Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе

Огромный пульмановский вагон, гордый своим стремительным движением, мчал на восток. Взгляд, брошенный из его окошка, повсюду вокруг находил лишь убегающие вдаль безбрежные техасские прерии. Необъятная, сплошь покрытая зеленой травой равнина, унылые, неприглядные мескиты и кактусы, островки каркасных домиков, прозрачные, нежные рощицы проносились мимо, уходя куда-то за горизонт, в пустоту…

В Сан-Антонио в вагон села пара молодоженов, прямо из-под венца. Лицо мужчины, красное от загара, говорило о многих днях, проведенных на солнце и ветру. Кирпично-красного цвета руки непрерывно двигались, стараясь найти себе место и быть под стать непривычному новому черному костюму. Время от времени он с благоговением оглядывал свой наряд. Устроив наконец руки на коленях, он сел степенно, словно ожидая очереди в цирюльне. На других пассажиров он посматривал робко и нерешительно.

Невесту едва ли можно было назвать хорошенькой, как, впрочем, и слишком юной. На ней очень мило сидело голубое кашемировое платье, украшенное полосками из вельвета и бархата и несметным количеством пуговиц. Она беспрерывно ерзала и крутила головой, присматривая за своими пышными рукавами с буфами, явно не дававшими ей покоя. Было видно, что она сильно страдает от жары и что покорно ожидает еще больших страданий. Краска смущения, вызванная нескромными взглядами, которыми встретили ее появление в купе некоторые пассажиры, казалась на ее простецком невозмутимом лице чем-то странным и неуместным.

Новобрачные выглядели по-настоящему счастливыми.

Разъезжала ли ты когда в таких вот салон-вагонах? — спросил он, восторженно улыбаясь.

Нет, — ответила она, — никогда. Правда, шикарно?

Здорово! А скоро мы пойдем транжирить деньги в вагон-ресторан. Лучший обед в мире. И всего-то за доллар.

Ого-го! — воскликнула невеста. — Целый доллар? Это для нас многовато, Джек.

Нет, — храбро ответствовал он, — во всяком случае, не сегодня. Сегодня мы живем на полную катушку.

Чуть позже он уже объяснял ей что-то про поезда.

— Ты посмотри, из одного конца Техаса в другой добрая тысяча миль, а наш поезд бежит напрямик через штат и делает всего четыре остановки.

Он гордился поездом так, словно сам был его хозяином. То и дело обращал он ее внимание на поражающую своим великолепием отделку вагона, и она, не скрывая изумления и восхищения, во все глаза разглядывала узорную бархатную обивку цвета морской волны, начищенные до блеска медь, серебро, зеркала, тускло мерцающее дерево, отсвечивающее словно масло, разлитое на поверхности воды. Бронзовая статуэтка в углу поддерживала перегородку между купе, а потолок в некоторых местах был украшен росписью, сделанной маслом и серебром.

В сознании молодых супругов все что окружало их сейчас, воспринималось как продолжение, отголоски свадебного торжества, происшедшего сегодня утром в Сан-Антонио. Именно такая обстановка приличествовала их новому положению. Особенно заметно это было по мужчине, сиявшему от превосходного настроения, что делало выражение его лица чуть глуповатым и смешным.

Так, по крайней мере, казалось проводнику-негру, который издали бросал на них косые взгляды, ухмылялся и скалил зубы. А то попросту начинал передразнивать их, причем делал это мастерски, хитро и тонко изображая все известные ему приметы спеси и высокомерия и не давая им понять того, что подсмеивается над ними. Одним словом, он издевался над молодоженами, но те так мало об этом догадывались, что вскорости забыли и про него, и про то, что на них насмешливо глазеют немногочисленные попутчики. Новобрачным просто на роду написано казаться в подобной ситуации чем-то необыкновенно смешным и забавным.

По расписанию поезд прибывает в Йеллоу-Скай в три сорок две, — нежно заглядывая в глаза супруги, сообщил он.

Правда? — спросила она так, будто и знать про это не знала. Добродетельной жене, считала она, полагается выказывать удивление всему, что говорит муж. Вынув из кармана маленькие серебряные часики, она стала серьезно и внимательно вглядываться в циферблат, отчего лицо новоявленного мужа засветилось радостью.

Я купил их в Сан-Антонио у одного приятеля, — важно заявил он.

Уже семнадцать минут первого, — сказала она, с каким-то робким и неуклюжим кокетством приподняв на него глаза. Один из пассажиров заметил эту нехитрую игру и, язвительно рассмеявшись, подмигнул самому себе в одно из многочисленных зеркал.

