Призраки истории

Глава 18 Спаситель Кузьма

Феномен человека и народа

25(11) июля 1613 года в Успенском соборе Кремля был венчан на царство юноша Михаил — первый царь из династии Романовых.

На следующий день, 26 (12) июля 1613 года, нижегородский купец Кузьма Минин был царским указом пожалован званием думного дворянина и стал членом Боярской думы.

Ох, устаю я иногда от нашего русского народа! Как от себя самого. Наверно, в том и дело. Устаешь от своих недостатков, которые видишь и в других. Видимо, народ наш такой же, как и я, безалаберный, некогда ему текущими делами заняться, необходимые процедуры соблюсти.

Ну вот вам национальный герой — Кузьма Минин! Спаситель Отечества! Вышедший из самых что ни на есть глубин народных. И ладно бы какой безвестный, в рубище. Не в рубище, а в блеске славы. Живет в царском дворе!..

Не когда-либо потом, после важных дел, а сразу, на другой же день после венчания на царство, царь Михаил Федорович жалует Кузьму Минина званием думного дворянина. И этим актом всему миру показывает: новая царская династия знает, кому она обязана троном. Понятно, в князья-бояре Кузьму пожаловать невозможно. В бояре пожаловали князя Пожарского. Но думный дворянин — почти боярин, он в Боярской думе сидит, государственные дела вершит! Ну как сопоставить… Значимость нынешних депутатов Госдумы, членов Совета Федерации или рядовых министров и сравнивать невозможно со значимостью членов тогдашней Боярской думы! Быть может, по-нынешнему — это члены Совета безопасности или члены Государственного совета…

Вообще, с 1572 года, с первого упоминания думных дворян в Боярской думе, перебывало их там 18 человек. При царе Михаиле Федоровиче в Думе было два думных дворянина — Гаврила Пушкин (нам больше известен его потомок Александр) и Кузьма Минин. Жалованье Пушкина — 120 рублей в год, жалованье Кузьмы — 200 рублей в год.

В общем, крупный государственный деятель, большой чин. Только с неизвестным прошлым. Ну так спросите его, Кузьму Минина! Кто он, кто его родители, когда и где родился, кто бабушка и дедушка? Запишите. Занесите на скрижали. В конце концов, так положено, это обязанность, протокольное мероприятие. Не прохожий на улице, а член Боярской думы! И на дворе, чай, не какие-нибудь темные времена, а просвещенный и прогрессивный XVII век! Бумага под рукой, чернила. Уже полвека прошло, как первую книгу напечатали! Разве что диктофонов и компьютеров нет.

Однако ж — никто ничего не записал. Не спросил. А если спросили и записали, то потеряли и забыли. Или кто-то забрал в спецхран, в партархив, и так спрятал под грифом «гос. тайна», что и поныне докопаться невозможно…

Но шутки в сторону. Пусть даже и горькие.

О самом главном я скажу в последней главе. А пока — просто о главном. Сколь ни старалась дореволюционная, а потом и коммунистическая история возвеличить Кузьму как представителя народа, а все равно Кузьма Минин оказался приниженным. Это у нас само собой получается: кто у нас всегда главный, тем более на войне? Царь, боярин, князь, генеральный секретарь, главнокомандующий, маршал… Да вспомните сами курс школьной истории, какой образ исторический перед нами встает? Ну, мясной торговец Кузьма, борода лопатой, обратился с призывом к народу в Нижнем Новгороде, стал собирать деньги на ополчение… В общем, казначей при Пожарском, представитель народа при Пожарском и других князьях-боярах…

Все это — вранье!

Кузьма Минин был Главным Действующим Лицом тех событий.

Прежде всего надо четко обозначить: не Пожарский и бояре подняли и повели Кузьму и народ, а народ и Кузьма выбрали, «указали на Пожарского» и повели Пожарского, бояр и дворян на Москву.

Сейчас я приведу строчки из практически неизвестного свидетельства:

«Призвавши бога на помощь, пошел Кузьма к царствующему граду… Князь Дмитрий Трубецкой, услыхав, что идет Кузьма Минин с войском, отступил прочь… А в то время Кузьма Минин со своим войском облек город-Кремль…»

Помилуйте, братцы, это же не купец Кузьма, а полководец Македонский! Причем на широком историческом фоне идет непрерывный почти личный конфликт за первенство между двумя руководителями двух войск — высокороднейшим князем Дмитрием Трубецким(!) и мясным торговцем Кузьмой Мининым. А Пожарский там вообще фигура третьестепенная…

Это — «Хронограф» из рукописного собрания князя Оболенского. Официальная история его отвергает и вообще нигде не упоминает. Мол, придумки, народные сказки, неизвестный автор был поклонником Кузьмы и чрезмерно возвеличил его роль. Да, конечно, нам читать такие строчки странновато. Но, во-первых, источник есть источник. Какой бы он ни был, он требует прежде всего не замалчивания, а обнародования. А «Хронограф», хранящийся в Центральном государственном архиве древних актов, почему-то до сих пор не опубликован. Что более чем странно, если учесть к тому же невероятную скудость источников о личности Кузьмы и его деяниях. А уже потом, после опубликования, можно судить о нем, сопоставлять с другими источниками, опровергать сведения или же подтверждать. То есть анализировать, выяснять. К примеру, что за автор такой и почему он в те времена взялся возвеличивать какого-то Кузьму? Может, он писал по прямому заказу самого Кузьмы или его сына Нефёда? Или же имел свое мнение и решил его выразить. Почему ж тогда мы его мнением пренебрегаем? Учтем, что грамотных людей тогда было мало. А уж таких, кто взялся бы за летописание, — и вовсе единицы. Само по себе ведь интересно, почему образованный, литературно способный человек решил возвеличивать какого-то мясного торговца — вопреки вековой традиции письменного возвеличивания великих князей и царей! Что ж мы с порога-то отметаем свидетельство такого человека!

А во-вторых, если «Хронограф» мы не считаем объективным свидетельством эпохи, то как быть тогда с Никоновской летописью? Ее-то мы признаем как главный источник сведений о Кузьме и его деяниях. От которого и отталкиваются все писатели-исследователи.

Но на деле получается, что мы и Никоновской летописью пренебрегаем, потому как используем ее весьма произвольно. А ведь в ней, в Никоновской летописи, роль и значение Кузьмы прописаны совершенно четко. Везде и всюду говорится: Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский совместно руководили освободительным движением, все важнейшие решения принимали совместно. Все грамоты во все края писали и подписывали совместно. Они вдвоем назначали воевод и посылали князей с ратниками в города…

«Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма посла к Ярославлю князь Лопату Пожарского…»

«Думав с Кузмою и дата им воеводу князь Романа Гагарина…»

«Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма отпустиша князь Романа Петровича в Суздаль, а сами поидоша в Ярославль…»

«Князь Дмитрей же и Кузма тако же писаша под Москву, что… идут под Москву им на помощь, на очищение Московского государства».

