Призраки истории

Глава 3 Крещение

Князь Владимир, названный потом Святым, сжигал христиан.

История его страшных деяний насильника и убийцы известна — от изнасилования полоцкой княжны Рогнеды на глазах ее родителей до подлого убийства брата Ярополка, которого он пригласил в свой шатер на переговоры, а на входе два варяга пронзили его мечами с двух сторон. «Под пазухи», — говорится в летописи.

Но мало кто знает, что Владимир был фанатичным врагом христианства.

Что он сделал прежде всего, убив брата Ярополка и взяв штурмом Киев? Поставил идолов, языческих кумиров.

Летопись гласит: «Поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили своих сыновей и дочерей, и приносили жертвы бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась кровью земля Русская и холм тот».

Какими «жертвоприношениями»? Какой «кровью»? Об этом широкий читатель не знает.

А в данном случае речь идет о ритуальном убийстве христиан.

О жертвоприношении языческим богам.

Жребий пал на Феодора и его сына Иоанна — христиан, переселившихся из Византии на Русь, в Киев. Их убили и сожгли на том холме.

О человеческих жертвоприношениях на Руси пишут многие европейские и византийские хроники. Например, жен сводили в могилу вместе с хозяином. А убийство пленных превращалось в гекатомбу. Взрослых — сжигали, детей — душили и топили в реке. Одна из таких гекатомб описана в «Истории» Льва Диакона. То есть культ жертвоприношения ушел не в такое уж далекое прошлое, если людей сожгли заживо в Киеве X века, в относительно цивилизованные времена. Видимо, Владимир вспомнил о былом кровавом обычае не случайно. Это был знак и символ. Знак и символ возврата к древним языческим устоям.

Ведь Киев к тому времени медленно, но верно уходил от язычества. Бабушка Владимира, княгиня Ольга, приняла христианство, ее сын, язычник Святослав, в годы своего правления не препятствовал крещению и проникновению христианства в Киев. Его сын Ярополк, воспитанный бабушкой Ольгой, женился на гречанке-христианке.

Да, в Киеве над христианами смеялись, но не издевались, не преследовали. А смеялись, наверно, так, как часто смеются некоторые деревенские люди над попавшим в их среду городским человеком — над его чудными для них привычками. Примерно такое было отношение. То есть происходило проникновение христианской культуры, закладывался другой культурный стереотип.

И тут власть захватил Владимир!

Ему, уязвленному, обиженному бастарду, незаконному сыну Святослава от рабыни Малуши, отстраненному от киевского двора и сосланному на окраину, в глушь, в Новгород, — ненавистен был сам дух Киева, его атмосфера. «Казалось, малокультурная, полуфинская, новгородская окраина Руси религиозно победила столичный огречившийся Киев», — писал крупнейший исследовать истории Русской церкви В. Карташев.

Но что же произошло потом?

Не только мы сегодня задаемся этим вопросом. Митрополит Илларион через полтора века после смерти Владимира Святого вопрошал над его гробом:

«Как ты уверовал? Как воспламенился любовию Христовою? Как вселился в тебя разум, высший разума земных мудрецов, чтобы возлюбить невидимое и стремиться к небесному? Как взыскал ты Христа? Как предался Ему?.. Не видел ты Христа: как же стал ты учеником Его?.. Дивное чудо! Руководствуясь только своим добрым смыслом и острым умом, ты постигнул, что един есть Творец невидимого и видимого, небесного и земного, и что послал Он в мир для спасения Своего Возлюбленного Сына. И с сими помыслами вступил ты в святую купель. Таким образом, что другим казалось безумием, то было для тебя силою Божией… Скажи нам, рабам твоим, скажи нам, учитель наш, откуда повеяло на тебя благоухание Святого Духа?»

Нам не дано знать.

Возможно, произошло чудо духовного преображения.

Возможно, снизошла на эту страшную душу благодать Божья.

Мы можем анализировать лишь земные перипетии жизни Владимира.

