ПОСЛЕДНЯЯ АКЦИЯ

Загородная вилла генерала Мадера стояла в глубине леса, на некотором расстоянии от магистрали Берлин — Любек.

Генерал в помятом мундире сидел на диване. Он не раздевался со вчерашнего вечера. Плохо спал ночь.

Запах горящего леса заполнил все комнаты, хотя Мадер не открывал окон. Першило в горле. Он время от времени кашлял, проклиная все на свете, пощадив только разведку.

Все утро генерал возился с огромным чемоданом из желтой кожи. Рядом, уже упакованный, стоял черный чемодан. С этой необременительной поклажей он никогда не расставался, даже в минуты роковых потрясений. Только один человек, кроме генерала, знал, что находится в этих увесистых чемоданах, — Асан. И не просто знал, но в большинстве случаев сам участвовал в приобретении их содержимого, как, впрочем, и многих вещей, украшавших комнаты генеральской виллы.

Закончив упаковку, Мадер тяжело дыша и отдуваясь, оттащил оба чемодана к двери и поставил их за портьерой. Отдышавшись и утешив себя мыслью, что все наконец-то упаковано, генерал стал прохаживаться по комнате. Он думал о причинах катастрофы, о том, почему медлят с переговорами о мире с западными державами. Его размышления прервал телефонный звонок. Он поспешно снял трубку.

— Генерал Майер Мадер слушает! Кто? Говорите громче, — раздраженно крикнул он в трубку. Но вдруг осекся, обмяк. Прошу прощения! Не ожидал. Связь с Берлином давно прервана. Не из Берлина? Да… Я едва слышу вас… — утомленное, бледное лицо генерала как-то сразу побагровело. С ним говорил бригадефюрер СС Шелленберг. Время от времени Мадер утвердительно кивал, словно разговор шел с глазу на глаз. Но вот его плотная, высокая, несколько сутуловатая фигура выпрямилась, свободная левая рука машинально опустилась вниз, в серых, холодных глазах появилось беспокойство, даже страх.

— Слушаюсь! Выезжаю немедленно, бригадефюрер! Во Фленсбург? — переспросил генерал. Получив ответ, осторожно положил трубку на рычаг. Достал платок. — Фу! — вытер вспотевший лоб. Но глаза его все еще тревожно блуждали по комнате.

Мадер находился в растерянности. Он не помнил случая, чтобы бригадефюрер СС Шелленберг сам звонил ему. Чего больше в этом звонке — добра или зла? Вряд ли можно дать на этот вопрос однозначный ответ. Положение на фронтах катастрофическое. Гитлер решил отвести свои войска на юг, покинуть Берлин и вместе с членами правительства поселиться в лесах Тюрингии.

Мадер знал, что Гиммлер, принявший на себя командование армией резерва, передал Кальтенбруннеру все свои полномочия рейхсфюрера СС. Кальтенбруннер тут же издал приказ о переброске в труднодоступные районы Тироля и Штайера эсэсовских частей.

Почему его, генерала Майера Мадера, Шелленберг вызывает не на юг, а на север? В мозгу шевельнулась дерзкая мысль — не хотят ли сделать из него северного Кальтенбруннера. Силы еще есть… Не нынче, так завтра может свершиться чудо атомное оружие нанесет смертельный удар по врагу.

Минуту он был полон прекраснейших иллюзий, представляя себя на вершине Олимпа. Грохот очередной серии разорвавшихся бомб, донесшийся из-за окутанного дымом леса, вернул его к реальности. Он позвал Асана.

— Живо, машину!

Как только за Асаном захлопнулась дверь, генерал кинулся к сейфу. Он достал папки с документами и поспешно сложил их в объемистый портфель. Затем из сейфа вынул шкатулку и несколько футляров с драгоценностями. В одном из них находилось египетское ожерелье. «Только на Востоке умеют создавать такую красоту!» — подумал в который раз, разглядывая ожерелье. Сквозь узкое готическое окно в комнату проникали лучи апрельского солнца, и голубые камни, будто обрадовавшись, заиграли, заискрились огнями. Генерал вспомнил события, происшедшие на даче вдовы Чокаева. Что-то похожее на сожаление шевельнулось в его душе.

