал действовать. Через несколько дней Асан Тюлегенов принес своему генералу адрес вдовы президента.
После некоторых колебаний генерал решил отправиться во Францию, несмотря на то что ее территория была наводнена оккупационными войсками союзников. Теплым весенним вечером генерал появился в Париже. На его плечах топорщились новые погоны майора американской армии. Чокаеву он нашел в небольшом доме у речного порта.
— Вы?! — растерянно вскрикнула Мария Яковлевна, когда при свете керосиновой лампы в американском офицере узнала одного из руководителей немецкой разведки. — Как вы нашли меня, барон? — прошептала она, машинально назвав генерала бароном, хотя еще при жизни Мустафы он посещал их дом и назывался генералом Майером Мадером.
— Я к вам с добрыми намерениями, — заверил он, почувствовав ее тревогу. Потом подчеркнуто неторопливо достал портсигар с рисунком орехового наплыва.
— Тот же портсигар, — сказала она. — За тридцать лет он нисколько не изменился. Удивительно.
— Время его только отполировало.
— Зато нас порядком поистрепало, — с сожалением сказала Мария Яковлевна.
Она долго внимательно разглядывала портсигар. Грустная улыбка осветила ее лицо, как бы приглашая к воспоминаниям.
25 августа 1912 года сухогрузный пароход «Мерв» вышел из Баку в Красноводск с трюмом, набитым колониальными товарами. Пассажирские каюты были переполнены.
Было уже без четверти одиннадцать. Южное солнце достаточно нагрело палубу. Мария Яковлевна, сидя за столиком в ресторане, рассеянно следила за игрой волн.
— Мария Яковлевна! Голубушка! С добрым утром! — услышала она густой голос полковника Белоусова.
— Разрешите представить вам моего друга, барона фон Кюхлера.
Мария Яковлевна слегка поклонилась.
Барон прикоснулся губами к ее пальцам…
— Значит, вы актриса? — обратился он к Марии Яковлевне.
— К тому же еще дьявольски талантлива, — с восторгом произнес полковник. — Актриса Мариинского театра.
Мария мило улыбнулась.
— Вы не из Петербурга? — спросила Мария Яковлевна.
— Нет, не из Петербурга, — ответил он. — Я родом из Франкфурта-на-Майне. Там и живу.
— О, родина Гете!
Барон поклонился.
— Вероятно, я только этим и знаменит.
За завтраком полковник рассказывал забавные истории.
Барон был из тех людей, которые в обществе стараются держаться в тени, больше слушают собеседника, чем говорят сами.
— Любопытно, барон, что же вас привело ко мне?
— О, голубушка Мария Яковлевна! Я пришел к вам как друг, поверьте!
— С таким риском для жизни? Не из-за красивых же глаз? Увы, мои глаза угасли от бесконечных слез, от тоски и вечного страха.
— Германия ведет войну на два фронта… — начал было генерал что-то объяснять, но Мария Яковлевна перебила его:
— Вы проиграли две войны. Ничего вам уже не поможет. Чего вы еще хотите от меня, старой женщины? Зачем вы здесь? Как это ужасно! — она закрыла лицо руками.
Генерал Мадер понял, что нужного разговора не получилось. Чокаева взвинчена, чувствовалось, что она устала.
Мария Яковлевна не без оснований связывала приезд генерала с архивами мужа. Кроме того, она всерьез опасалась, что ее могут ликвидировать, так как генерал не допустит того, чтоб еще хоть одна живая душа знала о судьбе этих архивов.
Генерал Мадер отлично понимал и ее настроение, и примерный ход ее мыслей. Поэтому он начал издалека:
— Мария Яковлевна! Вы только что упомянули о 30-ти годах. Это немалый срок…
Чокаева, все еще расстроенная, молчала.
Ночь была теплая, светила полная луна. Мария Яковлевна растворила окно, ее обдало речным запахом.
— Я бы не хотел, чтобы нас услышали, — тихо сказал генерал.
Чокаева глубоко вздохнула и с досадой захлопнула створки.
— Так вот, тридцать лет вы знаете меня. А я, если приплюсовать Санкт-Петербург, ваши афиши, Мариинский театр, знаю вас немножечко больше. И всегда с наслаждением вспоминаю ваши выступления. Вспоминаю «Мерв», Ташкент, наши веселые молодые годы. В молодости вы были обворожительны.
По реакции Марии Яковлевны генерал понял, что он на верном пути.
— Ваш голос! А ваш задор! Я был всегда от вас в восторге, — продолжал он. — Только, право, до сих пор не знаю, как это судьба свела вас с Чокаевым.
