Привет от Вещего Олега

4

Наутро, ожидая Арне с пробежки, я с удивлением увидела, что он бежит не один: да, похоже все-таки, что годы жизни на Апеннинах не прошли даром даже для нордического характера! Интересно, и ведь языковой барьер не стал помехой для романтического приключения с какой-то местной молодкой! Правда, девица явно маловата, но это, наверное, оптический эффект — на фоне долговязого Арне любая покажется коротышкой!

Пара спортсменов тем временем приблизилась, и я чуть не упала в обморок, признав в спутнице нашего новоявленного донжуана свою сестрицу Милу. Господи, откуда она взялась? Они подбежали ко мне, и Мила начала деловито прощаться на небезупречном шведском и, похоже, таком же финском — о ужас! И все это — не обращая ни малейшего внимания на мое скромное присутствие! Прощаясь с Арне, она кокетливо улыбнулась и пропела:

— В общем, приходите завтра на обед, я поговорю с Надей и думаю, что смогу решить этот вопрос! — Сказывалось многократное присутствие моей вездесущей сестрицы при папиных телефонных разговорах! — Надеюсь, вы измените свое мнение о нашем национальном характере! — Она помахала ручкой и настроилась удирать. Спешно попросив у шведа прощения, я погналась за ней — черт, придется переходить на здоровый образ жизни!

Настигнув сестрицу через несколько минут, я схватила ее за руку и строго спросила:

— Мила, о чем ты там договорилась с Арне?

— Просто пригласила его на обед, — Мила дергала руку, пытаясь вырваться, но я держала ее крепко. — Я просто хочу, чтобы он не думал так плохо о русских!

— С чего это ты взяла, что он плохо думает? — Спросила я с подозрением.

— Он сам сказал. — Мила опять попыталась вырваться. — Он тут встретил какую-то свою соотечественницу, она ему наговорила, что русские злые и завистливые, а поскольку раньше он с нашими нигде не встречался, то вот ей и поверил! А насчет нас решил, что мы просто исключение из правил.

— А ты правильно его поняла? — История приобретала неприятный оборот, который совершенно не вписывался в мои планы, и в сердце шевелилась смутная надежда на недостаточные познания сестренки. Мила обиделась от души:

— У меня по финскому, между прочим, одни пятерки! И я сначала по-шведски это услышала, тоже испугалась, что недопоняла чего, и попросила по-фински повторить! А теперь у меня душа болит за наше национальное достоинство! — Она гордо вскинула свою рыжую голову с пышным хвостом противных, унизанных бусинками и перевитых ленточками «африканских» косичек. Я отпустила ее руку, чем она немедленно воспользовалась и бросилась наутек, крича мне:

— Я скажу Наде, чтобы приготовила что-нибудь национальное! Только не знаю еще что!

— Пареную репу с гречневой кашей, — проворчала я, всерьез сомневаясь, что Мила услышит эту ценную рекомендацию. На всякий случай я решила, что стоит уточнить у Арне насчет его неожиданной русофобии, и при первой же возможности спросила:

Мила говорит, вы составили не очень лестное мнение о русских?

Арне стал серьезным:

— Наверное, я зря ей об этом сказал. Но вчера я беседовал с работающей здесь фрекен Карлссон, и она убедила меня, что приятные и веселые русские, такие, как вы, это исключение, а не правило, и что на самом деле люди в вашей стране злы и завистливы.

— И что навело ее на такую мысль?

— Ситуация в этой местности, — загадочно ответил Арне. — Малена очень ответственная девушка, ученица одного моего старого друга, и она не могла бы сделать такой самонадеянной ошибки, чтобы написать неправильные данные на чужом языке!

