Приди ко мне, любовь

Глава 5

Платье, в котором Люси собиралась выходить замуж за Даниэля, было готово только наполовину. Придя к портнихе, она с сожалением осмотрела незаконченный наряд. Они предполагали, что это будет самое изысканное подвенечное платье, в котором когда-либо невеста шла к алтарю Первого городского прихода. Но теперь по поводу всех мечтаний Люси о прекрасном подвенечном наряде следовало уверенно сказать «было бы». Люси словно видела перед собой это платье: сшитое из белого шелка, спереди плотно облегает, подчеркивая фигуру, а сзади собрано в огромный турнюр и украшено букетами флердоранжа. Низ отделан тюлем, расшитым мелкими жемчужинами, верхнюю юбку украшает чудесная спадающая кайма из сатина, тоже расшитая жемчужинами. Вуаль из тончайшего тюля Люси собиралась прикрепить к волосам золотыми гребешками, которые остались от мамы… Какой прелестной и милой невестой она выглядела бы в этом платье и как завидовал бы ей весь Конкорд!

Да, но если Люси наденет что-нибудь подобное на венчание с южанином, все просто рассмеются и еще больше станут злословить, что она нарядилась, словно нецелованная девушка. Это вынудило Люси сесть вместе с портнихой и придумать новый фасон, который не требовал бы долгой, кропотливой работы. Нет, она ни за что на свете не наденет ни одно из своих старых платьев! У нее все еще есть гордость, и не важно, кто ее жених.

В конце концов сошлись на том, что основа будет из белого сатина, тем более что она была уже готова, а сверху – тонкая нежно-розовая накидка из крепдешина, украшенная белоснежными цветами. Отец настаивал на том, чтобы свадьба состоялась как можно скорее, поэтому ровно через неделю платье было закончено и прислано как раз ко дню церемонии.

События развивались с такой скоростью, что у Люси совсем не было времени сесть и подумать обо всем происходящем с ней. Нужно было упаковывать вещи, собрать хотя бы скромное приданое, кое-что купить. Она делала все сама, упрямо отвергая робкие попытки Салли и других ее подруг к примирению. Она знала, что сможет выстоять, и только так, противопоставив себя всему свету. Она не хотела прощать Салли сплетен, а другим – презрительного отношения к себе. Она чувствовала себя намного лучше и увереннее наедине со своим негодованием, оно придавало ей силы.

В последний день пребывания в родном доме Люси бесцельно слонялась из комнаты в комнату. Ее взгляд натыкался на предметы, которые были ей дороги и понятны. Большинство из них она упаковала в сундуки и ящики, и отец уже перевозил их в дом Хита. Комната выглядела пустой без ее вещей, без ее изящных безделушек. Интересно, почувствует ли это отец? Даже если и почувствует, что дом опустел без нее, никогда не скажет об этом. Было не в его правилах говорить о подобных вещах. Люси остановилась около камина, разглядывая маленькую фарфоровую статуэтку, стоявшую на самом краю. Статуэтка изображала женщину, одетую в старомодное платье, ее туфли и шарф были раскрашены в золотой цвет, но позолота почти стерлась от времени. Эта вещица принадлежала ее матери. Люси вдруг осознала, что она ничего не взяла на память о ней. Она поспешно схватила фигурку и спрятала в руке, словно украла то, что ей не принадлежало. Люси аккуратно завернула статуэтку в носовой платок и положила в сумочку. А как бы к этому отнеслась Анна Кэддуэлл? Неужели и ее сердце было бы разбито, когда бы она узнала, что ее единственная дочь выходит замуж за южанина? А может, и нет. Ведь когда-то и она пошла против воли своей семьи, выйдя замуж за Лукаса Кэлдуэлла. Может, она и поняла бы Люси.

Люси села за бюро отца, рассеянно перебирая бумаги, лежащие на нем, и впервые за эти ужасные дни позволила себе мысль о Хите Рэйне. Она не видела и не слышала его с той самой сумасшедшей ночи, когда приняла его предложение. Интересно, о чем думал он, когда помогал отцу разгружать ее вещи? Теми вещами, которые она уже отправила, можно было неплохо приукрасить его холостяцкое жилье: сине-белый фарфор, яркие лоскутные одеяла, умело сшитые простыни и вышитые скатерти – все она подготовила для своего приданого, когда еще надеялась выйти за Даниэля. Обманутые надежды! Хорошо еще, что она не вышила на вещах его инициалы.

Люси вынула из пачки листок бумаги и посередине аккуратно вывела «Люси Кэлдуэлл». Затем прямо под этим «Люси Рэйн». Может быть, лучше Люси Кэлдуэлл-Рэйн? Нет, короткий вариант ее устроил больше – быстрый и стремительный росчерк пера. «Рэйн»? Вовсе не плохое имя. Скомкав в руке лист, она опустила голову на руки и заплакала.

В день свадьбы Люси долго вертелась перед зеркалом в своем розово-белом платье, чтобы рассмотреть себя со всех сторон. Все утро она одевалась, причесывалась, прихорашивалась, но, несмотря на волнение, связанное со столь ответственным событием, ее лицо оставалось бледным. Она была не в состоянии заставить себя выглядеть счастливой и довольной, напротив, ее сердце будто окаменело, и всю ее наполнял ужас. Наконец она услышала, как отец постучал в дверь.

– Входи, – напряженно сказала Люси, нервы ее были на пределе. На Лукасе был светло-коричневый костюм, седые волосы и усы только что подстрижены и напомажены.

– Ты выглядишь прекрасно, – сказал он.

– Я больше похожа на подружку невесты, чем на невесту. Он не стал возражать, только снова тщательно осмотрел ее с ног до головы.

– Ты наденешь вуаль?

– Я думаю обойтись без нее.

Теперь она уже жалела о своем решении. Как было бы хорошо, если бы ее лицо было скрыто от посторонних глаз, в то время как она могла бы рассматривать всех!

