Приди ко мне, любовь

Глава 2

При осмотре вещей выяснилось, что больше всего пострадал от воды дорожный костюм Люси. В одних местах материал сел, в других вытянулся, и все это лишь отдаленно напоминало недавний модный наряд. Напрасно она старалась расправить складки на гофрированной бархатной юбке, они все равно задирались вверх. Люси тщательно разглаживала коричневые сатиновые ленты, но, к сожалению, все тщетно. Оставалась последняя надежда на то, что все это безобразие будет спрятано под длинной, подбитой мехом накидкой, а потом уж ей удастся как-нибудь незаметно избавиться от испорченной одежды. Отец Люси слыл человеком дотошным, особенно когда дело касалось его магазина, но проблемы дочери не слишком интересовали старого Лукаса, поэтому исчезновение нескольких предметов ее туалета вряд ли привлечет его внимание.

Утро нового дня принесло не только хлопоты дорожных сборов. Странная атмосфера многозначительности царила в доме Рэйна, и это было связано не только с хлопотами по поводу отъезда Люси. Искренняя доверительность, дружеская легкость вчерашнего разговора Люси и Хита сменились настораживающей тишиной. Когда вещи были собраны и погружены, южанин усадил гостью в маленький экипаж, запряженный серым, в яблоках, мерином. Когда они стали приближаться к Конкорду, конь замедлил шаг.

– Почти приехали, – с облегчением произнесла Люси и тут только осознала, что странное приключение последних дней подходит к концу; до прощания оставались минуты, и недомолвки, возникшие между ней и Рэйном, могут навсегда так и остаться недомолвками.

– Хит, подождите, вы можете остановить экипаж?

При дневном свете его голубые глаза казались зеленоватыми. Хит натянул вожжи.

– Есть одна вещь, которую нам нужно обсудить, – продолжала она приглушенным голосом. – Как вести себя, если мы вдруг встретимся на людях? Конечно, после того, что вы сделали для меня, мне бы не хотелось обращаться с вами, как с незнакомым, но поступить иначе я не смогу.

Его лицо помрачнело, и лучики морщинок не скрывали шрама на виске.

– Потому что я южанин, мятежник?

– Нет, нет, конечно, нет. Поймите, мы не представлены… И я никогда не смогу разговаривать с вами так, как было прошлой ночью. Я помолвлена. А вы не такой человек, который может быть другом помолвленной девушки. Никто здесь не поймет этого, в первую очередь Даниэль.

– Естественно, не поймет, – сказал Хит.

Его уверенный голос немного успокоил ее. Он все понял. Ее взгляд остановился на его светящейся загорелой коже и прекрасных золотистых волосах. Как все же он был не похож на местных жителей, как не правдоподобно выглядел на фоне снежных сугробов в морозном ледяном пространстве! Он был рожден, чтобы жить под ярким солнцем, среди буйства зелени. Его ленивая улыбка и мягкий южный акцент всегда будут здесь чужими. «Почему он решил поселиться так далеко от родных мест? Наверное, для этого у него были причины?» – думала Люси, но так и не решилась задать ему эти вопросы. Неожиданно для себя она заметила тонкий, почти незаметный шрам на шее Хита. Как давно он появился? И почему? Такой же, что и на виске.

Люси сгорала от любопытства, что же все-таки он за птица? Единственное, что она поняла за время общения с ним – никогда прежде не встречала она человека более опытного, хранившего в глубине души тайну, постигнуть которую можно было, только войдя в его жизнь. «Мятежник», слишком сложный и недоступный, не походил на прежних ее знакомых; те в большинстве своем были просты и понятны. Конечно, Люси бесконечно благодарна ему, но это же не повод для дружбы. У них нет и не могло быть ничего общего. Они принадлежат к разным мирам.

– Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня, – сказала Люси грустно. – Ничем на свете я не смогу…

– Не стоит рассыпаться в благодарностях, – прервал ее Рэйн, и улыбка озарила его задумчивое лицо. – Не горюйте, милочка. Это ведь не прощание.

– А что же это? Именно об этом я и говорю вам.

– Ах да, простите. Дело в том, что в Виргинии мы прощаемся совсем по-другому.

Его глаза зажглись дьявольским огоньком, Люси улыбнулась в ответ и, отворачивая лицо, кокетливо сказала:

– Вы опять смеетесь. – Она прекрасно понимала на что он намекает, конечно, она не уступит ему, как бы настойчив он ни был. Она же помолвлена.

– Я не смеюсь. Это совершенно серьезно. Вам не кажется, что я имею право хотя бы на один поцелуй? Вы ведь сами сказали, что я спас вам жизнь. Неужели Даниэль будет против, если вы всего раз поцелуете своего спасителя? А может, он никогда и не узнает об этом? Видит Бог, лично я не собираюсь докладывать ему. Люси, поцелуй – это ведь такая малость.

– Я никогда не целовалась ни с кем, кроме Даниэля. – Признание Люси граничило с кокетством, но удержаться от флирта с южанином она не могла.

– Как интересно, но в отличие от меня, я уверен, он и не подозревает, где у вас родимое пятнышко, – сказал Хит и от души улыбнулся, видя, как она вспыхнула. – Извините, милочка. Вы были правы, мне далеко до джентльмена, не так ли?

– Именно так.

– А вы действительно не целовались ни с кем, кроме Даниэля?

Почему она разговаривает с ним об этом? Она чувствовала, как яркий румянец заливает ее щеки, и старалась не смотреть на него.

– Ну в общем, да. До нашей помолвки я пробовала целоваться с одним мальчиком, но это были, ну как бы это сказать, не настоящие поцелуи, совсем не так, как с Даниэлем.

– Настоящие поцелуи, – задумчиво произнес Хит. – Никогда не подозревал, что бывают еще и ненастоящие.

– Но вы ведь поняли, что я имела в виду. Некоторые поцелуи просто ничего не значат, а вот настоящие…

– Нет, я о таких сложностях и слыхом не слыхивал. Люси, поглядите на меня.

