Приключения знаменитых первопроходцев. Азия

ГЛАВА 2

Дюплекс. — Лабурдоннэ. — Лалли-Толлендаль.

Несмотря на значительный ущерб в связи с грандиозным банкротством банка Лоу (1721), Французская индийская компания неизменно процветала.

В 1726 году губернатор Ленуар провел успешные переговоры о приобретении территории Маэ[12] на Малабарском берегу[13]. Ленуара в 1735 году сменил губернатор Дюма, чье правление оставило столь же яркий след, как и Франсуа Мартена. Он добился от Великого Могола[14] Мухаммад-шаха разрешения на чеканку монеты и благодаря одному этому шагу увеличил доходы на пять-шесть миллионов ежегодно. В 1739 году Дюма приобрел Карикал[15] и прилегающую территорию, он заметно улучшил быт многих поселений, издавна принадлежавших Франции.

Короче говоря, дела компании шли отнюдь неплохо, когда новый импульс им придает появление Дюплекса, подлинного колониального гения, равного которому трудно отыскать во французской истории.

Жозеф-Франсуа Дюплекс[16] родился 1 января 1697 года в городке Ландреси[17], в провинции Эно. Его отец был откупщиком и признавал одно-единственное занятие в мире: делать деньги. Но тот, кому суждено было прославить в скором времени имя Дюплексов, вопреки всяческим предсказаниям, с самого юного возраста проявляет живую склонность к наукам, искусству и поэзии. Разъяренный этим обстоятельством отец поклялся «выбить дурь» из сына. И, не найдя лучшего средства пресечь артистические замашки Жозефа-Франсуа, старый скупец заставляет его в восемнадцать лет подняться на борт корабля Ост-Индской компании.

Несколько лет Дюплекс, лишенный своего любимого времяпрепровождения, почти непрерывно путешествует и за неимением лучшего со всей страстью и силой природного ума отдается изучению коммерции и морского дела.

По истечении пяти лет гордый сыном отец, полагая, что навсегда наставил его на верный путь, прерывает эти бесконечные вояжи, приводившие то в Индию, то в Америку, и добивается у компании для Жозефа-Франсуа места члена Высшего совета и военного комиссара. Дюплексу исполнилось только двадцать четыре года.

Используя приобретенный опыт, Дюплекс по прибытии в Индию устанавливает главную слабость торговых операций компании, которая пренебрегала ввозом европейских товаров в Индию, а лишь экспортировала грузы во Францию за счет получаемых из метрополии средств. Дюплекс решил исправить эту ошибку, которая вызывала серьезные затруднения у наших колонистов, заставляя их везти необходимые изделия из самой Европы. Затеянное Дюплексом предприятие увенчалось полным успехом и стало источником огромных прибылей. В сентябре 1730 года компания назначает Дюплекса губернатором Чандернагора. Желая сделать этот город центром двойного торгового оборота, откуда уходили бы товары, предназначенные для рынков Индостана, Японии, Китая, Персии, Аравии, и куда взамен поступало бы азиатское золото и деньги, Дюплекс вступил в сношения с внутренними районами, привлек местных торговцев, купил суда и начал торговать с соседними городами.

Приободренный первыми значительными успехами, стремясь внушить больше доверия к себе, Дюплекс поставил на службу общим интересам свое личное состояние. Он развил такую бурную деятельность, что уже через десять лет после его прибытия целые флотилии торговых судов доставляли в Китай товары французского производства, а Чандернагор вполне отвечал требованиям главных городов континента. И все это стало лишь подступом к более масштабным планам, которые начали вскоре осуществляться.

В 1741 году Жозеф-Франсуа Дюплекс женился на Жанне де Кастро, ослепительной красоты креолке франко-португальского происхождения. Понимающая все наречия Индии, она в этом отношении оказывала солидную поддержку мужу, вела переговоры от его имени с местными правителями, способными воспринять его проекты. Под именем Джоханны Бегум — принцессы Жанны — ее и сегодня хорошо знают и почитают на полуострове Индостан.

Став генерал-губернатором всех французских владений в Индостане после отставки Дюма в 1742 году, Дюплекс решил подарить Франции всю эту огромную страну. План его заключался в том, чтобы ловко вмешиваться во все внутренние дела, пользоваться любым случаем или создавать условия для приращения территории и в то же время подрывать английское влияние.

