Причесывая жирафу

Глава 8

Барнаби, король цирка, еще не вернулся, что избавило его достойную супругу от тяжелых объяснений по поводу ее потрепанного вида. Я оставил даму моей мечты в мрачном раздумье и увлек Мугуэт к своему фургону, чтобы упрочить свое прощение.

Перед тем как переступить порог, мисс Каприза начала кривляться, говоря, что у нее к этому не лежит сердце и тому подобное.

Я ей ответил, что это совершенно не имеет значения, хочется ли ей или нет, лежит ли у нее к этому сердце или нет: важно все остальное, кроме сердца. А так как остальное у нее было, то она согласилась войти.

Я закрыл дверь и собрался зажечь торшер, но моя кокетка остановила меня.

– Нет, darling, – пропела она по-рязански, – пусть останется благоприятная темнота, чтобы наши дрожащие тела могли без ограничения сливаться.

Она была права. Люблю девушек, говорящих ясно.

Я провел ее к дивану и уложил ее на него. Там я и любил ее.

Зная, какие вы все испорченные, я не сомневаюсь, что вы ожидаете самых детальных описаний наших сношений. Если бы я не удержался от этого, вы бы кончили тем, что стали бы находить удовольствие в самих моих рассказах. Поэтому я не буду показывать всю порнографию в цвете. Иначе о чем потом мечтать? Когда имеешь, как это бывает и с остальными, под носом лакомый кусочек, долго не размышляешь.

Постойте, но, если даже я вам скажу, что сделал ей «болгарский водоворот», вы не поймете, в чем дело, согласны? И тем не менее, я ей сделал «болгарский водоворот», и также «сигару Фиделя», и затем «турецкий волчок», затем «противоатомное убежище», не забывая также и множество других вещей. Она была довольна. Она мне это говорила, она мне это прокричала, она мне это вопила, она меня уверяла в этом, она мне это доказывала, она мне это повторяла по-английски, по-немецки, по-шведски, жестикулируя между движениями. Словом, замечательная партнерша!

Воспитание слонов воспитывает женщину! В этом я не ошибаюсь.

Когда я покинул мадемуазель, ноги ее были в форме восьмерки, глаза в форме ноля, а тело в форме лебедя.

Как умирающий Гете, она потребовала света, и получила его. Шатаясь, она отправилась в ванную, чтобы подмазать губы черным, а глаза красным. Тут я заметил на полу странный предмет: это были штаны. Я с удивлением смотрел на них, так как они не принадлежали ни мне, ни Беру и были истерзаны в лохмотья.

Я задавал себе вопрос, кто бы мог быть этот господин, одевавший таким образом брюки, когда он вышел из-под дивана, на котором мы с Мугуэт баловались.

Человек, о котором я вам говорю, – это мой знакомый коллега Ферна-Брасса, потерявший всю свою элегантность и добрую часть своего достоинства. Он был почти голый, в лохмотьях и весь исцарапанный. Его галстук болтался за спиной, волосы были взъерошены, нос порезан, губы растрескались, трусы порвались, одно ухо оборвано, половину пиджака он держал в окровавленных руках.

Я ошеломленно смотрел на него.

– Вы тут что-то ищете или просто ожидаете автобуса? – спросил я его.

Он плюнул.

– Где он?

– Кто «он», мой дорогой?

– Тигр! Я обследовал тут, у вас, и огромный тигр бросился на меня… я…

Он упал в обморок при воспоминании о той титанической битве, которую выдержал.

Я привел его в чувство, введя в него некоторое количество виски. Потом я вышел и позвал парня из конюшни.

– Вызови санитарную карету и быстро! – сказал я.

Парень положил охапку сена, которую нес, и ушел.

Ферна-Брасса щелкал зубами.

– Он хотел меня сожрать, – захлебывался в слезах мой коллега. – Но счастье, что мне удалось залезть под диван. Где она, эта мерзкая тварь?

– Ее найдут, коллега, и заставят дорого заплатить за такие штучки. Да, лишать штанов офицера полиции при исполнении им служебных обязанностей! Это позор!

Я подмигнул ему.

– Во всяком случае, вы теперь можете быть спокойны, вы будете в безопасности, пока другие будут проводить это запутанное следствие.

Мои слова пролили немного бальзама на его раны.

– Это ведь правда, – просопел он.

– Что это была за мысль проводить у меня обыск? Значит, вы не доверяете своему другу Сан-Антонио?

– Вы столько вещей скрывали от меня!

– А в других фургонах вы что-нибудь нашли?

– Ничего!