По летописи известна всем сцена выбора веры. Она, сцена, наводит на грустные размышления: можно ли предполагать, что все было бы так, как решил один конкретный человек, каган Владимир? По летописи, Владимир, выбирая веру, выслушивая византийских, хазаро-иудейских и булгарских мусульманских послов, отказался от ислама, потому что мусульманская религия запрещает пить спиртное, мед. Когда дошло до этого, он будто бы сказал болгарским послам: э, ребята, нет, питие на Руси есть веселие…

А если б мусульманам разрешалось пить? Или болгарские посланцы сказали бы, что для Руси в исламе делается исключение, потому что питие на Руси есть веселие. Это все маловероятно. Но очень вероятно, что Владимир мог быть больным, язвенником и трезвенником. И тотчас бы ухватился за такую религию, которая запрещает пить. С радостью превеликой! И стала бы Русь мусульманской?..

Вообще, как отмечает исследователь истории Русской церкви Карташев, есть в этой сцене что-то карикатурное. Но так часто бывает, когда летописи переписывают, подгоняют под тот или иной идеологический канон, пытаются свести к «краткому курсу». Каждый переписчик вставляет что-то свое и корежит по-своему. И получается в итоге что-то невообразимое. Современный журналист Андрей Воронин как-то написал: «Абсурдистский стиль русских летописей».

Но «Повесть временных лет» в данном эпизоде тем не менее отражает суть — время выбора веры. А если точнее — время выбора пути, цивилизации. Восемь лет великокняжеской власти — с убийства Ярополка и захвата Киева до крещения Руси — срок немалый. Особенно по тем временам. За то время Владимир из бастарда превратился не просто в кагана по должности, но во взрослого человека, мужчину, государственного деятеля. Положение обязывает. При всем показном возвращении к язычеству жизнь в Киеве отменить трудно. Одна казнь — как символ. А дальше — нельзя. Тогда надо вырезать христиан поголовно. В том числе и жену-христианку, доставшуюся ему от убитого им брата Ярополка. Да и среди варягов, при всей их буйности и полном пренебрежении ко всему и ко всем, нет-нет да и встречаются новообращенные. Особенно из вождей-конунгов. Вспомним ту же скандинавскую сагу об Олаве Тритвессоне, сыне норвежского конунга и будущем норвежском короле, который жил при дворе Владимира и уговаривал его принять христианскую веру.

А непосредственные события, приведшие к крещению Владимира, описаны в древних арабских и византийских хрониках.

В 986 году в Византии началась гражданская война. Мятеж поднял генерал Варда Склир, а затем к нему присоединился генерал Варда Фока. Они начали переговоры с арабским халифом о совместной войне против императора Василия. Таким образом, с юга и с востока Византии угрожали мятежники и арабы. Мало того, с севера и с запада — Болгарский каганат и Киевский каганат (государства под названием «Киевская Русь» в природе не было, это некий исторический научный термин, введенный для удобства обозначения; то государство называлось Киевским каганатом, иногда — Русским каганатом. А князь Владимир звался каганом.). Таким образом Византия попала в окружение, война сразу со всех фронтов! Император Василий начинает переговоры и заключает мир с болгарами, оставляя им завоеванные на тот момент византийские земли Какое уж тут «возвращение», когда все можно потерять! А к Владимиру обращается за военной помощью. Плата за помощь — византийская царевна Анна. При этом ставится условие — крещение Владимира.

На наш взгляд, странные условия. И от веры в Перуна отрекайся, и воинов предоставь. За что? За женщину? По-русски говоря — за бабу?!

Нет — за престиж!

Спору нет, Киевский каганат молод и могуч. Однако — варварская страна. И сам Владимир ощущает себя варваром. А византийская династия — древнейшая в мире, «настоящая», освященная веками! Женитьба на Анне — это вхождение не просто в императорскую семью, а посвящение в клан «настоящих» царей-базилевсов! Владимир становится таким образом аристократом среди властителей молодых государств. Ни болгарский каган на Дунае, ни болгарский каган на Каме с ним уже не сравнятся.

Так он думал или не так — мы знать не можем.