Хит наклонился к ней, и Люси закрыла глаза, быстро вдохнув. Первое прикосновение его губ было сухим, теплым и настойчивым, и она не знала, как ответить на него. Это прикосновение было довольно долгим, и вдруг он наклонился сильнее и языком попытался раздвинуть ее губы. Тяжело дыша, Люси руками попыталась оттолкнуть его. Теперь жаркий и влажный поцелуй заставлял ее дрожать от странного чувства: одновременно отвращения и удовольствия. Смущенная, взволнованная, она ощущала необычайно мягкое, как ей казалось, бархатное блуждание его языка в ее рту. Он вкушал ее, вбирал в себя, – о таком ей даже не приходилось думать раньше. Его поцелуй был обжигающим и ненасытным. Таинство и магия этого страстного поцелуя одновременно сковывали ее и в то же время пробуждали какое-то новое, еще неведомое чувство. Девушку трясло так же, как два дня назад на льду, когда Рэйн впервые прикоснулся к ней, только на этот раз виной был не холод…

Когда Хит наконец прервал поцелуй, его лицо выражало некую обеспокоенность. В изумлении Люси смотрела ему прямо в глаза; сердце неистово билось в ее груди. Он сотворил с ней что-то невероятно ужасное, даже представить себе нельзя что именно. Но все же… это не было неприятно.

– Никогда не пытайтесь повторить подобное со своим женихом, – сказал Хит. – Он наверняка спросит, где вы этому научились.

Люси поспешно отстранилась от него, забившись в противоположный угол ландо. Губы и язык все еще хранили ощущения поцелуя. Слабость и истома, разлитые по всему телу, напоминали о нем. Как же она позволила ему такое? Осознавая свою вину, она подумала о Даниэле, с которым никогда не испытывала таких ощущений. Скорее всего с Даниэлем Люси никогда бы не поцеловалась вот так, даже после свадьбы. Как он неоднократно говорил ей, есть женщины, с которыми можно утолить страсть, а есть те, которые предназначены, чтобы их любили. Ее, Люси, он относил ко вторым.

– Ну как, на ваш взгляд, это был настоящий? – спросил Хит улыбаясь. Но она так и не посмела взглянуть на него. – Хорошо, милочка. Сейчас я отвезу вас домой.

Вечером к Кэлдуэллам на огонек зашел Даниэль Коллиэр. Благо, от его дома до их магазина на Мейн-стрит было пять минут ходьбы. С тех пор как мать Люси, Анна, умерла от чахотки, дочь с отцом жили на втором этаже, прямо над магазином.

– Я спущусь вниз, мне нужно сделать кое-какие подсчеты, – сказал Лукас Кэлдуэлл, рассеянно разглаживая кончики почти белых, закрученных вверх усов. Люси ответила благодарной улыбкой. Она знала, что это лишь предлог для того, чтобы оставить ее наедине с Даниэлем. Она внимательно следила за тем, как отец вышел из комнаты, потом осторожно затворила дверь и только после этого бросилась к Даниэлю. Как они подходили друг к другу! Даниэль, не великан, но высокий, физически развитый молодой человек. Рядом с ним она чувствовала себя уверенно. Они были, как две руки, сплетенные вместе, даже думали одинаково. Даниэль был ее самым дорогим другом, и она знала, что так будет всегда, даже когда он станет ее мужем.

– Как я скучала по тебе, – сказала Люси пылко, поднимая лицо для поцелуя. Верхней губой она почувствовала знакомое, щекочущее прикосновение его усов. Но вдруг она постаралась разжать губы, поняв, что хотела бы большего, чем простое прикосновение. Она хотела проникнуть внутрь его. Она жаждала такого же страстного поцелуя с ним, как днем с Хитом. Может, раньше Даниэль просто стеснялся целовать ее так, боясь задеть ее чувства. Но сейчас, когда она сама стремилась к этому, он вдруг отстранил свои губы.

– Я тоже скучал без тебя, – произнес Даниэль. Его карие глаза с любовью рассматривали ее лицо. – Я все думал о нашем последнем разговоре.

– И я. Извини, что была так нетерпима к тебе.

– Конечно, я понимаю, что тебе очень хочется, чтобы мы поженились. Поверь, что я хочу этого не меньше. Я обещаю, очень скоро мы назначим дату.

– Да, но ты обещаешь уже три года.

– Я не могу жениться, пока не обеспечу тебя всем необходимым.

– У тебя достаточно денег, чтобы купить небольшой дом. Мне не нужен огромный замок. Я просто хочу, чтобы мы были вместе. И я не понимаю, почему мы не можем пожить здесь, у отца, или у твоих родственников, пока ты не скопишь денег для покупки собственного дома.

– Это дело чести, и это мое последнее слово.

– Но ты ведь можешь выслушать меня? Почему другие могут жить у своих родителей или у родителей жены? Почему другие могут купить для начала маленький дом, а потом уже большой? Почему же ты не можешь поступить так? Я так больше не могу. – Ее голос сорвался, когда она добавила:

– Я слишком одинока.

При этих словах лицо Даниэля выразило крайнее удивление. Он положил руки ей на плечи.

– Как ты можешь быть одинока, если тебя постоянно окружает столько людей? Мы видимся с тобой каждый день, иногда по несколько раз, ходим на лекции, на танцы.

– Человек может быть окружен множеством людей и все же чувствовать себя одиноким. Никто не нуждается во мне. Я никому не принадлежу.

– А как же твой отец?

– У отца есть его магазин, который значит для него больше, чем я. Для него не существует ничего, кроме его магазина и покупателей. Я знаю, он любит меня, но это совсем не то. У тебя есть твои близкие: мать, отец, братья и сестры. Вы все помогаете друг другу и все живете одной семьей.

– Но ведь и ты принадлежишь к нашей семье.

