Глава 18

Уитни Дарлинг


Дни на острове Офелия, скрытые от всех на верхнем этаже башни Эфраима, проходили в развратном угаре атласных простыней и сброшенной одежды. Он никогда не упоминал о своих планах и о договоре, который наконец-то свел нас вместе. Но когда дело дошло до невысказанных вещей, физических доказательств страсти, накопившейся за прошедшие годы, секретов больше не осталось. Теперь я знала, что он жаждал меня так же безнадежно, как и я его. Я чувствовала это по его прикосновениям, по тому, как трепетно его пальцы исследовали мое тело, и по тому, как жадно его губы захватывали мои.

Я лежала в его постели в наше шестое и последнее утро, и мои глаза обводили твердые изгибы его мускулистой груди и бедер. Бедра, которые привычно раздвигали мои собственные, чтобы он мог снова и снова погружаться в самую нежную, самую сокровенную часть меня.

— Ты скоро уедешь в Нью-Йорк?

Он ухмыльнулся, не потрудившись поднять свою красивую голову с изголовья кровати.

— А ты бы хотела?

— Нет, — ответила я, не колеблясь.

Он слегка улыбнулся, показав ямочку на своей щеке.

— В конце концов, я уеду. Но они еще какое-то время справятся сами.

Я изо всех сил старалась не показать, как рада его словам. Несмотря на стены, которые я возводила годами, Эфраим расправлялся с ними одной за другой. И все, что для этого потребовалось — неделя на этом острове. В постели Эфраима.

— У тебя там большая команда?

Он кивнул.

— Насколько большая?

— Несколько сотен человек. Но в основном я общаюсь с руководством. Это около двадцати людей с особыми полномочиями.

— Тебе это нравится?

— Удовольствие — это не главное. Многие люди и их семьи рассчитывают на то, что я смогу направить нашу компанию в нужное русло.

— Это большая ответственность.

— Я рожден для этого. Как и ты.

Я на мгновение задумалась над этим. Как часто, будучи молодой женщиной, я вздрагивала от обязательств перед Darling Glass, от постоянного голоса в голове, побуждавшего меня к созданию эфемерной формы, которая становилась твердой только в жаре стеклодувной печи? Но теперь, после стольких переживаний, эта ответственность казалась мне привлекательной. Почти желанной.

Чувствовал ли Эфраим то же самое? Стал ли Нью-Йорк местом, куда он отправился, чтобы спастись от потерь и хаоса Саванны? Если так, то я не могу его винить, хотя океан небоскребов и людей никогда не сравнится с диким болотом или серой Атлантикой, омывающей берега Дарлинг-Хауса.

— Ты когда-нибудь видел привидение на острове Офелия?

Он покачал головой.

— Насколько я помню, нет. Но я никогда не был тем, кто видит их так легко, как Дарлинги. А что? Ты видела, как мои родители танцевали на пляже?

Его слова застали меня врасплох, и я села.

— А ты?

— Нет, — усмехнулся он.

Несмотря на то, что мы сблизились, я еще не рассказала Эфраиму о своей встрече с призраком в ванной.

— Эфраим, мне кажется, Джулия последовала за мной сюда.

— Джулия Дарлинг? — его брови поднялись. — Почему ты так думаешь?

— Я видела ее. В зеркале в ванной.

— Ты сначала повернулась три раза вокруг себя и произнесла заклинание? Я слышал, что это так работает.

Я шлепнула его по руке.

— Это не шутка. Кровь была повсюду, и она все время хваталась за живот. Я думаю, она могла быть беременна.

Его брови сошлись вместе.

— Джулия умерла старой женщиной.

— Я знаю. Ты постоянно напоминаешь мне об этом. Но это то, что я видела. Что, если она пытается мне что-то сказать?

Он повернулся, чтобы посмотреть на меня, его глаза были серьезными.

— Я не силен в этих делах, Уитни. Ты знаешь, что я оставляю мертвых смерти. Иначе поступать опасно.

— Я знаю. Но что я должна делать?

— Игнорировать ее.

— Это так не работает.

