Принцип Пандоры

Глава 8

Прошло три дня после прощания с Землей. Спок очень часто находился на прежнем месте в научной станции, члены экипажа – на своих постах, и командирское кресло казалось непривычно пустым. «Энтерпрайз» пересекал звездное космическое пространство, следуя «вперед по курсу», оставляя позади себя фиксируемую инспекционными станциями территорию Нейтральной Зоны. В этом, находящемся под наблюдением, пространстве существовали слепые пятна – Зулу называл их «районы контрабанды» – в которых ионная интерференция или пролетающие мимо кометы оставались не обнаруженными сенсорами дежурных кораблей – тогда как обычно они улавливали и более незначительные помехи. Поэтому именно здесь дежурный патруль был всегда особенно внимательным и чутким. За 36-ой подстанцией ионный вихрь продолжался в течение нескольких месяцев, разбрызгивая шумные частицы в окружающую космическую пустыню. Именно в этом месте «Энтерпрайз» войдет в Нейтральную Зону и, обогнув Империю, возьмет курс на 872 Треугольник.

Спок кратко ознакомил офицеров с ситуацией на Земле и целями их путешествия. Каждый понимал, что судьба многих миров зависит сейчас от «Энтерпрайза», но только Спок и Саавик знали, что корабль летит за сном.

Сидя рядом со Споком возле научной станции, она проводила время, наблюдая за повседневной рутинной жизнью корабля, бесконечно восхищаясь и пытаясь разгадать причины и смысл долгих личных бесед Спока с мистером Скоттом. Вчера она с любопытством поинтересовалась, можно ли поприсутствовать. Но Спок, удивленно приподняв брови, лишь холодно указал на синтаксическую ошибку в ее сочинении о символических силлогизмах в поэзии Т'Ларна, проинформировал членов экипажа, что планерка будет проходить сегодня без него. И ушел. В свете последующих событий Саавик совсем забыла о таинственных встречах.

Лифт, вызванный Споком, привез пассажира. Это было самое странное существо, какое она когда-нибудь видела: глаза ярко-желтого цвета; тонкие пальцы, забавно шевелящиеся в знак приветствия; а голос – смешное, словно доносящееся из-под воды, бульканье.

– Приивееет, Спооок! Хочеешь пооссмотррееть, каак я чиииню?

– Нет, мистер Обо. Я должен идти. Чувствуйте себя свободно.

– Ооо'ккей, рреббяата!

И с этими словами булькающе-приветливое существо неуклюже потащилось к мостику, здороваясь с людьми, ощупывая приборы и панели своими необычными, похожими на волоски, выростами на пальцах. Но не взирая ни на что, он осматривал одновременно по несколько приборов очень быстро, прямо-таки совершая чудеса. Наушники Ухуры были исправлены, расшатанное кресло Саавик перестало раскачиваться, действуя на нервы. А вот в научной станции Обо не нашел ни единой поломки. После такого стремительного осмотра он приобрел ярко-розовый цвет, нежно погладив панель какого-то прибора, с большим уважением в голосе произнес:

– Сппоокаа, – с этими словами он вскарабкался на командирское кресло и, свернувшись калачиком, заснул. Именно в таком положении Спок и застал его, когда вернулся со своей таинственной встречи.

– Наш мастер, похоже, переутомился, – спокойно сказал он, – Ухура, может, вы могли бы помочь ему добраться до каюты? – и сел работать, не обращая внимания на раскрытые рты членов экипажа.

С тех пор Саавик не видела это забавное существо…

– Мистер Спок, канал Звездного Флота, – передала Ухура на следующее утро.

– Новая информация?

– Да, сэр. Все неосновные полеты отменены, и корабли вызваны обратно на звездные базы… – Она продолжала слушать, все больше и больше хмурясь, – выглядит так, будто они собирают Флот.

Покров неизвестности разорвался. Истина открылась для всех: их капитан все еще находился в ловушке, а мир на грани разрушения.

– Будет война? – Саавик быстро заглянула в глаза Споку.

– Надеемся, что нет, – в голосе Ухуры звучала неуверенность.

– Но вы готовитесь к войне. Это не спасет ваш мир.

– Может быть, спасет чей-то другой, – хмуро ответил Зулу. – Никто не стремится к смерти, Саавик, но здесь дело принципа: ящик Пандоры. Все сначала.

– Возможно, – согласился Спок, бросив взгляд на противоположную сторону мостика. Сегодня единственным новым человеком в дежурной группе был лейтенант Харпер. Доктор Маккой, провозгласив его физически здоровым, все же прописал рецепт: постоянная работа для отвлечения от мрачных мыслей. Скотти, его непосредственный начальник, старался поручать Харперу разнообразную работу. Сейчас лейтенант поднял голову от панели с пультом управления, мимолетно обвел всех растерянным взглядом – на его бледном лице веснушки выступали как-то особенно ярко – и снова склонился над работой. Он вообще редко разговаривал последнее время.

– Так что такое ящик Пандоры? – Саавик, используя редкую возможность, ловко проскользнула под перилами и с любопытством взглянула на панель управления, сверкающую многочисленными клавишами и кнопками.

– Старая история, – с видом бывалого рассказчика пояснил Зулу, – одна из наших древних легенд повествует о том, что Пандору – первую женщину на Земле – боги одарили всевозможными достоинствами: и умна, и необыкновенно красива… И еще принесли ей в подарок небольшой ящик, строго-настрого запретив открывать крышку и заглядывать внутрь…

– Почему? – быстро спросила Саавик, и глаза ее сверкнули, – ведь ящик принадлежал ей?

– Сейчас я к этому подойду, – продолжал, увлекшись, Зулу, – понимаешь, несмотря на все свои достоинства, Пандора была очень любопытной. И, возможно, задала себе тот же вопрос, что и ты, и… открыла ящик. А в нем было спрятано зло: беды, несчастья, невезение… Испугавшись, она поспешно захлопнула крышку, но все содержимое уже успело вылететь, а на дне ящика осталась только надежда. Зло проникло в мир, и с тех пор всегда рядом с нами.

– И люди верят в это? – удивилась Саавик.

– Ну, не совсем так. Это всего лишь легенда, Саавик, миф. Но мифы – значительная часть нашей культуры, они передаются из поколения в поколение, потому, что всегда несут в себе частицу мудрости или истины.