– Да, так даже лучше, – мягко согласился Лукас и повернулся, чтобы выйти из комнаты. – Мы должны выходить через пять минут.

– Прекрасно, я готова. – Люси понимала, что эти слова сказала она, но в то же время чей-то другой, неотступный голос почти что надрывался от крика: «Нет! Я не готова!»

Итак, она попалась в ловушку. Но что-либо изменить уже было невозможно, да она ни на йоту и не собиралась отступать от избранного ею самой пути. Она знала массу примеров, когда люди делали то же самое, что она делала сейчас. Выходили же другие замуж без любви, и если теперь у нее нет Даниэля, кто-то должен занять его место.

По дороге в церковь Лукас, откашлявшись, явно чувствуя себя не в своей тарелке, сказал:

– Люси, когда девушка выходит замуж, обычно мать или кто-нибудь из родственниц должны рассказать ей о… о супружеских отношениях. Есть вещи, о которых тебе просто необходимо знать. Я надеюсь, что ты последовала моему совету и задала священнику все вопросы, которые волновали тебя?

Люси отметила про себя, что отец покраснел даже больше, чем она. Это так похоже на него: он начинает разговор на подобную тему за десять минут до начала церемонии, прекрасно понимая, что, кроме всего прочего, у нее просто не хватит времени, чтобы задать интимные вопросы, на которые ему так не хотелось отвечать.

– Да, я разговаривала с ним, – сказала Люси, опуская взгляд на маленький букетик цветов, который она вертела в руках. – Он дал мне почитать, некоторые выдержки из Библии. Я просмотрела их прошлой ночью. Думаю, что в основном мне все понятно.

– Ну и славно, – сказал он с заметным облегчением.

Они быстро переменили тему.

Люси нахмурилась, разглядывая цветы. По правде сказать, Священное Писание не ответило на все вопросы, как обещал священник. Там было сказано, что надо быть послушной, плодоносящей и, конечно же, верной; но совершенно отсутствовало описание деталей, о которых хотелось бы знать.

Ей пришлось самой составлять представление об этой стороне брака из своего собственного опыта, здравого смысла и отрывочных сведений, почерпнутых в дамском журнале Гоуди. Небольшие повести и романы, помещаемые между рубрикой «О разном» и разделами о моде, давали очень смутное представление о том, чего следовало ожидать девушке после вступления в брак. Например, захватывающий отрывок из «Выбора Филомены», в котором герой поцеловал Филомену «со страстной решительностью» и «прижал ее к своей груди», после чего «понесла Филомена и стала настоящей женщиной», оставлял много вопросов. Люси с трудом могла представить себе, что же произошло с Филоменой после того, как герой прижал ее к своей груди. В конце концов Люси знала, что мужчина не может скрыть то, что происходит с ним, когда он близко прижимает к себе женщину долгое время. Благодаря Хиту Рэйну она также знала, с чего начнется ее первая брачная ночь, хотя и не представляла, что будет в середине и в конце. Когда она попыталась вообразить себя с ним в его постели, то почувствовала, что внутри все похолодело.

Священник, его пышная, улыбающаяся жена и их маленькая дочка вместе с Хитом уже ждали их в церкви. Люси первая вошла в дверь и остановилась рядом со своим будущим супругом, с тревогой глядя на него. Он был необычайно хорош в желтовато-коричневом льняном костюме, который, впрочем, как и вся его одежда, был, очевидно, очень дорогим. Костюм, с мягким, плотно прилегающим воротником и модными рукавами без обшлагов, был прекрасно скроен и сидел безукоризненно. Все в Хите, от его светлых волос до носков начищенных до блеска туфель, выглядело идеально. Но даже его безупречный вид не так раздражал Люси, как его безмятежное настроение – он выглядел так, словно собирался на пикник. По тому, как он смотрел на нее, у Люси создавалось впечатление, что он прекрасно понимал, насколько она взволнована, и этим взглядом умолял ее все-таки отважиться на этот шаг. «Держу пари, что он уверен, будто я сбегу в самый последний момент, как последняя трусиха», – подумала Люси.

Все подошли к алтарю и заняли свои места. Было очевидно, что все волновались сверх меры, за исключением Хита. Даже священник, мистер Рейнольдс, который сотни раз проводил этот обряд, снял очки, чтобы протереть запотевшие стекла.

– Что-нибудь не так? – вежливо поинтересовался Хит.

– Мне никогда раньше не приходилось венчать южанина, – словно чувствуя за собой вину, ответил священник, и его слова привели Люси в бешенство. Все называли его «южанин», как будто она выходила замуж за инопланетянина.

– В этом нет ничего страшного, – ехидно заметила Люси. – Я полагаю, что молятся они так же, как и мы, разве что не правильно произносят некоторые слова.

Хиту пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы сдержать усмешку. Для избалованной и изнеженной новой англичанки Люси Кэлдуэлл обладала сильным характером и волей. Он испытал больше чем облегчение, видя, что она не собиралась позволить кому бы то ни было унижать себя. Ему прямо-таки претила мысль о кроткой, безропотной жене. Но с другой стороны, он никак не мог понять, почему же тогда она решила выйти замуж за него, он ведь не был лихим кавалером-северянином из уважаемой семьи. «Маленькая ханжа», – подумал Хит. Если бы он, Хит Рэйн, был из добропорядочной бостонской семьи с устоявшимся именем, она бросила бы своего Даниэля и ухватилась бы за него при первом же удобном случае. Ведь оба они чувствовали тяготение друг к другу с самой первой минуты. Но разве возможно заставить ее признать это?

Люси смотрела на Хита, как будто ожидая, что он сделает ей замечание за ее несдержанность. Но он только, слегка улыбнувшись, пожал плечами, сделав вид, что уже смирился со странностями в поведении янки.

Люси старалась сконцентрироваться на своем негодовании, сознавая, что оно помогает ей отвлечься от всего происходящего. Точно так, как ее роскошное свадебное платье было переделано в более простой и скромный наряд, так и грандиозный обряд венчания был заменен короткой торжественной церемонией. Они приняли обет, затем обменялись кольцами под торжественный гимн, который на органе исполняла жена священника. Люси даже не успела поправить широкое золотое кольцо на пальце, когда почувствовала, как пальцы Хита коснулись ее подбородка и подняли его вверх. Он поцеловал ее.

