14

В Смоляне его застало письмо полковника Манова. Полковник писал:

«…Итак, я перечитал протоколы первых допросов обвиняемого Методия Парашкевова. Перечитал я их с большим вниманием и должен тебе сказать, что сейчас мне по этому делу известно столько же, сколько и в самом начале. Прежде всею я хочу процитировать тебе несколько мест, которые лично мне представляются интересными.

На первом допросе, чтобы вызвать его на разговор, ему задали обычный вопрос: «Что вы можете рассказать о себе?» Методий Парашкевов вздохнул. «Что же вам рассказать, если вы лишили меня возможности закончить важное и полезное дело, на которое я возлагал большие надежды!» — «Что вы имеете в виду?» — спросил его следователь. Методий помолчал и улыбнулся. «Я собирался жениться, — ответил он и тут же добавил не переводя дыхания. — Для такого старого холостяка, как я, это могло бы стать значительным событием, о котором стоит поговорить, не так ли?» Следователь спросил его: «Чем объяснить ваши частые прогулки в горы?». Методий ответил: «Хожу на охоту». — «На охоту ходят с ружьем, а вы часто бываете там без ружья. Разве без ружья охотятся?» — «Нет, конечно, — согласился учитель и добавил: — Но, кроме охоты, у меня есть и другие интересы» «А именно?» — спросил его следователь. «Я изучаю природу».

Следователь задал ему новый вопрос: «Вы утверждаете, что вечером двадцать второго августа вы прогуливались западнее села Момчилова, а свидетели встречали вас на дороге, которая ведет в село Луки, — направление, противоположное тому, что указываете вы. Почему вы нас вводите в заблуждение?» «Это мое личное дело», — поджав губы, ответил учитель. И больше не сказал ни слова.

На втором допросе следователь спросил его: «В прошлом году в урочище Змеица в перестрелке был убит диверсант Кадемов, уроженец села Луки, Вы знали этого человека?» «Знал, — ответил Методий. — У него был меткий глаз и твердая рука. Замечательный был охотник». — «Вы часто ходили на охоту с Кадемовым?» «Я несколько раз встречался с ним в горах». «А вы не припомните, когда вы последний раз видели его?»

Методий ответил весьма спокойно «Мне кажется, это было за год до того, как он бежал на юг». — «И больше вы не виделись с ним?» — «Мы могли бы увидеться в день его похорон, но мне не захотелось тащиться пешком до Лук». — усмехнулся Методий.

Во время третьего допроса следователь спросил: «Вы, гражданин Парашкевов, отрицаете свое участие в нападении на военно-геологический пункт. Как же в таком случае вы объясните наличие отпечатков ваших пальцев на разбитом стекле?» «Если бы я был детективом, я бы постарался как-нибудь удовлетворить ваше любопытство, — пожав плечами, сказал Методий Парашкевов. И после некоторою раздумья добавил: — Туг возможно только одно: кто-нибудь стащил пальцы моих рук, когда я спал. Взял их, пошел к пункту и разбил ими окно. Потом вернулся обратно и водворил их на место. А вы как считаете0» — «Это не серьезно». — сказал следователь. «Наоборот! Это настолько же серьезно, насколько серьезно ваше обвинение против меня!» — сказал Методий и метнул на него сердитый взгляд.

Тогда следователь распорядился, чтоб принесли ампулу с хлороформом, полотенце и окурок, и спросил его «Вы узнаете эти вещи?» — «Как же мне их не узнать?» — сказал Методий."Ампула и полотенце, безусловно, мои, я их покупал на собственные деньги. А что касается окурка, — он некоторое время осматривал ето, — то я не уверен, мой он или нет. Окурки, они все похожи друг на друга, как близнецы». — «Насчет окурка вы, пожалуйста, не беспокойтесь, — заметил следователь, — мы позаботились о том, чтобы его исследовать, и экспертиза установила на нем след набойки вашего ботинка». — «Тогда и окурок мой, — усмехнулся учитель и добавил: Если мне намять не изменяет, я, проходя мимо пункта, действительно бросил сигарету где-то неподалеку от окна, но тогда дул сильный ветер, и я. чтобы не натворить беды, затоптал его». — «У вас отличная память, — сказал следователь. — Поэтому вам нетрудно припомнить, каким образом ваше полотенце пропиталось хлороформом и оказалось намотанным на голову старшины Стояна».

