Итак, какие новости, — спросила Таня, — кроме сегодняшней пресс-конференции, нашего переезда и появления Хеннесси?
— Господи спаси, — засмеялась я, — что еще ты хочешь знать? Ты только что примчалась из Лондона и убедилась, что тут событий больше, чем в городе. И тебе все мало?!
Таня набрала горсть картофельных чипсов и захрустела ими. Мы сидели на большой кухне, приготовив то, что мама называла «закуской на скорую руку», потому что в семь начиналась пресс-конференция. Таня только что приехала из Лондона, усталая и растрепанная, но горящая желанием услышать последние новости. Обычно сестра была спокойной и элегантной, как картонка для шляп, но любопытства в ней сверх всякой меры.
— Почему бы и нет? Да и кто родил эту идею?
— Мама, — сказала я и шлепнула по руке, тянувшейся за листиком спаржи.
— А кто ее поддержал?
— Ты, — напомнила я. — До сих пор тебе не простила.
— Да брось ты! У тебя была куча времени оглядеться. И ты должна признать, что веселые ребята Пембертона отделали вам шикарную квартирку.
— Да, — согласилась я. — Неплохую. А ты видела, что веселые грузовики Пембертона сделали с аллеей?
— Ерунда. Мама сказала, что Пембертон обещал все восстановить.
Я не могла скрыть недоверия, но согласилась и с этим, после чего Таня совершенно логично спросила:
— В таком случае, если ты была так настроена против них, почему все же помогала?
— Из-за матери. Ты же видела, как ей все нравилось. Она сказала, и была совершенно права, что, хоть мы и не имеем отношения ко всему происходящему, все же остаемся хозяевами и должны присутствовать на встрече. Мистер Пембертон предложил ей вызвать специальную фирму, которая все приготовит. Но поскольку приглашено всего человек тридцать — сорок, мать решила, что мы сами справимся.
Я положила последнюю веточку петрушки на канапе с лобстерами и добавила:
— Конечно, мистер Пембертон прислал ей помощников, они расставили стулья, раздобыли дополнительную посуду и принесли из мэрии бокалы. В распоряжении мистера Пембертона целая команда рабов.
— В самом деле, — задумчиво пробормотала Таня. — И для какого же раба предназначена Леди Джейн, на которой ты подъехала к «Белому оленю»? И что интересно, почему обратно шла пешком?
— Ах, вот как!
— Да, вот так.
— Могу заверить тебя, что сделала это не для мистера Пембертона. Леди Джейн нужна Гарри Хеннесси.
— Ты его видела?
Я покачала головой:
— Еще слишком рано, он пока не приехал. Я поставила Леди Джейн в пустое стойло на задах гостиницы и попросила Чарли — ты знаешь Чарли Данна из моего класса, — чтобы к десяти он дал ей ведро воды.
— Ты хоть мельком видела мисс Темперамент?
— Нет. Она еще не вставала. Я слышала, что мистер Пембертон приказал оборудовать для нее специальную роскошную ванну. Я знаю, что не должна повторять сплетни, но если речь зашла о мисс Темперамент, то скажу только для тебя…
Я передала ей слухи о Робби и Сильвии Сильвестр, которые вчера первой донесла мне Дженис Пибоди. Закончила я свое повествование словами, что, по-моему, тут нет ничего серьезного. Тем не менее, довольно странно, что я не видела Робби вот уже три недели.
Какое-то время Таня молчала. Расслабившись, она сидела в кресле-качалке у плиты и покачивалась взад и вперед; глаза ее были прищурены, что ей было обычно свойственно, когда она погружалась в раздумья.
— Знаешь, — холодным равнодушным голосом, наконец изрекла она, — я не та, с кем тебе стоит обсуждать эту проблему.
— Почему бы и нет? Я ни с кем не говорила о Робби.
— Потому что он мне никогда не нравился. У меня предубеждение. Против него.
— Понять не могу, Таня, откуда оно взялось. Из всех, кого я знаю, Робби — самый приятный человек.
— Дело в том, что ты мало с кем знакома. А Робби ты вообщене знаешь.
— Во всяком случае, теперь-то я его знаю лучше, чем ты.
— Неужто? — хмыкнула Таня. Похоже, она собиралась что-то сказать, но лишь закусила губу, рассматривая носки модных туфелек. Затем пожала плечами и с небрежным видом сказала изменившимся голосом: — Конечно, тебе виднее. Я-то вообще плохо знаю Робби Фуллера. Так что я плохая собеседница. Не забывай, что я испытываю к нему всего лишь специфический интерес. Если Робби настолько глуп, что позволил себе влюбиться в мисс Темперамент, а она оказалась такой идиоткой, что врезалась в него, то так тому и быть. И мистер Пембертон остается свободным, значит, я могу открыть на него охоту.