– Я в ней чужая. – Люси продолжала упорствовать. – Мне тоже нужна семья. Я женщина, и это мне просто необходимо. Я бы хотела принадлежать тебе, но ты не хочешь этого. – Люси чуть помедлила, перед тем как продолжить. – Я хочу быть твоей и любить тебя, как жена любит своего мужа. Я устала от поцелуев на крыльце и пожатий рук, когда никто не видит.

Даниэль покраснел до ушей, когда наконец понял, о чем она говорит.

– Люси, прекрати. Ты просишь невозможного.

– Я хочу быть твоей, только твоей, но я не желаю больше ждать, даже если ты не станешь откладывать нашу свадьбу еще на несколько лет.

– О Господи! – Даниэль отпрянул от нее, нервно смеясь. – Я никогда и не подозревал, что ты можешь думать об этом, Люси!

– Конечно, я думаю. Все женщины думают об этом, просто не все говорят об этом вслух.

– Но мы не можем. Я хочу, чтобы ты осталась девственницей до нашей первой брачной ночи. Как и положено невесте.

– Ты всегда знаешь, как все должно быть, – сказала Люси приглушенно. Необузданная страсть медленно угасала в ее глазах. – А как же я? Тебе безразлично, что я чувствую сейчас?

– Тебе не придется долго ждать. Мы подумаем о дате.

– Опять «подумаем». Но это так неопределенно.

– Я обещаю.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Неожиданно Люси обхватила его шею и страстно поцеловала, прижавшись к нему своим молодым, страждущим телом. Даниэль замер от изумления. Затем он обнял ее и стал отвечать на поцелуи. Люси дрожала от восторга. Девушка чуть откинула голову назад и еще сильнее прильнула к нему. Она чувствовала его мускулистое тело, сильное, натренированное, напряженное. Животом она ощутила пульсирующее давление. Она знала, что это проявление его физического желания.

Даниэль мгновенно отстранился от нее. Его лицо горело.

– Не сейчас, – сказал он хрипло. – Я же сказал, что мы должны подождать.

С одной стороны, Люси обрадовалась, что смогла так сильно потрясти его, в конце концов теперь она была уверена, что не ее одну терзает страсть, но, с другой стороны, она была разочарована. Когда Даниэль принимал решение, он следовал ему неукоснительно, невзирая ни на что.

– Хорошо, – пробормотала она, глядя в пол. Стыд овладел ею, когда она почувствовала его неодобрение.

– Тебе следует держать себя в руках. Понимаешь, в такие моменты, как этот, трудно не воспользоваться твоим предложением. Но я уважаю тебя, Люси, и потом ты сама будешь благодарна.

– Да, наверное, буду.

– Конечно же, милая.

После февральских метелей снег начал таять. Сугробы становились твердыми и проваливались у подножий вязов, которыми была обсажена Мейн-стрит. Люси работала с отцом. В магазине было полно покупателей, все пополняли запасы продовольствия, истраченные за зиму. Покупали все – от кофе и чая до воска и мыла. Люси некогда было думать о Хите Рэйне и о маленьком домике на другом берегу реки, где она тайно провела два дня. Но временами Люси задумывалась, когда перед глазами неожиданно всплывали какие-нибудь детали ее приключения: экзотичный цвет глаз южанина, его ласковое и ироничное «милочка», его юмор, иногда эксцентричный. Ее смущало, что временами она думала о Хите Рэйне, даже когда Даниэль был рядом. Из-за этого ей приходилось придумывать разные объяснения своей задумчивости.

Как обычно, в субботу утром Даниэль и его друзья толпились возле печи в магазине Кэлдуэлла, курили сигары, введенные в моду генералом Грантом, болтали, вспоминали войну. Лукас Кэлдуэлл протирал стеклянную витрину, где хранились ножи. Люси в это время помогала миссис Брук выбрать материал для повседневного платья. Когда колокольчик над дверью беспечно возвестил об уходе миссис Брук, в магазин вошел другой покупатель. Люси скатывала материал и обратила внимание не на вновь пришедшего, а на то, что Даниэль и его друзья как-то странно примолкли. Посмотрев на дверной проем, она увидела лишь золотистые волосы и темную, загоревшую кожу и тут же опустила глаза. Руки ее тряслись, когда она взяла скатанный рулон и закинула его наверх.

– Доброе утро, мистер Рэйн, – спокойно произнес Лукас Кэлдуэлл. – Пришли проверить свой заказ? Он прибыл как раз вчера.

– Да, и еще почту. – От этого голоса, теплого и мягкого, по спине Люси побежали мурашки. Ее руки сами потянулись к поясу прелестного платья из ирландского поплина и стали разглаживать ленты и расправлять огромный бант, завязанный сзади.

– Люси, займись, пожалуйста, – попросил Лукас Кэлдуэлл.

– Здравствуйте, мисс Кэлдуэлл.

Люси пришлось сделать над собой усилие, чтобы посмотреть на Рэйна. Ей показалось, что по липу его скользнула улыбка. Неужели он заметил, как она поправляла платье? А если и заметил, неужели принял это на свой счет? Самодовольный нахал!

– Мистер Рэйн, – обратилась она холодно. Ноги не слушались ее, но ей все-таки удалось пройти к передней двери, где для него лежали два письма, одно из которых было написано женской рукой. Преодолевая желание рассмотреть их поближе, Люси вручила письма Хиту. Глаза их снова встретились, и сердце Люси забилось быстрее. Он был здесь; те два дня не были сном, и вот он, она и Даниэль стоят в одной комнате.

– Спасибо, мисс Кэлдуэлл.

– Мистер Рэйн… – вдруг произнес Даниэль, его голос звучал необычно, в нем было столько презрения, что Люси не сразу узнала его. – Наш клиент – конфедерат [7], Люси?

– Мой жених, мистер Даниэль Коллиэр, – сказала Люси, обращаясь к Хиту. Тот с интересом взглянул на Даниэля и снова повернулся к ней.

– Так оно и есть, – пробурчал Хит.

