Признание в любви

Глава 20

Уже почти стемнело, и Люк опять сидел, опершись спиной о скалу и наблюдая, как Джеси моет в речке посуду. В становище его дразнили из-за привычки пользоваться орудиями белого человека, но, живя среди белых, Люк узнал про такие полезные вещи, как сковородки и жестяные кружки, которые было легко уложить в суму и возить с собой, и он не видел причины, почему бы этого не делать. Ему также понравилась такая еда белых людей, как бифштекс или ветчина. Но сейчас у них была только рыба. Джеси каждый день ухитрялась поймать одну-две рыбины, и рыба Люку порядком надоела. Он мог бы отправиться на охоту за оленями или кроликами, но в глубине души Люку так правилось быть предметом забот Джеси, что он продолжал прикидываться слабым. На самом деле рана была не так глубока, как он предполагал вначале, и благодаря искусству Джеси благополучно заживала.

Люк понимал, что ему надо избавиться от Джеси и ехать в становище, где его племя готовилось к холодам. «Тогда чего же ты притворяешься больным? — упрекал он самого себя. — Только зря себя терзаешь». Он хотел собрать всю волю в кулак и расстаться с Джеси, но его с каждым днем тянуло к ней все сильнее.

Вечер был прохладный, дул легкий ветерок, и полная луна заливала землю серебристым светом. Джеси вернулась с речки и в свете угасающего костра Люк увидел решимость на ее лице. Последние дни она держалась от него на расстоянии, кроме тех минут, когда меняла повязку. И старалась сделать это как можно быстрее. Но сейчас она села на землю перед ним и сказала:

— Нам пора серьезно поговорить. Я спасла вам жизнь, и вы обязаны выполнить мою просьбу и отвезти меня в форт Уэрт.

— Форт Уэрт, — насмешливо повторил он. — Ни о чем другом вы не способны думать.

— Я готова поехать куда угодно, лишь бы мне там помогли. Просто я считала, что форт Уэрт ближе всего.

— Почему бы вам не вернуться домой?

Джеси упрямо покачала головой:

— Я этого не сделаю, пока не узнаю, что случилось с моей матерью. А форт Уэрт — ближайшее отсюда поселение. Наверняка там кто-нибудь согласится мне помочь, когда я куплю повое платье и не буду похожа на индианку… — Она запнулась. Теперь он заподозрит, что у нее есть деньги, и попытается их украсть. Она торопливо поправилась: — То есть я найду какую-нибудь работу и заработаю деньги на платье.

Люк видел, что она встревожена, и подозревал, что понимает причину.

— Я знаю про деньги, которые вы прячете в одеяле. И про ожерелье из бриллиантов и камней цвета ваших глаз тоже знаю. Не бойтесь, я их не украду.

Джеси ахнула.

— Значит, вы шарили у меня в вещах! — гневно крикнула она. — По какому праву…

— Мне было любопытно посмотреть на ваши лекарственные травы. Я случайно нащупал в одеяльце что-то твердое и обнаружил, что вы там прячете сокровища. Меня они совершенно не интересуют, но скажите, почему вы возите с собой яд.

— Яд? — переспросила Джеси, притворяясь, будто понятия не имеет, о чем он говорит.

— Я знаю, как выглядят семена вьюнка, и знаю, что, если их истолочь в порошок и подсыпать в питье, человеку станет очень худо. Он даже может умереть, если дать ему большую дозу. Зачем вам понадобился яд?

— Мне его дал Мелонга, тот чероки, который учил меня врачевать, на случай, если мне придется защищаться от врагов.

— А вам не пришло в голову дать этот яд мне?

Люк пристально глядел на нее, стараясь прочесть правду у нее в глазах.

— Нет. Если бы вы хотели причинить мне зло, вы могли это сделать в первую же ночь. Так что вас я не опасаюсь, хотя вы все равно мой враг, потому что… потому что вы из племени команчей, из того самого племени, которое убило всех моих родных, похитило мою мать и обрекло ее на рабство.

Люк мог бы ей сказать, что, хотя Солнечной Звезде приходилось выносить те же тяготы, что и другим женщинам его племени, она отнюдь не рабыня. Но он промолчал.

— Мне кажется, что я ненавижу всех команчей, — тихо и горько сказала Джеси. — И если моя мать жива, я увезу ее домой.