Момент представлялся благоприятный. Тюркская империя, основанная в XVI веке Бабуром[18] на руинах афганской конфедерации, распалась, и на ее обломках воинственный народ махратов[19] образовал несколько княжеств. Умело используя расчленение единой прежде страны, Дюплекс постарался заключить союзы с местными царьками и отлично преуспел в этом деле. К сожалению, ослепленная стремлением к повседневной наживе компания не проявила готовности поддержать Дюплекса; ему прислали даже бессмысленный приказ прекратить сооружение укреплений в Пондишери. Неизменно бескорыстный, исполненный глубокой веры в начатое дело, Дюплекс поступил прямо наоборот и продолжил работы, оплатив их из собственного кармана, совершенно естественно не желая оставить без защиты самое значительное из наших поселений в стране.

Между тем проявленная Дюплексом активность, его чуткое понимание индийской политики, его коммерческие способности все больше и больше беспокоили англичан, которые день ото дня наблюдали возрастающую угрозу своим владениям. В 1746 году вспыхнула война между Францией и Англией. Тогда версальский кабинет, который претендовал на соблюдение интересов торговли, заключил с Англией договор о нейтралитете в пользу двух соперничающих между собой индийских компаний и стал посылать распоряжения в этом духе в Маэ, губернатору Иль-де-Франса[20] и острова Бурбон[21] Лабурдоннэ[22].

В равной степени с Дюплексом ненавидя англичан, Лабурдоннэ, неприятно удивленный этими приказами, исповедовал отличный от Дюплекса идеал с целью достижения превосходства Франции. Военный человек прежде всего, он мечтал артиллерийским огнем уничтожить английские постройки и флот. И развитие торговли было для него связано прежде всего с территориальным расширением. Возможно, превосходя Дюплекса в военной области, он намного уступал ему по интеллекту, политическому такту, знанию людей. Это различие во взглядах двух столь энергичных и столь несхожих в своей душевной организации людей неминуемо должно было привести к разрушительным последствиям. Руководимые могучей рукой Кольбера, эти двое выдающихся мужчин, в равной степени патриотично настроенных, наверняка подорвали бы английское влияние, тогда как их разногласия сослужили неприятелю бо́льшую службу, чем многочисленные военные победы… Тем более что министры мадам де Помпадур[23] полагали, что искусная политика заключается в том, чтобы подогревать эти разногласия, противопоставлять одного деятеля другому, чтобы впоследствии предать их жестоко и подло.

Единственный пункт, в котором изначально сходились Лабурдоннэ и Дюплекс, была невозможность поддержания нейтралитета в Индии между англичанами и французами. Впрочем, иллюзией было полагать, будто английская компания старается сохранить нейтралитет: она лишь тянула время для завершения своих приготовлений. И действительно, пока Дюплекс заканчивал возводить фортификационные сооружения в Пондишери, англичане в нарушение предложенного ими же нейтралитета выслали эскадру под командованием Барнетта, без повода и предупреждения захватили французские торговые корабли и готовились осадить с моря и суши столицу наших поселений.

Шестого июля 1746 года Лабурдоннэ встретил английский флот, рассеял его и с первого же раза отвел угрозу от Пондишери. А в сентябре он предпринял наступательные действия и осадил Мадрас. Вот когда с полным блеском проявился эффект умелой и умной дипломатии Дюплекса. Англичане рассчитывали на союз с набобом[24] Карнатика[25]. Однако тот, будучи связанным с Дюплексом тайным договором, не оказал им никакой поддержки, и через пять дней англичане вынуждены были сдаться Лабурдоннэ.

Но Мадрас получил от Лабурдоннэ неожиданную милость — городу разрешено было откупиться, и размер выкупа определили в 10 700 000 фунтов стерлингов. Между тем более целесообразно и патриотично было бы сохранить завоеванное либо стереть врага с лица земли. И в самом деле, что значила для богатых торговцев та или иная сумма денег, когда само существование их компании находилось под угрозой?.. Неизменно проницательный и дальновидный Дюплекс, мечтавший о тотальном изгнании англичан, признал недействительным соглашение о капитуляции и отдал город на разграбление.