– Но в чем же здесь истина? Я никак не могу ее уловить.

– О-о, ну… – Зулу слегка растерялся, – думаю, истина в том, что слишком большое любопытство не приводит к добру и… ну-у… что богов нужно слушаться…

– Суть этой истории, Саавик, – вмешалась Ухура, лукаво взглянув на Зулу, – состоит в том, что исчадием всякого зла в мире является женщина. Хотя, мужчины, по-моему, это с удовольствием поддерживают.

Судя по бурному веселью, вызванному этим замечанием, Саавик поняла, что здесь кроется ирония, которая ей пока плохо удавалась. Она снова обернулась к Ухуре.

– Но ведь это не так. Даже если посмотреть на политическую историю вашей планеты, то скорее можно было бы предположить…

– Саавик, – недовольно прервал ее Спок, не отвлекаясь от своей работы, – не говори о том, чего не знаешь.

– О-о, – нахмурилась Саавик, – прошу прощения. Тогда расскажите о ваших богах.

Ухура с трудом подавила улыбку.

– И что конкретно ты хотела бы знать?

– В первую очередь, мне интересно, почему они совершали аморальные поступки. И почему любопытство, являющееся нормальной функцией интеллекта, считается чем-то дурным?

– Потому что боги, избегая вопросов, желают послушания и только послушания. В древности людей убедили в том, что некоторые вещи просто недоступны для понимания простых смертных. Но Пандору это не остановило, поэтому боги наказали ее и все человечество именно за любопытство, и единственное, что они нам оставили – надежду; по крайней мере, так гласит легенда.

– Надежду? – Брови Саавик удивленно изогнулись. Ухура снова сдержала улыбку. – Но, насколько я понимаю, надежда – это эмоциональное состояние, вера в то, что все будет хорошо, как бы этому ни противоречили факты.

– Да, именно так, – кивнула Ухура, внезапно став серьезной.

– Я никогда не соприкасалась с богами или надеждой, – простодушно призналась Саавик. Ее представления о человеческом рационализме изменялись не в лучшую сторону. – Но если зло содержится в ящиках, значит, его поместили туда сами люди. И к тому же Пандора не могла предположить последствий своего любопытства. Так почему же легенда обвиняет ее, когда именно ваши боги все и подстроили?

– Да, очень логичный вопрос, – улыбнулась Ухура, а Харпер бросил на них благодарный взгляд. Голос Саавик напряженно звенел:

– Я не одобряю религию поклонения богам без достаточных доказательств того, что они действительно существуют. А если вашу планету на самом деле создали высшие силы, то разве интеллектуальные достижения и технический прогресс не являются лучшим подарком для них, чем просто молитвы и слепое послушание?

– Саавик, – снова заговорил Спок, – считается невежливым критиковать религию или убеждения другого. Подумай лучше о сегодняшнем домашнем задании.

– Несомненно, – пробормотала Саавик, очевидно, разочарованная. – Извините меня. Я не знакома с вашими табу. Я постепенно изучу их и постараюсь им следовать. Даже среди вулканцев, – продолжала она, хмуро взглянув на Спока, – существуют вещи, которые считаются запретными для общего обсуждения. И я испытываю в связи с этим определенные трудности, потому что, если понятие существует в реальной жизни, о нем необходимо знать.

– Саавик, – Спок повернулся к ней лицом, недовольный тем, что ему пришлось отрываться от работы. – Твое домашнее задание сейчас будет выведено на экран.

Саавик замолчала.

Да, некоторые разговоры были странными, вызывающими у окружающих смущение и скованность. Встретившись глазами со Споком, Саавик покраснела, почувствовав себя обманутой и опозоренной. Не говоря ни слова, она тихонько села на свое место. Спок еще с секунду внимательно смотрел на нее, а потом, повернувшись к остальным, велел возвращаться к работе.

Именно в этот момент в наушниках Ухуры возник резкий незнакомый сигнал, но раздавшийся потом голос она сразу узнала. Нажав кнопку, Ухура впустила этот голос в общие динамики так, чтобы его слышали все.

– Почему мне не сообщили, что на борту корабля беландрид?

Харпер встревоженно повернулся на своем месте.

– В чем дело, доктор Маккой? – спросил Спок.

– А в том, что он лежит в бессознательном состоянии у меня на столе, а я понятия не имею, как с ним обращаться и как этих беландридов лечить!

– Мистер Харпер, можете отправиться туда, – сказал Спок. Харпер, выпалив «спасибо, сэр», пулей выскочил из комнаты, направляясь к лифту. – Доктор, а что с мистером Обо?

– Обо? Этого я тоже не знаю! Похоже, обморок. Он хлопнулся сразу же, как Скотти накричал на него.

–., не хотел причинить этому существу никакого вреда… – расстроенный, Скотти нервно шагал из угла в угол, – я не ожидал, что он сунет свои синие пальцы прямо в двигатель! Мы меняли начальную скорость, вы же знаете…

– Никаких следов повреждений на теле, – произнес Маккой, проводя сканером по безвольно лежащему на столе существу. – Так что произошло, Скотти? У него был шок или что? Или его током ударило?

– Не оскорбляйте мой двигатель, доктор Маккой! Никаким током он ударить не может!

– Обо? – По коридору послышались бегущие шаги, и в дверь влетел Харпер. – Обо! Я же говорил тебе!.. О, доктор, командир Скотт… Мне очень жаль, что так вышло… – Подбежав к Обо, он начал растирать ему макушку и затылок. – Ну же, вставай…

– Мне кажется, вы не слишком встревожены. Такое уже случалось не раз? У этого малыша часты обморочные состояния?

– Не совсем, сэр… видите ли, Обо несколько другой…

– Ничего не понимаю! – воскликнул Маккой, с интересом рассматривая пальцы существа, – так что же с ним произошло?

– Ну… если командир Скотт повысил голос…

– Да этот урод сидел наверху моего дилифиумного регулятора, он…

–., чинил его, сэр. Просто Обо иногда забывает спросить разрешения.

– До сих пор у нас не было проблем с регулятором, парень, поэтому ему просто нечего было там чинить! А вред он мог нанести колоссальный. Этот механизм очень, понимаешь ли, чувствительный!

