Притяжение, будь рядом, когда я умру

– Прекрасно, – живо отозвалась Ива. – Это именно то, что мне было нужно. Ну вот, мы и пришли…

Мэтт выглянул из капюшона и чуть не упал.

– Во что ты превратила мою лужайку? – практически взревел он.

В конце участка виднелось довольно массивное и совершенно новое строение, а вся лужайка, на которой гости Шанель имели обыкновение гулять или играть в гольф, была теперь огорожена высоким проволочным забором, и по ней бегали собаки всех мастей и пород. Отдельная территория была полностью обнесена проволочной сеткой – здесь жили кошки.

– Не твою. Эта территория – моя собственность. Показать документы?

– Не надо.

– Ну почему-же. С памятью у тебя, видно, до конца так и не наладилось…

– Наладилось, – резко возразил ей Мэтт.

Голос его был жёстким. Ива подняла на него глаза и столкнулась с таким же жёстким и решительным взглядом.

– Вернёмся к подарку, – спохватилась она.

Вошла в вольер, подозвала серую в оранжевых пятнах собаку, ловко накинула ей ошейник и, приласкав, аккуратно вывела к Мэтту.

– Знакомься, это Боня. Вот уже пару лет, как он нелегал и проживает у меня, поскольку его законные три месяца на усыновление истекли, и системой ему была назначена смерть от снотворного. Боня глухой, поэтому его никто не хочет. В смысле его никто не хочет, потому что он тебя не слышит, а, следовательно, не понимает твоих команд. Читать по губам он так и не научился, и вряд ли это случится, поэтому его новый хозяин должен отличаться терпением и пониманием. Поздравляю с днём рождения!

Ива вручила Мэтту поводок.

– Теперь вы можете надеть кольцо на палец невесты, – пошутила она.

Мэтту хватило пол секунды, чтобы здраво рассудить: откажись он от приза сейчас, никакого шанса на сближение с Ивой уже не будет. Поэтому спокойно, а не обречённо, он принял поводок, нацепил его на ошейник собаки и торжественно объявил:

– Клянусь заботиться о тебе, как о себе самом, и хранить верность до самой смерти моей!

– Аминь! – припечатала Ива.

А Мэтт подумал, что разберётся с собакой позже – передарит Бену, в конце концов, вон у него сколько ребятни, те только обрадуются.

– Ты замёрзла, – заметил он. – Пойдём в дом?

Ива и впрямь вся покрылась гусиной кожей, за то время пока они с Мэттом шли к вольеру, у неё посинели губы и пальцы, но холода она не чувствовала. Единственное, что её заботило – это чтобы поскорее убрался Мэтт.

– Мэтт, – начала она аккуратно. – Я занята.

– Ты не имеешь права говорить мне «нет», потому что у меня сегодня день рождения, – напомнил он, снимая с себя толстовку.

– Мэтт, ты родился семнадцатого ноября, и я об этом помню.

– Двадцать девятого февраля я родился заново. С тех пор каждый месяц отмечаю.

С этими словами Мэтт накинул свою толстовку Иве на плечи и улыбнулся.

Это было правдой. Такой метод борьбы с депрессией был рекомендован психологом, а Мэтт старался его слушать с особым прилежанием с тех пор, как ему отменили таблетки для прекрасного настроения. Впрочем, в последние дни Мэтту всё-таки выдали на них рецепт, и теперь дома в шкафу стояла заветная бутылочка, однако Мэтт ещё не притронулся к ней ни разу. Сегодняшнее утро он пережил с ней в руках, но так и не открыл, потому что чувствовал, как-то глубинно понимал, что ему нужны не таблетки. Поставил пузырёк на место и направился к Иве.

Ива сбросила толстовку и, протягивая её Мэтту обратно, наконец, разглядела его лицо – под глазами чернели нездоровые пятна. В последние две ночи он почти не спал.

– Тебе плохо? – тут же спохватилась она и машинально прижала толстовку к груди.

Мэтт это заметил. И ничего в этот момент ему не хотелось так, как быть толстовкой.

– Да. И знаешь, ты тоже выглядишь уставшей.

– Со мной всё в порядке… – начала было Ива.

– А я чувствую себя одиноким, – перебил её Мэтт. – Позволь мне позаботиться о тебе… о твоём отдыхе сегодня, и это поможет мне от одиночества, а тебе от усталости.

– Мэтт, чего ты от меня хочешь?

– Всего лишь чтобы ты составила мне компанию.

– Позвони Бену!

– По воскресеньям он занят.

– Ну ничего, ради дня второго рождения друга отменит разок свою семейную посиделку!

– Ива, я не хочу Бена, я хочу тебя…

Ива ушам своим не поверила. Кровь прилила к её лицу и не только к нему, но она как-то сразу вспомнила то, что случилось семь лет назад, что так сильно её изменило, и поморщилась. Нет, этому человеку никогда не было, нет и не будет места в её жизни. А все его слова – яд.

Мэтт словно услышал её мысли.

– Слушай, я давно уже хочу тебе сказать, что я не такое дерьмо, каким сам себя выставил. Я знаю, что это не оправдание, но паршивый день превратил меня в монстра и мудака. Хотя, мудаком я был и до этого, но не монстром. Я не хотел тебя обижать, Ива. Мне было дерьмово, и я… если бы мог, вернул бы тот день и никогда бы не сказал тебе то, что сказал. Прости меня. Пожалуйста.

– Да что ты! – оскалилась Ива.

У неё впервые за долгие годы защипало в носу, и, чтобы скрыть, чтобы остановить позорную слабость, она прибегла к самому действенному методу – нацепила широченную улыбку, которая, натянувшись на боль её израненной души, превратилась в оскал.

– Ты всерьёз думаешь, что я годы напролёт лелею обиду и помню какие-то там слова? Да ты чего, парень? Не слишком ли много на себя берёшь? Как я посмотрю, твоему самомнению нужна кастрация!

– Возможно, – грустно улыбнулся Мэтт. – Я не против – кастрируй.

Ива почувствовала себя в западне.

– Мэтт, тебе пора домой.

– А вот ты знаешь, что на самом деле делает человека счастливым? Оказывается, не деньги, не успех, и не слава, – сообщил Мэтт, снова натягивая толстовку на маленькие худые плечи Ивы, одетой в одну футболку и джинсы, и подталкивая её к дому.

– Я и не думала, что это деньги, успех или слава.

– Ну, ты у нас особенная. А я вот думал. Уверен был. И что теперь? Деньги у меня есть, какой-то там успех тоже, и даже слава была, но и она не сделала меня счастливым. Оказывается, счастье в отношениях – с близкими или с друзьями. Но они должны быть хорошими.

– Ладно, – сдалась Ива. – У меня есть тридцать… хорошо, сорок минут, чтобы пообедать, – и снова вернула толстовку. – Я оденусь дома.

Мэтт почему-то не повёл её к машине. Боня скакал вприпрыжку вслед за новым хозяином так, словно бы они с давних пор лучшие друзья. Иве даже стало немножко обидно за такое предательство: Мэтт, ведь, даже ни разу ещё не покормил собаку, а у той с первого же взгляда такая преданность!

Когда вся троица оказалась на тропинке у ручья, окружённого лесополосой, Ива начала переживать и уже открыла было рот, чтобы возмутиться, как Мэтт вдруг приблизился к кусту дикой малины и принялся обрывать уцелевшие после налёта предыдущих прохожих ягоды.

– Уже поспела! – довольно жуя, сообщил он.

Ива машинально потянулась рукой к такой крупной ягоде, каких никогда не найдёшь в супермаркете, и забросила её в рот. На языке разлилась сочная сладость, естественная, простая, натуральная. Ни одна садовая малина никогда не сравнится с дикой – к такому заключению Ива и Мэтт пришли ещё в детстве, причём единогласно.

Малина каким-то странным образом принесла в их отношения общность интересов. Именно в малиннике, жуя, глотая и азартно высматривая новые ягоды, между ними всегда случались самые глубокие и искренние разговоры. Мэтт рассуждал не тему политических устройств государств, объяснял Иве, почему коммунизм – это добро, искренне считал Иосифа Сталина великим правителем, объяснял Иве разницу между историей написанной и историей истинной, воспылал идеей создания собственной коммунистической партии, правда вступили в неё всего пять человек, из которых двое были Ивой и Беном, один – Шанель, один – сам Мэтт, и один какой-то впечатлительный одноклассник. У Мэтта были обширные политические планы и неукротимые амбиции. Когда он уставал размахивать коммунистическими лозунгами, его рот занимала малина, а Ива на вопрос: «Ты всё так же мечтаешь стать сельским ветеринаром?» отвечала своё красноречивое «Да». Её немногословие было скучным для всех, кроме Мэтта. Правда, только до тех пор, пока он не понял, что остальные считают Иву «странной».

– О! Смотри-ка, жёлтая! – воскликнул Мэтт где-то далеко впереди Ивы.

Она отвлеклась, провалилась в воспоминания о детстве и в малиновый вкус. Голос Мэтта вернул её в настоящее, а в нём всё было далеко не малиновым.

– Твоя любимая, – мягко сказал Мэтт и улыбнулся, протягивая Иве руку.

На его ладони лежало с десяток крупных жёлтых ягод. Жёлтая малина попадалась редко, но любили её все, не только Ива, за нежный, лишённый кислоты и терпкости вкус.

Ива растерялась. Мэтт никогда прежде не собирал для неё ягоды, даже в детстве, и решиться принять их теперь для неё оказалось непосильной задачей.

Мэтт так и стоял с протянутой рукой и продолжал улыбаться, только искренность испарялась из его улыбки с каждой секундой всё быстрее. Наконец, он схватил Иву за руку, и сам вложил в неё ягоды.

– Там ещё есть, – сообщил он. – Пошли, я нарву.

Ива машинально шагала следом, опираясь взглядом то на пятнистую спину Бони, то на роскошные кусты дикой малины. Здесь её было так много – и красной, и чёрной, и красной с чёрным, и оранжевой с чёрным, что хватало всем. Только жёлтая попадалась очень редко, поэтому её собирали в первую очередь и в любой степени зрелости.

Мэтт смело шагнул в колючий дикий куст и потянулся за высокой веткой. Капюшон толстовки сполз с его головы, обнажив шрам: тонкая розовая кожа зигзагом сползала с головы на висок, с виска на скулу.

– Вот ещё, держи! – сказал Мэтт и протянул Иве руку.

На этот раз она приняла малину, сложив обе ладони ковшиком и ни секунды не колеблясь.

– Со временем он исчезнет, и этот тоже, – Мэтт небрежно ткнул большим пальцем себе в грудь и снова потянулся к очередной ветке жёлтой малины. – Я хожу на специальные процедуры, хотя мне плевать, если честно, но мой психотерапевт настаивает, говорит: «Чем меньше напоминаний, тем лучше». И тут я с ним согласен. Чего ты не ешь?

– Ем, – подскочила на месте Ива, словно прилежный мальчик бойскаут, и закинула в рот сразу две штуки.

Малина и впрямь была чудесной; нежный сок обильно разлился на языке и даже отвлёк Иву от неловкости.

– Я не хочу сына забывать, конечно, но каждый раз видеть свою рожу в зеркале и думать о том, что случилось, это…

Мэтт опустил занемевшую руку.

– Нелегко, – закончила за него Ива.

– Это… это просто жесть, как тяжело, – всё-таки высказался Мэтт.

Ива кивнула.

– Мне очень жаль.

– Я знаю. Ты уже говорила.

– Больше не говорить?

– Не надо. Поехали лучше, нормально пообедаем.

Боня взвизгнул и рванул в сторону дома.

– Он точно глухой? – сведя у переносицы брови, спросил Мэтт.

– Точно. И умный тоже.

Мэтт повёз Иву в один из самых помпезных и заносчивых ресторанов, какие знал. Он поступил так потому, что это место нравилось Софии и всем его другим девушкам, но Ива чувствовала себя тут неуютно, и это бросалось в глаза. Посетители ресторана и впрямь были одеты в деловые костюмы, и только Ива с Мэттом выделялись на общем фоне толстовками. Меньше всего соответствовали этому место шорты Мэтта, но почётному завсегдатаю не посмели сказать ни слова. Больше того, сам управляющий подошёл к их столику, чтобы лично поинтересоваться здоровьем гостя, который целых три месяца не появлялся в заведении.

Ива съела почти всё, что ей принесли – Мэтт это заметил, как и то странное удовлетворение, которое разлилось тёплым маревом у него внутри. Да, ему определённо нужны были не таблетки.

Они ехали домой молча, но тишина в салоне его машины не угнетала, а странным образом убаюкивала – Ива прикорнула на несколько минут, пока машина неслась по автобану, не меняя ни скорости, ни полосы.

Мэтту стало тепло и спокойно, даже боль – и душевная, и физическая -отпустила его. Его охватило чувство правильности и умиротворения, словно хаос вдруг упорядочился и всё, что должно было, встало на свои места. Мэтт подумал о Брайсоне, но тепло, как ни странно, не исчезло, а только приумножилось. Брайсон теперь ангел, и, если у Мэтта будут ещё дети, он непременно станет их охранять. И о детях Ивы он тоже будет заботиться. Мэтт повернул на мгновение голову и посмотрел на лицо спящей Ивы. Мысль, которая посетила его, была до странности приятной и закономерной: почему у него и у Ивы должны быть разные дети? Они ведь не чужие друг другу. С самого детства не чужие, так почему же…

– Уже Кокуитлам? – спохватилась спросонья Ива. – Господи, я что уснула? Какой кошмар… никогда не сплю в машине.

– Ты очень устала. И тебе очень нужен отдых, – как-то задумчиво и словно бы из другого мира проговорил Мэтт.

Иве снова стало не по себе: вся эта его внезапная и непрошенная забота попросту переворачивали корабль её привычности, словно девятый вал. Ива знала и принимала заботу от матери, Луны, психотерапевта, гинеколога и медсестёр, регулярно проводящих с её телом «процедуры». Ива даже принимала заботу полного булочника Джованни, трижды женатого на одной и той же женщине (всякий раз, крупно поссорившись, они разводились), но никогда о ней даже не пытались заботиться молодые мужчины. Точнее, Ива не давала поводов для этих попыток. Мужчин она к себе не подпускала, потому что в мире, где есть мужчины брачного возраста, всегда нужно соответствовать стандартам красоты, а в мире женщин достаточно просто быть собой. Можно быть худой или толстой, не носить косметику и неудобную одежду и никогда не переживать что кто-то там сочтёт тебя непривлекательной. Иве было комфортно и спокойно жить в мире без мужчин. В таком мире она даже научилась быть относительно здоровой.