Я ответила, что все это просто нелепо. Такое развитие событий никогда не приходило мне в голову. Было чему удивляться, ибо я ни разу не заметила, чтобы моя сестра проявляла интерес к мистеру Пембертону. Но, что касается Тани, очень трудно понять, когда она дурачится, а когда совершенно серьезна.
Но должна сказать, что в течение дня я убедилась в направленности ее интересов. Особо мне запала в память одна маленькая деталь.
Все, чем мистер Пембертон занимался, отличалось четкостью и эффективностью, и он не уступал мне в умении приводить в порядок окружающий хаос. Он оставил нам список гостей и схему их размещения на пресс-конференции. И Таня, которая стала на удивление покладистой и услужливой, вызвалась помогать мне с именными карточками.
— Я знаю от мамы, что он все тщательно продумал, — рассказывала я, раскладывая перед собой схему размещения гостей, их список и пустые карточки. — Центральный стол — для тех, кто будет говорить. Все остальные, жители деревни, важные персоны и пресса рассаживаются полукругом, чтобы можно было задавать вопросы.
Я пристроила лист со схемой на выскобленной поверхности кухонного стола. Таня положила мне руку на плечо, и мы обе склонились над планом, изучая его.
— Довольно толково, — признала Таня. И действительно, замысел мистера Пембертона отличался точностью и продуманностью. Думаю, мама, или, может быть, мистер Данн, или миссис Пибоди дали ему несколько ценных советов. Сельскому полисмену, который вот уже несколько лет ухаживал за миссис Пибоди, было отведено место рядом с последней. В центре сидели люди, которых мы с Таней считали главой общины, то есть приходский священник, директор моей школы мистер Бэкхаус и староста приходского совета капитан Коггин. Рядом с ними — Робби, местный врач, медсестра, обслуживавшая округу, лавочник, кузнец, почтальон, ветеринар и мистер Данн.
Естественно, мистер Пембертон восседал во главе стола с участниками пресс-конференции, и, естественно, Сильвия Сильвестр, его ведущая актриса, располагалась слева от него. Но в силу каких-то изменений справа от него оставалось пустое место.
— Смотри, — сказала Таня, — наш Большой босс что-то задумал. «О, кто же, — дурачась, процитировала она, — кто встанет справа от меня, кто мост наш защитит?»
— Ах, это, — засмеялась я. — Да нет, ничего такого он не задумывал. Я вспоминаю, мама говорила, что в знак особого уважения он выразил желание, чтобы она сидела рядом. Но мама стесняется сидеть во главе стола и останется в кругу гостей вместе со своей приятельницей по Женскому институту, миссис Меллор. — Я показала, где ей отведено место. — Вот здесь. Поэтому он и отвел это место мне.
— Мне, — возразила Таня.
— Нет, мне, — повторила я.
— Мне, — настаивала Таня. — Как старшей. Он мнеотвел это место.
— Прости, Таня, — продолжала я улыбаться. — Он не знал, что ты появишься. Присмотрись. Тут написано «Мисс Р. Воген».
Столь же уверенно и на этот раз без улыбки Таня заявила:
— Это не «Р», а, скорее всего, «Т». «Мисс Т. Воген».
Я чуть было не сказала, что это полет ее фантазии, но увидела, как рот ее сложился в жесткую упрямую складку.
Конечно, теперь-то я понимаю, что сделала ошибку. Не стоило уступать! Но в то время мне казалось, что не будет большой беды, если я в такой мелочи уступлю Тане. Так что я снова склонилась над столом, собралась с духом и, заложив руки за спину, сделала вид, что внимательно присматриваюсь к надписи — да, у мистера Пембертона очень витиеватый почерк, и, пожалуй, тут, в самом деле стоит буква «Т».
Значит, за центральным столом места мне не будет. Но меня это не огорчило. Я предпочитала сидеть среди тех, кого про себя называла «деревенская сторона», чтобы на меня меньше обращали внимание. Кроме того, как говаривают, со стороны расклад виднее. И в тот вечер я в самом деле кое-что заметила.
Эта встреча, как Николас Пембертон и предполагал, стала поворотным пунктом в его отношениях с деревней. И то, что казалось мне разделительной линией, — эти несколько футов пространства, отделявших председательский стол от полукруга стульев, на которых расселись деревенские жители, — растаяло как снег.