И так далее.

И противная сторона воспринимала Кузьму как вождя и вершителя (их!) судеб.

К примеру, знатные бояре, засевшие в Кремле вместе с поляками, боясь штурма, решили спасти своих жен. И обратились с просьбой… Каково им, родовитейшим из родовитых, на царский трон претендовавшим, спесивейшим из спесивых, было просить мясного торговца о милости к их женам — можно только догадываться. Летописец излагает беспристрастно:

«Бояре же… послаша ко князю Дмитрею Михаиловичу Пожарскому и к Кузме… чтобы пожаловали их, приняли без позору».

Вот так! А вы говорите: казначей, деньги собирал…

То время удивительно точно названо Смутным. Смута в стране, в умах, в сердцах. Трудно понять, что происходит, кто с кем, кто друг, а кто враг. Мы до сих пор не разобрали, а каково было современникам?

Чтобы представить смутность и мутность давних лет, нам достаточно вспомнить события с начала перестройки до наших дней. Сейчас мы уже понимаем, что в итоге эти путчи, антипутчи и штурмы оказались большой разборкой среди своих — бояр из советско-российской партийно-чиновной номенклатуры. Мы, людишки, служили массовкой. Были материалом или аргументом. Вполне искренне и по своей воле. По идее. По душевному порыву! Кто-то защищал Белый дом и Ельцина от «коммунистических танков» в 1991 году. Кто-то уже в 1993 году защищал тот же Белый дом уже от «демократических танков» Ельцина. Но и те, и другие остались при своих. Как и были. И даже гораздо хуже. Так ведь? А вот у тех, кто вел нас туда и сюда, ни один волос ни с одной головы не упал и ни один рубль не пропал! Да, кто-то отстранен от высшей власти, но все — вполне благоденствуют. В отличие от нас.

То же самое было и тогда. Боярские разборки. И тоже ни один волос с их голов не упал. Разве что Ивана Заруцкого посадили на кол — так Заруцкий в той княжеско-боярской московской камарилье вообще чужак, пришелец с Дона, казачий атаман, смутьян и беспредельщик. Его бы в любом случае замочили. Не те, так другие или третьи. Ну да, еще четырехлетнего сына Марины повесили. Очевидно, что бояре-советники юного, только что избранного царя Михаила Романова заранее решили, что младенца непременно надо убить, потому что живой сын Марины — будущая угроза и будущая смута, так как в любое время может объявить себя «законным царем», сыном «законного царя Дмитрия». Его казнь — политическая необходимость и неизбежность. И убить его следовало не тайно, а публично, чтобы никаким новым лжедмитриям веры не было. Вот так завершилась десятилетняя смута на глазах народа, у Серпуховских ворот Москвы, когда из Астрахани привезли атамана Ивана Заруцкого и Марину Мнишек с дитем…

Боярские разборки. Вначале бояре во главе с Шуйским и Мстиславским при помощи Лжедмитрия поднялись на Годунова. Потом убили Лжедмитрия и поставили Василия Шуйского. Тотчас же началась смута против него. Иван Болотников не на пустом месте возник: крестьянский вождь Болотников был воеводой у князя Григория Шаховского — ярого врага Василия Шуйского… Затем те же бояре затеяли мутный хоровод вокруг «тушинского вора» Лжедмитрия II. Затем отвернулись от «тушинского вора», свергли Шуйского и позвали на московский престол польского королевича Владислава. И все эти годы гуляли по стране казачьи ватаги Хлопка, Илейки Муромца, Ивана Болотникова, Ивана Заруцкого — и Русь утонула в крови и разрухе.

И что в итоге? Невинного младенца повесили. Нашли виновника всех бед…

Я не провожу прямые параллели с недавними днями нашей смуты, я говорю о том, что принцип примерно один. А тогда, конечно, было гораздо страшнее, сложнее, смутнее. Потому хотя бы, что противоборствующих лагерей было несколько.

Ну, с поляками и войсками великого литовского гетмана Ходкевича ясно — противники. А как быть с Трубецким и Заруцким? Они оба позавчера служили «тушинскому вору» самозванцу Лжедмитрию II, были пожалованы им в боярское звание. Вчера — целовали крест на верность самозванцу Сидорке — «псковскому вору», Лжедмитрию III (был и такой!). А сегодня они — в народном ополчении? Хорошо даже, что Заруцкий предал ополчение и ушел к Марине Мнишек под Коломну и далее на юг. Хоть под Москвой не вносил смуту. А вот казаки князя Трубецкого вроде теперь на одной стороне с Мининым и Пожарским. Однако Минин и Пожарский никогда не ходили на совет в лагерь Трубецкого — боялись, что казаки их убьют. Хороши союзнички, да? Так ведь у казаков Трубецкого были свои интересы, отличные от интересов нижегородского и других ополчений. В основном насчет того, как пограбить. В самые решительные минуты казаки отказывались идти в бой, грозились вообще уйти из-под Москвы, если им не заплатят. Дошло до того, что им в залог денег вынесли церковное золото. Правда, тут некоторые казаки слегка устыдились… Но — слегка. Когда Пожарский велел не трогать боярских жен, вышедших из осажденного Кремля, казаки взбунтовались и решили убить князя Дмитрия за то, что не дал пограбить боярынь…

Везде, во всех лагерях были свои — бояре, так сказать, соль земли русской, тудыть их растудыть. И с поляками в Кремле, и у Заруцкого, и у Трубецкого, и у Минина с Пожарским. И многие и многие за эти десять лет Смутного времени не раз переходили из лагеря в лагерь — по мере обстоятельств. Их называли — «переметная сума». Как тот же первейший из первых, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. А теперь он, значит, союзник Пожарского и Минина, тоже за «очищение Московского государства»? Так ведь он гораздо значительнее Пожарского. И держался, вел себя соответственно. И ему тот же Пожарский оказывал почести соответственные. Мало того, Трубецкой потом на Земском соборе претендовал на царский трон. Из корешей «тушинского вора» в законе — да в русские самодержцы! Однако царем не стал, но при дворе был возвышен поболе многих. И никого это тогда особо не смущало.

Вместе с тем же Дмитрием Трубецким при дворе «тушинского вора» состояли патриарх Филарет (отец будущего царя), Салтыковы, Годуновы, Плещеев, Масальский, Вельяминов… Потом они кинулись к польскому королю Сигизмунду — королевича Владислава на русский трон позвали. Где они, с кем они сейчас — кто разберет…

И те, что в Китай-городе и в Кремле с поляками, — первейшие из первых. Имена какие! Юрий Трубецкой, Михайла Салтыков, Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Иван Романов!.. Для них Пожарский — «захудалый». Так называли тогда хоть и знатные, но уже не имеющие никакого влияния фамилии.