Наконец пара отправилась в вагон-ресторан. Стоящие двумя рядами негры-официанты в ослепительно белых костюмах встретили их появление с любопытством, но и с невозмутимостью людей, которым по роду службы многое известно наперед. Официанту, которому выпала честь обслуживать эту пару, казалось, доставляло истинное удовольствие не спускать с них глаз. Он оглядывал обоих чуть не с отеческой добротой, а лицо его так и лучилось благосклонностью. Не привыкшие к такому покровительственному отношению молодые люди вздохнули с облегчением, лишь когда наконец вернулись обратно в купе.

Налево, вдоль длинного красного откоса, на много миль тянулась полоска тумана — там несла свои воды стремительная Рио-Гранде. Поезд приближался к ней под углом, в вершине которого стоял Йеллоу-Скай. И по мере того как сокращалось расстояние до него, росло беспокойство молодого мужа. Его кирпично-красные руки выделялись теперь еще резче. А мысли витали, порой он не замечал даже, как жена наклонялась и обращалась к нему…

По правде говоря, Джек Поттер уже начинал понимать, что тучи возмездия сгущаются над ним и повисают грузной свинцово-серой плитой. Он, йеллоу-скайский шериф, человек, которого знали, любили и боялись в этих краях, персона, можно даже сказать, выдающаяся, отправился в Сан-Антонио повидаться с девушкой, которую, как ему казалось, он полюбил, и там после обычных в этих случаях уговоров чуть ли не вынудил ее выйти за него замуж, притом не спросив мнения Йеллоу-Ская. И вот сейчас он должен будет представить свою невесту ничего не подозревающему, находящемуся в полном неведении городу.

Разумеется, люди в Йеллоу-Скае женятся и выходят замуж как им заблагорассудится. Это вполне в традициях городка. Но иначе представлял свой долг перед друзьями сам Поттер, иначе считали и его друзья — таков был их негласный мужской уговор, и он чувствовал себя гнусным предателем. Он совершил невероятное преступление. Там, в Сан-Антонио, наедине с этой девушкой, подогреваемый страстями и порывами, очертя голову рушил и ломал он свои привычные представления. В этом далеком от родных мест городе он не чувствовал всей тяжести клинка, рассекающего дружеские узы, но час Йеллоу-Ская, час расплаты приближался.

Он вполне хорошо сознавал, что для города его женитьба не пустяк. Больше шуму мог наделать разве что пожар в новой гостинице. Друзья не простят. Не раз он подумывал о том, что было бы благоразумно предупредить их телеграммой, но малодушие брало верх.

Телеграмму он так и не послал. И вот теперь поезд мчал его навстречу сценам изумления, ликования, упреков. Поттер выглянул из окна: вагон вплывал в зыбкую полосу речного тумана.

В Йеллоу-Скае существовало что-то вроде духового оркестра, надсадно дудевшего на радость не слишком взыскательной публике. Вспомнив о нем, Поттер недобро усмехнулся. Если б только земляки могли представить, что он вернется с молодой женой, наверняка устроили бы парадное шествие на станцию и сопровождали с оркестром до самого дома, выкрикивая приветствия и поздравления. Он твердо решил, что постарается, используя всевозможные уловки и хитрости, как можно скорее добраться от станции до своего кирпичного домика. Вот окажется он внутри этой надеждой крепости, тогда и оповестит горожан о свадьбе, выпустив что-нибудь типа устного бюллетеня. И не станет показываться на люди столько времени, сколько понадобится, чтобы умерить их пыл.

Молодая жена с беспокойством взглянула на него:

— Что тревожит тебя, Джек?

Он снова усмехнулся:

— Я не тревожусь, детка, я просто думаю о Йеллоу-Скае.

Она смущенно покраснела. Сознание общей вины перед городом вдруг сблизило их, вызвало чувство особой нежности друг к другу. Но Поттеру все же иногда не удавалось сдержать нервный смешок. А с лица невесты, казалось, не собиралась сходить залившая его краска.

Человек, предавший свой родной город, смотрел из окна вагона на знакомый пейзаж.

— Мы почти на месте, — сказал он.