— Революция в России соединила наши грешные души, — сказала Мария Яковлевна. — До революции он учился в Санкт-Петербурге на юридическом факультете. Суровое тогда было время. В октябрьские дни я испугалась большевиков и бежала из Петербурга в Ташкент, к Чокаеву. Потом мы оказались в Коканде. Он был властолюбив. Может быть, я плохо разбираюсь в таких вопросах, но, по моему мнению, политик он неважный. Об этом говорят результаты всех его начинаний. Они провалились и в Ташкенте и в Коканде. Не помогли ни атаман Дутов, ни англичане. Но царство ему небесное. — Она перекрестилась. — Меня он любил. Я тоже привыкла к нему.
— Значит вы не сожалеете, что связали свою судьбу с Чокаевым?
— Жалей не жалей, жизнь прожита. Хорошего в ней было мало. Сплошные скитания. А ведь я русская, и мне страсть как хочется в Россию.
— Ностальгия?
— Если хотите, да. Только туда мне все пути заказаны. А как бы я была счастлива умереть в России!
На глазах ее показались слезы.
— Я мог бы помочь Вам вернуться в Россию, — сказал генерал.
— Работать на вас? Быть шпионкой?! Нет, нет. Менять маски в жизни — это амплуа моего мужа и таких, как вы, барон. А я актриса, я могу менять их только на сцене.
Мадер устал и поэтому напрямую заговорил с Марией Яковлевной об архивах. Чокаева опустила голову.
— Я знала, что вы когда-нибудь обязательно придете. Но ждала вас значительно раньше.
— Выходит, вы понимали, что они нам нужны?
— Вы оказались предусмотрительней, чем Каюм и доктор Ольцша. Они осаждали меня в то время, когда во мне кипела жгучая обида. Обида на то, что после смерти мужа все тут же забыли меня. В самом деле, почти полтора года никто не вспомнил о моем существовании. Если бы даже вы явились тогда, я и вам указала бы на дверь.
— Что ж, вы это можете сделать и сейчас, — сказал генерал таким тоном, что Мария Яковлевна сочла за лучшее промолчать. Она вспомнила, о чем ее предупреждал Мустафа: «Будь осторожна с этим человеком. В свое время он получит все, что ему будет нужно».
Говоря об этом, муж имел в виду то, что на пост главы Туркестанского комитета его рекомендовал Майер Мадер, и Шелленберг согласился с ним. Но Чокаев не успел рассчитаться с генералом, ему было нечем, и за расчетом генерал пришел к ней.
Но генерал не был уверен, что сейчас ему удастся получить долг. Даже убив Чокаеву, он уйдет ни с чем. Он встал, подошел к окну, потом прошелся раза два по комнате, а когда сел к столу, Чокаева увидела на его лице неожиданную улыбку. Генерал вынул из портфеля сверток, развернул и на его коротких пальцах повисло египетское ожерелье. Огонь играл на каждом камне, на каждой грани.
— Этому нет цены, Мария Яковлевна! Как старый друг вашего дома я хочу оставить его вам. Кроме того, вот вам еще пятьдесят тысяч франков на мелкие расходы.
Генерал достал из портфеля туго набитый конверт из плотной бумаги. Он проворно распечатал его и высыпал на стол тысячефранковые банкноты. Генерал был щедр. Тем более что щедрость ему немногого стоила: банкноты были изготовлены на печатных машинах концлагеря Заксенхаузен. (Генерал Майер Мадер не раз пересекал границы Скандинавских стран, Франции, Испании для проведения коммерческих операций по обмену фальшивых денег. Агентам Гиммлера и Кальтенбруннера таким путем удалось завести в Германию свыше ста миллионов настоящей валюты).
Искушение для старой актрисы, привыкшей к успеху, цветам, подаркам, было слишком велико. Пятьдесят тысяч франков и ожерелье с бриллиантами могли соблазнить кого угодно.
К тому же Мария Яковлевна понимала, что если она сейчас откажется от такого несметного богатства, то завтра может потерять все. Завтра немцам будет не до бумаг Мустафы. Кайгина и Канатбаева она больше не встречала, да и библиотека давно продана букинистам. От нее почти ничего не осталось, как не осталось ничего от хрусталя и картин. Завтра уже нечего будет нести на продажу. А то, что зарыто в земле, на рынок не понесешь, даже если придется умирать с голоду. А тут покупатель. И предлагает солидный куш. Чокаева взяла себя в руки и сказала:
— Я подумаю, барон!
— Голубушка Мария Яковлевна! — воскликнул раздосадованный генерал. — Вы же прекрасно понимаете, что у меня нет времени торчать во Франции под носом у американской и английской контрразведки. Сколько можно думать? — с этими словами он выложил на стол еще одну пачку денег.