И те же бояре, что в лагере Минина и Пожарского, морщатся, потому как Пожарский то и дело впереди бояр становится. Да и сам Пожарский понимал двусмысленность своего положения. Кто он такой? Князь-то князь, но князь из захудалого рода. Не боярин, и место свое знать должен. Он и знал. В грамотах о спасении страны, рассылаемых по городам, его подпись — десятая! Впереди, как и положено, высокородные — Морозов, Долгоруков, Головин, Одоевский, Пронский, Волконский, Плещеев, Львов, Вельяминов. Подпись Кузьмы Минина — пятнадцатая! И это надо считать небывалым смирением знати и признанием главенства Кузьмы! За ним — еще 34 подписи, в том числе и князей Туренина, Шереметева, Салтыкова, Бутурлина…

Понимаю, что моя теория боярских разборок применительно к Смутному времени вызовет некоторую настороженность. Потому что мы привыкли искать везде социально-исторические закономерности. Но ведь от фактов никуда не денешься. А с другой стороны, боярские разборки — это ведь тоже своего рода социально-исторические закономерности? Они всегда возникают при слабости верховной власти. В монархические времена власть освящена вековой традицией, ореолом неприкосновенности. Уж что вытворял со страной кровавый маньяк Иван Грозный — а никто и пикнуть не смел. Потому как он — прямой наследник Рюрика на троне, его власть от Бога. Помазанник Божий! И при его сыне, слабом властителе Федоре Иоанновиче, никто не покушался на власть законной династии. Но Федор не оставил наследника. И тотчас же при выбранном царе Годунове возник Лжедмитрий. К тому же еще и три года голода в стране, и враждебное родовитое боярство, обрадовавшееся самозванцу… Но Годунов мог выстоять, если бы не смерть. А вот сыну его удержаться уже не было возможности — династия еще даже не сложилась, не обрела еще опоры в боярстве, дворянстве, народе, не говоря уж об ореоле богоданности и неприкосновенности. Также надо заметить, что бояре, породив и вызвав Смуту, сами стали заложниками событий, но поделать уже ничего не могли, а от того, что они кидались во все стороны, хаос только умножался.

Чтобы яснее представить тогдашние нравы, амбиции, иерархические заморочки и ситуацию вообще, приведу, забегая вперед, характерный пример. Незадолго до церемонии венчания Михаила Федоровича на царство, до выхода из Золотой палаты в Успенский собор, упомянутый уже думный дворянин Гаврила Пушкин закатил скандал. Мол, невместно ему на этой церемонии стоять ниже Пожарского: мы, Пушкины, никогда меньше Пожарских не бывали!.. Понимаете, пустяки, что Пожарский спаситель Отечества! Это он вчера спаситель, а сегодня нечего с суконным княжеским рылом в боярский калашный ряд соваться… Но поскольку Пожарский уже не просто князь, а только что пожалован в боярское звание, то Гавриле пришлось смириться.

По сценарию венчания Мстиславский должен осыпать государя золотом, Иван Романов — держать шапку Мономаха, Трубецкой — скипетр, Пожарский — яблоко…

Однако тут возник Трубецкой. Ему невместно быть меньше, чем Иван Романов! И он по-своему прав. Романовы — от Андрея Кобылы, а Трубецкие — Гедиминовичи! Вторые по знатности после Рюриковичей. Но и он смирился, поскольку Иван Романов теперь — дядя царя!

Кто-то из историков прошлого, кажется, Дмитрий Иловайский, возмущался, что «тушинский боярин» Дмитрий Трубецкой и при новом царе остался при власти и в почете.

А почему, Дмитрий Иванович, вы только о Трубецком? Вы посмотрите на всю эту компанию, что венчает царя. Федор Мстиславский — он что, с оружием в руках выбивал ворогов? Нет, Мстиславский — вождь старого, исконного боярства (Воротынские-Шуйские-Голицыны-Куракины) еще против Годунова смуту начинал, когда проиграл ему царские выборы на Земском соборе 1598 года. Он (Гедиминович!) с братьями Шуйскими и Воротынским (Рюриковичи!) первого Лжедмитрия в Туле с почестями встречал! А потом польского королевича Владислава на русский трон призвал. Мало того, вместе с Салтыковым еще и ратовал зато, чтобы польский король Сигизмунд стал и русским королем. Тут надо оч-чень объяснять! Одно дело — сын Сигизмунда королевич Владислав, провозглашенный русским царем. При этом просто династия польская, но Московия осталась самостоятельным государством. А при короле Сигизмунде Московская Русь перестала бы существовать как суверенное государство, она стала бы частью Польского королевства со столицей в Варшаве и воеводствами в Москве, Смоленске, Владимире… Вот что автоматически следовало за призванием Сигизмунда! И этот человек, Федор Мстиславский, теперь вместе с Пожарским венчает русского царя. И при новом царе он как был, так и остался первым боярином на Руси.

А Иван Романов что делал в Кремле с поляками, смертным боем бился несколько месяцев? Нет, он просто был там. Вместе с поляками. И не один, а с малолетним племянником Михаилом и его матерью. Понятно, что пятнадцатилетний Михаил ни при чем, он оказался там не сам по себе, а по стечению обстоятельств, с дядей и матерью. Но… Факт есть факт. Который почти все историки стеснительно умалчивают, обходят.

В общем, Пожарский на венчании — чужеродное тело, представитель ополчения и дворянства. Только и всего. Тот, кто расчистил им, высокородным боярам, поле для новой игры. Убрал с него совсем уж одиозных игроков: Ивашку Заруцкого, Марину Мнишек с сыном, царя Владислава… Как в недавние нынешние времена генерал Грачев, что отдал приказ стрелять но Белому дому, убирая с поля Руцкого, Хасбулатова и компанию. Или как генерал Лебедь в комбинации Чубайса, убравший с поля разом Коржакова, Барсукова и Сосковца… (Теперь уж, наверно, напоминать надо, что Руцкой тогда — вице-президент России, Хасбулатов — председатель Верховного Совета, Коржаков — «друг семьи» президента Ельцина, начальник его личной охраны, Барсуков — начальник ФСБ, Сосковец — первый вице-премьер…)

Я намеренно забежал вперед, чтобы яснее стала обстановка в Москве и вокруг летом-осенью 1612 года. Каждый князь и каждый боярин в каждом лагере прикидывал, что к чему, каждый думал, как и чем обернется завтрашний день, как выгадать его с пользой для себя, на чью сторону перейти, за кого быть. За царя Владислава, короля Сигизмунда или за шведского королевича Карла-Филиппа, за ту или иную новую силу — неважно, потому что в итоге каждый был сам за себя.

А кто за Русь-то, мать-перемать!?

Вот он и был, Кузьма. С ополчением.