Лабурдоннэ вернулся к своему губернаторству на Иль-де-Франсе, потеряв по пути во время жестокой бури большинство кораблей. Совет компании обвинил его в том, что он взял слишком маленький выкуп с Мадраса, и, что намного серьезнее, ему инкриминировали служебные злоупотребления. Так что, едва прибыв на остров, он встретился со своим преемником и без задержки отправился во Францию, чтобы оправдаться.

Оставшись в одиночестве в Индии с горсткой преданных людей, Дюплекс оказывается перед новыми испытаниями и угрозами. Поддержанный своими бесстрашными лейтенантами Бюсси и Паради, он совершает чудеса. И какими же ничтожными силами он располагает! В качестве подкрепления он получает только необученных рекрутов — чаще всего это беглецы из тюрем и с каторги. Как правило, командиры бездарны и не выполняют указаний, за исключением, разумеется, Бюсси и Паради. Офицеры в большинстве своем — люди без малейшего достоинства и патриотизма, бесконечно требуют денег и отказываются сражаться. Дело доходит до того, что, когда большая армия махратов угрожала Пондишери, эти ничтожества накануне битвы целой группой подали в отставку, дезорганизовали французские силы, что и вынудило к позорному отступлению, которое чуть не привело к потере столицы наших владений. На редкость негодные, беспомощные войска! Среди офицеров почти не было способных командовать. И не хватало им не храбрости, а таланта: все это были юнцы без малейшего военного опыта. Они не пользовались никаким авторитетом у своих людей, те потешались над ними. Что же касается солдат, особенно последнего пополнения рекрутов, то это было, по выражению Дюплекса, сборище отъявленных подонков.

Короче говоря, если приходилось использовать наемников, то почему же было не позаимствовать опыт англичан?.. Но вместо того чтобы поступать, как наши враги, — нанимать швейцарцев, отыскивать в пехотных батальонах регулярной армии закаленных добровольцев, агент компании, которому доверили столь важное дело, прикарманивал львиную долю сумм, предназначенных для каждого волонтера[26] и навербовал шайку преступников и мерзавцев, удравших с каторги. Англичане презирали эти войска, которые «видели огонь только в своих халупах», как говорил Дюплекс. Они больше походили на банду, чем на армию, но нужда заставляла прибегать к их услугам. И вот с такими жалкими типами Бюсси и Паради обратили в бегство тысячи индусов!

Картина победы, одержанной неустрашимым Паради над Мафисканом, аркатским набобом, выступившим на Мадрас с целью изгнать оттуда французов, показывает всю пользу, которую могли извлечь при случае эти замечательные воины даже из такого малопригодного человеческого «материала». Подавая личный пример подчиненным, они сумели поднять их и бросить на врага.

Утром 4 ноября, с редкой для генералов точностью, Паради прибыл на берег Адгара. Вокруг, сколько охватывал взгляд, простиралась бесконечная равнина с посевами зерновых, с кокосовыми пальмами, тутовыми деревьями, баньянами. Прямо перед ним, на другом берегу, — армия набоба, численностью около десяти тысяч человек. Она не окапывалась. Полагая, что река послужит рвом для лагеря и составит достаточную преграду, Мафискан ограничился тем, что выставил свою артиллерию перед линиями бойцов.

У Паради не было ни единой пушки. Однако это не устрашило его. Исполненный презрения к индийским войскам, плохо обученным и скверно вооруженным, хаотично выпускавшим по снаряду через четверть часа, он построил свой маленький отряд в колонну и, возглавив его с клинком в руке, бросился в реку, уровень воды которой был невысок, поскольку сезон дождей миновал. Свежесть вод взбодрила солдат, которые выбирались на противоположный берег под вражеским огнем. Немедленно Паради подал сигнал к атаке и во главе маленького батальона стремительно накинулся на индусов.

Историк этой доподлинной эпопеи, столь мало известной, так продолжает описание:

«При виде сверкающих штыков этих дьяволов, что мчались с оглушительными воплями, душа у солдат Анавердикана ушла в пятки; не ожидая удара, они обратились в бегство. Сан-Томе находился неподалеку, крепостные стены влекли беглецов, все устремились в Сан-Томе. Паради гнался за ними по пятам. Он прибыл в тот момент, когда индусы заполнили город. Он остановился и открыл сокрушительную пальбу, простреливая улицы продольным огнем и накрывая градом пуль пришедшие в смятение полчища».