Люси с трудом сдерживала улыбку, она-то ведь знала, что Хит думает о Даниэле. Это было понятно лишь им двоим. Но от веселья не осталось и следа, когда Даниэль подошел к ней и встал рядом.

– Посмотри повнимательнее, Люси. – Презрительная усмешка появилась на его губах. – Ты всегда спрашиваешь о войне и о мятежниках, с которыми мы воевали. Вот один из них. Один из тех, кто убивал и ранил наших друзей, кто держал парней вроде Джони Шефилда в отвратительных тюрьмах, пока они не умирали от оспы.

– Даниэль! – Люси в изумлении смотрела на него. Неужели перед ней ее добрый, всегда вежливый, ненавидящий ссоры Даниэль! Сейчас он просто лезет в драку! Куда подевалась нежность его карих глаз! Теперь его взгляд был настолько злым и холодным, что Люси невольно шагнула в сторону. Но его плечо снова коснулось ее, оно было твердо как сталь.

– Никогда бы не подумал, что южане сами забирают свои заказы, – сказал Даниэль, уставившись на Хита. – Почему бы вам было не прислать за ним одного из своих ниггеров?

– Потому что я никогда не был сторонником рабства, – спокойно ответил Хит.

Двое из сидевших возле печи быстро поднялись.

– Ты можешь говорить все что угодно, – сказал один из них отчетливо, – но ты боролся за него, не так ли? Ты верил в него настолько, что безжалостно убивал сотни хороших людей, чтобы сохранить это самое рабство.

– На это у меня были свои причины. – Его акцент стал еще более заметным. – К тому же мне вовсе не нравится, чтобы кучка янки указывала мне, что делать.

– Люси, почему бы тебе не проводить мистера Рэйна вниз, чтобы он забрал оконные стекла, которые заказывал? – предложил Лукас Кэлдуэлл. Выражение его лица обещало взбучку молодчикам, устроившим эту сцену. Бизнесмен до глубины души, он не выносил подобных сцен в своем магазине. Горожане уважали его мнение, к нему прислушивались, старый Кэлдуэлл был достаточно популярной фигурой, к тому же вряд ли можно было найти в городе человека, который не был бы ему должен. Конечно, он не собирался напоминать им об этом. По глазам Люси поняла его намерения и чуть заметно кивнула в знак согласия.

– Я не хочу, чтобы она шла одна с этим, – сказал Даниэль.

– Я надеюсь, что с вами, мистер Рэйн, моя дочь будет в безопасности.

– Конечно, сэр.

– Иди, Люси.

Люси провела Хита через весь магазин, затем они спустились вниз по лестнице. Как только они вышли из зала, до них донесся голос отца:

– А теперь вот что, мальчики. В моем магазине к покупателю относятся с уважением, будь то северянин, южанин, француз или эскимос, а если вам не по душе то, как я веду свои дела…

Наконец они спустились в подвал и остановились у деревянных полок, до отказа забитых завернутыми в бумагу свертками. Ноздри Люси раздувались от волнения.

– Мне очень жаль, что все так вышло. Я прошу у вас прощения и за Даниэля, и за всех остальных. Даниэль совсем не такой, не такой…

– Несносный, высокомерный болван? – предложил он вежливо.

– Я знаю всех их с детства. Никто из них не вел бы себя так с вами наедине, но когда они вместе…

– Мне знакомо это. Не стоит говорить даже, что то же самое случилось бы с каждым из них, окажись они в подобной ситуации у нас, на Юге. Да еще, я думаю, их бы линчевали, если бы они осмелились перечить.

Люси взглянула на него, и ее гнев стал потихоньку остывать. Казалось, что сцена наверху нисколько не задела его, в то время как она была возмущена до глубины души. Глубоко вздохнув, она сделала усилие, чтобы успокоиться.

– Ну как вы поживаете? – спросил Хит.

– Прекрасно. У меня даже не было простуды после… вы сами знаете после чего.

Хит улыбнулся тому, как она упомянула о происшествии на реке.

– Хорошо. Даниэль так ничего и не узнал про это?

– Нет.

– Вы уладили ваши неприятности с ним?

– Да, но не до конца.

– Какая жалость.

– Скажите, пожалуйста, – засмеялась Люси, – ваше сочувствие просто поражает меня!

– Я должен признать, он оказался именно таким, каким я его себе представлял. Но вы ничего не говорили об усах.

– Изысканные, не так ли?

– Может, и мне отпустить?

– Нет! – сказала Люси быстро, это прозвучало довольно искренне. Но когда он засмеялся, щеки ее вспыхнули.

– Что вы говорите! Неужели вам не нравятся усы?

– Нравятся, но только у Даниэля.

– Он очаровал вас. Но возможно, кто-нибудь еще сможет завоевать ваше сердце?

– Конечно же, нет. Даниэль и я будем вместе всегда. Мы вросли друг в друга, если это можно так назвать, и ничто не сможет разлучить нас.

– Ничто? Если я и научился чему-то за последние годы, так это тому, что ни в чем нельзя быть до конца уверенным, милочка.

Люси посмотрела на него, словно предупреждала, что их разговор выходит за рамки приличия.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы так меня называли.

Хит усмехнулся:

– Неужели вы можете отыскать, где в этой куче мой заказ, мисс Кэлдуэлл?

Она молча повернулась к полкам и, встав на цыпочки, потянулась к одной из упаковок в самом углу. Держась за край полки, она стала тянуть тяжелый сверток. Стоя за ее спиной, Хит тоже потянулся за ним. Всего на одно мгновение она почувствовала, как его упругое, гибкое тело прижалось к ее спине. Люси мгновенно обернулась.

– Не смейте, – произнесла она жестко. – Оставьте меня в покое, понятно?

– Я не нарочно. Не мог же я смотреть на то, как вы разобьете стекла для окон, которые я ждал почти целый месяц.

– Я не собиралась их бить!

– Конечно, я понимаю, что вы предпочитаете думать, что я, очарованный вашей красотой, воспользуюсь любым удобным случаем…

– Да нет же! Выметайтесь отсюда!