Он один не рассчитывал, не хитрил, не выгадывал, не связан был прежними боярско-княжеско-придворными иерархиями и хитросплетениями. Ему одному по фигу были все эти заморочки. Он ясно видел цель — выгнать поляков из Москвы, и подталкивал на решительные действия Пожарского…

Не будь Кузьмы — еще неизвестно, чем бы все закончилось. А то официальная история создает ощущение, будто как возникло ополчение — так оно и двинулось победоносно, и вошло в Москву, в Кремль под клики народа! Нет, в боях за Москву все время было равновесие сил. Вызванное и тем, что ополчение есть ополчение. Оно все-таки побаивалось и польских солдат, и тем более подошедших к Москве ратников великого литовского гетмана Ходкевича, одно имя которого вызывало у военных людей уважение. В любой момент в спину могли ударить казаки-союзнички. Как пишет С. М. Соловьев, «предстояло сделать последний шаг; и ополчением овладело раздумье: боялись не поляков осажденных, не гетмана Ходкевича, боялись козаков». И конечно же, бездействие сторон было следствием все той же смутной политики в смутной ситуации. Все топтались на своих местах. Никто не осмеливался на действия. Трубецкой выгадывал. Пожарский не решался. В этот момент поляки из Кремля и гетман Ходкевич одним ударом смяли и отбросили ополченцев на левый берег Москвы-реки.

«Пехота легоша по ямам и по крапивам на пути, чтобы не пропустить гетмана в город. Всею же ратию начата плакати и петь молебны, чтобы Московское государство Бог избавил от погибели…» (Никоновская летопись)

Всею ратью плакать и молиться… Нашли время и место… Если бы гетман Ходкевич начал тогда решительное наступление, конец бы пришел ополчению, рассеяли бы его, отбросили от Москвы. Атам неизвестно, кто бы к кому переметнулся — и снова закрутилась бы завертелась смута на года…

Вот в этот смутный вечер 24 августа 1612 года Кузьма пришел к Пожарскому и попросил ратников. О состоянии Пожарского можно судить по устало-безразличной фразе: «Бери кого хочешь…» Кузьма взял три дворянские сотни, перешел через Крымский брод и ударил по полякам. Те побежали. Другие ополченцы, видя успех атаки, тоже устремились за Кузьмой. Поляки в том бою потеряли 500 человек разом, их выбили с Крымского двора. Гетман Ходкевич отступил на Воробьевы горы, а на следующий день ушел(!?) из Москвы на Можайск — видно, у великого литовского гетмана не было решительного настроя биться за поляков до смертельного конца. Поляки остались одни. Это была окончательная победа!

Таким образом нижегородский мясной торговец, начавший поход на Москву сбором денег как казначей, сам же и завершил поход победой у Крымского брода уже как военачальник!

То есть и как непосредственный боевой командир — Кузьма стал решающей фигурой.

Однако и после этого ополчение топталось у Китай-города и Кремля два (!) месяца. Для многих московских бояр Минин и Пожарский с их ополчением были хуже поляков. То есть гораздо хуже! В стан к казакам Трубецкого пришли братья Шереметевы, Шаховской, Плещеев, Засекин и начали мутить воду, натравливать казаков на Пожарского. Те впрямую не выступили, но пригрозили уйти из-под Москвы, если денег не заплатят. Тогда-то и вынесли им церковное золото…

В эти месяцы можно было легко взять Кремль. Но никто не вел решительных действий. Трубецкой и не думал, а Пожарекого понять можно: это что же, он, «захудалый» князь, пойдет на Романовых-Салтыковых-Воротынских-Мстиславских?! Вот если они сами выйдут из Кремля, он «примет их с честию». Что впоследствии и произошло. Когда же казаки хотели побить «как изменников» бояр, вышедших из Кремля и собравшихся на Каменном мосту, Пожарский их остановил. А то б у нас была другая династия. Потому что из Кремля от поляков вместе с Федором Мстиславским, Иваном Воротынским и другими вышли Иван Романов и Марфа Романова — с племянником и сыном Михаилом…

Восемь лет назад бояре ввергли страну в хаос, свергнув законную династию Годуновых. После смерти Бориса Годунова, законно избранного на Земском соборе царя, власть должен был унаследовать его сын Федор. Но бояре убили Федора. Во что это все вылилось, известно. После этого бояре, оказавшись в кровавом тупике, готовы были на все. И Владислава русским царем объявили, и страну готовы были превратить в часть Польши, и даже шведского королевича Карла-Филиппа на царство звали (в чем и Пожарский участвовал!). И кто знает, как бы еще все обернулось, если бы не Кузьма и грозное дыхание стоящего за ним ополчения. Очевидно же, что при всех интригах бояре действовали с оглядкой на Кузьму и ополчение. Народ-то поднялся под одним ясным лозунгом: вон иноземцев, защитим от поругания православную церковь!

Поляков выгнали. А в остальном, как мы знаем, те же бояре договорились. Да и ладно, а как было иначе-то? Иначе, наверно, и не могло быть… На троне — русская династия, в стране наконец установилась власть, признанная всеми, — разве этого мало?!

Избрание Михаила Романова — историческая данность, окутанная покровом неизвестности. Нет никаких сведений, что там происходило, кто, как, какими словами всех убедил или заставил. И потому остался один большой вопрос: а почему именно Михаил Романов? Почти все историки — и красные, и белые — сходятся в том, что в споре сильных претендентов никто не смог победить, и потому сильные сошлись на кандидатуре самого слабого (так бывает!), решив к тому же, что Михаил станет фигурой фиктивной, а за его спиной будут править они.

На самом же деле, я думаю, на Земском соборе в январе-феврале 1613 года победил коллективный разум, здравый смысл, если хотите — элементарная политическая и человеческая чистоплотность! Там ведь было почти семьсот человек — духовенство, дворяне, посадские. А не только узкий круг бояр, людей политически циничных, растленных. До того растленных, что с их подачи на Земском соборе так или иначе в числе претендентов на русский трон фигурировали не только шведский Карл-Филипп, но и все тот же Владислав и сын Марины Мнишек. Их, конечно, сразу отвергли. Но посмотрите, кто там выдвигался еще, из русских? Шуйский, Воротынский и Трубецкой — с ног до головы запятнанные пособничеством со всеми поляками и всеми лжедмитриями! Клейма ставить негде…

А Миша Романов — был чист перед историей и народом!

Вот в чем секрет и смысл его избрания. На мой взгляд…

А чтобы довершить доказательства, что Кузьма был тогда Главным Действующим Лицом, приведу последний пример. Немногие знают, что некоторое время Кузьма был правителем Руси. Вернее — одним из правителей. Для временного управления страной до созыва Земского собора и выборов нового царя был создан триумвират правителей — князь Дмитрий Трубецкой, князь Дмитрий Пожарский и «выборный человек Кузьма Минин». Соответствующая грамота о чем и была разослана по всем городам.