Я начинала понимать: стало быть, он встретил ту самую Малену со шведского раскопа, по поводу которой вчера в моем присутствии ехидничала визгливая Маша! Черт, похоже, нам с Лизкой все-таки будет что расследовать! Нехорошее предчувствие снова предательски зашевелилось в душе: неужели здесь что-то происходит? Я попросила Арне пока больше ни с кем не делиться нелицеприятным для россиян выводом о нашем национальном характере; мы договорились, что он познакомит нас с Маленой и я попробую помочь ей разобраться в проблеме без лишнего шума и восстановить истину. Хотя второе упоминание о фрекен Карлссон навело меня на вполне логичное размышление: а почему, собственно, мы оказались здесь обе? Зачем, спрашивается, было дяде Мише приглашать меня обеспечивать контакт с Арне, когда здесь находится шведка, владеющая русским? Или дело тут как раз в том скандале на раскопе, подробности которого я, кстати, еще не выяснила?

Обсуждая перспективы российско-шведских связей в контексте открывшегося конфликта, мы с Арне достигли участка, на котором трудились на благо Истории воспитанники Школы Интерпола. Там было шесть или семь пацанов, с увлечением окруживших какой-то предмет.

— Не иначе нашли что-то сенсационное, — сказала я Арне, вспомнив шуточки Макса насчет собачьей головы. Подойдя поближе, я поздоровалась с будущими милиционерами и поинтересовалась, как их успехи. Узнав во мне переводчицу Иностранного профессора, ребята начали наперебой делиться впечатлениями:

— Да! У нас есть находка! Древняя посуда! И в замечательной сохранности!

Когда я перевела это Арне, он тоже пришел в состояние страшного волнения и пожелал немедленно и самолично узреть утварь, тысячу лет назад импортированную на Русь варягами. Взбудораженные милиционерики повели нас к небольшой ямке, где лежало нечто, весьма явно напоминавшее кастрюлю. Только почерневшую и порядком проржавевшую. Надо же, а я и представить не могла, что повар Вещего Олега или Синеуса какого-нибудь использовал такую же посуду, как моя покойная, бабушка! Арне тоже был явно шокирован: он благоговейно опустился на колени перед находкой и осторожно взял ее в руки, внимательно рассматривая. Смахнув с кастрюли пыль веков, он перевернул ее и уставился на донышко, потом протянул посудину мне:

— Посмотрите, Клавдия, может, это что-то значит на русском. — С трепетным волнением я взяла находку со следами, как выясняется, славянской письменности и с замиранием сердца прочла: «ОТК 23». Кажется, археологическая ценность находки несколько снизилась: представить себе отдел технического контроля в Древней Руси было как-то сложно. Пусть даже и с учетом призвания варягов. Наверное, кастрюлю придется отправить не в краеведческий музей, а в ближайший пункт приема цветного металла: все-таки алюминий! Я осторожно спросила у насторожившихся пацанов, похоже, не имевших ни малейшего понятия о точных временных границах деятельности ОТК на территории нашей страны:

— А где вы ее нашли?

— А чем профессор ее датирует? — Спросили с интересом ребята.

Что им было ответить? Тысяча девятьсот шестьдесят третий год, если только не подделка? Я осторожно соврала, что профессор пока затрудняется, потому что мало видел подобных изделий. Юные стражи порядка показали нам место и соотнесли его с точкой на плане раскопа. Ситуация прояснилась окончательно: оказалось, ребята просто перепутали направление и докопались до места, где раньше была помойка. На которую кто-то выбросил изделие советской промышленности, отслужившее свой век, скорее всего, в арсенале повара одной из многочисленных здешних экспедиций. Я вполголоса объясняла это Арне, подбивая его вступить в заговор и спасти самолюбие археологов в милицейских мундирчиках, когда на раскопе появился бравый толстенький дядечка в форменной одежде того же ведомства.