— А почему вы думаете, что она с вамп поедет? Может быть, она нашла среди индейцев покой и счастье. Мы хороню жили, пока не появились белые и не принесли нам болезни, не поубивали бизонов и не украли у нас нашу землю. Может быть, до того, как это случилось, ваша мать успела полюбить индейцев. Скажите, — продолжал он, движимый любопытством, — неужели у вас больше нет близких людей? Мужа… или возлюбленного?

— Нет.

Майкла нельзя считать ее возлюбленным, а есть ли у нее жених, Люк не спросил. Да и помолвка их не была официальной, убеждала себя Джеси, у которой вдруг возникли угрызения совести. В ту ночь Майкл не успел закончить свое предложение, а она не успела дать ему согласие.

— Но какая-нибудь родня у вас есть? — настаивал Люк.

— Они все умерли.

— Тогда к кому же вы повезете свою мать, если найдете ее и она согласится поехать с вами? Этих денег вам ненадолго хватит.

— Не ваше дело! — вспыхнула Джеси. — Как-нибудь обойдемся.

— Вы показали мне медальон с изображением вашей матери, а откуда у вас взялось ожерелье? Оно тоже принадлежало вашей матери? Глупо было брать с собой такую дорогую вещь. Не все такие благородные, как я.

— Это вас тоже не касается. Но я могу вам сказать, что у меня и в мыслях не было брать ожерелье с собой. Мне его подсунули в одеяло, когда я спала. Этот человек, наверное, опасался, что у меня могут кончиться деньги, и считал, что тогда я смогу продать ожерелье и вернуться домой.

— Но вы сказали, что у вас нет родных. — Как упорно он ее допрашивает! На лице Люка играла улыбка. — Однако у вас есть богатый друг, который может подарить вам дорогое ожерелье, чтобы в случае необходимости вам было что продать. Но, видимо, этот друг отказался сделать то, что вам больше всего нужно: поехать с вами на розыски матери. Что-то мне не нравятся ваши друзья, Джеси. Мне больше нравятся мои, которые всегда готовы мне помочь.

Джеси совсем взбесилась:

— Послушайте, вы! Человек, который подарил мне это ожерелье, не знал, что я уезжаю, и я не просила у него помощи. А подсунул его мне совсем другой человек.

Люк ухватился за эти ее слова.

— Вы хотите сказать, что скрыли от человека, который так вас любит, что истратил бог знает сколько денег на подарок, такое важное решение?

Джеси растерялась.

— Он… он не знал про мою мать… про мою настоящую мать.

— А почему вы ему не сказали?

— Не сказала, и все!

Господи, когда он от нее отвяжется?

— По-моему, вы постыдились признаться ему, что ваша мать все эти годы жила у индейцев.

— Ничего подобного! — воскликнула вконец разозленная Джеси. — Он… он просто не понял бы, вот и все, — неуверенно закончила она.

— И вы хотите увезти мать к людям, которые не способны понять такое? К людям, которые будут презирать ее за то, иго она жила у индейцев? Тот человек, что подарил вам ожерелье, — это ведь был не просто друг? Просто друг не сделал бы вам такой дорогой подарок.

Джеси вспыхнула:

— Он просил меня выйти за него замуж.

Ну вот, она ему сказала. Может быть, это поможет разрядить напряжение, которое возникло между ними. Днем Джеси старалась игнорировать Люка, но по ночам ей снились его ласки и поцелуи. И она всегда просыпалась, изнемогая от желания, проклиная себя за то, что не может подавить эти фантазии.

Люк опять заговорил:

— А понравится ли ему приобрести тещу, которая скорее индианка, чем белая?

— Он ее примет, потому что любит меня.

— А вы его любите?

— Конечно, — слабым голосом ответила Джеси. Разговор повергал ее во все большее смятение. И вообще, она вовсе не об этом собиралась с ним говорить. — Моя личная жизнь вас не касается. Я вам еще раз напоминаю: я спасла вам жизнь, и вы обязаны выполнить мою просьбу. Отвезите меня к белым людям. Там наверняка найдется человек с добрым сердцем, который согласится мне помочь.

Люк лениво ухмыльнулся:

— Я тоже спас вашу жизнь, так что мы квиты.

— Да провалитесь вы! — Джеси вскочила на ноги. — Идите ко всем чертям! Сама найду дорогу.

Люк глядел на нее и думал, что она еще красивее, когда разозлится: глаза сверкают, щеки пылают, высоко вздымается грудь, заманчиво подрагивают бедра.

