Приди и виждь

Глава шестая

Марцелл с Криспом вышли из каюты, когда солнце уже встало, но еще не так ослепительно ярко блестело над горизонтом.

Сидевший у порога воин, с грохотом роняя прислоненный к борту щит, запоздало вскочил на ноги и лихо отсалютовал, делая вид, что не спал всю ночь. Но провести Марцелла ему не удалось.

— Пойди, глаза хоть промой! — с усмешкой посоветовал он и вдруг внимательно посмотрел на охранника: — Постой-постой… Сейчас же не твоя смена! Где твой напарник?

— Заболел… — помявшись, неохотно ответил охранник.

— Что с ним?

— Не знаю, кажется, что-то с животом…

— Наверное, пока вчера меня не было, кислое вино пили? — строго спросил Марцелл.

— Ни капли! — клятвенно приложил руки к груди воин, но, поймав на себе недоверчивый взгляд начальника, отвел глаза в сторону: — Да если бы и пили — со мной же ведь ничего!

Марцелл подумал и приказал:

— Среди пассажиров есть лекарь. Пусть осмотрит его и даст какое-нибудь снадобье. Скажи ему, я попросил!

— Есть, господин! — обрадовался нечаянной возможности размять ноги воин и тяжелыми шагами направился в сторону кормы.

— Погоди! — остановил его Марцелл. — И ты отстоял в карауле всю ночь?

— А что? — удивился воин. — Мы в боевом лагере, бывало, по трое суток не сменялись! Дело обычное…

— Когда не касается эдиктов государственной важности! — нахмурился Марцелл и окликнул: — Крисп!

— Да, отец? — рассеянно отозвался тот, ища глазами отца Нектария и своих рабов…

— У меня к тебе просьба. Точнее — боевой приказ!

— Да, отец, — видя, что Марцелл обращается к нему без улыбки, как к взрослому, сразу посерьезнел Крисп.

— Возьми его меч, щит и копье и побудь на страже нашей каюты, пока он отдохнет! — показал на воина Марцелл.

— Да, отец!

— Не да, а есть! Тебе поручается дело государственной важности!

— Есть!

— Вот так! — похвалил Марцелл, оглядывая сына с мечом в руках. — А тебе, сколько времени нужно, чтобы отдохнуть? — обращаясь к воину, спросил он. — До полудня хватит?

— Более чем! — обрадовался воин. — Бывало в походах…

— Время уже пошло! — предупредил Марцелл, и тот, оборвав себя на полуслове, заспешил к пассажирам, где подошел к одетому в греческий плащ человеку — лекарю, как догадался Крисп.

Марцелл тоже направился на корму корабля.

И Крисп остался у двери каюты один.

Море по-прежнему было гладким, ленивым. «Тень молнии» продолжала движение без парусов.

— И — ра-аз! И — ра-аз! — медленнее, чем вчера командовал гребцами келевст.

В дальнем конце корабля началось какое-то движение. Два матроса пронесли к борту тяжелый продолговатый предмет и бросили в море.

Гребцы проводили его хмурыми взглядами, а затем подняли весла и, несмотря на крики келевста, несколько мгновений не опускали в воду. Потом, как ни в чем не бывало, продолжили грести, но сидели на своих скамьях необычно злобные и подавленные. Там у них явно что-то случилось.

«А что, если они готовят бунт?..» — вдруг насторожился Крисп.

Он поднял щит, оперся на копье и, приняв, по его мнению, самую боевую позу, покосился в сторону носа судна: видят ли его с боевым оружием и щитом его рабы? К сожалению, Сувор разговаривал с дочерью, убеждая ее в чем-то. Они спорили и не обращали на него никакого внимания.

Зато Млад смотрел на него восторженными глазами.

Крисп важно — видал, какой у меня меч? — подмигнул ему и перевел взгляд на корму. Там тоже разгорался спор — между отцом Нектарием и философом. Эллин все больше горячился и размахивал руками, доказывая свою правоту. Пресвитер, напротив, говорил, как всегда тихо и спокойно. Его ответы, судя по реакции пассажиров, были более убедительными, чем вопросы философа. Что думал отец, Крисп так и не смог понять. Лицо Марцелла было бесстрастно. То ли он надел на него такую маску, то ли с одинаковым интересом слушал обоих.

Крисп поправил висевший у самых колен тяжелый меч и придирчивым взглядом часового продолжил осмотр палубы.