Правитель Кузьма!.. А не казначей. Это мы сами принизили своего национального героя до роли сборщика денег при князьях-боярах. А тогда на Москве все знали, кто такой Кузьма Минин. Вот потому-то я и поражаюсь, что не расспросили его, не записали и не сохранили сведения о нем. То ли просто наше головотяпство и равнодушие, то ли стечение несчастных обстоятельств, а может, и мистика какая…

Действительно, Кузьма Минин — фигура в некотором роде мистическая. О нем никто ничего толком не знает. Где родился, когда, кто отец и мать, чем занимались. Ни-че-го. Вот так сразу он возник — богатый торговец мясом, земский староста, начальник суда посадских людей в Нижнем Новгороде. Видная ведь фигура, вполне номенклатурная по нижегородским масштабам! Однако о прошлом его — ни слова. Даже фамилия его — и та вызывает вопросы.

Действительно, мистика…

Причем мистика эта имеет продолжение. Оно и меня коснулось.

Очень популярный журнал напечатал рядом беседу с профессором Владимиром Махначом и мой очерк — о некоторых моментах в средневековой истории Руси. И между ними — врез-аншлаг крупными буквами: Кузьма Минин — крещеный татарин Кириша Минибаев.

Естественно, пошли звонки. Я говорил, что ничего об этом не знаю, спрашивайте Махнача. Владимир Леонидович, как оказалось, тоже ничего не знал и думал, что информация идет от меня. В конце концов выяснилось, что это самодеятельность редактора. В портфеле редакции лежала статья какого-то человека из Нижнего Новгорода, в которой приводились доказательства татарского происхождения Кузьмы. Они решили ее печатать, а для начала дали такой анонс, рекламу. Но — вот мистика! — статья эта куда-то исчезла. А имени-фамилии, телефона-адреса автора никто отдельно не записал. Если бы эта история попала ко мне через вторые или третьи руки — не поверил бы: авторы и рукописи нынче не пропадают! Но я знаю ее непосредственно от редактора. Потому и не называю журнал и имена, поскольку все очень уж на мистику смахивает. Мининскую мистику…

В словарях, энциклопедиях и прочих книгах нашего национального героя называют как бог на душу положит. Кузьма Минин, Кузьма Захарович Минин, Кузьма Захарович Минин-Сухорук, Кузьма Минин Сухорук, Кузьма Захарьев Минин, Кузьма Захарьев Сухорук, Кузьма Захарьевич Минин, по прозванию Сухорук… Или так: «Минин — Кузьма Минич». И даже так: «Минин-Сухорук, Кузьма Минич (настоящая фамилия Захарьев-Сухорукий)». С ума сойти!

(Может, и в этом сказывается наша холопская сущность? Небось, в ФИО Наполеона или Македонского давно бы уже все разночтения разобрали и прояснили. А тут Кузьма какой-то, из наших…)

В жалованных грамотах царя Михаила Романова от 1613 года написано: «Кузма МиниЧ». Нефёд, единственный сын Кузьмы, также писал: «Яз Нефёдко Кузмин сын МиниЧа».

МиниЧ, или МиниН суть одно и то же — сын Мины. Откуда же взялось отчество Захарович? Получатся ведь, что Кузьма отрекся от отца Мины и стал называть своим отцом некоего Захара? Ничего подобного, конечно, не было и не могло быть. Себя он называл только Кузьма Минин. В грамоте 1614 года его подпись: «Думный дворянин Кузьма Минин». Нигде никаких Захаровичей или Сухоруков. Откуда же эти имена и прозвища?

Прежде всего из Никоновской летописи. Там ясно и недвусмысленно сказано: «Нижегородец имяше торговлю мясную Козма Минин, рекомый Сухорук».

Тогда откуда же «Захарьев» и даже «Захарович», да еще вместе с Сухоруком? От обнаруженной в начале XIX века в Нижнем Новгороде купчей бумаги на домовладение, датированной 1602 годом, в которой было написано: «Мой двор подле Кузьмы Захарьева сына Минина Сухорука».

Век спустя по этому поводу председатель Нижегородской губернской ученой архивной комиссии Александр Яковлевич Садовский провел отдельное расследование. И доклад его, прочитанный на общем собрании комиссии 20 января 1915 года, назывался так: «Одно-ли лицо Кузьма Минин и Кузьма Захарович Минин Сухорук». Садовский нашел в архивных документах и Захара, и детей его Кузьму и Игната, и других людей, называемых Сухорукими, Безрукими, Сухоруковыми и Безруковыми. Однако прямых, твердых доказательств идентичности не было. И потому он предложил именовать Кузьму так, как тот сам себя называл — Кузьма Минин.

Можно предполагать (только лишь предполагать!), что прозвище Сухорук перешло к нему как минимум от отца или от деда. Что сам он не был сухоруким. Во-первых, о его физическом недостатке нет никаких упоминаний в источниках. Во-вторых, он ведь был ратником, причем отчаянным ратником, вел людей и участвовал в сражениях. Как же с сухой-то рукой?.. А в-третьих, трудно представить даже богатого мясного торговца в те времена, который не умел бы сам разрубить-разделать тушу А это трудное дело для сухорукого.

Однако все это — мои предположения, анализ информации.

Существует версия, что Кузьма родом из Балахны, сын балахнинского соледобытчика Мины Анкудинова. В Писцовой книге есть запись о «посадском человеке Мине Анкудинове». Но никаких свидетельств, что это отец Кузьмы, нет. А вот определенное логическое противоречие — сразу бросается в глаза. По тем временам сын ложкаря становился ложкарем, а сын соледобытчика — соледобытчиком. За родовое дело и ремесло держались изо всех сил, потому что иначе выжить было трудно. Каждое ремесленное сословие — замкнутая каста, со своими традициями и авторитетами. Куда чужого не допускали.

Конечно, Кузьма, будучи человеком пламенного характера и решительных действий, мог бросить дело отца, искать приключений по белу свету, а затем приехать в Нижний Новгород, проникнуть в среду торговцев мясом. И даже быстро разбогатеть. Но ведь его выбрали еще и земским старостой, и начальником судных дел у посадских людей! Трудно поверить, что нижегородцы вручили такую власть приезжему, недавнему в их городе человеку. Нет, такое доверие зарабатывается еще отцами и дедами…

В общем, неразбериха продолжается. Хотя чего бы проще написать в энциклопедиях раз и навсегда: «Кузьма Минин, в Никоновской летописи «рекомый Сухорук», тождественность с упоминаемым в посадских книгах Кузьмой Захарьевым Мининым Сухоруком не доказана». Увы. По-прежнему пишем как попало, повторяя и множа ошибки.

Но больше всего поразила меня Славянская энциклопедия, огромный фолиант-двухтомник.

