Пришествие князя тьмы

Глава 10

Толпа взревела, предвкушая кровавое зрелище. Десятки глаз жадно впились в противников, ожидая первого удара. Утес грозно навис надо мной, словно скала — огромный, мускулистый. Я почти физически ощущал исходящую от него ауру подавляющей мощи.

Но отступать было некуда. Призвав на помощь остатки самообладания, я встал в стойку и поманил верзилу рукой. Дескать, иди сюда, здоровяк — посмотрим, что ты за фрукт.

— Давай, Утес, размажь этого сосунка! — надрывался Алексей, брызжа слюной. — Порви его в клочья, и дело с концом. Нечего с ним церемониться!

— Эй, мать твою, а ну-ка шевелись! — вторила ему Анна. — Или трусишь, бугай? Ставлю пять золотых, ты уделаешь Ванечку за минуту.

Дмитрий лишь презрительно скривился, всем своим видом давая понять — дескать, и этот туда же, мелет чушь. Похоже, мои шансы болваны оценивали еще ниже.

Меж тем Утес взревел и, пригнувшись, ринулся в атаку. Каменные кулаки со свистом рассекли воздух, норовя размозжить мне череп. Я лишь чудом сумел отшатнуться — удар богатыря пришелся в пустоту.

Не давая опомниться, верзила развернулся и попер на меня — только пыль столбом. В последний момент я вновь увернулся, пропуская тушу мимо, и врезал ему локтем промеж лопаток.

Толпа взвыла от восторга. Похоже, малость я его достал — недаром Утес взревел, будто раненый кабан.

Увы, радость моя была недолгой. Придя в себя, богатырь взмахнул ручищами — и меня смело, словно лист на ветру. Отлетев на добрых пять шагов, я с размаху впечатался спиной в дерево.

В глазах потемнело. Легкие будто в тисках сдавило, по ребрам словно кувалдой приложили. Из рассеченной брови на глаз натекла теплая кровь, застилая зрение.

— Давай, здоровяк, добивай! — заорал кто-то из зрителей. — Прикончи недомерка, чего возиться? Ваня замри, быстрее закончим с этим!

Звук собственного имени подстегнул меня не хуже пинка. Зарычав, я рванулся вперед, призывая на помощь свой дар. Сфокусировался, представляя, как невидимая сила подхватывает Утеса и швыряет прочь.

В следующий миг богатырь с воплем взмыл в воздух и, кувыркаясь, улетел в толпу. Студиозусы с визгом шарахнулись в разные стороны, опасаясь быть раздавленными. Самого же Утеса припечатало аккурат на каменную ограду.

Я торжествующе осклабился, слыша стоны верзилы. Ага, съел, гад? То-то же!

Пошатываясь, Утес поднялся на ноги и вновь ринулся в атаку. На сей раз он двигался куда осмотрительнее, стараясь не подставляться. Обманными финтами принялся бить справа и слева, выискивая брешь в обороне.

Увы, мне и без того было несладко. Ноги дрожали от усталости, в боку нещадно кололо, дыхание со свистом вырывалось из груди. О каком там телекинезе речь, тут бы на ногах удержаться!

Краем глаза я заметил, как Анна и Снежинка лихорадочно переглядываются. Похоже, затея с поединком уже не казалась ей такой заманчивой.

— Может, хватит уже? — нервно прокричала Снежинка, глядя на своего хозяина умоляющим взглядом. — Прикажите остановиться, пока не поздно!

Но парни и слушать не желали. Опьяненные кровью и насилием, они лишь подбадривали бойца, требуя добить жертву. И глазом не моргнули, когда мощный удар Утеса отшвырнул меня на добрых десять метров.

Рухнув навзничь, я пару мгновений просто лежал, тупо глядя в небо. В ушах звенело, перед глазами плясали радужные пятна

Утес грузно приблизился и навис сверху, готовясь нанести последний, решающий удар. Я зажмурился, приготовившись к неизбежному. Все — не вывезу.

Внезапно меня обдало странным запахом — тошнотворным, словно разлагающаяся плоть. Некротика?

Но размышлять над этой загадкой было некогда. Слабо застонав, я уперся ладонями в землю, пытаясь хоть немного приподняться. И вдруг…

Содрогнувшись, почва подо мной вспучилась и пошла трещинами. Раздался низкий гул, больше похожий на утробное рычание какого-то чудовища. А в следующий миг от моих рук во все стороны заструились черные вены, стремительно расползаясь по траве.