— Ого, уже накопали чего-то! — Обрадовался он. Увидев нас с Арне, он подошел и, козырнув, представился:

— Иван Григорьевич Шестопалов, майор милиции, здешний участковый. Вот, пришел коллег проведать. — Он широко улыбнулся, потом поднял злосчастную кастрюлю, покрутил в руках и, тоже увидев надпись «ОТК», прокомментировал удачу раскопок:

— Правильно, ребята, начинать надо с разбора мусора. А то настоящие редкости просмотреть можно. А эту мне отдайте. Жена моя в таких комбикорм птицам разводит.

— А как же… а как же можно такое делать? — Возмущенно выдохнули ребята. — Ведь она антикварная!

— Да у меня их еще штук пять таких антикварных дома стоит, — хмыкнул майор. — От матери остались. Их раньше много выпускали, удобная была штука, — Шестопалов жестоко развеял археологические иллюзии своих юных товарищей. Огорошенные ребята пару минут хранили молчание, потом один из них, опомнившийся первым, обернулся к стоявшему поодаль с лопатой однокашнику и во весь голос завопил:

— Рома, ты лох! Ты лузер! Это фуфловая кастрюля какая-то, а не антиквариат скандинавский! А ты гнал нам столько!

— Не фуфловая, а алюминиевая, — угрюмо пробурчал Рома.

— Так отдай ее бомжам! — Продолжал изгаляться первый.

— А настоящего тут ничего не будет, — еще более мрачно заявил неудавшийся Шлиман. — Потому что мы не одни здесь копаем.

— Да конечно, — примирительно сказал майор Шестопалов, чувствуя вину перед Ромой. — Тут же много экспедиций всяких. Ну, пойду я, мальчики, — заторопился он. — А вы не отчаивайтесь, небось, найдете еще что ценное. Здесь же целый город был, столица Руси! — С уважением молвил участковый, подняв вверх палец. Постояв еще пару минут, он удалился по своим делам, оставив нас с прежней аудиторией.

Около получаса Арне общался с ребятами, рассказывая им о сущности археологических исследований и уверяя, что с каждым стоящим ученым в начале пути непременно случается подобный казус. В своей снисходительности он дошел до того, что с места в карьер придумал скандинавскую народную примету о том, что при поисках клада даже просто необходимо найти сначала пустой котел — это вроде как сулит стопроцентную удачу. Окрыленные, юные археологи даже перестали смеяться над Ромой и отправились на обед. Парень тоже немного опомнился от своего сокрушительного поражения и начал подшучивать вместе со всеми.

Однако в конце дня я, уже простившись с Арне и направляясь домой, заметила у дороги все того же Рому.

Парнишка робко подошел ко мне:

— А я вас жду, Клавдия Петровна. Мне поговорить с вами надо.

Я кивнула и предложила пройтись немножко вместе. Рома осторожно начал:

— Я вижу, вы женщина понимающая. В смысле, не такая дура, как все бабы.

Начало неплохое, подумалось мне.

— Вы не стали меня утром на смех поднимать, хотя сразу увидели, что там не так что-то, я заметил, — продолжил он уважительно. — И поэтому я вам все расскажу.

Я даже остановилась:

— О чем это?

— Да о раскопе о нашем. Я утром начал было говорить, но Иван Григорьевич меня перебил. А ведь мы не одни там копаем. Я следы обнаружил.

Сообщение повергло меня в ужас: неужели все-таки да, неужели я не ошиблась, и тут и впрямь дело нечисто? Господи, да что за наваждение такое! Я едва нашла в себе силы переспросить:

— Следы?

— Да, Клавдия Петровна, — серьезно сказал мальчик. — Следы другого исследователя.

Я поняла, что надо действовать немедленно:

— Рома, если это правда, то мы не имеем права молчать! Надо сейчас же пойти к руководителям экспедиции и все рассказать! Между прочим, незаконное производство раскопок в нашей стране карается Уголовным кодексом!

— Но ведь у меня только подозрения, не подкрепленные процессуальными доказательствами, Клавдия Петровна! — Укоризненно произнес милиционерик; мой авторитет, похоже, слегка пошатнулся в его упрямых серых глазах. Надо было срочно принимать меры.

