обернулась в старуху с медным клювом и сайгачьими ножками, всплеснула когтистыми руками, прохрипела:
Ты с женихом разлучил меня —
Будь же ты проклят с этого дня!
Стрелы недостоин отныне ты!
Станешь добычей жадных червей,
Кости развеет твои суховей,
Сгниешь в безводной пустыне ты,
Сгниешь в бесплодной пустыне ты!
— Нет, не разлучил я тебя с милым женихом, — возразил Шовшур и отсек злобной колдунье голову.
Сел Шовшур на золотой стул и задумался: «Что же мне делать? Вернусь я назад к своим, а богатыри скажут мне: «Победил ты врага в бою — на то и дана тебе богатырская сила. Куда же девал ты Зандан-Зулу, на которой повелел тебе твой отец жениться?» Не поверят мне богатыри, что Зандан-Зула оказалась колдуньей. Нет, лучше поеду я по широкой степи, навстречу неминуемой смерти. А сбудутся проклятья Зандан-Зулы, и погибну я от голода и жажды, — разве на родине богатырей, в стране Бумбе, не появится воин сильнее меня, не родится воин отважней меня? Сказано ведь: «То, что случится, находится впереди». Поеду и я вперед!»
Сел Шовшур на коня, помчался по широкой степи неизвестно куда. Ехал, ехал и заблудился в безлюдной, бесплодной пустыне. Его скакун Оцол Кеке исхудал до того, что не стало мозга в его костях, жира на его животе. Не находил он травинки, чтобы пожевать ее, не видел капли росы, чтобы испить ее. Вскоре свалился он у безводного, бесплодного холма. Свалился рядом с ним и Шовшур, запыленный степным прахом, опаленный степным солнцем. Исполнилось предсказание Алтана Цеджи.
Так, покинутый своим умом, пролежал Шовшур в беспамятстве четыре дня и четыре ночи.
Утром пятого дня пролетала над этой пустыней белая лебедь. Вдруг она опустилась на кряж, вложила в уста человека и коня живительные зерна и улетела.
Ожил всадник, поднялся и Оцол Кеке. Взглянул Шовшур на коня своего и подивился: поправился драгоценный скакун, раздобрел, будто его только что привели с жирного пастбища. Сел Шовшур на коня, поехал дальше. Проехал он три месяца — и опять исхудал Оцол Кеке, опять конь и седок умирали от жажды и голода. Вдруг выросли среди пустыни зеленые луговые травы, а в траве заблестели прохладные воды чистого ручья.
Утолил Шовшур жажду водами ручья, утолил Оцол Кеке голод травами луга и жажду водами ручья и помчался дальше.
Проехал три месяца — опять исхудал Оцол Кеке. Опять не стало мозга в костях, жира на животе; опять падал от голода и жажды Шовшур.
Вдруг посреди безводной пустыни разлилось широкое море. Подъехал Шовшур к берегу моря, увидел огромного кита. Шовшур быстро спешился, бросился в воду и метнул в позвоночную кость кита свое копье. Кит рванулся и поволок Шовшура в темную глубину моря, но Шовшур не выпустил из правой руки древка богатырского копья. Подбежал к морю Оцол Кеке, подал Шовшуру свой восьмидесятисаженный хвост. Ухватился Шовшур за хвост левой рукой. Понатужился конь, всадил свои передние ноги в землю по самый пах и вытащил на берег Шовшура вместе с огромным китом.
Изжарил Шовшур кита — насытились конь и седок китовым мясом; помчался Оцол Кеке дальше. Проехал три месяца — достиг вершины горы. Взобрался Шовшур на вершину, окинул оком кречета четыре конца земли, увидал под полуденным солнцем прекрасную бронзовую башню. Дал Шовшур отстоятся своему уму.
«Эта башня шире на целый аршин и выше на один палец дворца богатыря Джангара. Живет в ней, наверно, властелин этой земли. Ежели прибуду я в его ханство в богатырском виде, ежели узнают, что я Шовшур, прозванный Лотосом, опора страны Бумбы, — несдобровать мне!»