Толпа испуганно отпрянула, не понимая, что происходит. Утес застыл на месте, вытаращив глаза.

Меня же затрясло, словно в припадке. Все тело содрогалось, будто каждая клеточка вдруг обрела собственную жизнь и теперь бунтовала, норовя вырваться наружу. Но куда сильнее физических мучений меня пугало другое — моя метка, доселе дремавшая, вдруг ожила.

Задрав рукав, я с ужасом уставился на черное марево, клубящееся вокруг запястья. Оно напоминало густой дым или щупальца какого-то неведомого чудовища. И с каждой секундой эта дрянь лишь росла и ширилась.

В толпе поднялся невообразимый гвалт. Студенты вопили, шарахались, толкаясь и сбивая друг друга с ног. Многие в панике ломанулись к могилам, видимо, там выход из кладбища.

— Твою мать, что происходит?! — заорал Дмитрий, тараща глаза. Его аристократическая бледность сменилась землистой синевой — того гляди, хлопнется в обморок.

— Бежим! — вторила ему Анна, ее лицо исказил неподдельный ужас. — Что встали, идиоты? Живо!!!

Она схватила за шкирку застывшего Алексея и волоком потащила к ближайшему склепу. Парень даже не трепыхался, лишь испуганно скулил, словно побитая собака.

Так вот ты какая, магия! — пронеслось у меня в голове. — Жуткая, неуправляемая и непонятная.

Но радоваться пробуждению дара было некогда. Паника в толпе достигла апогея — и я отчетливо понял: если не сделаю ноги, быть беде.

Кое-как поднявшись, я заковылял вслед за беглецами, то и дело спотыкаясь и хватая ртом воздух. В боку нещадно кололо, перед глазами плясали черные мушки. Лишь чудом я умудрился не потерять сознание и добраться до первых могил.

И вдруг земля содрогнулась с гулом. Почва вздыбилась, словно вспоротое брюхо, и из разверстых могил начали вылезать мертвецы. Скелеты, трупы, полусгнившие останки — они тянули к нам костлявые руки, щелкая челюстями и скалясь, впиваясь провалами глазниц.

Визг перепуганных студентов взмыл до небес. Многие были пойманы — те волокли их под землю. Склепы, доселе казавшиеся надежным укрытием, разверзали каменные пасти, исторгая полчища нежити.

Краем глаза я заметил вспышку пламени — то Анна и ее огненный перст вступили в битву. Дмитрий и Алексей улепетывали, сверкая пятками. Даже в критической ситуации девчонка сохраняла самообладание, методично испепеляя мертвяков. Значит у девчонки магия, как и у ее перста, умно! Легче тренировать… когда знаешь, как это работает.

Скелеты рассыпались в прах от первого же удара, а вот трупам доставалось больше. Шипя и потрескивая, они корчились в огне, источая тошнотворный смрад горелой плоти. Анна уже взмокла от натуги, но не отступала, прикрывая тылы беглецов.

В какой-то миг наши взгляды встретились. Она отчаянно замотала головой, безмолвно приказывая убираться. Но я лишь стиснул зубы и, подавив слабость, ринулся в гущу сражения. Плевать на раны, плевать на боль — не могу же я бросить красавицу одну против орды нежити!

А бой меж тем набирал обороты. Трупы все прибывали, грозя смять жалкую горстку храбрецов. Сосредоточившись из последних сил, я призвал свою новообретенную магию — и с моих рук вновь заструились черные щупальца, впиваясь в бурлящую землю. Ведь я это как-то призвал, могу и остановить.

Раздался гул. Трещины побежали от эпицентра, в считанные секунды добравшись до могил. И — о чудо! — мертвецы вдруг начали падать замертво, словно марионетки с обрезанными нитями.

Обессилев, я рухнул на колени. Последнее, что я увидел — перепуганные лица Анны и ее перста, склонившихся надо мной. А потом мир погрузился во тьму.

Очнулся я от безжалостной тряски и звонкой пощечины. Разлепив веки, сфокусировал мутный взгляд на красном от ярости лице Анны. Девчонка, похоже, еле сдерживалась, чтобы не придушить меня на месте.

— Ты придурок? — прошипела она, прожигая меня взглядом. — Какого хрена ты выкинул эту некромантскую дичь? Нас чуть на лоскуты не пустили из-за твоих фокусов!

