— Мама, — ни с того ни с сего спрашивает Гугуцэ, — я твой сын или не твой?
— Не заболел ли ты, сынок? — бледнеет мать и прикладывает ладонь ко лбу Гугуцэ.
— Ну, раз я твой сын, то давай я научу тебя ездить на велосипеде!
У матери отлегло от сердца. Но тут она вспомнила, что у велосипеда только два колеса, а не четыре, как у грузовика, который водит отец. И она перевела разговор на другое:
— Только велосипеда мне сейчас не хватает! Забыл, что ли? Вот-вот вернётся наша ласточка из тёплых стран, а я ещё не все стены в сарае починила. Вдруг ласточке не захочется больше лепить в нём своё гнездо?..
Если ты и вправду хозяйкин сын, то встал бы пораньше, походил бы с ведром, сам знаешь где, и принёс бы мне конских яблок, а то глину не с чем замешивать, чтобы стены чинить.
Гугуцэ притащил не одно, а целых три ведра. Напрасно хозяйки, тоже вставшие чуть свет, ходили по всем дорогам вдоль и поперёк. Этот плут, вы подумайте, с вечера привязал к лошадиным хвостам пустые торбы, а утром отнёс домой полные: «Вот, мама, как я с делом управился!»
Мать Гугуцэ тоже хороша! Женщины к ней по-соседски, с мешками, пусть поделится, лошади-то общественные. А она и говорит:
— Хотите, я вам осенью дам яблок с деревьев? А этих не трогайте! Из тёплых стран ласточка прилетит, а сарай ещё не в порядке!
Гугуцэ месил глину ногами, таскал её в сарай, мать нахвалиться им не могла. А он нет-нет да и намекнёт насчёт подарка.
«Гугуцэ своего не упустит», — вздыхает мать. Но что делать, хорош ли, плох ли, это её сын.
Кончив работу, мать моет руки и спрашивает:
— Ну, глазастый, теперь говори, чего тебе купить?
У Гугуцэ нос в глине:
— Можно, я сам тебе что-то подарю?
Мать так прижала сына к груди, что стёрла всю глину с его носа:
— Можно! Можно!
— Давай я научу тебя знаешь чему? Ездить на велосипеде! Пусть это будет моим подарком.
— А люди что скажут, сынок? — отговаривается мать.
— Я и тётю Женю научу. Будете вместе ездить.
Идея понравилась. Мама почти согласна. И вдруг она снова вспоминает, что у велосипеда только два колеса:
— Выставишь и её и меня на посмешище! Моё ли дело — велосипед? Сам подумай и не раздражай меня больше!
«Не иначе как мама струсила», — приуныл Гугуцэ.
С тех пор сердце у него было не на своём месте — ведь он плохо подумал про маму. И когда стало совсем невыносимо, Гугуцэ подошёл к ней:
— Побей меня, мама! Я самый плохой из сыновей!
Мать глядит на Гугуцэ, не знает, что и подумать.
— Отлупи меня, мама! — упрашивал он её. Но мать и пальцем его не тронула.
Гугуцэ заревел, пулей вылетел из дома, заперся в сарае, где уже хозяйничала ласточка, и плакал так, что рубашка плавала в слезах. Ласточка смотрела на него круглыми глазами.
— Моя мама — тру-си-ха! — жаловался ласточке Гугуцэ.
С того дня он перестал улыбаться. Видит мать, с мальчиком что-то неладное творится, но ведь из него клещами слова не вытянешь.
И тут произошло вот что. Была в Трёх Козлятах ужасно бодливая корова. Она столько дел натворила, что хозяин надевал ей на рога рукава от старой телогрейки и завязывал их. Эта самая корова шла вечером с поля, увидела женщину и бросилась на неё. Прижала к забору, голову наклонила, рог из рукава выскочил, сейчас проткнёт насквозь. У бедняжки язык отнялся, побелела вся как полотно. Здоровенный мужик в соседнем дворе так и застыл, разинув рот. И только мама Гугуцэ примчалась как была, с распущенными волосами, и размахивая — чем бы вы думали? — кукурузным стеблем, прогнала корову.