— У меня есть идея, — бодро сообщила я. — Пойдем на ваш раскоп, ты мне покажешь эти следы, а потом решим, как быть. Может, попробуем сами выследить этого «черного следопыта»?

Мой рейтинг снова взлетел до высшей отметки: Рома даже заулыбался; глаза его горели лихорадочным огоньком:

— Пойдемте!

Через десять минут он водил меня по уже знакомой площадке, показывая разные ямки:

— Вот, видите, здесь мы копали, следы от лопат широкие и короткие. А вот тут — он протянул руку — рыли чем-то узким и тонким. Какой-то кустарный скребок, — заключил парнишка с видом бывалого оперативника.

Действительно, ямка была какая-то нестандартная; я уже бывала в экспедициях с дядей Мишей и примерно представляла, как выглядели следы профессиональной научной работы; эти же не могли быть квалифицированы подобным образом ни при каких обстоятельствах. Подозрение снова зашевелилось в моей душе, соединившись со странностями предшествовавших дней в классическое: «У Шпака куртку, у посла медальон…» Сердце мое переполнилось решимостью:

— Рома, я ночью приду сюда выслеживать преступника! — В том, что мы имеем дело с преступником, я уже нисколько не сомневалась; я решила взять с собой Лизку — для храбрости, тем более она была автором идеи о частном расследовании.

— Я тоже приду! — Пообещал Рома.

— А отбой? Нет-нет, и не думай даже! — Запротестовала я. — А если воспитатели тебя хватятся? Обещаю, если мы выйдем на какой-то след, я всем скажу, что действовала по твоему плану!

— Я сумею улизнуть, Клавдия Петровна, — решительно заявил парнишка. — Короче, встречаемся в половине двенадцатого внизу. Не испугаетесь?

Вопрос меня даже несколько обидел: после того как я раскрыла убийство практически в одиночку?

Да я боюсь только крыс! Впрочем, он ведь не посвящен в эти подробности. Взяв с него клятву молчать, я отправилась за своей сообщницей.

В четверть двенадцатого мы с Лизкой, переодевшись в спортивные костюмы, взяли фонарик и сетки пчеловодов — от комаров, тайком выбрались из дома и отправились к условленному месту. Ровно через пятнадцать минут туда же явился Рома, вооруженный игрушечным пистолетом и с мотком крепкой веревки в руках:

— Свяжем его, если что, — объяснил он авторитетно. — А пистолет я для устрашения взял, все равно в темноте не поймешь, настоящий он или нет. К тому же стреляет пистонами.

Напялив на головы сетчатые головные уборы, мы с Лизой приобрели сходство то ли с поклонницами какого-то культа, то ли с немецкими рыцарями, с которыми сражался в свое время где-то почти в этих же самых краях Александр Невский. Рома тихо фыркнул и показал нам небольшой пузырек:

— Я за прогресс! — И, открыв емкость, щедро плеснул себе на ладонь пахучей жидкости, растер лицо и шею и предложил нам. Опасаясь, что после этого с неделю в зеркало можно будет смотреть только под общим наркозом, мы отказались, заявив Роме, что предпочитаем спасаться от вампиров старым дедовским способом.

Экипировавшись, мы обменялись знаками о необходимости молчания и стали осторожно подниматься в гору. Когда вершина была покорена, мы выбрали удобное местечко за кучей земли, ближайшей к подозрительным нестандартным следам, и замерли в ожидании. К сожалению, позиция была неудобна тем, что мы могли только слышать, что происходит на площадке, но ничего не видели. Однако выбирать не приходилось: с любого места обзор открывался не только на раскоп, но и в обратном направлении. Мы рассчитывали, что успеем выскочить бесшумно и застать преступника врасплох; для верности операция по захвату была отрепетирована четыре раза, которые убедили нас в правильности выработанного плана.

