МИА
Я ждала этого дня.
Даже когда я еду в больницу, не обращая внимания на пронзительную боль, простреливающую мои бока, я знаю, что это к лучшему.
Я надеялась на это.
Водительское сиденье промокло, моя мазня испачкала подушку, но я стискиваю зубы и продолжаю движение, крепко сжимая руль.
Я подготовилась к этому — я знаю, чего ожидать.
Чувство тоски пронзает мою грудь, в то время как ужасная боль наполняет мое тело. Иррациональная волна желания затуманивает мои мысли, смешиваясь с ощущением паники.
Так и должно было случиться. Ты представляешься.
В идеальном мире за рулем была бы моя мама, которая держала бы меня за руку и поощряла ехать дальше. Слезы счастья наполнили бы ее глаза при осознании того, что ее ребенок вступает во взрослую жизнь.
В идеальном мире она бы поздравила меня с днем рождения.
Но я не живу в идеальном мире. Я никогда в нем не жила.
Моя мать сидит на диване, накачанная обезболивающими, пока ее единственный ребенок самостоятельно едет в больницу Омег на свой восемнадцатый день рождения.
Но это нормально.
Скоро все это останется позади.
У меня будет моя пара и мое «долго и счастливо».
Все будет хорошо.
* * *
Медсестра добра ко мне, в ее глазах сочувствие, когда она понимает, что я пришел одна.
— Ты приехала сюда совсем одна? — Спрашивает она меня, измеряя температуру и кровяное давление. — Как ты смогла выдержать боль?
— У меня высокая переносимость боли, — ворчу я. — Я проходила через худшее.
Она хмурится, но никак не комментирует мое признание. Вместо этого она ведет меня в маленькую белую палату с больничной койкой. — Я вернусь с успокоительным и снотворным для тебя. Затем мы настроим твой чип.
Я вздыхаю с облегчением. — Спасибо, — стону я, подтягивая колени к груди. Мои брюки испорчены, от них осталась лишь лужа мокрой ткани, и я стону от дискомфорта, когда она закрывает дверь.
Еще несколько минут. Затем начинается твоя новая жизнь.
После этого я смогу забрать свои вещи из квартиры моей матери. Тогда мне больше никогда не придется встречаться с Шарлоттой Далтон.
Я буду просто Мией со своей Альфа-парой.
Надежда поддерживает меня, пока не прибывает медсестра, отвлекая от судорог.
Но это кто-то другой. Ее глаза не такие добрые, а суровые морщины на лице говорят о злонамеренности. Когда я смотрю на нее, у меня в животе зарождается чувство страха.
— Миа? — Спрашивает она, ее голос хриплый и низкий. — У меня есть успокоительное для тебя.
Она говорит это с насмешкой.
Что-то не так. Этот человек небезопасен, и тревожные звоночки звенят у меня в голове, когда она подходит ближе. Она Бета, но в ней есть малейший след Альфы. Гнилостный запах смешивается с ее дешевыми духами.
Нет, что-то не так.
— Где другая медсестра? — Я хриплю, страх ползет по моему позвоночнику.
Она улыбается мне, демонстрируя пожелтевшие зубы. — Занята. — Она готовит иглу, и я впадаю в панику.
— Нет, — стону я, качая головой и отодвигаясь подальше на кровати. — Мне не нужно успокоительное. Просто подавляющие средства.
Она невесело приподнимает седую бровь. — Указания врача. — Она оказывается передо мной, прежде чем я успеваю возразить, грубо похлопывает по внутренней стороне моей руки, готовя инъекцию.
— Нет. — Я пытаюсь снова. — Мне это не нужно.
Вместо того, чтобы выполнить мою просьбу, у нее хватает наглости ухмыляться.
Я бы узнала это выражение где угодно. Это взгляд, полный злобы и ненависти. Выражение, которое сводит тебя на нет.
Это то, с чем я знакома.
Игла оказывается в моей руке прежде, чем я успеваю снова запротестовать, и я шиплю от боли, когда она уколола меня сильнее, чем необходимо.
— Вот, — просто говорит она. — Доктор скоро подойдет к тебе, Омега.
У меня нет сил наброситься на нее. Действие успокоительного начинает действовать, мое тело превращается в огромный груз, приковывающий меня к кровати.
— Нет, — невнятно произношу я, но она уже ушла, закрыв за собой дверь.
Время замедляется, но мой разум — нет. Не может быть, чтобы это была правильная доза; я едва могу произносить слова губами. Наркотик растекается по моему телу, и я растворяюсь в неглубоком матрасе.
Сядь, Миа. Зови на помощь.
