Призрачно всё

Глава пятая

Апартаменты Влада занимали целое крыло второго этажа. Из большой гостиной, пол которой устилал мягкий ковер, вели несколько дверей в другие помещения. В углу у окна расположился массивный стол с раскрытым на нем ноутбуком. Вдоль стены — диван, у противоположной — два кресла из одного с диваном набора. Между ними журнальный столик с витиевато закрученными ножками и замысловатым резным узором. На стенах висели картины в массивных рамах с запечатленными на них умиротворяющими, пейзажами. Золоченые рамы прекрасно гармонировали с зеленовато-синими стенами. Между окнами — огромный шкаф со стеклянными дверцами. Из-за размера помещения он не казался большим, не давил габаритами, гармонично вписывался в обстановку. Тонкая паутина занавески почти не задерживала солнечный свет, от чего комната казалась уютной и радостной.

Влад поставил бутылку на журнальный столик, я водрузил рядом тарелку с нехитрой снедью. Пока он возился с тарой, я подошел к окну. Увидел аккуратно подстриженные газоны, обрамленные невысокими живыми стенками декоративных кустов, вымощенные плиткой дорожки, обвитую плющом или виноградом беседку. Дальше угадывалось нечто вроде фонтана.

— Нравится?

Голос Влада раздался неожиданно над самым ухом. Я содрогнулся, неуклюже повернулся, зацепил стол, от чего ноутбук содрогнулся и замерцал вышедшим из спящего режима монитором.

— Жить можно… — ответил ничего не значащей фразой и тут же осекся.

Мой взор прикипел к стене над столом. Там в художественном беспорядке висели цветные фотографии в тоненьких золоченных рамках. На них были запечатлены приятные воспоминания моего одноклассника: политики, джунгли, небоскребы. И на всех — Влад, довольный, улыбающийся, преуспевающий. Этакая галерея славы или этапы большого пути. Ничего особенного, такое можно увидеть едва ли не в каждом доме. Если бы…

Из всей разноцветной мозаики выделялся один снимок. Нет, не выделялся, пожалуй, он был меньше и скромнее остальных. Но именно он притягивал к себе магнитом, концентрировал внимание.

— Что с тобой? А… — лицо Влада растянулось в довольной ухмылке. — Не ожидал? Ты, главное, не кипишуй, я тебе сейчас объясню…

Объяснить он не успел. Запиликал мобильник. Звонок, наверное, был важный. Ничего больше не сказав, Влад скрылся в соседней комнате и плотно закрыл за собой дверь. У богатых много тайн не для чужих ушей. Да и не нужны объяснения. Не верил я, что Влад сумеет убедить, будто случайно оказался с Наталкой на пляже экзотической страны, с пальмами, лазурным небом, до безобразия чистым песком и прочими атрибутами, и что его рука случайно расположилась на ее плечике. А она по наивной неопытности не заметила вторжения и сияла от счастья.

Именно радостное лицо Наталки послужило каплей, которая переполнила чашу и окончательно выбила почву из-под ног. Я почувствовал себя обманутым, мне хотелось взвыть от тоски.

Рука моя сжала горлышко бутылки. Я покинул апартаменты хозяина и побрел неведомо куда.

Пока я добрался до выхода, злость и уныние слегка рассеялись. Боль никуда не делась, но из невыносимой она трансформировалась в ноющую, с которой, притерпевшись, можно было смириться. Вдохнув свежий, еще отдающий влагой вчерашнего дождя, воздух, ощутив на лице ласковое прикосновение солнца, я словно очнулся.

Откуда всплеск эмоций, несвойственный мне и от того пугающий?