Так подумав, решил Шовшур затеять хитрое дело, ибо обладал он властью над необычайными превращениями, властью, которую вырвал он из рук свирепого шулмусского хана Шара Гюргю. Превратил Шовшур своего коня в двухгодовалого жеребенка, тощего и грязного, а сам преобразился в бесприютного мальчика, такого вшивого, что, почеши ему челку — станут вши десятками падать, почеши ему висок — станут вши падать пятерками.
Сел бесприютный мальчик на своего жеребенка, поехал по степи. В той кибитке, где ему давали побольше, он ночевал; а дневал там, где давали поменьше. Так он достиг цахара: это селение бедняков, расположенное вокруг ханской башни. Не успел он въехать в цахар, как свалился с ног тощий жеребенок около кучи кизяка и лег посреди пути. Рядом улегся и бесприютный мальчик. Оба крепко заснули.
КАК ШОВШУР СТАЛ
ПРИЕМЫШЕМ
СТАРИКА И СТАРУХИ
Вскоре пришел за кизяком, чтобы разогреть очаг, седой старик. Вел он куцего красного вола, запряженного в арбу. Увидев грязного, тощего жеребенка и вшивого, шелудивого мальчика и не выдержав смрада, исходившего от обоих, старик повернул вола назад и отправился домой.
Входит он в свою жалкую лачугу, а старуха, жена его, спрашивает:
— Старик, где же кизяк?
Отвечает старик:
— У кизяка валяются тощий, грязный жеребенок и вшивый, шелудивый мальчик. Такой исходит от обоих смрад, что не выдержал я, повернул вола, так и не набрав кизяку.
— Как это за столько лет не иссякла твоя глупость! — вскричала старуха. — У нас нет детей — почему же ты не взял в дом этого мальчика? Сейчас же приведи его сюда!
Старик вернулся к мальчику, окликнул его, подал ему бадью с водой. Собрал мальчик последние силы, привстал и, лежа на боку, выпил залпом полбадьи. Остальное дал своему жеребенку.
Взвалил старик бесприютного мальчика на жеребенка, вернулся вместе с ним к себе в лачугу. Старуха заключила мальчика в свои объятия, а потом смыла с него всю грязь. Привел старик его жеребенка к берегу озера, отпустил пастись на зеленой траве.
И вот бесприютный, вшивый мальчик стал таким чистым, таким славным и милым, что старики не чаяли в нем души.
Мало ли, много ли минуло времени — стоит однажды приемыш на пороге своей лачуги и вдруг видит трех мальчиков, играющих в бабки. Это была родовитая знать: ханский сын и дети ханских вельмож. Крикнул один из играющих:
— Смотрите, этот бедный мальчик собирается с нами играть в бабки!
Ханский сын ответил:
— Если мужчина хочет принять участие в игре, то ему но отказывают в этом. Пусть играет с нами.
Когда приемыш подошел к ним, сын одного из вельмож спросил:
— Мальчик, ты пришел играть с нами в бабки?
— Если бы вы позволили, я бы сыграл, — отвечал приемыш.
— Мы ставим на каждый кон целый мешок золота. А что ты поставишь?
— Была бы на то ваша воля — я поставил бы на один кон куцего красного вола, двухгодовалого жеребенка и своих стариков — отца и мать.
Сын хана повелел:
—Мала или велика эта ставка, а позволим ему с нами сыграть один кон!
Выдали мальчику три золотые бабки для метания, стали играть. Первым метал сын одного из вельмож: метнул раз — промахнулся, метнул второй раз — промахнулся, мотнул в третий раз — промахнулся. Настала очередь приемыша. Прищурился он левым глазом, прицелился. Метнул раз — промахнулся, метнул второй раз — выбил две бабки, метнул в третий раз — выбил все бабки! Выиграл приемыш три мешка золота.
Сыграли мальчики еще три кона — отыграли у него один мешок золота. Все же досталось ему немало! Высыпал он выигрыш в отвороты рукавов своего бешмета и пошел домой.
Поставил он дома перед постелью отца свой выигрыш. Обрадованные старики закупили скотину четырех родов и стали в счастье жить-поживать, не зная горя, в своей лачуге.
Прошло некоторое время. Задал хан великое торжество в своем дворце. Вот мальчик спрашивает у отца:
—Отец, отчего собралось так много людей, что кажется, будто вырос густой камыш вокруг ханского дворца? По какому случаю задал хан такое торжество?