В центре корабля тоже было не совсем спокойно. Там, стоявшего на капитанском помосте, Гилара осаждал Плутий Аквилий. Крисп различал лишь отдельные слова. Но и без них было понятно, что Плутий, льстиво называя капитана навархом, уговаривал оставить его на судне. Капитан решительно возражал, потом предложил что-то Плутию, показывая на скамьи гребцов, от чего уже тот наотрез отказался. И наконец до Криспа долетел конец последней фразы Гилара:

— … и не подходи ко мне больше с этим!

Плутий вынул свой платок и вытер им вспотевший лоб.

«Даже волшебный платок не помог!» — усмехнулся Крисп.

Он скользнул глазами по скамьям гребцов, замечая, насколько устали эти большие, сильные люди… немного задержался на пассажирах, где философ, потеряв свое стоическое спокойствие уже готов был изломать о колено свою, повидавшую, наверное, полмира, трость… оглядел по-прежнему не замечавших его рабов… А когда снова посмотрел на капитанский помост — там уже никого не было. Раздосадованный Плутий стоял у дальнего борта. А Гилар вился около отца и о чем-то просил. Марцелл, морщась, что-то коротко бросил в ответ и махнул рукой в сторону… сына!

Крисп подумал, что ошибся. Но Гилар, пройдя к его рабам, приказал Сувору следовать за ним и, действительно, подошел к нему.

— Послушай, Крисп, — сказал он с видимой неохотой, что ему, капитану императорского судна приходится просить мальчика, пусть тот даже сын его временного начальника, — у нас ночью умер гребец, и новая смена должна работать в неполном составе. Сдай мне в аренду своего раба!

— Как это — в аренду? — не понял Крисп.

— Очень просто! На время плавания он будет в полном моем подчинении — гребцом, а ты получишь за это деньги!

Крисп нахмурился и отрицательно покачал головой. Гилар с недоумением посмотрел на него и принялся уговаривать:

— А еще я разрешу тебе стоять на капитанском помосте, сколько захочешь!

— Нет!

— Он же ведь все равно бездельничает!

— Ну и что? Все равно не дам! — решительно отказал Крисп.

— Тогда, по прибытии в порт, я должен буду сообщить властям, что вместо того, чтобы способствовать скорейшей доставке важнейших эдиктов, вы с отцом наоборот всячески препятствовали этому! — с угрозой предупредил Гилар.

Крисп растерялся. Он не знал, как ему поступить. Не дать раба — значит, подвести отца. И уступить Гилару — он тоже никак не мог…

К счастью его выручил сам Сувор, который, выслушав разговор, молча направился к скамьям гребцов. Здесь он сел на свободное место и взялся за отполированное до блеска руками многих невольников весло — единственный из всех рабов без оков на запястьях. Со стороны — ни раб, ни господин…

Крисп выдохнул с облегчением, и тут же испуганно посмотрел на Злату: заметила ли та, что ее отец сам принял это решение или подумала, что это он, послал его выполнять тяжелую рабскую работу.

Но девушка по-прежнему не обращала на него внимания. Она, не отрываясь, смотрела на своего отца так, словно пыталась помочь ему взглядом. Потом к ней подбежал Млад, стал говорить что-то на языке жестов.

«Скорей бы полдень, чтобы смениться, и всё объяснить ей!» — начиная уже ненавидеть оружие, которым так гордился совсем недавно, вздохнул Крисп. Но солнце, под стать ленивому морю и небу, не торопилось подниматься в зенит.

Гребцы, почти уже не слушая келевста, затянули свою унылую, с одними и теми же, повторяющимися словами, песню.

Пассажиры продолжали слушать спор, в котором уже говорил только отец Нектарий, а философ, очевидно, исчерпав все свои аргументы, молчал.

Матрос-повар готовил обед…

Казалось, что на всем этом корабле никому не было дела до Криспа.

Только раз мимо него прошел бесцельно слонявшийся по палубе Плутий и поинтересовался, не слишком ли рано он начал карьеру Александра Македонского?

Крисп, обрадовавшись нечаянному собеседнику, подробно объяснил все, как есть.

В скучных глазах Плутия неожиданно проснулся интерес.

— Как ты сказал?.. Лекарь, снадобья?! — живо переспросил он и, оставляя опять Криспа в полном одиночестве, быстрыми шагами направился на корму, где вскоре заговорил о чем-то с греком в плаще, который совсем недавно лечил заболевшего воина…

Снова невыносимо медленно потянулось время.

Палило солнце…

Оттягивал бок меч…

И, когда уже стало казаться, что так будет вечно, на смену Криспу неожиданно пришел выспавшийся и посвежевший воин.