В тот день, когда Ива стала свидетельницей аварии, в её жизнь непрошено ворвался не просто молодой мужчина, а самый ужасный представитель рода – сам Маттео Росси. Точнее, Ива, сама его в свою жизнь втащила, а теперь не знала, как отделаться. Ничего кроме вечного дискомфорта и стресса рядом с этим человеком она не испытывала. И именно по этой причине, когда машина остановилась возле её дома, и у этой самой машины вдруг заглох мотор, Ива без промедления сообщила:

– Спасибо за обед, точнее, уже почти ужин. Мне пора.

– Я с тобой, – так же смело и без проволочек поставил её в известность собеседник.

– Мэтт, тебе пора домой.

– У меня ещё полно времени. Прямо навалом, так что никаких проблем – я зайду. Да и для Бони меньше стресса, – Мэтт кивнул на сидящую на заднем сидении собаку.

– Мэтт, у меня есть планы на вечер.

– Какие?

– Это личное.

– Ты кого-то ждёшь?

– Да.

– Он мужчина?

– Мэтт!

– Если женщина – я вам не помешаю. Ты же не лесбиянка? Раньше вроде не была…

– Мэтт! У меня будут гости! Мы так не договаривались!

– Ну так давай договоримся. А можем и без договорённостей, я просто зайду и всё. К тому же, у нас торт в багажнике, ты помнишь?

Ива ошарашенно уставилась на него.

– Пойду, достану, – сказал Мэтт, открывая дверь машины. – А ты поставь пока чайник. Скоро же гости…

Ива вжала пальцы в виски: даже если она очень сильно постарается, остановить Мэтта не получится – он элементарно сильнее. Раз в сто. Единственный выход – полиция, но… это слишком уж крайние меры.

Снаружи вовсю шёл дождь, холодный, точно, как в январе. Ива поёжилась и побежала к дому.

– Чёрт… натуральный январь… – бурча себе под нос, буквально ввалился вслед за Ивой Мэтт.

Небрежно, словно у себя дома, он разулся и плюхнулся в любимое кресло матери – единственную вещь, которую Ива сохранила в память о Шанель. Он снова задумался о странной и непонятной роли, которая отведена Иве в его жизни.

Ива копошилась на кухне, разворачивая пакеты и контейнеры из ресторана – Мэтт сделал заказ на ужин и десерт «с собой», Боня сопел у батареи, за окном шелестел по листьям живой изгороди и ещё зелёным газонам дождь. Чья-то машина проехала мимо, подсветив фарами сумерки.

И Мэтт вдруг понял, что счастливее, чем сейчас, ещё никогда не был. Что ничего важнее, ценнее этих мгновений с Ивой наедине, когда она не убегает и не отталкивает, у него нет.

Ива подошла и протянула ему чашку горячего чая, другую зажала в своих ладонях.

– Я ещё не проголодалась. Торт не буду.

– Оставим его твоим гостям, – улыбнулся Мэтт. – Хотя я бы в такую погоду и носа из дома не высунул. Хочется быть в тепле и только с близкими, – сказал он, задумчиво глядя в панорамное стекло двери во внутренний двор, за которым виднелись розовые кусты и фиолетовые петунии в керамических горшках.

Затем он откинулся на спинку кресла, заставив его нагнуться едва ли не до пола, запрокинул голову, заложил за неё руки и уставился в потолочное окно – по его квадратному куполу цвета ночного индиго стекали ручейки дождевых капель. Он обожал смотреть на дождь сквозь это потолочное окно в детстве, а Иву оно завораживало до такой степени, что она поклялась во взрослой жизни построить себе точно такой же дом, с точно таким же окном, садом волшебных роз и лужайкой, на которой она возведёт приют для разлюбленных любимцев.

Мэтт улыбнулся: всё сбылось для Ивы. Всё, кроме одного: в детстве Ива планировала выйти за него замуж. Правда призналась она в этом только раз и было ей всего-то пять лет. Мэтт сам бы не помнил, но вот Шанель никогда не позволяла ему об этом забыть.

Мэтт на мгновение перестал дышать и перевёл взгляд на Иву. У него было странное чувство, словно бы он боялся спугнуть, нарушить хрупкое и странное, неподвластное ничему и никому сплетение обстоятельств и энергий, из которых и рождается близость, интимность двоих людей. Он замер сам и заставил мир вокруг себя замереть, хотя больше всего на свете ему хотелось поцеловать Иву. Сделать это вначале осторожно, как тогда в детстве, а потом с чувством, со страстью, со всем, что у него есть. Никогда ещё ему не хотелось так сильно поцеловать женщину. Жажда этого поцелуя была сродни жажде жизни, которая теперь среди всего прочего внезапно выступила на первый план и полностью затмила и боль, и депрессию. Мэтт смотрел на маленькое худое лицо Ивы и сам не понимал, как это, вообще, он мог впасть в депрессию? Зачем? Зачем, когда у него есть Ива… вот же она сидит в кресле напротив – только руку протяни.

Внезапно входная дверь распахнулась, впуская мокрую от дождя Луну.

– Блииин, Ива, там небо прорвало… пока добежала от машины, будто искупалась…какой-то придурок припарковался прямо напротив тебя, пришлось место искать...

Мэтт с глубоким вздохом и раздражением скрестил на груди руки.

– Добрый вечер, – сухо произнёс он.

– Ой, – сказала Луна.

– Угу, – согласился Мэтт.

– А, это ты, неоднозначный человек, – с облегчением и даже какой-то скукой выдохнула Луна. – Это ты что ли встал враскорячку, так что нормальным людям не припарковаться возле дома подруги? Нельзя было покомпактнее?

– Ты не поверишь, – отозвалась подходящая к ней Ива. – Больше того, прямо напротив у него есть своя собственная подъездная дорожка!

Луна вначале растерялась, затем нахмурилась, а потом её лицо и вовсе приняло грозный вид.

– Я тоже в гостях, – мгновенно отреагировал Мэтт и постарался принять «гостевую» позу в кресле, потому как до этого момента гостевой она никак не являлась. – Вот выйду из гостей, сяду и поеду домой. А почему неоднозначный?

– Что неоднозначный?

– Ну, ты сказала, что я, мол, неоднозначный человек. Это как?

– А! Это так, что я ещё не определилась, как к тебе относиться.

– Это ещё почему? Рожей не угодил? А так?

Мэтт вначале втянул щёки, потом отпустил их. Лицо его приняло немного странный, капельку отрешённый, но определённо сексуальный вид.

– Это ещё что? – округлила глаза Луна.

Мэтт стал нормальным Мэттом и разочарованно пояснил:

– Это было моё модельное лицо. Вот модельное, – он снова втянул щёки и поджал подбородок, – а вот нормальное.

Луна, похлопав ресницами, уже более мягким и девственным тоном поинтересовалась:

– Ты модель, что ли?

– Был. Сто лет назад.

– Да ладно!

– Серьёзно. Был.

– Никогда бы не подумала, – объявила Луна.

Окинув Мэтта пристальным изучающим взглядом, она добавила:

– Тело ничего, согласна, но разве с таким лицом берут в модели? Вот у Давида Ганди лицо так лицо! Это настоящая модель.

Мэтт скривился, как от оскомы, а Ива неожиданно для себя и для окружающих расхохоталась.

– Много ты понимаешь! – шутливо заметила она подруге.

– Да уж кое-что секу. А вот чего я действительно не понимаю, так это того, что этот женатый ко… мужчина делает вечером с тобой наедине?

– Я не женатый.

– Да ну-у-у? – с неверием протянула Луна. – А газеты пишут другое. Думаешь, врут?

– Ну, чтобы быть женатым, надо, как минимум, жениться, а я что-то не припомню сей жест доброй воли со своей стороны.

– А что делает человек, когда с кем-то съезжается и заводит ребёнка?

– Принимает обстоятельства?

– Так! – прервала их Ива. – Мы будем смотреть кино или нет? Чай остывает.

Завидев в её руках огромное блюдо с пирожными и кусочками торта, Луна сглотнула и практически проорала:

– Ты сдурела, мать? Дразнить меня таким роскошеством перед сном! Ты забыла, что я после пяти не ем?

Она ухватилась обеими руками за довольно скромную жировую складку на животе и потрясла ею перед своим носом:

– Нельзя-нельзя-нельзя!

– Можно, – заверила её Ива. – Я тоже после шести не ем, но не будем же мы огорчать Мэтта в день его рождения? Ему так хотелось кого-нибудь сегодня угостить, и он выбрал нас!

Луна со вздохом отпустила свой живот и заявила:

– Вы совратители и искусители, и вам воздастся за содеянное! Мне вот эту трубочку и тортик попробовать полкусочка… ладно давай целый, завтра совсем придётся не жрать…

– Какой кошмар… – сам себе заметил Мэтт.

Он понятия не имел, что такое сидеть на диете. Физические нагрузки в его жизни случались в таком количестве и так часто, что речи о лишнем весе никогда не шло. Он попросту у Мэтта не накапливался. Однако нагружал себя Мэтт вовсе не для того, чтобы сжигать лишние калории: спорт вошёл в привычку ещё с тех пор, когда ему нужно было поддерживать своё тело рельефным по условиям контрактов, а позднее оказалось, что ничто так не охраняет его психическое здоровье, как хорошая тренировка.

Ива поднялась со своего кресла и направилась на кухню за новой порцией кипятка.

– Ну так и что ты тут делаешь? – наклонилась с тихим вопросом Луна.

– Я? Ну, я-то Иву с детства знаю, а вот кто ты такая?

– Кто… я? Да я с Ивой и огонь, и воду, и все трудности… а вот где ты был последние лет пять-семь? Что-то я твой лик не припомню даже среди знакомых! Друг детства…

– Иногда люди теряются. А потом они снова находятся.

Луна с недоверием поджала подбородок, затем демонстративно поднялась и направилась вслед за Ивой на кухню.

– Ива, что он тут делает? – прошептала она той на ухо.

– Что б я знала! – так же тихо отозвалась Ива.

– Он говорит, что вы, типа, друзья детства. Это правда?

– Правда, – кивнула Ива. – Только сто лет не общались ввиду полного отсутствия точек соприкосновения, и ещё бы столько же не виделись, если бы не авария.

– Да ладно! Мне кажется, или он к тебе подкатывает?

– О, точно не это. Я не в его вкусе.

– Тогда, что?

– Да чёрт его знает? Мне кажется, это как-то связано с судом…

– Хм. Вполне возможно. Коз-з-зёл.

Подруги вошли в гостиную вместе. Луна заняла второе свободное кресло, а Ива аккуратно опустилась на краешек дивана.

Мэтт, завидев это, тут же поднялся и уселся рядом с ней. У него имелось не меньше десятка методов стимуляции ускоренного развития отношений с понравившийся девушкой, и «диванный» метод был одним из самых быстрых и эффективных, правда прибегать к нему в последний раз ему приходилось в очень ранней юности, лет этак в пятнадцать-шестнадцать. В более старшем возрасте девушки, а потом и женщины, как-то сами понимали, что ему нужно, и ни к каким ухищрениям и уловкам, кроме, пожалуй, улыбки да парочки комплиментов, ему прибегать не приходилось. Путь от дивана до спальни, по его личным наблюдениям, обычно никогда не занимал дольше пятнадцати минут. В редких исключениях, если речь шла о какой-нибудь заучке или особенно упёртой девице (которые Мэтту никогда особо не нравились), дело могло дойти до часа. Мэтт решил, что не будет дразнить удачу, и настроился на час.

Вскоре послышался шум, входная дверь распахнулась, и в холл валились, отряхивая зонтики и плащи, Каролина и Маккензи.

Ива, само собой, тут же подскочила, чтобы поприветствовать вновь прибывших и помочь им раздеться.

– О, Мэтт! И ты тут! Как же здорово! – радостно воскликнула Мак, едва его завидев, и плюхнулась рядом на диван.

Мэтт немножко поёжился.

– Как ты? – хором спросили его Каролина и Мак.

Мак при этом ласково коснулась ладонью его колена, от чего Мэтту вдруг нестерпимо захотелось хлебнуть чаю, что он и сделал, забыв, что тот никак не мог успеть достаточно остыть, и, конечно, обжёгся.

– Чёрт, – недовольно пробурчал он. – Определённо лучше, чем три месяца назад.

– У Мэтта сегодня день рождения, – вежливо пояснила для всех Ива.

И он вдруг понял: её волнует, что подумают о его присутствии другие. Уж что-что, а это Мэтта абсолютно не волновало. Он нагло раздвинул колени и улёгся на спинку дивана.

– А разве его день рождения не осенью? – с недоверием произнесла Каролина.

– Осенью он родился в первый раз, а двадцать девятого февраля – во второй. Так утверждает его психотерапевт, – пояснила Ива, расставляя на кофейном столике новые чашки. – Мэтт теперь празднует своё рождение каждый месяц – двадцать девятого.

– Оу! А ведь и впрямь отличная мысль – целых двенадцать поводов в году отлынивать от пробежки и есть всё, что захочется! Ива, может и тебе сменить психотерапевта и обратиться к специалисту Мэтта? Он определённо знает толк в людях!

– А Ива тоже посещает психотерапевта? Зачем? – тут же напрягся Мэтт.

Теперь его поза выглядела комичной: тело демонстрировало расслабление, когда сам он был донельзя напряжён.

– Мама! – не выдержала Ива.

– Что мама? Мэтт нам не чужой! Да, дорогой, посещает. Ей приходится. Но если тебе нужны подробности, расспроси её саму – нам она не рассказывает, глядишь, может, поделится с тобой.

Мэтт не выдержал и выпрямился, сел ровно.

Ива суетилась, бегая на кухню то за тарелками и чашками, то за десертными ложками для вновь прибывших гостей. Мэтт решил, что ей не помешает помощь и двинулся на кухню.

Едва войдя в ярко освящённое помещение, он сразу заметил у Ивы на ноге пятно. Присмотревшись, нахмурился.

– Господи, Ива, у тебя кровь! – наконец, выдал он.

– Где?

– На ноге!

Но Ива не успела даже пошевелиться – Мэтт уже сидел на корточках у её ног и аккуратно тянул штанину вверх, обнажая лодыжку, а на ней несколько глубоких царапин, одна из которых была такой длинной что поднималась до самого бедра и уходила выше под штанину.