За дверью слышны мужские голоса. Я устремляю взгляд в потолок, прислушиваясь, едва способная моргать.
— Еще не чипирована.
— Каштановые волосы. Карие глаза.
Они пахнут. Это смесь едкого одеколона, заглушенного нашатырным спиртом отбеливателя.
Альфы.
Я хнычу.
Они не пахнут… правильно. И, несмотря на жжение внутри меня и боль в утробе, мысль о том, чтобы быть рядом с одним из них, вызывает тошноту.
Пожалуйста, не входите в комнату, я молю. Пожалуйста.
Я не могу кричать, как бы сильно ни старалась.
Слезы наполняют мои глаза и текут по щекам.
Я хочу свою пару, думаю я про себя. Пожалуйста, просто дайте мне знать, кто он.
Пожалуйста, позвольте ему спасти меня.
Дверь открывается.
Я закрываю глаза.
Приближаются многочисленные шаги.
Пожалуйста, думаю, в последний раз. Пожалуйста.
Запах отбеливателя становится сильнее, когда руки поднимают меня.
В глазах у меня темнеет, когда мужчины выносят меня из комнаты без чипа.
* * *
Я просыпаюсь на заднем сиденье внедорожника, мое тело откинулось на среднее сиденье между двумя пахнущими отбеливателем Альфами. От их близости у меня мурашки по коже, воздух слишком гнилой, чтобы нормально дышать.
— Еще час, — рявкает водитель. — Сначала заеду к Ноксу. Посмотрим, что он хочет с ней сделать.
Я притворяюсь спящей, но при этом незаметно шевелю пальцами, оценивая, насколько я восстановилась в возможности двигаться.
Гнев поселяется глубоко в моей душе. Это неистовая ярость, огонь, горящий в моих венах и обугливающий кости.
Больница была моим единственным шансом. Мой единственный шанс обрести покой. Моя единственная возможность начать новую жизнь.
И эти монстры, кем бы они ни были, пытаются отобрать это у меня?
К. Черту. Это.
Я жажду крови.
Они продолжают перешептываться между собой, пока я не втягиваю в себя как можно больше воздуха и не издаю душераздирающий крик.
Это пугает их всех. Машина сворачивает, когда оба Альфы пытаются схватить меня, но я яростно отбиваюсь, мой локоть соприкасается с носом. Тот, что справа от меня, рычит, его рука с такой силой бьет меня по лицу, что моя голова откидывается назад.
Но я продолжаю бороться, подпитываемый истерикой и отчаянием. Другой обхватывает меня руками за шею, притягивая к себе, и я запрокидываю голову, мой череп соприкасается с его лицом.
— Что, черт возьми, там происходит?! — Альфа впереди кричит. — Контролируйте ее!
В конце концов, они это делают, но не раньше, чем я откушу один из их пальцев.
— Гребаная сука! — Альфа справа от меня воет, прежде чем его кулак касается моей щеки, отбрасывая мою голову назад к сиденью.
Ой.
— Нокс сказал, никаких следов! — Другой кричит.
Кто такой Нокс?
У меня во рту чья-то кровь, кислая и металлическая, и я выплевываю ее на Альфу, который меня ударил. Его лицо искажается от отвращения.
— Она чертовски сумасшедшая, — бормочет он, вытирая кровавую слюну со своего лица. — Чертовски сумасшедшая сука.
Но моя щека пульсирует слишком сильно, чтобы возражать. В сочетании с судорогами в теле я обездвижена до конца поездки.
— Я весь покрыт ее гребаной слизью, — ворчит тот, что держит руки вокруг моей шеи. — И от этих подавляющих средств от нее воняет, как от мокрой собаки.
Я ворчу в ответ, неловко двигая бедрами. По крайней мере, они на подавляющих препаратах, а это значит, что их не одолеет потребность взять меня.
Я, однако, не принимаю подавляющие препараты. Я страдаю от судорог, настолько болезненных, что кусаю щеку, чтобы не заплакать.
Однако я знала, во что ввязываюсь. Моя мать — Омега, поэтому вероятность того, что я представлю себя одной из них, была невероятно высока. Я изучила все, что могла, об этом процессе, и до сих пор все мои исследования были точными.
Меня ждет ад, как только у меня начнется Течка — прямо сейчас это всего лишь разминка.
И, надеюсь, меня не будет рядом с этими Альфами, когда у меня начнется Течка, иначе я буду жалобно умолять завязать их узел во мне.
Но пока мы продолжаем поездку, кровь стекает по моим губам, и у меня такое чувство, что все пойдет не так, как я планировала.