Итак, дело было сделано. Ее мечты о Даниэле канули в прошлое. Она дала обет верности другому и теперь принадлежала ему. Пока Хит принимал поздравления священника, Лукас Кэлдуэлл вышел из церкви, чтобы подогнать экипаж. Люси наклонилась к девочке и подарила ей свой букет. Холодными пальцами она коснулась крошечных теплых ручек, которые крепко сжали стебельки цветов. Затем она выпрямилась и взглянула на миссис Рейнольдс. Ее лицо выражало искреннее сочувствие, как будто по глазам Люси она сумела прочитать ее мысли.

– Невеста не должна так хмуриться в день своей свадьбы, дорогая, – осторожно прошептала она. – Мне кажется, что он хороший человек и вы прекрасно подходите друг другу.

Люси молча кивнула, но комок отчаяния подкатил к горлу, когда миссис Рейнольдс добавила:

– Наши желания не всегда претворяются в жизнь.

– Я поняла. Спасибо, миссис Рейнольдс.

Люси прервала ее намного жестче, чем собиралась, и ее грубость заставила ошеломленную женщину замолчать. Неожиданно Люси почувствовала, как Хит сильно сжал ее руку. Слегка поморщившись, Люси посмотрела на него. Но он с чарующей улыбкой смотрел прямо на миссис Рейнольдс.

– Мы оба восхищены вашей добротой, мэм, – заискивающе говорил он, изо всех сил стараясь успокоить бедную женщину. Люси не понимала, зачем он делает это. Неужели ему не безразлично, что о нем думает какая-то миссис Рейнольдс? – Мы никогда не забудем то, что вы сделали для нас, вы превратили этот день в настоящий праздник, и мы будем всегда помнить об этом.

– Ну что вы, мистер Рэйн, – снова заволновалась супруга священника, но теперь ее переполняли совсем другие чувства, она была довольна и горда собой. – Я лишь сыграла гимн и засвидетельствовала обряд.

– И почтили нас своим присутствием. – Хит одарил ее признательной улыбкой, которая, без сомнения, наполнила миссис Рейнольдс добрыми чувствами и полностью изменила ее отношение к этой паре. Сказав это, Хит развернул Люси и потащил к выходу.

– У меня будет синяк на руке, – прошипела она сквозь зубы, другой рукой пытаясь разжать его пальцы. Но он, казалось, не обращал внимания на ее слова.

– У тебя будет синяк не только там, если ты не будешь держать себя в руках. Таким образом ты пытаешься свести счеты со мной, с Даниэлем, с отцом, но при чем тут милая пожилая женщина, которая лишь попыталась немного ободрить тебя?

– Сводить счеты? – надменно сказала она. – Так, значит, сводить счеты.

– Да, да, именно так.

Они остановились возле экипажа, и на одно мгновение их переполненные негодованием глаза встретились. Но Люси первая отвела взгляд.

– Мы едем домой? – спросила она тихо.

– Я полагаю, что нам лучше поехать пообедать в Уэйсайд.

– Я не голодна.

Хит вздохнул, его терпение подходило к концу. Он провел по золотистым волосам, они распались в привлекательном беспорядке.

– Синда, видишь ли, похоже, что этот день останется единственным как в моей, так и в твоей жизни, давай же проведем его как следует. Сейчас мы поедем в Уэйсайд, где нас ждет обед, выпьем по паре бокалов вина, а к тому времени когда мы вернемся в Конкорд, все вещи уже будут распакованы.

– Кем?

– Это сделают Коллин Флэннери и ее дочь Молли. Они приходят убирать и готовить несколько раз в неделю. Завтра они зайдут познакомиться с тобой.

Она медленно кивнула в ответ. Хит помог ей сесть в экипаж. Теперь, когда все было окончено, Люси чувствовала себя еще более уставшей и взвинченной, нежели утром. Изо всех сил она старалась поддерживать разговор, но спустя совсем немного времени оба они замолчали. За обедом они тоже молчали, говорили лишь при необходимости сделать заказ или попросить передать соль. Но после второго бокала вина Люси приободрилась и задала ему несколько вопросов, которые в самом деле интересовали ее.

– Ты собираешься написать еще одну книгу?

– Я еще не думал на эту тему. А почему ты спрашиваешь?

– А на что мы будем жить? Я имела в виду, что деньги, которые ты получил за свою книгу, когда-нибудь закончатся, и тебе придется подумать…

– О, – его глаза засияли неожиданным весельем, – Син, мужчина может позволить себе жить на авторские гонорары только в том случае, если он не ценит трехразовое питание.

– Но ведь у твоей книги был безоговорочный успех.

– Да, но всех этих денег нам не хватило бы и на неделю.

Люси открыла рот от изумления. А отец говорил, что Хит сможет обеспечить ее! Ей даже в голову не приходило усомниться в этом, он всегда был роскошно одет и выглядел достаточно беспечным.

– На что же тогда ты живешь?

– После окончания войны я продал самые дорогие из тех земель, что достались мне от отца. А деньги вложил в несколько предприятий. Одно из них обещает неплохие доходы, этого будет вполне достаточно нам обоим. Ты что-нибудь слышала о железнодорожных вагонах-холодильниках?

– Нет, – ответила она, почувствовав неожиданное облегчение. Земли. Вложения. Она знала, что эти слова означают деньги.

– Крупные поставщики увеличивают свои доходы в десятки раз, отправляя фрукты и овощи в вагонах с низкой температурой прямо в розничную торговлю, минуя мелких предпринимателей, которые раньше продавали их продукцию по всей дороге. Для этого пользуются вагонами-холодильниками.

– Но ведь это лишает многих людей заработка?

– Да. Но с этим ничего нельзя поделать, жизнь не стоит на месте.