— Тогда иди к Соломону за шалфеем и кедром. Молись по углам. Купайся в святой воде. Но я не хочу, чтобы ты поощряла это.

— Я не просила ее приходить.

— Это не меняет того факта, что я не хочу, чтобы ты шла по какому-то паранормальному кроличьему следу. Сейчас все и так достаточно сложно. Пусть Джулия побеспокоит кого-нибудь другого. Чего, чего, а времени у нее достаточно.

— Эфраим.

— Все, Уитни. Это мой ответ. Мы заедем к Соломону на обратном пути в Дарлинг-Хаус.

Я напряглась.

— Прости, ты решил, что я спрашиваю у тебя разрешения?

Его взгляд смягчился, и он заправил прядь волос мне за ухо.

— Я не пытаюсь закрыть тебе рот. Но не могли бы мы еще немного оставить мертвых в покое?

Я хотела возразить. Объяснить ему, что эти вещи не так просты, как пучки трав и решимость не обращать на них внимания. Но по его искреннему взгляду и тому, как напряглись мышцы его шеи, я поняла, что это не та тема, которую он хотел бы обсуждать. Не сейчас.

И я поняла. Прошедшие дни были сном, эротическим, томным перерывом между обстоятельствами, которые с каждым днем становились все более запутанными и опасными. И если честно, я тоже не была готова покинуть уютное убежище, которое предлагала Офелия.

Я снова легла рядом с ним, согласившись пока оставить эту тему. До нашего возвращения в Дарлинг-Хаус оставалось еще несколько часов.

Эфраим провел пальцами по контуру моего обнаженного бедра, отвлекая меня от вопросов, которые вихрем проносились в моей голове. Я перевернулась на спину и обхватила руками его мускулистую талию, когда он переместился надо мной. Его губы нашли мою шею, затем ухо. Он застонал, войдя в меня, и у меня перехватило дыхание.

Но маленький голосок не умолкал.

Что-то происходило. Что-то большее, чем мы двое. И, если моя интуиция была права, все это связано с исчезновением в Дарлинг-Хаусе. Все это было не просто совпадением. Соломон что-то знал. Он специально рассказал мне эту историю.

И если я хотела остановить проклятие, защитить свою семью и удержать этого человека, моего мужа, то должна была выяснить причину.



С каждым шагом мои сапоги погружались в грязь все глубже, словно земля пыталась утащить меня под землю, чтобы я так и не нашла ответы на свои вопросы.

Огромный викторианский дом в конце переулка был выкрашен от земли до крыши в бледно-голубой цвет, напомнив мне о большом зимнем саде и таинственной запертой двери в Дарлинг-Хаусе. Но в отличие от двери с призраками и одиннадцатью замками, дом Соломона выглядел свежим и привлекательным, как яркий маяк на фоне болота, раскинувшегося вокруг. Как и Дарлинг-Хаус, он стоял здесь уже очень давно. По крайней мере, с начала двадцатого века, и в нем сменилось несколько поколений его семьи.

На крыльце стояла пара коричневых ботинок рядом с белым плетеным креслом, через спинку которого была перекинута полевая куртка Barbour защитного цвета. На дальнем конце крыльца возле мягких качелей были разложены стопки корзин с болотной травой. Одна из них была переполнена зелеными и желтыми цветами пальметто, казавшимися абсолютно одинаковыми. Длинная удочка была прислонена к дверной раме. Когда я приблизилась, то уловила отчетливый запах знаменитых креветок и каши Соломона, доносящийся через дверь. В животе у меня заурчало, а во рту образовалась слюна. Мне следовало бы позавтракать поплотнее, но необходимость покинуть остров Офелия сегодня утром отбила у меня аппетит. Эфраим тоже почти ничего не ел, и после последней близости в его огромной кровати на вершине каменной башни мы сели на «Констанс» и вернулись в Саванну.

Вскоре после того, как Эфраим сел в машину, ему позвонили из Нью-Йорка, и он жестом попросил меня идти вперед, когда мы подъехали к Соломону.

Я потянулась к тяжелому латунному молотку на дверной раме.

