Придворные памфлеты

Брачная ночь. Глава 7

Я даже и представить, даже в самых своих жарких и смелых фантазиях не могла, что это способно произвести такой эффект на искушённого графа, немало повидавшего на своём жизненном пути.

Его взгляд скользнул вниз по моему животику, и я могу поклясться, что почувствовала жар от его пылающего взора именно там, куда он устремил его: на мой гладенький совершенно голый лобочек, который моя верная Мими выбрила мне по обычаю своей родины.

Я помню, как она, старательно и тщательно намылив мои курчавые волосы внизу животика, сказала мне:

— Поверьте мне, мадмуазель, я ещё не встречала ни одного мужчины, который был бы способен устоять перед гладенькой миленькой киской.

И я доверилась ей.

И вот теперь, похоже, её слова обрели воплощение.

Мой наречённый муж смотрел, поражённый, не отрываясь, на мой аккуратный лобочек, и я заметила резкую перемену в его лице. Равнодушие сменилось на нём нескрываемым интересом, как я могла определить его.

И тут я, по совету моей верной Мими, сделала шаг навстречу, и произнесла, всё так же смело глядя ему в глаза:

— Сударь, может быть вы приласкаете свою жену? — и я взяла его руку и положила её прямо на свою голенькую гладкую киску, и, привстав на носочки, прикоснулась своими губами к полуоткрытым губам моего мужа. Но не убрала их, а протолкнула свой остренький юркий язычок в его рот, пока не встретила там его язык, который с жаром переплёлся с моими: всё как меня обучила моя верная Мими.

— О Боже, кто вы? — прошептал поражённый граф на французском, отстраняясь от меня и глядя в изумлении мне в глаза, и я ответила:

— Я ваша жена, сударь, и я хочу, чтобы вы сделали меня самой счастливой женщиной на свете.

И я протолкнула его руку ещё дальше между своих бёдер, и стала тереться о неё своим гладеньким передком, чувствуя, как мой разум мутнеет и всё вокруг словно укутывается густым туманом: такое удовольствие и наслаждения дарили мне эти ласки.

И тут моя рука, сама, помимо моей воли, вдруг потянулась к гульфику моего мужа, и я с восторгом обнаружила в нём что-то восхитительно горячее и большое, живое и пылающее! Я опустила глаза, не в силах скрыть своё любопытство, и разглядела огромный круглый наконечник, с маленькой дырочкой посередине, венчавший титанический жезл моего мужа.

И тут, вспомнив всё то, что делали с Глашкой и моей Мими мужики, я опустилась на колени, прямо на дощатый пол в той комнате, и прильнула своими горячими губками к этой пунцовой дубинке, посасывая её, как молодое красное яблочко или сладкую спелую сливу из нашего сада.

— О мой Бог, — простонал граф, и я сначала, признаюсь, испугалась, не сделала ли я ему больно, и я испуганно пролепетала:

— Простите меня, сударь, если я невольно поранила вас!

На что он с ласковой улыбкой прошептал:

— Вы делаете всё более чем правильно, Софи, продолжайте, — и я, приободрённая тем, что я доставляю ему наслаждение, и что он назвал меня по имени, ещё дальше протолкнула себе в ротик его палочку, которая была так велика, что не умещалась вся во мне, но я старательно продолжала её облизывать.

И граф Уваров, уже не сдерживая своих жарких стонов, всё быстрее и быстрее двигал своими бёдрами навстречу моему ловкому язычку, ласкающему его огромный пестик, и я почувствовала, как он напрягся на секунду, и солёная струя хлынула мне в ротик, прямо как в моём горячечном сне, и я, как и тогда, прошептала:

— Ещё…

— Признаться, я поражён, Софи, — прошептал и поднял меня на ноги мой граф и припал губами к моим торчащим и заострившимся соскам, выпирающим на моих маленьких дерзко топорщащихся вверх без корсета грудках.

И снова сладкое томление испытала я, пока его губы прикусывали мою чувствительную зардевшуюся кожу, а его язык делал восхитительные круги у моих сосков. И теперь его пальцы уже без моих указаний пробрались сами между моих пылающих бёдер и теребили и ласкали там что-то мокренькое и шёлковое, делая мне невыносимо приятно, отчего я закусила в экстазе нижнюю губку.

— Тебе хорошо, Софи? —прошептал мой муж мне жарко в ушко, и я послушно кивнула в ответ:

— Более чем, мой сударь, — и почувствовала в следующий миг, как он прикусил мочку моего ушка с фамильной серёжкой с рубином, посасывая её, и снова наслаждение тёплым ручейком растеклось у меня между ножек.

И вот мой муж уложил меня спиной на кровать, застеленную тут же, в этой комнате, и, нависнув надо мной на руках, прошептал мне:

— Признаюсь, я поражён твоими глубокими познаниями в искусстве любви, Софи, — и его слова сладкой амброзией влились мне в уши.

И я ответила, улыбнувшись ему:

— Но я готова учиться и постигать новые науки, мой сударь, поверьте, — и моя ладонь нащупала его заветный волосатый мешочек внизу живота, и я почувствовала в нём словно округлые мягкие камушки, которые я с предельной нежностью сжала, чем вызвала новый вздох удовлетворения у графа.

И с изумлением обнаружила, что его волшебный мужской жезл, немного было утомившийся и опавший после моих жарких ласк язычком, снова начал набухать и расти под моими пальчиками, чем очень воодушевил меня. Значит наставления моей милой Мими не прошли даром, и я способна удивить своего искушённого мужа в свою первую брачную ночь и постичь то невыносимое наслаждение, которое бывает доступно супругам под альковом ночи.

— Ты невероятная женщина, Софи, — уже с нескрываемой нежностью и горячей страстью прошептал граф Уваров, когда я крепко сжала его жезл и стала водить по нему своей рукой вверх-вниз, вверх-вниз, как делал тогда Егорка на мельнице, а из второй ладони я не выпускала его круглые камушки в мешочке, перебирая и со всей предельной нежностью перекатывая их между пальчиками, от чего все его чресла напряглись и стали почти железными на ощупь.

И тут мой граф встал передо мной на колени, и широко развёл мои бёдра в стороны, и я, признаюсь, закрыла лицо ладонями в великом смущении: никто никогда не заглядывал мне туда.