– Тише, Скотти, ничего не стряслось. Только больше не пугай его… – Маккой протянул командиру регулятор, и тот, все еще что-то смешно бурча, удалился.

Желтые круги под ресницами Обо стали ярче. Зашевелились крошечные пальцы. Точно растворившиеся створки окна, открылись веки Обо, и неоновый глаз понимающе посмотрел на Харпера и Маккоя.

– Бобби… – Наконец, открылись оба глаза. – На меня крииичаал боольшоой чеелловеек.

– Ты не спросил у него разрешения, – твердо сказал Харпер, – и этот человек тебя не знает. Ты его тоже напугал, понимаешь?

– Нееет, Ббообби, – Обо грустно повесил голову.

– Так вот, в следующий раз спрашивай разрешения. Обо постарается быть хорошим, доктор, честно. Но когда на него кричат…

– Бооольнно! Страах! Пплоохо!

– Ну, хватит, хватит, Обо, все уже позади. Мне нужно возвращаться к работе. Делай только то, что скажет доктор Маккой. Я приду, как только освобожусь.

– Оо'кеей, Ббообби!

Маккой остановил Харпера уже у двери.

– Кстати, а вы сами как себя чувствуете?

– Спасибо, доктор, хорошо. Только…

– Я знаю, сынок. Дольше всего заживают царапины на душе… Старайся не переутомляться…

– Хорошо, – Харпер добродушно помахал Обо на прощание. – Пока!

– Поокка, Ббообби!

– Так, Обо, теперь ты будешь хорошим и позволишь мне посмотреть твой маленький… О-о, нет! Поставь это! Это очень дорогостоящее…

– Лееегкоо цпочиинить! – радостно произнес Обо, поднимая наполовину разобранный микроскоп: колечки, гаечки, линзы и шурупы замелькали в его руках, точно карты у шулера.

– Нет! Это мой анализатор дна. Я должен вернуть его обратно… – На глаза Маккоя навернулись слезы, все тело его, казалось, как-то сжалось, – …о, ладно, продолжай, играй с этим… В любом случае, эта проклятая вещь никогда толком не работала.

– Всеоо сддееелаанно! – Обо торжественно подвинул микроскоп прямо под нос Маккою. – Я нне наапугааал ттееебяа? – встревоженно спросил он – Дай-ка посмотреть… – Маккой взял у него из рук микроскоп. Он был полностью собран: свет ламп достаточно ярок, а при легком прикосновении к кнопке настройки, линзы послушно двигались, на маленьком дисплее появились четкие строчки. – Не может быть! Скотти! Срочно иди сюда! Ты ни за что не поверишь!

– Ну что еще? – Скотти вышел из смежного кабинета. – Чему я не поверю?

– Инженерная – в медкабинет… Доктор Маккой, если увидите мистера Скотта, попросите его немедленно…

– Алло, Макиннис, – отозвался сам Скотт, – ты уже получил этот чертов доклад или будешь тянуть весь день?

– Получил, сэр, но только никакого отклонения, о котором вы говорили, нет! Полет заканчивается в девяносто девять и две. Понятия не имею, как. Что бы мы ни делали, ничего не помогает…

– Девяносто девять и две?..

– Скотт бросил вопросительный взгляд на Обо, и у того на глазах тут же заблестели слезы.

– Ннеее зааакоончииил ещеоо! – признал он. – Плооохоо, плооохо…

– Оставь это, Макиннис! И с этой минуты будь повежливее: этот парень стоит десяти. – Отключив наушники, Скотт на цыпочках пересек комнату. – Мистер Обо, – добродушно обратился он, – мы можем начать все сначала? И если ваше самочувствие уже позволяет…

– О, нет, ты не сделаешь этого! – Маккой встал впереди своего пациента. – Он еще…

– Нууужноо ддооочиниить? – просиял Обо.

– Да, парень. Пойдешь со мной? – Скотт тоже разулыбался.

– Ооо, ддааа! – Обо обернулся к Маккою. – Ппоожаллуйстаа! Ввсео уже хоррошооо.

– Да, думаю, что так… – неохотно отозвался тот. Глядя вслед удаляющейся по коридору парочке, он думал, что их можно назвать чуть ли не друзьями. – Эй! Я еще не закончил! – крикнул он вслед. – Обо, потом вернешься, слышишь?

Некоторое булькающее подобие ответа эхом отозвалось в коридоре:

– Ллееегккооо!

Саавик ближе склонилась к экрану, пристальнее вглядываясь в неровную, страшную поверхность Хэллгарда. Заснятый камерами «Симметри», таким он выглядел шесть лет назад. Он казался огромным даже с орбиты. Она никогда раньше не видела этой кассеты. И никогда не хотела увидеть, чтобы не вспоминать то злосчастное место, в котором она была диким, невежественным существом. Перед ней лежал выжженный, почти мертвый мир, где нещадно палило солнце и вихрем кружила пыль, напоминающая о прошлом, насмехаясь над ее новой жизнью, над всем, что было впереди… Ее охватила паника и нарастающий гнев. Саавик выключила экран, но образ родной планеты стоял перед глазами. Грозный и могучий, он как бы кричал ей в лицо: «Видишь? Победил я!» Когда она, наконец, заставила себя успокоиться, на мостике послышался чужой голос. Еще не до конца освободившись от страшных воспоминаний, она не уловила смысла прозвучавших слов.

–., внимания и чуть-чуть человеческого тепла, Спок! Это все, что нужно малышу. Просто немного хороших…

– Доктор, прочтите, – сидевший за приборами научной станции Спок закрыл глаза, – мне говорили, что эмоции мистера Скотта вначале чуть не свели беландрида в могилу.

– Зато видели бы вы их обоих сейчас! А знаете, что сделал этот парень? Помните мой новый микроскоп? Только вообразите, что…

– Доктор, чему обязаны удовольствием видеть вашу компанию? Вы пришли с какой-то определенной целью?

Маккой скрестил руки на груди, криво усмехнувшись.

– Что ж, так получилось. Некий кадет Академии по имени Сэвик еще не прошел медицинский осмотр, обязательный для членов экипажа, находящихся на борту корабля.