В чемоданах были изделия из золота, драгоценных камней, жемчуга, все, что различными путями добыто в частных домах, музеях, храмах и монастырях.

Генерал не имел своей семьи. Сестра погибла в Дрездене во время бомбежки. Когда-то у него была жена, но они давно в разводе. Есть, правда, племянник, Ольцша, но Мадер скорее бы ушел в монастырь, чем доверил ему такое богатства.

Вошел Асан. Генерал быстро сунул ожерелье в карман кителя.

Через несколько минут генерал Майер Мадер уже ехал во Фленсбург по дороге, забитой войсками.

Пошел мелкий дождь. От моросящих капель и дыма небо было особенно хмуро и мрачно. Генерал углубился в свои мысли. Его угнетала предстоящая встреча с Шелленбергом. Генерал, привыкший за свои шестьдесят два года ко всяким неожиданностям, не был уверен, что его неблаговидные дела в туркестанском военном вопросе и особенно растрата отпущенных на эти цели денежных средств, сойдут ему с рук. Особенно сейчас, когда все катастрофически рушится и все ищут козла отпущения.

На секунду он даже подумал о самоубийстве. Но вспомнил о бриллиантах. Нет! Он не может все это бросить…

В приемной адъютант Шелленберга обергруппенфюрер СС Фелькерзам предупредил генерала:

— Шелленберг возмущен! Где вы пропадали, генерал?

— Пробки на дорогах, — генерал пожал плечами. — Я могу пройти? — Он указал рукой на дверь.

— Бригадефюрер разговаривает по рации с Мюллером. Я доложу о вас, генерал.

«Разговаривает с шефом гестапо Мюллером…» — с тревогой подумал генерал.

Зазвонил телефон. Барон Фелькерзам снял трубку.

— Есть! — Внятно и громко произнес Фелькерзам и, положив телефонную трубку на рычаг, пригласил:

— Заходите, генерал!

Высоко держа голову, генерал Мадер вошел в кабинет. По предложению Шелленберга сел в кресло у стола и приготовился отбиваться до конца, если Шелленберг затронет туркестанский вопрос.

— Как дела, генерал? — спросил Шелленберг.

— Если вас интересует Великий Туркестан…

— О чем это вы, генерал? — перебил его Шелленберг. — Дался вам этот Туркестан. Комитеты, легионы! Черт возьми, вы словно не видите, что происходит вокруг. Комедия окончена, генерал! Мы вытащили на свет Власова, Бандеру, Чокаева и кого еще там? Вытащили, когда нам это было в какой-то мере необходимо. Необходимость в этом давным-давно прошла. Еще со времен Сталинграда, если не раньше, с нашего первого поражения под Москвой. Стоит ли о них вести речь! Комедианты хотят власти, славы, титулов. Добывать эту власть для них должны немецкие солдаты своей кровью. А перебежчики будут делать умильные глазки, считать нас простофилями и, как бульварные проститутки, ждать подарков, не побрякушками, даже не золотом, а целыми государствами. Нет, генерал!

«Слава богу, пронесло! — подумал Майер Мадер. — Шелленбергу сейчас не до туркестанского полка СС».

— Генерал, что вы намереваетесь предпринять в сложившейся ситуации?

Мадер не стал долго раздумывать и начал выкладывать свой давно выношенный план переброски за линию фронта, в глубокий тыл к русским нескольких диверсионных групп. Они должны проникнуть на Урал, и вывести из строя крупные промышленные предприятия России. Для этой цели генерал Майер Мадер мог бы выделить своих людей.

— Ослабление военно-промышленного потенциала России даже в конце войны усилило бы позиции Запада, — продолжил генерал. — Американцы и русские непременно столкнутся между собой. Поможем Западу, не большевикам же оставлять Европу, — Мадер окончил свой доклад и ждал реакции Шелленберга.

Шелленберг поморщился.

— Это все?

— На данном этапе это все, что в моих силах, бригадефюрер!