– Как это бессердечно! Неужели тебе не жаль их? Неужели ты не осознаешь своей вины перед людьми, которых лишаешь работы?

– Мне следовало бы предвидеть, что ты станешь отчитывать меня за это, – сказал Хит, мягко улыбаясь. Но она продолжала смотреть на него с выражением ужаса и смятения на лице. Постепенно его улыбка исчезла, и лицо стало хладнокровным и безжалостным. Люси осознала вдруг, что он совершенно беспощаден, и какую-то долю секунды трелетала от страха. На что может быть способен такой человек, как он?

– Нет, я не чувствую себя виноватым, – сказал он. – Мне не нравится лишать людей заработка, но у меня есть одна весьма странная привычка – иметь крышу над головой.

– А те люди?

– Это сделала война, это она нарушила привычный порядок. Некоторые поднялись вверх, в то время как другие упали на самое дно. И мне не важно, каким способом я буду удерживаться на плаву, в любом случае это лучше, чем пойти ко дну.

– Некоторые предпочли бы пойти ко дну, чем замарать свою честь, – сказала Люси. Осуждение звучало в ее голосе.

Взгляд Хита похолодел настолько, что у нее по спине пробежала дрожь.

– Вас еще не раз удивит, миссис Рэйн, то, как мало вы знаете о людях и их чести. Включая и тот факт, что во время войны ваш любимый Даниэль наверняка совершал такие поступки ради спасения собственной шкуры, от которых вас затошнило бы.

– Но я ни слова не сказала о Даниэле! – с жаром произнесла она. Хотя оба они знали, что она думала именно о нем.

– Я готов многое терпеть от тебя, – сказал Хит уже без всякого напряжения. – Но я не позволю осуждать меня или сравнивать меня с этим…

После этого они больше не разговаривали, но эта тишина, холодная и непрерывная, была гораздо страшнее той, предыдущей.

После ужина они вернулись в Конкорд. Было уже поздно. На несколько минут Люси осталась в спальне одна. Осторожно сняла платье и отложила его в сторону. Ее движения были медленными, как будто она пребывала в глубоком сне. Привычным движением расстегнув корсет, она чуть не упала в обморок, когда мощная струя воздуха буквально ворвалась в ее легкие. Она ухватилась за спинку кровати и прижалась к ней щекой. С закрытыми глазами она ждала, пока пройдет головокружение.

– Синда? – Услышав голос, она открыла глаза. – С тобой все в порядке? – спросил Хит, подходя к кровати. Его красивое лицо выглядело озабоченным.

– Все в порядке, – сказала она бодро, пытаясь прикрыть себя руками, потому что вдруг поняла, что он был еще одет, в то время как она осталась в одних панталонах и лифчике, который целый день так досаждал ей. – Я не думала, что ты придешь так скоро. Я не успела…

– Я же не знал, сколько времени тебе понадобится.

– Но тогда, – сказала она беспокойно, – почему тебе не выйти и не оставить меня на несколько минут? А я пока найду свой халат.

– А может, мне лучше остаться? – мягко предложил он, снимая пиджак. Словно под гипнозом она наблюдала за тем, как он снимал туфли. – Может, будет лучше, Син, если мы не будем делать из этого проблему.

– Но я не могу, но как же…

– Не надо нервничать. Вспомни, я видел тебя, когда на тебе не было даже этого.

Отвернувшись, Люси старалась не смотреть, как он раздевается. Руки ее потянулись к лямкам лифчика, она застыла – нет, она не могла снять его прямо перед ним. Неужели он думает, что она разденется донага, когда он смотрит на нее? А если разденется он? Куда ей смотреть? Что ей говорить? Положение было во сто крат хуже, чем она могла предположить. Ну почему, почему никто не сказал ей, как она должна вести себя? Почему никто не предупредил ее об этом дурацком моменте? Так она и стояла, онемевшая, застывшая и трясущаяся от холода, обдумывая, что же ей делать дальше. Боже, она же не вытащила шпильки. Вот чем можно заниматься хотя бы ближайшие несколько минут. Она вытаскивала шпильку за шпилькой, ослабляя уложенные плотным кольцом волосы. Но тут она услышала приближающиеся шаги Хита.

– Позволь мне.

Пальцы Хита мягко скользили по ее длинным каштановым локонам, вытаскивая шпильки. Расслабившись, Люси повернулась к нему лицом. Он был без рубашки и казался еще больше, чем она ожидала. Его кожа, темная от загара, во многих местах была пересечена шрамами. Ее взгляд скользил по его узкой талии, сильной груди и широким плечам. Уголок рта чуть приподнят в полуулыбке, с которой он смотрел на нее сверху вниз.

Без каблуков, которые она так любила, Люси доходила ему только до плеча. Ей очень не нравилось казаться такой крошечной и так запрокидывать голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза. Ей хотелось, чтобы он был примерно такого же роста, что и Даниэль. Если Хит сейчас обнимет ее и прижмет к себе, как это мог бы сделать Даниэль, то носом она уткнется в его грудь. Он положил руки ей на плечи, большие пальцы касались ее ключиц. Люси сосредоточила взгляд на его шее, стараясь взять себя в руки и быть спокойной, но его близость душила ее. Ей хотелось сбросить его руки, оттолкнуть его и убежать. Ее напряжение собиралось в единый огромный узел, становилось невыносимым. И когда его руки опустились на талию, она, отшатнувшись, закрыла лицо руками. Вся она натянулась словно струна в ожидании его робкого прикосновения.

– Я не могу, – наконец несчастным голосом проговорила она. – Я не вынесу этого. Не сейчас, пожалуйста. Мне нужно время, несколько дней, неделя или две, чтобы привыкнуть. А сейчас оставь меня! Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне. Мне не следовало выходить за тебя, я ведь совсем не знаю тебя. Мне не нужно было, но я не думала… – Она остановилась, не закончив фразу, делая усилие, чтобы овладеть своими эмоциями.

Когда Хит нарушил эту тишину, его голос был низким и тихим.