Хит протянул руку, указывая на лестницу:

– Только после вас, мисс Кэлдуэлл. – Эти слова прозвучали одновременно насмешливо и почтительно.

Люси вернулась в зал и заняла свое обычное место за прилавком. Взяв деньги и не считая их, она пошла к кассе.

– Если вы подождете немного, я выпишу вам чек, – сказал Лукас Кэлдуэлл, обращаясь к Хиту.

– Очень вам признателен, но чек мне не нужен. Все присутствующие молча наблюдали за тем, как высокий южанин направлялся к выходу. Но тут Джордж Пибоуди не удержался и из угла пробурчал в его адрес унизительное оскорбление.

Хит обернулся, измерил взглядом нахала и собирался ответить, но Люси опередила его:

– Джордж Пибоуди, прикрой-ка свой рот!

– Для начала не худо бы прикрыть ширинку, – сказал Хит, касаясь шляпы и кланяясь Люси перед тем как выйти из магазина.

Как по команде, взгляды присутствующих переместились на брюки Джорджа: действительно, одна пуговица на них была расстегнута. Напряжение спало, грянул раскат хохота. Даже Даниэлю пришлось улыбнуться.

– Нахальный бунтарь, – пробурчал он, и все согласились.

Целью интеллектуальных вечеров, которые регулярно проводились в гостиных Конкорда, было обсуждение проблем Реконструкции со всей объективностью и беспристрастностью. Но, как и следовало ожидать, обсуждение редко было объективным, а тем более беспристрастным. Но все же люди не без интереса посещали эти собрания. Право непосредственного участия в дебатах принадлежало исключительно мужчинам, женщинам разрешалось лишь сидеть и слушать, в то время как многоречивый, методичный Бронсон Алькот или проницательный Ральф Уолдо Эмерсон делились с жителями города своими соображениями о войне в целом и о Реконструкции в частности. На этот раз обсуждение проходило в гостиной мистера Кэлдуэлла, которая с трудом вместила всех желающих.

Во время обсуждения Люси хлопотала на кухне. Она наполнила огромный самовар и поставила его на чугунную плиту. Затем бросила взгляд на подносы с пирожными, которые она подаст к чаю чуть позже, после окончания дебатов. Удостоверившись, что все в полном порядке, Люси сняла кружевной муслиновый передник, поправила платье и, приподнявшись на цыпочки, прислушалась к голосам в гостиной.

Никем не замеченная, Люси стояла в темном дверном проеме и внимательно рассматривала гостиную. Сзади сидел отец, он постоянно смотрел на часы и, наверное, удивлялся, почему до сих пор не подают чай. Даниэль сидел, положив ногу на ногу, в самом центре группы людей, с неподдельным интересом слушавших оратора. Хит Рэйн сидел в самом дальнем и темном углу комнаты, сложив руки на груди. Его лицо не выражало ничего, кроме скуки, но Люси не сомневалась в том, что он не пропускал ни единого слова.

Ей было интересно узнать, зачем он ходит на эти встречи, ведь он был на них единственным представителем Юга. По правде сказать, в Конкорде изредка слышались сочувствующие суждения о Юге, особенно когда дело касалось Реконструкции. Но Хит Рэйн. был чужаком, и все понимали это. Его присутствие поначалу определенно мешало выступающим. Но южанин вел себя достаточно благопристойно, и теперь уже никто не обращал на него внимания. Он приходил, обменивался парой фраз с теми, кто осмеливался подойти к нему, внимательно слушал лектора и уходил. Он вел себя как простой наблюдатель, у которого и в помине не было военного опыта. Люси не могла его понять. Она успокаивала себя лишь тем, что вряд ли кому-нибудь здесь понятно его поведение.

– И тем, кто считает, что этот конфликт не должен рассматриваться как противостояние абсолютно правых абсолютно не правым, – говорил Бронсон Алькот, – я посоветую с холодной объективностью взглянуть на проблему рабства. Даже сочувствие к тем, кто боролся за рабство, желание оправдать их, должно рассматриваться как измена родине, как жесточайшее из преступлений.

Люси, которая сотни раз слышала подобные рассуждения, с трудом сдерживала зевоту. Она подняла руку ко рту, пытаясь скрыть зевок. Затем снова посмотрела на Хита. Заметив, что он не сводит с нее своих голубых глаз, Люси долго смотрела на него, и когда на его губах появилась едва заметная улыбка, она не смогла удержаться и улыбнулась в ответ. А в это время в дискуссию вступил мистер Эмерсон. Как всегда, он полностью завладел вниманием слушателей:

– Мы не должны, да и не можем снисходительно относиться к южанам, если хотим сохранить верность идеалам, за которые воевали. Нам нужно было идти до конца, загнать их в угол и не заключать мира. Война не игра. Нельзя жалеть противника, иначе как смотреть в глаза людям, которые защищали нас.

– Нельзя жалеть? – робко повторил Лукас Кэлдуэлл. – Но разве не мы должны…

– На войне люди делаются чище и справедливее, они стряхивают с себя бремя условностей и жалости, – решительно парировал Эмерсон. – В каком-то смысле война даже полезна. Она помогает людям, в особенности молодым, поверить в свою правоту, вот почему я всегда призывал молодых парней к борьбе.

Неожиданно обманчиво мягкий голос возразил:

– Вы не правы, сэр. Война обкрадывает человека, она отнимает у него самое главное: человечность. – Все повернулись в угол, где сидел Хит Рэйн. Не меняя ленивой позы, как всегда улыбаясь краешком рта, с еще большей мягкостью в голосе, он продолжал:

– Конечно, вам легко отправлять юнцов на войну, когда вы сами слишком стары, чтобы держать в руках оружие, а ваш сын еще совсем ребенок. Легко отправлять их в львиное логово, когда они безоговорочно верят вам.