Представьте, приезжает в Москву иностранец, любуется на Красной пощади памятником Минину и Пожарскому. И, не удовлетворяясь путеводителем, ищет справочники-энциклопедии. Берет самое последнее, самое солидное издание, 2001 года — Славянскую энциклопедию. Смотрит на «М». Читает: «Мина Евфимович, удельный князь козельский… Жил в середине XV века литовским подручником». И — все.

Кузьмы Минина там вообще нет.

Далее смотрит иностранец на букву «П». Есть Пожарский Федор Иванович — «1-й городничий в Свияжском городе». Есть Пожарский-Щепа Петр Тимофеевич… — «воевода в Уржуме».

Дмитрия Пожарского там нет.

Вот и задумается иностранец: кому же тогда «благодарная Россия» поставила памятник на Красной площади? Д-да, загадочные люди, эти русские…

Никто мне не верит, что в Славянской энциклопедии Минина и Пожарского нет. Словам моим не верят. Ну не ходить же мне теперь по Москве с двумя фолиантами под мышкой! Да я и сам, держа в руках эти два тома, себе не верю, глазам своим не верю.

Я прошу вас на секунду остановиться и задуматься: вот вы, составляя Славянскую энциклопедию, включили бы в нее Минина и Пожарского? Вы только пожмете плечами и покрутите пальцем у виска. Но вот автор-составитель В. В. Богуславский и научный редактор Е. И. Куксина — не сочли нужным. Неужто для них «уржумский воевода» Пожарский и «литовский подручник» Мина Евфимович — более значимые исторические фигуры, нежели Кузьма Минин с Дмитрием Пожарским? Конечно же нет.

А в чем тогда дело?

Боюсь, тут причины другие, идеологические. Возможно, авторы-составители-издатели так и не решили, как быть с Мининым и Пожарским, Смутным временем вообще. Все ли имеющиеся факты излагать — или идеологически сокращать, опускать, приглаживать. А кого, до какой степени, в какую сторону? Говорю так потому, что в Славянской энциклопедии нет…

Нет Михаила Романова — первого царя из династии Романовых.

Нет Дмитрия Трубецкого.

Нет Ивана Романова.

Нет и патриарха Филарета, отца Михаила Романова, фактического правителя страны, который подписывался титулом «Великий государь». Да, если Филарета включить, то придется писать, что в сан митрополита его возвел Лжедмитрий I, а патриархом назначил Лжедмитрий II. За какие такие заслуги перед самозванцами?

Но… другого Филарета и других Романовых-Трубецких у истории для вас, господа составители, нет. Равно как нет для вас другого Минина и другого Пожарского. И потому ваш двухтомник не имеет никакого права называться «энциклопедией». Это даже не насмешка над словом «энциклопедия» и словом «история», а что-то вообще невообразимое… Назовите свое издание «Что хочу, то и ворочу» — и никаких претензий, хозяин — барин… известное дело…

И вообще, если так, то надо идти до конца. Если нет основных деятелей Смутного времени, то зачем вам статья «Смутное время»? А такая статья там есть. Что удивительно. Занимает она 13 строчек. Рядом расположенному исландскому скальду Снорри посвящено 16 строчек, а Снупсу Микаэлю, немецкому рудознатцу — 49 (!) строчек. В четыре раза больше, чем Смутному времени…

Вот такие приоритеты. Вот такой «патриотический» отбор, цензура и редактура. И в некоторых других новых словарях-справочниках — те же самые советско-иезуитские манипуляции, при помощи которых достигается полное «патриотическое» ути-пути, когда князья-бояре и все-все-все только и делали, что радели о пользе Отечества, а вороги и злодеи — одни поляки.

И тошно мне стало, как давно уже не было. Ну что ж мы такие-то — не знаем, не желаем знать правды, не хотим говорить правды. Правды еще не узнав, правды еще не утвердив — уже утаиваем и врем, снова утаиваем и снова врем! Увы нам, увы… Что в дословном переводе с немецко-русского означает: «Горе нам, горе…»

Не следует бросаться в крайности и говорить, что, не будь большевиков, мы бы свое прошлое знали и чтили, а большевики выжгли все каленым железом и ввергли нас в беспамятство. Потому, мол, мы и такие. Что до Кузьмы Минина, то как раз советская идеология и возвела его в ранг национального героя. Потому как выходец из народа. А вот в царской России о нем широко не знали до 1815 и 1826 годов, до возведения памятников в Нижнем Новгороде и в Москве, на Красной площади. Новые цари, Романовы, тотчас же после смерти Кузьмы в 1616 году забыли Минина. К несчастью, Нефёд, единственный сын Кузьмы, тоже вскоре умер, род Мининых пресекся, и напоминать было некому. И если бы не Петр Первый, то еще неизвестно, сохранилась бы память о Минине до наших дней. И это в чем-то закономерно. Бояре Романовы вольно или невольно не хотели помнить о посадском человеке, который сделал их царями. А вот Петр, резко антибоярски настроенный, сразу же обратил внимание на слухи-разговоры о Минине. И когда приехал в Нижний Новгород, велел разыскать могилу Кузьмы. И сказал: «На сем месте погребен освободитель и избавитель России». Вариантов Петровой фразы ходит у нас множество, я же цитирую по книжке-биографии Минина, вышедшей в 1799 году.

Петр и велел перенести прах Кузьмы с общего кладбища в усыпальницу Преображенского собора. Казалось бы, сам Петр распорядился! Да и факт погребения купца в Преображенском соборе — событие из ряда вон. Потому как здесь хоронили только нижегородских князей. А коли уж и Кузьму Минина такой небывалой чести удостоили, то и оформлено все должно быть как положено…

Увы. Даже повеление царя толком не исполнили. Мол, ну приехал царь да уехал, глядишь, и забудет, а нам что, теперь с какими-то непонятными останками возиться?.. Тем более Петр вскорости умер.

Вот историческое свидетельство, зафиксированное уже в полиграфическом исполнении. Книга, на которую я только что ссылался, называется: «Описание жизни и бессмертного подвига славного мужа нижегородского купца Козьмы Минина, выбранное из исторических преданий Николаем Ильинским». Возможно, это первая биография Кузьмы. Других, более ранних книг я не обнаружил.

Выдержана она в восторженных тонах. Фактов очень мало, риторики очень много. Кажется, что повествует автор о человеке общепризнанном, всем известном и почитаемом. И тем контрастнее «Заключение от Издателя сего описания», напечатанное на последних страницах. В нем говорится:

«В бытность мою в прошедшем 1794 году в Нижнем Новгороде… узнал я что славный муж Козьма Минин погребен в тамошнем Соборе на левой стороне за первым столбом. Но воображая знаменитый его подвиг прискорбно мне было, что нет на том месте ни памятника, ни надписи…»

Ни памятника, ни надписи.

Напомню: книжка сия датирована 1799 годом. В тот год родился Пушкин.