– О, Син, – он вздохнул, – нам обоим нужно еще очень многому научиться. Иди ко мне.

Шаг за шагом она снова приблизилась к нему, не смея оторвать глаз от пола. Она чуть вздрогнула, когда он обнял ее. Его руки крепко обвились вокруг нее. Осторожно он прижал ее к своему телу, которое показалось ей потрясающе горячим. Сама Люси настолько замерзла, что думала, ей никогда не удастся согреться. Чувствуя ее упорное нежелание, он тихо нашептывал ей на ухо:

– Спокойно, спокойно… Все в порядке, моя сладкая девочка… Тебе нечего бояться. – Он ничего не делал, просто держал ее в своих объятиях. И постепенно она расслабилась, чувствуя, как тепло его тела медленно просачивалось сквозь ее кожу и растекалось по всему телу. Она положила ладони на его твердую обнаженную грудь и щекой прижалась к ней, чтобы слышать ритмичное, сильное биение его сердца. Она почувствовала, что губами он касался ее волос. Было так приятно ощущать себя в его сильных руках, перенести весь свой вес на него, зная, что он без труда сможет поднять ее. – Я знаю, как нелегко тебе, – шептал он. – Но худшее уже позади.

– Еще нет, – произнесла она приглушенно. – Может быть, для тебя, но не для меня.

– Но я вовсе не собираюсь обижать тебя или причинять тебе боль.

– Тогда дай мне немного времени, – взмолилась она. – Неделю, может быть, и месяц, только чтобы я смогла…

– Ты думаешь, что что-нибудь изменится, если мы будем ждать месяц? – осторожно поинтересовался он. – С каждым днем ты будешь бояться все сильнее.

Хит ждал, пока не понял, что ответа не последует. Тогда его руки быстро коснулись лифчика, и одним решительным движением, не давая ей шанса сопротивляться, он снял его.

– Лампа… – начала было она; мягкий золотой свет падал на ее обнаженные груди.

– Я хочу видеть тебя, – сказал он, и в его сине-зеленых глазах запылала страсть. – И хочу, чтобы ты видела меня. – Он поднял ее и осторожно опустил на кровать. Его руки, как лучи солнца, ласкали ее грудь. Сначала его губы лишь коснулись ее губ, потом он прижался сильнее и, наконец, убедил ее раскрыть свои. И снова его поцелуй возбудил в ней всю ее чувственность. Она ощущала мягкие, томительные прикосновения его языка, она обвила руками его шею, находя истинное успокоение в физическом наслаждении. Одними пальцами он нащупал ее панталоны и стянул их с бедер.

Мысли были приятно затуманены, она сосредоточилась только на его губах и руках. Он целовал ее страстно, неторопливо. И казалось, чем сильнее она хотела сблизиться с ним, тем ленивее становился он, заставляя ее работать, искать его ускользающие поцелуи, пока в отчаянии она не обхватила руками его голову, не позволяя увиливать от нее. Хит наградил ее за старание долгим, глубоким поцелуем. Где-то в глубине Люси удивилась своему страстному желанию, теперь ей нужны были не только его поцелуи, ей необходимы были его ласки. Она жаждала новых поцелуев, она снова хотела его.

Неохотно Хит оставил ее, чтобы снять остатки одежды. Покраснев, Люси стала сконфуженно натягивать на себя одеяло, инстинктивно пытаясь скрыть наготу. Услышав, как его брюки упали на пол, она плотно закрыла глаза. Он снова вернулся к ней.

– Син, взгляни на меня. Неужели тебе нисколечко не любопытно?

Подняв длинные ресницы, она увидела его глаза, сияющие весельем.

– Конечно, нет. Неожиданно он усмехнулся.

– Конечно, тебе интересно, – настаивал он. – Но ты слишком упряма, чтобы признаться в этом.

– Упряма? Я?

– Не смотри на меня так, голубушка. Такой взгляд может охладить любого.

– Хорошо! – сказала она, стараясь отвернуться от него. Она злилась, что он так бесцеремонно нарушил это состояние приятной мечтательности. – И прекрати улыбаться, в этом нет ничего смешного!

– Но все же. – Хит легко подтолкнул ее назад и поцеловал в нос. Он изо всех сил старался сдержать улыбку, но глаза его все равно продолжали смеяться. – Ты не любишь смеяться над собой, – спокойно заключил он. – Тебе следует поучиться этому.

– Зачем? – приглушенным голосом спросила Люси. – Достаточно того, что это делаешь ты!

Он целовал уголки ее рта, мочки ушей, все время шепча что-то, но она улавливала только жалкие обрывки из того, что он ей говорил. Он шептал, что она прекрасна и что он хочет ее. Его шепот был настолько соблазнительно-чарующим, что она снова прижалась к нему, загипнотизированная его нежностью. Мягкими движениями он ласкал ее грудь, кончиками пальцев играл с твердеющим соском. Наслаждение разливалось по ее телу, наслаждение такое горячее и пьянящее, что она, казалось, тонула в нем.

– Как не стыдно, – бормотал Хит ей прямо в шею. – У тебя такие прекрасные руки… Я хочу почувствовать их на себе.

– Где? – чуть дыша спросила она, трогая его за плечи.

– Везде.

– Я не знаю как.

– Делай все, что тебе хочется, – убеждал он, колоссальными усилиями сдерживая страсть. Она осмелилась наконец коснуться его груди, затем спины; уже смелее ее пальцы изучали симметричные, твердые как сталь мускулы, нежно она ощупывала изгиб позвоночника. Когда Люси дошла до упругих ягодиц, ею овладела неуверенность, смешанная со страхом. Подбадривая ее, Хит своими ладонями накрыл ее руки.

– Хит…

– Не ускользай от меня.

– Я не могу…

– Но между нами нет препятствий, – сказал он. – Нет этой комнаты. Нет стен, нет ничего запретного, нет страха, нечего скрывать, нечего терять.