— Успокойтесь, Джеси, никуда вы одна не поедете.

— Вы не имеете права насильно меня здесь удерживать! Хватит, понянчилась я с вами! Вы уже выздоровели. Я вам не нужна, и вы мне тем более не нужны!

— Я вас не собираюсь удерживать, — примирительно сказал Люк. — Дня через два я…

В свете луны блеснул стальной клинок. Люк даже не заметил, как Джеси молниеносным движением выхватила нож. Уклониться от удара уже не было времени. Еще секунда — и он будет мертв.

Он почувствовал щекой, как в волоске от него пролетел нож, и, поняв, что Джеси промахнулась, вскочил на ноги, рванулся к ней, сбил ее с ног и навалился на нее сверху.

— Ты что, сбесилась, женщина? Убьешь меня, и сама тут сдохнешь! Да ты сроду не найдешь дорогу к форту…

И замолчал, глядя в жаркие глаза Джеси, на ее приоткрытые губы. И заметил, что она не сопротивляется, хотя ей, наверное, больно. Больше того, она вся расслабилась, словно сдаваясь на его милость.

— Я вовсе не пыталась вас убить, — прошептала Джеси. — Поглядите.

Не выпуская ее, Люк повернул голову и увидел змею медного цвета с коричневыми полосами поперек туловища. Она лежала в нескольких сантиметрах от того места, где он сидел. Нож Джеси отсек ей голову.

— Это ведь та змея, про которую вы мне говорили? Которая нападает без предупреждения? — прошептала Джеси. Голова у нее кружилась от близости Люка.

— Это щитомордник. Его укус смертелен, — сказал Люк и посмотрел Джеси в лицо. В томных сиреневых глазах он ясно прочитал желание. — Но он не так опасен, как те чувства, что ты во мне вызываешь, маленькая. Я с ума схожу от страсти…

И он медленно наклонился к ее губам, которые покорно раскрылись ему навстречу. Поцелуй Люка сначала был нежен, потом стал более жестким и требовательным. Его язык вторгся ей в рот. Люк слегка шевельнул бедрами, и Джеси ощутила его отвердевшую мужскую плоть.

Она понимала: еще несколько мгновений, и пути назад не будет. Хотя Люк жадно целовал ее, она еще могла вывернуться, закричать, может быть, убежать в кусты и там дождаться, пока он остынет. Но что делать с ее собственным желанием, которое она уже не могла держать в узде? Джеси не знала точно, чего хочет, поскольку еще ни разу не была с мужчиной. Да, поцелуи в ее жизни были, но не такие. Они доставляли ей удовольствие, но никогда ее тело не испытывало таких сладостных ощущений.

Подхваченная могучим приливом страсти, она была неспособна сопротивляться — да и не хотела. У нее не было сил вырваться из его объятий, вернуться в мир реальности. «Что я делаю? Ну и пусть!» В эту минуту ей было бы легче перестать дышать, чем отказаться от этого чуда, этого восторга, от нового, неизведанного блаженства, которое дарил ей Люк. Пусть будет что будет, даже если впоследствии она об этом пожалеет. А сейчас она вся во власти желания и не может притворяться, не может ему отказать.

Люк выпустил ее руки, и она обхватила его твердые плечи. И открыла рот, чтобы он мог пить нектар ее покорности.

Люк перекатился на бок, накрыл ладонями ее груди и сжал их — нежно и властно. Джеси льнула к нему, и ей казалось, что время остановилось. Но тут Люк встал на ноги, поднял ее и, не спуская с нее гипнотизирующего взгляда, повел к разостланному под кустом одеялу. Там он отступил на шаг, упиваясь прелестью ее залитого лунным сиянием лица. Потом стал медленно снимать с нее кожаное платье. Джеси подняла руки, чтобы помочь ему. Она отбросила платье в тень кустов, спустила панталоны, потом сбросила сорочку. Под кожаным платьем не полагалось носить белье, но Джеси стеснялась наготы — до этой минуты.

И вот она стояла перед ним обнаженная, и руки Люка гладили ее спину, спускались к ягодицам. Какие они тугие, какая тонкая у нее талия! Он опять обхватил ладонями ее груди, легонько ущипнул напрягшиеся соски.