— Добрый вечер, леди и джентльмены! Очень рад, что вы решили посвятить нам этот вечер… — начал свое выступление Николас Пембертон, едва усадив Сильвию Сильвестр и мою сестру на отведенные им места. Должна признаться, меня несколько огорчило лицезрение Тани среди тех, кого я, как и многие другие, продолжала называть «они», — по другую сторону баррикад. Но куда больше беспокоило меня другое. Николас Пембертон обладал даром убеждения настоящего оратора. — Я много слышал о вас, жителях этих мест. Я знаю, что вы, как и я, любите откровенные слова и непреложные факты…
У него была раскованная и убедительная манера речи, которая, как я где-то читала, достигается лишь долгой практикой. Кроме того, он умел подчинять себе внимание аудитории. Он объяснил, что его группа предполагает пробыть здесь всего восемь недель и что конец фильма будет сниматься на студии «Элстри» в Хартфордшире. Не скажу, что во время его выступления стояла мертвая тишина, когда слышно, как муха пролетит. Его речь сопровождалась то перешептываниями («слушайте, слушайте!»), то смешками после его шуточек, то шорохом накрахмаленных воскресных одеяний, скрипом и шарканьем обуви, которую тут надевают только на свадьбы и похороны; деревенская публика крутила головами, чтобы лучше рассмотреть кинозвезд.
Конечно, среди них не было Гарри Хеннесси, ибо он на нашей Леди Джейн и в соответствующем наряде должен был появиться в самом конце — его выход должен был стать и частью театрального действа, и шансом для фоторепортеров, да и для жителей деревни, отснять его во всей красе.
А Сильвия Сильвестр так и лучилась красотой и счастьем. Даже во время речи мистера Пембертона я слышала щелканье затворов фотоаппаратов. Несколько раз она меняла позу за столом, чтобы продемонстрировать себя в лучшем ракурсе. И я видела, как миссис Меллор, лучшая подруга матери, которую можно было узнать в толпе лишь по ее шляпе, украшенной вишенками (мать говорила, что она надевала ее еще на мои крестины), возбужденно подпрыгивала на месте.
Конечно, мы не могли одержать над ними верх. Об этом нечего было и думать. Но всегда существует какое-то противодействие происходящему. И так уж получилось, что я олицетворяла собой его сердцевину. Ибо на этой встрече меня одолела томительная ностальгия.
В последние несколько недель события сменяли друг друга с такой быстротой, что я с трудом улавливала смысл происходящего. И лишь теперь, оглядывая нашу развороченную гостиную, в которой запах нафталина мешался с ароматами дорогих оранжерейных цветов, которыми мистер Пембертон приказал оформить помещение, я в полной мере осознала, что случилось.
От нашей старой мебели не осталось и следа. Портьеры были сняты и сложены. Убрали наши истертые ковры, и теперь пол был совершенно голым, если не считать линий, начертанных мелом. По углам громоздилась какая-то странная аппаратура и осветительные приборы. Я видела темные квадраты на стенах, где когда-то висели наши картины и фотографии молодого отца, где он с удочкой стоит на ступенях террасы, ибо четверть века назад Дервент подходил к ним. Над камином пустовало еще одно место, где совсем недавно висело зеркало, покрывшееся пятнышками за сто лет своего существования, — Таня уверяла, что оно обладает магическими свойствами и что в ночь летнего солнцестояния девушка может увидеть в нем суженого.
Но под ним все еще красовался камин тюдорианских времен, в котором давным-давно в рождественский вечер мы оставляли свои чулочки для подарков и жарили орешки в Ночь костров [8]. Но хотя камину требовался небольшой ремонт, мы, подчиняясь указаниям мистера Пембертона, оставили все, как есть.
Как и другие вещи. Я хочу сказать, что теперь мы ни к чему не прикасались, выполняя лишь инструкции мистера Пембертона. Он издавал приказы, дергал за ниточки или взмахивал дирижерской палочкой, и наш образ жизни менялся — сначала незаметно, а потом безжалостно и непреклонно.
Его речь, похоже, подошла к концу, и он доверительным и в то же уверенным тоном попросил задавать вопросы.
Тут же вскочил староста Коггин и спросил, не считает ли мистер Пембертон серьезным упущением, что с приходским советом не сочли нужным посоветоваться.
— Нет, сэр. Мы имеем дело с сугубо частным мероприятием. И на частной земле. Следующий вопрос, пожалуйста.
Капитан Коггин сел.
Сельский полисмен, тяжело поднявшись на ноги, осведомился, не предполагает ли мистер Пембертон, что обилие людей, появившихся в деревне, приведет к росту преступности в ее пределах.