—Э, сынок, твой вопрос не простой, — отвечал старик.— Надо тебе знать, что наш хан Бадмин-Улан — повелитель одной четвертой части мира. Его дочь, прекрасная Герензал, просватана за богатыря Цагана, сына Ман-хана. Так сказал богатырь Цаган: «Выйдет она за меня или нет, а я все равно возьму Герензал в жены!» А девушка пока не говорит, выйдет она за него или нет. Вот и жалует сюда от поры до поры богатырь Цаган со своей тысячей воинов и устраивает торжества.
Услышав это, выбежал мальчик на двор и посмотрел на стеклянную девичью башню. Увидел он Герензал, и показалась она ему вторым солнцем. Застыл он как вкопанный, озаренный ее сиянием. Вдруг из стеклянной башни вышла белоликая девушка, служанка ханши. Ее бешмет, по красоте подобный неувяде-траве, развевался на ходу. Видит мальчик — девушка направляется прямо к нему. Он свернул в сторону — она за ним. Он прибавил шагу — прибавила и она. Догнала его наконец, улыбнулась и обратилась к нему с приветом, благоуханным, как лотос.
— Мир повелителю моему, да пребудет он в желанном покое! — так приветствовала она бедного приемыша.
— Послушайте, важная госпожа! — вскричал мальчик. — Если вы собираетесь шутить, то шутите с кем-нибудь из придворных, раздобревших в ханском дворце, а со мной шутки плохие, издеваться над собой не позволю!
Еще веселей улыбнулась девушка:
— Известно мне, кто вы такой. Вы Шовшур, прозванный Лотосом, славный богатырь страны Бумбы, сын великого богатыря Джангара. Дочь нашего хана велела мне справиться о вашем здоровье. Больше ничего не скажу вам.
С этими словами девушка удалилась. Дал мальчик отстояться уму своему и пошел на берег озера навестить своего жеребенка. Обнял он его за шею, рассказал о встрече с девушкой.
— Как мне теперь себя вести? — спросил он Оцола Кеке.
Ответил мудрый Оцол Кеке:
— Говорят, что сайгак, отставший от своего стада, становится пугливым и растерянным. Не теряйся, мой Шовшур, на чужой стороне! Не то еще услышишь, не то еще увидишь!
КАК ШОВШУР ВСТРЕТИЛСЯ
С ГЕРЕНЗАЛ
На другой день, когда мальчик опять собрался навестить жеребенка, остановила его на пути белоликая служанка ханши Герензал.
— Господин, повелитель мой! Дочь хана просит вас, уложив родителей спать, пожаловать в ее стеклянную башню, — сказала девушка и удалилась.
В пору, когда люди уходят на ночной покой, уложил приемыш родителей спать, накинул на плечи ватную куртку и направился в стеклянную башню.
Пойдя, увидел он ханскую дочь Герензал. Такой исходил от нее свет, что сразу же Шовшур был ослеплен. Так она была прекрасна, что сразу же исхудал Шовшур от любви к ней. Ее одежды сверкали золотом и жемчугом, но красивее всего были ее ярко-красные сапожки. Сказывали, за пошивку одних задков было заплачено сто золотых монет, а за пошивку сафьяновых каблучков было заплачено семьдесят золотых монет. А чтобы взглянуть на них самих, нужно было заплатить десять тысяч монет!
Герензал поднялась, подшила к приемышу, усадила его перед своим ложем, повелела подать ему трубку и сказала:
—Когда вам исполнилось восемнадцать отважных лет, поспешили вы посвататься к Зандан-Зуле, дочери Замбал-хана. Поездка к ней оказалась несчастливой. Прокляла вас бесовка Зандан-Зула, и проклятья ее сбылись.
Вы свалились в пустынной глуши,
Где людской не бывало души,
Умирали от жажды вы...
Увидали однажды вы:
Белая лебедь чертит круг...
Повелитель мой! Это я
Обернулась лебедью вдруг!
Вам скажу, ничего не тая:
Я хотела вас сохранить,
Жизни вам протянула нить...
Избавились от гибели вы —
Опять в пустыню прибыли вы.
