Прилив победы

Глава 20

Джамна

Лето 533 года н.э.

Первым, что увидел Нанда Лал после того, как Торамана провел его в свой небольшой шатер, была статуя стоявшая на маленьком столике в углу. Она изображала Вирабхадру, главное божество культа Махаведы, своеобразной версии индуизма, основного вероисповедания малва.

Жрец Махаведы, сопровождавший Нанду Лала, прошел в угол и осмотрел статую… Нет, не с почтением, а скорее удовлетворением. Через несколько секунд он повернулся и сурово уставился на Тораману.

— А ты выполняешь обряды? — Торамана кивнул.

— Три раза, каждый день. Я делаю это с детства. Мой отец был верующим человеком.

Жрец довольно хрюкнул.

— Хорошо. А как твой отец чувствует себя сейчас? — Лицо Тораманы ничего не выражало. Огромный йетайский офицер только чуть пожал плечами.

— Он умер. Погиб у Ранапура, когда восставшие устроили тот взрыв. Равно как и мой брат.30

Челюсти Нанды Лала слегка сжались. Эту информацию шпионы не предоставили своему шефу до его отъезда из Каушамби. Это было упущение, о котором некоторые из них пожалеют.

Но он ничего не сказал вслух. Нанда Лал уже дал ясно понять жрецу, что тому следует вести большую часть разговора. Жрец об этом не забыл. Служитель Махаведы смущенно откашлялся.

— Прости, я не знал. Мои соболезнования.

— Он умер быстро. Все люди умирают. А восставшие наказаны.

Казалось, йетайцу нечего сказать, кроме этих коротких резких фраз. Внимательно наблюдая за ним, Нанда Лал решил, что этот человек — бесстрастный по натуре. Он достаточно умен — Дамодара не имеет склонности выдвигать на командные посты идиотов, и уж точно не делать их командирами, — но не любопытен.

— Меня зовут Вишванатан, — представился жрец. — Как ты, возможно, уже знаешь, меня отправили сюда по указанию императора.

— Так сказал мне Нарсес. — Торамана протянул руку, предлагая жрецу сесть на подушки перед низким столиком. Каким-то образом этот жест относился и к Нанде Лалу, не давая ему преимуществ, которыми обычно наслаждался начальник шпионской сети империи малва и (как и Венандакатра) двоюродный брат императора.

Это произвело впечатление на Нанду Лала. Он не ожидал такого тонкого хода от йетайца, даже военачальника. За очень короткое время, как понял Нанда Лал, Торамана уже догадался, что начальник шпионской сети намеревается использовать жреца как своего неофициального «представителя» или уполномоченного.

— Вы голодны? — осведомился йетайец. — Хотите выпить?

Жрец покачал головой, но принял предложение сесть. Нанда Лал остался стоять в нескольких футах позади стола.

— Я хочу, чтобы не присутствовал никто из слуг, — сказал жрец, удобно устроившись на подушках. Когда Торамана сел за стол напротив него, Вишванатан обвел взглядом шатер.

Йетайский офицер понял его правильно.

— Здесь никого нет. Если нам потребуются слуги, их легко вызвать: они ждут снаружи. Я предполагал, что вы хотите поговорить без свидетелей.

«Совсем не дурак, — подумал Нанда Лал. — Что само по себе хорошо. Пока…»

Следующие слова Тораманы удивили его. И заставили повысить мнение о сообразительности йетайского полководца.

— Вы желаете определить мою преданность. Вас беспокоят осложнения, которые могут возникнуть после моей женитьбы на представительнице династии Чохаров.

Вишванатан кивнул.

— Именно так. После того как мы получили это известие, вопрос долго обсуждался на императорском совете. Я лично присутствовал на нем.

Во время последовавшего короткого молчания Нанда Лал пытался оценить реакцию Тораманы на новость, что его дела подверглись внимательному изучению со стороны самого императора. Большинство йетайских офицеров — большинство любых офицеров в армии малва — были бы удивлены и обеспокоены одновременно.

Реакция Тораманы…

«Никакой реакции. С тем же успехом можно сказать дереву, что оно деревянное. Или камню, что он твердый».

До того как дала о себе знать настороженность Нанды Лала, Торамана снова его удивил.

— Я ожидал, что так и будет, — сказал он. — По очевидным причинам брачный союз между йетайцем и раджпутом является поводом для императорского беспокойства.

Жрец, пораженный откровенностью йетайца, украдкой посмотрел на Нанду Лала. Начальник шпионской сети холодно смерил его взглядом. Жрец быстро отвернулся. Затем поднял брови и предложил йетайцу объяснить поподробнее.