Сегодня мне предстояло получить ответы.

Происхождение проклятия. Проникновение в Дарлинг-Хаус.

Письма Алистера. Его смерть.

И почти забытое нераскрытое исчезновение.

Я трижды постучала в дверь, звук отразился от потолка крыльца и проник в величественный холл.

Через минуту Соломон появился из-за угла и направился ко мне, ухмыльнувшись.

— Моя девочка Уитни. Твоя тетя Роза написала мне, что ты скоро приедешь. — Он распахнул дверь и пригласил меня внутрь.

— Не помню, чтобы я ей говорила, — сказала я, пройдя за ним в прихожую. — Я не думаю, что вообще кому-то рассказывала.

— Ну, ты же знаешь Розу. Она также напомнила мне, что креветки и кукурузная каша — твои любимые блюда, и что ты придешь голодной. К счастью, у меня было немного жира из бекона на сковороде и свежий улов креветок в холодильнике. А мой садовник Дэви принес самый вкусный сладкий лук, который я когда-либо пробовал. Я нарезал один для нас.

— Спасибо, — сказала я. — Но тебе не стоило так беспокоиться.

— Ты ведь голодна, не так ли?

— Вообще-то, да.

Он кивнул и пригласил меня следовать за ним.

Мы прошли через парадную гостиную и столовую, мимо дубового стола и по узкому коридору попали на кухню. Там пахло раем. И не только из-за креветок и крупы. В этой комнате готовили аппетитные южные блюда многие поколения, и это чувствовалось.

Соломон указал на стол из особо прочного бруса, стоявший посреди комнаты.

— Присаживайся. Не пройдет и пяти минут, как мы сможем приступить к трапезе.

— Прошу прощения за то, что заглянула сюда так неожиданно. — Я опустилась на старинный стул из тростника, позволив взгляду скользить по многочисленным картинам и портретам в рамах, украшающим стены.

— Не бери в голову.

— Как вы себя чувствуете после свадьбы?

— Прекрасно. Прекрасно, дитя. У меня все хорошо.

— Еще одно «хорошо», и я подумаю, что что-то не так.

— Ничего, кроме того, что я старею, — сказал он. — Главный вопрос в том, как ты? Готов поспорить, что твои нервы расшатаны, как у кошки, попавшей в сушилку. Надеюсь, твой муж смог это немного исправить.

— Я старался изо всех сил. — Глубокий голос Эфраима заставил меня вздрогнуть. Он стоял, небрежно прислонившись к дверному косяку. А затем подмигнул мне, вызвав мгновенный смущенный румянец на моих щеках.

— Добро пожаловать, сынок. — Соломон указал на стол. — Присаживайся.

— Спасибо. — Эфраим грациозно опустился на стул напротив меня.

— Уитни собиралась рассказать мне о медовом месяце. В Саванне уже давно ходят слухи о том, куда вы отправились.

— На остров Офелия, — сказала я.

Соломон повернулся и посмотрел на Эфраима удивленным, если не сказать одобрительным взглядом.

— Рад это слышать.

— Мы зашли узнать, не могли бы вы нам помочь, — сказал Эфраим. — Уитни нужно немного шалфея и кедра. Или что-нибудь покрепче, если у вас это есть.

— Тебя беспокоит призрак?

— Что-то вроде этого, — сказала я.

— Джулия, я полагаю. — Соломон поставил перед Эфраимом и мной две тарелки с едой. — У меня есть несколько. Но я сомневаюсь, что это поможет. Она упрямая. Отчаянная, если хочешь знать.

— Что? — Эфраим скорее прорычал это слово, чем произнес его.

— В течении долгого времени она преследовала Алистера, прежде чем он умер. — Он изучал меня, словно оценивая, как много я уже знаю. — Полагаю, он не писал об этом в своих письмах к тебе. Какой, интересно, тогда был смысл в этих письмах?

— Мне нужно знать то, что знаешь ты, — сказала я. — Дедушка был убежден, что какая-то деталь из прошлого нашей семьи вернулась, чтобы преследовать нас. Сначала я думала, что он просто имел в виду проклятие, но после взлома, а затем исчезновения, о котором ты упомянул прошлой ночью, я задаюсь вопросом, нет ли здесь чего-то большего.