Вот это была бойня! Неимоверная давка на улицах, индусы пробивались к оставшимся свободными городским воротам. Но едва лишь они выбирались за пределы города, как с флангов раздавались новые залпы и прокладывали кровавые борозды в перепуганной толпе. Это мадрасский гарнизон занял боевые позиции и в свою очередь отрезал путь к отступлению войскам Мафискана, которые в ужасающей панике разбежались во все стороны и перевели дыхание лишь после многомильного бешеного бега в направлении Арката.

В 1748 году английский адмирал Босковен блокировал Пондишери флотом из тридцати кораблей, в числе которых тринадцать было высокобортных. Со своими силами — тысяча четыреста французов и две тысячи сипаев[27] — Дюплекс успел занять позиции на участке, который вскоре был осажден с моря и с суши. И хотя средств не хватало, Дюплекс, наделенный неукротимой энергией и организаторским талантом, сумел позаботиться о всем необходимом. Пондишери, который был уже обязан ему своими укреплениями, стал обязан ему и своим спасением. После пятидесяти пяти дней осады, из которых сорок два были заполнены схватками в траншеях и повторными атаками, англичане вынуждены были отступить с огромными потерями. Эта победа, одна из самых блестящих военных акций XVIII века, получила широкий резонанс в Индии и во всей Европе и принесла Дюплексу красную ленту ордена Святого Людовика[28].

Договор, заключенный в том же 1748 году в городе Аахене, позволил Дюплексу попытаться реализовать свои обширные планы. Не имея больше возможности прямо атаковать англичан, он решил сокрушить их косвенными путями, обеспечивая перевес нашим друзьям над союзниками англичан, нарушая равновесие в пользу Франции путем усиления нашего влияния и расширения территории. Он сохранил в боеготовности все свои войска, и в этом его примеру последовали англичане, которые, отнюдь не собираясь разоружаться, первыми дали пример территориальных захватов. Тогда Дюплекс, поддержанный отважным Бюсси, стал вмешиваться во все войны, затеваемые индийскими набобами и магараджами. Таким путем он получил от султана Декана, которого Дюплекс усадил на трон, набобию Карнатик, а после смерти султана его наследник занял трон также при содействии Дюплекса и в благодарность передал ему пять провинций на побережье Саркара[29] и Ориссы[30], что в совокупности составляло целую империю с тридцатью миллионами жителей и открывало для нашей торговли двести лье побережья со столицей в Масулипатнаме. Великий Могол согласился на все, утвердил все территориальные изменения. В скором времени он сам попал в зависимость от Франции, а вместе с ним и вся Индия[31].

В этот период достигло апогея наше владычество в Азии.

К сожалению, взгляды Дюплекса не были поняты акционерами компании, людьми мелочными, тупыми торговцами, которые требовали дивидендов, а не королевств. И затем был еще английский кабинет, который, имея все основания страшиться деятельного гения великого человека, с дьявольской ловкостью щедро рассыпал золото и распространял клевету, в надежде погубить Дюплекса.

Дворцовая интрига, затеянная на английское золото, один из обычных дипломатических приемов наших соседей, медленно завязывалась в Версале. Министры, придворные, фавориты — каждый внес свою лепту в крушение дела жизни смельчака, который отважился завоевать империю для своего короля. Обескровленный собственным триумфом, испытывая нужду в подкреплениях, Дюплекс требовал присылки войск. И вот когда оставалось сделать одно-единственное усилие для закрепления победы, он получает мирные увещевания.

Наконец, когда в 1754 году английский кабинет ставит отзыв этого великого француза главным условием мира, Людовик XV, введенный в заблуждение своими узколобыми министрами, имел величайшую глупость подписать отрешение от власти Дюплекса, в то время как это был единственный человек, которого стоило бы послать в Индию, если бы он там уже не находился. В этот момент он выдерживал в Карнатике ожесточенную борьбу; его заместитель Бюсси победоносно проходил через Верхнюю Годавери и Нарбуду[32].