– Ах это! Ерунда, – поспешила заверить Ива. – Это я скорее всего в малине оцарапалась.

– Не пойму, как мы раньше не заметили… – сокрушался Мэтт. – Но ничего, подожди, сейчас я обработаю. У тебя есть перекись? Снимай штаны.

– Не надо! – взвизгнула Ива. – Говорю же, ерунда. Это всего лишь царапина. Ничего серьезного. Всё пройдёт само!

Ива ни о чём другом думать не могла, кроме как о горячей ладони Мэтта, сжимающей её щиколотку. Ей не хотелось ничего кроме того, чтобы он как можно скорее убрал руку.

– Может, и пройдёт, а может, и нет. Мало ли кто там лазил в этих кустах до тебя! Надо обработать.

Повышенная тональность их общения привлекла и остальных гостей на кухню.

– Ого, где это ты так? – прокомментировала увиденное Maк.

– Доча! Ну вот же… опять ты во что-то влезла! – упрекнула мать.

А Луна была Луной:

– Дорогой, – деловито обратилась она к Мэтту. – Нас тут двое врачей и двое ветеринаров. Мы уж как-нибудь разберёмся. И нет, тебе не обломится увидеть сегодня Иву голенькой!

Мэтт выпрямился и уставился на неё сверху-вниз. Глаза его были недобро сощурены.

Если Ива едва доставала Мэтту до подбородка, то Луна, вообще, практически дышала ему в пупок. Уперев руки в бока, она грозно посмотрела на него снизу-вверх, как на гору, и заявила:

– Ты что думаешь, если выше, значит важнее?

– Конечно. И добавь ещё к тому моё модельное лицо!

Тут Мэтт комически втянул щёки и выпучил глаза, от чего Луна, прежде замерев на секунду, всё-таки не выдержала и прыснула со меху. Следом за ней покатились и остальные. Одна только Ива растерянно стояла в собственном доме среди самых близких ей людей и никак не могла понять, что происходит? Как это у него так получается при сплошных минусах в балансе покорять и очаровывать людей, заставляя забывать обо всех минусах, да и о балансах в принципе?

Мэтт же задумался о том, почему эта девица Луна его не раздражает, когда по всем канонам просто обязана. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что невзирая на все свои выпады, Луна ему нравится потому, что совершенно искренне заботится об Иве. Поняв это, он вдруг почувствовал себя комфортно и спокойно. Вернувшись на диван, он взял себе кусок торта и довольно расслабился.

– Какое кино сегодня смотрим? – поинтересовалась Луна, забрасывая в рот горстку чипсов – похоже, она решила сегодня броситься во все тяжкие, а после неделю «не жрать».

– Ой, а у меня есть, что предложить! – хлопнула в ладоши Маккензи. – Я как-то пару лет назад смотрела один фильм, там про будущее, в котором людей полностью лишили чувств, чтобы те не мешали им быть продуктивными. Так вот, двое людей – само собой, парень и девушка – по какой-то причине снова начинают испытывать всякие разные чувства, ну и конечно, влюбляются, ну и у них там всё по-взрослому… надеюсь, это никого не смутит? А им же нельзя, и на них гонения, короче очень здоровский фильм. Смотрим?

Услышав анонс, Мэтт сразу понял, что у него есть шанс вздремнуть.

– Я за! Звучит интересно, – воодушевилась Луна. – Каролина, Ива, вы не против? Видели это кино?

– Я видела, – отозвалась Ива, – но с удовольствием посмотрю ещё раз. Если, конечно, остальные не против.

– Не против, – отозвались все остальные, включая Мэтта.

Маккензи снова плюхнулась на диван с ним рядом, да так близко, что даже один раз коснулась своей острой коленкой его бедра. Мэтт давно родился и давно разобрался, как женщины демонстрируют мужчинам свою в них заинтересованность. Он испытывал к Маккензи очень тёплые чувства, основанные, главным образом, на благодарности, ведь она так трогательно за ним ухаживала в больнице: кормила, брила, мыла его волосы и даже подмышки. Такой степени интимности у него не случилось даже с Софи – самой долгоиграющей его пассией и привязанностью. Мак не интересовал секс на один раз – это было ясно, как божий день, да и Мэтту он тоже не нужен был – по всем фронтам совпадение, кроме одного: он не хочет Мак, он хочет Иву.

Отшивать назойливых дамочек Мэтт научился даже лучше, чем клеить, но обижать Мак ему не хотелось, а потому пришлось призадуматься, как бы ему выйти из создавшейся провокационной ситуации с наименьшими потерями.

Мак вовсю ему улыбалась и что-то лепетала, а он совсем не хотел вникать и сдержанно улыбался в ответ, сам на себя злясь: ну вот почему у него вечно всё через задницу? Почему теперь, когда в нём заинтересована такая приятная и заботливая девушка, как Мак, ему приспичило возжелать Иву? Почему же ему не нужна была Ива раньше, когда у него были тысячи шансов её заполучить? Ива приходила к нему в больницу всего пару раз и так грубо тыкала в него ложкой, что ему было даже больно где-то внутри, в районе сердца, а он всё равно каждый день её ждал. Ждал, и огорчался, когда в маленькой женской фигурке спросонья различал Мак, а не Иву.

Мэтт с раздражением провёл ладонями по лицу.

– Плохо себя чувствуешь? – тут же распереживалась Мак.

– Нет, всё отлично, – поспешил он её заверить. – Дамы, оттуда вам плохо видно, – обратился он к Луне и Иве, занявшим другой свободный диван. – Давайте, поменяемся местами?

Вообще-то, он рассчитывал, что пересядет только Луна, так как Ива уже видела этот фильм, и у него всё-таки будет шанс на относительное с ней уединение.

– Зачем же? Мы и тут все очень хорошо поместимся! – радостно воскликнула Мак. – А ну-ка, двигай попой!

С этими словами она буквально всем телом вжалась в Мэтта, действительно освободив при этом диван так, что на него теперь спокойно могли поместиться ещё два человека.

– Мне нормально… тем более, что фильм я уже видела, – произнесла, наконец, Ива то, чего так ждал Мэтт. – А ты пересядь, Луна, отсюда и впрямь плохо видно.

– Я кстати тоже, это кино уже видел, – тут же заявил Мэтт и поспешил подняться. – Очень классное, дамы, обязательно смотрите и не отвлекайтесь.

– Мэтт, оставайся тут! – схватила его за руку Мак. – С тобой теплее!

Мэтта уже начинала злить такая яростная настойчивость хорошей девушки. Он чуть было не рявкнул, что кому холодно, могут погреться у батареи, а сам он жаждет греть только Иву, но вовремя сдержался и обратился к хозяйке:

– Ива, у тебя не найдётся парочку пледов для гостей? Некоторые тут мёрзнут… Если хотите, дамы, я могу и камин растопить.

– Хотим! – хором воскликнули дамы.

– Дрова там же? – обратился Мэтт к Иве.

– Эм... не совсем.

– Покажешь? – ещё сильнее воодушевился Мэтт.

– Расскажу, – пообещала она и действительно дала ему чёткие инструкции.

Натуральная Гермиона, подумал про себя Мэтт и нехотя пошагал во внутренний двор.

Когда он вернулся на диван, покончив с дровами и камином, Ивы на нём, само собой, уже не было, она сидела рядом с Луной и Мак, причём Мак оперлась щекой на её плечо, а Луна и вовсе уложила голову Иве на колени.

Он бы поменялся местами с ними обеими, но ни один из его планов, как назло, не срабатывал. От досады Мэтт даже не попытался прикинуться увлечённым дамской мелодрамой под соусом научной фантастики, и вместо этого нагло вытянулся на диване, подложив под голову сложенный батник, а лицо накрыв локтем.

Мэтт, конечно, не спал ни минуты. Он просто лежал и думал о своём. О Брайсоне, о матери и об Иве.

Как только кино закончилось, Каролина тихонько сообщила:

– Ну что ж, нам, пожалуй, пора по домам, Мак. А ещё лучше, заночуй-ка ты сегодня у меня. Всё равно завтра утром на дежурство, а от меня ближе до больницы.

– Я думала у Ивы остаться, если её это не стеснит… – закинула удочку Мак.

Ива открыла было рот, чтобы сказать, что у неё свободны целых три спальни, но не успела.

– У Ивы негде, – отрезала мать. – Собирайся, давай. А ты чего расселась, – тут же ткнула она в бок Луну. – Домой-то собираешься?

– Я-то собираюсь, а что насчёт него? – Луна многозначительно кивнула в сторону вытянувшегося на соседнем диване мужского тела.

– Думаешь, без нас не разберутся? Давай уже, двигай, дорогуша, домой давным-давно пора.

– Мама, у меня полно места, пусть девочки остаются! – попыталась было возразить Ива.

– Дома спится лучше! – снова отрезала мать таким тоном, словно всем остальным в этой комнате, кроме неё, было по десять лет.

И не дожидаясь, пока некоторые особенно наглые и настырные личности ухватятся то ли за недалёкость, то ли за доброту на грани глупости её дочери, она в прямом смысле вытолкнула подруг Ивы в дождливую ночь.

– Не беспокойся, моя дорогая, я о них позабочусь! – заверила её мать. – Отдыхай!

Мэтт подумал, что не зря Каролина всегда ему нравилась. Мировая женщина, с такой приятно иметь дело. Недаром его мать тепло отзывалась о соседке.

Old Sea Brigade – Feel You

Как только гости убрались восвояси, а телевизор умолк, дом притих, и стало особенно отчётливо слышно, как дождь тарабанит по крыше и оконным рамам. Он впервые не ассоциировался у Мэтта с холодом и сыростью, скукой и вынужденной запертостью внутри стен. В этот вечер дождь, как ни странно, усиливал ощущение уюта и комфорта внутри даже не этого дома, в котором он родился и вырос, а внутри него самого.

Он услышал, как Ива направилась в гостиную, очевидно, чтобы собрать с кофейного столика оставшуюся посуду, и подумал, что надо бы встать и помочь, но не успел – совсем близко ему почудилось движение. Он приподнял с лица локоть и обнаружил, что Ива стоит около дивана и расправляет толстый плед, очевидно, чтобы его накрыть. Почти сразу его тело окутало приятным теплом, и когда Ива наклонилась, чтобы подложить ему под голову подушку, его рука аккуратно, но смело легла на её талию.

– Ты… чего? – с ужасом выдохнула Ива.

– Согрей меня.

Мэтт уверенно сдвинул ладонь на её поясницу и прижал Иву к себе.

– А я согрею тебя. Вдвоём точно будет теплее.

Он произносил свои слова шёпотом и так близко, что почти касался уха Ивы, её щеки, шеи. Что странно, ей не было щекотно, а ведь должно было быть. И что ещё страннее – это иррациональное желание ощутить такие же прикосновения у основания шеи, в яремной впадине, а потом ещё ниже. Иве так сильно этого захотелось, а дыхание Мэтта было таким горячим и нежным, что… она вдруг пришла в ужас от собственных мыслей и желаний.

– Отпусти…

Но вместо этого Мэтт её поцеловал: вначале мягко, а потом смело и чувственно. Его рот оказался марципановым на вкус, наверное, из-за съеденного торта, но настоящее потрясение у Ивы вызвал язык Мэтта: он трогал её губы, иногда проникал в рот и касался её языка. Ощущений у Ивы было так много, и они оказались такими интенсивными, что ей на миг почудилось, будто её душа оторвалась от тела. Всего на несколько мгновений время то ли остановилось, то ли растянулось, как густой мёд, в бесконечную прямую.

Это был не первый поцелуй в её жизни. Второй. Первый случился ровно двадцать лет назад, и целовали не её, целовала она, потому что её об этом попросили. Мэтт заявил, что хочет попробовать, и Ива знала почему – потому что Бен хвастал всем, что поцеловался с Эмми Скотт. Ива не могла позволить Мэтту быть хуже Бена, ещё тогда, в детстве, она чутьём понимала, как для него важен успех во всём. Поэтому её губы отважно прижались к его плотно сомкнутому, напряжённому рту.

Теперь, двадцать лет спустя, этот рот был смелым, требовательным и… нежным. Он был таким нежным, что её сердце то останавливалось, то билось, как сумасшедшее, кожа покрылась мурашками, а внизу живота начал цвети пряный сад.

Ива никогда бы не догадалась, что в этот момент Мэтт тоже помнил об их первом поцелуе. Точнее, о том, что именно он тогда почувствовал. Бен хвастал, но при этом по секрету сознался Мэтту, что приятного в поцелуе было мало, и главная сложность заключалась в том, что в чужом рту ведь чужая слюна. Главным выводом из опыта Бена следовала техника как можно более плотного сжимания челюсти, что Мэтт со всей прилежностью и воспроизвёл, когда лицо Ивы приблизилось к его лицу. Он помнил её первое прикосновение – оно было осторожным и настолько приятным, что он и думать тогда забыл о чужой слюне и впервые возбудился. Единственная причина, почему он не прижался и не попробовал поцеловать её сам, это происходящая с ним незнакомая физиология. Она не то что бы напугала его… вообще-то, именно напугала. Ему стало неловко и страшно, что Ива заметит его возбуждение. А ещё он растерялся, потому что впервые сам с подобным столкнулся и понятия не имел, как реагировать.

Теперь же он имел понятие практически обо всём, и его руки с силой вжали бёдра Ивы в его пах. Он хотел, чтобы она почувствовала его, и она почувствовала.

WILDES – Circles

С этого момента всё пошло по неожиданному сценарию. Ива резко отстранилась и попыталась встать, но Мэтт был слишком возбуждён и слишком сильно хотел её близости, чтобы это принять. Чем сильнее она противилась и отталкивала его, тем сильнее он прижимал её к себе. От нежности не осталось и следа, теперь его объятия были жадными и нетерпеливыми.

Он не осознавал сам того, что делает. Не понимал себя. Что-то большое и тяжёлое сдавливало его изнутри с таким напряжением, что воля и способность разумно рассуждать оказались парализованы. Им двигала какая-то тайная сила, и единственное, что он в этом мгновении совершенно ясно понимал – он хочет Иву физически.

Как давно хочет? Давно. Уже очень давно.

Ему пришлось сжать её ладони в своих, чтобы она не лупила его кулаками, не царапала.