Особняк Влада я видел снаружи впервые. Три этажа, античные колоны ослепительно белого цвета, поддерживающие портик над входом, башенки по углам. Настоящий замок. Не средневековый, что-то в нем, возможно, те же колонны, выпадало из классического жанра. Но было в его облике нечто суровое и мрачное, диссонирующее с зеленью газонов, голубизной неба и ярким солнцем. Дом с его тусклыми серыми стенами смотрелся бы гармонично в мрачную погоду, но не был создан для погожего дня. И контраст между окружающим идиллическим ландшафтом и мрачностью господствующего над ним здания вызывал подспудное, казалось бы, необоснованное, состояние тревоги, дискомфорта, неуюта.

Интересно, так было задумано или архитектор сыграл с Владом злую шутку? Если первое, моему школьному товарищу самое время обратиться к психиатру, если второе, остается посочувствовать его доверчивости или полному отсутствию эстетического вкуса.

Но, к чему мне чужие проблемы, своих хватает. Не мог я понять, к чему вся конспирация? Наталка даже не намекнула, что знакома с Владом. Наоборот, притворялась, что он ей не нравится, отговаривала иметь с ним дело. Неужели так хорошо изучила меня натуру, что решила сыграть на духе противоречия? И ведь добилась своего. А я, глупец, возомнил: чувства, любовь…

И что теперь делать? Бросить все, уехать домой и полноценно насладиться отпуском? А Влад с коварной изменщицей пускай локти себе грызут от досады, что не по их получилось, что просчитались насчет меня.

Мысль показалась заманчивой, тешащей самолюбие. Но держалась она не долго. На смену пришла иная, возможно, менее благородная, зато более рациональная. Почему, собственно, я должен уезжать? Влад пригласил меня не просто так, я должен выполнить определенную работу, за которую обещано материальное вознаграждение. С какой стати я должен отказываться от дополнительного заработка? Мешать бизнес и чувства — ребячество. Тем более, кто мне Наталка? Секретарша шефа, с которой я едва парой фраз в день обменивался. А то, что переспал с ней, ничего не значит. Влечение самца к симпатичной самочке. Зов природы и ничего более.

Последнее умозаключение меня не убедило, но от какой-то части груза на душе избавило.

Я осмотрелся и понял, что мощенная камнем дорожка завела меня далеко от дома. Миновал чащу, я оказался на обрывистом берегу пруда, внизу — песчаный пляж, к которому вела крученая лестница из грубо отесанного гранита. Я собрался спуститься по ней, когда меня остановил чей-то голос.

— Вы собираетесь из горлышка пить?

Я посмотрел на бутылку в своей руке и с опозданием сообразил, что действительно не подумал о посуде. Вернее, я ни о чем не думал, когда прихватил ее из кабинета Влада. Лишь после этого обернулся, чтобы увидеть зоркого собеседника.

На зеленой лужайке в некотором отдалении от мощенной камнем дорожки находилось уже знакомое мне инвалидное кресло. Жена Влада сидела в нем под ярким зонтиком. На укрытых пледом коленях лежал альбом, в руке она держала карандаш. Мне показалось, что в глазах женщины мелькают смешинки. Наверное, я выглядел смешным и нелепым: чумной, взбудораженный, с бутылкой в руке, и без стакана…

Тьфу ты, причем здесь стакан?

— Простите, — выдавил с натугой, думая, как бы поскорее сбежать. Но женщина, запамятовал, как ее зовут, улыбнулась, и ее улыбка не показалась мне оскорбительной.

— Знаете, я бы выпила глоточек…

— У меня ведь нет стакана…

— А мы из горлышка, по очереди.

Я не мог отказать несчастной женщине, волею судьбы прикованной к инвалидному креслу. По сути, мы с ней — родственные души, оба несчастны по-своему. Она от телесного недуга, я от душевной травмы.

С трудом, путем неимоверного напряжения мозговых извилин, мне удалось вспомнить, что ее зовут Мариной. И, когда это случилось, я почувствовал себя увереннее, словно земля, которая до сих пор покачивалась под ногами, приобрела привычную устойчивость.

— Вам к лицу белый цвет.