— Н-да! В связи с этим мне сейчас на память пришли две директивы фюрера. Его приказ от 21 августа 1941 года, в котором главной задачей считалось не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных районов Донбасса и лишение русских возможности получать нефть с Кавказа. И директиву № 41 от 5 апреля 1942 года, в которой предусматривалось отторгнуть от Советского Союза промышленные и сельскохозяйственные районы и получить для Германии дополнительные экономические ресурсы. В первую очередь кавказскую нефть. В сентябре сорок второго года наши войска были у Сталинграда, к ноябрю мы захватили территорию в один миллион восемьсот тысяч квадратных километров… Но это не помогло нам победить Россию! К тому же русские встретились с американцами на Эльбе.

— Когда? — вырвалось у генерала.

— 25 апреля, у Торгау. К сожалению, стычки не произошло, несмотря на смерть Рузвельта, на которую мы так рассчитывали.

— Жаль.

— Вы предлагаете совершить диверсию на Урале, а Кальтенбруннер как раз сейчас приказал Мюллеру[11] и Полю[12] осуществить акцию, не уступающую по замыслу вашей, — сказал Шелленберг, вставая со стула.

Генерал удивленно поднял глаза. Шелленберг ответил ему долгим, загадочным взглядом. Потом, после некоторого молчания, сказал с привычной для него суровостью:

— Но Мюллер просил меня помочь ему в одном деле. Я обещал и вызвал вас, как человека с богатым опытом в таких вопросах.

— Я должен идти к начальнику четвертого управления? — с волнением в голосе спросил генерал. «Не ловушка ли?» — пронеслось в его голове.

— Приказ Кальтенбруннера пусть исполняют Мюллер и Поль, а вашу задачу объясню я сам. Решено всех пленных Заксенхаузена погрузить на баржи и через систему каналов на Шпрее отправить в Балтику или Северное море. И там утопить. Но сделать это надо руками англичан. Англичане получат дезинформацию о том, что мы перевозим, и их морская авиация потопит эти посудины.

— Но, как мне известно, в Заксенхаузене около пятидесяти тысяч пленных?

— Приказано всех.

— Внушительная цифра.

— Каждому свое. Вы помните, в какой ярости был Гитлер, когда узнал, что Бухенвальд и Верген-Бальзен не успели полностью эвакуировать. Кое-кто за это поплатился головой. Нам надо это сделать так, чтобы никто не помешал эвакуации.

— Я уже понимаю свою роль в этом деле. Надо передать дезу англичанам. Вы это хотели сказать, бригадефюрер?

— Вы правильно поняли, генерал. За вами дезинформация. У вас есть для этого люди. А чтобы все обошлось без эксцессов и чтобы пленные не заподозрили подвоха, внедрите к ним провокаторов. Подберите толковых.

— Срок исполнения?

— Если вы сможете что-нибудь сделать сегодня, прошу вас не откладывать. Об исполнении доложите мне лично не позднее завтрашнего утра. Если меня не окажется на месте, я сейчас очень часто в разъездах, прошу дождаться меня либо здесь, либо в Любеке. Вы мне будете нужны.

— Срочно в Шверин, — усевшись в машину, приказал генерал. Выполняя поручение Шелленберга, он в первую очередь решил навестить Феми Мурада. Будучи по специальности врачом, тот большую часть времени занимался иными делами. По рекомендации генерала он работал преподавателем в Дрезденской школе и снабжал своего шефа необходимой информацией. После того, как школа была разрушена, Феми Мурад остался не у дел. Но это не обескуражило его. Он продолжал свою службу в СД и получал за это солидный оклад. Сейчас по заданию генерала он жил в Шверине на конспиративной квартире.

Феми Мурада генерал решил направить в Заксенхаузен. «Да, он поедет тайным пропагандистом. Такой сумеет внушить людям мысль о том, что попавший на корабль или баржу — кандидат в счастливчики, «без пяти минут свободный человек». Феми Мурад годился бы и для засылки к англичанам с дезинформацией, но генерал не хотел отпускать его от себя так далеко. Значит, нужен такой же надежный человек, как и Мурад, не вызывающий ни малейших сомнений. Он вспомнил своего племянника доктора Ольцшу, его питомцев из школы мулл и института «АТ».

«Пожалуй, лейтенант Орозов сделает то, что нам надо. Если племянничек не снарядил его с другим заданием, то, думаю, уступит мне Орозова, тем более что я сошлюсь на приказ Шелленберга. Второго можно не посылать. В крайнем случае можно будет поискать среди агентов Чокаева».