У мальчика с души камень свалился. Хоть лезь на крышу и кричи оттуда во всё горло:
«А ну, кто посмеет сказать, что у меня мама — трусиха? Иляна-Косынзяна тоже не ездила на велосипеде, а за неё Фэт-Фрумос в сказке с тремя драконами дрался. Ох и лупил же он их своей богатырской палицей!»
Гугуцэ не из тех, что пускает свой корабль по воле волн.
«Стоп! — сообразил он. — Теперь, если маму увидят на велосипеде, никто в селе не станет смеяться. Ну, Гугуцэ, пришло твоё времечко, не будь вороной!»
Пока мамы не было дома, Гугуцэ хорошенько накачал колёса у велосипеда, поднял сиденье, вытащил из дома подушки, одеяла, половики, пальто, шапки, мешок с шерстью и раскидал всё это по обе стороны дорожки.
Мать пришла и за голову схватилась:
— Что тут приключилось? Или у меня что-то с глазами? Кто же это так надругался над нашим домом?
— Я всё вытащил, мама. Упадёшь с велосипеда — руку не сломаешь.
— Ну что мне с тобой делать? Да к тому же все соседи дома.
— Сейчас, мамочка, никого кругом не останется, одни мы с тобой, пустился в пляс Гугуцэ и бегом со двора. — Надевай пока папины штаны! Тётя Олика-а-а! — кричит Гугуцэ у ворот.
Выходит женщина, руки у неё в тесте.
— У вас багор дедушки Антона? Очень просил мигом его вернуть. А то он ещё утром ведро в колодец уронил, достать нечем.
— Говорила же я своим: взяли вещь у человека — верните её. С какими глазами в другой раз переступишь его порог? Спасибо, Гугуцэ, испеку тебе колобок с маком.
— Бабка Касуня-а-а! — перепрыгивает Гугуцэ через забор.
— Чего тебе, Гугуцэ? — выглядывает соседка из погреба.
— Ваш телёнок что-то размычался на лугу!
— Ой, горе мне! — Женщина хватается за голову. — До сих пор его не напоила! Нарочно ведро поставила среди двора, чтобы не забыть. Расти большой, умница!
— Тётя Кристина-а-а! — Гугуцэ уже в третьем дворе. — Дядя Захария сказал, что обедать не придёт: дышло сломалось! Отнесите ему обед в поле. Хлеб просил завернуть в полотенце, на каком вы вчера бабочку вышили.
Две соседки убежали, одной вообще дома не было, но тётя Кристина, не зря у неё нос с аршин, что-то учуяла. Сделала вид, что вышла за калитку, а сама пригнулась ниже забора, вернулась на цыпочках и спряталась за курятником. Если кто и заметит, то ничего особенного: щупает женщина кур, не собираются ли нестись.
Гугуцэ вертелся около велосипеда, объяснял маме всё до мелочей с таким видом, точно был по меньшей мере авиаконструктором. Мама слушать-то слушала, а сама всё поглядывала в сторону сарая. Дождалась, пока ласточка улетела, и только тогда села на велосипед.
Но как ни старалась мама, а всё падала на голую землю. Гугуцэ перетаскивал туда какой-нибудь половик, бежал за велосипедом с подушкой в руках. А мама уже падала то на грядку с луком, то в корытце, но даже не охала. Встанет — и опять на велосипед.
Отец, вернувшись, не мог въехать во двор. Грузовик пришлось оставить у ворот. Отцу понравилась новая проделка Гугуцэ — плохо ли, если ещё один человек в семье научится водить машину, для начала хотя бы двухколёсную.
И вот папа надел передник, сам себе приготовил ужин, сам и приятного аппетита себе пожелал, потому что мать не слезала с велосипеда.
Соседка, словно наседка, всё время сидела за курятником. Как же удивилась мама, услышав, сколько раз она падала с велосипеда и в каком именно месте.
— Твоё счастье, кума, что ты в брюках была. А велосипед — вещь отменная. Не отстану от Захарии, пока и мне не купит.