Методий Парашкевов долго молчал. «Ну говорите!» — нетерпеливо потребовал следователь.

«В тот вечер, — заговорил Мегодий, — не была израсходована ни одна капля моего хлороформа: я отлично помню деление на ампуле — черточку, до которой доходила жидкость. Сейчас она точно на том же уровне». — «А кто может это подтвердить?» — рассмеявшись, спросил следователь. Методий пожал плечами, потом и он рассмеялся.

«Послушайте, — сказал он, — эта история с моим полотенцем действительно любопытна, как прелюбопытен и случай с отпечатками моих пальцев. Если вы хорошие следователи, то должны разгадать эти загадки и для себя и для меня. Но если вы будете тратить время на мою скромную персону, то. уверяю вас, из этою ничего путного не выйдет» — «Пока что все факты вертятся именно вокруг вашей скромной персоны», — припугнул его следователь.

Парашкевов немного помолчал, потом снова заговорил.

«Я за себя не боюсь, потому что в этой темной истории я не принимал абсолютно никакого участия и потому что найдутся разумные люди, которые установят это. Неужели в наше время могут осудить человека за преступление, которого он не совершал? Не говорите, пожалуйста, мне смешных вещей, я не из тех. кто любит много смеяться».

Так закончился третий допрос.

Похоже, что обвиняемый не сознает всего ужаса положения, в которое он попал. Такая наивность и хороша, и в то же время трагична. Хорошо, что человек сохраняет спокойствие, не испытывает страха Но трагичны его оптимизм, его вера в то. что все кончится хорошо и ему не грозит опасность. Он не представляет себе, что фактов и вещественных доказательств вполне достаточно для того, чтобы предать его суду. Попытка совершить предумышленное убийство, нападение на военно-геологический пункт, похищение документа стратегическою значения — тебе-то известно, как закон карает за это. И если обвинение до сих пор не попало в руки прокурора, то вовсе не потому, что нет доказательств против обвиняемого — такие доказательства налицо, и они бесспорны! А потому, что мы хотим распугать все нити этого преступления, то есть обнаружить его организаторов; людей, участвовавших в нем, центр, который ими руководит. Разумеется, если мы дадим маху, если следствие затянется и потеряет перспективу, Методий Парашкевов, пусть единственный, все равно будет предан суду. Таково положение вещей в данный момент.

Что касается тех контрмер, которые мы приняли, помимо командирования тебя в Момчилово. то результаты их не ахти какие, но ты должен знать о них. Во-первых, схема стратегического значения, по всей вероятности, не переброшена за границу: как момчиловский, так и соседние пограничные участки находятся под усиленным наблюдением. Не установлено ни одной попытки даже приблизиться к границе. Но отсюда вовсе не следует, что этот документ не попал в руки иностранной разведки. Во-вторых, неусыпно следящими пеленгаторами перехвачена лишь одна шифрограмма, переданная тайной радиостанцией двадцать четвертого августа из района, находящегося в двадцати километрах к северо-западу от Момчилова. Место действия тайной радиостанции не было зафиксировано точно — передача длилась всего полминуты. Во время передачи вблизи границы пролетал иностранный самолет.

Я тебе пришлю, вероятно, завтра координаты пунктов, откуда велись две предыдущие радиопередачи, а также приблизительные координаты места, откуда была передана последняя шифрограмма. К сожалению, все три шифрограммы еще не прочитаны. Однако установлено, что прием вела одна и та же станция. Позаботься о том, чтобы наладить регулярную и срочную связь со Смолянским окружным управлением, и обеспечь себе — пусть в большинстве случаев как «археологу» — помощь и сотрудничество со стороны верных людей. Будь внимателен и вне населенных пунктов никогда не ходи без оружия. Я распорядился, чтоб тебе обеспечили круглосуточную связь с Софией».

Аввакум прочитал письмо в номере гостиницы, где остановился на ночь. Записав кое-какие данные себе в блокнот, он достал спичку и сжег письмо.

Облокотившись на подоконник, он долго смотрел на улицу. Утро было пасмурное, серое. Над холмами нависало свинцовое небо.

Загрузка...