Тут вошел проводник и объявил, что состав подходит к Поттеровой станции. Его былая насмешливость бесследно исчезла. Взяв из рук Джека Поттера щетку, он, поворачивая его и так и сяк, стал чистить свадебный костюм. Поттер нашарил в кармане монету и дал ее проводнику, так же, как, он видел, делали другие пассажиры. Это потребовало от него тяжелого почти физического усилия, такое он испытал, когда впервые в жизни подковывал лошадь.

Проводник взял его саквояж, и, как только поезд начал замедлять ход, они втроем двинулись вперед по коридору, в тамбур. В этот момент оба паровоза с длинной цепью вагонов на всех парах влетели на станцию Йеллоу-Скай.

— Здесь они должны заправиться водой, — хриплым и мрачным голосом, словно сообщая о чьейгто смерти, сказал Джек. Еще до того, как поезд остановился, он

взглядом пробежал по всей длине платформы и был изумлен и обрадован тем, что на ней нет никого, кроме станционного служащего, который, слегка прибавив шагу,

направился к цистернам с водой. Когда наконец состав встал, проводник вышел первым и установил небольшую лесенку.

— Ну выходи, детка, — все тем же сдавленным голосом сказал Поттер. Он помог ей спуститься, и уже на земле оба вдруг расхохотались. Но смех их прозвучал фальшиво. Джек взял у негра-проводника саквояж и велел жене покрепче держаться за его свободную руку. Стараясь побыстрее улизнуть со станции, он тем не менее бросил осторожный взгляд назад и увидел, что выгрузили два ящика и, главное, что по направлению к ним, отчаянно жестикулируя, бежит начальник станции. Видя, что тот еще далеко, у багажного вагона, Поттер засмеялся, потом вздохнул тяжело, впервые почувствовав, какое впечатление производит на Йеллоу-Скай его заслуженное счастье. Он покрепче прижал к себе руку жены, и они спаслись от преследования бегством. Проводник глуповато посмеивался им вслед.

Калифорнийский экспресс должен был прибыть на станцию Йеллоу-Скай по Южной железной дороге через двадцать одну минуту. У стойки бара в салуне «Утомленный джентльмен» в этот момент сидело шесть человек. Один из них — приезжий коммивояжер — болтал что-то без умолку, трое других — техасцы — видимо, не были расположены к беседе в этот час, а два мексиканца-пастуха помал-кивали — так было принято в салуне «Утомленный джентльмен». Перед дверьми на дощатом настиле лежал пес хозяина заведения. Голова его покоилась на лапах; изредка он одними глазами сонно поглядывал по сторонам с неусыпной бдительностью собаки, которую, случалось, пинали ногами. На противоположной стороне песчаной улочки видны были несколько ярких, с сочной зеленой травой лужаек, таких чудесных и странных посреди сгорающего от нестерпимо палящего солнца песка, что казались ненатуральными. Они скорее напоминали коврики искусственной травы, изображающие газоны на театральных подмостках. В уютной прохладе здания железнодорожной станции на откидном стульчике сидел человек в одной рубашке и курил трубку. Берег Рио-Гранде со свежескошенной травой подступал здесь так близко к городку, что можно было разглядеть далеко внизу огромные, цвета спелой сливы, равнины, поросшие мескитом. Весь город, если не считать бойкого коммивояжера и его собеседников в салуне, пребывал в вялом, полудремотном состоянии. Ну, а этот заезжий путешественник все продолжал, изящно опершись на стойку бара, рассказывать свои байки с самодовольством говоруна, напавшего на новых слушателей:

— …И в тот самый момент, когда старик загремел вниз, не выпуская все же из рук свою конторку, по лестнице поднималась старушенция с двумя ведрами угля, ну и, конечно…

Тут рассказ был прерван появлением в дверях молодого человека. Он крикнул прямо с порога:

— Сатана Вильсон напился и крутится где-то поблизости, разошелся вовсю.

Оба мексиканца в ту же секунду оставили свои стаканы и скрылись через задний выход.

Простодушный и по-прежнему веселый коммивояжер обратился к вошедшему:

— Ну и ладно, старина, пущай он и вправду нарезался. Ну и что с того? Заходи и пропусти стаканчик. — Но сообщение произвело на всех сидящих в комнате такое ошарашивающее впечатление, что и он вынужден был признать его важность. Лица у всех стали угрюмыми. — Скажите, — озадаченно спросил коммивояжер, — что все это значит?

И трое техасцев как по команде сделали жест, обычно предваряющий красноречивое выступление, но молодой человек, до сих пор стоявший в дверях, опередил их:

— Это значит, — ответил он, входя наконец в комнату, — что в ближайшие два часа город едва ли будет напоминать тихий курорт.

