3

Долго и напряженно рассматривал я убранство помещения, где мне довелось очутиться, и по некотором времени приметил в дальней от себя стене узкий проем, изысканно обрамленный посеребренным наличником. Выход? Кинувшись к темному отверстию, в последнем шаге от него я остановился. Выдохнув из непривычного тела остатки воздуха, я вышел на бледный свет.

Из мутной темноты, очерченная холодными лунными контурами, на меня смотрела странного вида особа, каких я никогда не видывал в своей жизни. Кожа ее мерцала неприятной синевой, распущенные волосы густыми кудрями прикрывали всю верхнюю часть тела, а снизу необъятных размеров ширилась странного фасона, похожая на колокол, пышная юбка. Присмотревшись, я с трудом различил в ней человека. Лишь приблизившись почти вплотную я, к своему полнейшему недоумению, осознал, что то, что я по ошибке принял за проем в стене, обернулось стоящим возле нее огромным зеркалом, и смотрю я теперь на свое собственное отражение.

Скорчив брезгливую гримасу и получив в ответ недовольный оскал, я перевел взгляд на пышную грудь, вздымающуюся над кружевным корсажем; скорее случайно, чем с намерением провел руками по ниспадающим на плечи кучерявым волосам такого насыщенного цвета, каким бывает лишь пылающий магический огонь — полуденное солнце, пронзающее фиолетовые кристаллики аметиста.

Мне вдруг страстно захотелось взглянуть, что же у меня там, под всем этими нелепыми одеждами. Но еще прежде, чем начать разбираться, как стянуть с себя неудобный, туго облегающий сверху и безмерно расширяющийся книзу наряд, мой ум был потревожен знакомым любому охотнику ощущением чужого присутствия: кто-то еще был со мной в этой комнате. Резко обернувшись, я, однако, наткнулся лишь на небольшую мягкую постель — а скорее широкий трон на высоких ножках, в котором я не так давно очнулся, и на прикрытые ставни окон. Но запах чужого тела, сдобренный порцией резких духов, заставил меня продолжить свои поиски в, казалось бы, небольшом — не шире привычных мне девяти шагов — помещении.

Мой затуманенный в первые минуты взгляд постепенно начал проясняться. Картинка становилась все четче и четче, пока я блуждал пытливым беспокойным взором по голубым с золотистым орнаментом стенам, гадая, что бы все это могло означать. И тут появился он — человек, прямиком из открытого окна, точно ангел, либо же призрак. Ростом он был высок, как показалось мне тогда, сложением — крупный и ладный. Но его нелепые одежды и грубоватое лицо почти заставили меня впервые за весь сон усмехнуться. Чрезмерное количество рюш, бантов и позолоты делали его наряд похожим на облачение детской куклы. Лицо незнакомца, прямоугольно-угловатое, с широким уплощенным носом и ртом таким крупным, какие я редко встречал у представителей человеческой расы, напоминало бы морду гуманоида, если бы не обрамляющий его объемный парик с белоснежными локонами, да еще взгляд — в высшей степени выразительный и разумный взгляд, которым он одарил меня так цепко и радушно, словно бы уже давно ждал нашей встречи.

Волшебство внезапного появления уже мгновение спустя было рассеяно моей внимательностью, так как за одним из окон — либо то была скорее дверь — находился балкончик, откуда мужчина и мог попасть в комнату. Вспомнив, что сплю, я предположил, что балкон нарисовало мое собственное воображение, дополняя непонятные мне картинки странного видения привычными вещами.

Появившийся в комнате мужчина долго смотрел на меня, то сжимая губы в натужной улыбке, то умильно мотая вихрастой головой, отчего казался мне еще более гротескным. Но потом вдруг большие глаза его наполнились грустью, с какой смотрит мать на хворающее свое дитя. Пару раз он пожевал своими ровными мясистыми губами, словно пытался ко мне обратиться, но слова все не слетали с них — он глотал их, как горький настой, периодически морщась и тяжело переступая с ноги на ногу.