— Это очевидно, — повторил Торамана. — Сила малва, за исключением контроля над оружием Вед, в основном покоится на двух столбах — йетайцы и раджпуты. — И снова Торамана легко повел плечами. — Когда-то были еще и кушаны — в некоторой степени. Но теперь эта опора треснула и может рассыпаться в пыль.

Нанда Лал заговорил впервые после того, как зашел в шатер:

— Три ножки все еще будут поддерживать стул, даже если сломается четвертая.

Торамана кивнул, даже не посмотрев на начальника шпионской сети. Он не сводил взгляда со жреца.

— Да. В особенности, когда четвертая ножка никогда не пользовалась серьезным доверием. Все будет по-прежнему, при условии, что оставшиеся три останутся стоять по разным углам. Если две из них сольются в одну, то стула у вас больше не будет. Получится неустойчивая двуногая конструкция, которая только и ждет, когда рухнуть. И, конечно, поэтому императора волнуют мои брачные планы.

Йетаец замолчал. Через несколько секунд Нанда Лал понял, что больше он говорить не станет, если его об этом не попросят. И еще понял, что, поступая таким образом, Торамана сам делает некое предложение.

Начальник шпионской сети расслабился. Он умел торговаться, имел в этом деле немалый опыт и мог угадать маячащую на горизонте сделку.

А еще он понял, что разговор становится слишком серьезным, чтобы доверять его жрецу, и Нанде Лалу придется полностью отказаться от роли незаинтересованного наблюдателя. Приняв решение, он шагнул вперед и уселся за стол.

— Тогда скажи мне, почему императору следует разрешить брак, — приказал он.

Бочкообразная грудная клетка Тораманы приподнялась, когда он делал медленный глубокий вдох. Очевидно, что он не торопится, собираясь правильно представить аргументы.

— Во-первых. Прочность, требуемая стулу, зависит от веса того, что на этом стуле лежит. Когда Велисарий угрожает на реке Инд, а Рао — Нармаде, вес возрос в три или четыре раза. Во-вторых. Трехногому стулу требуются более толстые и крепкие ножки. Применительно к людям — более верные. Даже скорее преданные. В-третьих. Слабость связана с раджпутами. В настоящий момент они привязаны к малва только клятвами. Нет кровного родства, и еще меньше доверия. Клятвы — даже клятвы раджпутов — хрупкие вещи. В-четвертых, самый верный способ привязать раджпутов покрепче — это привязать их кровными узами. Устраивать высокопоставленным раджпутам браки с представителями правящего клана малва, как делали это с йетайцами.

Торамана замолчал и долго смотрел на Нанду Лада.

— Я не сказал вам ничего из того, что вы уже сами не понимаете. Давайте на мгновение предположим, что Рана Шанга станет вдовцом. Возможно, из-за болезни жены, возможно, из-за несчастного случая — или неудачной встречи с какими-то случайно попавшимися по дороге бандитами. Я уверен, что ему предложат вступить в брак с кем-нибудь из высокопоставленных малва. Причем очень высокопоставленных. Впервые царь раджпутов — а он является величайшим из них — будет связан с малва кровью, а не только клятвами.

Нанда Лал чувствовал, как меняется выражение его лица. Несмотря на все свои попытки скрыть эмоции, он не мог ничего поделать. Он был в шоке. Никогда — никогда! — он не мог представить, что этот человек, выглядящий грубым и неотесанным варваром, сможет догадаться о столь многом на основе столь малого. А что еще он знает? «Неудачная встреча с какими-то случайно попавшимися по дороге бандитами», — да, это были его слова. Но какие мысли — какие догадки — скрываются за этими словами?

Нанда Лал подавил желание тотчас вызвать пятерых наемных убийц, ждавших перед шатром, и приказать им убить Тораману на месте. С трудом подавил.

С трудом — и по двум причинам. И только второй была его заинтригованность возможностями, которые открывала неожиданная проницательность и сообразительность Тораманы.

Первая причина его сдержанности была еще проще. Кроме пяти наемных убийц, подчинявшихся Нанде Лалу, в нескольких шагах от шатра находились дюжины солдат, по большей части йетайцев и раджпутов. И все они — как уже стало очевидным для Нанды Лала — крепко привязаны к своему командиру Торамане, как все солдаты в их армии привязаны к Дамодаре и Рану Шанге.

Если вкратце, то это — единственная армия в империи малва, где работу наемных убийц с радостью выполнят разъяренные солдаты, причем в течение минуты, в чем можно было не сомневаться. Люди Нанды Лала смогут убить Тораману, в этом начальник шпионской сети совсем не сомневался, даже если силач-йетайец и заберет с собой на тот свет пару-тройку нападавших. При условии, конечно, что Нанда Лал будет рад видеть свое порубленное на куски тело, лежащее рядом с трупом Тораманы.

