Уитни Дарлинг
Уитни Дарлинг. Разбита.
Стекло своим шепотом разбудило меня, я очнулась глубоко под одеялом, еще испытывая отголоски сна о сверкающих люстрах и мальчике с изумрудно-зелеными глазами, и на мгновение не смогла вспомнить, почему должна была грустить.
Крепкий аромат кофе приблизил меня к окончательному пробуждению.
Пожалуйста, еще немного.
Я не спала так крепко уже несколько недель.
После родов Эддисон была отчаянно уставшей, но не настолько, чтобы не дать имя новорожденной. Алиса Генриетта была совсем крохой, с голубыми глазами и голосом, способным разбудить мертвого. К счастью, она быстро освоилась, прижавшись к груди матери, под пристальным взглядом Фрэнсиса и плачущей бабушки Норы.
Около трех часов ночи я забралась в свою постель, в голове все гудело. За несколько часов я столкнулась с неизвестной сущностью за дверью у подножия лестницы в зимний сад, а затем стремительно стала тетей при самых драматических обстоятельствах. И я разговаривала с Эфраимом. Не слово здесь и там, сказанное в перерывах между волнами разочарования, а действительно поговорила с ним. Конечно, я была на адреналине, а он — под воздействием нескольких стаканов виски, но каким-то образом за эти минуты мы окунулись в приятную гармонию давно минувших дней.
Мой желудок предательски затрепетал при воспоминании о беспокойстве, прозвучавшем в его голосе, когда он окликнул меня в зимнем саду, и том, как он бросился ко мне и притянул к себе, готовый отразить любую опасность.
А в чем, собственно, заключалась опасность? Мои глаза и уши обманули меня. То, что показалось мне вспышкой белых юбок, было всего лишь вспышкой молнии, несомненно. А стук в дверь был вызван грохотом трубы под потолком или оседанием дома. А голос?
Я зажмурила глаза от утреннего солнца, бьющего в окно, и снова, уже сильнее, сжала губы.
Скрип половиц у кровати заставил меня напрячься.
Я почувствовала на себе чей-то взгляд.
И замерла. Сердце учащенно забилось.
Очевидно, я сама себя накрутила. В Дарлинг-Хаусе это не так уж сложно сделать.
От детского хихиканья рядом с подушкой моя кровь заледенела.
Я рефлекторно вскочила с кровати, одной ногой уперлась в пол, а другой запуталась в простынях и уставилась на виновника.
Перси сиял улыбкой из-под маски Бэтмена.
Я плюхнулась обратно на кровать.
— Перси, боже мой. Из-за тебя я постарела на десять лет.
— Ты не слышала, как я вошел? — он ухмыльнулся.
Я потерла глаза.
— Определенно нет.
— Я становлюсь лучше! — он прислонился к матрасу. — Ты знала, что Бэтмен был ниндзя?
— Это так?
Он кивнул.
— У тебя волосы в беспорядке.
— Правда? — я притянула его к себе, мои пальцы искали места, где ему было щекотнее всего.
Он мгновенно разразился задыхающимся смехом.
— Ты прекрасна! Ты прекрасна!
— Я так и подумала, что ты сказал именно это. — Я отпустила его, погладив по голове. — Ты уже познакомился со своей сестренкой?
— Фрэнсис говорит, что маме нужно поспать. Я познакомлюсь с ней, когда они проснутся.
— Фрэнсис прав. Твоя мама хорошо потрудилась, чтобы привести в этот мир Алису.
— Как?
Я замешкалась, не найдя слов.
— Думаю, этот вопрос лучше задать твоей маме и Фрэнсису.
Перси кивнул и выбежал из комнаты, стук его маленьких ножек эхом разносился по коридору.
Через несколько минут я вышла из ванной. Отказалась от привычной укладки, сделав небрежные волны, нанесла тушь и немного блеска для губ. Мои любимые черные леггинсы и длинный вязаный свитер цвета слоновой кости соответствовали настроению уютного прохладного утра за окнами.
Раздался звук пришедшего сообщения, и я посмотрела в телефон, направляясь к двери, в животе громко заурчало.