А она, свирепо борясь за что-то одной ей ведомое, впивала ногти в его пальцы и шипела:

– Отпусти! Убери свои руки, урод! Отвали!

Но в ходу были уже не только руки: он зажал её между собой и диваном, чтобы коленями она не долбила его в пах и не могла бы причинить ему такую боль, которую он не сможет вытерпеть – в таком случае, она добилась бы своего, и он бы её отпустил.

Он знал, что никогда не возьмёт её насильно, как велико бы ни было его желание. И он также был уверен, что и она об этом знает. Всё, что ему нужно – ещё один поцелуй. Настоящий.

Он не прижался, прильнул к её рту при первой же возможности. Но не успел даже почувствовать его нежность – острая боль пронзила нижнюю губу, а за ней и верхнюю. От неожиданности из него вырвался то ли выдох, то ли глухой стон, но с места он не сдвинулся – стал наблюдать, как собственный рот заполняется металлическим вкусом крови. Это должно было его охладить, обязано было привести в чувство, но он только стал следить за тем, как боль волнами расходится по телу. Случись это с кем-нибудь другим – он бы взбесился, ведь в сексе его вкусы всё-таки тяготели к традиционности, и он этого никогда не скрывал – все его женщины были в курсе. Но сейчас, странное дело, боль почему-то несла ему облегчение.

Мэтт закрыл глаза и продолжил прислушиваться к себе… и к ней. Она тоже замерла, больше не шипела и не кусалась, не терзала его ладони ногтями.

«Сдалась…», подумал он. И, всё так же наблюдая за вспышками боли в травмированных губах, снова поцеловал. Сила тяжести выталкивала кровь из его рта в её рот, он понимал это, но уже не мог остановиться. Он целовал. Целовал за все прошедшие дни, когда ему уже так сильно этого хотелось, за все прошедшие месяцы, когда он сам не понимал, что с ним, и зачем за ней таскается, и за все прошедшие годы, за всё просмотренное, упущенное и прошедшее мимо.

Ему бы хотелось ощутить вкус её губ, сладость её языка, втягивать в себя тепло её дыхания, но всё, что он чувствовал – это внезапно обмякшее тело под собой и её покорно сдавшиеся ему губы. Ему показалось, они даже один раз ответили, но так неуверенно и слабо, словно это и не поцелуй был вовсе, а порхание крыльев погибающего мотылька.

Ему вдруг подумалось, что мир состоит из фальши. Он видел любовь в кино, в рекламе, ему даже пару раз довелось читать о ней в книгах. Он говорил, что любит, ему говорили, что любят, но никто ни разу не намекнул ему о том, что же это на самом деле такое. Никто не предупредил его о масштабах жажды, голода, потребности, вдавливающей в Иву с такой силой, что он не в состоянии оторвать от неё свой окровавленный рот.

Он целовал и целовал. Целовал губы, шею, плечи, грудь, живот – всё, до чего мог дотянуться, что мог освободить от одежды. Целовал осторожно, но не потому, что ему было больно, а потому что большее брать не смел. Только это, и только с целью обнажиться перед ней. Обнажиться не телом, как раньше перед другими, а всеми своими чувствами, всей своей душой, и только перед ней. Может быть, тогда она сможет простить его? Хотя бы только допустить мысль, что с ним у неё возможно большее, и случится оно по-настоящему и очень серьёзно. Серьёзнее не бывает.

А Ива и сама не знала, почему плачет. Нет, она даже не плакала, она рыдала, причём неистово и абсолютно лишившись возможности себя контролировать, скрывать свои чувства. Если бы Мэтт попытался её изнасиловать, даже это не разнесло бы её психику так, как это сделал его поцелуй. Ведь поверив во что-то лишь однажды, она даже не разочаровалась, нет, она разбилась о холодные тривиальные грани мира, в котором жила. Тот же самый человек, тот же самый мужчина, изменивший её внешне и внутренне до неузнаваемости, всего несколько мгновений назад касался её губ так, словно совершал таинство, и в этих прикосновениях было смысла больше, чем во всём прочем, что довелось ей узнать в жизни.

Ива потеряла почву под ногами. Больше не знала, во что верить, к чему стремиться. Её стройное представление о мире снова расстроилось, и новые мозаичные картины, собиравшиеся из его осколков, заставляли всё в ней сжиматься и одновременно расцветать нежными розовыми бутонами. Они распускались против её воли, против рассудка, вопреки всему, во что она верила и чего боялась.

Она не понимала, что на самом деле оплакивает утрату свободы и независимости, уходящими под руку с её одиночеством. Даже если всем тем картинам, которые всё ещё мелькали перед её глазами, сбыться было не суждено, она больше никогда не сможет жить спокойно и верить, что делает это полноценно. Ведь разве может женщина, однажды познавшая любовь, счастливо доживать остаток своих дней без неё?

Глава 16. Суд

Мэтт ушел ночью: тихо и незаметно.

Иву случившееся выбило из колеи настолько, что в понедельник она не смогла пойти на работу. Когда она начала раздеваться в ванной, чтобы принять душ, по всему телу обнаружились кровавые следы. Кровь, конечно, была не её, но зрелище шокировало.

Ива чувствовала себя униженной, и не столько действиями Мэтта (хотя именно ими в первую очередь), сколько своими собственными: разве стоило его кусать? Да, она защищалась, но разве так уж это было необходимо? С другой стороны, она всерьёз задумалась о том, что ей бы тоже не помешало обратиться в суд и потребовать ордер о неприближении. Так она и сделала.

Мэтт не появился на её горизонте ни в тот день, ни на следующий, ни на следующий за следующим. Ива не видела целую неделю ни его самого, ни его машину, ни Боню. Это было странным, потому что суд ещё даже не добрался до её прошения.

Однако вместо того чтобы выдохнуть и расслабиться, она напряглась ещё сильнее. И не зря: вскоре ей пришло письмо.

В письме говорилось о том, что судебное заседание переносится в связи с тем, что к иску Софии Конта присоединился иск Мэтта Росси с теми же обвинениями.

– Чего-чего, но не такого я от него ожидала! – всплеснула руками расстроенная до слёз мать.

Он и не такое способен, подумала про себя Ива.

Вообще-то, самое первое заседание уже состоялось в апреле. Ива явилась на суд без адвоката поскольку была уверена, что этот смешной иск-фарс судья быстро разрешит в её пользу. Однако судья заупрямился и, постучав молоточком по столу, приказал Иве явиться на следующее заседание непременно с адвокатом.

Когда Ива начала искать подходящего, оказалось, что даже самые дешёвые защитники ей не по карману. Среднее судебное дело по подобным искам обходилось ответчику около миллиона долларов. У Ивы таких денег, конечно, не было, да и не могло быть, учитывая её траты на подсадки, приют для животных, кредиты на дом и машину.

К поиску адвоката подключились также Каролина, Луна и Мак. Общими усилиями удалось отыскать вчерашнего студента совершенно без репутации, но с недавно полученной лицензией. Так как никто из троицы не верил в то, что иск Софии Конта может грозить Иве чем-то реальным и опасным, все сошлись во мнении, что «студентик» на роль адвоката вполне подойдёт.

Однако, изучив детально иск, «студентик» почему-то от дела отказался, заявив, что не хотел бы начинать карьеру с проигрыша.

Это был момент, когда Иве впервые стало немножко страшно: какой ещё проигрыш? Разве можно такое дело проиграть?

Самым обидным и одновременно несправедливым и даже унизительным было то, что теперь ей придётся отложить свои планы материнства: что если её всё-таки посадят в тюрьму? Одному богу известно, что в головах у этих присяжных, а ребёнку родиться в тюрьме никак нельзя – его могут отправить в другую семью. Ива не против дать жизнь, но Ива против ранить себя – кто знает, сколько у неё осталось выдержки, чтобы и дальше оставаться сильной?

Во вторник Иве позвонили из офиса некоего Ази Алави и сообщили, что господин адвокат хотел бы назначить Иве встречу в самое ближайшее и доступное для неё время. Она отказалась.

Всё дело в том, что Иве было хорошо знакомо это имя: когда они с матерью впервые изучали вопрос адвокатской защиты по делам о неоказании помощи или неумышленном причинении вреда, именно этот специалист назывался гуру подобных исков. В одной из найденных Ивой статей описывался случай погибшего от менингита ребёнка, родители которого лечили его травами и не обращались за помощью в больницу. По всем канонам родители должны были проиграть судебное дело, однако Ази Алави умудрился добиться победы. Ну и расценки на его услуги, естественно, тоже были как у гуру: родители погибшего ребёнка потратили полтора миллиона долларов на судебные издержки и оплату гонорара адвокату. Каролина тогда закрыла веб-страницу Ази Алави со словами: «Этот мир сошел с ума».

На следующий же день Иве снова позвонили, и на этот раз с ней говорил сам Ази. Ива ответила честно:

– Я читала о вас и знаю, что вы один из лучших. Но ваши услуги мне не по карману.

– Вам не придётся платить, – спокойно ответил Ази.

– Как это? – не поверила своим ушам Ива.

– Защиту по данному иску оплатит государство, независимо от того выиграем мы дело или нет.

Теперь Ива испугалась по-настоящему: если государство прислало ей такого специалиста, значит, дело серьезное. А так как у Мэтта есть деньги – он сам ей в этом признался – то у него есть все шансы размазать её, как шпроту по горбушке.

Пока Ива ехала в офис Ази Алави, у неё появились некоторые сомнения насчёт его бесплатности:

– И с каких пор один из самых высокооплачиваемых адвокатов предоставляется государством на безвозмездной основе? – спросила она едва ли не с порога.

Ази снисходительно улыбнулся.

– Всегда предоставляло, но не для всех.

– Верится с трудом. И как же государство определяет счастливчиков?

– Видите ли, Ива, всё, что связано с исками о неоказании помощи, всегда очень неоднозначно и скользко. Почва, на которой они возникают, всегда зыбкая. Иными словами, если истцы будут регулярно выигрывать такие иски, общество может деградировать в очень некрасивом направлении. Государство крайне не заинтересовано в таком развитии событий и вынуждено контролировать. В вашей ситуации государство на вашей стороне. Но суд независим, и наша цель – убедить его в том, что вы невиновны. А теперь, пожалуйста, расскажите, состоите ли вы, или состояли ли вы когда-либо в каких-либо отношениях с Маттео Росси?

Именно этот вопрос и был задан Иве обвинением, едва началось слушание. Вначале, конечно, попросили рассказать о происшествии, о её действиях, а также дать подробное объяснение того, как и почему она приняла решение спасать Маттео Росси.

Ива внезапно спросила себя: будь у неё шанс прожить этот момент заново со всеми теми знаниями, которые были у неё теперь, проехала бы она мимо? Никогда – ответила она себе. Она бы повторила всё в точности, потому что экспертиза показала: ребёнок Мэтта и Софии не выжил бы, и теперь она это знала наверняка. А у самого Мэтта был крохотный шанс, но Ива всё-таки умудрилась им воспользоваться.

Как ни странно, эта мысль полностью освободила её от напряжения.

– Я не знала, кто находится в машине, – ответила она обвинению и всему суду, а главное, Маттео Росси, сидевшему за одним столом с группой адвокатов и Софией Конта.

Ива заметила его сразу, как вошла в зал: сложно было бы этого не сделать, даже невзирая на то, что к её появлению в помещение уже набилось полно народу. Она не ожидала, что на её суде будет присутствовать такое количество людей, и ещё меньше ожидала увидеть здесь Мэтта – характер дела не требовал его присутствия, поскольку обвинение представляли адвокаты.

Мэтт сидел в первом ряду в белой тенниске и неизменной бейсболке. Когда в зал вошёл судья и началось заседание, Ива даже удивилась, как это никто не сделал ему замечание и не попросил снять головной убор.

– Любой нормальный человек в первую очередь помог бы ребёнку. Почему этого не сделали вы? – жёстко спросила адвокат обвинения – женщина в белом пиджаке и тёмных брюках.

Ирма Берг была олицетворением успеха. Ни в своём институте, ни уж тем более в своей клинике Ива никогда не встречала настолько харизматичных личностей. Всё в ней, от ухоженных тёмных волос, до уверенной тональности голоса, вопило о незаурядности и привычке побеждать.

Ази появился одним из последних и, прежде чем подойти к Иве и поздороваться, пожал руку Ирме, что-то шепнул ей на ухо, отчего та неприлично расхохоталась. Даже присяжные насторожились и с опаской посмотрели в её сторону. Да, Ирма всем своим видом внушала страх неизбежного поражения.

– Протестую, – безэмоционально произнёс Ази.

– Протест отклонён. Продолжайте, но избегайте ярлыков, – строго приказал судья.

Ирма кивнула и повторила вопрос:

– Почему вы не оказали помощь ребёнку?

– Я хотела, но он мне показался наименее пострадавшим.

– Как вы это поняли?

– Он единственный был в сознании. На нём не было видно никаких повреждений.

Ива хотела было добавить «в то время как у Мэтта зияла рана», но вовремя опомнилась и промолчала. Адвокат дал ей несколько инструкций, главная из которых – никогда самостоятельно не упоминать Мэтта, а если о нём спросят, вместо имени называть его «пострадавший мужчина».

– Но вы же так или иначе врач и должны знать, что у маленьких детей высока вероятность внутренних повреждений, невидимых снаружи!

– Протестую! – уже громче произнёс Ази.

– Протест принят, но, если ответчик желает, он может ответить, – решил судья.

– Да, – кивнула Ива, – я отвечу. Ветеринар лечит животных, а не людей. Поверьте, отличия есть и их много. Я никогда не изучала педиатрию, но есть нечто, что объединяет маленьких детей и животных – они не могут ничего сказать о своей проблеме. Если бы ребёнок мог сказать, что ему больно, поверьте, мои действия были бы другими.

Ази едва заметно улыбнулся – он хорошо подготовил Иву.

Но хорошая подготовка мало могла помочь, когда дело касалось Ирмы Берг.

– Что делал ребёнок? – спросила она.

– Он был пристёгнут к автокреслу.

– Это понятно. Но что он делал?

– Он в нём находился. Простите, я не совсем понимаю вопрос.

– Всё вы понимаете, – с ухмылкой заявила Ирма. – Как вы определили, что ребёнок в сознании?

Ива сразу поняла свою ошибку.

– Он плакал.

– Да, он плакал. Именно это вы и рассказали полицейскому. Почему же теперь вам непонятен простой и прямой вопрос: «Что делал ребёнок?».