Хозяин подошел к двери, захлопнул ее и запер на засов, потом, высунувшись из окна, втянул тяжелые деревянные ставни и их тоже запер. Торжественный полумрак, какой бывает в церкви, воцарился в комнате. Коммивояжер переводил взгляд с одного на другого.

Но скажите, — воскликнул он, — в чем дело, в конце концов? Не хотите ли вы сказать, что здесь может начаться перестрелка?!

Не знаю, начнется тут перестрелка или нет, — зловеще ответил один из них, — но пальба будет. Не много хорошей пальбы.

Парень, предупредивший их, взмахнул рукой:

— О, драка начнется, и довольно скоро, если только найдется до этого охотник. Каждый, кому охота, может затеять драку, только не здесь, а на улице.

Коммивояжер, казалось, колебался между любопытством постороннего и страхом от сознания грозящей и ему опасности.

Как вы говорите, его зовут?

Сатана Вильсон, — хором ответили они.

И что, он может убить кого-нибудь? Что вы собираетесь делать? Скажите, а часто такое случается? Он буянит раз в неделю или чаще? Как вы думаете, ему под силу выломать эту дверь?

— Нет, эту дверь он не может выломать, — ответил хозяин. — Он уже трижды пытался это сделать. Но когда он придет, советую тебе, как человеку постороннему,

лечь на пол. Сатана наверняка станет стрелять в нее, и пуля может влететь внутрь.

С этого момента тот не спускал глаз с двери. Время валиться на пол еще не пришло, но в целях предосторожности он притиснулся боком к стене.

— Так будет он кого-нибудь убивать? — спросил он снова.

В ответ негромко и презрительно рассмеялись.

Он вышел, чтобы пострелять; он вышел, чтобы натворить дел. И лучше с ним не связываться.

Но что же вы делаете в таких случаях? Что?

— Ну, — начал молодой человек, — у них с Джеком Поттером…

Но его прервали остальные:

Джек Поттер в Сан-Антоне.

Так, а это кто такой? И что он может сделать?

О, это начальник полиции в городке. Наш шериф. Он выходит на бой с Сатаной, когда тот не в меру разойдется.

Ничего себе, — сказал коммивояжер, в удивлении подняв брови, — прелестную он нашел себе работенку!

Говорившие перешли на шепот. Беспокойный путешественник хотел продолжить свои расспросы, возникавшие у него от тревоги и замешательства. Но едва он попытался это сделать, все остальные раздраженно взглянули на него и, приложив палец к губам, приказали замолчать. Глаза их поблескивали в полумраке комнаты. Они прислушивались к звукам, доносившимся с улицы. Один из них жестом показал что-то хозяину, и тот, передвигаясь как привидение, вручил ему стакан и бутылку. Техасец налил полный стакан виски и бесшумно отставил бутылку. Затем жадно, одним глотком выпил виски и снова направился к двери, сохраняя молчание. Хозяин так же тихо вынул из-под стойки винчестер и сделал знак коммивояжеру:

— Вам бы лучше пойти со мной за стойку.

— Нет, благодарю покорно, — ответил тот, покрыз-шись холодным потом, — я уж лучше буду там, откуда можно удрать через заднюю дверь.

Тогда последовал мягкий, но не допускающий возражений жест. Повинуясь, коммивояжер сел на ящик за стойкой так, что голова его оказалась ниже края стойки. И вдруг он заметил на ее внутренней стороне всевозможные украшения из меди и цинка. Они придавали его укрытию сходство с щитом, и словно бальзам пролился на его душу. На соседнем ящике устроился хозяин.

— Понимаешь, — прошептал он, — Сатана Вильсон чудит со своим оружием, ну да, чудит, и, когда он вступает на тропу войны, мы все прячемся по норам, ей-богу. Он вроде бы последний из шайки, которая шаталась здесь вдоль реки. Он чистый ужас, когда пьян. Когда трезв, то в полном порядке, сама невинность — и мухи не обидит, просто самый милый парень в городке. Но выпьет — у-у-х, держись!

На время наступила тишина.

— Жаль, Джек Поттер еще не вернулся, — продолжил хозяин. — Однажды он уже стрелял в Вильсона и попал ему в ногу. Джек бы вмешался и нашел выход.

И в этот момент они услышали один за другим три диких вопля, потом выстрел. Это словно вывело их из оцепенения. Снаружи послышалось шарканье ног. Все переглянулись:

— А вот и он.

