Приключения Гугуцэ

Парикмахер

Услышит Гугуцэ, что его хотят стричь, и поминай как звали. До самого вечера прячется где-нибудь, потому что знает: вечером парикмахер в их селе ни за что не дотронется до ножниц, хоть сам царь приди стричься. Дело в том, что однажды в сумерках парикмахер вроде бы кому-то ухо отхватил.

Напрасно стучится к нему после дневных дел какой-нибудь механизатор. «Люди добрые! — слышится из-за двери. — Нет меня дома. А ежели кому уши мешают, потерпите до завтра!»

Раз в месяц парикмахер снимает халат, садится на велосипед и едет на станцию стричься.

Вернувшись, он обедает, изучает перед зеркалом свою голову, а уж после этого стрижёт всех точно так же, как его самого постригли на станции.

И начинает казаться, что у каждого мужчины в селе на плечах голова парикмахера.

Счастье, что носы и уши у всех разные, а то как бы дети узнавали своих отцов?

А Гугуцэ, когда попадает к парикмахеру, всегда стригут наголо. И нет тогда в мире человека несчастнее его! Парикмахер первым стукнет его по голой макушке, посмеётся, что арбуз ещё не спелый, пошлёт дозревать на солнышке, а там все, кому не лень, щёлкают по арбузу, того и гляди чья-нибудь корова съест его, пока Гугуцэ доберётся до дома.

В такие дни Гугуцэ запирается в сарае и, сложив руки на груди, мечтает умереть. Закроет глаза, и чудится ему, что зеркало в доме завешено материей, на маму женщины брызгают водой, отец ходит по двору небритый и без шапки.

— Ох, Гугуцэ, что ж ты со мной-то не поделился своим горюшком! причитает соседка.

Идут школьники, несут портрет Гугуцэ в чёрной рамке. За ними парикмахер с цветком в руке… Тут Гугуцэ оживает и подпирает дверь ещё одним бревном. Курам в такие дни приходится нести яйца в соседских сараях.

Вечером из сарая показывается индеец. На голове у него пёстрый убор из птичьих перьев. Гугуцэ остаётся в стане краснокожих, пока не отрастут волосы.

А когда мальчик опять почует, что его хотят стричь, он лезет на самую высокую акацию, выше дома. Мать бегает внизу, грозит ему пальцем, делает вид, что идёт за лестницей. Гугуцэ хоть бы что. Эх, вот бы посидеть-посидеть на дереве и незаметно сделаться птицей. Но сколько ни сидел Гугуцэ на ветке, а с дерева все равно спускался человек, у которого к тому же волосы отросли ещё длинней.

— Воронье гнездо, а не голова! — сердится мама. — Глаза бы мои на неё не смотрели!

— Пусть не смотрят! — Гугуцэ прячет голову под шляпу.

К сожалению, шляпу иногда надо снимать, например, за обедом. При этом выясняется, что волосы не перестают расти и под шляпой. Ну, Гугуцэ, держись, начинается самое страшное. Мама посылает мальчика отнести парикмахеру пирог. Гугуцэ кладёт пирог у двери и мчится домой такой же лохматый, как и был. «Совести у него нет!» — ворчит бедная мама на парикмахера.

Но когда попадается особенно вкусный пирог, парикмахер догоняет мальчика, тащит его к себе и хвалится, что когда-то он постриг одного человека, и тот сделался генералом.

Однажды Гугуцэ, снова услышав про генерала, вместо того, чтобы сесть на стульчик, сказал парикмахеру:

— Вот это да! Эх, научили бы меня стричь!

Сына у парикмахера не было, но он мечтал, чтобы в селе остался наследник и продолжатель его дела.

Парикмахер приволок с чердака манекен в парике с ушами, повернул его лицом к зеркалу и протянул Гугуцэ ножницы:

— Значит, так. Сегодня стрижёшь возле правого уха.

«Кырц-кырц-кырц!» — кусали ножницы волосок за волоском, а Гугуцэ думал, кто из его села больше всех заслуживает того, чтобы стать генералом.

— Та-а-ак! — хвалил его парикмахер. — Теперь тут сними чуточку… Та-ак… Что ж, скоро сделаю тебя своим помощником.

Потом парикмахер доел пирог и пожаловался, что доходу у него нет. Мужчины в селе всё работают да работают, за работой забывают постричься. Когда вспомнят, шляпа уже не лезет на голову.

Но вот парикмахер завёл тетрадку и стал записывать, кто и когда у него стригся. Видит, что человека давно нет, и посылает за ним свою жену. Не успеют ей дверь открыть, а она уже показывает, какой длины волосы у хозяина.