Соломон сел между мной и Эфраимом, от его тарелки с едой поднимался высокий шлейф пара.

— Твой дедушка в конце концов стал беспокойным человеком, Уитни. Признаюсь, были дни, когда я думал, не теряет ли он рассудок, как некоторые пожилые люди.

— Он был в своем уме, — сказал Эфраим.

— Он считал, что Джулия направляет его к тайне, — сказал Соломон. — К чему-то, что произошло давно, но имеет значение сейчас. Он отправился в адскую охоту за ведьмами. Многочасовые исследования, копание в старых книгах и альбомах.

— Он что-нибудь нашел? — спросили мы с Эфраимом одновременно.

— Ну, он узнал об исчезновении человека, о котором я вам рассказывал. — Он постучал себя по лбу. — По крайней мере, я думаю, что рассказал вам об этом. К концу свадьбы я был немного навеселе. Но могу поклясться…

— Да, ты мне рассказывал, — сказала я, стараясь сохранять терпение. — Но ты не смог вспомнить деталей.

Соломон вздохнул, выглядя немного смущенным.

— Ну, вот что я знаю. Это случилось почти сто лет назад, кажется, в 1932 году. Во время депрессии Уильям и Джулия Дарлинг были вынуждены поселиться в доме на острове. Они хорошо справлялись со своими проблемами. Не то, чтобы стекло оставило их без средств к существованию. Вы сами знаете, как хорошо они справились со временем. Однажды вечером в доме была вечеринка. Целая толпа богатых людей пришла поздравить друг друга с тем, что им удалось пережить самый страшный экономический кризис в истории.

— В ночь исчезновения?

Соломон кивнул.

— Там присутствовал один богатый бизнесмен, хорошо известный в то время. Его видели всевозможные важные персоны, он болтал и флиртовал, а потом исчез. — Он постучал пальцем по столу. — Теперь я вспомнил. Его звали, кажется, Гораций Леру. Судя по всему, он был одним из первых, с кем ваш Уильям Дарлинг вел дела здесь, в Штатах.

— Они были друзьями?

— Похоже, что да. Хотя достоверно мало что известно, кроме их финансовых отношений.

— И вы считаете, что Дарлинги как-то причастны к исчезновению?

— Все, что мы знаем наверняка, это то, что Уильям любил Джулию больше жизни. Такая любовь делает человека опасным. И способным на всевозможные жестокие поступки.

— Вы же не думаете, что он убил Горация?

— Я понятия не имею. Это мог быть кто-то из других гостей. Или Гораций слишком много выпил на вечеринке и упал в реку. Последняя интересная деталь, которую выяснил твой дедушка перед смертью — это то, что вскоре после исчезновения Горация, Джулия Дарлинг выкрасила оранжерею в темно-синий цвет. Он подумал, нет ли здесь какой-то связи. — Соломон помассировал затылок. — Или Джулии просто нравился синий цвет. Кто знает?

Я прищурила на него глаза.

— Должно быть что-то еще.

— Я уверен, что есть. Но больше ничего не знаю. Это твое семейное проклятие, которое ты должна снять, Уитни Дарлинг. — Он отпил глоток чая. — Этот чудовищный дом полон неизведанных тайн. Я полагаю, ты быстро узнаешь что-то еще, если будешь прислушиваться к своей интуиции. Какая комната вызывает у тебя самые сильные чувства? Это хорошее место для начала.

Синяя дверь внизу лестницы в зимнем саду тут же появилась в моем воображении. Я поджала губы.

— А дедушка не говорил вам, верил ли он в проклятие?

— По-моему, он слишком сильно в него верил, — покачал головой Соломон. — Подобные вещи могут уничтожить тебя изнутри, если ты им поверишь. В этом вся суть проклятий. В них нужно верить, чтобы они сработали. Скажи человеку, что он проклят, и только от него зависит, поверит ли он тебе. Поверит — значит, проклят.