«Такова проблема. Империя не может позволить себе потерять эту великолепную армию. Но можем ли мы позволить себе вообще ее иметь? Если этот острый, как бритва, меч когда-нибудь окажется направленным в нашу сторону…»

Шли долгие секунды молчания. Все это время Торамана неотрывно смотрел на начальника шпионской сети. Наконец молодой йетайский полководец в очередной раз пожал плечами.

— Я думаю, что ты слишком много беспокоишься. Если его любимая жена умрет — по какой угодно причине, лишь бы к этому не прикладывали руку малва, — у Раны Шанги будет еще больше оснований заключить династический брак. — Каким-то неуловимым образом следующие слова были произнесены с легким ударением. — Несмотря на все его могущество и воинское мастерство, он, как ты знаешь, не очень хорошо разбирается в интригах.

«Перевод: у меня могут возникнуть сомнения относительно „неудачных обстоятельств“. Но у Шанги они не возникнут».

Нанда Лал вспомнил все, что знал о царе раджпутов, решил, что йетаец правильно его оценил. Но все еще оставался Дамодара…

Торамана заговорил вновь, словно умел читать мысли:

— Что касается господина Дамодары, то его благодарность императору за то, что он щедро предоставил о семье дворец в столице — в безопасности от римских наемных убийц и почти у императорского порога тоже прочно привязывает нашего полководца к малва. Хотя, по моему мнению, в его преданности не был оснований сомневаться.

Нанда Лал тут же отбросил последнее предложение. Это была чистая дипломатия. Главным было первое.

«Перевод: пока семья Дамодары остается в заложниках у императора, Дамодара остается покорным».

И снова Нанда Лал пересмотрел свою точку зрения, и снова решил, что йетаец прав. Несмотря на всю свою гениальность, Дамодара ни разу не продемонстрировал излишней амбициозности. Немного — конечно, да — но так, чтобы подвергать смертельной опасности жену и детей? И родителей?

«Нет, я сам видел, как он играл с детьми, когда его семья в прошлые годы посещала столицу. Он обожает своих детей и, по отчетам шпионов, любит жену и является преданным сыном».

— Хорошо, — сказал начальник шпионской сети. Слово прозвучало резко, почти хрипло. Но не так сурово, как следующие: — Но остаешься ты.

Впервые после того, как Торамана пригласил Нанду Лала и жреца к себе в шатер, его лицо перестало быть каменной маской. Казалось, йетайцу весело.

— Я? — пролаял он. — А ты знаешь о моем клановом статусе среди йетайцев?

Нанда Лал кивнул, затем вытянул вперед толстую руку и покрутил ею в воздухе.

— Средний. Не высокий, не низкий.

— Думаю, ближе к низкому, чем к высокому, — возразил Торамана. Он немного склонил голову набок и вопросительно посмотрел на Нанду Лала. — Вопрос. Какой у меня шанс получить брачное предложение от знатной дамы-малва?

Нанда Лал колебался. В тишине Торамана продолжил:

— Предположим — на мгновение, — что я вернулся с войны против Рима овеянный славой. Победителем сотен сражений.

— Возможно, — проворчал Нанда Лал. — Но маловероятно.

Вопросительный взгляд Тораманы стал откровенно испытуюшим. Нанда Лал вздохнул и — опять — его мнение об уме йетайца повысилось еще на чуть-чуть.

— На самом деле, реальных шансов нет.

Йетайец кивнул.

— Чистота крови всегда лежала в основе правления малва, — он легко кивнул жрецу. — И в основе религии Махаведы.

Торамана ничуть не выглядел огорченным. Напротив, йетаец почти что смеялся:

— Ну пусть будет так. Я — амбициозный человек, но не дурак. В мире есть ограничения. Так обстоят дела сейчас, так было всегда и так будет всегда. Я просто хочу добраться до собственного потолка, и никак не меньше.

С его сурового, типично йетайского лица исчезла всяческая веселость.

— Теперь, возможно, вы меня понимаете.

И снова в шатре воцарилось молчание. На этот раз на довольно долгое время. В целом минут на пять. Пять минут, на протяжении которых йетайский полководец и начальник шпионской сети всей империи малва смотрели Друг на друга, а жрец Махаведы, прекрасно понимая, что все эти тонкости давно не его дело, пытался сделаться настолько невидимым, насколько мог.

— Хорошо, — заявил в итоге Нанда Лал. — Даже не «Достаточно хорошо», а просто хорошо. Я считаю, мы понимаем друг друга.

Кивок йетайского полководца больше напоминал поклон во время принесения клятвы в верности.

— Да, господин, понимаем. Позвольте мне продвинуться в этом мире так далеко, как я могу, и вам не нужно беспокоиться о последствиях. — Нанда Лал все еще сомневался.