— Вот вам еще пятьдесят тысяч! Я думаю, что этого вам хватит надолго.
— Что ж, генерал, вы меня уговорили. Я отдаю вам, вернее, продаю вам то, что была обязана хранить.
Генерал тут же встал со стула, подвел Марию Яковлевну к зеркалу и заставил примерить ожерелье.
— Вам нравится? — спросил генерал.
— Да, великолепная работа… Такое мне даже видеть не приходилось.
Смертельная бледность на лице Марии Яковлевны сменилась бледным румянцем.
Когда деньги были убраны, генерал спросил:
— Где архивы Мустафы?
— Я вас должна огорчить, архивы не здесь. Они в загородном доме под Парижем.
— Такая поездка не входила в мои планы, — сказал генерал недовольным тоном. — Как это ни прискорбно, но за архивами мы должны выехать немедленно.
— Сейчас уже поздно…
— Это не играет роли. Вы едете?
— Что мне остается делать?
Мария Яковлевна и генерал Мадер добрались до чокаевской дачи глубокой ночью.
Они подошли к деревянному дому с верандой. Окна были забиты досками, дорожка заросла густой травой. Все свидетельствовало о том, что здесь давно уже никто не жил.
— Вот мы и пришли, — отпирая калитку, сказала Мария Яковлевна.
Генерал внимательно огляделся по сторонам и пошел за Марией Яковлевной только после того, как в конце переулка увидел тучного мужчину, идущего в их сторону неторопливой походкой.
Чокаева порылась в ридикюле, достала ключ от веранды.
— Извините! — сказала Мария Яковлевна, когда они вошли в темную комнату. Она зажгла свечу. Тут такой беспорядок — черт ногу сломит.
Генерал окинул взглядом комод с зеркалом овальной формы, пустую этажерку у глухой стены.
— Тут, помнится, был рояль, — сказал он.
— Рояль давно продан, как и все остальное. Если продать эти вещи и дачу, я — нищая.
— Теперь вам не придется продавать дачу. Когда вы приезжали сюда в последний раз? — спросил генерал, разглядывая запущенную веранду.
— Полгода назад, — проведя пальцем по зеркалу, ответила Мария Яковлевна, — видите, сколько пыли…
— Каюм бывал тут?
— Не раз, но при жизни мужа. Чтобы он не нашел меня, я уехала отсюда. Я не хотела встречаться с Каюмом, не хотела отдавать ему архивы. Я не желала встречи и с доктором Ольцшей, впрочем, и с кем бы то ни было еще из туркестанского ли комитета или из СД. Я вся извелась и после смерти мужа совсем потеряла покой. Нервы окончательно сдали. Плохо спала, голова раскалывалась от боли, участились сердечные приступы. Я жаждала душевного покоя, мне нужна была разрядка, я не хотела никого видеть. Поэтому и уехала, сбежала от вас всех, надеясь прожить остаток своих дней в уединении, тихо и спокойно. Да, я испытывала нужду. Порой ложилась спать голодной, но я была душевно спокойна. И вот явились вы, и теперь мне нечего думать о покое. Неужели все сначала, и будет ли когда-нибудь этому конец?!
— Будет, — перебил ее генерал. — Я обещаю, что больше не потревожу вас. Навсегда избавлю от заботы об архивах Мустафы. Теперь они, попав в надежные руки, сыграют предназначенную им роль. Все, что задумано Мустафой, найдет реальное воплощение. Мустафа был и останется в наших рядах.
Генерал явно льстил. Сейчас он готов был на любые дифирамбы.
— Вас долго не было здесь. Вы уверены, что все цело и невредимо?
— В этом я уверена. Это можно проверить по описи.
— А что, есть опись?
— Муж долго работал над архивами и составил опись. Я помогала ему.
— Значит вы знаете, что в этих архивах? — спросил генерал, несколько озадаченный тем, что Мария Яковлевна посвящена в эту тайну.
— Пойдемте, я покажу, где хранится опись, — с некоторым раздражением сказала Мария Яковлевна, стараясь как можно скорее избавиться от неприятного чувства, овладевшего ею.
Они вышли во двор и спустились в подвал, стены которого были обшиты некрашеными досками. Со свечой в руке Мария Яковлевна осмотрела несколько досок, прибитых справа от входа, и указала на две из них.
— Опись вот тут, за этими досками.
Генерал, вооружившись ржавым топором, со скрежетом отодрал их от перекладины. Нащупал нишу и достал плоский клеенчатый пакет. Он хотел было продолжить поиск, но Мария Яковлевна остановила его.
— Там больше ничего нет.