Ни к чему не обязывающий комплимент пришелся ей по душе. Румянец разлился по щекам. Наверное, нечасто ее баловали приятными словами. И произошедшая метаморфоза напрочь перечеркнула первое сравнение с дохлой рыбой и прочими мерзостями. Передо мной сидела приятная, симпатичная женщина. Не красавица, но и не без изюминки. Той изюминки, которая в плане привлекательности значит больше, нежели классические черты и подогнанная под неведомо кем придуманные стандарты фигура.

Одета Марина была в ту же светлую блузку, в которой я видел ее на завтраке, из-под толстого пледа, укутывающего нижнюю часть тела, выглядывали тупые кончики спортивной обуви. Светлые волосы — распущены и подвязаны голубой лентой, опоясывающей лоб, словно обруч. Голубой цвет идет блондинкам.

Сейчас я увидел ее, словно впервые. Мимолетное знакомство за столом и первое ошибочное мнение канули в лету. Теперь я смотрел на нее иными глазами. Если бы не инвалидное кресло, мне бы в голову не пришла мысль о ее физических недостатках. Когда Марина улыбалась с ее лица исчезала печать обреченности, присущая увечным, и она превращалась в интересную симпатяшку.

— Я где-то читала, что все писатели — запойные пьяницы. Вы первый из их плеяды, которого я увидела, и, похоже, в книжках не врут.

В ее глазах веселились озорные чертики.

— Учитывая, что книжки пишут писатели, а они мастера, если не соврать, так приукрасить, я бы на вашем месте не был столь доверчивым, — поддержал игру.

— В таком случае, бутылку в вашей руке следует воспринимать как антураж, необходимый для поддержания имиджа?

— Увы, ничто человеческое мне не чуждо…

Я демонстративно свинтил крышку, сделал небольшой глоток, тщательно протер горлышко рукавом рубашки и протянул бутылку женщине. Она без излишней манерности приняла ее и отпила гораздо больше, чем из скромности позволил себе я. Теперь лицо Марины рдело уже не только от услышанного ранее комплимента. Казалось, с каждой проглоченной каплей в ее измученное болезнью тело вливалась сама жизнь.

— Чудесный напиток, — сказала она, несколько раз глубоко вдохнула и небрежно смела ладонью выступившие из глаз слезинки. — Жаль, что мне нельзя им злоупотреблять.

— Злоупотреблять чем-либо никому не рекомендуется, — подметил я.

Она некоторое время переваривала услышанное, от чего ее носик сморщился, затем звонко засмеялась.

— Мудрец, вы, однако! Ведь главное и в самом деле — не в поступках, а в их обосновании.

Пришла моя очередь задуматься, но я сразу бросил гиблое занятие. Взял протянутую Мариной бутылку и, уже не ограничивая себя приличиями, отхлебнул изрядную долю. На свежем воздухе, в компании с приятной женщины коньяк показался удивительно вкусным, гораздо вкуснее, чем когда я употреблял его со школьным приятелем. К тому же, крепкий напиток легко ломал барьеры в общении с малознакомой дамой.

— В чудном местечке Влад построил избушку, — сказал первое нейтральное, что пришло в голову, желая из высокопарной беседы перевести разговор в нормальное русло.

— Это все моя мама. Она раньше в архиве работала. Ей не давала покоя наша родословная, — Марина скривилась, словно откусила кислое яблоко. — Откопала какой-то документ, с тех пор ни мне, ни Владу покоя не было, пока он не плюнул на все и, чтобы ублажить любимую тещу, удовлетворил ее заветное желание.

Слово «любимую» она произнесла таким тоном, что и последний оболтус догадался бы, что она вкладывает в него противоположный смысл.

— Но в результате все остались довольны…

— Как сказать, — чувствовалось, что ей не хочется развивать тему. — А вы, каким образом здесь оказались?