– Саавик, – поворачиваясь со своего места, зардевшись, поправила девушка. Она внимательно посмотрела на человека, проявившего так мало уважения к власти мистера Спока, что, кстати, не удивило и не смутило никого из старших офицеров. Саавик это показалось странным. И вот теперь они все смотрели на нее…

– О, Господи, – выдохнул Маккой, – еще одна!

– Мое имя, – холодно и отчетливо-дерзко проговорила Саавик, – пишется с двумя буквами «а» в середине, которые произносятся как одна. И я не нуждаюсь в медицинском осмотре, потому что никогда не болею. – Она снова вернулась к своей работе.

– Одну минуточку, пожалуйста, – с заметной иронией примирительно произнес Маккой, – это приказ командира, кадет! И я несу ответственность за тех, кто нездоров или кто пострадает во время полета.

Саавик посмотрела на Спока – он занимался своей работой, внешне не проявляя к их беседе никакого интереса. Но она хорошо чувствовала Спока. Саавик медленно обвела взглядом мистера Маккоя с головы до ног, словно разглядывая редкое насекомое в лабораторной пробирке.

– Вы доктор? – спросила она.

– Да. Меня зовут Маккой. А вы – мой пациент на этом корабле. Поэтому будьте любезны последовать за мной, юная леди.

– Минутку, сэр, – корректно сказала она и, повернувшись к Споку, заговорила с ним по-вулкански. Даже в спокойно-тягучих звуках этого языка чувствовалось раздражение и негодование девушки.

–., все доктора в Академии, так почему же я должна идти к этому? Я не больна!

– Одна из причин очевидна, Саавик: у нас не было времени продублировать все эти медицинские карты. Доктор Маккой – наш главный офицер-врач, и даже я подчиняюсь его приказаниям. Разве ты сомневаешься в разумности порядка в Звездном Флоте?

– Да! И в вашем выборе врачей! – горячо и упрямо отозвалась она, – есть какие-то другие причины, мистер Спок? Вы сказали, одна из причин, значит, есть и другие…

– Вторая причина в том, что я сам попросил его об этом. Иди с доктором, Саавик. Занятия начнутся в 16-00, и в этот раз ты должна будешь доказать существование пространственного тангенса в абстрактных и конкретных терминах. Я с нетерпением этого жду.

– Я тоже, – хмуро сказала она, направляясь к лифту, словно к эшафоту. Повернувшись к членам экипажа, она любезно произнесла, – мне понравилась наша дискуссия о пороках человечества. Это было, – прищурившись, Саавик посмотрела на Спока, – большей частью очень познавательно.

– Не волнуйся, – улыбнулся ей Маккой, – это ни капельки не больно.

– Я не боюсь боли и вовсе не волнуюсь.

– Да, я должен был предположить…

Двери лифта закрылись.

– Знаете, – откинувшись на спинку стула, задумчиво произнесла Ухура, – мне кажется, этот древний миф доказан не до конца. Может быть, внутри этого ящика сохранилось что-то еще, и нам приходится открывать это самим. Как вы думаете, мистер Спок? Возможно, боги оставили нам вместо надежды логику?

Спок серьезно посмотрел на нее:

– Кажется, вы достаточно мудры, чтобы верить в это.

–… Та-ак, а как насчет этого? Это вас когда-нибудь беспокоило?

– Нет. – Когда доктор касался Саавик сканером, по всем клеточкам ее тела разливался холод.

Она старалась сдерживать брезгливую дрожь, но весь осмотр был крайне неприятен для нее. Разве это не прямое нарушение Акта о Неприкосновенности Личности?

–., детские болезни? Несчастные случаи в детстве, травмы головы?

Эти вопросы, осмотры, ощупывания и прослушивания заняли чуть более часа. Ей хотелось пробить от злости и нетерпения стену кулаком.

– Сэр, меня ничего не беспокоит. Ваши приборы показывают, что у меня все в пределах нормы, верно?

– Что ж, давай поговорим о тебе. Ты давно знаешь Спока?

– Да, – ей совершенно не хотелось говорить о себе с этим человеком. Даже его тон был несколько покровительственным. Он задавал глупые, бессмысленные вопросы, так небрежно затрагивая самые болезненные и чувствительные стороны ее души. Саавик подумала: «Еще немного – и я совершу что-то ужасное…»

– Гм… Он твой родственник? Или друг семьи?

– Нет. Не понимаю, как это относится к моему здоровью, но мистер Спок – мой учитель. А сейчас не могли бы вы сообщить результаты осмотра?

– Думаю, твое здоровье – более сложная вещь, чем обычный набор фраз, – губы доктора растянулись в кривой улыбке. – Я тоже давно знаю Спока и уверен, что он превосходный наставник, не так ли?

– Конечно.

– И всегда он ждет от тебя самого лучшего, верно?

– Да.

– И тебе важно жить так, как этого ожидает от тебя Спок?

Внезапно Саавик почувствовала, что попала в ловушку, что любой ответ сейчас может подвести ее или Спока. Ей хотелось вырваться из этой холодной отвратительной комнаты, спрятаться от человека с худыми руками, недоброй улыбкой на губах и острым умом. Саавик не могла сдержать раздражения:

– Доктор, а почему бы мне не стараться всегда делать так, как лучше? Разве вы сами к этому не стремитесь?

– Естественно, стремлюсь, но никто не совершенен. Быть всегда правильным – очень скучно. И Спок, я уверен, понимает это, даже если не подает виду.

– Не вижу причин извиняться за желание поступать правильно и стремиться к совершенству. Многое находится за пределами моего понимания, но нет ничего недоступного пониманию мистера Спока. И я не испытываю никаких трудностей с моим учителем. В отличие от многих людей, с которыми мне приходилось встречаться, он всегда поступает честно.

– В самом деле? – Маккой бросил на нее почти свирепый взгляд, и она обрадовалась, что сумела досадить ему: Саавик предпочитала воевать в открытую. – Что ж, Саавик, почему бы тебе тогда не спросить его о том времени, когда он… – Доктор сделал неопределенный жест рукой, будто бы подыскивал слова, потом запрограммировал диспенсер, и в бутылочку насыпалось определенное количество таблеток. – Будешь принимать по три-четыре таблетки каждый день, понятно?

– Конечно. А что это?

