Причуды Артура

ГЛАВА VIII БЫЛЫЕ ВОЗЛЮБЛЕННЫЕ

Лапочка привык к новым звукам и скорбел по привычным мелодиям, которые теперь перекрывал шум: отныне до него не доходили звуковые волны ни солнца, ни камней, ни чего-либо еще, к чему он прикасался или на что смотрел. Он сел на школьную скамью и, как все, ждал прихода преподавателя. Наконец, тот появился в изношенном сером пальто и берете, у него был искусанный пчелами толстый нос, а в руках футляр со скрипкой. Он написал на доске свою фамилию, это была корсиканская фамилия, похожая на название марки макарон, но никто не посмел засмеяться, был только первый день занятий. Преподаватель так и сказал:

— Вы не решаетесь засмеяться, поскольку сегодня первый день занятий, но через неделю вы будете шутить над моим именем у меня за спиной и прямо в лицо, пока что вы боитесь, вы еще не знаете, мягкий я или жестокий, но вот ты, да, иди сюда, поднимись к кафедре…

Вызвали Лапочку, и он поднялся к преподавателю. Месье Лючиони распахнул пальто и показал живот, он попросил стукнуть его. Лапочка не хотел, но преподаватель настаивал, чтобы ему отвесили тумаков, до тех пор, пока Лапочка не соблаговолил его легонечко пнуть. Преподаватель не был мазохистом, он всего лишь мечтал установить равноправные отношения с учениками. Лапочка был отправлен обратно на место и назван молодчиной. Потом месье Лючиони открыл футляр со скрипкой, прижал музыкальный инструмент к плечу, надавил на него подбородком и, бормоча что-то невнятное, принялся играть романс, хотя на самом деле он должен был преподавать ученикам литературу:

— Эта мелодия… напоминает мне о детстве… Я напевал ее дружкам, однако, не знаю, почему, когда я начинал ухаживать за девушкой, через пару недель ее хоронили, все они сгорали от лихорадки, тонули, не знаю, что там еще, но их чахлые тела не переносили моих объятий…

Весь класс взирал на месье Лючиони настолько ошеломленно, что он разгневался. В классе были и девочки, тем не менее, он воскликнул:

— Черт подери, вы же треплетесь друг с другом о том, что у вас между ног!

У Лапочки никогда еще не было семяизвержения, и он не понял, о чем шла речь. Встретившись с Артуром, он рассказал ему всё, и Артур в тот же вечер забрал Лапочку из школы. Он заявил:

— О таких вещам детям не говорят.

Ради великого наслаждения он мог кончиком перочинного ножа очистить и надрезать птичий анус, но в остальном оставался довольно стыдливым. Он записал Лапочку в церковную школу. Успех был не особый. Лапочка оказался весьма подкован во всех второстепенных дисциплинах — в музыке, рисовании, истории первобытного общества и, конечно же, в препарировании, но другие предметы не воспринимал. Его пороли преподаватели и дубасили товарищи, плюс ко всему Артур в конце первого полугодия прочитал в его школьном дневнике в графе общей характеристики: «лицемерный ребенок». Тогда он воскликнул:

— Ох уж мне эти заморыши!