— Случайно, — ответил честно, но дальше пришлось напрячь фантазию. — Встретил Влада, мы с ним со школы не виделись, посидели за рюмкой водочки, вспомнили молодость, поностальгировали… Влад пригласил погостить у него, а я — такой наглый, не посмел отказать старому товарищу…

— Странно…

— Почему? — не понял я.

— Не похоже на Влада. Он по характеру — замкнутый, новых знакомств избегает, а о старых друзьях вспоминает лишь, когда ему от них что-то нужно.

— Наверное, я — исключение. Я бедный, как церковная мышь, взять с меня нечего.

Прозорливость жены Влада насторожила. Неужели придуманная нами легенда шита настолько белыми нитками, что изъяны заметны невооруженным взглядом?

Марина хмыкнула, Хотела что-то сказать, наверное, едкое, но вдруг встрепенулась. Лицо ее напряглось, в глазах я уловил тревогу.

— Славик, спрячьте бутылку.

— Что-то случилось?

Ответить она не успела. Я расслышал приближающиеся шаги и, поспешно запихнул бутылку с остатками коньяка в густой куст вечнозеленого самшита.

— Вот ты где, а я уже обыскалась! Пора на процедуры!

Сиделка Марины. Наверное, не только сиделка — строгая не по рангу, холодная, непробиваемая. Может, надсмотрщица?

— Чем вы тут занимались? — вопрос не ко мне, меня для нее не существовало.

— О жизни философствовали.

Марина выглядела огорченной.

— Простите, Вячеслав, я вынуждена вас покинуть. Приятно было пообщаться.

— Мне тоже, — ответил я.

Подождав, пока сиделка откатит коляску с больной подальше, я, словно вор, достал из куста бутылку. Поднес к губам и за один присест, не отрываясь, влил в себя содержимое. Правда, оставалось его не много. Пара глотков, не больше. Как раз достаточно, чтобы прогнать налетевшую тоску и не ощущать себя в стельку пьяным.

— Молодой человек! Доброе утро! Чудная сегодня погодка, не правда ли?

От беседки, спотыкаясь и рискуя зарыться носом в землю, ко мне спешил плешивый толстячок, которого не так давно Влад выбросил из столовой.

Для полного счастья не хватало только устроить разборки в первый же день пребывания в гостях… — подумал с тоскливой обреченностью. Но, к счастью, опасения оказались беспочвенными. Мужчина успел напрочь забыть об утреннем инциденте.

— Знаете, — затараторил, схватив меня за рукав рубашки, словно опасался, что я сбегу, — здесь так редко появляются новые люди. А всегда хочется с кем-то поговорить, поделиться мыслями или просто разделить компанию. С кем-то свеженьким, надеюсь, вы не обиделись и правильно поняли, что я подразумеваю? Просто здесь мы все как бы варимся в собственном соку и успели изрядно поднадоесть друг другу.

По сравнению с первой встречей, сейчас толстячок не вызывал у меня антипатии. Было в нем нечто живое, искреннее, располагающее.

— Простите, запамятовал, как вас зовут, — не унимался толстячок. — Славиком? Прекрасное имя. А меня Кешей называйте.

— Вы старше…

— Условности! Никому ненужные условности! Мы же станем друзьями, к чему утомлять себя имяреками, тем более что у меня они не совсем удобопроизносимые. Пока скажешь, язык поломаешь.

— Ну почему, Иннокентий Вениаминович звучит солидно, я бы даже сказал — аристократично, — подыграл толстячку, мысленно возрадовавшись, что в этот раз память меня не подвела.

— Вы так считаете? — он расцвел от радости.

Я видел перед собой счастливого человека, его лучезарная улыбка передавала хорошее настроение на расстоянии, и вдруг осознал, что тоже улыбаюсь в ответ. — Вообще-то, я и сам так думаю, но, увы, наше с вами мнение по этому поводу мало кто разделяет…

Сказано было без намека на обиду, весело, задорно. Мол, мы с тобой понимаем, а если кто обделен разумом, так это его проблема.