Владимир пошел на союз с императором Василием и оказал ему военную помощь в борьбе с мятежниками. Об этом подробно пишут арабские и византийские хроники.

Однако император Василий попытался обмануть кагана Владимира. Царевну Анну за него не отдали. Что и как там было — неизвестно. Может, Анна воспротивилась, не захотела, подобно полоцкой княжне Рогнеде, идти замуж за сына рабыни. А может, император Василий решил, что теперь, когда угроза миновала, можно и пренебречь обещаниями, данными северному варвару.

Но не тут-то было. Владимир немедленно пошел в поход на Корсунь-Херсонес и захватил город, угрожая пойти на Константинополь. Да еще в союзе с болгарами. Император Василий испугался и немедленно прислал царевну Анну, с которой и обвенчался наш Владимир там же, в Корсуни, а город Корсунь великодушно возвратил Византии как выкуп за невесту.

Отсюда, из Корсуни, и пошел он в поход у же на Киев, на Русь.

Неся Крест.

Как свидетельствует летопись, по возвращении из Корсуни князь Владимир «повелел опрокинуть идолы — одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил 12 мужей колотить его палками… Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения. И, притащив, кинули его в Днепр. И приставил Владимир к нему людей, сказав им: «Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его». Они же исполнили, что им было приказано. И когда пустили Перуна и прошел он пороги, выбросило его ветром на отмель, и оттого прослыло место то Перунья отмель, как зовется она и до сих пор. Затем послал Владимир по всему городу сказать: «Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, — будет мне врагом». Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошим, не приняли бы этого князь наш и бояре».

Это — наша летопись, написанная, понятно, христианскими монахами. Сладкая сказка о радостном крещении всех киевлян: «Пошли люди, ликуя…» На самом же деле реальность выдаете головой предыдущая фраза: «Если не придет кто завтра нареку — будет мне врагом». Это даже не ультиматум, а прямая угроза. И попробуй кто не подчинись — Киев хорошо знал бешеную натуру Владимира, помнил сожжение христиан.

При этом обязательно оговорюсь: нам не дано знать, что происходило в его душе. Возможно, крестился он из меркантильных, политических соображений. Возможно, в момент крещения произошло в его душе чудо Преображения. Возможно, он ощутил себя великим миссионером — спасал души варваров, обращал их в истинную веру, открывал им свет истинной веры. Но даже если он просто поворачивал страну и народ в русло другой, более развитой цивилизации, он ведь руководствовался при этом высшими целями и самыми благими намерениями — вот в чем дело!

Так или иначе, Владимир провел крещение Руси с варяжской неукротимостью и жестокостью. Как военный набег на вражеский город. В Киеве народ батогами загнали в Днепр и Перуна били палками. А в Новгороде, для пущего презрения к прежним идолам и кумирам, Перуна волокли «по калу». Летопись свидетельствует: «И подругам городам стали ставить церкви и определять в них попов и приводить людей на крещение по всем городам и селам. Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих плакали о них; ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых».

На этом кончается одна история и начинается другая.

Как говорили и писали раньше, крещение Руси было безусловно прогрессивным явлением. Поставившим нашу страну в русло христианской цивилизации.

А я здесь и сейчас скажу о том, о чем никто еще не говорил и не писал. О том, сказалось ли и как сказалось на судьбе нашей страны насильственное крещение?

Был ли другой путь? Безусловно, был. Свидетельство тому — древние хроники. По Северному Причерноморью гуляли в те времена отряды славяно-тюркско-варяжской вольницы, проще говоря — разбойников. Их называли русами, русью. В житии святого Георгия, архиепископа Амастридского (примерно IX век) рассказывается: «Было нашествие варваров — руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом… не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они… достигли наконец и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст».

Ворвавшись в храм, они бросились грабить гробницу святого Георгия, но неожиданно окаменели. И освободились только после молитвы за них одного из пленных христиан. После чего «они уже более не оскорбляли святыни».