Стук ее собственного сердца казался Люси громом разбивающихся о берег волн. Дрожа, она позволила ему опустить ее руку ниже. Сначала кончики пальцев коснулись мягких густых волос, и тут же ее ладонь ощутила что-то нестерпимо горячее и твердое. У Хита перехватило дыхание. Ее нежные пальцы двигались деликатно, останавливаясь каждый раз, когда она чувствовала, какой напор и смятение охватывают его; постепенно застенчивость сменилась любопытством. К ней пришло смутное осознание того, что она вовсе и не противится тому, что происходит. Это было незнакомо и очень интимно, но странно возбуждающе. Теперь она ласкала его менее скованно.

– Ну что, я правильно делаю? – спросила она, касаясь губами его шеи.

– Клянусь, да. – Он хотел рассмеяться, но у него не получилось. – Ты опровергаешь все, что я когда-либо слышал о женщинах-северянках. – Он поймал ее руку, отводя от источника своего томительного желания. – Минуточку, – сказал он едва дыша, откатываясь на спину, но все же не отпуская ее руки.

– Что-нибудь не так?

Хит поднес ее руку к своим губам, целуя каждый палец.

– Нет, ничего. Но если ты будешь продолжать в таком же духе, сегодняшняя ночь закончится гораздо раньше, чем я предполагал.

Она приподнялась на локте и посмотрела на его. Ее сдержанность улетучивалась, когда она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Его нежные касания действовали на нее как успокоительный бальзам.

– Что ты имеешь в виду?

– С тобой я не могу контролировать себя. Со мной никогда такого не было.

– Но это же прекрасно, не так ли? – шептала она.

– О, не улыбайся так, – простонал он. – Ты делаешь только хуже.

Неожиданно он набросился на нее, как дикая кошка. Его ноги удобно устроились между ее ног, руки он подложил ей под плечи. Люси содрогнулась, когда почувствовала, как его горячая плоть коснулась ее. Она чувствовала тяжесть и его неуемную власть над ней. Теперь он уже не сдерживал себя. Она попыталась увильнуть от него, но он почти незаметно надавил на нее своим весом.

– Не надо… – Его руки соскользнули ей под спину, заставляя ее прогнуться так, что груди поднялись вверх. Ее тело пьянило. Он прильнул к ее теплой груди, его губы двигались, ища соски, он целовал, покусывал, пытаясь заставить ее чувствовать то же, что чувствовал он. Он ласкал ее, пока она не задрожала от нетерпения. Желание, обжигающее, непреодолимое, сокрушительное, овладело всем ее телом, теперь она не могла справиться с ним в одиночку.

Она гладила его волосы; кончиком пальца нашла шрам на его виске и нежно провела по нему, но потом ее ладонь сама собой соскользнула на ее грудь. И она почувствовала ее округлость и теплоту, ощутила в ней пульсацию жизни. Люси моментально убрала руку, как будто ее обожгли. Хит поднял голову и взглянул на нее горящими бирюзовыми глазами.

– Что с тобой? – спросил он хрипло. – Я вовсе не против, если тебе хочется коснуться своего тела.

Малиновый румянец залил ее щеки, ее желание быстро угасало.

– Я не хотела. Это произошло случайно. Не смотри на меня так.

Он улыбнулся.

– Но в том, что ты только что сделала, нет ничего предосудительного, – настаивал он, беря ее за руку. Его пальцы сжимались, пока она пыталась отнять ее.

– Давай прекратим этот разговор.

– Не раньше, чем я покажу тебе кое-что.

– Что? – спросила она.

Хит не удержался и улыбнулся над страхом, который звучал в ее голосе.

Хит медленно подтянул ее руку к низу ее груди, заставляя ощутить ее тяжесть. Люси, вся пунцовая от смущения, пыталась освободить свою руку, но он не отпускал ее. Наклонившись, он поцеловал ее в сосок.

– Если я позволю тебе стесняться своего собственного тела, – сказал он и остановился, чтобы дать насладиться ей прикосновением его теплых губ, – тогда ты будешь стесняться и моего. А я этого не хочу. – Он потянул ее руку ниже, ниже живота, ниже мягких вьющихся волос, пока она не застыла в шоке. Ее пальцы были зажаты между ног и ощущали горячую чуть дрожащую влажность. – Посмотри, как это приятно. Вот почему я пытаюсь убедить тебя…

Люси с приглушенным стоном отпрянула от него, дыхание ее было неровным. Ее рука лежала теперь на подушке рядом с головой. Ее всю трясло, когда она почувствовала прохладный воздух на своих влажных пальцах.

– Как ты мог? – шептала она, эмоции переполняли ее, она не могла собраться с мыслями.

– Но ведь нет ничего запрещенного, – напомнил он и в доказательство сказанного, опустив голову, облизал один за другим все ее пальцы.

– Но ты не… должен делать так, – бормотала она, широко раскрыв глаза.

– Откуда ты знаешь? – спросил Хит с мягкой насмешкой. – Так вот, каждый муж может делать это со своей женой.

Нет. Инстинктивно она осознавала, что Даниэль никогда бы не сделал подобного, а тем более не заставил бы делать ее то, чего она не хотела. С Даниэлем все это было бы намного романтичнее, он все сделал бы с присущим ему достоинством и нежностью и не стал бы превращать первую брачную ночь в страстный, языческий обряд, как это собирался сделать ее супруг.

Хит застыл. Улыбка исчезла с его лица. И дураку было бы понятно, о чем она думала сейчас, вернее, о ком. Интересно, как долго его будет преследовать тень этого человека?

– Маленькая ханжа, – сказал он спокойно. – Ты бы с большим удовольствием улеглась в постель с янки, с его не испорченными манерами, правда же? И он бы с таким уважением поднял подол твоей ночной сорочки и испрашивал бы разрешение на каждое движение…

– Прекрати разговаривать со мной в подобном тоне.