Застонав, я с трудом сел и огляделся. Мы находились под сводами старого каменного моста.

— Да клянусь, это не я! — попытался оправдаться, потирая саднящую скулу. — Нехрен устраивать мордобой в таких местах. Вот покойнички и разгулялись, чтоб им пусто было…

— Так я тебе и поверила! — фыркнула Анна. Впрочем, в глазах ее уже плясали веселые искорки — похоже, перепуг потихоньку отступал.

— Жаль все-таки, что не твоих рук дело, — хмыкнула она, помогая мне подняться. — Живые мертвяки, магия смерти и все такое… Я о подобном только в сказках читала! Дичь натуральная.

Покопавшись в кармане, девчонка протянула мне чистый платок и кивнула на мою разбитую физиономию:

— На вот, утрись. И чтоб никому ни слова, понял? Скажешь, что с лестницы навернулся или еще какую байку сочинишь.

Я благодарно кивнул, промокая кровь.

Анна тем временем резво отряхнулась и, послав мне прощальный взгляд, двинула к выходу. Огненный перст напоследок окинул меня странным взглядом — пристальным, изучающим.

Но потом встряхнул патлами и послушно засеменил прочь. И я остался стоять в одиночестве, бездумно комкая платок.

Что ж, Иван! Слишком уж лихо дебютировал, голубчик.

Кряхтя и постанывая, я плелся по узким улочкам, петляя из стороны в сторону, словно пьяный. В животе бурчало от голода, ребра ныли после «любезностей» Утеса, каждый шаг отзывался тупой болью во всем теле. Краем глаза я заметил, как на кладбище замелькали огоньки фонариков — видать, обнаружили. Вот и спалились по полной, теперь не отвертеться…

Поплутав еще немного, я наконец выбрался к знакомым воротам Академии. И тут же прифигел — оказывается, студенты давным-давно протоптали тайную тропку, по которой лихо шастали туда-обратно! Вон как ловко просачиваются, будто мыши!

Затесавшись в толпу полуночников, я приметил одного знакомого паренька — в столовой его называли Морфея, кажется. Тот сидел прямо на лужайке и, судя по виду, кемарил без задних ног. И только подойдя ближе, я сообразил — он не спит, а медитирует! Похоже, его спецталант — вырубать противников точечной магией сна.

Миновав сладко сопящую стражу, я ввалился в общагу и поплелся к лестнице. Вахтерша мирно дрыхла за своей стойкой, уронив голову на стопку журналов. Вот и славно, одной проблемой меньше.

Однако стоило подняться на свой этаж, как я застыл. Возле окна, прямо на подоконнике, восседала Ирина со своим перстом. Девчонки увлеченно играли в ладушки, и было в этом зрелище нечто настолько сюрреалистичное, что у меня челюсть отвисла.

Перст Ирины смыв грязь, оказалась очень миловидной девушкой с кожей цвета молочного шоколада, густыми бровями и черными как смоль косами. Но больше всего завораживал шрам на ее щеке — узор из затейливых трещинок, словно на старинном фарфоре. И двигалась девица так же льяно и грациозно, будто текучая глина на гончарном круге.

Почуяв мое присутствие, обе застыли на миг, а затем обернулись с жутковатой синхронностью. В зеркальных движениях сквозило нечто потустороннее — у меня аж мурашки по коже побежали.

— Ир, а что у нее со щекой? — ляпнул я, не подумав. — Откуда шрам такой странный?

Однако ответила мне не хозяйка, а сама перст. Глянув в упор своими бездонными очами, смуглянка произнесла ровным, безжизненным голосом:

— Меня пытались убить собственные родители. Понимаешь, там, откуда я родом, детей с магическим даром считают проклятыми. Позором семьи. И вот, когда мне было пять, меня заживо замуровали в печи. Хотели, чтобы я спеклась, как глиняный горшок. Застыла навеки в собственном теле.

Меня передернуло. Это что же за варвары такие — с дитем родным так обходиться?

Видать, что-то такое отразилось на моей роже, ибо девицы вновь переглянулись и, пожав плечами, отвернулись. И опять принялись играть, будто не было этой жуткой откровенности минуту назад.

Обалдевший донельзя, я поплелся к своей комнате. Голова шла кругом. И последнее, чего мне сейчас хотелось — это лицезреть Грома, предателя паскудного.

Увы, мечтам не суждено было сбыться. Я зашел в комнату, не глядя на соседа.