Увидали вы наяву
Целомудренную траву —
Это были косы мои.
Прискакали потом к ручью,
Утолили жажду свою —
Это были слезы мои.
Увидали кита потом —
Это сделалась я китом!
Так, богатырь, спасла я вас от смертельной жажды, спасла от голодной смерти, ибо давно сказали мне ясновидцы наши, что вы мой жених, предназначенный мне судьбою, а не Цаган, сын Ман-хана, обрученный со мной против моей воли.
— Отчего же, если вам было известно, что я живу в народе вашем, вы не позвали меня раньше? — спросил ее мальчик с укором.
— И почему же вы до сих пор в мальчишеском виде? Примите свой истинный облик! — сказала Герензал.
Принял Шовшур свой истинный богатырский облик. Устроила ханская дочь со своими девушками пир в честь знатного гостя. На рассвете Шовшур опять превратился в мальчика и пошел в свою лачугу досыпать.
Прошло некоторое время.
На закате летнего дня, когда мальчик, проведав своего жеребенка, возвращался домой, остановила его знакомая девушка и сказала:
— Господин, повелитель мой! Прибыл жених нашей Герензал, богатырь Цаган, и тысяча воинов его. Просит вас госпожа спеть для гостей песнь Бумбы, нести, гордую, хвалебную и звонкую.
Вечером уложил мальчик отца и мать на покой, накинул на плечи ватную куртку, отправился в девичью башню.
В девичьей башне пировали гости. Не заметили они, как вошел мальчик-певец и неслышно уселся на краешек стула. Вскоре заскучали гости, захотели песню послушать. Принялись девушки Герензал и воины Цагана искать юного певца. Наконец нашли его и вытащили на середину. Сел Цаган и воины его справа, села Герензал со своими девушками слева, и мальчик запел священную песнь своей родины:
Обетованная эта страна,
Сорокаханная эта страна,
Смерть никогда не вступала туда!
Люди не знали там никогда
Лютых морозов, чтоб холодать,
Летнего зноя, чтоб увядать...
Когда же мальчик-певец дошел до слов:
Слева сидит Шовшур — исполин,
Хана Джангара единственный сын.
Трех ему не исполнилось лет,
Силой своей удивил он свет... —
тогда не выдержал певец, вышел из себя, закричал:
Эх, и могучее племя они,
В наше бы жили время они! —
и, разгоряченный, встал с места, и вместе с ним поднялась на воздух вся башня. Оказалось, что Герензал, желая показать гостям, -какова сила этого маленького мальчика, заранее вбила незаметно для Шовшура в полы его бешмета два железных кола. Знала она: когда начнет певец петь о стране Бумбе, разгорячится он, поднимется и потащит за собой всю башню!
Звонкоголосый певец пел до самого рассвета. На рассвете гости наградили его тысячей желтоголовых овец. Пригнал мальчуган родителям тысячу овец, и зажили в довольстве старики, не зная горя, в своей лачуге.
На другой день, когда возвращался мальчик домой, проведав своего жеребенка, остановила его знакомая девушка и сказала:
—Ханская дочь и ее жених затеяли для гостей состязание борцов. Просит вас госпожа выступить борцом ее стороны и победить противника.
Прибежал мальчик вечером в башню Герензал. Тысяча девушек натянули занавес цвета весенней травы и раздели до пояса борца своей стороны маленького приемыша. Тысяча воинов Цагана тоже натянули занавес — был он цвета инея — и раздели до пояса борца своей стороны — могучего великана. Потом раздвинули занавесы и вывели борцов на середину.
Предстали они друг перед другом: один — могучий великан, другой маленький мальчик, ростом с мизинец этого великана. Взглянув на мальчика, могучий великан заплакал от обиды:
— Я думал поспорить с человеком, а вывели меня на борьбу с козявкой! Не снесу я такого позора!
— Если ты победишь, то не все ли тебе равно, кого — человека или козявку? — сказал мальчик и схватил великана за пояс.
В одно мгновение скрутил он ему руки-ноги, перебросил через себя, да так, что рассыпались исполинские кости борца.
Изумились воины и девушки, а жених разозлился, заорал: «Экий дерзкий молокосос!» — и бросился на мальчика — хотел он отомстить за своего борца. Но Герензал встала между ними, отвела руку жениха.