Это была Исла.
Проверяю, как ты! Я знаю, что тебе нужен отдых после вчерашнего. Но могу зайти к тебе на чашку кофе попозже. Мы можем посидеть и поговорить. Или просто посидеть. В любом случае, я здесь.
Я быстро ответила ей, что буду рада ее видеть, и рысью спустилась по лестнице в сторону кухни.
Завернула за угол в парадную гостиную и замерла.
Перси. Он лежал на полу, совершенно неподвижно, раскинув маленькие ручки в стороны, рот слегка приоткрыт, глаза закрыты.
Я рухнула на колени рядом с ним.
— Перси?
Он не шевелился.
— Перси.
И снова ничего. Я протянула руку и потрясла его, но он не ответил, его голова болталась из стороны в сторону, как будто он был без сознания.
— Перси! — я прижала пальцы к его шее, нащупывая пульс.
Его сердце билось сильно.
И быстро.
Его грудь двигалась.
Вверх и вниз.
Поднималась и опускалась, беспорядочно и тяжело.
— Перси?
С его губ сорвался смешок, и я чуть не упала в обморок.
Я схватила его за плечи, заставив принять сидячее положение, и его глаза распахнулись.
— Что ты делаешь? Ты меня напугал.
— Прости, тетя Уитни. Я тренировался.
— Тренировался?
— На случай, когда проклятие настигнет меня. — Он указал на ковер. — Я ложусь здесь и стараюсь не дышать в течение долгого времени.
— О, милый. — Я притянула его к себе на колени. — Проклятие тебя не коснется. Откуда у тебя такая идея?
— Оно досталось моему папе. И мама рассказывала мне, каким сильным он был. А я нет. Я маленький. И буду следующим.
Я прижалась поцелуем к его мягкой, круглой щеке.
— Нет, этого не произойдет. Я не хочу, чтобы ты так говорил. Никакого проклятия над тобой не нависло. Ты вырастешь сильным, как твой папа. Женишься, родишь пятерых детей и доживешь до глубокой старости. Скажи это вслух, Перси. Скажи это.
— Что сказать?
— Я стану старым, старым счастливым человеком.
Он потряс своей головой.
— Если ты это скажешь, то это сбудется. Я обещаю.
— Я буду старым.
— И счастливым, — настаивала я.
— И счастливым.
Я похлопала его по колену.
— Хорошо. Чувствуешь себя лучше?
Он кивнул.
— Прости, что напугал тебя.
— Уверена, это будет не последний раз, когда меня сегодня пугают, — сказала я, снова вспомнив о встрече с призраком в зимнем саду.
Он изящно приподнял бровь.
— Неважно.
Он вскочил на ноги и выбежал из комнаты.
Я встала и сделала глубокий вдох. Если Дарлинг-Хаус пока не довел меня до инфаркта, то этот ребенок точно доведет.
Адель сидела одна за столом у кухонных окон, потягивая кофе из керамической кружки, перед ней лежала Библия в кожаном переплете.
— Алиса и Эддисон прекрасно себя чувствуют, — сказала она, не поднимая на меня глаз.
Я достала из шкафа кружку, налила в нее кофе и долила сливок.
— Она великолепная малышка.
— Точная копия тебя и Сета, когда вы родились.
Я присоединилась к тете, опустившись на сиденье напротив нее. Взяла большой черничный кекс с тарелки в центре стола. Мне не хватало этих утренних посиделок с ней, когда мы часто просыпались первыми. На кончике языка вертелось столько всего, что хотелось сказать, например, о том, как мне было отчаянно одиноко, или о том, что жизнь в городе так отличается от жизни здесь, или о том, как я скучала по стеклу.
Но почему-то я чувствовала, что Адель все это уже знает.
— Я скучала по нашим беседам за чашкой кофе, — прошептала я.
— Я тоже, дорогая девочка. — Она положила морщинистую руку на мою, ее изящные пальцы были теплыми и сильными.
Между нами установилась знакомая легкость.
Дом все еще гудел энергией, в воздухе витала какая-то магия, которая оживала только после чего-то чудесного.