Время тянулось бесконечно; утешало только то, что комары и вправду не могли нас достать. Ночь выдалась тихая и безлунная, к тому же было пасмурно, и от этого почти не чувствовалось, что ночи у нас в эту пору белые; мы ждали, погрузившись во влажный теплый сумрак. Я даже немного задремала и проснулась от толчка в бок и шепота Лизы:

— Клава! Он пришел и копает!

Я прислушалась: со стороны раскопа действительно доносился какой-то едва уловимый шорох. Кто-то весьма энергично производил противоправные действия в ущерб государству, тяжело и часто дыша — видимо, от волнения. Мы переглянулись в предвкушении торжества: не зря было потрачено время, отнятое у драгоценного сна! Чувствуя себя почти что оперативниками группы «Альфа», я, Лиза и Рома подтвердили друг другу минутную готовность и в соответствии со своим замечательным планом одновременно выскочили из засады.

— Стоять! Всем оставаться на местах! — Дрожащим, но строгим голосом выпалил Рома, размахивая своим оружием. Лизка приготовила веревку, а я включила фонарик и направила луч света гуда, где, по моим представлениям, находилось лицо «черного следопыта».

С той стороны мы услышали хриплое дыхание, за ним ворчание, а потом округу огласил громкий и заливистый собачий лай. Значит, злоумышленники пришли с собакой? Я посветила еще: никого не было видно, звуков человеческого бегства тоже не слышалось. Зато перед нами стоял лохматый рыжий пес, придавивший передней лапой нечто такое, с чем он никак не хотел расставаться. Присев и направив луч на этот предмет, я увидела огромнейший мосол с остатками мяса видимо, псина где-то заполучила этот ценный трофей и решила без помех обглодать его в уединении под покровом темноты, а недоеденное спрятать на раскопе под охрану государства. Очень разумно, что тут скажешь?

— Состав преступления налицо, — обратилась я к своим соратникам. — Пес намеревался выдать свою косточку за национальное достояние. Вполне тянет на мошенничество. Только надо стоимость вещдока уточнить.

Лизка, стягивая свой антипчелиный чудо-шлем, зашлась тихим хохотом:

— Ой, хорошо, что мы не раздобыли на этот случай наручники! И, слава Богу, Рома стрельбу не открыл! Вот вам и нестандартный раскопщик! «Черный археолог», нет, кажется, рыжий!

Рома, для которого досадная ситуация была уже второй за последние сутки, тяжело вздохнул, потом опустил пистолет и попытался потрепать пса по шее. Однако «рыжий археолог», явно раздосадованный, забрал кость и, ворча, скрылся в кустах. Оперативно-следственные мероприятия были объявлены закрытыми и сохранены в строжайшей секретности.

— Что ж, хорошо то, что хорошо кончается, — сказала я Лизке, когда мы с ней возвращались домой. — Будем считать, что неплохо прогулялись: и воздухом подышали, и повеселились!

— И комарам не достались, — добавила Лиза с удовлетворением. Потом, помолчав, спросила уже серьезно:

— Клава, ты думаешь, все остальные подозрения такие же?

— Честно говоря, хотелось бы, — не совсем искренне ответила я. — Нет, правда, я бы предпочла сделать длительный перерыв в моей импровизированной карьере частного детектива, но не сталкиваться с новым преступлением, да еще в столь милой мирной местности! — Говоря это, я не отдавала себе отчет, кого хотела больше убедить: себя, Лизку или нечистую силу, которая явно вилась вокруг с самого нашего приезда сюда. Или даже с того злополучного момента, когда я купила для Милы змей в электричке? Я повторила еще раз:

— Мне хотелось бы, чтобы все эти подозрения выказали в итоге такой же подтекст. Но пока я ничего не знаю. Думаю, кое-что прояснит разговор с Маленой. Арне обещал нас завтра познакомить.