– То, что прописал врач! – крикнул Маккой, потерявший терпение, но, спохватившись, взял себя в руки. – Разновидность витаминов. Спок их тоже принимает, и для тебя они будут полезны. Кстати, при таком стремлении к совершенству, юная леди, вы должны хорошо питаться и спать.

– Да, доктор, – согласилась Саавик, желая поскорее прекратить этот неприятный визит.

Он, пробормотав свое обычное «ух-ху», вышел, оставив ее одну, чтобы она смогла одеться. Саавик так быстро это сделала, что забыла даже взять бутылочку с витаминами, стремительно выбежав в коридор, где наткнулась на сидевшего там человека.

– Извините… О, здравствуйте, мистер Харпер, так, кажется?

– Просто Бобби, – ответил он и просиял широкой добродушной улыбкой. – О, я рад, что, наконец, смогу пообщаться с вами.

Саавик удивилась. Именно сейчас она не могла разговаривать ни с кем. В противоположном конце коридора показался выходящий из лифта Спок, общения с которым ей, как ни странно, тоже хотелось избежать.

– Простите, но боюсь…

– Вы спешите? Но ведь вы та самая Фотонная Торпеда? Послушайте, я видел, как вы играете! Просто обалденно!

Выхода не было – Спок приближался.

– Оба-что? – измерив Харпера отсутствующим взглядом, переспросила она. Спок слышал каждое слово.

– Обалденно что, лейтенант Харпер?

– О, командир, мы просто говорим о том, как кадет Саавик…

– Может быть, как-нибудь в следующий раз… – в отчаянии пыталась она прервать беседу.

– Нет, зачем же? – Спок остановился, скрестив руки на груди. – Продолжайте, продолжайте, лейтенант. Я нахожу это интересным. Кадет как-то отличилась?

– M-м, да, сэр, – загнанный в угол, Харпер беспомощно переводил взгляд с одного на другого, извиняюще поглядывая на Саавик. Она упрямо отвернулась. – В бейсболе, сэр. Саавик помогла выиграть своей команде три игры!

– А-а, понятно. – Спок пристально посмотрел на Саавик.

Харпер покраснел под своими веснушками, внезапно почувствовав себя не в своей тарелке.

– Ну что ж… ладно… мне пора идти… – Он попятился и, резко повернувшись, исчез.

Саавик смотрела вслед удалявшемуся Харперу, боясь поднять на Спока глаза и чувствуя неприятную дрожь под его ледяным продолжительным взглядом.

– Мне оставалось либо это, либо «Вулканский Вектор», мистер Спок! – наконец крикнула она, – и при сложившихся обстоятельствах, я подумала, что…

– Очень разумно, – холодно ответил Спок. Саавик застыла в замешательстве.

– Мне можно идти?

– Мммм, – промычал Спок. Саавик, с облегчением приняв это за разрешение, гордо промаршировала к лифту, высоко подняв голову и размышляя про себя, услышит ли она окончание фразы Спока. До нее донеслось тихое бормотание:

– Фотонная Торпеда… в самом деле, Саавик…

Она, не оборачиваясь, пошла дальше.

– Давай, Харпер, будь умницей… а-а… это ты… – Маккой нахмурился, глядя поверх монитора на входящего Спока. Его голос казался чужим, а глаза смотрели недружелюбно. – Если ты здесь для того, чтобы рассказать о Саавик, то, боюсь, ты немного опоздал. Не будешь так любезен объяснить мне, что, по-твоему, я должен был у нее искать?

– Попробую. Искать любые причины, которые мешают ей восстановить в памяти события десятилетней давности.

– Спок, она умирала с голоду. Этому ребенку всегда не хватало еды. До сих пор ее организм в пограничном состоянии: сохранилась протеиновая нехватка – и ты беспокоишься о ее полном выздоровлении? Хорошо: никаких черепно-мозговых травм. Доволен? – ядовито спросил он. – Тогда скажи мне, что, черт побери, делают с маленькими детьми на Вулкане?

Спок замер.

– Доктор, что вы нашли?

Маккой кивнул на показания дисплея.

– У нее расшатаны ребра, прокол в легком, множественные переломы, внутренний шрам – Спок, что, черт возьми, случилось с этим ребенком?

– Не знаю. – Спок как-то затих. – Этого не знает и Саавик, вот почему я настоял на осмотре… «Какое самообладание: разговаривает с совершенно неизменным выражением лица, не дрогнет ни единый мускул».

– Проклятие, я не удивлюсь, если ее сбросили когда-то с пятиэтажного здания, но каким-то чудом она осталась жива…

– Нет.

«Боже, он все принимает за чистую монету», – снова промелькнуло у Маккоя.

– Нет, Спок, я так не думаю, – более мягко сказал он, – ранения были другими. Послушай, попробую высказать тебе свое предположение: я, слава Богу, не часто встречался с подобным в практике, но очень похоже, что ребенка когда-то избили так, что она находилась на волоске от смерти. А вот, как это случилось и кто это сделал…

– Доктор, это произошло не на Вулкане, – тихо произнес Спок; он не отрывал грустных глаз от экрана. – Саавик там никогда не была. И вулканцы не бьют своих детей.

– Спок, я никогда так и не думал, но подобные травмы… если она не может вспомнить, как это было, то, вероятно, травма была столь сильной, что память заблокировала данный эпизод прошлого – защитная, так сказать, реакция организма. Если она когда-нибудь и вспомнит об этих событиях, то совершенно произвольно. И не ее вина, если этот временной пласт не восстановим.

– Доктор, уверяю вас, что я…

– Послушай меня внимательно, Спок. Это старые раны, которые нанесены очень давно, и никогда не лечились. Но меня больше волнует то, что беспокоит ее сегодня.

Спок понимающе уставился на врача.

– У Саавик… что-то болит?

– Да, то, что она сама не осознает как болезнь, то, что не можешь допустить ты. Психомоторный сканер отчетливо зафиксировал постоянно живущее в девушке чувство вины и страха. Страха! Тревога, гнев борются в ней, отражаясь, сказываясь на всем, что бы она ни делала. Ненависть к себе – опасная вещь, Спок, и твоя воспитанница страдает этим.

Спок опустил глаза.