— Могу я задать тебе вопрос?
— Очевидно, — усмехнулась Адель, оторвав взгляд от лежащей перед ней Библии.
— Многое произошло с тех пор, как я приехала, — сказала я. — Некоторые вещи привлекли мое внимание.
— Да? — свет в ее глазах померк, и я сразу почувствовала себя виноватой за то, что сказала что-то.
— Вчера вечером, до ситуации с ребенком, Эддисон сказала что-то о том, что дедушка перед смертью был параноиком. И что он вроде бы что-то искал в доме. Ты знаешь что-нибудь об этом?
Адель молчала долгую минуту, глядя на меня и делая громкие, неторопливые глотки кофе.
— Твоя сестра права, — сказала она наконец. — Алистер был неспокоен в последние дни своей жизни. Он мало чем делился со мной. Самое большее, что я могу сказать тебе, дорогая, это то, что он считал, что его преследуют.
— Призраки?
Она кивнула.
— Он утверждал, что Джулия Дарлинг была здесь, в доме, и пыталась его о чем-то предупредить. — Она ущипнула себя за переносицу. — Твой дедушка любил тебя и твоего брата больше жизни. Когда Сет покинул нас таким ужасным, внезапным образом, это убило и его. Потом ты уехала. Умер отец Перси, развешивая рождественские гирлянды, потом инсульт Розы, и…
Я подняла руку, мой пульс скакал в неустойчивом ритме. Я отогнала воспоминания о Джулии, окровавленной и умоляющей, в моей гримерке у Бо.
— Я понимаю, — сказала я. — Он сказал тебе, от чего Джулия его защищала? Это было проклятие? Что он пытался найти?
Адель покачала головой, выпрямившись при звуке шагов Перси в коридоре.
Мы обе нацепили на лица улыбки, когда он выглянул из-за угла и присоединился к нам на кухне.
Роза, одетая в розовый кардиган, следовала за ним в своей коляске. Увидев нас с Адель, она улыбнулась, а затем протянула мне пластырь, как будто вручала Ковчег Завета.
— Вот, дорогая. Тебе это пригодится.
— Спасибо, — сказала я, приняв от нее пластырь. — Надеюсь, ничего серьезного.
— О, с ним все будет в порядке, — сказала Роза, достав фарфоровую тарелку и кекс. — Принеси мне кофе, ладно? А потом иди. Отправляйся на пляж. Я имею в виду не болотистый речной пляж, а океанскую часть острова. На восток.
— Она знает, в какой стороне океан, Роза, — пошутила Адель.
Я посмотрела на нее.
— Есть идеи, в чем дело?
Адель пожала плечами.
— Тебе лучше поторопиться.
Перси хихикнул.
— Отлично. — Я налила Розе чашку кофе. — Пойду найду свои туфли.
Роза указала на дверь, сурово приподняв брови.
— Хорошо, — вздохнула я. — Пойду босиком.
Мокрый утренний песок шевелился под моими ногами, когда я шла по пляжу. Я провела кончиком пальца по краю маленькой белой ракушки, которую держала в руке, ощущая ее крошечные гребни и колючие песчинки, прилипшие к ее нижней стороне.
Холодный ветер жалил мне нос и лицо.
Это было приятно. Хотя, если бы мне повезло, я бы простудилась и провалялась в постели несколько дней.
Человек, бегущий по пляжу в мою сторону, был высоким и стройным, его шаг был легким, несмотря на слои черной спортивной одежды, покрывавшей его с ног до головы.
Эфраим помахал мне рукой, когда расстояние между нами сократилось, и я заметила симпатичную щетину на его щеках и мокрые от пота волосы, выглядывающие из-под вязаной шапочки.
По мере приближения он замедлил шаг, его глаза внимательно изучали меня.
Я скрестила руки перед собой.
— Странно видеть тебя здесь.
— Я бываю здесь каждое утро.
Я кивнула, стараясь не вникать в его тон.
Он снял шапку, и ветерок взъерошил его влажные волосы, как ветер птичьи перья. Он повернулся лицом к воде, вытянув руки, как будто хотел вобрать в себя этот вид. — Я никогда не бегал рядом с океаном, которому так много хочется сказать.