— А архивы? — громко спросил он, весь словно охваченный лихорадкой. Вопрос был задан таким тоном, что Чокаевой подумалось, скажи она в это время слово «здесь», генерал непременно нанес бы ей удар топором по голове. Лишний человек, знающий содержание архивов, абсолютно никому не нужен. И забывать об этом не стоило.
— Они не здесь, — поспешила ответить Мария Яковлевна, — архивы в другом месте.
Генерал порылся в нише и, убедившись, что там действительно ничего нет, двинулся к выходу.
Когда они вернулись в дом, генерал разрезал охотничьим ножом пакет, быстро извлек из него бумаги, уселся на стул и страницу за страницей стал листать опись.
В ящике под номером один Мустафа собрал журналы и статьи.
С четвертой по четырнадцатую страницу перечислялось содержимое ящика номер два — «Материалы Ташкентского и Кокандского съездов». «Об этом давно известно всему свету. В том числе и нам, и русским, и англичанам. Не зря же в Коканде сидел наш человек, а в Кашгаре торчал английский разведчик Эссертон, прикрываясь своим консульским званием. С этим разберемся несколько позже».
Генерал перешел к страницам описи, касающимся ящика номер три, — «Разная переписка». Это было именно то, что он искал.
— Очень хорошо, — потирая руки, сказал генерал. Особенно его интересовали загадочные отношения Чокаева с миллионером Мусабаевым, поддерживающим связи с Уинстоном Черчилем.
С огромным интересом генерал Мадер стал просматривать опись содержимого ящика № 5. Речь шла об агентуре Чокаева. «Кадры» — вот ради чего он проделал этот трудный и опасный путь.
Было совсем темно, но генерал, напрягая зрение, все еще возился с описью.
В палисаднике вдруг послышались чьи-то шаги.
— Кто это? — воскликнула Мария Яковлевна и с испугом отпрянула от окна.
— Не пугайтесь. Это мой адъютант.
— Асан? — вырвалось из груди Чокаевой. «Боже! Смерть пришла за мной!» Она слышала от мужа, что на своем веку Асан погубил много человеческих душ. Мустафа называл Асана личным палачом при Майере Мадере. Внутри у Марии Яковлевны что-то оборвалось. Но она еще пыталась бороться со страхом. Генерал — друг семьи. Потом он так щедро наградил ее, вручив сто тысяч франков и ожерелье. Нет, нет. Все обойдется, успокаивала себя Чокаева. Но как Асан оказался здесь? Генерал, казалось, был один. Видимо, все время адъютант шел за ними по пятам. Боже, спаси и сохрани!
— Пойдемте, барон, я покажу вам, где спрятаны архивы.
— Надо позвать Асана. Я один не справлюсь.
Чокаева пошла к выходу. Как только она вышла на веранду, генерал взглянул на Асана и легким движением руки начертил в воздухе крест. Асан кивнул.
С крыльца все трое по аллее двинулись в глубь ночного сада. Асан шел последним, вооружившись лопатой и заступом с короткой рукояткой. Было темно. Ноги скользили по мокрой траве. Наконец Чокаева остановилась. Генерал достал зажигалку.
Взметнувшийся голубой огонек осветил три человеческие фигуры.
— Посветите сюда, — попросила Чокаева и рукой указала на стену перед собой.
Генерал подошел к ней.
— Это вот тут, — она указала на черную полосу, проведенную чьей-то нетвердой рукой. Надо копать у стены под этой чертой.
— А за этой стеной кто-нибудь живет? — спросил генерал Мадер, когда первые комья земли упали к его ногам.
— Булочник.
Мария Яковлевна понимала, что такой вопрос был задан неспроста. Но у нее не было сил сопротивляться. Она покорилась судьбе.
Через несколько минут Асан расчистил землю на крышке ящика, с трудом вытащил его и положил у ног генерала. Генерал стал искать на нем номер. Он искал ящик с номером пять или три. Но на этом ящике была прибита наполовину проржавевшая металлическая восьмерка. Тем временем Асан извлек из ямы ящик с номером семь.
Генерал посветил в яму.
— Копай быстрей!
И только следующий оказался с цифрой пять. Наконец они достали и ящик с номером три.
— Вот эти два мы заберем, а остальные опустим в яму.
Асан исполнил его приказ и снова взявшись за лопату, спросил:
— Закапывать?
Но генерал медлил. Потом вздохнул и вяло махнул рукой:
— Кончай!
Асан выхватил из-за голенища андижанский нож и с силой нанес удар в спину вдове президента.
— Бог покарал меня… — тихо произнесла она и рухнула на землю.
Асан ногой столкнул ее вниз и стал закапывать.
— Остановись, болван! Ожерелье на ней, — уже спокойней сказал генерал. Асан нагнулся над ямой. В этот момент из-за туч вышла луна и осветила запущенный сад. Генерал поежился.