— Может настать день — а Рана Шанга будет твоим родственником, — когда, не исключено…

— Если такой день наступит, господин, что меня сильно удивит, — не сомневайтесь: я сделаю то, что нужно сделать. Да, кровные узы крепки. Но амбиции сильнее. Они подобны горному леднику.

— Да ты еще и поэт! — воскликнул Нанда Лал.

Весело улыбаясь, он встал из-за стола. Несмотря на крупное тело и уже немолодой возраст, Нанда Лал был полон жизненных сил. Он уже стоял на ногах, когда жрец только начал подниматься.

— Я предвкушаю долгое и полезное для нас обоих сотрудничество, командир. И я обязательно лично приеду на твое бракосочетание, когда бы оно ни проходило, И пусть будет, что будет.

Торамана, тоже вставший на ноги, поклонился в пояс.

— Это честь для меня. — Когда он разогнулся, Нанде Лалу показалось, что на губах йетайца появилась слегка хитроватая улыбка. — Но предупреждаю заранее — я не забуду ваше обещание. Пусть будет, что будет.

Нанда Лал жестом велел Вишванатану выйти из шатра первым. После того как жрец удалился, начальник шпионской сети остановился у полога шатра и сурово посмотрел на стоящую в углу статую.

— Уродливая чертова штуковина, — тихо сказал он. Торамана находился в нескольких футах от Нанды Лапа.

Йетаец бросил взгляд на статую, затем пожал плечами.

— Действительно уродливая. В этом мы с ней похожи. И, так же как и я, она служит своим целям.

Нанда Лал рассмеялся и ушел, не переставая удивляться уму Тораманы.

Теперь эта мысль наполняла его радостью. Правда он велел одному из своих шпионов не спускать с полководца глаз.

К несчастью, шпион не разделял мнение своего хозяина о Торамане. Поэтому поздно вечером у йетайского полководца не возникло сложностей с тем, как незамеченным выйти из шатра. Так, чтобы шпион и не заподозрил об этом.

А поскольку Нарсес был не менее опытен в уходе от слежки, то двое мужчин встретились без всяких прочем. Как и было оговорено раньше, в процессе обмена фунта чая на сравнимую меру фимиама. В этой сделке участвовали двое слуг, и произошла она на неофициальном «рынке», устроенном солдатами и местными жителями на берегах Джамны.

Нет необходимости говорить, что она осталась незамеченной шпионами Нанды Лала. И Торамана, и Нарсес умели подбирать слуг.

Они сидели в небольшом шатре, стоявшем в стороне от основного армейского лагеря и исполнявшем роль склада. Нарсес уже ждал йетайца, сидя на мешке. Как только Торамана вошел, евнух заговорил:

— Перескажи мне все. Очень точно.

На это у Тораманы ушло несколько минут. Возможно, он вспомнил не каждое слово, но близко к тому. Если бы Нанда Лал присутствовал в этом шатре, то его мнение о Торамане еще улучшилось бы. Память йетайца была такой же феноменальной, как и его ум.

Когда он закончил, Нарсес коротко, сухо и хрипло рассмеялся.

— «Позвольте мне продвинуться в этом мире так далеко, как я могу, и вам не нужно беспокоиться о последствиях». Это очень красиво сформулированное предание.

Торамана небрежно пожал плечами.

— Я ничего не знаю об искусстве красиво говорить. Все могут видеть, я — грубый йетайец, немногим лучше варвара. Но даже когда я был ребенком и играл в грязи, то знал, что лучший способ врать — это говорить правду. Просто позволить тому, кто слышит правду, воспринимать ее по-своему. Восприятие, а не сами слова вот что делает их ложью.

Нарсес кивнул и улыбнулся, напоминая в этот момент рептилию.

— И это тоже еще одно красиво сформулированное предложение. — Улыбка исчезла. Следующие слова он произнес без каких-либо эмоций. — Если время придет — когда время придет, — тебе потребуется…

Торамана оборвал его, нетерпеливо махнув рукой.

— Действуй быстро, решительно и так далее. — Он поднялся на ноги даже с большей живостью, чем та, которую продемонстрировал Нанда Лал в его шатре. — Не бойся, Нарсес. Мы с тобой прекрасно друг друга понимаем.

— «Но амбиции сильнее», — тихо процитировал старый евнух. — «Они подобны горному леднику».

И снова Торамана махнул рукой.

— Поэзия, — фыркнул он. — Нет никакой поэзии в горных льдах. Я знаю. Я видел ледник. Я родился в Гиндукуше, Нарсес. И узнал, еще будучи мальчиком, что мир создан, подобно льду.

Он повернулся, пригнулся, откидывая полог шатра, и исчез. Так же тихо, как и пришел.