Нормальный мужик, и что на него Влад взъелся. Вначале я был под влиянием школьного товарища, смотрел на вещи его глазами, по принципу враг моего друга — мой враг. Теперь взглянул с иной колокольни. Иннокентий Вениаминович или Кеша, как он просил себя называть, (трудно с незнакомым человек на «ты») начинал мне нравиться.

— У меня имеется пара капель чудесного нектара. Не закрепить ли столь приятное знакомство? Как говорится, не пьянства ради, а здоровья для…

Отказать ему я не смог.

Лишь спустя мучительно долгое время я сумел понять, что жуткие, раскалывающие черепушку звуки раздаются не внутри моей головы, а их источник находится снаружи. Это слегка успокоило, но пульсирующие взрывы в мозгах или в том месте, где они должны были находиться, менее болезненными не стали.

Господи, какой же гадостью потчевал меня Иннокентий Вениаминович?

— Хорош же ты, братец, водку лакать!

Могучий бас прогрохотал в самом ухе, накрыл меня децибелами, от чего в голове взорвалось и, подобно сорвавшейся горной лавине, пронесся камнепад, сокрушающий все, что еще оставалось в ней целым.

Чтобы открыть глаза понадобились неимоверные усилия. Свет резанул по глазным яблокам, в голове в очередной раз что-то со скрежетом перевернулось, внеся новую лепту в не прекращающиеся боль и дискомфорт.

Ухмыляющаяся физиономия школьного товарища добавила новую порцию в чашу страданий, пусть не физических — моральных.

Я кое-как слез с кровати и, игнорируя Влада, непостижимым образом сумел добраться до ванной, где долго стоял под холодным душем, который, хоть и не унял боль, но притупил ее, сделал терпимой.

Я надеялся, что Влад меня не дождется, хотя подспудно понимал тщетно. Не просто так он пожаловал, не для того тратил драгоценное время, чтобы посмотреть на мою пьяную рожу.

Предчувствие не обмануло. Влад сидел в кресле возле журнального столика, и улыбка на его лице стала еще шире и еще ненавистней. С издевательской медлительностью он скрутил крышку с пластиковой бутылки, наполнил стакан пузырящейся минералкой и протянул мне. Пузырьки шипели во рту, разрывались тысячью микроскопических снарядов, отталкивались от горла и пытались вырваться через нос.

— Клин клином вышибают.

Голос Влада уже не казался подобием грома, мой слух реагировал на него адекватно.

Влад достал из внутреннего кармана пиджака металлическую фляжку. От запаха коньяка меня передернуло, и я едва сумел погасить рвотный позыв.

— Заставлять себя нужно, — заметив мое состояние, ухмыльнулся Влад. — Любишь кататься, люби и саночки возить, — добавил не совсем уместную шутку и попытался всучить стакан мне в руку.

Я взял его, но сразу положил на столик. Влад пренебрежительно скривился и одним глотком влил в себя содержимое собственного стакана. А мне было плевать на его мнение. Пусть думает, что угодно, я достаточно взрослый и независимый, чтобы поступать не как принято, а как мне хочется.

— Ну и из чего все эти психи? — увидев, что я более-менее пришел в себя спросил Влад.

Я не был готов к разговору. Нашарил пачку сигарет, не спеша подкурил, затянулся.

— Не узнаю я тебя, Славик. Раньше ты таким не был.

Вспомнила старуха, когда по парням бегала. Великий знаток окружающего мира и моей роли в круговороте вещей. Не Владу говорить о том, каким я был, каким стал или какой я есть. Сколько мы не виделись? За это время не то, что характер, мир перевернуться может.

— Мне Наталка отзывалась о тебе, как о положительном парне и почти трезвеннике. Женщины в таких вещах редко ошибаются, — словно угадав, о чем я подумал, а возможно и угадывать не нужно было, все наверняка явно отразилось на моем лице. Так само, как и сейчас, когда меня передернуло от упоминания имени Наталки.