– Но признайся, ты ведь все бы отдала за то, чтобы на моем месте сейчас был Даниэль Коллиэр. Ты бы продала душу дьяволу, чтобы сейчас он был с тобой в постели вместо меня, осмеливающегося смеяться над тобой, пытающегося пробудить тебя, твои чувства, а не лежать, как восковая кукла.

– Да! – закричала она, приведенная в бешенство его сарказмом. – Да, я хочу, чтобы на твоем месте был он!

Его красивое лицо затмила усмешка, больше похожая на гримасу.

– Маленькая глупышка. Ты хочешь этого только потому, что он не захотел иметь с тобой дела. А ты знаешь почему?

Она больше не могла сносить его ядовитых насмешек. Попытавшись отпрянуть от него, она прошипела:

– Из-за тебя.

Казалось, он не прореагировал на ее слова, лишь лицо его побледнело, а нижняя губа немного покривилась.

– Ну наконец-то ты произнесла это. Конечно, проще обвинить меня во всем случившемся, не вспоминая о том, что ты говорила той ночью. Зачем ты приняла мое предложение, если ты действительно так думаешь? Вы маленькая лгунишка, миссис Рэйн.

– Но я любила Даниэля столько лет! – сказала она дрожащим от гнева голосом. – Как ты осмелился подумать, что какие-то несколько месяцев смогут изменить это? Ты не понимаешь настоящей любви, думаешь, что все можно заменить постелью.

– Настоящая любовь, – небрежно повторил он. – Я скажу тебе правду, Люси, скажу, почему он не захотел иметь с тобой ничего общего. И вовсе это не из-за меня. Просто наконец он понял, что не сможет удовлетворить все твои желания. Ты ждала от него вещей, на которые он просто не был способен, включая и некоторые детали и тонкости в постели. Он никогда не смог бы удовлетворить тебя. Ты хотела от него слишком многого, но единственное, на что он был способен, это постоянно осаждать твои желания и ставить тебя на место. Однако он не глуп и понял, что на этом долго не протянешь.

– Он удовлетворял меня, – упрямо сказала Люси. – И все это твои выдумки.

– Да. И поэтому всякий раз, когда его не было поблизости, ты с таким нетерпением рвалась ко мне. Только потому, что он тебя удовлетворял.

– Я делала это из-за жалости!

– Жалости? О да. Извини, я не догадался, что это жалость двигала тобой, когда ты отвечала на мои поцелуи в то утро, после пожара.

– Ты сделал это преднамеренно. Ты решил соблазнить меня так, чтобы кто-нибудь обязательно увидел.

– Я не удивлюсь, если ты скажешь, что я специально устроил пожар, чтобы выманить тебя из дома. Как просто! Обвинить всех, кроме себя самой. А что, если в этом была только твоя вина? А что, если Люси решила помочь другому мужчине соблазнить ее, чтобы Даниэль обязательно узнал об этом и приревновал ее?

– Но это не правда! – сказала она, захлебываясь от ярости. – Ни в какой ревности не было необходимости! Все было прекрасно, пока не появился ты!

– Я не сомневаюсь, что все было на высшем уровне во время вашей трехлетней помолвки. Три года! А ты была все еще невинна и чиста, как только что отчеканенная монета. Бьюсь об заклад, что ты умоляла его о близости, что до смерти надоела ему своими приставаниями. А он в это время пытался внушать тебе понятия о чести и достоинстве. Что же сдерживало его? Почему он не сделал тебя своей?

– Он любил, он уважал меня!

Хит с неприязнью отпустил ее и поднял с пола брюки.

– А что, скажи на милость, делать с этим уважением? – сказал он грубо. Застегивая брюки и собирая в охапку свою одежду, он направился к двери. – Просто он понял, что не знает, как обращаться с тобой. Он осознал, что у него нет ни сил, ни времени, ни, черт возьми, терпения возиться с тобой. Но ты никогда не поверишь в это. Ты собираешься всю жизнь мечтать и представлять, как это было бы с ним, вместо того чтобы постараться понять, как все замечательно может быть у нас.

– Но ведь ты затеял этот спор сегодня.

– Не делай из себя страдалицу. Несчастную, совращенную Люси. Скорее я отправлюсь воевать с одной рукой, чем попытаюсь изменить твое мнение о бывшем женихе-совершенстве.

Люси ничего не ответила, только еще больше натянула одеяло.

– Дай мне знать, когда наконец ты решишь повзрослеть, – прибавил Хит. Теперь его голос звучал намного сдержаннее, чем раньше. С этими словами он тихо закрыл дверь. Люси предпочла бы, чтобы он изо всех сил хлопнул ею.

Люси не хотелось просыпаться. Она знала, что чувство вины начнет преследовать ее, как только она откроет глаза. Кутаясь в одеяло, она старалась не обращать внимания на солнечный свет, льющийся в окно. Во рту был такой вкус, будто всю ночь она жевала мел. Полусонными глазами она обвела пустую комнату. У нее страшно болела голова, в ушах стоял мучительный грохот. Спрятав голову под подушку, Люси застонала, вспомнив все, что произошло ночью. Она так много всего наговорила. Она ни за что не должна была говорить этого, все это нужно было бы тщательно скрывать. Ослепленная гневом, она не думала, что говорит.

Теперь ей казалось, что все это делал какой-то другой человек, а не она, так не любящая причинять боль другим. Конечно, ее гордость была задета всем тем, что высказал Хит, но все же раскаяние за свои слова переполняло ее. Его поведение не оправдывало ее.

Как бы ей хотелось, чтобы они не говорили о Даниэле. Конечно, она до сих пор любит его. Такая любовь не может исчезнуть бесследно, и, конечно, ее до сих пор преследуют воспоминания о том, что было между ними: как они вместе смеялись, обнимали друг друга, как гуляли у реки, вдыхая аромат распускающихся ив; она вспоминала их нежные поцелуи и долгие объятия. И даже теперь, будучи замужем за другим, она не могла до конца поверить, что все это уже не вернется. Она не хотела, чтобы Хит страдал из-за этого, не хотела быть плохой женой. Все произошло из-за его сверхъестественной власти над ней, только он мог вызвать в ней подобный гнев.