— Именно это я ей и сказал, — сказал Эфраим.

Я сузила на него глаза.

Соломон поднял руки.

— Я могу ошибаться.

Я откинулась в кресле.

— Мне от всего этого не легче.

— Жизнь заключается не в том, чтобы чувствовать себя хорошо, дорогая. Жизнь состоит в том, чтобы делать добро. Может быть, тебе вообще никогда не будет хорошо. Усвой это, и множество бед обойдут тебя стороной.

Я избегала наглой ухмылки Эфраима.

— Вы знаете что-нибудь еще о Горации?

— Боюсь, что нет.

— Я сказал Уитни, что у меня есть знакомая в Историческом обществе, — сказал Эфраим. — Она немного ищейка. Упрямая. Умная. Она сможет найти информацию, которую мы ищем.

Соломон с энтузиазмом хлопнул по столу.

— Ну вот. Есть направление. — Он указал на стоящие перед нами тарелки. — А теперь приступайте. У меня сегодня днем дела в городе. И я знаю, что вам не терпится вернуться в Дарлинг-Хаус.



Менее чем через час наша машина подъехала к внушительному белому особняку.

Небо было темно-серым, и над ним нависали огромные клубящиеся тучи, готовые пролиться дождем.

— Ну что, готова? — поддразнил Эфраим.

— Не совсем.

Я повернулась на сидении, встретив его взгляд. И уже почувствовала, что он вернулся в режим босса после того, как мы покинули Офелию. Исчезла дьявольская ухмылка, на смену ей пришла холодная и отстраненная серьезность. Я полагала, что именно эти черты и стали причиной того, что многие женщины были одержимы им. Но они не знали Эфраима так, как знала его я. Они не знали, что его задумчивая холодность была маской, которую он носил. Она позволяла ему выстоять в хаотичном мире.

— Я знаю, что значило для тебя отвезти меня на Офелию. — Я положила руку ему на бедро. — Спасибо.

Он поднес мою руку к губам и прижался к ней нежным поцелуем.

— Я отвезу тебя обратно. Обещаю.

Он выскользнул из машины и подошел, чтобы открыть мою дверь.

Уитни. Уитни.

Я напряглась. Стекло.

Даже на Офелии я слышала его. Но здесь оно было громким, как никогда.

Мой взгляд метнулся к Эфраиму, пока я стояла. Конечно, он не слышал.

Никто, кроме меня, не слышал.

Одинокая мысль.

Эфраим взял меня за руку и повел по парадной лестнице к черным глянцевым дверям.

Но не успели мы сделать и двух шагов по крыльцу, как двери распахнулись.

Перси, а за ним моя мать, Адель и Эддисон выскочили за порог в шквале улыбок и смеха.

Роза в своем кресле-каталке ехала сзади, на ее коленях удобно устроилась малышка Алиса.

— Ну, кажется это молодожены.

Эфраим ухмыльнулся.

— Что-то мне подсказывает, что вы нас ждали.

Губы Розы изогнулись в милой, скромной улыбке.

— Соломон мог написать нам и сообщить, что вы покинули его дом.

Фрэнсис появился в дверном проеме из-за спины Розы, выглядя заметно серьезнее. На нем была белая льняная рубашка на пуговицах, светлые волосы зачесаны назад с красивого, строгого лица.

— С возвращением.

— Спасибо, — сказала я.

— Эфраим, как только ты устроишься, мне нужно с тобой поговорить, — сказал Фрэнсис.

Эфраим кивнул.

— Может быть, сейчас?

— Все в порядке? — спросила я.

— Все замечательно, дорогая. — Мама обняла меня за плечи. — Там свежий кофе. Я хочу услышать все подробности о таинственном острове Офелия.

— Может быть, не все подробности, — хмыкнула Эддисон.

Я вздохнула и отмахнулась от ее руки, позволив маленькой компании женщин направить меня в сторону гостиной и кухни. И не успела я оглянуться, как Эфраим исчез вместе с Фрэнсисом в кабинете, бесшумно закрыв за собой дверь.

Загрузка...