… За обедом отец вручил сыну полновесный серебряный денарий.

— Что это? — удивился тот.

— Как что?! Дневной заработок легионера, независимо, поход это, строительство лагеря или сражение! — торжественным тоном объяснил Марцелл.

На монете был изображен Геренний Этруск. Крисп улыбнулся ему как старому знакомому и перевернул денарий на другую сторону: здесь цезарь был изображен во весь рост, а надпись гласила, что он является вождем молодежи.

— Совсем ты у меня уже вырос, сынок. Так скоро и кормильцем станешь! Тем более, когда займешь должность помощника цезаря! — кивая на монету, заметил отец. — Но ты, смотрю, совсем не слушаешь меня? Спешишь? А впрочем, мне тоже пора… Этот спор твоего Нектария с философом… Нет, я не хочу ничего сказать… — слегка смутился он и пробормотал: — Просто любопытно узнать, чем все это закончится!

Наскоро отобедав, они вышли из каюты и разошлись в разные стороны.

Марцелл — на корму, а Крисп, постояв немного на капитанском помосте, на нос корабля.

Он неловко подсел к девушке с мальчиком и только решился сказать то, что собирался все это время, но Злата неожиданно опередила его.

— Отец сказал, что я твоя рабыня и должна выполнять все твои пожелания!

— Можешь передать ему, что у меня иное мнение на этот счет! — вспыхнул Крисп.

— Я могу готовить, стирать, петь песни… — не слушая, послушно продолжила девушка и впервые взглянула на него. Что-то в приятном, умном лице юноши, его чистых глазах привлекло ее внимание, она не сразу отвела взгляд, а затем, опустив глаза, тихо спросила:

— Так что… будет тебе угодно?

Крисп вдруг подумал, что он мог бы приказать ей снять платок, чтобы она смотрела на него… и вообще не была так холодна. Но даже поежился от этой мысли, так она была неприятна ему.

Ничего, — пробормотал он. — А впрочем… Я не хочу, чтобы ты думала, что это я приказал твоему отцу садиться за весла. Он сам…

— Я знаю, — кивнула Злата.

— Откуда?

— Брат сказал.

Крисп бросил благодарный взгляд на пытавшегося привлечь их внимание жестами Млада и удивился:

— Как он мог сказать, если не может разговаривать?

— Знаками. Я уже научилась понимать его. Это совсем не трудно.

— А что он говорит сейчас?

— Что, когда вырастет, тоже будет большим и сильным и станет гребцом, как отец! Глупый еще. Маленький. А отец у нас, правда, очень сильный. Когда рушился наш дом, он держал крышу до тех пор, пока мы все выбежали.

Они замолчали и стали глядеть на скамьи гребцов, между которыми ходил келевст, поторапливая ленивых, по его мнению, рабов ударами сыромятного бича.

Взятого в аренду раба он словно не замечал, но когда тот решил вытереть пот с лица, вдруг подскочил к нему и стегнул бичом, оставившим длинную красную полосу на его спине…

Девушка вскрикнула, точно это ударили ее саму, и невольно ухватила Криспа за руку.

Тот мгновенно вскочил и бросился к скамьям гребцов.

— Что ты делаешь? — с негодованием закричал он на келевста. — Как ты посмел ударить его?

— А что тут такого? — принялся оправдываться тот. — Капитан сказал, что ты продал его нам на время!

— Не надо мне ваших денег! Я забираю его!

— Ничего страшного, господин! — примирительно подал голос Сувор. — Я готов работать и дальше…

— А тебе… — повернулся к нему Крисп, — я первый и последний раз приказываю как своему рабу — немедленно оставь весло и иди отдыхать.

При этих словах юноши могучий рослый мужчина послушно встал и зашагал на нос корабля.

Келевст, раздосадованно пожав плечами, направился жаловаться к Гилару.

Крисп, в свою очередь, бросился к отцу.

Марцелл встретил его с недовольным лицом.

— Я же сказал тебе не ходить сюда! — напомнил он, но было видно, что он недоволен не столько тем, что сын опять осмелился приблизиться к отцу Нектарию, сколько тем, что ему мешают слушать.

— А что же тогда они… он… — путаясь в словах, показал рукой на келевста с бичом в руке Крисп.

Марцелл внимательно посмотрел на сына и пообещал:

— Ладно, я сам разберусь с ним. А теперь — иди!