– Протестую! – громыхнул Ази.

– Отклонено.

Иву бросило в жар, лица присяжных вытянулись.

– Разве детский плач не является первым признаком боли? Сигналом о том, что требуется помощь? – надавила Ирма.

– Я плохо разбираюсь в детях, но так как на ребёнке не было видимых повреждений, мне показалось, он плакал от страха.

Лица присяжных вытянулись ещё сильнее, Ази недовольно нахмурился.

И именно в этот момент Ирма и вытянула свой джокер:

– В каких отношениях вы находитесь с Маттео Росси?

– С обвинителем мы учились в одной школе и дважды попадали в одно подразделение, – ответила Ива, как учил её Ази.

Матёрый адвокат сразу предупредил, что с высокой долей вероятности обвинение будет строиться вокруг сексуальной заинтересованности Ивы в Маттео. Иву в прямом смысле тогда передёрнуло – самой ей подобное никогда бы не пришло в голову.

Впрочем, и теперь, уже зная о том, как именно её будут атаковать, вопрос вызвал у Ивы приступ аритмии. Она почувствовала, как покрывается нервными алыми пятнами, и от страха, что присяжные неверно могут истолковать её реакцию, Иву бросило в жар ещё сильнее.

– Прежде чем задать следующий вопрос, хочу напомнить ответчице о том, что она поклялась на библии говорить правду. Вступали ли вы в сексуальные отношения с Маттео Росси?

Ази предупреждал, что её об этом спросят. Но Иве всё равно потребовалось усилие воли, чтобы не взглянуть на Мэтта, чёрт бы его побрал. Считаются ли поцелуи сексом? Особенно, если целовал он её в такие интимные места, как грудь? Секс – это проникновение, решила для себя Ива, а его, к счастью, не было.

– Нет, – как можно увереннее постаралась произнести она.

Ирма кивнула, словно именно такого ответа и ждала.

– Допустим, секса не было. Но вам бы хотелось?

– Протестую! – наконец-то отозвался Ази.

– Принято.

Ива спроецировала вопрос на «последние семь лет».

– Нет, никогда.

Она не выдержала и один раз коротко взглянула на Мэтта: он сидел, скрестив на груди руки, и выражения его лица не было видно из-за козырька бейсболки, так как он, немного склонив голову, смотрел, очевидно, на свои руки.

– Скажите, были ли вы влюблены в Маттео Росси в школьные годы?

Ази напрягся и нервно выпрямил спину: Ирма задала этот вопрос не просто так, а Ива никогда не упоминала о своей влюблённости.

Ответчица сильно растерялась. Она ведь клялась.

– Да, – ответила она.

Ирма довольно расцвела. В её послужном списке практически не было проигранных дел.

– Когда-то давно в школе, Маттео Росси мне нравился, – Ива просто оказалась не в состоянии назвать его «пострадавший мужчина», да и это было бы просто смешно в контексте «влюблённости». – Но это было очень давно. А в последние семь лет я ни разу его не видела.

– Вы считали годы с момента последней встречи?

– Нет, просто мне уже задавали этот вопрос, и я тогда прикинула, когда мы виделись в последний раз – это была свадьба нашего общего друга.

– То есть, с Маттео Росси вы всё-таки дружите?

– Мы общались в детстве. Лет в семь, восемь. Реже в более старшем возрасте, и совсем не общались лет после тринадцати.

– Он потерял к вам интерес?

– Просто наши пути разошлись.

– Вы ревновали Маттео к Софии Конта, она ведь тоже ваша одноклассница?

– Мы учились в одной средней школе.

– Какие отношения вас связывали с Софией?

– Одно время мы были подругами.

– А почему перестали дружить?

– Наши пути разошлись.

– Не потому ли, что Маттео и София начали встречаться?

Иву этот вопрос словно разрезал пополам. О том, что у Маттео и Софии всё случилось в первый раз, Ива узнала от самой Софии, и в то время ей казалось, она просто умрёт. Ей было это и дико, и странно – ведь обоим тогда ещё не исполнилось даже четырнадцать, и почему-то больно. Но с тех пор много воды утекло.

– Пока я училась с Софией и Маттео в одной школе, они не были парой… или я этого ни разу не увидела. Что было позднее, уже после того, как я ушла, мне тоже неизвестно.

Ива сказала правду. Невзирая на то, что София расписывала ей в мельчайших подробностях их с Мэттом «первый раз», вместе по школе они никогда не ходили и парой себя не объявляли. На глазах общественности Мэтт всегда проводил время с ребятами, а София с подругами, так что Иву ненароком даже посетила мысль, а не врёт ли София о сексе? Но позднее Ива случайно увидела обоих целующимися, причём весьма увлечённо – руки Мэтта нагло шарили у Софии под футболкой, и под сомнение интимность их отношений она больше не ставила. Точнее, запретила себе думать об этих отношениях вовсе.

– Почему вы перешли на домашнее обучение?

– Моя мать решила, что для меня так будет лучше.

– Над вами издевались в школе?

– Я бы так не сказала.

– Обвинению известно об инциденте, который спровоцировал ваш уход. Расскажите о нём господам присяжным.

– Протестую! – горячо рявкнул Ази.

Но если бы он знал, о чём речь, ни за что не стал был протестовать.

– Протест принят, – откликнулся судья.

Однако Ива пожелала ответить:

– Я ушла, потому что учиться самостоятельно выходило у меня лучше. А «инциденты» случаются в школах постоянно. Если бы все, кого они коснулись, уходили, в школе никого бы не осталось.

Ирма недобро ухмыльнулась. Она знала, что произошло, но также она знала, что расскажи Ива о происшествии, это дало бы ей сто очков в глазах присяжных. Но Ирма была уверена, что Ива не станет об этом говорить, и не ошиблась, однако у присяжных уже сложилась нужная картинка: между Ивой и Мэттом всё-таки что-то было, хотя Ива в начале суда заявила, что нет, мол, никогда не было. А присяжные не любят, когда им врут. Они, в отличии от опытного судьи, совсем перестают верить и начинают обвинять.

– Почему вы не попытались помочь Софии?

– Потому что я увидела серьёзную рану и кровотечение у другого пострадавшего. У меня не было времени и возможности тщательно всех осмотреть, поэтому я постаралась помочь тому, кто не дожил бы до приезда спасателей.

– Вы же не врач, как сами подчеркнули, на основании чего вы стали делать прогнозы?

– Там не нужно было быть врачом… кровь просто лилась ручьями, залила лицо и одежду. В пострадавшем невозможно было узнать Маттео Росси, – честно ответила Ива.

Ази её предупредил, что покажет судье и присяжным фото Мэтта, сделанное в больнице предусмотрительным персоналом, и приказал особенно подчёркивать в своих ответах, что Маттео был неузнаваем.

– Это мы уже поняли, – Ирма и сама видела фото. – Но Софию вы должны были узнать.

– В момент, когда я осматривала машину, её лицо тоже было в крови, хоть и не так сильно, но обзор был плохим из-за подушки безопасности.

– То есть, вы утверждаете, что Софию Конта, подругу детства вы не узнали тоже?

– Нет, – честно ответила Ива.

Присяжные недоверчиво покачали головой.

– Гражданский долг требует вызвать на место происшествия спасателей, но не требует подвергать собственную жизнь опасности. Вы свою подвергли и не раз: рядом с машиной, которая могла взорваться, на дороге, где вы несколько раз нарушили правила вождения, и это зафиксировано на нескольких видеозаписях. Я прошу у суда разрешения их продемонстрировать.

Лихое вождение Ивы вызвало у мужчин оживление, а у женщин – глубокое осуждение.

– И вы утверждаете, что не узнали ни Маттео Росси, с которым учились вместе и дружили в детстве, ни Софию Конта, с которой были подругами и которая встречалась с Маттео в средней и старшей школе?

– Протестую. Давление на ответчика.

– Протест отклонён.

Присяжные поджали губы – им очень бы хотелось услышать, станет ли Ива врать дальше, когда обратное налицо: какой здравомыслящий человек станет такое вытворять ради спасения малознакомого пострадавшего?

Ива собрала в себе последние силы и ответила:

– Я спасаю жизни каждый день, пусть и не человеческие. Привыкла быстро принимать решения и действовать, иначе можно опоздать. Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое и знать, что за попытку спасти меня потащат в суд, я, может быть, и не стала бы лезть в машину, резать ремни, тащить человека и везти в больницу. Я бы, возможно, бросилась искать телефон, чтобы позвонить, потому что у моего села батарея до того, как я успела сообщить об аварии.

Ази кивнул – у него имелся документ, подтверждающий, что Ива звонила, но не успела ничего сказать, и это был важный момент в его стратегии защиты.

– Но знаете… – вдруг продолжила Ива, – мне кажется, когда видишь, как кто-то умирает, и можешь помочь, даже судом напугать сложно.

Присяжным понравился её ответ, но Ирма быстро поменяла его полярность:

– Особенно когда этот «кто-то» тот, в кого ты всю жизнь влюблена, – заключила за Иву Ирма. – У меня больше нет вопросов к ответчице. Я бы хотела перейти к свидетелям со стороны обвинения.

Однако вопросы к ответчице были со стороны защиты. Ази расстарался на славу: и её успехи в учёбе подчеркнул и даже тот факт, что она основала деревенскую ветеринарную клинику, где принимают любых животных с любыми проблемами, а не только собак и кошек. Особенно Ази остановился на изобретённой Ивой программе бесплатной помощи животным, чьи хозяева не в состоянии оплатить услуги ветеринара.

Ива диву давалась: откуда у Ази столько о ней информации? Она ведь ничего такого ему не рассказывала.

Однако созданную им картину всё же получилось подпортить Ирме. Она вдруг объявила, что у неё появилось ещё несколько вопросов к ответчице.

– Правда ли, что вы организовали на территории своего двора незаконный притон для животных?

Ива машинально взглянула на Мэтта: как он мог? Взять, да и слить своему адвокату такое о ней. А ведь они в тот день совсем как в давние времена по-дружески общались! Правда, ничем хорошим это общение не закончилось.

Иву передёрнуло.

– Не притон, а приют. И с точки зрения закона я ничего не нарушаю: животные принадлежат мне. Живут они в гораздо лучших условиях, чем тем, в которых их содержали в приюте. Главное, живут, и даже находят семьи.

– Каким образом?

Ива снова покосилась на Мэтта. И об этом она ему тоже рассказывала.

– Ребята мне помогают.

– Какие ребята?

– Школьники. Когда-то давно я вела уроки в воскресной школе для малышей. Теперь все они подросли, и многие часто заглядывают ко мне, чтобы повозиться с животными.

– То есть, вы используете труд детей?

– Ребята сами вызвались помочь, да и идея эта – популяризации проблем тех животных, от кого отказались семьи – пришла именно им в голову. Дело в том, что животное содержится в государственном приюте только три месяца, и, если за это время не находится семья, таких животных усыпляют. Живут они в клетках и часто начинают болеть. Многие не знают, а ведь и у животных бывают депрессии, а на их фоне развиваются такие заболевания, как упорная диарея, например. Государственная система приютов и поиска семьи для животных-отказников сильно неповоротлива, и не использует современные каналы. Социальные сети, я имею в виду. Мои ребята распространяют информацию в Дискорд, Инстаграм, Слак и других приложениях, и почти каждому находят семью. Иногда на это уходит пару недель, иногда месяцы. А вот недавно удалось пристроить собаку, которая прожила у меня два года, и никто не хотел её брать.

Ива снова посмотрела на Мэтта, но тот так и не поменял своего положения, сидел как каменное изваяние.

– Кто финансирует всё это мероприятие? – уже нервно спросила Ирма.

Её вопросы вели явно не к тому эффекту, на который она рассчитывала: о приюте Ива говорила горячо и с запалом, было видно, что эта тема очень для неё важна, и она сердцем болеет за тех, о ком говорит и кому помогает.

– Я, – ответила Ива. – Иногда ребятам удаётся собрать пожертвования. Недавно вот один добрый человек пожертвовал двадцать тысяч.

Ирма оживилась. Может, приют – это средство заработка?

– А сколько уходит средств на приют в месяц?

– По-разному, это зависит от отопительного сезона и от того, сколько в нём живёт животных. Число ведь это непостоянное, оно всё время меняется.

– Сколько в среднем?

– От пяти до десяти тысяч. Это расходы на корм и лекарства, отопление помещения, воду. Также я выплачиваю кредит за землю, на которой находится приют, и само помещение. На строительство тоже пришлось брать кредит.

– У меня больше нет вопросов, – сдалась Ирма.

Дальше опрашивали свидетелей со стороны обвинения. Ими оказались две бывшие одноклассницы – Ива совсем этому не удивилась, и миссиc Паттерсон – тут она уже напряглась.

Одноклассницы, как и следовало ожидать, в один голос утверждали, что Ива была влюблена в Мэтта, и об этом знала вся школа. Собственно, эти заявления мало кого впечатлили, поскольку Ива неожиданно для обвинения и себя самой уже созналась в этом «постыдном грехе» своим недвусмысленным «да».

Эми Лу выступала второй свидетельницей по счёту и одной только влюблённостью Ивы не ограничилась.

– Она ведь из-за него и из школы-то ушла…– начала было Эми. – Ива и в школе всегда такой была, даже чересчур старательной.

Но её буквально на полуслове оборвала Ирма:

– Спасибо, у обвинения вопросов больше нет.

– Они есть у защиты, – выпрямился Ази.

Глаза его недобро сверкнули.

– Остановитесь, пожалуйста, на этом моменте подробнее.

Стратегия его защиты менялась на ходу. Ази был не из тех, кто сдаётся без боя.

– А, ну да, – произнесла свидетельница и с опаской взглянула на Софию.

Та же всем своим видом транслировала недвусмысленное послание: «заткнись, дура».

Но тут вмешался судья:

– Уважаемая, Эми Лу. Расскажите, пожалуйста, суду об известных вам причинах уходы Ивы Джонсон на домашнее обучение.

– Ну, насчёт домашнего я ничего не знаю, так поговаривали в школе…

– Эми Лу. Вы сейчас даёте свидетельские показания, и мы ждём от вас подробный и правдивый ответ.

Голос судьи звучал строго и Эми не на шутку испугалась. В конце концов, она ведь на библии клялась, а отвечать требовал сам судья.