Как видим, и после царя Петра посадского человека Кузьму никто не чтил. Другое дело, что Петр Первый оставил крепчайшую метку: «Кузьма Минин». Теперь уже забыть Кузьму было трудно. Хотя бы потому, что прах покоится в Преображенском соборе. Что, как знаем, не внушало тогдашним людям никакого почтения. Прах Кузьмы зачем-то переносили с места на место несколько раз. Вполне возможно, что уже тогда потеряли или перепутали. Потом большевистские власти разрушили и сам Преображенский собор. Кости Кузьмы долгое время хранились в краеведческом музее, затем их упокоили в Архангельском соборе. Но, как оказалось, под плитой там лежат кости нескольких человек. В 1997 году нижегородский литератор Валерий Шамшурин обнародовал записку, датированную 12 декабря 1929 года, посланную из Нижнего Новгорода в Москву известному большевистскому деятелю Бонч-Бруевичу. В ней говорилось, что при разрушении собора и вскрытии могилы Минина нашли костяк, «который желали бы считать мининским, хотя он найден в другом месте».

А что до татарского или ордынского происхождения Кузьмы Минина, то я специально и очень тщательно этим не занимался. А так, по поверхностному огляду имеющихся очень немногих источников, никаких подтверждений тому нет. (Разве что объявится сам автор или рукопись того неизвестного нижегородского исследователя.) Ходят лишь слухи. То об источниках, которые точно назвать затрудняются, то о давних публичных лекциях известных ученых… Но, повторю, никаких, даже косвенных подтверждений этим слухам я не нашел.

В принципе, происхождение слухов объяснимо. Во-первых, в имени Мина есть что-то неизбывно ордынское и татарское. Минулины, Мингазины, Минтемировы, Минбаевы… — очень распространенный корень «Мин» в тюркских именах-фамилиях вообще. К тому же татары-мишары (мещеряки) — коренные обитатели нижегородских земель. Во-вторых, влияло на слухи и общеизвестное ордынское происхождение многих русских дворянских родов. Но ведь Кузьма — простолюдин. Если дворянские фамилии Баркаловых, Давыдовых, Злобиных, Минчаковых, Тевяшовых, Уваровых можно проследить по «Общему гербовнику дворянских родов» от пришедших из Орды знатных воинов Мин-чака Касаева, Мин-ата, Мин-ая, Мин-гозы, то посадские люди родословных записей не вели. И остается лишь гадать, кто там «Мин» от ордынского или татарского (болгарского) Мина, а кто от русского, церковного, с греческим корнем. Русское имя Мина есть в Святцах!

Наверно, по мотивам этих слухов и была написана известная гравюра художника Горского, на которой Кузьма в воинском облачении ну вылитый ордынец! Наверно, гравюра потом сама по себе породила свои слухи и догадки. Так всегда бывает…

А теперь — о главном. О феномене Кузьмы и нижегородского народа. Поскольку в обоих случаях — обратим внимание — мы имеем дело с феноменом, то есть явлением исключительным.

Такие люди, как Кузьма, были и есть. Нынче их называют харизматическими личностями, харизматическими лидерами. Л. Н. Гумилев определял их как пассионариев (пламенных), которые горят сами и зажигают других. Бесспорно, Кузьма и среди них был самым пламенным.

Но… Вот тут-то мы и переходим к главному. Какой бы ни был зажигательный человек Кузьма, но и его огня могло бы не хватить. Сколько ни бросай спичек в сырой хворост — будет шипение. А тут — загорелось сразу!

Но опять же — поднять народ можно. Однако и здесь надо особо различать. На что поднять народ.

Считается, что проще всего поднять народ на бунт против государства. Так-то оно так, но если мы о прошлом, то нельзя без существенных поправок.

Стало уже аксиомой, что в России было три Крестьянские войны. Это фантастическая неправда (заблуждение). Иначе сказать не могу. Причем неправда, выгодная большевикам-коммунистам и — кому бы вы думали? — казакам. Про большевиков понятно: им было выгодно писать, что крестьяне, народ поднимались против гнета самодержавия… А вот почему казакам? Да потому, что скрывает истинную роль казаков в русской истории. Ведь сами казаки усиленно твердят на всех углах, что они, казаки, всегда были опорой государства.

На самом же деле все наоборот. В истории именно казаки были первыми и самыми опасными врагами Русского государства и русской государственности. Почти весь XVII и даже XVIII век — это непрерывная борьба еще слабого государства с бесчинствами и террором казаков по всей стране. Особенно страшен был, конечно, XVII век. Обращаясь на Соборе к духовенству, боярам, думным и всех чинов всяким людям, царь говорил 1 сентября 1614 года: «Пишут к нам из замосковных и из поморских городов, что пришли в уезды воры-козаки, многие люди, православных христиан побивают и жгут разными муками, денежных доходов и хлебных запасов сбирать не дадут, собранную денежную казну в Москву от их воровства провезти нельзя».

То есть уже после выборов нового царя и установления новой власти на самом деле Михаилу Романову власть принадлежала только в Москве. А по всей Руси великой хозяйничали банды казаков. Не то чтобы ни пройти и ни проехать, а вообще жить нормально никто не мог, ни в Ярославле, ни тем более в Астрахани… Много было увещеваний, переговоров, подарков казакам и денежных, и иных, пока власть не окрепла и не применила силу. Когда казаки, обнаглев, подступили уже к Москве, главарей заманили будто бы на переговоры, схватили и повесили, а остальных побили смертным боем и разогнали. После этого по стране бесчинствовали лишь мелкие банды, не угрожавшие напрямую центральной власти. И только через полвека после Смуты, окрепну в, казаки вновь пошли на Москву — началась разинщина.

Одним словом, именно казаки ввергали государство в хаос и могли погубить его. Все три так называемые Крестьянские войны, ставившие государство на грань катастрофы, никогда не были крестьянскими ни по сути, ни по форме, ни по составу восставших. Все три войны — Ивана Болотникова (начинали атаман Хлопок и атаман Илейка Муромец), Степана Разина и Емельяна Пугачева — были казачьими войнами против государства. Начинали, вели и возглавляли их казаки, с тем или иным участием мужиков, беглых холопов и прочих. Причем далеко не всегда казаки принимали помощь крестьян, допускали их к себе. (Об этом точно написано в романе Василия Шукшина «Я пришел дать вам волю».)

Другое дело, что, воюя против государства, убегая от государства, казаки тем самым расширяли пределы этого государства и в конце концов стали военно-пограничным и полицейским отрядом государства… Диалектика, однако.