Гости наградили маленького борца прекрасной белой кибиткой, навьюченной на семь одногорбых верблюдов, наградили тысячей желтоголовых овец. Мальчик пригнал овец и верблюдов на берег озера, велел своим приемным родителям перекочевать туда. Старики разбили на мягкой приозерной траве прекрасную белую кибитку, переселились в нее, а нищую лачугу отвели под кизяк.
КАК ДЖАНГАР ПРИБЫЛ
СО СВОИМИ БОГАТЫРЯМИ
В ХАНСТВО БАДМИН-УЛАНА
На другой день мальчик отправился, как всегда, проведать своего дорогого жеребенка. Опять Герензал позвала его и сказала так:
— Получил Цаган согласие моего отца, хана Бадмин Улана, на нашу свадьбу и отправился за свадебными подарками, за напитками и угощениями. Что же теперь предпримете вы, Шовшур? Ужели уступите меня ненавистному Цагану?
Ничего не ответил мальчик ханской дочери. Простился он с ней и побежал на берег озера, к луговой траве, к своему другу —жеребенку. Прибежал он к нему и горько заплакал:
— Одолеет моя сила богатыря Цагана, сына Ман-хана, да не одолеет моя сила всех воинов этого ханства — одной четвертой части мира! Одолеет моя сила воинов этого ханства, да не одолеет она воли-желания Бадмин-Улана, отца моей Герензал! Где же мой отец Джангар, который мог бы мне помочь? Где же мои побратимы — тридцать пять славнейших богатырей Бумбы? Где же моя родина, обетованная Бумба? Далеко я от нее и сам не знаю, как я забрался сюда!
И когда Шовшур так проливал священные слезы, тоскуя по своей родине, желанной Бумбе, показался на востоке столб красной пыли, упиравшийся в небо.
«Не обманывают ли меня мои заплаканные глаза?» — подумал Шовшур и еще раз посмотрел в сторону столба красной пыли. Не обманули Шовшура его глаза: эта пыль была поднята рыжим Аранзалом, скакуном богатыря Джангара.
Обрадовался Шовшур, хотел побежать навстречу богатырю Джангару, но мудрый конь Оцол Кеке остановил его:
— Человек, подобный тебе, не должен первый бежать к отцу, будто ждал его как спасителя, будто повторял его имя, тоскуя по нем. Пусть лучше Джангар сам разыскивает тебя, пусть он придет к тебе первым!
Шовшур поблагодарил Оцола Кеке за совет, вернулся к своим старикам и сказал:
— Я занемог, у меня лихорадка.
Мать не выдержала — зарыдала. Не выдержал и отец, старый человек, зарыдал. Уложили мальчика в постель, укрыли его потеплее. Сел отец в ногах у мальчика, обняла мать горячую голову; впали старики в неописуемое горе.
А в это время богатырь Джангар впереди славнейших богатырей прибыл в ханство Бадмин-Улана. Опаленный сзади степным солнцем, запыленный спереди степным прахом, еле держался он в седле на своем Аранзале. Рыжий конь исхудал до того, что мозга не стало в его костях, жира не стало на его животе, и беспомощно повисли его прекрасные уши, подобные резным ручкам кувшина.
Всадник спешился у дворцовых ворот, встал, опираясь на сгибающееся копье, и кликнул всенародный клич:
Где же он, волк моих лесов?
Где же он, лев моих пустынь?
Где же он, стяг моих бойцов?
Где же он, щит моих святынь?
Где же юный мой исполин?
Где же мой единственный сын?
Коршуном был он смелым моим,
Ястребом был он белым моим!
Люди! Того, кто мне сообщит,
Где мой Шовшур, мой стяг, мой щит, —
Будь он мужчиной — прославлю его,
Ханом державы поставлю ого!
Будь это женщина — я бы ей дал
Счастье, каким обладает Шавдал!
Семьсот тысяч людей сошлись на площади перед ханской ставкой, а ни один из них не мог помочь горю чужеземца, никто не слыхал о пропавшем воине. Заплакал Джангар. Слезы, крупные, как серьги, покатились по щекам богатыря.