Вечером, как было заведено, Марцелл с Криспом полулежали на своих койках при свете канделябра и разговаривали.

Марцелл проверял содержимое сумки.

Крисп, щурясь на огоньки пламени, вспоминал минувший день.

— Ну, как разговор отца Нектария с философом? — как бы между прочим, поинтересовался он.

— Увы! — развел руками Марцелл. — Тут и Сократу, пожалуй, нечего было бы делать… Но ничего! Среди пассажиров есть жрец храма Аполлона. Я поговорил с ним, пообещал не высаживать в ближайшем порту, если завтра он поставит этого Нектария на место. И поставит! Религия — ведь это не только ум, но и… — Марцелл постучал себя пальцем по груди. — сердце!

Несколько минут они молчали, и наконец Крисп спросил:

— Отец, вчера ты сказал, что я могу делать со своими рабами все, что захочу?

— Да, я и сегодня могу повторить это! — подтвердил Марцелл.

— Так вот, я хочу… освободить их!

— Странное решение! Они, что — тоже христиане?! — насторожился Марцелл.

— Нет, ты сам можешь у них спросить! У девушки даже есть статуэтка — богиня их домашнего очага…

— Да-да, я видел… — сразу смягчился отец и усмехнулся: — Надеюсь, ты не всю Дакию собираешься освобождать? Ну-ну, что надулся? Формально ведь я хозяин рабов и вправе знать, хотя бы причину!

— Да нет никакой причины! Просто хочу и всё! Ну, пожалуйста, я тебя очень прошу!

— Ладно! Делай, что хочешь… — махнул рукой Марцелл. — Хотя я лично не понимаю этого…

И принялся, как никогда долго, пересчитывать эдикты, бормоча:

— Один… два… три… пять…

Впрочем, последних слов Крисп уже почти не слышал.

Стояние в карауле у дверей каюты, волнения этого дня быстро сморили его, и он стал быстро проваливаться в приятную головокружительную пропасть легкого и радостного сна.

Крисп пытался задержаться на гребне этой пропасти, и представить, как завтра утром сообщит своим рабам… своим бывшим рабам, что они свободны, но — не мог. Он только слышал: «семь… восемь…».

А когда Марцелл произнес слово «десять», он уже спал…

— Крисп, вставай!

— Ну, отец…

— Вставай, я знаю, что ты давно уже не спишь! Иди, приведи себя в порядок, умойся, а я пока соберу нам завтрак!

Крисп сладко потянулся, вскочил с лежанки, и выбежал из каюты.

В глаза ему ударило яркое, не по-утреннему жаркое солнце.

На палубе было уже многолюдно. Матросы сновали туда-сюда. Юнга сидел высоко на мачте, всматриваясь в даль. Готовился завтрак. Отец Нектарий о чем-то переговаривался с пассажирами. Заметив Криспа, он приветливо кивнул и улыбнулся, словно говоря свое обычное: «всё хорошо… всё хорошо будет!»

Было по-прежнему безветренно. «Тень молнии» все также медленно шла на веслах, с зарифленными парусами.

Заспанный Гилар что-то строго выговаривал келевсту. Тот виновато разводил руками и показывал на вконец измученных непосильным трудом гребцов. Крисп быстро плеснул себе в лицо несколько пригоршней воды из медного умывальника и покосился на нос корабля. Его рабы еще спали, сидя, прислонившись друг к другу. Они даже не подозревали, какая радость ждет их сегодня.

Когда он вернулся в каюту, на столике уже лежали сушеные смоквы, козий сыр и лепешки. Крисп с отцом молча принялись есть их: Марцелл запивая разбавленным вином, а Крисп — водой из кувшина. Он ел, не спеша, наслаждаясь мыслями, как объявит рабам о том, что они свободны.

«Сказать им сразу или сначала подготовить их?» — размышлял он.

— Хорошо спал, сынок? — первым нарушил затянувшееся молчание Марцелл.

— Да, — рассеянно кивнул Крисп и, припомнив что-то очень хорошее, с просветлевшим лицом добавил. — Всю ночь мама снилась!

— Я так и понял, — дрогнувшим голосом вымолвил отец. — Ты так хорошо улыбался во сне…

— А ты что — не спал до утра?!

— Да как бы тебе сказать…

Крисп замолчал, решив остановить самую больную для отца тему.

Но тот вдруг сам продолжил ее:

— Ты так долго шевелил губами… что — разговаривал с ней?

— Нет! — покачал головой Крисп, — я… молился.

— Молился? Кому?!