Подъехала санитарная машина, и я попрощался с Ферна-Брасса. Теперь у меня было совершенно свободное поле деятельности.

Но теперь я не мог рассчитывать на сотрудничество итальянской полиции.

Как только мой знаменитый коллега был увезен, я отправился в ванную комнату, посмотреть, что там делается.

Я обнаружил довольно удивительное зрелище. Просто захватывающее дух.

Представьте себе мисс Мугуэт, облокотившуюся об умывальник, с лицом, спрятанным в руках. Тигр – большой тигр Толстяка – стоял позади нее, положив передние лапы ей на плечи, и с умилением лизал ей затылок, а мисс Мугуэт ворковала замирающим голосом:

– Нет, дорогой! Нет, хватит, это слишком! Но ведь ты ненасытен!

– Даю слово, кончится тем, что я начну ревновать! – сказал я.

Она выпрямилась, подскочила, увидев тигра, все поняла, стала кричать, прижимая руку ко лбу, закатила глаза и лишилась чувств.

Что же, женщина есть женщина, парни. Она отлично укрощает толстокожих, но, как и любой, при виде тигра лишается чувств. Из-за какого-то несчастного тигра!

Я сказал Медору, чтобы он оставался спокойным, так как эта дама, которая может быть настоящей львицей, обязанности тигрицы выполнять не сможет.

После этого я освежил лицо мисс Мугуэт нашатырным спиртом, что быстро привело ее в себя. Она ушла, несколько окрепшая, как раз в тот момент, когда входил Беру.

Вы заметили, как прекрасно распланированы приходы и уходы в моем фургоне? Можно подумать, что находишься в пьесе Лабиша…

Толстяк в игривом настроении показал мне пакет с тортом, который он держал в руке.

– Это для Медора, – пояснил он. – Ведь сегодня же воскресенье!

Он пошел угощать своего херувима, а вернувшись, объявил:

– Миссия выполнена, комиссар. Я смог проследить Барнаби до самого конца. Он отправился на маленькую улочку очень близко от вокзала. Эта улочка – я запомнил ее название – улица Ниа Дюк. Патрон остановился перед номером двенадцать. Он позвонил у одной из дверей, и двое парней, которые, видимо, его ждали, вышли.

Они втроем опорожнили от товара багажник. Потом все трое вошли в дом и пробыли там часа два. Потом вышел один Барнаби и с очень довольным видом сел в свой «кадиллак», чтобы вернуться домой. Теперь все известно, и мы можем отправиться на прогулку?

– Одну секунду, Толстяк. На что был похож товар, о котором идет речь?

Он сделал гримасу.

– Я не мог рассмотреть. Босс поступил очень хитро: он положил товар в футляры от музыкальных инструментов. Можно было подумать, что он разгружает оркестр, понимаешь? Это было похоже на флейты, на саксофоны и прочие инструменты!

Я медленно продумал это соображение, что было довольно-таки трудно. Было слишком рано, чтобы наносить ночной визит людям, которых не знаешь. Это нужно будет проделать немного позже.

Когда мы приготовились к выходу, появился Барнаби с губами, растянутыми в улыбку.

– Спасибо, сынок, – сказал он мне, – вот, возьми, чтобы немного развлечься.

Он сунул мне в руку билет итальянского банка. Я посмотрел на него: это был билет в пятьсот лир. Немного скуповат этот босс.

Для него рисковали честью и достоинством, а он предлагает сумму, которую другой постеснялся бы дать портье в отеле! Полное отсутствие воспитания!

– Я не знаю, как вас благодарить, патрон, – проскулил я. – Это слишком! Это слишком много! Как мне выразить вам свою благодарность? Я просто онемел! Ваше великодушие сжимает мне горло. Я не проживу достаточно долго, чтобы отблагодарить вас за все.

Он похлопал меня по плечу.

– Ну, ну, это ничего, сынок, ты заслужил это.

– Я куплю себе карамельки, – сказал я, – медовые. Я, как муха, люблю мед и… Вот почему вы должны позволить мне поцеловать вас!

Прежде чем он успел опомниться, я налепил два поцелуя на его щеки. Он быстро отступил, и в этот момент Медор Толстяка издал мяуканье, которое заставило затрястись фургон.

Встревоженный Барнаби бросился ко мне.

– Что такое я услышал? – спросил он. – Это похоже на рев тигра?

– Нет, – отрезал Беру, – это сделал я своим животом. Это со мной случается, когда Кристофор Колумб сталкивается с другими предметами.

Удовлетворенный таким медико-фантастическим объяснением, Барнаби отправился к своей толстушке, а мы с Беру тоже отправились в путь.