Джеси сознавала, что их разделяет только набедренная повязка, которая не могла скрыть его возбуждения. Люк был на голову выше ее, и она, закинув голову, любовалась его красивым, словно высеченным из гранита лицом. Но сейчас он нежно улыбался, и его строгие черты смягчились. Волосы спускались на широкие плечи, за которые Джеси ухватилась, как за последнюю опору. Но затем, осмелев и оставив в прошлом еще часть своей невинности, она сначала ощупала его жилистые руки, потом погладила каменные мышцы груди. Словно независимо от ее воли, пальцы Джеси поползли вниз — на твердый живот Люка, потом дерзнули обследовать напряженные бедра, могучие ноги.

Люк опять приник к ней в поцелуе и прижал к себе так крепко, что их сердца забились, как одно. Потом стал целовать ее шею, а она закинула голову, отдаваясь ему до конца.

Люк спустился ниже, с наслаждением втянул в себя сначала один сосок, потом другой. Джеси блаженно стонала. Люк опустился на колени и уткнулся лицом в ее живот, взявшись руками за ягодицы и прижимая ее к себе. И когда Джеси показалось, что она больше не может терпеть, что она умрет, если он не возьмет ее с собой туда, куда стремится ее тело, Люк вместе с ней опустился на одеяло.

— Это у тебя в первый раз, — прошептал он. Он не спрашивал, он твердо знал, что у Джеси до того не было мужчины. — Будет немножко больно, но я постараюсь поосторожнее.

Джеси не могла выговорить ни слова — она была вся во власти неукротимого желания. Она позволила Люку развести в стороны ее ноги и согнуть их в коленях. И только когда он медленно вошел в нее, она вскрикнула, но через секунду забыла о боли, наслаждаясь учащающимися толчками, отдаваясь ему с радостью и упоением.

Не желая опередить ее, Люк замедлил движения, затем полностью остановился внутри нее и стал ласкать ее грудь и лицо, целовать, касаясь языком ее языка. Джеси судорожно цеплялась за его плечи. Она смутно помнила о ране и старалась не дотрагиваться до нее. Но если ему и было больно, он никак этого не показывал. Она льнула к нему, требуя, чтобы он вел ее дальше в этот незнакомый прекрасный мир, даривший такое блаженство.

Люк почувствовал, что она готова, и возобновил движения, учащая их, пока они оба не достигли апогея и не замерли в объятиях друг друга, утолив свой великий голод и исполненные благоговейного восторга.

Долгое время Люк молчал. Ему не хотелось говорить. Он наслаждался чувством удовлетворенного покоя и думал, что, хотя он обладал бессчетным числом женщин, такого удовольствия не испытывал ни разу. Ни одна из них не давала ему так много, и он с радостью понял, что какая-то часть Джеси навсегда останется с ним.

Джеси лежала, положив голову ему на плечо, и потрясенно вспоминала пережитое. Она тоже понимала, что ее жизнь безвозвратно изменилась. Что бы ни ждало ее впереди, она никогда не забудет своего первого возлюбленного, своего индейца… Нет, она и не хочет его забыть.

Вдали завыл койот, и Джеси инстинктивно прижалась к Люку. Улыбнувшись, он крепче сжал ее в объятиях.

— Не бойся, маленькая, — сказал он. — Ты опять спасла мою жизнь, и теперь защищать тебя для меня дело чести.

Его слова подействовали на Джеси, как ушат холодной воды. «Нет-нет, при чем здесь дело чести, — сказала она своему колотящемуся сердцу. — Я не могу этого допустить. Это был просто эпизод: два человека оказались наедине в пустынном месте и потянулись друг к другу. Вот и все. Преходящий эпизод. Я должна помнить, зачем я здесь».

Она отодвинулась от Люка, села и накрылась одеялом.

— Я не прошу защищать меня, Люк, но, пожалуйста, отвези меня туда, куда мне нужно. Этого не должно было случиться, и это никогда не повторится, — дрожащим голосом сказала она.

Люк тоже словно бы свалился с небес на землю. У него все спуталось в голове, и, не сознавая всей глубины своего чувства к Джеси, он холодно ответил:

— Это случилось потому, что ты этого хотела. Так будет и впредь. А что до остального, то боюсь, что ты сама не знаешь, куда тебе нужно.

Он встал и направился к речке.

Джеси провожала его взглядом и, несмотря на свое решение, думала, как он прекрасен в лунном свете.

«Если он в ближайшее время не отвезет меня назад, то боюсь, что я сама не захочу туда ехать!»