— Слышишь голоса?
Он закатил глаза и засмеялся. Глубокий, хриплый звук.
— Ты бы знала об этом.
— Туше.
Он вздохнул и сел на песок, так близко, чтобы прибой мог дотянуться до него и коснуться ног. Он стянул кроссовки и носки, затем закатал свои штаны, обнажив сильные, загорелые икры и ступни. Он жестом пригласил меня присоединиться к нему.
— Садись.
Я замешкалась, затем вздохнула и опустилась рядом с ним.
— Ты ведь понимаешь, что на улице около сорока11 градусов?
— Скорее, шестьдесят12. — Его улыбка расширилась. — И тебе было бы не так холодно, если бы ты потрудилась надеть обувь.
Я закатила глаза, не утруждая себя объяснениями, откинулась на локти и выжидающе посмотрела на него.
Он уперся пятками в песок.
— А теперь закапывай ноги.
Я пошевелила пальцами ног и погрузила их в сырость.
— Зачем мы это делаем?
— Это называется «заземление», — сказал он. — Общение с природой.
Я дрожала и старалась не стучать зубами.
— Океан будет с нами разговаривать?
— Конечно. Но ты не сможешь его услышать, если будешь разговаривать.
— Хорошо.
Эфраим закрыл глаза, позволив голове опуститься между плеч. Он раскинул руки рядом с собой и уронил голову на песок.
— Хорошая девочка. Ложись.
— Я не твоя хорошая девочка.
Он зарычал, явно раздражаясь.
Я сжала челюсть и откинулась на холодный песок. Смотрела на серые облака и дрожала.
— Ничего не происходит.
— Закрой глаза, сделай глубокий вдох и слушай.
Я закрыла глаза.
Уитни. Разбита.
Ух. Я не могла заниматься подобными вещами. Стекло.
Волны разбивались совсем рядом с нашими ногами, тянулись к нам пузырящимися ледяными пальцами. Ветер шептал. Кричала чайка.
Секунды превращались в минуты, извиваясь и изгибаясь в ровном ритме океана. Я почувствовала на себе взгляд Эфраима и ощутила, как он приподнялся.
— Что оно тебе говорит? — спросил он.
Может быть, дело было в том, как нежно он это спросил, или в тоне его голоса, напомнившем мне об Алистере и сотне других таких же мелких моментов из прежней жизни, но все это было слишком.
Вся печаль, разочарование, чувство вины, страх, которые я тщательно скрывала после возвращения в Дарлинг-Хаус, вырвались на поверхность.
— Оно говорит, что я разбита, — задохнувшись, сказала я. — Оно говорит, что во всем, что произошло, виновата я. Что я не должна была сюда возвращаться. — Слезы навернулись мне на глаза, а горло болезненно сжалось. — Оно говорит, что в тот день река должна была забрать именно меня, а не Сета. Это должна была быть я. — Я повернулась чтобы уйти.
— Уитни, подожди.
— Что, Эфраим? — я уставилась на него. — Что тебе от меня нужно?
— Мы поженимся через три дня.
Я усмехнулась.
— Мы уже женаты, помнишь?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Да. И мне все равно. Это чудесным образом запутавшаяся паутина лжи, секретов и трагедий. Я не знаю, чего ты ожидаешь от меня, но в данный момент злость — это все, что я могу предложить.
С горящими глазами он вскочил на ноги и крепко прижал меня к себе. Его губы впились в мои, дикие, как океан рядом с нами. И с такой же легкостью он мог унести меня прочь.
Кровь шумела у меня в ушах, каждый удар сердца предупреждал меня о том, что надо вырваться от него, но мои предательские руки обвились вокруг его шеи.
— Эфраим, мы не можем, — задыхалась я. — Проклятие.
— К черту это проклятие, — пророкотал его голос, рваный и задыхающийся. — Будь здесь. Будь здесь. В этом моменте. Со мной.
Я встретилась с его глазами, изучая крупинки золота в море изумрудов. Редкая уязвимость смотрела на меня в ответ. Холодный ветер с океана развевал мои волосы по лицу.