Наконец, пара слов-таки вырвались из груди наружу.

— Ну здравствуй, Кори! — человек начал с приветствия, и я, конечно же, не сразу понял, что он обращается ко мне — я даже за спину себе заглянул: но никого, кроме нас двоих, в комнате не было. — Если бы ты только знала, как я рад, что мы наконец-то можем поговорить, — закончив вторую свою фразу, от сделал порывистый шаг мне навстречу — с не меньшим побуждением я синхронно отступил на шаг назад. Несмотря на вполне безобидный вид стоящего напротив мужчины, меня сильно озадачило то, как звучали слетающие с его губ слова: никогда еще я не слышал от незнакомцев в свой адрес подобного неучтивого, фамильярного обращения.

Попытавшись вытереть вспотевшие ладони и угодив пальцами в бесчисленные складки, я наконец-то осмелился опустить взгляд и осмотреть свое одеяние вблизи: неведомый мне лоснящийся шуршащий материал укутывал мои ноги несколькими невесомыми слоями, переходя на пояснице в тугой жакет, какие, я слышал, носят богатые дамы в больших городах. И тут впервые я отважился молвить хоть что-то.

— Я ничего не понимаю, — прошептал мой рот, но голос был совсем не моим — взволнованный, дрожащий женский голос, не слишком высокий, но с приятными мягкими нотками. Плотно сжав губы, я вопрошающе уставился в лицо своего визитера. Он был тих.

Напряженное молчание укутало комнату. Веселый незамысловатый мотив доносившейся неведомо откуда мелодии казался теперь неуместным и даже навязчивым. Звучащий инструмент напоминал пастуший рожок. Под бодрые ритмы свистящей дудочки мы стояли друг напротив друга в лунном свете посреди таинственного круглого, как огромный расписной барабан, помещения. И настолько некомфортно я чувствовал себя лишь единожды за свои полвека жизни: когда просил руки у Бэлсирифь, дочери мага воды Исифона. Сказать, произнести, выдавить из себя те несколько пылких, отчаянных слов в ту минуту было, казалось, даже труднее, чем получать отказ. До нее я не питал подобного чувства ни к кому в целом свете и также знал, что никогда не полюблю ни одну другую девушку ни в Землях Трилистника, ни в Редкоборье — ни в одном из семи эльфийских королевств. И теперь все словно бы повторялось, но в точности наоборот. Как смотрел я тогда на ее исчезающий за высокими елями стройный воздушный стан, с такой же бесконечной печалью глядел на меня теперь этот странный представитель расы людей — в остроносых туфлях и лохматом парике, в нелепых укороченных штанах и слоях из жилеток и накидок, весь в рюшах и цветах, с крупными грубыми скулами и с пышным белым бантом под ровным, квадратной формы подбородком. И тут он вновь шагнул мне навстречу.

Я не испытывал ни страха, ни волнения — меня сковало другое, почти неведомое мне ранее чувство: я совершенно не знал, что мне делать или говорить. Хотелось скрыться в ночи, но мой наряд не был предназначен для широких шагов. Я подумал о том, чтобы оттолкнуть человека, но в крошечных ручках с тонкими пальцами, казалось, и вовсе не было никакой силы, а суровый взор на украшенном яркими кудряшками лице смотрелся бы весьма несуразно. Все, что я мог, — зажмуриться и надеяться вновь проснуться в своем сооруженном наспех шалаше под сенью векового бука, недалеко от границы с болотистыми холмистыми низинами Найр, пристанищем беззащитных пикси и фей.

А непонятная музыка все продолжала литься в мои непривычно короткие, округлые уши, по временам оседая в тяжелом, сдавленном дыхании стоящего напротив меня надушенного грузного мужчины в ослепительно-белом парике.

Загрузка...