— Ты же сам знаешь, отец…

Марцелл поперхнулся и нехотя уточнил:

— И — о чем же?

— Как всегда: просил благословения у Бога на сегодняшний день, счастливого плаванья, здоровья: тебе, знакомым, императору…

— Не понимаю… — поджал губы отец. — Деций приказал казнить вас, мучить, пытать, жечь! И ты молишься за него?!

— Конечно, — как о само собой разумеющемся, подтвердил Крисп. — Император сам не ведает, что творит. И потом Христос подал нам пример, когда молился за своих обидчиков и тех, кто распинал его.

— Не понимаю я этого… — проворчал Марцелл. — Ну, да ладно! Вот тебе то, что просил! — протянул он исписанный крупными буквами лист папируса.

— Что это? — не понял Крисп.

— Как что? Вольная для твоих рабов!

— Отец!..

— Ладно, ладно, будет тебе!

Марцелл быстро допил вино и показал рукой на кувшин.

— Лекарь вчера сказал, что на корабле уже два человека больны животом. Неизвестно, сколько мы еще будем плыть на одних веслах. Так что поменяй эту воду на свежую! Ну, — поднялся он, — я пойду, пока твой Нектарий не продолжил свой вчерашний спор с нашим жрецом.

— Кстати, а как он? — встрепенулся Крисп, услышав родное имя.

— Если честно, держится молодцом. Но зря сопротивляется! Хотя, конечно, в его ответах есть кое-что, с чем трудно не согласиться, жрец сегодня наверняка одолеет его!

Марцелл с видом победителя покинул каюту, а Крисп сделал из папируса свиток и бережно спрятал за пазуху.

Ему хотелось сразу же броситься к рабам. Но, выполняя указание отца, он сначала набрал в кувшин воду из большого чана, заткнутого глиняной пробкой и только после этого направился к ним.

Проснувшиеся и тоже позавтракавшие, они, поспешно встав, поклонились ему, как своему господину.

Крисп смутился и велел рабам немедленно сесть.

Он уже потянул руку за свитком папируса, как вдруг похолодел от неожиданной мысли: если Злата станет свободной, она перейдет на корму, куда путь для него закрыт, и они уже не смогут быть рядом!

«Но не сразу же они уйдут туда! — принялся успокаивать он себя. — Я могу не говорить им об этом, а они сами могут не догадаться!»

Решив так, Крисп с торжественным лицом достал свиток и сказал, не узнавая собственного голоса:

— Вот, это — вам!

Сувор вопросительно посмотрел на него.

Млад протянул руку к свитку.

А Злата, хмыкнув, отвернулась и стала безучастно смотреть на море.

Крисп, минуя ждущие пальцы мальчика, протянул свиток Сувору и, обращаясь больше к дочери, чем к отцу, произнес:

— Вы — свободны!

— Что? — в один голос воскликнули Сувор и мгновенно обернувшаяся Злата.

— Свободны! — повторил Крисп. — Я попросил своего отца, и он согласился выдать вам эту вольную!

— И мы… больше не рабы? — веря и не веря ему, переспросила девушка.

— Не отработав? Не выкупив себя? Но — почему? — в полном недоумении воскликнул Сувор.

Крисп немного подумал и с улыбкой ответил:

— Мой Бог учит любить ближнего так же, как самого себя. А я не хотел бы быть рабом…

— Так значит, все это — благодаря Ему? — Сувор показал глазами на отца Нектария, затем на небо и жестом велел дочери бросить куклу-богиню за борт. — Отныне мы будем поклоняться только этому Богу! Слыхала?

Девушка отрицательно затрясла головой и прижала куклу к себе.

Мужчина строго сказал ей несколько слов на незнакомом языке и требовательно протянул руку, но Злата прижала куклу еще крепче, давая понять, что, скорее сама бросится в море, чем отдаст ее.

Крисп посмотрел на них и понял, что сам должен велеть им пойти на корму. Пусть это будет его последнее приказание своим бывшим рабам. Пусть он больше не сможет быть с ней. Главное — чтобы она спаслась.

«Все равно — скоро разлука, — с грустью подумал он. — И что же — она так и останется в своем язычестве, с этой куклой? Откуда ей в Дакии узнать про Христа? Нет, пусть уж лучше послушает отца Нектария!»

Крисп остановил Сувора и велел ему собирать вещи.

Узнав, что они уходят на корму, Млад заметался между отцом и сестрой, пытаясь узнать, что произошло. Сувор объяснил ему, в чем дело. Тот порывисто обнял Криспа, показал ему свою старую монету и стал смотреть на него, не сводя умоляющих глаз.