– Наша миссия относится к стрессовым…

– Я говорю тебе, Спок! Ребенок боготворит тебя! Она готова слепо верить и следовать стандартам, которые ты ей навязываешь, хотя сам порой не в состоянии их выполнить. Ты хочешь познать ад? Вперед! Я знаю тебя слишком давно, чтобы надеяться, что ты изменишься. Но не веди ее по этому пути! Она и так испытала в жизни многое. Ребенок! Постоянно попрекает меня Актом о Неприкосновенности Личности. Вот, – он указал на таблетки, – это решит протеиновую проблему, но она оставила пузырек здесь. Я даже сказал ей, что ты тоже принимаешь их.

– Но это не так, доктор. Я не принимаю таблеток. А про сканеры вы Саавик тоже солгали? Или просто не сказали?

– Черт побери! Все было как раз наоборот! Она даже слушать меня не стала… И ты, Спок, просишь меня узнать о блокировании ее памяти, не говоря о том, почему так важны эти старые воспоминания.

– Я попрошу Саавик, чтобы она рассказала вам сама.

Маккой вздохнул, сделав нетерпеливый жест рукой.

– Что ж, пока мне никто ничего не говорит, я работаю в абсолютной темноте. Понимаешь, все, что я хотел сказать тебе, это… будь с ней помягче, Спок. Ведь она молоденькая девушка.

– Тонкое наблюдение.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Попытайся подбодрить ее, подай руку, когда она оступится, и тому подобное. Сейчас ей необходимо именно это.

– Как мало вы ее знаете, доктор! Все, в чем нуждается Саавик, – это правда. И я настаиваю на том, чтобы вы сказали ей правду, полную, без прикрас и сокращений. Она, распознавая даже нечто более незначительное, находит это оскорбительным. Вы выражаете ей недоверие тем, что скрываете от нее правду, знать которую она имеет полное право. Именно вы должны сказать ей, и я настаиваю, чтобы вы это сделали. И здесь ваши теории не совсем точны.

– Ты бессердечный, Спок, а расплачивается за это Саавик. Ты просто не в силах признать свою не правоту, даже возможность того, что ты можешь оказаться не прав.

– А вы, доктор, никогда не можете посмотреть дальше своих драгоценных теорий и суждений. Насколько мне известно, Саавик еще ни разу в жизни не «споткнулась». Ей бы не понравилось такое предположение. Думаю, ваша жалость ей не нужна, как и моя. До свидания, доктор.

– Нет, минуточку, Спок! – Маккой указал на экран. – Состав ее крови говорит о том, что она наполовину ромуланка. Относится ли это каким-то образом к ее тревогам? И знает ли она вообще об этом?

Уже у двери Спок остановился и вздохнул.

– Конечно, знает, доктор. И это относится к ее состоянию самым непосредственным образом. – Он вышел в коридор, мысленно произнося проклятия.

– Ах ты, сукин сын… теперь он говорит мне…

Саавик сидела, облокотившись на панельную доску стола Спока с упрямым видом. В другой комнате Спок сканировал журнал, не обращая внимания на ее недовольную мину и тихую брань. Все его попытки отучить ее от ругательств не приводили к желаемому результату. Она ругалась, используя незнакомые слова, смысла которых он не понимал, и потому спорить с этим было бесполезно и неразумно. Постепенно проклятия становились все громче и раздраженнее. Наконец, желая прекратить нарастающую бурю, Спок повернулся со своего места и произнес:

– Я не понимаю значения некоторых слов, но прекрасно вижу твое волнение, Саавикам. Что беспокоит тебя помимо пространственного тангенса?

Ее лицо еще более помрачнело.

– Эти… эти люди!

– А-а…

– Они ограниченные существа, мистер Спок! И они это постоянно доказывают, говоря: «Я всего лишь человек. Чего вы от меня ждете?» или «Никто не может быть совершенным», – но как же они смогут стать лучше, если так пассивны? Они требуют от себя самую малость, просто наслаждаясь собственными речами. Даже приветствуя друг друга вулканцы говорят: «Долгих лет и процветания», а земляне ограничиваются легкомысленным «Привет, неплохой денек!»

– Но почему же тебя это злит, Саавикам?

– Потому что… потому что для них все очень просто. Они смеются и плачут, сердятся, тут же извиняясь за содеянное, наивно полагая, что беды вышли из ящика каких-то богов, таких же ненавидящих и опасных, как ромулане. Еще они думают, надежда спасет их мир… Мне кажется, они глупы… по крайней мере, некоторые из них.

– А мне кажется, – как можно мягче заметил Спок, – что тебя просто раздражают отличия землян от нас. И возможно, ты, сама того не осознавая, хочешь, чтобы тебе все так же легко удавалось, как и им.

Саавик бросила на него долгий жесткий взгляд, напряженно отыскивая возможность возразить.

– Но я вовсе не хочу быть во всем похожей на них, мистер Спок. Я вулканка, и… меня беспокоят даже не земляне. А я сама. Я стараюсь изо всех сил все вспомнить, но не могу! Я не знаю, что я сделала, а мы уже скоро будем там… – Она резко опустилась на стул. – Я хочу быть настоящей вулканкой, но иногда мне это не удается. Чаще всего я злюсь неизвестно почему, на кого или на что.

– Я понимаю. У тебя есть много причин для гнева. Но не будем говорить об эмоциях, обсудим их пользу для тебя. Например, сегодня ты рассердилась на доктора, верно?

– Этот доктор был со мной совершенно не корректен.

– М-мм…

– И потом, он вообще ничего существенного не говорил.

– Подозреваю, ты сказала ему еще меньше. Это, безусловно, личное право каждого. Но ведь ты хочешь восстановить свою память, а он обладает необходимыми для этого медицинскими знаниями. Я весьма удивлен, что ты не использовала предоставившуся возможность. Злой упрямец никогда не видит реальных шансов.

Саавик презрительно промолчала в ответ. Потом с ногами залезла на стул и свернулась калачиком, храня безмолвие.

Прошло довольно много времени прежде, чем она заговорила.

– Мне приснился другой сон, – тихо сказала она, – но уже после того, как я пробудилась. Это относится к воображению?

– Не могу сказать, Саавикам, пока не узнаю, о чем сон.