Человек в щегольской фланелевой рубашке свекольного цвета, сшитой, скорее всего какой-нибудь еврейкой в восточной части Нью-Йорка, завернул за угол и вышел на середину главной улицы Йеллоу-Ская. В каждой руке он держал по длинному тяжелому револьверу вороненой стали. Время от времени он начинал пронзительно орать, и вопли его разносились по безлюдной, вымершей стороне так громко и сильно, что казалось, они не могут исходить от человека. Окружающая тишина нависла над ним могильным сводом. Свирепые угрозы, прорывавшиеся в этих жутких воплях, безответные, разбивались о стены молчания. Его сапоги с красными обшлагами, покрытые золотым тиснением, напоминали такие, какие любят носить мальчишки, катаясь зимой на санках по склонам холмов Новой Англии.

Лицо мужчины пылало яростью, порожденной выпитым виски. Глаза, безумно вращающиеся, но еще способные заметить засаду, внимательно следили за дверьми и окнами домов. Шел он крадучись, как полуночный Кот на охоту. Грозный рык его, он думал, наводит на всех страх. Длинные револьверы казались в его руках легкими как соломинки; он вертел ими с головокружительной скоростью, выделывая при этом мизинцами обеих рук движения, как пианист за роялем. Вены на шее, выпирая из-за низкого ворота рубашки, вздувались и опускались, вздувались и опускались, подчиняясь приливам его гнева. И больше ничего вокруг, кроме его истошных, нечеловеческих криков. Стены безмолвствовали, не меняя своего отношения к этому ничтожному, на их взгляд, существу, двигающемуся посередине улицы.

Желающих драться не было, ни одного. Человек взывал к небесам. Никого это не интересовало. Он буквально кипел от ярости, изрыгал проклятия и размахивал своими револьверами.

Пес хозяина салуна «Утомленный джентльмен» не почуял надвигающейся угрозы. Он по-прежнему дремал возле дверей. При виде собаки человек остановился и смеха ради направил на нее дуло револьвера. При виде человека собака вскочила и, сердито рыча, отошла в сторону. Человек завопил, и собака опрометью кинулась от него. Когда она уже сворачивала в узкий проулок, раздался страшный грохот, свист, и что-то ударилось в землю прямо перед ней. Собака взвизгнула и в ужасе завертелась волчком на месте, потом бросилась уже в другую сторону. Снова раздался грохот, свист, и песок струйками взвился перед ее мордой. Обезумевшая от страха собака крутилась и металась как дикий зверь в загоне. Человек хохотал, откинувшись всем телом и прижав револьверы к бедрам.

В конце концов, его внимание привлекла запертая дверь салуна «Утомленный джентльмен». Он подошел к ней и, стуча револьвером, потребовал спиртного. Дверь сохраняла полную невозмутимость. Тогда он, наклонившись, поднял с земли клочок бумаги и ножом пригвоздил к дверному косяку. Затем, презрительно повернувшись спиной к этому почитаемому публикой заведению, пересек улицу и, быстро и ловко развернувшись на каблуках, выстрелил в свою мишень. Пуля прошла мимо, в полудюйме от нее. Выругавшись себе под нос, он пошел прочь. А чуть позже уже преспокойно палил по окнам своего закадычного друга. Человек забавлялся. Город стал для него игрушкой.

Но по-прежнему драться с ним не хотел никто. Вдруг он вспомнил о Джеке Поттере, своем старом противнике, и решил, что совсем неплохо пойти к дому Джека и отчаянной пальбой заставить его выйти подраться. И, распевая боевую песню апачей, Сатана двинулся туда, куда звала его новая прихоть.

Добравшись до Поттерова дома, он увидел, что тот столь же спокоен и безмолвен, как и все прочие. Выбрав напротив дома место поудобнее, Сатана выкрикнул свой вызов. Но дом взирал на него как сфинкс и не подавал никаких признаков жизни. Подождав немного из приличия, он продолжил свои угрозы, сдабривая речь сочными выражениями.

А дальше начался театр одного актера — человека, обезумевшего от ярости к неподвижно стоящему дому. В припадке гнева он налетал на него, как зимний ветер обрушивается на одинокую лачугу где-нибудь в прериях на севере. Издалека шум, который он производил, можно было принять за кровавую схватку двух сотен мексиканцев. Лишь необходимость перевести дыхание или перезарядить револьверы ненадолго останавливала его.