Снимет человек шляпу, а под ней дела обстоят именно так, как говорит жена парикмахера.

Но одного человека так и не удалось записать в тетрадку. Он проделал в своей шляпе дыру, чтобы волосам было куда расти, и преспокойно занимался своими делами.

— Шляпа с дымоходом! — назвала его жена парикмахера.

— Лучше носить шляпу с дымоходом, — отрезал крестьянин, — чем стричься как попало и у кого попало.

С тетрадкой дела у парикмахера пошли как по маслу. Народ валил к нему так, что и на станцию съездить было некогда. Пришлось парикмахеру делать всех похожими на свою фотографию: у самого-то волосы отросли, ушей не видать.

— Такие дела, люди добрые. За собой поухаживать некогда. Или мужчин в селе прибавилось, или головы у них растут от каждой стрижки, — посмеивался парикмахер и добывал из-под своих волос ухо, чтобы расслышать ответ клиента.

— Это что! — отвечали ему некоторые, — а вот каково городским парикмахерам? У них ведь ещё и женщины стригутся.

— Будь такое у нас, — воскликнул парикмахер, — я бы, право слово, разбогател!

В одну из суббот Гугуцэ, как всегда, положил пирог у двери парикмахера и скорей домой. Но парикмахер через дверную щель сразу учуял пирог и даже угадал по запаху, кто его принёс. Обрадовался он, отворил окно, зовёт Гугуцэ, давая понять, что стричь его не собирается.

Вернуться-то мальчик вернулся, но душа у него всё ещё была в пятках.

— Милости прошу, Гугуцэ! — Парикмахер с куском пирога в зубах распахнул дверь. — Вот молодец, что заглянул ко мне! Слушай, может ты меня и подстрижёшь? Хотя бы затылок? А? Оброс, понимаешь, как медведь! Правда, деньжонок мне малость перепало. Но боюсь, что все волосы, от которых я людей избавил, в конце концов перешли на мою собственную голову.

— Что ж, дяденька, посмотрим, не забыл ли я, как надо стричь, расхрабрился Гугуцэ.

Мальчику давно уже стало ясно, кого из мужчин в селе надо попытаться сделать генералом.

Надел он белый халат, дунул в машинку и давай толкать её, как тачку, по затылку парикмахера. Вверх — вниз. Вверх — вниз…

Парикмахер, здоровенный мужик, сидя на стуле, начал потихоньку уменьшаться.

— Не беспокоит?

— Уф… Дай чуток передохнуть, — попросил парикмахер, весь мокрый, и пощупал свой красный затылок. — Тут у меня где-то уши были, смотри не обрежь.

Гугуцэ отыскал, где у парикмахера уши, и снова — кырц-кырц! начал катать тачку по затылку.

— Много ещё? — спрашивает парикмахер.

— Чуть-чуть осталось, — вытирает пот Гугуцэ.

Тут оба уха у парикмахера вроде бы сквозняком обдуло. Он хвать себя за голову и…

— Караул! Что ж это ты, разбойник, сотворил с моей головой? вскочил парикмахер вместе со стулом.

Гугуцэ машинку в сторону, а сам в окно:

— Счастливо оставаться, дяденька!

Одной рукой парикмахер в ужасе ощупывал голову, а другой схватил стульчик, на котором стриг детей, и изо всех сил метнул его вслед Гугуцэ.

В тот день была такая жара, что птицы не поднимались в воздух, но парикмахер вышел на улицу в зимней шапке. Люди решили, что простудился он зимой, а заболел только сейчас, спрашивали, что у него, ангина или свинка.

Тут, как на грех, в центре села послышался школьный звонок, и улицу заполнили дети. Куда ни посмотрит парикмахер, все с ним здороваются. Как же ответить всем сразу? Приподнял парикмахер шляпу над головой, тут же натянул её на уши, но было уже поздно. Дети разинули рты да так и остались. Бегут домой и не помнят, чему их сегодня учили в школе. Знают только одно: парикмахера остригли наголо!

Дети очень радовались, что наконец-то нашёлся хоть один взрослый, который разделил с ними их мучения.

А мужчины, узнав, какая сегодня причёска под шляпой у парикмахера, призадумались. Решили они, что парикмахер был на станции и что с сегодняшнего дня пойдёт мода всех стричь под машинку. И начали они с той субботы обходить дом парикмахера, и через неделю уже у многих были шляпы с дымовыми трубами.