В это время Шовшур говорил приемному отцу:
— Растолкайте локтями народ, проберитесь к ханской ставке, подойдите к богатырю, владетелю рыжего коня, и скажите, что воин, которого он разыскивает, находится у вас в кибитке.
Старик взглянул па больного приемыша и подумал: «Не бредит ли в жару?» Но старуха поторопила мужа:
— Ступай, старик, к этому человеку. Пусть ты погибнешь, пусть затолкает тебя семисоттысячная толпа, зато исполнишь волю больного ребенка!
Бросаемый людскими волнами с одного конца на другой, добрался наконец бедный старик до чужеземца и сказал ему:
— Воин, которого ищете вы, находится в моей кибитке.
Джангар заключил в свои объятия старика, чуть не задушил его, чуть сам не задохнулся от счастья! Привел его старик к своей белой кибитке, а там, приняв свой истинный облик, стоял, улыбаясь, Шовшур. Приняв свой истинный облик, стоил на приколе сивый скакун Оцол Кеке.
Бросились отец и сын, обливаясь счастливыми слезами, друг другу в объятия. Стали поочередно обнимать Шовшура славнейшие богатыри Бумбы. Среди них был и Хонгор, давший Шовшуру имя Лотос. Вселенную потряс его крик:
Ты ль это, мальчик мой, радость моя на земле?
Ты ль это, всадник мой, солнце мое ты в седле?
Заключил отуманенный счастьем Хонгор, Алый Лев, в объятия сына своего друга, вместе свалились они наземь. Боясь, как бы великан Хонгор не помял Шовшура, Джангар положил между ними подушку.
И кони встретились радостно: подбежал рыжий Аранзал к Оцолу Кеке, укусили кони друг друга за шеи, будто здороваясь, и долго смотрели друг на друга с умилением, соединив и спутав свои челки.
КАК ШОВШУР,
ПРОЗВАННЫЙ ЛОТОСОМ,
ЖЕНИЛСЯ НА ГЕРЕНЗАЛ
Семь дней пировали богатыри Бумбы. На исходе пира Джангар спросил Шовшура:
— Сын мой, есть ли в этом ханстве девушка, достойная тебя?
— Знайте, великий мой отец: есть в этом ханстве такая девушка, отвечал Шовшур. — Это Герензал, дочь хана Бадмин-Улана, да просватана она за Цагана, сына Ман-хана.
Решили богатыри помочь Шовшуру: выдаст, не выдаст хан свою дочь — все равно женить Шовшура на Герензал!
Сели богатыри на коней, поскакали к ханской ставке. Джангар вошел во дворец во главе своих богатырей, обратился к Бадмин—Улану с приветом, благоуханным, как степная трава, и сказал:
— Привел я вам сына своего, Шовшура, жениха для вашей Герензал.
— Вот сидит славный Ман-хан, отец богатыря Цагана, обрученного с моей дочерью, сказал Бадмин-Улан, указывая на воина, сидевшего справа от него.
Джангар ответствовал:
— Объявим состязание сторон. Победит сторона Цагана — будет он мужем Герензал. Победит сторона Бумбы — сын мой Шовшур, прозванный Лотосом, будет мужем Герензал.
Посмотрел Бадмин-Улан на богатырей Бумбы, увидел их силу и отвагу — пришлось ему согласиться с мудрым советом богатыря Джангара.
Сначала объявил Бадмин-Улан состязание коней. Стали рядом Оцол Кеке и Цохор, конь Цагана. Когда бежал Цохор, издавал он своими ноздрями звуки рожка — сорок печальных и сорок веселых ладов. Поскакали кони так, что поднятая ими пыль окутала вселенную, поскакали так, что слилась зелено-дикая земля с прозрачным небом, и Оцол Кеке первым пришел к цели. Победила сторона Бумбы.
Объявил Бадмин-Улан состязание лучников. Мишенью была тоненькая паутинка, еле видимая сквозь листву многозеленого дуба. Натянул Ман-хан, отец богатыря Цагана, свой ясеневый лук и выпустил стрелу. Взвизгнула стрела, полетела, прошла со свистом листву насквозь. Взобрались дети воинов на вершины дуба — паутинка оказалась в целости.