Когда прошел первый шок, в гостиной поднялся шум. От волнения Люси схватила передник и сжала его в руках. Она смотрела на Хита не отрывая глаз. Ее охватили жалость и страх за него. Никто еще не осмеливался сказать Эмерсону, одному из самых уважаемых жителей города, что он не прав. И никто никогда бы не посмел назвать его трусом. «Что же ты натворил?» – молча сетовала Люси. Как бы ей хотелось повернуть время вспять и закрыть упрямому конфедерату ладонью рот, до того как он успел произнести эти слова.

– Война проверяла людей на честность, – сказал Эмерсон. Его стареющее лицо побелело от гнева. – Она стала для нас школой жизни. Воюя с мятежниками, северяне доказали свою моральную целостность, они отвоевали свое право на жизнь.

– Вот именно, мистер Рэйн, – в разговор вмешался Даниэль, его усы смешно топорщились, когда он говорил, – это были отличные ребята, которые погибли из-за наглой самонадеянности южан, начиная с отделения Южной Каролины.

– Южная Каролина отделилась, – прервал его Хит, – потому что вы провели границу и не позволяли нам переступать ее.

– Как я уже сказал, – жестко отрезал Даниэль, – из-за самонадеянности южан. Все дело в том, что в Южной Каролине все-таки переступили эту черту, хотя вы все прекрасно знали, чем это могло обернуться. А теперь тысячи наших ребят лежат в могилах.

– Да, и в два раза больше южан, – последовал спокойный ответ.

– Могилы необразованных мятежников. Как однажды сказал мистер Эмерсон, гибель всего штата Южная Каролина не сравнится со смертью одного гарвардца, – ухмыляясь произнес Даниэль и замолчал.

Лицо Хита побледнело.

– В Южной Каролине много хороших людей, среди них есть и те, которые окончили Гарвард, мистер Коллиэр, – сказал Хит, странно улыбаясь.

С этими словами он вышел. После этого собрание стало больше напоминать толпу, где каждый старается перекричать друг друга. Люси выскользнула из кухни и через заднюю дверь выбежала из дома. Она чуть не упала, перебегая улицу.

– Хит, остановитесь! Да подождите же.

Хит остановился, медленно повернулся к ней. На его лице не осталось и следа от волнения и возмущения, которые недавно переполняли его.

– Вы были правы, – сказала Люси задыхаясь. – Все, что вы сказали, чистая правда, но вы должны быть осмотрительнее. Вы же прекрасно знаете, как они относятся к войне и как они уважают мнение мистера Эмерсона. Никто не может сказать мистеру Эмерсону открыто, что он не прав.

– Но кто-то ведь должен.

– Да, но вы судите о нем только по тому, что услышали сегодня. Вы же не знаете, какой он на самом деле добрый человек. Вы никогда не видели, как он разговаривает с детьми, он всегда первым приходит на помощь всем нуждающимся и так много делает для блага города. Поверьте, он добр и великодушен, и очень лоялен.

– Пожалуйста, – прервал ее Хит, – не нужно защищать его.

– Но ведь все дело в том, что он самый уважаемый житель Конкорда. О Боже, и то, что вы сделали сегодня, наверняка настроит всех против вас, они захотят, чтобы вы убрались из города. Даниэль и его друзья вряд ли смирятся с этим.

– Ну и пусть. Вам-то что за дело, милочка, – сказал он, его голос звучал легко и беспечно, ни один мускул на лице не дрогнул. Внезапно Люси показалось, что он ужасно одинок, и она, почувствовав жалость к нему, положила свою маленькую руку ему на плечо и нежно погладила. Кончиками пальцев она ощутила твердость его мускулистых рук, его тело дрожало, видно было, что он делает над собой усилие.

– Зачем вы здесь? – мягко спросила она. Ее голос журчал словно ручеек в тиши ночи. – Зачем вы уехали так далеко от родного дома? Вы должны жить со своей семьей, с людьми, которые любят вас.

– Нет, – произнес он жестко, отводя ее руку. – Прекратите играть со мной, Синда.

– Я не играю. Однажды вы помогли мне, и я благодарна вам, и тоже хочу помочь.

Она уверенно смотрела ему прямо в глаза. Ее бледная кожа светилась в холодном свете луны. Неожиданно Хит словно другими глазами взглянул на нее, без нежности и дружеской веселости. Никто из знакомых Люси не мог с такой легкостью менять настроение. Леноватый, всегда улыбающийся южанин превратился в совершенно другого человека: лицо его выражало обиду, а в глазах светилась жестокость. Люси испугалась и отшатнулась от него.

– Вы можете помочь мне, – сказал он грубо, – только вы и можете. – Быстрым движением он схватил ее за руки и потащил в пугающую темноту между двумя зданиями. Мирная знакомая улица исчезла, и Люси охватил страх.

– Нет!

Его руки крепко обняли ее, на шее она чувствовала его горячее дыхание.

– Ну давайте же, кричите, – бурчал он. – Кричите, зовите на помощь, пусть они все прибегут сюда. Пусть! Мне все равно, милочка. Мне все равно.

Его губы так неистово припали к ее губам, что она почувствовала боль. Люси сопротивлялась изо всех сил. В отчаянии она схватила его за волосы и попыталась оторвать от себя, но вдруг поцелуй его стал нежным, мягким, теплым, манящим, таким, как тот, первый… Он старался загладить ту боль, что причинил ей сперва, и она, поняв это, перестала сопротивляться…

Успокоившись, Люси прижалась к нему, из-за жалости, из-за сочувствия и больше не из-за чего. Его руки стали нежными, и теперь он обнимал ее совсем по-другому; он как будто хотел защитить ее, спрятать от мира. Хит еще ниже наклонил голову и поцелуй стал еще глубже. Люси стонала от удовольствия, а Хит играл своим языком так, что она не могла устоять и отвечала на каждое почти бархатное прикосновение. Казалось, разум ее помутился, она сама себя не узнавала. Ее руки гладили его шелковистые волосы. Боже, как же нежно он прижимал ее к себе, его теплая рука, скользнув по спине, остановилась на бедрах. Ее формы так подходили к его, как будто они были созданы друг для друга. Ее груди касались его широкой груди, она чувствовала не только его тело, но и властное, неуемное пробуждение его плоти. Хит еще сильнее прижал ее к себе, теперь желание затмило все.