Поттер и его жена двигались сторожко, но быстро. Иногда они начинали смеяться, тихо и робко.

— Последний поворот, дорогая, — сказал он наконец. Они шли согнувшись, словно против сильного ветра. Джек уже поднял руку, собираясь показать жене ее новый дом, едва станет виден, но, повернув за угол, они вдруг лицом к лицу столкнулись с человеком в рубашке свекольного цвета, лихорадочно запихивающим патроны в огромный револьвер. Увидев их, человек тотчас же отбросил этот револьвер в сторону, молниеносно выхватил из кобуры другой и нацелил дуло прямо в грудь жениху.

Наступила тишина. У Поттера язык словно прилип к небу. Инстинктивно он мигом высвободил руку из сжимавших ее рук жены и поставил саквояж на песок. Лицо невесты пожелтело, как выцветшая от времени ткань. Подобно жертве, прикованной к месту взглядом вмеи, она не могла пошевельнуться.

Двое мужчин стояли на расстоянии трех шагов друг от друга. Тот, что был с револьвером, смотрел уже по-другому: спокойно и жестоко.

— Хотел подобраться ко мне незаметно, — сказал он. — Хотел подкрасться ко мне… — Глаза его стали еще более злыми. Поттер едва заметно двинул рукой, но противник яростно вскинул револьвер: — Нет, не делай этого, Джек Поттер! И не пытайся достать оружие! Даже глазом не моргни… Пришло время мне рассчитаться с тобой, рассчитаться на свой вкус. Никто не помешает мне сделать это. Так что, если тебе неохота все время торчать под дулом, смекай, что я сейчас скажу. Поттер посмотрел на своего врага.

— У меня нет при себе оружия, Сатана, — сказал он, — клянусь, нет. — Он немного успокоился и почувствовал себя увереннее, но где-то в глубине сознания пронеслось видение пульмановского вагона: узорная бархатная обивка цвета морской волны, начищенные до блеска медь, серебро, зеркала, тускло мерцающее дерево, от

свечивающее словно масло, разлитое по поверхности воды, — великолепие свадебного торжества. — Ты же знаешь, я не пасую, когда доходит до драки, но у меня нет

при себе оружия. Придется тебе стрелять одному.

Лицо его врага побагровело. Он шагнул вперед, размахивая револьвером прямо перед грудью Поттера.

Эй ты, щенок, не говори мне, что ты не вооружен. Не говори мне такой чепухи. Во всем Техасе нет человека, который видел бы тебя без оружия. И не думай, что можешь обвести меня вокруг пальца. — Его глаза сверкнули, и он тяжело, как насос, задышал.

И не думаю надувать тебя, — ответил Поттер. — Я другое думаю — ты круглый дурак, Сатана. Я сказал, что у меня нет с собой оружия, значит, его у меня нет.

И если собираешься подстрелить меня, советую начинать. Такого шанса у тебя больше не будет.

Объяснение убедило Вильсона.

Да, но если ты действительно не взял оружия, то почему ты его не взял? — Он осклабился. — Никак был в воскресной школе?

У меня нет оружия, потому что я возвращаюсь с женой из Сан-Антона. Я женился, — сказал Поттер. — И если б я мог предположить, что всякие бездельники

вроде тебя будут ошиваться около моего дома, то взял бы оружие, можешь не сомневаться.

Женился?! — сказал Сатана, еще не поняв до конца, что же произошло.

Да, женился. Я женился, — отчетливо повторил Поттер.

— Женился?! — пробормотал Сатана, как будто только сейчас заметив рядом с Джеком растерянную, подавленную женщину. — Нет, — сказал он, будто видел не ее, а пришельца из неведомых миров. Он отшатнулся на шаг, и его рука, держащая револьвер, безвольно повисла вдоль тела. — А это, это и есть твоя госпожа?

Да, это она и есть.

Вновь наступила тишина.

Так, — проговорил Вильсон. — Думаю, хватит.

Действительно хватит, если ты думаешь так. Пойми, я не хотел причинять тебе зла. — Поттер поднял свой саквояж.

Верю, что это так, Джек, — сказал Вильсон. Он тупо смотрел в землю. — Женился! Да… — Он не учился рыцарским поступкам, просто случилось так, что в этой

необычной ситуации в нем вдруг проснулся и заговорил дух старых рыцарских времен. Он поднял свой второй револьвер, потом каждый из них засунул в кобуру, повернулся и пошел прочь. Его сапоги оставляли в вязком песке воронки, похожие на колокола…