Послышались смешки, но мистер Пембертон ответил, что хотя он, конечно, не знает, каков сегодня уровень преступности в Дервент-Лэнгли, но ему довелось услышать, что в прошлом году было возбуждено лишь одно дело против человека, у телеги которого отсутствовали хвостовые огни. Тем не менее, у него, мистера Пембертона, образцовая команда, и любой, кто позволит себе хоть малейшее нарушение порядка, ответит лично перед ним.
Затем кто-то из торговцев спросил, предполагается ли повышение уровня продажи, — «это вроде важнее, чем преступность, а?» — и получил благожелательное заверение, что, по всей видимости, этот уровень повысится. Кто-то еще решил узнать, не уменьшится ли поголовье форели в Дервенте, на что мистер Пембертон отпустил несколько шуточек, что, мол, если и есть тут фаны кино, никто из съемочной группы не сможет отвлечь их от рыбной ловли.
Замкнувшись в своем неприятии, я видела, что встреча идет точно так, как мистер Пембертон и предполагал. Но затем в первом ряду, словно уловив мое телепатическое послание, встал Робби.
Он был достаточно популярной фигурой в округе, и, когда поднялся на ноги, кто-то даже захлопал. Переждав паузу, Робби засунул руки в карманы, повернулся к собравшимся и улыбнулся.
Внимательно наблюдая за развитием событий, я заметила, как у Николаса Пембертона сузились глаза. На мгновение мне показалось, что по лицу его скользнула гримаса острого раздражения. Но даже если это было и так, она исчезла столь же стремительно, как и появилась.
— Да, мистер Фуллер? — В голосе режиссера слышалось сдержанное напряжение. Если бы он знал Робби так же хорошо, как я, то своей властью положил бы конец собранию.
Робби же смотрел на мисс Сильвестр. Не знаю, подала ли она ему какой-то знак. Но Робби сразу же передумал. С лица его сползла улыбка. Он вяло спросил, получат ли жители деревни какую-то работу на съемочной площадке и если да, то, как это оформлять?
— Да, конечно, мистер Фуллер. Ассистент режиссера позже все разъяснит.
Николас Пембертон и сам был изрядно удивлен, словно не мог понять, какую игру ведет Робби. Но, наблюдая за хитрой улыбкой Сильвии Сильвестр и откровенно презрительной гримаской на лице моей сестры, я безошибочно поняла, что Робби переметнулся на другую сторону.
Я предполагаю, что многие сочтут мое поведение старомодным, но когда я нуждаюсь в уединении, как, например, этим вечером, то предпочитаю бродить по саду, где ко мне приходят мир и покой. Мой взгляд невольно устремился в ту сторону, где среди длинных вечерних теней тянулись спокойные и мирные заросли и я перестала слышать вопросы и ответы, смешки и перешептывание.
Низко над прудом, ловя мошек, носились ласточки, свившие себе гнезда под карнизами дома. Розы уже были в полном цвету, а могучие сассекские дубы покрылись летней листвой. Я представляла, что придет время, когда улетят ласточки, опадут лепестки роз, пожухнут дубовые листья, — и к этим дням от киногруппы не останется и следа. И снова все вернется на круги своя. Но, даже думая об этом, я понимала, что отныне и навеки ничто уже не будет таким, как прежде.
Именно желание перебороть владевший мной упадок духа и привлекло мое внимание к этому человеку. Сначала я этого даже не осознала, ибо мечты и фантазии не позволяют сразу же вернуться к реальности. И когда я увидела приближающуюся фигуру, то сначала не заметила ничего странного.
Но тут же внезапно преисполнилась тревоги. Не по дорожке, а по прогалине, которая окаймляла край леса, галопом мчалась Леди Джейн (не взнузданная, говоря языком конников), прямиком прокладывая себе путь к стойлу, а за ее шею, зарывшись лицом в густую гриву, потеряв стремена и уздечку, цеплялся незадачливый наездник.
Я вскочила со стула. Мистер Пембертон тем временем объяснял некоторые технические детали относительно установки электрогенератора, и аудитория заворожено внимала ему. Сомневаюсь, что кто-то услышал стук копыт на Тропе мисс Миранды, ибо все были слишком заняты, даря оратору аплодисменты и шелестя розданными пресс-релизами, в которых излагались сюжет фильма и программа съемок. Если кто-то и видел, как я выскользнула за дверь, то решил, что я пошла готовить кофе. Но думаю, что никто не обратил на меня внимания. Все посматривали друг на друга в надежде услышать очередной умный вопрос.