– Это происходит на корабле, быстро летящем в космическом пространстве. Навстречу несутся звезды. Я пристально вглядываюсь в них и ощущаю, что… есть необыкновенное место, откуда летят эти звезды. Я направляюсь туда и уже нахожусь там одновременно. Я не вижу, как выглядит это место, но точно знаю, какое оно. Там нет гнева, мистер Спок. Только звезды. И я знаю их, принадлежу к ним, я – одна из них. Если бы только я могла добраться туда, мне бы открылись многие тайны. И я стала бы всем тем, чем хотела бы быть. Это место очень красивое, но стоит мне отвернуться хоть на секунду, оно исчезает. И тогда я понимаю, что оно ненастоящее. Мне кажется, я сама придумала все это, мистер Спок… Наверное, мне хотелось, чтобы оно существовало на самом деле. Можно вопрос? Обладают ли настоящие вулканцы таким воображением, могут ли они представлять себе столь нереальные вещи?

– Саавикам, ты очень разная, но никогда не сомневайся в том, что ты настоящая вулканка. Это место, о котором ты говорила, не среди звезд, оно внутри тебя. Оно во мне. Во всех нас. И ты должна хранить его. Всегда. Тебе только приоткрылись тайники нашего сознания, которые на самом деле гораздо глубже, фактически недосягаемы. Это соединение разума и души, состояние, которое мы называем Временем Истины или Колинар.

– Так я могу этому научиться? Могу найти Колинар в себе?

– Это определенный путь, Саавикам. Образ жизни. И тот, кто идет этой дорогой, должен оставить позади все: эмоции, привязанности, привычки… Только тогда разум станет абсолютно свободным для того, чтобы воспринимать вещи объективно. Только тогда мы поймем смысл собственного существования… причину своего рождения. Колинар… это англицизм. Глубокий личный опыт.

– Никогда не думала…

– Да. Мы не пишем и не говорим об этом. Время Истины приходит к каждому по-разному, так считают учителя. Но истине нельзя научить. Как и покой, это состояние ни с кем нельзя разделить, никому нельзя отдать. Его можно только ощущать. Тебе знакомы страсти? Даже этот опыт надо оставить позади для обретения Времени Истины. Ты должна отказаться от всего, от всех…

– Но разве это возможно? – в глазах Саавик застыло изумление, – если я изучу и запомню абсолютно все, то избавлюсь от гнева? Даже будучи лишь наполовину вулканкой…

– Не знаю, Саавикам. Когда-то и я в это верил. И если ты выберешь тот путь, то, возможно, тебе это удастся. На Вулкане. С Учителями… Но не мне. Я пытался, но… у меня не получилось.

Саавик не верила собственным ушам.

– Но вы ведь никогда не сердитесь! Даже тогда, когда я разломала ваш новый компьютер, или когда бросила в воду ваши фамильные кристаллы…

– Ты была всего лишь ребенком, Саавикам. И никогда не давала мне настоящего повода для злости. А моя неудача… – Слова как-то с трудом вырывались у него из груди, – не была просто гневом.

– Тогда чем?

Вопрос был закономерен, но Спок не нашелся, как ответить на него.

– Я думаю, что это очень специфическое вулканское понятие, – почти прошептала Саавик, – и я совсем его не понимаю… Но, возможно, мистер Спок, вы потерпели поражение не на самом деле. Может быть, для полувулканцев на все уходит чуть больше времени?

Она с тревогой продолжала наблюдать за ним. Спок никогда раньше не был свидетелем того, чтобы Саавик отказала себе в удовольствии задать вопрос, если такая возможность предоставлялась. Сейчас ему показалось, что девушка становилась добрее.

В наушниках внутренней связи появилось характерное шипение и потрескивание. Он быстро подошел к столу, но, внезапно остановившись, порывисто повернулся к свернувшейся калачиком на стуле Саавик.

– Возможно, ты и права, Саавикам… Спок слушает.

– Мистер Спок, – на экране внутреннего коммуникатора появилось озабоченное лицо Зулу, – мы поймали сигнал о помощи. Мэйдэй, сэр. Направление 038, отметка 7. Отвечать?

– Сканеры фиксируют еще какие-либо корабли в данных координатах?

– Нет, сэр. Ни единого. Через двенадцать минут мы минуем данную область. Нужно решать, будем ли идти на контакт или нет. Сигналы все еще не прекращаются. Неизвестно, что это такое…

– Если мы пойдем на контакт, сколько времени потеряем?

– Наше появление на планете произойдет с опозданием по меньшей мере на полтора солнечных дня, да и то если не… Мистер Спок, – голос Зулу стал неуверенным, – Ухура говорит, что сигнал бедствия подается в автоматическом режиме. Он не меняется, сэр.

Это означает, что на борту корабля все мертвы. Нарушить радиотишину так близко от Нейтральной Зоны – почти выдать присутствие «Энтерпрайза» ромуланским патрульным службам. Пренебрегать этим нельзя. Да и время, отведенное на операцию, строго ограничено. Если они займутся исследованием мертвого корабля, то будут рисковать вдвойне. Но возникал еще один важный вопрос: а вдруг «Энтерпрайз», прилетев на Хэллгард, обнаружит, что все оружие исчезло с этой планеты, а люди погибли из-за того, что их сигнал Мэйдэй проигнорировали? Менее двух дней вдали от Федерации. С нарушением законов Федерации. Самим кораблем Федерации. Сигнал был достаточно сильным, чтобы сделать вывод о размерах корабля. На нем могла находиться сотня людей и даже больше.

– Мистер Зулу, – тяжело вздохнул Спок, – ловите сигнал, мы должны осмотреть корабль. Я сейчас иду к вам. – Отключив связь, он нахмурился. – Осложнение, Саавикам. Тебе выходить нельзя. Лучше разберись с пространственным тангенсом.

– Да, мистер Спок. – У самой двери Саавик не выдержала, – можно спросить? Колинар… это очень сложно?

– Да, очень.

– И это означает быть настоящим вулканцем?

– Нет, – с заметной грустью в голосе отозвался Спок, – нет, Саавикам, это всего лишь начало. Хорошенько учись.

Она снова вернулась на свое место, стараясь сосредоточиться. Неожиданно вспомнив о чем-то, она ввела в компьютер лингвистическую программу, назвала слово и прочитала его толкование: «Красть – незаконно изымать материальные ценности, услуги или людей /особ, транспорт/ средствами угрозы, силы или оружия.»