— Так с ней давно знаком? Ты уж колись, дружок. И не надо лапшу вешать, я видел фотки, где ты с ней в обнимку.

Злость и ревность выплеснулись наружу. Но мне необходимо было услышать ответ: страшный, немилосердный, возможно убийственный для меня. Мне нужна была горькая правда. Именно — горькая, потому что иной в данной ситуации быть не могло.

— Я вижу, ты совсем с катушек слетел.

Вместо того чтобы испугаться моей враждебности, Влад едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Я видел, как он пытается быть деликатным, не проявлять веселья и превосходства слишком явно, но этим он лишь подливал масла в огонь моего праведного негодования.

— Успокойся, все не так страшно, как тебе кажется. Я сейчас все объясню, ты успокоишься, и мы потом все вместе посмеемся.

Он говорил со мной, словно заботливая нянечка с глупым малышом, которому нужно объяснять и разжевывать прописные истины.

Я понимал, что не имею права на ревность. Наталка мне ничего не обещала, а проведенная вместе ночь, как говорится, не повод для знакомства. Не было ни признаний в любви, ни клятв верности и прочего подобного бреда. И есть ли смысл психовать, ломать мебель, закатывать истерики? Все это смешно и никому не нужно. Но, вопреки доводам разума, не мог совладать с эмоциями. Они не подчинялись, вырывались наружу, делая меня смешным и ничтожным.

— Славик, братан, да расслабься, ты… — Влад перестал ухмыляться, — Ну, подумаешь, разыграли тебя. Думали, так интересней будет…

Интересней… Ну и словечко. Им, конечно, интересно, наверное меня за последнего лоха держать. Им плевать на мои мысли, на мои чувства. В первую очередь, конечно, чувства, ибо мысли если появлялись, то — сумбурные бессвязные, не несущие никакой смысловой нагрузки, как им положено по долгу службы.

— Влад, — моих внутренних усилий едва хватало на то, чтобы связать несколько слов воедино. — Влад, ты давно с ней знаком?

— С Натахой? Да всю жизнь. С младшего горшкового возраста. — Он даже наклонился, чтобы показать ладонью высоту от пола, с какой они были знакомы.

— Влад, я не о том. Вы давно с ней с любовники?

— Что?

Мне показалось, или изумление Влада было настоящим, не наигранным? Похоже, что так. Не только голос, но и лицо его стало растерянным.

— Славик, ты какой колокольни свалился? Тебе что Натка ничего не рассказывала?

— Только не говори, что она твоя бывшая жена, с которой вы полюбовно расстались и теперь встречаетесь, как друзья…

— Бред! Большей чепухи мне в жизни слышать не приходилось… — Влад приуныл, его плечи опустились, он как-то сразу потерял бывшую уверенность в себе. — Славик, — встрепенулся внезапно, — да ты никак влюбился?

Бегемотина толстокожая! До него только дошло. Это ж, какую палату ума иметь надо, чтобы прийти к такому оригинальному выводу после всего, что мы друг другу наговорили. Если бы я умел, испепелил бы его взглядом, но он, кажется, и так все понял, едва взглянул на меня.

— Знаешь, не люблю доказывать, что я не паровоз, тем более, что слова в таком состоянии ты воспринимать не способен.

— Почему же, я адекватен и вполне себя контролирую.

Чтобы мой голос казался спокойным, мне пришлось задействовать все свои внутренние силы. Я боялся, что у меня начнется истерика.

— Ладно…

Влад поднялся с кресла, движения его были медленными, усталыми.

— Подожди немножко, я сейчас вернусь.

Зачем возвращаться? Все и так понятно, лишние слова — всего лишь лишнее сотрясение воздуха. Меня сейчас беспокоило лишь одно: каким образом выбраться из забытого Богом уголка, чтобы вернуться к привычной жизненной суете, которая, возможно не сразу, но поможет зарубцеваться душевным ранам. Просить Влада, чтобы отвез на станцию, не хотелось. Пешком на ночь глядя — еще большее безумство, чем все мои переживания со страданиями вместе взятые. Дожидаться утра — мучительно и неприятно.