— Чего он хочет? — не понимая, обратился к девушке Крисп.

— Он спрашивает, когда ты освободишь и нашу маму… — опустив голову, тихо ответила та.

— Маму? — недоуменно переспросил Крисп.

— Ну, да! — Злата повернула к нему лицо и сказала то, от чего Крисп сразу понял причину ее враждебности к нему! — Когда торговец рабами привез нас в Афины, на маму сразу нашелся покупатель. Зря отец гневается на нашу богиню. Это был очень добрый и порядочный человек. Мы уговорили его не разлучать нас. Отец обещал работать за десятерых. Я тоже делать все, что он пожелает! И тогда он согласился купить нас всех. Но у него не хватило денег. Он пошел домой за недостающей суммой, и тут появился ты с отцом…

— И… разлучил вас?

— Да…

— О, Боже! Что я наделал!

Первый порыв невесть откуда взявшегося ветра, оказался, как нельзя кстати. Он охладил вспыхнувшее лицо Криспа.

— Брат не хотел расставаться с мамой, — тем временем продолжала свой грустный рассказ девушка, — и так вцепился в ее монисто, что оторвал монету. Он успокоился только после того, как мы сказали, что она спасет нашу маму. Да и когда твой отец приказал вести нас на корабль, он согласился идти лишь после того, как мы солгали, что ты выкупишь и её!

— Так вот почему он так хорошо относился ко мне!..

Крисп посмотрел на Злату, справедливо ожидая увидеть ее гневный взгляд, но на этот раз она смотрела на него совсем по-другому.

И странное дело — море начало темнеть, а ее глаза наоборот просветлели.

— Прости, поначалу я просто возненавидела тебя! Но теперь вижу, что ты не такой! И знаю, что делать! Мы вернемся в Афины, там я отдам себя тому доброму господину взамен мамы, а потом отец выкупит и меня!

— Нет! Не надо! — испуганно остановил ее Крисп. — Только не это! Я сам… что-нибудь придумаю…

Он вскочил с лавки, прошелся по палубе вперед-назад, и остановился, не зная, куда идти дальше.

«Придумаю! Но — что?»

Задача была проста: нужно только достать денег, чтобы выкупить мать Златы. Но где взять их здесь — на корабле? Он даже не знал, сколько стоит рабыня!.. К отцу после того, что он сказал о всех рабах Дакии, не подойти… К купцу — тоже, он сразу начнет просить продать их…

«Плутий! — неожиданно осенило его. — Вот, кто сможет помочь мне!»

Крисп бросился на поиски Плутия Аквилия. Тот стоял у чана с водой и что-то там делал. Увидев Криспа, он почему-то испугался и торопливо спрятал свой волшебный платок.

— Плутий! — не обращая на это внимания, умоляюще обратился к нему Крисп. — Скажи, сколько стоит рабыня?

— Смотря какая!

— Красивая, умная, работящая… — подумав о девушке, стал перечислять Крисп.

— Ну, такая рабыня стоит немалых денег! Я полагаю — два, а то и три золотых!

— Три золотых?!

Крисп был ошеломлен такой большой суммой.

— Где же мне взять столько? — невольно вырвалось у него.

Плутий Аквилий с любопытством посмотрел на него и усмехнулся:

— Можно, конечно, сделать из нашего легкого и быстрого корабля пиратский и захватить торговое судно! Но ведь ты же на это не согласишься?

— Конечно! Я хочу, чтобы все было по-честному…

— Тогда… давай сыграем с кем-нибудь в кости! У меня есть такие, что… — тс-сс! — еще ни разу не подводили меня!

— Я же сказал: по-честному! — с упрёком напомнил Крисп. — Игра в кости запрещена императором! И вообще, я ни разу не брал их в руки…

— Как! Ты не играл ни разу в жизни? — изумился Плутий. — Тогда тебе непременно надо сыграть! И ты обязательно выиграешь!

— Ты так думаешь?

— Думаю? Уверен! Новичкам всегда везет! И, в конце концов — тебе или мне нужны деньги?

— Но это же преступление…

— Какое преступление? — засмеялся Плутий. — Сам божественный Октавиан Август играл и ничего! Значит, так: у тебя есть, на что играть?

— Да! — вспоминая про заработанный денарий, кивнул Крисп.

— Тогда жди меня здесь, и я приведу человека, у которого ты выиграешь свои три золотых!