– Ну, в общем, Мэтт придумал, как её… даже не разыграть, а я не знаю, как сформулировать… Короче нам по науке тогда дали задание нарисовать человеческое тело и подробно изобразить мышцы, органы и прочее. Наш класс разделили на две группы, получилось около пяти-шести человек в каждой. Одни должны были рисовать мужское тело, а другие женское. Нам попалось мужское, и когда обсуждали организационные моменты, Ивы почему-то не было, и кто-то пошутил, что от вида мужского органа она скорее всего упадёт в обморок. А Мэтт что-то ответил в духе того, что мы её жизни научим. Реальной жизни – да-да, именно так он и сказал. И тогда он это предложил. Иве потом сообщили неверное время сбора в классе для выполнения задания, так что она опоздала на два часа, когда всё уже было нарисовано. Всё, кроме… ну вы понимаете.

– Нет. Уточните, – потребовал Ази.

– Всё, кроме мужского органа. И так вышло случайно, не намеренно, что каждый писал своё имя в свободном месте и потом стрелочкой указывал на то, что он нарисовал. Ивино имя Мэтт написал, ну и провёл стрелочку туда… Она когда это увидела… в общем, ей плохо стало. Кажется, это называется паническая атака. Мы тогда сильно испугались и, честное слово, пожалели обо всей шутке. Правда, Ива быстро пришла в себя, забрала плакат и сказала, что свою часть дорисует дома. Честно говоря, никто не решился с ней спорить. В итоге она принесла полностью перерисованный плакат и имена участников написала в углу обычным списком, без стрелок. Кстати, орган… мужской, да и не только его, она хорошо нарисовала. Достоверно. Наверное, из медицинского атласа срисовывала, у неё ведь мать медсестра. Правда, в школе с того дня Ива Джонсон больше не появлялась.

Ива взглянула на Мэтта. Он сидел в той же позе, но теперь одной рукой сжимал переносицу. Вторая его рука была прижата к животу в районе солнечного сплетения, причём так, что аж пальцы побелели. На запястье алел красный шнурок.

Иву вначале бросило в жар, затем в холод. Столько лет прошло, а до сих пор почему-то больно. Тогда она всё никак не могла взять в толк, почему Мэтт не защитил её, не оградил о такого унижения и позора? А оно вон как, оказывается, было. Ива по юности всё искала оправдания тому, что называла «страхом перед общественным порицанием» и никак не хотела величать трусостью, а трусов-то и не было, защищать её было некому. Мэтт сам всё это придумал, всех подбил и провернул. Да, она до сих пор помнила, как хватала ртом воздух, а вдох сделать никак не могла.

– Спасибо, – озадаченно сказал Ази. – У меня вопросов больше нет.

Присяжные выглядели растерянными. Картинка не складывалась: так кто ж тут злодей? И по всему выходило, что Иве Джонсон не было вообще никакого интереса спасать Мэтта. Может, она и впрямь его не узнала?

Следующей свидетельницей от обвинения выступила миссис Паттерсон. От первой же её фразы лицо Ирмы слилось одним фоном с её белым пиджаком.

– Не было у нашей девочки никаких там «отношений» с этим козлом-блядуном! Не для таких, как он, её мама растила!

«Протестую!» от стороны обвинения и «Миссис Паттерсон!» от судьи никак не повлияли на желание свидетельницы свидетельствовать дальше:

– А как бы вы думали? – лязгнув тростью по бортику своей трибуны, продолжила Миссис Паттерсон. – Такая наша девочка умница, училась всё училась, теперь животных лечит, и котика, вон, моего с того света достала, и козла этого полукровку итальянского, а он вместо благодарности ей что? В суд потащил!

– Миссис Паттерсон, это последнее предупреждение! – рявкнул судья.

– Никогда её с ним не видела. Ни разу. Чужие они. Разного поля ягоды.

– Спасибо свидетель, вы свободны.

Ирма с трудом поняла, что произошло: эта подлая старая бабка её обманула. На вопрос: «Сможете ли вы подтвердить романтический характер отношений Ивы Джонсон и Маттео Росси», бабка клялась, что: «Да, мол, и ещё как».

Но у Ирмы был козырь в рукаве.

– Обвинение хочет вызвать ещё одного свидетеля.

Дверь в зал заседания открылась, и в него вошла Мак.

Ива вытянулась струной. Ей показалось, что корабль вот-вот потонет.

– Скажите, – почти с раздражением начала Ирма. – Как часто Ива Джонсон приходила к Маттео Росси, пока он лечился и восстанавливался в больнице?

– Она к нему не приходила, – заявила Мак.

Ирма побагровела.

– При досудебной подготовке, вы утверждали, что Ива посещала больницу несколько раз!

– Да, такое было. Но к Мэтту в том смысле, на который вы намекаете, она ни разу не приходила. Первый раз был сразу после аварии, её тогда саму мать откачивала успокоительными. Второй раз она пришла через день и спросила в регистратуре, что с пострадавшим, ну, в смысле, выжил ли.

Ирма просияла, а Мак продолжила:

– Я её встретила в коридоре и буквально заставила к нему войти, а она упиралась – ни в какую, так что мне её прямо втолкнуть пришлось.

– Зачем?

– Ну как зачем? Она ведь его спасла. Именно спасла, понимаете? У него же шансов практически не было. То есть Ива – это один шанс на миллион. Что, если бы в тот момент она не проезжала мимо или проезжала бы парой минут раньше или позже? Да там даже пары минут не было! У пострадавшего случилась остановка прямо в приёмной, хорошо, что вся аппаратура уже была под рукой, а так бы не выжил. А если бы Ива испугалась и не стала его вытаскивать? А если бы вытащила не его, а ребёнка? Не выжил бы никто из двоих. Ребёнка спасти было нельзя – это факт. Точнее, вероятность стремилась к нулю.

– Но была?

– Ничтожно маленькая.

– Но вы ведь сами только что утверждали, что у Мэтта Росси был один шанс на миллион, то есть спасти всё-таки можно?

– Его можно было спасти при решительных действиях, а ребёнка нет. Это ясно следует из заключения патологоанатома – многочисленные разрывы внутренних органов, полученные вследствие удара, а также перелом шейного позвонка. В таком маленьком возрасте подобные травмы несовместимы с жизнью.

– Вернёмся к вопросу посещений Ивы. Как часто она приходила к Мэтту Росси, когда он пришёл в сознание?

– Да всего пару раз, и то, её мать попросила. У него не было родственников, и никто не приносил ему еду. Да и когда она приходила, он в основном спал, так что она оставляла ему смесь и воду, и сразу уходила.

Ива невольно задалась вопросом: откуда Мак всё это известно?

Ирма покосилась на Ази, и взгляд её обещал жестокую расправу. По её мнению, налицо были манипуляции или даже подкуп свидетелей. Но Ази недоумённо пожал плечами.

– Вы же утверждали на досудебной беседе, что Ива ухаживала за пострадавшим, как родственница?

– Нет, не Ива, а её мама, Каролина Джонсон. Вы, наверное, меня неправильно поняли. Иву-то, как раз, Каролина как только не просила почаще к Мэтту приходить, но она ни в какую не хотела.

– А почему Каролина просила об этом свою дочь?

– Ну как почему? Они ведь с матерью Мэтта подругами были в прошлом, а он теперь совсем без никого остался. Говорю же, никто к нему не приходил, а питание таким больным прописывается индивидуальное, такое просто в магазине не купишь. Обычно близкие всё готовят дома.

– О каком питании речь?

– Так как Маттео прооперировали желудок и часть кишечника, ему были прописаны смеси типа смузи. Каролина готовила их сама, опять же потому что некому, ну и я, когда могла, а Иву уже просили, когда ни я, ни Каролина не могли. Она со скрипом, но делала. Было видно, что Мэтт как бы… ей не очень нравится.

– Почему?

– Понятия не имею.

Второе заседание было назначено на начало июля.

Ази Алави извинился перед судом и присяжными заседателями за отсутствие своей клиентки, пояснив, что ей пришлось отправиться на неотложный вызов к лошади. На самом деле это была корова, но Ази знал, что судья увлекается конной ездой и даже владеет парочкой скакунов.

Судья кивнул, одобрив причину отсутствия, и приказал защите предъявить суду своих свидетелей, если таковые имеются. Выступили, конечно, все: и Каролина, и Луна, и даже Бен.

– Знаете, я бы хотел сказать пару слов о том, что так бурно обсуждалось на прошлом заседании, но мне тогда не давали слова, – заявил Бен, едва его вызвали.

Он взглянул на Мэтта, сидящего неподалёку за столом обвинения, и не без удовольствия отметил кровоподтёк на скуле друга. «Мало, – подумал про себя Бен. – Надо было ещё».

– Суд не обсуждает, суд выслушивает и выносит решения! – недовольно поправил его судья.

– Пусть так. Я хотел бы высказаться насчёт чувств Ивы. Пока она сама на суде не призналась, что Мэтт ей нравился в школьные годы, у меня и подозрений не было. То есть, моя цель подчеркнуть, что, если у неё что и было на сердце, она это никак и никогда не показывала. Никому. Я всегда думал, что это всё просто девчачьи сплетни, а вообще… всё это свинство, конечно, так обсуждать человека.

Бену задали несколько вопросов и отпустили. Однако он уходить не спешил, Медина ведь отпустила его на весь день, и от себя добавил суду фактов о том, какой Ива ценный специалист, и как сильно она помогает местным фермерам, и как плохо было до того, как Ива открыла свою клинику. Бен даже не постеснялся назвать конкретные цифры потенциальных убытков, если бы не Ива с её знаниями и магической способностью почти всегда помочь. Он даже вынул из-за пазухи распечатанное на обычном принтерном листе фото своего коня Туни, спасти которого было невозможно, но Ива всё-таки нашла способ и вылечила его.

После ещё парочки свидетелей, коими оказались сотрудник больницы и патологоанатом, судья нетерпеливо объявил, что истцам и ответчику предоставляется последнее слово.

Ази задвинул красноречивую речь в своих самых лучших традициях, София жалобно простонала, что утешить её материнское сердце теперь сможет только справедливость, и что женщина в первую очередь не кошка, а человек, и решения должна основывать на долге и гуманности, а не на сексуальном интересе. Как только она умолкла, все облегчённо выдохнули – дело близилось к концу.

Однако второй истец, присутствие которого вызывало вопросы у всех без исключения, внезапно изъявил желание тоже держать речь. Несчастные присяжные совсем не понимали, зачем, вообще, этот человек приходил и сидел тут целых два дня, и какова логика его действий? Он хочет посадить в тюрьму девушку, которая спасла его, вместо его сына?

У Мэтта были ответы на все их вопросы. И даже больше.

– Это довольно сложно и странно… опасаться открыть рот и, наконец, произнести то, что на самом деле хочешь сказать, потому что профессионалы юриспруденции способны развернуть твои же слова против твоей же цели. Я долго колебался. Точнее, я боялся повлиять не так, как было бы правильным и справедливым. Но знаете, что мне пришло в голову? Если наше общество настолько погрязло в цинизме, есть ли смысл продолжать в нём жить? Я очень тоскую по своему сыну. Он был самым важным в моей жизни. И, наверное, я не единственный отец, для кого ребёнок стал единственным смыслом. И как отец, я бы отдал всё, что могу, пожертвовал бы собственной жизнью, только бы Ива Джонсон приняла другое решение, когда у неё была такая возможность. Но как человек и гражданин, я понимаю, что в случае, если это дело будет проиграно Ивой, в будущем мои другие одноклассники, сослуживцы, мои бывшие девушки и все остальные жители Британской Колумбии побоятся не только остановить свою машину и кому-то помочь, они побоятся даже звонить в службу спасения, ведь всегда может найтись кто-то, кто обвинит их в неоказании помощи. Это страшно. Это сотни, а может и тысячи других смертей.

Со вздохом Маттео добавил:

– У меня никогда не было с Ивой Джонсон никаких отношений кроме дружеских, да и те остались в далёком детстве. Потому что, когда я вырос, я перестал быть человеком, с которым можно дружить. Я обижал Иву, и не раз. Как, впрочем, и многих других. Несмотря на это она сохранила мне жизнь. До последних событий мы не виделись в течение семи лет, а судя по тому месиву, которое я видел на фотографиях, узнать меня было сложно. Но я знаю точно одно: если бы Ива могла, она спасла бы моего сына. Просто она не могла. А правда заключается в том, что я изменял Софии. Много, часто… и она об этом знала. Мы скандалили. Всегда. Почти постоянно. Мы скандалили в тот день, мы скандалили в тот самый момент, и, если у меня и был шанс вовремя увидеть грузовик, мы с Софией утопили его в скандале. Поэтому весь этот иск к Иве Джонсон похож на смешной фарс и попытку свалить свою вину на другого. Если кто и виноват в смерти моего сына, то это я и София. Спасибо. У меня всё.

Пока Маттео возвращался на своё место, в зале суда не было слышно ни звука, кроме его шагов. Он сел, и помещение погрузилось в полную оцепенелую тишину. Только спустя время судья объявил:

– Суд удаляется для вынесения решения.

Присяжные совещались недолго, хотя мнения разделились: кто-то поддерживал Иву, кто-то Софию, но почти все сошлись на том, что «данный иск – это попытка переложить вину на другого». Тот факт, что Ива спасала того, в ком была заинтересована, был обвинением доказан, но сам по себе преступлением не являлся, а вот заявление Мэтта об изменах и скандалах с женой, в том числе и в день аварии, расставило всё по своим местам.

Глава 17. Кто виноват

Несколькими неделями ранее, когда Бен позвонил Мэтту и поинтересовался, куда тот пропал, Мэтт ответил, что не может собрать мозги в кучу. Так он обозначил другу своё эмоциональное состояние, а стало оно таким после их технически не первого, но первого взрослого поцелуя с Ивой. Все последующие дни Мэтт находился в полнейшем раздрае и никак не мог ни понять, ни осознать ни поведения Ивы, ни своего собственного. Дело в том, что он никогда не позволял себе делать с женщинами что-либо против их воли. Он был для этого слишком хорошо воспитан и слишком нормален.

А может, ты попросту ни разу в жизни не хотел кого-то настолько, что оказался не в состоянии остановиться? – гнусаво пробурчал голос на задворках его сознания. А ведь он действительно слетел в тот вечер с катушек: с того момента, как его губы впервые прильнули к Иве, он потерял реальность.