— Вань, ты это, не серчай! — заблеял толстяк, преграждая мне путь. — Я ж не со зла, ей-богу! Думал, мож, зауважают после этого, в свой круг примут. Ты ж знаешь, я уже который год бьюсь, лишь бы дворянчики меня за своего признали…

Даже отвечать не хотелось. Молча отпихнув нерадивого кореша с дороги, я подошел к кровати и рухнул на нее не раздеваясь. Сил моих больше нет — ни на препирательства, ни на разборки. Утро вечера мудренее, как говорится.

И плевать, что там Гром себе удумал. Хочет лизать задницы аристо-выскочкам — да ради бога, не держим. Но пусть только попробует еще раз меня подставить — лично в бараний рог скручу, и поминай как звали!

Едва коснувшись головой подушки, я провалился в глубокий сон. Однако долго поспать не удалось — уже через пару часов я проснулся от лютого, пробирающего до костей холода.

Распахнув глаза, я недоуменно уставился на потолок. В комнате царил зябкий полумрак, но в серой хмари уже брезжили первые рассветные блики. Изо рта вырывались клубы пара, оседая на одеяле инеем. Какого черта?

Повернув голову, я чуть не заорал от неожиданности. У самой кровати, сложив руки на коленях, сидела Снегурочка собственной персоной! Ее белоснежная кожа мерцала в полумраке, словно припорошенная снегом, а глаза сияли, будто два хрусталика.

Не успел я и рта раскрыть, как ледяные пальцы прижались к моим губам. Дыхание перехватило от обжигающего холода.

— Тс-с, молчи! — прошелестела дева, склоняясь ко мне. — Не вздумай шуметь, разбудишь соседа.

Я скосил глаза на Грома — ну да, дрыхнет без задних ног, разве что слюни не пускает. Храпит так, что стекла дребезжат. И его жуткий дворецкий тут как тут — застыл в углу мрачным изваянием, сверля нас немигающим взглядом.

Осторожно кивнув, я мысленно взмолился, чтобы ночная гостья поскорее убрала руку. Того гляди, отморожу к чертям собачьим последнюю надежду на продолжение рода!

К счастью, Снегурочка сжалилась и отстранилась. В тусклом свете ее лицо казалось еще прекраснее — фарфоровая кожа, точеные скулы, пушистые ресницы в серебристой изморози. Зачарованный, я невольно потянулся к ней…

Но красотка лишь покачала головой и отвела мою руку в сторону. Голос ее упал до едва различимого шепота:

— Меня зовут Настя. Я пришла предупредить тебя, Ваня. Ни в коем случае не бери перста, которого тебе предложат на Церемонии! Он будет лучшим из всего набора, идеальным во всех отношениях. Но откажись!

Я нахмурился, ничего не понимая. Это еще что за фокусы? С какой стати мне отказываться, да еще и от самого что ни на есть отборного? Уж не издевается ли эта милашка?

— Но почему? — вырвалось у меня прежде, чем я успел прикусить язык. — Что не так с этим перстом?

Снегурочка скупо улыбнулась уголками губ. Поднявшись одним плавным движением, она направилась к двери — и теперь ее белоснежные патлы полыхали в рассветных лучах, словно сотканные из чистого света.

— Прости, Иван. Я и так сказала больше, чем следовало. Не проси пояснений — я связана клятвой и не могу предать хозяина. Ой… кажется я опять сказала лишнего! Просто прими мои слова на веру. Ради твоего же блага…

С этими словами она выскользнула за дверь, оставив меня в растрепанных чувствах. Черт, ну что за напасть? Только-только решил для себя, что надо брать быка за рога и качать перста. А тут, какие-то тайны!

Кляня шуструю гостью на чем, свет стоит, я вяло посмотрел на перста Грома. Тот по-прежнему пялился на меня, словно каменный истукан — того гляди, дырку просверлит. Интересно, он вообще живой?

— Эй, братишка, ты там не окочурился еще? — гаркнул я, тщетно пытаясь добиться хоть какой-то реакции. — Моргни там, или скажи чего.

Но увы — в ответ ни звука, ни движения.

— Ладно, сиди, истукан хренов, — пробурчал я себе под нос, переворачиваясь на бок.

Однако сон не шел. Перед мысленным взором стояло точеное лицо полуночной гостьи, ее тревожный взгляд и загадочная полуулыбка. Что она имела в виду? Почему так старалась меня предостеречь?