– Мы не должны, – прошептала она, когда почувствовала, как его губы коснулись ее шеи и плеч. Потом он целовал ее нежную шею и место прямо под подбородком. С каждым его прикосновением она понимала, что он знает о ней больше, чем она сама. Он знал, как разбудить неведомые ей доселе ощущения. Он не должен был делать этого, как, впрочем, и она не должна была поощрять его действия. – Хватит, – прошептала она, ноздри уловили уже знакомый запах его тела. А ее тело, в свою очередь, требовало, чтобы она позволила Хиту делать с ним все что заблагорассудится. Его губы снова вернулись к ее. Держа обеими руками ее голову, он в последний раз поцеловал ее и, тяжело вздохнув, сказал:

– Это не моя вина. – Люси все отходила от него, пока не уперлась в стену одного из зданий. Ей казалось, что стук ее сердца слышен всей округе, и только голос Хита заглушил его. – Я не могу так, как вы. Не ходите за мной больше, теперь вы знаете, что будет.

Люси стояла неподвижно, прижав руку к сердцу.

– Возвращайтесь к отцу, – сказал он резко, – к Даниэлю. Идите же.

Люси никак не могла понять своего тайного восхищения Хитом Рэйном, которого теперь в городе все звали просто конфедератом. И чем реже она видела его, тем больше думала о нем и сильнее восхищалась им. Она подозревала, что он избегает ее. Теперь он никогда не появлялся в магазине в те часы, когда она работала вместе с отцом, и не обращал на нее внимания, если вдруг встречал где-нибудь. Может, он и был прав.

Слухи о нем распространялись по Конкорду со скоростью света, потому что Хит Рэйн стал предметом постоянного интереса горожан. Болтали, что он владелец крупной компании. Миссис Брук говорила, что однажды она вместе с мужем встретила его в Бостоне в сопровождении очень хорошо одетой дамы. Беспечные молодые люди говорили, что он часто ездит вместе с ними на дансинг в Лоуэлл и возвращается очень поздно, насквозь пропахший дешевыми духами. Ни у кого не было сомнений в том, что он сам дьявол, явившийся на Север возмущать спокойствие. Но никто из жителей не мог точно ответить на два вопроса: кто он такой и чем зарабатывает себе на жизнь? Казалось, он ничем не занимается, но в то же время у него водились деньги; он всегда был роскошно одет и имел при себе достаточно наличности.

Потом вдруг все эти разговоры прекратились, и это произошло по той простой причине, что его не было в городе, он уехал в Бостон и жил там больше двух месяцев. Люси уже решила, что Хит никогда не вернется в Конкорд, хотя все были уверены в обратном, потому что его любимый серый мерин стоял в городской конюшне. Люси внушала себе мысль, что никогда больше не увидит Хита. Она изо всех сил старалась выкинуть его из головы, все время посвящала своим обязанностям дочери Лукаса Кэддуэлла и невесты Даниэля Коллиэра, увлеченно занималась делами Женского клуба и Благотворительного общества Конкорда, принимала участие в литературных вечерах и встречах. Как только Даниэлю удавалось оторваться от дел, он приглашал ее на танцы, которые теперь довольно часто устраивались различными обществами.

Благотворительное общество ежегодно проводило бал для сбора средств бедным и нуждающимся. Люси избрали в организационный комитет, поэтому она принимала самое активное участие в подготовке бала, который, обычно, проводился в здании городского совета. Его темой, конечно же, было наступление весны, поэтому всю субботу Люси с другими женщинами украшали второй этаж, огромный балкон и главную лестницу.

Женщины помогали друг другу наряжаться, и Люси чувствовала приятное волнение, когда доставала из коробки новое, специально купленное для этого события платье. Оно было великолепно, Люси была просто уверена, что Даниэль будет потрясен, когда увидит ее в нем. Может быть, сегодня ей удастся очаровать его настолько, что он немедленно назначит день их свадьбы.

– Корсет слишком узок, – еле дыша сказала Люси Салли Хадсон. Салли Хадсон, маленькая, пухленькая девушка девятнадцати лет, была самой близкой подругой Люси.

– Девятнадцать дюймов? – спросила Салли, она намотала шнурки на кулаки и с силой рванула еще раз.

– Вообще-то, чтобы я влезла, надо восемнадцать, – прошептала Люси, закатывая глаза.

– Боюсь, что это невозможно, – ответила Салли, с силой затягивая шнуровку. – Зачем нужно было покупать платье с талией в восемнадцать дюймов, если ты не пролезешь и в девятнадцать?

– Я думала, что похудею.

Сделав последнее, отчаянное усилие, Салли наконец завязала шнуровку.

– Восемнадцать с половиной, почти то, что нужно. Настоящая осиная талия, – сказала Салли. Склонив голову набок, она любовалась своей работой. – Но в следующий раз, когда тебе захочется добиться подобного результата, лучше попробовать Сноубил.

– Но это же совсем новый корсет от Томпсона!

– Ах да, я видела рекламу в Гоуди. Но лично я предпочитаю Сноубил, они все-таки более жесткие.

Очень старательно Люси надела турнюр и нижние юбки, потом подняла руки, и Салли надела на нее сверху платье. Когда оно опустилось, вокруг раздались возгласы восхищения. Платье, сшитое из белого шелка, было отделано воланами, а вокруг талии были вышиты небольшие букеты анютиных глазок. Очень глубокий вырез платья и рукава украшали розочки. Салли застегнула платье и с нескрываемой завистью уставилась на Люси.

– Лучше и не подходи ко мне, Люси Кэлдуэлл, – сказала Салли, протягивая Люси зеркало. – Ты похожа на модель из Гоуди.