Саавик нахмурилась: доктор совершенно нерационален. Или, что вероятнее, не правильно использовал назначение слова – такое у людей случается часто. Но ее беспокоила мысль гораздо более важная: что же во всей Вселенной могло вызвать неудачу Спока?

Кирк не мог спать. Иногда, потеряв счет времени, он впадал в полудрему, но лишь на короткий момент: обостренные тревожные чувства не давали уснуть глубоко. Сердце бешено колотилось, жар и озноб сменяли друг друга. Это продолжалось до тех пор, пока на экране не появились изображения доктора Ренн и Кински, которые сообщали, что Земля еще жива, и он не один. Кирк очень устал. Так устал, что изображения людей на экране сливались в бесформенные тени, их голоса казались голосами давно потерянных друзей, а сам Вольт представляется мостиком «Энтерпрайза». Он изо всех сил крушил эту сладкую иллюзию, но постепенно борьба между явью и полусном все сильнее толкала его в пропасть безумия. Судорожно спохватываясь, он старался неустанно следить за курсом своего корабля, исследовать данные мониторов и рассматривать чертежи полета, чтобы хоть как-то отвлечься от пустой, давящей тишины, угнетающей его. Время в Вольте тянулось бесконечно долго.

И один за одним терпели неудачу эксперименты. Вирус не поддавался никаким попыткам уничтожения или нейтрализации – его молекулярная структура не нарушалась ни под каким воздействием. Исследовательские центры отовсюду, начиная с Земли и кончая Вулканом, на специальных шифровальных каналах поддерживали связь со Звездным Флотом; обсуждались теории, предлагались эксперименты, по коридорам штаба пускали новых роботов, которые разносили и устанавливали в здании всевозможные контрольные приборы. С опустошением каждого кислородного баллона надежды возрастали, а потом так же закономерно умирали. После тщетных опытов наступали длительные консультации и анализ результатов, в течение которых Кински и Ренн не оставалось ничего делать, кроме как спать и есть.

В данную минуту доктор Ренн рассказывала о неудачах адмиралу Ногура:

– … вторая попытка, адмирал, тоже не дала никаких результатов. Мы не можем расщепить его генетический код. Вулканцы работают над методом молекулярно-генетического расщепления, чтобы вирус стал более уязвим, но что они делают конкретно, мне неизвестно.

– Спасибо, доктор. Еще что-то?

– Просто размышления… мои, – доктор колебалась.

– Я буду рад их выслушать, – добродушно отозвался Ногура, и Кирк испытал прилив благодарности к старику. Ренн, очевидно, была расстроена, хотя и старалась держать себя в руках – напряжение сказывалось на всех.

– Этот вирус, адмирал… Мы пытаемся найти его уязвимое место, придумать какой-нибудь антидот. Но кажется, что ромулане изобрели нечто более страшное, чем сами предполагали. Без подкормки он не реагирует, как бы засыпает, и до этих пор ничто не может оказать на него никакого воздействия, даже абсолютный вакуум. Сэр, это означает, что вирус выживет вне атмосферы и может переноситься кораблями и солнечными ветрами. Если эта зараза сейчас вырвется из своей клетки, она уничтожит всю солнечную систему. А на это, наверняка, ромулане не рассчитывали. Я думаю, это первая проба данного оружия на планетарную цель. Сэр, они всего лишь хотели посмотреть, как это сработает.

Ногура внимательно слушал.

– Очень интересно, доктор. Мне хотелось бы получить ваши размышления в письменном виде. И попытайтесь не поддаваться панике. Вы прекрасно работаете. – Он обернулся к Кирку. – Пришло твое время, – в словах Ногура Кирку послышалась ирония, – как ты справляешься?

– Нормально, – последовал скупой ответ. – Что там наверху?

– Завтра должна поступить информация с «Энтерпрайза». Империя по-прежнему молчит. Комак вкратце ознакомил делегатов с ситуацией. Сарэк тоже подключился. Вулканцы выступают за принятие мер по спасению жизней, но не одобряют нашей подготовки к войне. Члены миров ведут постоянные пересуды – некоторые утверждают, что Звездный Флот обязан защитить их, – и никто не верит научное разрешение проблемы.

– Но какого черта переговоры ведет Комак? По-моему не ты, Гейгачиро? Неужели он не понимает, что…

– Подумай сам, Джим! Делегаты напуганы! Мне необходимо сообщение доктора Ренн в первую очередь! Некоторые в Союзе утверждают, что вирусом должна заниматься только Федерация, а сами хотят дальше разрабатывать этот вирус как стратегическое оружие. Они не хотят понимать, что такого рода исследовательская работа приведет к неминуемой всеобщей гибели.

– Но… Ты ведь не можешь допустить трагедии!

– Черт побери, да кто ты такой, чтобы говорить мне все это?! – Гнев, который Ногура сдерживал в себе несколько дней, наконец, вырвался наружу. – Джим, ты делаешь себе карьеру, точно в игру играешь! Ты считаешь «Энтерпрайз» своей собственностью и по-прежнему хочешь остановить время! «Пришлите мне свои лучшие умы», – сказал Президент, и мой лучший ум застрял в четырех сотнях футов под землей из-за какой-то школярской шалости! Ты подписывал договор, в котором обязывался служить там, где потребуется, а сейчас, Джим, ты мне нужен здесь. Задумайся над этим.

– Уже давно задумался! – сердито рявкнул Кирк. – Я не просто один из твоих людей! Рано или поздно я кого-нибудь выбью!

– Утихомирься, Джим, – вздохнул Ногура. – Ты не выбиваешь людей. Ты просто держишь их на коротком поводке – только тогда ты можешь наблюдать за ними.

– Именно поэтому я не сижу в твоем офисе! Потому что сам не хочу работать на коротком поводке! Я вернул корабль себе, потому что именно на нем приношу больше всего пользы! И я снова вернусь туда, если мне суждено когда-нибудь выбраться отсюда! Но мы оба понимаем, что ты можешь победить, адмирал, – Кирк почувствовал, что его голос звучит утомленно, и возненавидел себя за это.

– Ты не прав, – отозвался Ногура и отключил связь.

– К черту! – крикнул Кирк пустому экрану, и ярость сдавила его сердце. Слова эхом отозвались в бархатной тишине Вольта, где их не услышала ни единая душа. Ни одного человека.