Дюплекс покинул с горечью эту землю, где он снискал такую славу, трезво понимая, что Франция теряет свои завоевания, из-за инерции правительства уступая их Англии. А та, переняв политическую систему Дюплекса, которую во Франции расценили как несбыточную, начала понемногу прибирать к рукам наши владения и вскоре извлекла из них неслыханные богатства. Вернувшись во Францию, Дюплекс безуспешно добивался от правительства восстановления справедливости, а от компании — возвращения ему семи с половиной миллионов ливров, которые он израсходовал из своего собственного кармана. Скончался Дюплекс в 1763 году в нищете и в отчаянье, с горечью наблюдая упадок наших колоний и унижение родины, которую он так пламенно любил!

После плачевной ликвидации всех дел компании неким Годе, слепым исполнителем чужой воли, посланным для разрушения многолетних трудов Дюплекса, барон Лалли-Толендаль[33], ирландец на французской службе, был назначен генерал-губернатором. Верный принципам чести и порядочности, доблестный солдат и хороший военный руководитель, Лалли, однако, не был политиком, тем более что со своим прямым и негибким характером, непреклонный к нарушениям дисциплины и честности, он попытался преследовать и разоблачать биржевых игроков. Преданный своими помощниками с самого начала, втоптанный в грязь негодяями, с которыми он боролся, Лалли скоро потерял свое место. Враги действовали против него с дьявольской ловкостью и коварством, им существенно помогли неудачи графа в боях под Танджуром[34] и Мадрасом в феврале 1759 года.

Возвратившись в Пондишери, он не без оснований обвинял агентов компании в плохом обеспечении его экспедиции, в предательстве священных интересов родины в угоду торговле, стремился положить конец казнокрадству, публично разоблачал нарушителей служебного долга. Против него разжигали недовольство в армии, часть кавалерии графа дезертировала. В довершение всех этих беспорядков англичане дали сражение под Вандабачи, исход которого остался неопределенным, захватили Аркат и осадили Пондишери. Лалли, защищавший город почти без продовольствия и военных припасов, имевший семьсот человек против двух тысяч с английской стороны, мужественно продержался семь месяцев и был вынужден капитулировать в январе 1761 года.

Англичане разорили город, взорвали крепостные стены, форты, дома, превратили в руины цветущее поселение, с утонченным искусством и жестокостью уничтожая столицу наших владений. Не только захваченные в плен бойцы, но и все французы, служащие компании, были насильно вывезены в Европу.

Доставленный в Англию как военнопленный, Лалли получил разрешение британского правительства выехать во Францию, чтобы снять с себя оскорбительные для его достоинства наветы.

Но, едва он прибыл в Париж, как был заключен в Бастилию. Полтора года длилось следствие. Скандальный процесс падет впоследствии всей своей тяжестью на недостойный королевский суд, который посмел обвинить честного солдата «в предательстве интересов короля и Ост-Индской компании, в злоупотреблении властью и незаконных поборах с подданных короля и иностранцев». Представ перед судьями, Лалли обнажил свою седую голову и покрытую шрамами грудь и воскликнул: «Вот награда за пятьдесят пять лет службы!» 6 мая 1766 года огласили осуждавший Лалли приговор.

Слушая его чтение, старый солдат, не в силах перенести обвинение в предательстве, осыпал бранью своих врагов и, выхватив из кармана циркуль, вонзил его себе в грудь. Однако удар оказался несмертельным и не помог ему избежать последних мучений. 9 мая 1766 года, покинутый всеми друзьями, Лалли-Толлендаль с кляпом во рту, словно уголовный преступник, был обезглавлен на Гревской площади.

Доброе имя его было восстановлено в 1778 году по требованию сына.

Глупая и жадная компания, которая стала сообщницей собственных врагов и с яростью преследовала своих благодетелей, испустила дух в 1769 году. Осыпанная насмешками, продырявленная, почти разоренная по своей же вине, слишком ничтожная, чтобы англичане позволили ей играть хоть какую-то роль, она ликвидировала свои дела и уступила английской короне свой капитал — более тридцати миллионов, дававший ренту в двести тысяч ливров!

С этого момента наши владения в Индии сузились до пределов, которые сохраняются и поныне: пять колониальных торговых контор в Пондишери, Маэ, Янаоне[35], Карикале[36] и Чандернагоре с общей площадью около пятисот квадратных километров и населением, не достигающим трехсот тысяч жителей.