Мужчины прижались друг к другу в поисках защиты, в ужасе оглядывались по сторонам: тут и там мерещилась нечистая сила.
— Сделай что-нибудь! — кричал Ким перепуганному вусмерть медиуму, куда и подевались былые пафос и напыщенность. — Болван, зачем только тебя послушал?!
И непонятно, кого ругал старик — себя или же шарлатана.
— Я не виноват, — оправдывался Туйен и норовил дать деру. — Это сильная языческая магия! Я сделала всё, что мог!
Ветер понемногу стихал и вой прекратился, слышно было как бешено колотились сердца, объятые страхом, и шелест листвы. Мужчины с облегчением выдохнули, кажись пронесло и понемногу отлипали друг от друга. Внезапно ветки снова затрещали и медиум всплакнул от ужаса, проклиная тот день, когда согласился следовать за главой империи Хемхает.
— Ага соколики, поди наложили в штаны пудов десять, признавайтесь? — подстебнула их бабка Дуня, выкатив собственными силами коляску на дорожку.
Они обрадовались, узнав ее. Ким низко поклонился и попросил прощения за то, что оставил в лесу.
— Прости нас, храбрая женщина, будь милосердна.
— Господь с тобой, батенька. Я и не серчаю. Ну что уж, с кем не бывает, спужались маленько.
— А где зеркало? — отец волновался о целостности магического предмета, больше чем о здоровье старушки.
Дуня хотела было выдержать длинную паузу и скорчить скорбную гримассу, дабы позлить бессовестного азиата, но передумала.
— Отдала ведьме, — призналась она честно и устало добавила: — Проклятие снято, милок. Забирай свою детинушку и катитесь вы, наверно, восвояси. А перед этим домой меня завезите, спать хочу!
Ким поклонился женщине и рассыпался в благодарностях, немедленно приказал вести спасительницу рода Хемхаетов домой, как королеву.
Охранники подняли коляску, словно колесницу и несли до машины, затем бережно усадили старушку на заднем сидении. Уже и ночь прошла, слабые лучи рассеивали мрак, поднимали с земли пар, который стелился густым туманом в подножье леса.
Евдокию усыпило размеренное движение автомобиля. Оборачиваться никто не рискнул, боясь увидеть ведьму и убедиться в ее существовании воочию. Возможно сейчас она наблюдала за непрошенными гостями, не таясь и жутко посмеиваясь, сгорбленная и высохшая, помахивая платочком на прощание.
Просто грустно, не более. Не было ни разочарования, ни облегчения после завершения этой дикой истории, ни тоски, ни обиды. И если разобраться, то грусть возникла беспричинно, сама по себе.
Настя равнодушно выслушивала в сотый раз извинения Лонгвея.
— Прости меня, прости, если можешь. Сам не ведал, что творил, — сложив вместе ладони, просил он.
— Всё нормально, — врала Настя, понимая, что нормально уже не будет никогда.
Она уверила его в сто первый раз, что зла не держит, вины его в случившемся нет.
— Ты хороший человек, — на прощание сказал Лонг.
Анастасия прочистила горло, как-то язык не поворачивался сказать о нем то же самое после минувшей ночи.
— Спасибо, — поблагодарила она за теплые слова.
— Другая на твоем месте, давно бы воспользовалась случаем и женила на себе. Но мало того, ты даже отговаривала меня, рассказала правду про обряд и магическое зеркало. У тебя золотое сердце, Настин.
— Вообще-то я Настя.
Лонгвей слегка склонил голову и улыбнувшись повторил ее имя.
— Прощай, Настя.
Он чувствовал себя пока еще странно, будто проснулся после долгого сна. Девушка напротив выглядела вполне обычно и заурядно, навряд ли бы красавец Лонгвей обратил на такую простушку внимание без особых на то причин. Хотя и для него случившееся послужило уроком, теперь навсегда усвоил — красота понятие относительное и не зря говорят, она в глазах смотрящего.
Азиаты покидали деревню Березкино довольные благополучным исходом. Кулебякин получил финансирование, но теперь все дела передали посреднику. Больше никто из семейства Хемхает не горел желанием связываться со странным местом.
Ким щедро отблагодарил Евдокию, она сначала скромничала и отказывалась, правда недолго и под конец приняла награду; не мешало бы фасад и забор обновить, к тому же Настеньке деньги сейчас ой как понадобятся.
— Желаю вашему семейству процветать и далее, — перед отъездом низко поклонился старик. — Вы можете всегда к нам обратиться, будем рады помочь.
— Попутного ветра, глазастенькие, — перекрестила их баба Рая и непрошенные гости отправились восвояси.
Катерина смахнула слезу, всё-таки привыкла к ним, скучать будет. На что мать ее закатила глаза, хоть убей не понимая, от кого унаследовала дочь сентиментальность. Евдокия провожала взглядом из окна и пока никто не видел, высморкалась в платочек, отчего-то тоже расчувствовалась.
Одна лишь Настя не проронила ни слезинки, грустная побрела домой.
— Привет! — перехватила ее Нинка на полпути.
— Где это ты пропадала? — с легким укором спросила подруга.
— Я пропадала?! Да ты что! Да я на огороде грядки полола, капусту поливала, огурцы солила, с Василием баню достроила. Ну извини, времени совсем не было.
— Ладно, всё нормально, — опять соврала Настя.
— Неужели сняли ворожбу? — Нину разбирало любопытство и страх за своё будущее.
— Да, — всё так же грустно ответила Анастасия, не желая вдаваться в подробности.
— Подожди, как же это? А Василий?
— Если до сих пор не ушел, значит действительно любит.
Подруга серьезно задумалась, не смея больше задерживать измученную Настю, видимо не сомкнувшую глаз этой ночью, и коротко махнула рукой. Едва та зашла за ворота, хлопнула себя по лбу и снова окликнула:
— Подожди, совсем забыла! Олег просил передать, чтобы ты покамест никуда не уезжала и дождалась его возвращения. У него там какие-то проблемы в городе. Слёзно просил, чтобы разрешила хотя бы на чуток повидаться, выслушала его бедолагу.
Не хотелось даже думать о муже, одно лишь имя вызывало в сердце тупую ноющую боль. Наступила следующая стадия принятия — злость.
— Да пошел он к черту! — Настя громко хлопнула калиткой и скрылась в доме.
А Нина, оставшись одна, совсем помрачнела, вспомнив слова подруги: “Если до сих пор не ушел, значит действительно любит”.
— Так-то оно так, — задумчиво произнесла она вслух, точно древнегреческий философ, — а может и не так.