Зажужжал, а потом и пропел мелодию мобильник. Отвечать на звонок не хотелось, но я все же протянул руку, посмотрел на дисплей. Звонила Наталка. Я решительно нажал на кнопку сбоя, а затем и вовсе вырубил аппарат. Нам больше не о чем было говорить. Прошла любовь…

Прошла ли? На душе по-прежнему было больно, неуютно, тоскливо.

Чтобы не поддаваться хандре, не бередить собственные раны, я схватил со столика забытую Владом флягу и от души хлебнул из нее.

Влад вернулся. И вернулся быстро. Я еще не успел принять окончательное решение, как дверь отворилась, и в проеме возникла его громадная фигура. В руке он держал толстый фолиант, в массивной толи кожаной, толи дерматиновой обложке.

— Вот смотри, — он, как и раньше, умостился в кресле, покосился на фляжку, которую я не удосужился закрыть, но ничего по этому поводу не сказал. Развернул фолиант, точнее, фотоальбом, и я увидел пожелтевшие черно-белые снимки.

— Влад, — запротестовал я, — сейчас не время обсуждать родословную. Скажи лучше, как из вашей глуши до вокзала добраться.

— Самое время, Славик, — как-то уж очень ласково и покладисто молвил он. — Самое время, ибо в недрах этого альбома, может и не за семью печатями, сокрыта заветная, тайна, которая не дает тебе покоя. Я мог бы все и так объяснить, но ты не хочешь слушать. Так что смотри и думай. Если увиденное не убедит, я с утра отвезу тебя в город, дабы не нервировать своим присутствием.

Без всякого желания, я посмотрел на снимок. Крохотная малышка в колготках не по размеру, вязаной кофточке и смешном чепчике на голове. За ее спиной мальчик, почти юноша, мордатенький, крупный. В нем я сразу узнал Влада.

— Ну и… — спросил, хотя тень догадки уже зародилась в глубинах подсознания.

— А то… — передразнил меня Влад. — Это я, а это — Натаха. Она мне сестра. Родная! — добавил с нажимом.

Свет померк перед глазами. Я не знал, как реагировать: прыгать от счастья или тут же на месте сгореть со стыда. Вместо этого, почувствовал странную слабость: ни радости, ни огорчения. Слишком много растрачено эмоций, чтобы я мог как-то реагировать.

— И ты молчал?

— Откуда же я знал? Думал, если ты с Наткой так близко сошелся, она все сама рассказала. Вот еще партизанка на мою голову…

— Но как же… Ведь она убеждала меня, чтобы я не связывался с тобой, что ты не вызываешь доверия…

— Ха! — напряжение спало, и он снова стал прежним Владом, которого я знал, нет, не со школьных времен, а с нашей недавней встречи. — Она — умничка, моя сестричка. Она изучила тебя, как облупленного. Знала всю подлючесть твоего характера. Ты считаешь себя непредсказуемым, считаешь, что тобой нельзя манипулировать. На самом же деле твой дух противоречия дает уникальную возможность использовать тебя. Хорошо хоть недруги не додумались. А Наталка сразу смекнула: если тебя уговаривать, ты сто раз подумаешь, стоит ехать или нет? А так, зародила тень сомнения, и ты, как кролик, сам в печку полез…

Я не знал, обижаться на такие откровения или не стоит. Не хотелось соглашаться с услышанным, но доля истины в словах Влада присутствовала. Недавно я и сам пришел к такому же выводу. Да и надоело обижаться…

Я лишь обреченно махнул рукой, а Влад, перехватив, мой взгляд, с готовностью потянулся к фляжке.

— Не передумал уезжать?

— Уговорил. Побуду немного.