С одной стороны, ему было стыдно перед Ивой за несдержанность и многие свои действия, а с другой, он отчётливо понимал, что и её реакция – это тоже абсолютно никакой не вариант нормы. Она ведь вначале не отталкивала его, и он даже был уверен в том, что и ей хорошо, и что происходящее между ними движется в нужном направлении, однако в Иву, ни с того ни с сего, какой-то чёрт вселился. Она, как дикая кошка, его покусала, а он, как ополоумевший болван, продолжал её целовать своим окровавленным ртом. Стоило Мэтту об этом вспомнить, как на него снова накатывала апатия на грани депрессии.

В какой-то момент он даже решил, что раз уж с Ивой ничего путного не выходит, может, ему стоит сблизиться с кем-то другим? Однако с кем-то другим сближения почему-то не получалось. Стоило начаться разговору с очередной дамочкой, как Мэтт мгновенно терял интерес и ловил себя на том, что снова думает об Иве. Однажды, когда дело дошло до секса с одной весьма приятной дамой из паба, Мэтт окончательно убедился в том, что с мозгами у него не всё в порядке. Возбудиться у него получилось быстро, но вот закончить начатое так и не удалось – в течение всего акта Ива не шла у него из головы, а вместе с ней и жуткое чувство, будто он делает что-то нехорошее. Слово «предательство» пульсировало у него в голове, хотя он никак не мог понять, кого предаёт? С Ивой у него никаких отношений нет, хотя он, ну что греха таить, может, и хотел бы.

Судебное заседание окончательно выбило из Мэтта дух. Точнее, не всё оно целиком, хоть это и было то ещё испытание, а одно «да» ответчицы, которое он услышал слишком чётко, чтобы позволить себе роскошь в чём-то сомневаться. Ива всё-таки была в него когда-то влюблена, и теперь он об этом услышал от неё самой.

Была влюблена в школе, улыбалась семь лет назад и охотно тянулась к общению, смотрела с глубинной обидой на свадьбе Бена…

А что же теперь?

А теперь то, о чём раньше не хотелось думать, предстало перед Мэттом болотом, которое ни обойти, ни объехать, только лезть по самые уши в грязь, и тянуть нет никакого смысла, потому что жизнь – это всегда движение вперёд, топтаться на месте никак не получится.

Мэтт решил, что дальше так продолжаться не может, и он во всём должен разобраться. Нельзя игнорировать непонятные проблемы, от этого они никуда не деваются, а только накапливаются.

Он направился к Каролине с одной просьбой – узнать имя психотерапевта, у которого консультируется Ива. Каролина упиралась недолго. Выяснилось, что Ива не консультируется, а лечится на регулярной основе вот уже почти шесть лет. Цифра показалась Мэтту знакомой, но он в очередной раз поспешил прогнать от себя неприятную и неудобную мысль, ну, по крайней мере, до того момента, пока сосущее изнутри подозрение не подтвердится фактами.

При виде Мэтта глаза психотерапевта округлились, а лицо приняло раздражённый вид. Впрочем, дамочка быстро взяла себя в руки и даже с улыбкой поинтересовалась у Мэтта, чего тому надобно.

– Я бы хотел получить у вас… курс лечения, или как это называется, не знаю.

– Сеансы психотерапии.

– Пусть будут сеансы. Когда я смогу прийти на первый?

– К сожалению, я не принимаю новых пациентов.

– Вы обманываете?

– Никакой лжи. В следующем месяце я уезжаю в отпуск, поэтому начинать лечение сейчас, а затем прерывать его будет непрофессионально.

– Почему же ваш ассистент, назначая эту встречу, меня не предупредил?

– Да, это ошибка моего помощника. Я прошу прощения за это недоразумение. Сегодня же Линда подготовит для вас список других практикующих терапевтов. Вы можете смело обращаться к любому из них, это прекрасные специа…

– Когда вы вернётесь?

– Послушайте, Маттео. Помимо моего отпуска есть и другие причины. Я не могу вас консультировать.

– Почему?

– Это будет неэтично.

– Неэтично? Я пришёл к вам за помощью. Да, мне нужна помощь. Мне нелегко было это признать, но самостоятельно разобраться со своими проблемами я не способен. Раньше мне очень помогала мать, но теперь её нет, и я обращаюсь к вам.

– Допустим, вы здесь не с вопросами, а с проблемами. Давайте начистоту: в истории болезни одной из моих пациенток фигурирует ваше имя, и вы наверняка об этом знаете, поэтому и выбрали именно меня.

На мгновение Мэтт оторопел. Не от прямолинейности докторши, конечно.

– Я этого не знал. Точнее, был в курсе, что она лечится у вас, и именно поэтому обратился к вам же, но я не знал, что её проблемы…

– Зачем вы лжёте?

От того, каким тоном психотерапевт вернула Мэтту вопрос, у него волосы на затылке встали дыбом. Он не нашёлся, что ответить.

Внезапно доктор сменила тон.

– Послушайте. Ива лечится у меня давно, и так как лечение ей особо не помогает, а человек она очень хороший, я предложила бесплатные сеансы. Ива, правда отказалась, и её же деньги мне приходится тайно жертвовать её приюту, но дело не в этом, а в том, что она давно уже не просто мой пациент, она мой друг, и в этой ситуации я целиком на её стороне. От меня вы ничего не узнаете, и сейчас напрасно тратите время.

– Не напрасно, поверьте, – покачал головой Мэтт. – Возможно, я здесь, чтобы помочь нам обоим? Вам это не приходило в голову? У меня тоже проблемы, я не врал. Они и связаны с ней, и нет. Мне нужна помощь со всем этим, потому что самому разобраться не получается. Что если, помогая мне, вы поможете и ей? А её приюту я пожертвую много. С лихвой покроет все те годы, которые она будет к вам ходить. Или не будет – это зависит от вас.

Мэтт был чемпионом, когда дело касалось силы убеждения или способности очаровывать людей. Чемпионские задатки не подкачали его и на этот раз.

На сеансах терапии он честно рассказывал о боли, связанной с потерей сына и с безграничным чувством вины, которое складывалось из многих отдельных, а точнее «вовремя не сделал». Он признавался в том, как сильно ему не хватает матери, и как одновременно стыдно перед собой и обществом за это, потому что успешные мужчины не должны быть таким сентиментальными.

Терапевт находила для него очень правильные и убедительные слова, вроде того, что быть человеком с чувствами не стыдно и не зазорно, и что общество, к сожалению, так устроено, что в первую очередь ему нравится «судить других» – это главное развлечение почти всех, на этом и построены многие шоу на телевидении, да даже новости, если задуматься, лишь отчасти новости, а по сути – повод для обсуждения/осуждения.

Всего за пару недель в комнате для сеансов взошла и разрослась дружеская и доверительная атмосфера. Наконец, Мэтт подобрал правильный момент и спросил:

– Есть ли моя вина в том, что Ива такая худая?

Терапевт посерьёзнела, но и она и Мэтт знали, что разговор будет и будут слова и советы.

– Я отвечу на вопрос так: девяносто процентов анорексий связаны с тем, что подростку что-то сказали о его внешности. Нарушение пищевого поведения – это не болезнь желудка и не проблемы с аппетитом, это психическое заболевание, поэтому саму болезнь лечит психотерапевт, а её последствия терапевт обычной практики. Ива заболела уже в достаточно зрелом возрасте, из чего сам собой напрашивается вывод, что травма была сильной. В двадцать пять лет люди не так часто заболевают из-за критики, значит, сказанное было достаточно жёстким, болезненным и слова принадлежали человеку, который имел для Ивы значение. Мне не известно, кто он, Ива никогда не называла имя.

– Вы сказали, в её деле фигурирует моё имя…

– Да, в связи с текущим судебным иском. Вы ведь истец?

– Как давно она болеет?

– Семь лет. Ива большая молодец в том плане, что сама признала болезнь и обратилась за помощью. Первые наши сеансы были удалёнными, так как она жила в Калгари, но даже через камеру было видно, что она находится в плачевном состоянии. У неё была стадия, близкая к необратимой. Точнее, рубикон был пройден, и по всем канонам её уже не должно быть с нами. Но у Ивы оказался очень сильный характер, она смогла удержаться. Несколько лет мучений и отчаянной борьбы, но сейчас она в стадии глубокой ремиссии.

Мэтт сидел, прижав ладонь ко рту и силился дышать ровно. Ему было наплевать, что о нём сейчас думают. Ему было адски больно где-то в районе солнечного сплетения, как раз в том месте, где на коже остался шрам от протаранившей его чуть ли не насквозь металлической рамы от раскладной базы для двуспального матраса. Его боль была настолько сильной, что её почувствовала даже психотерапевт и поспешила добавить:

– Ей противопоказан любой стресс, повышенная утомляемость и чрезмерные нагрузки. К сожалению, все эти факторы нам пока не удаётся полностью контролировать, но Ива совершенно точно уже не вернётся к состоянию умирания, она слишком для этого опытная и вовремя принимает меры. Но и полностью здоровым человеком её не назовёшь: её жизнь – вечная борьба. Она пока все сражения выигрывает.

В комнате надолго повисла тишина. Мэтт силился справиться с собой, доктор не мешала ему в этом, понимающе давала время. Наконец, когда Мэтт вновь обрёл способность говорить, он спросил то, что волновало его больше всего.

– Возможно ли… после всего… иметь с ней отношения?

– Какого рода?

– Обычного. Самого естественного: мужчина и женщина. И никого больше. Только их дети… если получится.

– Говорить Иве, что у неё могут быть отношения, и что у неё должны быть отношения с мужчиной – это всё равно, что разговаривать с глухим человеком. Ива не способна на них.

– У неё проблемы в сексе?

– Этого я не знаю. Ива не заводила об этом разговор, но и такое не только не исключено, но и вполне вероятно. Но речь сейчас не об этом: Ива попросту не понимает вас, когда вы говорите ей о счастье с другим человеком. Для неё это нонсенс, бессмыслица. Это как говорить выжившему в катастрофе, что её вероятность стремится к нулю. Он не поверит, потому что был в эпицентре, он пострадал и потерял близких, поэтому ваши проценты вероятности звучат, как оскорбление. Восприятие человека состоит не из процентов, оно построено на эмоциях.

– Нужные эмоции можно воссоздать… разве нет?

– Можно, но не всегда это работает. Важны не только эмоции, но и определённые декорации-обстоятельства. Ива выросла без отца, и так уж сложилось, что ваше мнение о многих вещах в жизни её психика воспринимала не как слова сверстника, который может ошибаться, а как слова единственного мужчины, которому она могла доверять. Вы были для неё своего рода ориентиром во всём, что касалось «мужского» в её восприятии. Я как-то видела фильм, в котором гангстеры не могли разбить бронированное стекло, но одно единственное касание рассыпало его вдребезги. Речь шла о такой потайной точке, точке абсолютной уязвимости, настолько хорошо спрятанной, что вероятность её найти стремится к нулю. В фильме обыграна «случайность», как вершитель всего, и вот с Ивой случилось нечто похожее: совокупность обстоятельств и несколько слов разбили её вдребезги. Воссоздать случайность подвластно только богу.

– Говорят, бог есть в каждом из нас – он в нашей вере.

– Ива выжила только потому, что её любовь к миру оказалась сильнее ненависти к человеку, сломавшему в ней женщину. К сожалению Мэтт, не всякую игрушку можно склеить после того, как её разбили. Мы Иву склеили, вопрос в том, кто захочет повесить её на свою ёлку.

– Уверен, желающих найдётся немало.

– Да что там верить, я знаю, что так оно и есть. Вы то, может, и жаждете теперь посадить её на самую макушечку, но только вот она туда не полезет, что бы вы ни сделали – спрыгнет.

– Не спрыгнет.

– Удачи. Только позвольте одно напутствие: пока будете вешать, не разбейте снова.

Мэтту было очень плохо. Он и подумать не мог, что его может так сильно ломать не по ушедшим близким – таких у него было двое, и он очень хорошо знал, каково это – а по живому человеку.

Ему было больно думать о том, что чувствовала Ива в школе. И он с ужасом осознавал, чем именно стали для неё те его слова. Он понимал, почему они сломали её. Точнее, как так вышло, что именно он разрушил её исключительно цельную и, казалось, неуязвимую натуру Гермионы Грейнджер.

Бен нашёл Мэтта на заднем дворе, развалившимся в садовом кресле. Около кресла и около крыльца выстроились в ряд винные, пивные бутылки и даже парочку из-под водки. Мэтт, похоже, не брился дней семь и выглядел так, словно живёт не в самом мягком климате страны, не в самом дорогом и фешенебельном городе Канады, а где-нибудь на Аляске добывал в течение последних семи лет нефть. Единственное, что выдавало в нём человека, избалованного судьбой – это одежда. Правда, бренды были безбожно перепачканы соусом для крылышек гриль из доставки и винными пятнами.

– Что стряслось? – прогремел Бен.

– Я почти убил человека.

– Какого ещё человека?

– Хорошего. Очень.

– Опять что ли попал в аварию? Тебе, может, совсем за руль не садиться? Ты хоть… не пьян был?

Мэтт отрицательно потряс головой.

Бен призвал всю свою сосредоточенность, уселся напротив друга и, нахмурившись, принялся его изучать.

– Так о каком человеке речь? – заподозрив куда более серьёзную проблему нежели очередное ДТП, спросил Бен. – Кого ты чуть не убил?

– Иву.

Глаза Бена вначале расширились, а потом сузились.

– Нашу Иву?

– Мою Иву.

Бен никаких других Ив кроме Джонсон в окружении Мэтта не знал, поэтому напрягся ещё сильнее. С чего это Мэтт решил, что Ива – его? Он и сам не заметил, как сжались его кулаки.

– Так, рассказывай, – наконец, приказал он.

– Семь лет назад, на твоей свадьбе… я сказал Иве, что она страшная и толстая… и что переспать с ней можно только из жалости… в качестве благотворительности.

Не прошло и секунды, как Мэтт отключился. Бен не рассчитал, что друг, во-первых, ещё полностью не восстановился после аварии, и у него и без того имеется парочку трещин в челюсти и черепе, а во-вторых, друг пил, не просыхая, неизвестно сколько дней.

Мэтт очнулся от тряски и холода – вся его одежда была мокрой, словно на неё вылили ведро воды, а может, и два.

– Чёрт, мужик… – сказал чей-то знакомый голос. – Прости, я тебя тоже чуть не убил…

– Бывает, – философски заключил Мэтт и попытался подняться на ноги.

Пол часа спустя спиртное распивал не только Мэтт, но и Бен.