Достал богатырь Джангара, Савар Тяжелорукий, сильнейший из людей мира, восьмидесятисаженный лук с крепкой тетивой, натянутой воинами целого племени. С одной стороны ложа для стрел прославленный резчик изобразил битву гиены с барсом, с другой — огненного быка, бегущего за оленем. Выпустил Савар Тяжелорукий стрелу, вошла она со свистом в зеленую вершину дуба, прошла ее насквозь. Побежали дети воинов за стрелой, подняли ее — оказалось, что обвита она тоненькой паутинкой. Опять победила сторона Бумбы!
Приказал тогда Бадмин-Улан, выбрав день, лучший из дней, объявить борьбу женихов. Настал избранный день; составили воины круг, объявили борьбу женихов. Сказал тогда богатырь Джангар:
— Есть тут у нас один старик, Менген Шикширги, отец могучего Хонгора, Алого Льва. Восемьсот с лишним лет ему от роду. Не усидит на месте он, когда дети будут бороться, — вмешается в битву. Надо привязать его к железной арбе, чтобы удержали его пять тысяч воинов.
Привязали старика Шикширги железными цепями к железной арбе, приставили к нему пять тысяч воинов, чтобы крепко держали его.
Шовшур и Цаган схватились за пояса, начали борьбу. Боролись три дня и три ночи, и, когда показалось, что Цаган побеждает Шовшура, не выдержал Шикширги: рванулся, разорвал железные цепи, разломал надвое железную арбу, отбросил прочь пять тысяч воинов, ринулся на Цагана, схватил его, скрутил ему руки и ноги и с такой силой перебросил противника через себя, что превратил его кости в мелкий песок!
Подбежал Ман-хан к трупу сына, заплакал.
— Вы счастливец, богатырь Джангар! Пало мое горное солнце! — Так он сказал и уехал со своей тысячей воинов.
Выбрав месяц, лучший из месяцев, выбрав день, лучший из дней, созвали весь народ этого ханства, сыграли свадьбу Шовшура и Герензал. Семьдесят дней длился пир.
Вот спрашивает Бадмин-Улан у своей мудрой дочери Герензал:
Что тебе, желанная, дать?
Что тебе в приданое дать?
Герензал отвечает:
Не попрошу я камней дорогих,
Но попрошу я коней вороных, —
Просьба моя скромна и проста:
Дайте мне в дар однолеток одних —
Весь последний приплод скота.
Хан, услыхав слова дочери, собрал на совет своих мудрецов . Так объяснили они эти слова:
Если уведет за собой Герензал в Бумбу всех ягнят-однолеток, всех телят-однолеток, жеребят-однолеток, верблюжат-однолеток, побегут за своими детьми овцы, коровы, кони, верблюды. Если же все овцы, коровы, кони, верблюды побегут в Бумбу, устремится в Бумбу за своим добром весь народ. Вот каков смысл просьбы Герензал: все ханство Бадмин-Улана должно перейти в Бумбу, страну бессмертия.
Согласился Бадмин-Улан с решением мудрецов, оповестил народ, что замыслил он перекочевать в благословенную страну Бумбу. Возликовал народ, стал готовиться к перекочевке.
Сели богатыри Бумбы на коней и повелели коням за девять суток добраться до страны Бумбы. Обернулась Герензал белой лебедью, вычертила круг над всадниками и прибыла в Бумбу, опередив их на одну треть суток.
Созвала мать Шовшура, мудрая Шавдал, все население бесконечной Бумбы на пир, все народы, все племена. Когда собрались гости, оказалось, что тесна для них необъятная ставка Джангара, и расселись они в широкозеленом лесу, натянув над собой сказочной длины золотой навес.
И поныне длится этот пир богатырей. Восседают они в щедром изобилии, в мирной радости, в ясном веселии, за мудрой беседой.
Счастья и мира вкусила эта страна,
Где неизвестна зима, где всегда весна,
Где, не смолкая, ведут хороводы свои
Жаворонки сладкогласные и соловьи,
Где и дожди подобны сладчайшей росе,
Где неизвестна смерть, где бессмертны все,
Где небеса в нетленной сияют красе,
Где неизвестна старость, где молоды все —
Благоуханная, сильных людей страна,
Обетованная богатырей страна.