— Я знаю, что тебе хотелось бы сделать вид, — сказал он, — что ты можешь оставаться такой же отстраненной и бесчувственной, какой ты была последние два года. Но мы не призраки, Уитни.
— Нет? — я изо всех сил старалась выдержать интенсивность его взгляда. — Тогда кто же мы?
Он обхватил мои щеки ладонями.
— Прежде чем закончится этот год, ты хорошо узнаешь, насколько мы живы. — Он нежно поцеловал меня в лоб, а затем отпустил.
Так много слов вертелось у меня на языке. Столько всего хотелось сказать.
Я скучала по тебе.
Я мечтала о тебе.
Я все еще отчаянно люблю тебя.
— Я нашла еще одно письмо, — прошептала я.
Его глаза смягчились, а губы приподнялись в уголке, показав красивую ямочку.
— От Алистера?
— Нет, — ответила я, крепко обхватив себя руками. — Эта старое письмо. Оно было в картине у моей спальни, за свадебным портретом Уильяма и Джулии.
— Я воздержусь от вопросов о том, как ты его обнаружила. Что там было написано?
— Это было извинение. От Уильяма, адресованное Джулии. Он совершил нечто непростительное.
Эфраим пожал плечами.
— Мы знаем, что у них все сложилось. У них были дети, они состарились и умерли с разницей в несколько дней. О чем еще можно просить?
— Кто-то или что-то хотело, чтобы я нашла письмо. — Мои зубы начали стучать. — Я думаю, это связано с проклятием.
Он покачал головой.
— Хватит об этом пока. Давай отведем тебя домой. Ты замерзла.
Я вложила свою холодную руку в его теплую.
— Не могу поверить, что ты, такая вечно замерзающая, вышла сюда без обуви и куртки.
— Роза сказала, что нет времени.
Эфраим сделал шаг, потом отпрыгнул назад, как будто его ужалили.
Я задохнулась, когда ярко-красная капля крови упала на песок.
Он поднял ногу и повернулся, чтобы посмотреть.
— Это осколок стекла, — сказал он сквозь стиснутые зубы.
Пошарив в кармашке на задней стороне леггинсов, я достала пластырь, который дала мне Роза. И протянула его.
— Роза прислала это вместе со мной.
Он усмехнулся.
— Конечно, прислала.
Я опустилась на колени и осмотрела ногу.
— Стекло все еще торчит из раны. Не думаю, что оно глубоко.
— Вытащи его.
— Ты уверен?
— Бесспорно.
Я придвинулась ближе и осторожно взяла осколок двумя пальцами. Чувствуя легкую тошноту, я быстро и сильно потянула за него.
Он вздрогнул.
— Прости.
— Нет необходимости в извинениях.
— Порез не слишком сильный. Тебе повезло.
Он ухмыльнулся, затем поднялся и, прихрамывая, направился к океану.
— Ничего, что не может исправить соленая вода, — сказал он, погрузив ногу в холодную воду. — Пластырь готов?
— Да. — Я стянула пленку из тонкого материала, изо всех сил стараясь, чтобы ветер не вырвал его у меня из рук. Эфраим снова сел рядом со мной, расположив свою ногу между моих коленей.
― Не знаю, насколько хорошо это будет держаться, — сказала я.
— До дома продержится.
Я наклонилась вперед и вытерла его ногу своим свитером, затем прижала пластырь.
— Эти постоянные препирательства между нами должны прекратиться. — Эфраим стиснул челюсти, и я вдруг увидела в нем того молодого человека, которым он был столько лет назад, того, родителей которого забрало болото, и он остался один.
Я замолчала на долгую минуту. Он, конечно, был прав.
— Хорошо. — Я изо всех сил старалась казаться бесстрастной. — Но больше никаких поцелуев. И перестань мной командовать.
— Не рассчитывай на это. — Он достал свой мобильный телефон и, стоя на месте, посмотрел на экран. — Мы нужны в доме.
— Что случилось? Эддисон?
Он покачал головой.
— Здесь офицер Эванс. И у него есть вопросы.