– И что теперь? – никак не мог переварить новости Бен. – Это ж получается, она из-за тебя этой грёбаной анорексией заболела, так?

– Так.

– И что теперь?

– Что теперь, что теперь! А ничего. Делать что-то нужно. Что-то человеческое. Нормальное. Правильное.

– Ты любишь её? – неожиданно спросил Бен.

И Мэтт вдруг впервые понял, полностью осознал и сам для себя принял, что да, он, оказывается, любит Иву Джонсон.

Любит.

– Мне понадобится твоя помощь, – поставил он Бена перед фактом.

На следующий день состоялось второе заседание суда, на которое Ива не явилась по причине неотложной помощи корове в родах, которую её хитрый адвокат окрестил лошадью, потому что лошадей общество любит больше, хоть и пьёт каждый день коровье молоко.

Глава 18. В отпуск за чужой счёт

В конце июля Бен позвонил Иве и пригласил к себе на ферму на барбекю. Он заверил, что они с Мединой были бы очень рады её увидеть и очень скучают.

– Скажи, пожалуйста, а Мэтт и София будут? – сразу решила выяснить Ива.

– Нет. Да их и в стране-то нет. Уехали сразу после суда. И я очень хорошо тебя понимаю, Ива. Знаешь, это так странно – дружить с двумя людьми, которые между собой судятся, но… я полностью на твоей стороне.

– Спасибо.

– И я, вообще, не понял Мэтта с этим иском, честное слово. Хорошо хоть он под конец одумался.

Ива об этом «одумался» уже слышала со всех сторон и от матери, и от Луны, и даже от своего адвоката. По словам последнего, ничто так не гарантировало Иве победу, как выступление одного из истцов. Однако в глазах Ивы всё это не делало Мэтта человеком, желанным для общения.

«А даже если бы и не уехал, разве должна я запирать себя дома только потому, что кое-кто решился вернуться туда, где его столько лет не было?» – подумала Ива. Она, конечно, не имела в виду Бена, с которым Мэтт всегда поддерживал связь, хоть и не так плотно, как в последнее время.

– Хорошо, приду, – пообещала она. – А подружек с собой взять можно?

– Конечно! Хоть сто штук.

Ива тут же позвонила Луне и Мак.

Вечеринка получилась хорошая, но немножко скучноватая. Бен не без грусти заявил:

– Эх, жалко Мэтта нет. С ним всегда весело.

– Ну, уж точно не в последнее время! – возразила ему Медина.

– А что в последнее время? – сразу заинтересовалась Маккензи.

– Да сам он на себя не похож: ни слово из него не выдавить, ни улыбку. Я всё понимаю: такое пережить…

И все присутствовавшие хором кивнули.

– …но пора бы уже взять себя в руки, – добавила Медина.

Само собой, кто-то бросился с ней спорить, что мол, Мэтт и без того держится молодцом, а Ива подумала, что она особенно не заметила, что бы Мэтт потерял интерес к жизни. При ней у Маттео Росси этого интереса было хоть отбавляй.

Уже почти к концу вечера у живой изгороди припарковался чёрный внедорожник, и из него вышла знакомая фигура. Ива почти мгновенно узнала в ней одного из родственников Медины – парня со свадьбы, о котором говорили, будто бы он настолько богат, что может позволить себе нескольких жён. Когда тот подошел ко всей компании, она поздоровалась с ним в составе хора остальных голосов, особо не надеясь, что он её узнает.

Однако, завидев её, глаза восточного парня сразу хитро сощурились, а сам он решительно шагнул к ней. Ива заметила его быстрый и якобы нечаянный оценивающий взгляд, и нехотя поёжилась.

Мужчина протянул ей руку ладонью вверх. Ива вначале оторопела, а потом сообразила, что он, вероятно, хочет традиционного канадского рукопожатия, ну и, конечно же, подала ему руку. Тот усмехнулся силе её пожатия, но ладонь не отпустил, а наклонился и прижал к своим губам. Иву тут же бросило в краску.

– Ты прекрасна, Ива… И я очень рад тебя видеть. Но с куда большей радостью любовался бы на тебя каждый день всех этих прошедших лет…

Ива окончательно растерялась: кто говорит подобное человеку, которого встречал лишь раз в жизни на чужой свадьбе, а после не видел целых семь лет? И он до сих пор помнит её имя! А вот она, к своему стыду, напрочь забыла его.

– Амир, – тут же помог ей собеседник, и ещё хитрее сощурил глаза.

– Ты ещё не женился? – спросила она, памятуя тему их единственного разговора.

– Нет.

– Странно. Имея возможность исправиться, не страшно ошибаться.

– Просто однажды я встретил девушку, которая слишком высоко задрала мою планку. Теперь, на мою беду, никто не в состоянии пройти первый этап отбора!

На следующий день Ива ездила договариваться об очередной подсадке, а когда вернулась на работу, Луна, довольно улыбаясь, предъявила ей три авиабилета Ванкувер-Барселона.

– Приходил Бен, и не один, а со своим восточным родственником. Сказал, что его друг приглашает всех отдохнуть у него на вилле в Испании. Здесь три билета для меня, тебя, и Мак. А если мы хотим взять с собой кого-нибудь ещё, то они с радостью их тоже приглашают.

– Мне неудобно отдыхать за чужой счёт, – сразу же воспротивилась Ива.

– Да ну, брось! Для этого парня такие вещи – сущая ерунда. Он приглашает, потому что хочет, чтобы мы составили ему компанию! Ты обидишь его своим отказом, а согласившись, окажешь услугу!

Ива взяла в руки билеты и воскликнула:

– Неделя? Ты шутишь? А кто, по-твоему, будет в клинике, если мы обе уедем?

– Давно хочу тебе сказать, Ивушка-босс, что нам позарез нужен помощник. Просто найми кого-нибудь ещё! Заодно и осчастливишь какого-нибудь вчерашнего выпускника. Знаешь, сколько народу сейчас работу ищет? Мы можем взять его на полставки, а ту неделю, что будем в отпуске, пусть поработает на полную.

– Как у тебя всё просто! – покачала головой Ива.

– А ничего сложного и нет, если разобраться. Люди вечно сами изобретают для себя всякие там препятствия, и ты – самая первая. А Амир, кстати, очень просил во что бы то ни стало тебя уговорить, – подмигнула Луна подруге.

Ива нехотя улыбнулась.

– Ну хорошо, – сама себе не веря, сказала она.

Луна округлила глаза и сообщила:

– Честно говоря, не ожидала, что всё окажется так просто… Думала, буду тебя убеждать всю неделю вплоть до отъезда! – расхохоталась она. – А! Всё! Я поняла: это Амир…Амир… Аму-у-ур…

Амур, точнее, Амир с широченной улыбкой встречал всю компанию в аэропорту Барселоны. Его ладную статную фигуру сложно было не заметить среди множества других, казавшихся суетливыми муравьями.

– Господи, до чего же хорош! – тихонько выдохнула себе под нос Луна. – Если бы этот парень совершенно точно не положил на тебя глаз, уж я бы постаралась… – хихикнула она.

– Да ничего он не положил, не выдумывай!

– Ива всегда была скромницей, а следовало бы повнимательнее смотреть по сторонам, – негромко, но с улыбкой заметил Бен.

Ива не поверила своим ушам.

– Вы сговорились, что ли?

– И да, и нет, – пробубнил себе под нос Бен, оглядываясь по сторонам так, словно кого-то искал.

Ива загорелась было выяснить, что это он имел в виду, как внезапно тот, кого так усердно выискивал взглядом Бен, пролетел через стеклянные вращающиеся двери и подлетел к ним. Дышал он часто, словно до этого бежал.

– Ты чего так долго? – ухмыльнулся Амир.

– В пробке застрял. Весь Монтжуик перекрыли, там игра была, не учёл.

– Говорил же, никогда там не паркуйся…

– А если больше негде?

Мэтт увидел Иву ещё издалека, задолго до того, как она заметила его, и вдруг понял, что не просто соскучился, а… адски. Он жадно вбирал глазами её худую фигуру, аккуратное лицо и даже вечную собранность.

А вот Ива, похоже, рада ему не была: от неожиданности на её лице вначале отразился испуг, потом растерянность, а за ними и негодование. Однако она быстро взяла себя в руки и надела маску доброжелательности. Вот именно такой Мэтт всегда её и видел.

«Зачем же ты так глубоко всегда прячешь свои чувства?» – подумал он. «Мы всего лишь люди, такие же, как и ты, с кучей проблем, слабостей и ошибок, и тебе совсем не нужно быть в наших глазах идеальной!».

Хотя, надо сказать, в последнее время Мэтт начинал понимать Иву гораздо лучше. И даже немного чувствовать её. Теперь он знал, что за маской непроницаемости прячется до ужаса ранимая душа, и любой малолетний идиот способен сломать её своей тупой шуткой, а взрослый идиот неосторожным словом почти доломать до конца.

И вот она стоит перед ним с сумкой наперевес, ненормально тонкая, глазастая, собранная, одна против всего мира и против него самого, а ему хочется обнять её обеими руками и сказать: всё, хватит, надурили, точнее, он надурил, теперь пришло время исправить ошибки, наверстать упущенное и просто стать для неё опорой, кем-то таким, на кого всегда можно положиться.

– А он что тут делает? – буквально зарычала Луна.

– Как что? Встречает, – невозмутимо ответил Бен.

Луна с виноватым видом повернулась к Иве.

– Прости, – одними губами прошептала она. – Я не знала!

– Ничего, – ответила Ива.

Лицо её было безразличным, а вот у Луны от досады даже увлажнились глаза.

– Привет, все. Я тоже рад вас видеть, – сказал Мэтт.

Вопреки обыкновению, его лицо было серьёзным. Медина, больше привыкшая к вечному огню, предвкушению веселья и развлечений, ленивой самоуверенности, не удержалась и заметила:

– Отличный загар. Но ты выглядишь уставшим, Мэтт.

Мэтт то ли не услышал её замечание, то ли не захотел услышать, и вместо ответа обратился к Иве:

– Давай сумку.

– Мне нормально, – ответила та и крепче вцепилась в лямку.

– О, Мэтт, возьмёшь мою?

Мак в полсекунды подскочила к Мэтту, протянула ему ручную кладь на колёсиках и даже чмокнула в щёку, а после с тёплой улыбкой ещё и оттёрла её от собственной помады.

Ива с облегчением выдохнула и подумала о том, что как же хорошо иметь подруг, особенно таких, как Мак, в любую секунду готовых прийти на выручку и разрядить обстановку своей праздничной сущностью. Луна же явно не разделяла её взгляд на ситуацию и смотрела на Мэтта исподлобья и с нескрываемой враждебностью.

Бен аккуратно подцепил лямку Ивиной сумки и переместил на своё плечо.

– Дело ведь не в том, насколько она тяжёлая, – мягко пробасил он, – а в том, как чувствуют себя трое бравых парней рядом с девушкой, которая отказывается от их помощи.

– Он прав, – подмигнул Амир и забрал сумку Ивы у Бена, а у Луны её чемоданчик на колёсиках. – Чего не купишь себе такой же? Удобная вещь.

– Да, надо бы, – согласилась Ива. – Просто в последние годы никуда особенно не летала, а старый пришлось выбросить – у него ручка сломалась.

– Обязательно купи. Теперь тебе наверняка придётся летать чаще, – снова подмигнул Амир.

Иву бросило в жар.

На парковке стояла невыносимая жара. Канадские туристы принялись стягивать ветровки и батники, и как только Ива вынырнула из своего, тут же напоролась на внимательный взгляд. Точнее, это она так почувствовала, что взгляд был внимательным, потому что глаза Мэтта были спрятаны за солнечными очками.

– По коням, друзья! – объявил Амир. – Кто со мной, а кто с Мэттом?

Чтобы «друзьям» было понятнее, где чей конь, Амир вначале кивнул взглядом на свой чёрный внедорожник, а потом на стоящий чуть поодаль красный кабриолет.

От вида последнего Мак аж взвизгнула:

– Чур, я в кабриолете! Это же Ламборджини, да, Мэтт?

Грустно вздохнув, Бен направился к передней пассажирской двери внедорожника, однако Луна живо схватила его за локоть:

– Эй! Куда собрался? У ну-ка давай-ка дуй на заднее под бок к жене!

Бросив Иве многозначительный взгляд, Луна уселась рядом с супругами.

– Можно? – уточнила Ива у Амира.

Тот, покончив с багажником, вместо ответа обошёл машину и открыл для Ивы пассажирскую дверь.

Невзирая на багажную суету и большее число пассажиров, внедорожник покинул парковку первым. Ива заметила, что единственный яркий, кричащий кабриолет среди сотен серых малолитражек ещё долго не двигался с места.

– Он только-только его купил, – зачем-то пояснил ей Амир.

– Очень за него рада, – зачем-то соврала Ива.

Она с интересом разглядывала непривычно пустые жёлтые равнины и холмы, без единого деревца. Ива была в Испании впервые.

– А что, тут совсем нет деревьев? – спросила она.

– Как это, нет? Вон деревья и вон деревья, – кивал Амир то в одну сторону, то в другую.

Ива присмотрелась.

– Это не деревья… это кустики.

Амир почему-то расхохотался в ответ.

– Зато здесь очень красивое море, когда увидишь, сама убедишься.

Уже на шоссе, на участке с разрешённой скоростью 120 км в час, красный кабриолет пролетел мимо внедорожника так быстро, что Ива едва разглядела Мак, задорно машущую им ручкой и высунувшую язык.

– Фигасе… – с завистью вытянул шею Бен. – Сто шестьдесят шпарит, не меньше!

– Пацан… Разве ж так привлекают женщину… – недобро усмехнулся Амир.

– Вообще-то, вы с ним одногодки, – отозвался с заднего сидения Бен.

– А возраст тут ни при чём, – ответил Амир негромко, будто говорил сам с собой.

– Ну и как же привлекают женщину? – неожиданно спросила Ива.

– Её ценят.

Вдалеке нарисовался странный дом, немного похожий на замок. Он не был красивым, но отчего-то Ива буквально залипла на нём глазами. Стены из рваного камня, остроконечные башенки и кипарисы вместо забора обещали защиту и тепло, надёжность.

– Уж кто-кто, а Мэтт привлекать женщин умеет. Да ему, вообще, равных в этом нет, – уверенно заявила Медина. – Так что, он и без твоих советов обойдётся, братец.