Интересно, он все еще сердится на нее? А что же ему остается делать? «Я не хочу встречаться с ним», – со страхом подумала она. Но глупо оставаться в постели, слыша, что он давно уже встал и что-то делает на кухне. Ей нужно встать, спуститься вниз и встретиться с ним лицом к лицу, невзирая ни на что. Медленно она встала с кровати. Густой аромат свежезаваренного кофе наполнял воздух. Сознание того, что Хит сам сварил себе кофе, усилило ее угнетенность. «Я его жена, – виновато думала она. – Теперь это моя обязанность».

Хит сидел на кухне. Смуглыми руками он сжимал большую кружку с кофе. Его растрепанная светлая голова покоилась на высокой спинке стула. Он чувствовал себя совершенно опустошенным после бессонной ночи. Он всегда старался смотреть правде в глаза. Человек никогда не научится держать себя в руках, пока будет лгать сам себе. Только во время войны он мог позволить себе подобный идеализм. Как и остальные, он был слишком твердолобым, чтобы осознать свое поражение. До тех самых пор, пока их не унизили и не втоптали в грязь. Только тогда к нему пришло разочарование.

Теперь он вырвал у судьбы еще один шанс – шанс снова наслаждаться жизнью, снова любить, но сам же, не желая этого, не смог им воспользоваться. Теперь Люси будет ненавидеть его. Он не хотел этого. Выйдя на крыльцо, он полной грудью вдохнул свежую утреннюю прохладу и посмотрел на дорогу, ведущую в город.

Они были такие разные, так мало общего было между ними! Она никогда не знала лишений и нужды, ей был неведом страх, она не знала, что значит иметь все и все разом потерять, она не знала ничего из того, что сделало его таким, какой он есть. Ничего удивительного, что она не понимает его. Ничего удивительного, что и он так плохо понимает ее. Но все равно он понимает ее лучше, чем Даниэль Коллиэр. Он понимает ее настолько, что может привести ее в бешенство, но он должен держать себя в руках. Чего бы это ему ни стоило, он будет держать себя в руках.

– Хит? – Он услышал ее робкий голос. Медленно пошел обратно в кухню. Прислонившись к косяку, пристально посмотрел на нее.

Его растрепанный вид вызвал у Люси какое-то необъяснимое чувство. Она никогда еще не видела взрослого мужчину в таком виде. Ее отец всегда был одет и тщательно выбрит, когда приходил к завтраку. А на лице Хита пробивалась щетина, волосы были не расчесаны. Но она была рада видеть его именно таким: загорелый, гибкий, в серых брюках и в расстегнутой рубашке. Он едва заметно улыбался, казалось, что он вполне спокоен, но она без труда почувствовала, что это напускное спокойствие.

– Ты сварил кофе. С сегодняшнего дня это буду делать я, – продолжила она, избегая его пристального взгляда. – Жена должна заниматься этим.

Хиту пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы не напомнить ей, что у жены есть и более существенные обязанности по отношению к мужу.

– Прекрасно. Но кофе сварен, и теперь уже не столь важно, кто это сделал, – монотонно ответил он.

– Ты пьешь из кружки? – явно нервничая, спросила она и направилась в кабинет, чтобы отыскать фарфоровый сервиз. – Может, чашка с блюдцем тебе понравится больше?

– Какая разница.

Она вытащила чашку с блюдцем для себя, налила кофе и, глубоко вздохнув, села за стол.

– Хорошо спала? – спросил Хит.

Она метнула на него взгляд, стараясь определить, шутит он или нет. Но его лицо было непроницаемым.

– Да. Вчера я сильно устала.

– Я тоже.

Пока Люси пила кофе, Хит задумчиво рассматривал ее. Она знала, что он смотрит на нее, и с трудом оставалась спокойной под его напористым взглядом.

– Сегодня мне нужно осмотреть дом, – сказала она, чтобы прервать тягостное молчание. – Найти кастрюли, чайники и всякую мелочь.

– Зачем? Миссис Флэннери готовит и убирает в доме. Конечно, ты можешь готовить сама, если захочешь, но я женился на тебе не для того, чтобы сделать из тебя домохозяйку или кухарку.

В смятении Люси уставилась на него. Впервые она подумала о том, почему он женился на ней. Если ему не нужна женщина, чтобы заботиться о нем, неужели он просто пожалел ее? Эта мысль была ей неприятна.

– Но чем же мне тогда заниматься?

– Чем хочешь. Можешь ездить в город, можешь быть здесь. Можешь делать все или ничего. Я не хочу, чтобы ты зависела от моего распорядка. Тем более что он вряд ли будет устойчивым в ближайшие несколько месяцев.

– Ну и прекрасно, я думаю, что мы пообедаем…

– Сказать по правде, вряд ли мы будем часто обедать вместе. Скорее всего я не смогу приезжать домой в строго определенное время. У меня много дел. Преимущественно в Лоуэле и Бостоне.

Дела? Люси долго привыкала к этому слову, она ненавидела его всем сердцем. Какая удобная отговорка для всех мужчин, какой замечательный способ объяснять и скрывать все что нужно. «Но только так можно делать дела», – говорил ей отец, проводя все свое время в магазине, вместо того чтобы побыть с ней. «По делам, деловые проблемы…» – так говорили и ее отец, и Даниэль, и все остальные мужчины, пытаясь оправдать проступки, свои невыполненные обещания, свою забывчивость. Похоже, ее мужу тоже нравится это слово.

– Какие дела? – подозрительно спросила она.

– Это связано с изданиями. У тебя есть возражения? – поинтересовался Хит не без сарказма.

И хотя с ее губ готовы были сорваться слова: «Да, я возражаю. Я не буду видеть тебя целыми днями. Так мы никогда не станем настоящими супругами. А тебе до этого нет никакого дела. Тебе даже не интересно, что я чувствую». Но ничего подобного она не могла сказать ему.

– Конечно, нет, – только и сумела произнести она.