Люси улыбнулась, глядя в зеркало, поправила прическу. Ее каштановые волосы были высоко заколоты. Но несколько локонов соблазнительно спускались на нежную шею. Малахитовые серьги и колье прекрасно подходили к ее карим глазам, а щеки горели в предвкушении чего-то необычного. Она знала, что никогда еще не выглядела так привлекательно.

– Интересно, что скажет Даниэль?

– Он и так от тебя без ума, а сегодня ему не останется ничего другого, как упасть перед тобой на колени и прочитать оду твоей красоте, – сказала Салли. – На твоем месте я бы поостереглась: как бы ему не пришло в голову затащить тебя в одну из комнат там, внизу.

«Если бы все было так просто», – подумала Люси и, расправляя лепестки шелковых роз, вслух сказала:

– Я думаю, как бы он не опоздал.

– Опоздал? – эхом повторила Салли. – Почему? Неужели опять из-за деловой встречи?

– Боюсь, что да.

– Не понимаю, как ты терпишь это! Он ведь постоянно занят!

– Я горжусь им. Даниэль – самый молодой юрист в компании, он добился этого только благодаря своим собственным усилиям. А теперь, когда война окончена и люди налаживают жизнь, ему приходится много работать.

– Конечно, конечно, – остановила ее Салли, утомленная долгой речью. – Можно привыкнуть ко всему, даже к этим постоянным, долгим заседаниям по пятницам. Но я говорю не об этом. По крайней мере у тебя есть жених, сегодня не многие могут этим похвастаться. Сейчас так мало мужчин, и я, например, не могу себе позволить быть столь же разборчивой, как раньше. Подумать только, мне уже почти двадцать, а я даже не помолвлена.

– Ты говоришь, словно ты уже старая дева, – сказала Люси смеясь.

– Нет, ну что ты. Я никогда ею не стану. – Слова звучали без тени сомнения. – Я никогда не смогу стать такой, как сестрица Даниэля Абигаль, тридцать три года – и еще ни разу не целовалась! Смотри, а вот и она. Похоже, направляется к нам.

Люси приветливо улыбнулась Абигаль. Неужели ей никогда даже не хотелось, чтобы ее поцеловали? Похоже, что нет. Абигаль, всегда строгая, с плотно сжатыми губами, имела неприступный вид. Женщина с железным характером и полным отсутствием чувства юмора. У нее были такие же карие глаза, как у Даниэля, впрочем, как и у всех в их семействе, но, глядя на них, никогда даже нельзя было предположить, о чем она думает. Абигаль души не чаяла в Даниэле, опять же как и все родственники. Кстати сказать, Коллиэры настолько сильно гордились Даниэлем, что, как Люси иногда казалось, не считали ее достойной невестой.

– Добрый вечер, Люси, – вежливо поздоровалась Абигаль. – Даниэль просил передать тебе, что сегодня он допоздна задержится в Лоуэлле.

– Ты хочешь сказать, что сегодня его не будет…

– Совершенно верно, – сказала Абигаль все с тем же непроницаемым выражением лица. – Ты же знаешь, что для него значит работа, Люси. И естественно, что он не может бросить все ради каких-то танцев.

– Конечно, нет, – ответила Люси, краснея. Сердце ее упало. Смятение и разочарование были такими непредвиденными и сокрушительными, что слезы сами собой появились на глазах. Но Люси тут же приказала себе: «Не смей плакать!» После этого Салли и Абигаль обменялись холодными взглядами, и Абигаль удалилась.

– Это намеренный трюк, – заявила Салли. – Дождаться, пока ты наденешь платье и приготовишься, чтобы объявить, что Даниэля не будет.

– У меня создалось впечатление, что все просто уверены, будто моя жизнь – это Даниэль, – тихим голосом сказала Люси. – Очевидно, предполагается, что сейчас я должна уйти домой или скучать здесь, пока он не соизволит прийти. Но я не собираюсь делать ничего подобного. Напротив, я собираюсь танцевать, смеяться, а может быть, даже немного пофлиртовать!

– Люси! – Салли выглядела ошарашенной, но очень довольной. – Тебе нельзя. Что о тебе скажут?

– Я не его собственность, по крайней мере пока. И не вижу причины отказываться от удовольствий. Да, мы помолвлены, но мы даже не объявили дату свадьбы. Так что я молодая, незамужняя девушка. И сегодня я буду веселиться от души.

Решительно задрав подбородок, Люси вышла из уборной, держа маленький шелковый веер, как томагавк. И действительно, весь вечер она вела себя очень свободно, оживленно болтала и танцевала без устали. Люси прекрасно осознавала, что ведет себя не должным образом и тем самым привлекает всеобщее внимание. «Очень хорошо, – зло думала Люси, – когда Даниэлю расскажут об этом, вряд ли ему захочется оставаться по вечерам на работе, вместо того чтобы находиться рядом со мной». Возможно, он рассердится и потребует объяснений, может быть, будет настаивать на том, чтобы она вообще не разговаривала с другими мужчинами, ей все равно. Единственное, чего она хотела от него, так это хоть какого-нибудь проявления внимания. Поэтому, игнорируя предостерегающие взгляды отца, Люси кружилась и кружилась, меняя одного партнера за другим. Постепенно чувство обиды ослабевало в ней.

– Я думаю, Даниэль много потерял, что не увидел вас сегодня, – шептал ей на ухо Дэвид Фрэзер, пока они вальсировали под одну очень модную мелодию. Люси с благодарностью посмотрела на него, потому что это было именно то, чего ей больше всего хотелось услышать сегодня.

– Вы действительно так думаете? – спросила она, и Дэвид разразился целой серией комплиментов. Люси довольно улыбалась. Но прошло всего несколько мгновений, как улыбка застыла на ее губах. Через плечо Дэвида она случайно взглянула на группу людей возле столика с закусками, и кого же она увидела? Там стоял Хит. Он оживленно шутил, все смеялись, и его белозубая улыбка выделялась на загорелом лице.

Значит, Хит вернулся.