Выскочив из помещения, я кинулась через холл, дальше по коридору, миновав кухню и буфетную. Мне нужно было мчаться изо всех сил, чтобы побыстрее перехватить лошадь. Необходимо было поймать Леди Джейн за уздечку до того, как бедолага свалится с седла.
Но представьте себе мой ужас, когда на моих глазах несчастный рухнул на мощеные плиты двора, а его изящно завитой парик времен Регентства, уже и без того криво сидевший на голове, взлетел в воздух и опустился на красную черепичную крышу сеновала.
— Леди Джейн, ах ты, паршивка! — заорала я, перехватив ее под уздцы и заставив остановиться. Я с силой врезала ей по крупу и протащила по рампе сквозь двери конюшни. Захлопнув их за собой, я на секунду прислонилась к ним спиной и, собравшись с духом, бросилась к мистеру Хеннесси.
Перебарывая дрожь, я склонилась над ним.
— Вы ушиблись? — нервничая, спросила я. Мое состояние объяснялось отчасти тем, что я до сих пор воспринимала киноактеров как какую-то особую расу, а отчасти страхом, что человек мог, в самом деле серьезно пострадать. — Мне страшно неудобно. Обычно Леди Джейн так себя не ведет. Обычно она добрая и послушная. Может, вся эта суматоха взволновала ее. Простите меня. Я надеюсь, вы не очень пострадали…
Я смолкла, не в силах найти слов. Он полулежал, полусидел на том месте, где упал. Великолепный костюм абрикосового цвета был в грязи. Как и белоснежные рейтузы. Одна туфля с пряжкой была на ноге, а другая валялась в нескольких ярдах поодаль. Красивое лицо было исцарапано и покрыто зелеными пятнами, которые, без сомнения, оставили ветки во время его скачки по Тропе мисс Миранды. Глаза были закрыты, а брови вскинуты словно бы от удивления, которое так и застыло на его физиономии.
Но не это заставило меня потерять дар речи. Все тело мистера Хеннесси сотрясалось, будто его колотило изнутри, или же это было следствием нервного потрясения?
Встав рядом с ним на колени, я осторожно коснулась его плеча и стала успокаивать:
— Оставайтесь на месте, мистер Хеннесси. Может, вы что-то себе сломали… на встрече присутствует врач… он хороший опытный специалист. Я сейчас сбегаю за ним и тут же вернусь.
Внезапно он вскинул руку и схватил меня за запястье. Сначала открылся один веселый карий глаз, а потом другой. И тут, наконец я поняла, отчего его колотило. Мистер Хеннесси откинул голову, сотрясаясь от смеха, и резко сел.
— О Господи, — хохотал он. — Ну и выход! Могли ли вы себе представить такой номер, милочка? Что скажете? — Затем он поднял руку, чтобы поправить парик, и недоуменно огляделся. — Никак меня ограбили! Эта злобная старая кобыла сперла мою гриву.
Собственная шутка так его развеселила, что он вновь покатился со смеху; хохотал он так заразительно, что я присоединилась к нему.
— Парик на крыше амбара, — показала я ему.
— Вот так-так, — сказал он. — Это место, в самом деле заколдовано. Итак, что нам теперь делать? Если я появлюсь в таком виде, босс мне голову оторвет.
Я наблюдала, как мистер Хеннесси с трудом поднялся на ноги, натянул потерянную туфлю и принялся отряхивать пыль.
— Идемте на кухню, — предложила я. — Вы успеете привести себя в порядок. А я сделаю внушение Леди Джейн. Вы проведете ее под аркой к центральному входу, и никто ничего не заметит.
Мистер Хеннесси заявил, что я сущий ангел — пусть даже хозяйка этого проклятого животного, как он не без оснований предположил. Но сначала надо было решить основную проблему, то есть раздобыть улетевший парик.
Это оказалось куда сложнее, чем я предполагала. По какой-то непонятной причине и стойла, и амбар стояли на возвышении, так что их крыши были даже выше уровня первого этажа дома. Мистер Хеннесси взобрался на край бочки с водой и попытался подцепить парик метлой, но безуспешно.
Наконец я вскарабкалась ему на плечи и, ухватив парик за один из каштановых локонов, стянула его вниз. Мистер Хеннесси испустил шумный вздох облегчения и стал осторожно спускать меня.
Понятия не имею, что заставило Робби выйти во двор именно в этот момент. Могу лишь себе представить, какую картину он увидел. Меня, которую крепко держал в объятиях Гарри Хеннесси, и как мы оба балансировали на краю бочки с водой, тепло улыбаясь друг другу.
И по выражению лица Робби я поняла, какой вывод он сделал.