И Смутное время ни в коем случае нельзя списывать на Лжедмитрия и поляков. Смутное время устроили прежде всего бояре и казаки. Начали войну казаки атамана Хлопка и терские казаки атамана Илейки Муромца. А уж когда с ними соединились казаки и холопы Ивана Болотникова, направленного князем Шаховским против царя Василия Шуйского, и казаки донского атамана Ивана Заруцкого — тогда-то Русская земля сотряслась до основания и государственная власть рухнула. А поляки лишь воспользовались благоприятной для них ситуацией, вошли в Москву с Лжедмитрием по зову бояр — врагов Годунова. После убийства Лжедмитрия I, не оправдавшего боярских надежд, и свержения Василия Шуйского те же бояре, боясь Лжедмитрия II, снова зовут на Москву поляков, провозглашают русским царем Владислава… и т. д.

И вот здесь-то, когда Русское государство оказалась на краю пропасти, и поднялись Кузьма Минин и нижегородский народ.

Повторю: нам надо особо осознать, что не Пожарский, бояре и дворяне подняли и повели Кузьму и народ, а народ и Кузьма выбрали, «указали на Пожарского» и повели Пожарского, бояр и дворян на Москву.

Кузьма Минин был первый в истории страны человек, который поднял НАРОД НА ЗАЩИТУ ГОСУДАРСТВА.

А нижегородское ополчение было первым случаем в истории, когда НАРОД САМ ПОШЕЛ ЗАЩИЩАТЬ ГОСУДАРСТВО.

Вот в чем феномен Кузьмы Минина и нижегородского народа.

В заключение — вернусь к современности. Начну с того, что власти ввели новый праздник — День единения. Празднуется он 4 ноября и приурочен якобы к изгнанию поляков из Кремля в Смутное время. Что вызвало в Польше большое недоумение. Там расценили это как введение специального антипольского праздника. И нельзя их опровергнуть. Потому что на самом деле никакой «польской оккупации», «польской интервенции» и тому подобного не было, как читатель уже убедился из этого очерка. Поляки нас не завоевывали, и «захвата Кремля», как сказал президент Путин, не было. Русские бояре выбрали русским царем польского королевича Владислава. Естественно, вместе с ним приехала в Москву его польская свита и его польская гвардия. В общем, «польской интервенции» не было. Хотя народ был настроен резко против поляков, за православную веру и т. д. Но еще больше народ был настроен против своих — русских бояр, которые и ввергли страну в Смуту. В общем, «4 ноября — день народного единства против бояр в Кремле». Именно под таким ехидным названием вышла моя статья в «Новой газете» в ноябре 2005 года.

Наконец, 4 ноября никак не получается просто по датам. 4 ноября ополчение вошло в Китай-город и подступило к Кремлю. А поляков и бояр-предателей изгнали из Кремля таки 7 ноября!

А вот в этом — в 7 ноября! — и вся суть! Почему власти отменили 7 ноября как официальный праздник? Что они к нему привязались, в самом деле? Тем более что официально он считался Днем согласия и примирения. И потому к шествиям пенсионеров с красными флагами вполне могли бы присоединяться функционеры правящей партии «Единая Россия» со своими знаменами.

Да и какое он имеет значение сегодня? Уже для 30-летних, а тем более для молодежи «Великий Октябрь» становится экзотическим символом далекой, а самое главное — абсолютно несущественной для них заварушки. Пройдет еще 10–15 лет — и подрастающая поросль будет говорить о нем (уже говорит!) как о «разборках», в которых какой-то Ленин или Сталин (шут знает, кто это?) «замочили» не то Гитлера, не то Ивана Грозного.

И пусть кое-кто кое-где выходит на демонстрации с плакатами: «Буржуев — на нары!», «Буржуям — эшафот!», — в общем и целом ничего страшного, все само собой развеется, потеряет со временем остроту. Например, празднуют же французы день взятия Бастилии?

Но только не у нас! Власть упорно и упрямо стирает 7 ноября из календаря и памяти народной.

Чтобы хоть как-то сгладить упразднение 7 ноября, власть совершила еще одну глупость — провела парад в честь парада советских войск на Красной площади 7 ноября 1941 года в честь 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Не я сочинял такую словесную конструкцию, и не я виноват, что сразу вспоминаются Ильф и Петров: «Площадь имени проклятия убийцам Карла Либкнехта и Розы Люксембург».

Почему же нынешняя власть, вполне державно-авторитарная, так не любит 7 ноября? Радикал-демократы, ярые антикоммунисты(!) перестроечных времен — и те были гораздо терпимее.

Сразу не ответишь. Подозреваю здесь темные закоулки души.

Среди нас есть люди, которые происходят из знатных родов и состоятельных сословий прежней, дореволюционной России. Для них 25 октября (7 ноября) — особый день. Он означает физическое истребление их многих родственников. Кровавую баню, которую устроили им большевики. И лагерную пыль, в которую стерли тех, кого не убили сразу. А также полное уничтожение всех их родовых и сословных состояний и привилегий. Так что у нынешних потомков должен быть свой счет к этому дню.

Однако ж его нет! Потому что они — дети страны 7 ноября Как все мы, нынешние взрослые. Они относились и относятся к этой дате по-разному, но в любом случае — не как чужие, а как дети страны 7 ноября. Насколько я знаю, в большинстве своем как раз они-то вполне лояльны и терпимы, согласны считать его днем согласия и примирения. По простой причине: это наша история, наша жизнь, был такой трагический и в чем-то закономерный день в истории нашей страны.

А вот некоторые потомки революционных классов — прямо противоположны!

Вся нынешняя власть — деловая и политическая верхушка — внуки-правнуки рабочих и крестьян. (Например, родители президента — из крестьян Тверской губернии.) Как в советские времена писали — «выходцы из народа». Герой Василия Шукшина говорил: «Какой некролог ни прочитаешь — «выходец…». Почему же они, потомки и наследники простолюдинов, изничтожают свой пролетарско-крестьянский праздник?!

У меня только одно предположение. Потому что они не чувствуют себя наследниками рабочих и крестьян. Они чувствуют себя новыми буржуями, против которых и направлен праздник. И, что особенно неприятно, не наследственными и потому спокойными буржуями, а людьми, которые стали ими случайно, в ходе Большого Хапка последнего Смутного времени. И теперь 7 ноября для них — как шило в одном месте. Все время колет. Или как будто шапка горит… Им говорят: «Да бросьте вы, не придумывайте себе, никому он уже не нужен, никому дела нет…» Но новые буржуи дергаются. И на пустом месте разводят трагедь ля комедь. В общегосударственном масштабе.

Чистый фрейдизм, честное пионерское (комсомольцем и членом КПСС не был, в отличие от них).

Из этого следует грустный вывод. Нынешняя власть руководствуется не разумом, а комплексами и страхами. Ничего хорошего из этого никогда не получалось.

И еще. В семидесятые годы прошлого века в провинциальном городе Петропавловске мой старший друг, товарищ и учитель Леонид Витальевич Иванов говорил мне: «Я уважаю грамотных людей. Уважаю совсем неграмотных. Но больше всего на свете боюсь полуграмотных. Все наши беды от них, от полуграмотных».