Генерал Майер Мадер, возвратившийся от бригадефюрера СС Шелленберга, не был похож на генерала Майера Мадера, ехавшего «исповедоваться» в своих грехах. Тогда он напоминал механизм, у которого кончался завод. Сейчас этот старый механический робот завели снова.

Только поздней ночью Мадер добрался до виллы. Осветив фонариком комнату, он подошел к письменному столу, на котором стоял канделябр, зажег свечи. Разделся, отстегнул ремень с кобурой и небрежно швырнул на диван. В душе он осуждал себя за мимолетную слабость. Теперь генерал не собирался пускать себе пулю в лоб. Он еще поможет Рейху. Он унесет с собой жизни десятков тысяч вражеских солдат. Это не беда, что не на поле боя. Ему наплевать, что они безоружные, что уничтожать военнопленных бесчеловечно. Он будет их уничтожать, за все его собственные неудачи, за поражение Рейха. Они будут уничтожены, к этому призвал рейхсфюрер! Генерал расхаживал по комнате и от возбуждения напевал себе под нос арию Мефистофеля.

Примерно через час в комнату вошел Феми Мурад.

— Прибыл по вашему приказу, генерал.

— Прекрасно. Вам предстоит серьезная работа. Кальтенбруннер приказал всех военнопленных Заксенхаузена отправить на дно морское. Их уже готовят в эвакуации. Вы попадете туда под видом пленного. Ваша задача — не допустить паники. В срочном порядке вы должны создать в лагере агентуру, которая станет работать на вас. Там уже есть люди Власова. Выезжать надо сейчас же. До главной магистрали вас подбросит мой шофер.

Едва Феми Мурад покинул комнату, Мадер снял трубку телефона и стал звонить доктору Ольцше. Он крутил телефонный диск около четверти часа, но так и не дозвонился. Позвонил в Вишток. Жена Ольцши ответила, что ничего не знает о докторе со вчерашнего утра.

— Я ничего не могу понять. Звонил Келлингер и тоже спрашивал меня, не знаю ли я, где мой муж?

— Что за дьявольщина. Келлингер работает вместе с Рейнером почти круглые сутки и спрашивает. Ну хорошо. Я все узнаю.

Он стал звонить Келлингеру.

— Здравствуй, старина! Кто бы мог подумать… Да… Да… Всем ли удалось выехать? Рейнер, Ольцша?.. А что с ним? Не телефонный разговор? Хорошо. Приезжай.

Келлингер не заставил долго ждать. Генерал встретил его вопросом:

— Где Рейнер?

— Мне бы и самому интересно знать.

— Не понимаю. Что произошло?

— Странное дело. Все было подготовлено к эвакуации. Часть машин с нашим имуществом мы уже отправили в Вишток. Доктор Ольцша обязал нас оставаться на своих местах до его команды. Наш отъезд предполагался в двенадцать ноль-ноль, но ни в двенадцать, ни в тринадцать часов его не было в управлении. Как в воду канул. Утром его видели в автомобиле у ворот вместе с доктором Шломсом, его порученцем Орозовым и еще каким-то неизвестным солдатом. Солдата этого провел в управление Орозов. Я обнаружил сейф Ольцши пустым и арестовал лейтенанта Орозова.

— Что он говорит?

— То же, что мне известно и без его слов. Он подтвердил, что вместе с доктором Ольцшей был в машине. — И Келлингер рассказал все подробности допроса.

— Похоже, что Рейнер бежал, — недоумевал генерал.

— Исчезла картотека с агентами и ряд других совершенно секретных бумаг.

— Невероятно, этого не может быть!

— Но факт! Он отсутствует вторые сутки.

— Да, а вдруг у него действительно был проводник до самого дядюшки Сэма.

— Я боюсь другого, не попал ли Ольцша к Ивану. И не помог ли ему в этом лейтенант Орозов.

— Что, Орозов привел русского проводника? Это исключено. Я хорошо знаю Рейнера. Он никогда не пойдет на сговор с большевиками. Никогда! Он ненавидит их так же, как и я. Но мы еще им покажем. Мы будем их уничтожать! Мне поручено большое дело… — И генерал подробно рассказал своему старому другу о приказе Кальтенбруннера и о поручении Шелленберга.

