Приманка на кровь

IV.

В воскресенье погода удалась на славу. Был ясный, светлый день и легкий мороз сковал грязь на площади.

Около цирка царило небывалое оживление. Штатские, военные, гимназисты и реалисты, группами входили в двери цирка и останавливались в хвосте длинной вереницы людей, стоящих перед окошечком с надписью "Касса", из которого раздавался звонкий, веселый голос Стеллы.

Она едва успевала отрезать билеты и принимать деньги. Сидевшая позади нее бледная Стефания торопливо наклеивала марки.

Сам Воробьев то входил в каморку, то выходил из нее, отдавая приказания Ермолаю, на помощь которому он нанял еще двух, и братьям Алекс, явившимся его добровольными помощниками.

-- Ты, Павлуша, уже все время следи за ними! -- говорил Воробьев. -- Лампы заправили ли? Опять, отрубями чтобы арену посыпали! А ты, Митя, значит, все оборудуешь. Пива, водки, колбасы больше, сыру. Сласти возьми. Понял?

-- Чего ж мудреного?

-- Так иди! А, Семен Фомич! Ну, ну, устраивайтесь.

Бакалейщик, заплативший Воробьеву за этот вечер тридцать рублей, позвал своих молодцов и занялся устройством буфета.

Воробьев ликовал в душе, но наружно сохранял угрюмый, степенный вид.

Когда, он проходил мимо ожидающих очереди, в толпе раздавался шепот:

-- Он? Он и есть.

-- Действительно, в лице, знаете, решимость! Обреченный!

-- Говорят, роман у него. Любовь.

-- Жена изменила. На прошлой неделе убежала. Любил до безумия...

-- Дьявол тебя возьми, -- сказал Гелотти, входя в "директорскую", -- по-твоему вышло. Будет полный сбор!

Воробьев только усмехнулся.

-- Просто и в ум не возьму, -- обернувшись сказала Стелла, -- со вчерашнего дня народ пошел. И идет, идет...

И когда наступил час начала представления, Стелла с сияющим лицом воскликнула:

-- Билеты все проданы!

-- Лишь бы шли. Впустим и без билетов, -- засмеялся Воробьев.

Вечером, при освещении 120 лампами, с чистой, аккуратно посыпанной песком и опилками ареной, наполненный зрителями, оглушаемый музыкой местного оркестра из 12-ти музыкантов, цирк имел нарядный, праздничный вид.

Все чувствовали себя взволнованными. Тимочки, Римочки и Симочки, заняв передние места в ложе, на все стороны кивали головами, как фарфоровые куклы и тарантили, как сороки.

К ним подошло несколько офицеров.

-- Откуда он упадет? -- спрашивала громко Симочка.

-- Сверху! -- сострил поручик и захохотал.

-- Грубиян, -- сказала Симочка.

-- Я думаю, будет стук, -- томно говорила Тимочка, -- я тогда открою глаза.

Римочка толкала генеральшу и говорила:

-- Смотри, мама, дура Анфисова в декольте приехала. Это в цирк-то!..

-- Высоко, да! -- басил генерал, стоя внизу в креслах.

-- И обратите внимание, ваше превосходительство, -- говорил адъютант, -- голая земля. Никаких настилок.

-- Если я здесь, -- говорила жена прокурора жене губернского казначея, -- то единственно для наблюдения нравов. Какая жажда крови! Ужасно! Я напишу в Петербург своему другу Шавкину и он сделает корреспонденцию.

-- Я сама возмущаюсь, -- отвечала жена казначея, -- я сказала мужу: Жан, мне это противно. Но сама губернаторша. Вы понимаете...

-- Тссс...

И сама губернаторша, обворожительно кивая налево и направо, опустилась в кресла у барьера ложи и, приложив лорнет к глазам, стала обводить вокруг рассеянным взглядом.

В уборных и конюшне царило оживление. Павлуша с Митькой уже надели свои балахоны, вымазали мукой лица, провели кармином полосы до ушей и превратились в "любимцев публики, веселых братьев Alex", Вампа ходила по конюшне в костюме жокея и податной инспектор, сопя и кряхтя, не сводил глаз с ее ног, обтянутых шелковым трико.

Стелла в коротенькой юбочке уже сидела на доске седла высокой лошади, которую Гелотти держал под уздцы, словно надо было сдерживать ее ретивость.

И у всех были веселые лица; со всех сторон раздавались смех и шутки.

Полный сбор радует даже избалованных удачей артисток.

Воробьев взял в руки колокольчик.

-- Готова?

-- Готова! -- ответила Стелла, оправляясь и хлопая по шее лошадь.

-- Тогда с Богом!

Он заболтал колокольчиком. Оркестр грянул. Занавес раздвинулся и Гелотти выбежал с лошадью.

Представление началось.