Этот древний документ говорит, что в изначальные времена северные варвары сталкивались с христианской цивилизацией в Причерноморье. Во всех русских летописях упоминаются Корсунь и Тмутаракань (Херсонес и Тамань) не как далекие края, а соседские, привычные. Проникновение христианства и христианской цивилизации на Русь через Крым было спокойным и неостановимым. Оно захватывало как народ, так и высшие слои. Пример тому — княгиня Ольга.

Владимир же с истинно варяжской грубостью и жестокостью сломал начавшийся эволюционный путь. Что, на мой взгляд, отразилось на дальнейшей истории Руси. Просто никто об этом не задумывался.

Одно дело — самому князю обратиться в веру.

И совсем другое — насадить веру в подданной стране насильственным путем.

Обратиться в веру — значит смиренно просветиться духом.

Насадить веру — значит возвыситься над ней, сделать веру и церковь инструментом своей власти.

В этом — коренное отличие православной России от Европы.

В этом — коренное отличие мусульманских стран от Европы.

Современная Европа возникала после церкви и веры. Вначале была вера, церковь, папство, а потом возникли государство франков, Англия, Германия, Италия, Франция и т. д. В Европе надо всем был и остался Папа Римский, глава католиков всего мира, наместник Бога на земле.

А у нас вначале было государство — Русь, Золотая Орда, великий князь и великий хан. Великий князь Владимир крестил Киев, батогами загнав народ в Днепр. А великий хан Узбек в 1312 году обратил всех в мусульманство, рубя несогласным головы. Это счастье, что Узбек, насильно вводя ислам в Золотой Орде, не ввел мусульманство в подданной ему Руси, не пошел поперек традиций. А по этим традициям ханы со времен Батыя покровительствовали Русской православной церкви. Одним словом, князь и хан дали нам веру и церковь. И потому вера и церковь всегда были у нас на третьих и четвертых ролях.

Конечно, неким противовесом княжеской власти был патриарх Константинопольский, который утверждал или назначал митрополитов на Руси. Да, с каждым годом и веком это назначение и утверждение становились все более формальным. Но тем не менее митрополиты хотя бы формально считались независимыми от Киевского, а затем Владимирского и Московского великих князей. Но и этой малой доли независимости государство не терпело. Надо сказать, что и сами наши митрополиты хотели быть самостоятельными, сами хотели быть патриархами. Так совместными усилиями великих князей и митрополитов была порвана тонкая ниточка между Русью и Константинополем. И у нас стала своя автокефальная Русская православная церковь, свой патриарх. Разумеется, подчиненный великому князю, царю.

Но даже и в таком виде церковь мешала светской власти. Очень уж велик был в народе авторитет патриарха. Учтем еще, что патриархи Филарет и Никон были фактически правителями Руси в самые сложные времена и официально назывались, как и царь, Великими Государями.

И потому Петр Первый, укрепившись во власти, упразднил патриаршество, создав Синод и сделав церковь практически одним из департаментов государственного аппарата.

У мусульман же никогда не было единого церковного центра. После падения Багдадского халифата, где халиф соединял в одном лице светскую и высшую церковную власть, имамы и муфтии стали заложниками эмиров и султанов.

Когда вера приходит сама, завоевывая умы и сердца, — она приходит как благодать Божья, как высшая власть.

Когда крестят огнем, мечом и кнутом — высшая власть у того, кто держал тогда в руках кнут и меч.

Казалось бы, через века уже все забылось, давно уже все истинные урожденные христиане независимо от первого крещения. Ан нет. Ни один король Англии или Франции не мог сказать, что это его славный предок сделал христианами этих варваров. А у нас — мог, и говорил. И соответственно вел себя. Вспомним как крайний случай Ивана Грозного или Петра. Более того, смею полагать, что есть нечто выше нашего личного сознания — сознание общественное. Некая аура, витающая над той или иной страной, над тем или иным народом.

Религия, насажденная государственной властью, стала прислужницей государства — идеологической подпоркой. Таким образом, православие и мусульманство в России изначально не имели и не могли иметь того значения, какое имела церковь в Западной Европе.

Вот в чем наше отличие от Европы. Полагаю, именно поэтому мы стали такими, какие есть, и история наша сложилась так, как она сложилась.