— Вот так, старина Келлингер, мы будем их истреблять пока можем.

Вошел Асан. Принес бутылку вина и две рюмки, наполнил их и молча удалился.

Как ни отказывался Келлингер от вина, ссылаясь на печень, генерал заставил его выпить несколько рюмок.

— Да, солдат, которого к Ольцше привел Орозов, никто иной как американский агент, — сказал Мадер, с каждой рюмкой все больше укрепляясь в этой мысли. — С ним Рейнер давным-давно установил личный контакт. Орозов тут ни при чем.

— Может быть… Может быть… Но я Орозову не доверяю. Интуитивно я чувствую, что он нас перехитрил.

— Не преувеличивайте его способности. Хотя я сам рекомендовал в свое время племяннику взять его к себе на работу. Я и сейчас ценю в нем смекалку. Он не глуп и не один год ревностно служил нам. Прошу прощения, мой друг, но мне кажется, Орозов мог бы нам помочь.

— Хорошо, утром Орозов будет у вас.

— Возможно, мы теперь не скоро увидимся, Келлингер. На всякий случай я хотел бы узнать ваши планы на будущее.

— Мой план — это исполнение инструкции Гиммлера о преобразовании органов и кадров СС на случай поражения и оккупации Германии.

Предвидя крах фашистской Германии, Гиммлер разработал план, по которому на первой стадии предписывалось обосноваться в качестве обычного «гражданина»: обеспечить учет всего офицерского состава в округах и наладить связь в рамках традиционных «землячеств». На второй стадии, примерно через четыре года, обеспечить учет унтер-офицерского и рядового состава в округах и установить контакты с политическими кругами, начать создание военных формирований под видом разного рода «союзов», клубов. Генерал Майер Мадер не знал, что еще потребует от него Шелленберг, но пока не собирался бежать из Германии. «Тут хватит работы», — думал он, прощаясь с Келлингером.

— Насчет Орозова не забудьте.

— Все будет, как я сказал, генерал. Но я придерживаюсь такого принципа: попал под подозрение — должен быть повешен.


Орозов не спал всю ночь. Под утро завыли сирены, предупреждая о воздушном налете. Послышался гул. С каждой минутой он усиливался. Залаяли зенитки. Яркое пламя осветило потолок и стены подвала. Совсем рядом раздался оглушительный грохот. В окно ворвался удушливый дым.

Наверху раздались крики и топот кованых сапог, в замке загремел ключ.

«Это конец!»

Дверь открылась.

— Орозов, выходи! Живо!

Ахмат встал и медленно двинулся к выходу.

— Благодари Аллаха и генерала Мадера за то, что тебя не повесили, — сказал Келлингер, как только Ахмата ввели в его кабинет.

Орозов в последние месяцы не раз встречался с генералом в Главном управлении имперской безопасности. Ахмат знал, почему генерала отстранили от командования полком СС и перевели в управление. Причиной было восстание туркестанцев и растрата денег, отпущенных на формирование туркестанского полка СС.

Орозова привезли в «опеле» на виллу генерала Майера Мадера. Дверь Орозову открыл толстяк Асан, с мешками под глазами. Он взглядом приказал Орозову остаться у порога и исчез за противоположной дверью. В темном коридоре стояла влажная духота, пахло дымом. На вешалке висели генеральская шинель и дамское пальто. В углу в корзине валялись пустые бутылки из-под вина, консервные банки, засаленная бумага.

Проходя по коридору Орозов сквозь приоткрытую дверь увидел лежащую на широкой кровати молодую женщину. Услышав шаги, она подняла голову и прикрыла руками обнаженную грудь. Ахмат узнал ее. Это была Гайнтель.

Входя в кабинет генерала, подумал: «Любовница Ольцши уже здесь. Ну и дела».

Генерал сидел за столом, заваленном бумагами. Перебирая их, некоторые сжигал в камине.

— А, дружище! — воскликнул он. — Давно тебя не видел. — Он предложил Орозову сесть в кресло у стола.

Усаживаясь, Ахмат сморщился от приступа боли в желудке.

— Что с вами, лейтенант? — обеспокоенно спросил генерал. — Они вас били? Вы нездоровы?

— Нет. Они не били. Но разве справедливо сажать за решетку тех, кто верен фюреру до конца…

Мадер перебил его:

— Это еще не конец. Мы еще им покажем. Ходят слухи, что положение на нашем фронте улучшится. Девятая армия подойдет к Берлину и вместе с двенадцатой армией Венка нанесет сокрушительный удар с юга. С севера на русских навалятся войска Штейнера. Это принесет нам победу. — Мадер и сам не верил в то, что говорил, но считал своим долгом вселить в Орозова веру в успех.

Генерал стал знакомить Орозова с планом предстоящей операции по уничтожению военнопленных из лагеря Заксенхаузена.

— А теперь скажи мне, где ты потерял Рейнера Ольцшу?

— Я не мог открыто об этом сказать майору Келлингеру. Но с вами-то я могу быть откровенным.

— Безусловно!

— Доктор Ольцша, по-моему, предложил свои услуги американцам.

— Что я говорил Келлингеру! — генерал задумался. — Этот старый осел с высохшими мозгами был несправедлив с тобой, сын мой. Как только я узнал о твоем аресте, тут же приказал доставить тебя ко мне. — Он еще помолчал некоторое время, подумав: «Стало модным уходить либо на тот свет с простреленным виском, либо к американцам. Никто не хочет в лапы красных. Значит, и доктор Шломс? Если подобное сотворил мой племянник, то чего ждать от этого слюнтяя, который и способен только на предательство».

Генерал отодвинул от себя все еще не разобранные бумаги, встал из-за стола и, раскрыв дверь, крикнул:

— Асан! Сложи бумаги в чемодан с архивом Мустафы.

В кабинет молча вошел Асан, собрал со стола папки, достал из-за портьеры черный чемодан и аккуратно уложил в него бумаги.

Беседуя с генералом, Орозов, казалось, не обращал внимания на то, чем занят Асан, но все его внимание после слов генерала об архиве было сосредоточено на черном чемодане.

«Черт возьми, вот у кого архив Чокаева». Орозов лихорадочно соображал… Стоит выхватить пистолет… Но кроме генерала и Асана тут еще была Иланка Гайнтель! Услышав выстрелы, она успеет выскочить на улицу, а там шофер генерала. Рядом какие-то дачи. Нет, сейчас нельзя допустить ни малейшей ошибки, ведь в его руках ключ к спасению пятидесяти тысяч жизней. Только одно это запрещает ему рисковать собой. Сдержав себя от опасного шага, Орозов подумал об исчезновении Марии Яковлевны. «Как могли попасть эти бумаги в руки Мадера? Значит, они убили ее?! Да, да, убили». Ахмат почти не слушал генерала, который высокопарно говорил и говорил.

— Мы выбрали себе опасную профессию. Теперь пришло время доказать, чего стоят рыцари разведки. Выпьем за твой успех! — Генерал наполнил рюмки. Они чокнулись и каждый выпил за свой успех.

«Пятьдесят тысяч военнопленных отправить на дно! Они осатанели!» Теперь им владела только одна мысль: как обо всем этом сообщить в «Центр».

Скрипнула дверь. В комнату, шлепая комнатными туфлями, вошла Иланка Гайнтель. Ее пальцы были унизаны перстнями, на шее красовалось египетское ожерелье.

Генерал посмотрел на часы.

— О — о! Друзья, мне пора. Меня ждет бригадефюрер. Я вполне удовлетворен, что именно вы, лейтенант Орозов, будете выполнять его задание. Сегодня я лично доложу о вас. К англичанам вы идете так же, как Рейнер к американцам, не с пустыми руками. У вас в багаже «чудо-оружие», — с сарказмом произнес генерал. — Пусть вам поверят.

Генерал снял телефонную трубку.

— Проклятье! Связь прервана! — он с раздражением бросил трубку и, дружески положив руку на плечо Орозова, сказал:

— Берегите себя, лейтенант. Такие разведчики, как вы, нам еще будут нужны. Желаю удачи!

— Разрешите приступить к выполнению задания, герр генерал?

— С богом!

Орозов щелкнул каблуками и вскинул руку:

— Хайль Гитлер! — Потом резко повернулся и вышел.

Загрузка...