Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие

Глава 2 Хохлатки, лонжероны и неудалённые закрылки

Местный погост располагался на другом конце деревеньки в две улицы, чем доставил Иванову немало хлопот. Дворовые собаки, изучившие всех окрестных обитателей вдоль и поперёк, наизнанку выворачивались, облаивая незнакомца, разгуливающего ночью мимо их зон ответственности.

Пока добрался – едва не оглох.

В одном из домов даже на секунду вспыхнул свет, но никто не вышел.

Злопамятный Антон, вслушиваясь в лающие переливы, млел от недовольной физиономии напарника и подначивал:

– А я предлагал вокруг обойти.

– По полям и оврагам?

– Нормально. Я же прошёл.

– Тебе и стена не преграда. По женским баням только и гулять.

– Завидуй, – преувеличенно-нагло отмахнулся призрак, однако Серёга точно понял – Тоха там бывал. Не мог не бывать.

Миновав последние заборы, Иванов приободрился, включил погашенный в населённом пункте фонарик. Зачем выключал – и сам не понимал. Наверное, чтобы по глупости не светить в окна людям, спящим после трудового дня или розыскной инстинкт сработал: чем меньше внимания, тем лучше.

За околицей дорога раздвоилась. Более широкая, асфальтированная часть уходила прямо, а другая, грунтовая, поросшая мелкой сорной травой, забирала левее от привычного маршрута живых.

– Нам туда, – подсказал призрачный инспектор, сворачивая. – Минут десять ходу.

***

Кладбище при лунном свете выглядело как обычное кладбище, без потустороннего флёра.

Чёрные прямоугольники памятников, оградки с острыми наконечниками и шарообразными навершиями по углам, прочие погребальные конструкции, неразличимые из-за плохой видимости и смахивающие на скворечники. Приятный ветерок, идущая от земли прохлада, чистый воздух.

Два столбика, соединённые дугой с приваренным посередине крестом из рыжеватых железных трубок, символизировали вход в обитель мёртвых. Общая же ограда отсутствовала, да и кому она сдалась?

Ни смотрителя, ни кладбищенского беса. Вместо них – тишина.

Остановившись перед импровизированной аркой, инспектор отбросил хорошее настроение, настроился на деловой лад. Серьёзно поинтересовался:

– Тоха! Ты осмотреться успел?

Понимая, когда шутить, а когда работать, Антон ответил:

– Да, поверхностно пробежался, к тебе спешил. Ничего особенного. Обычный погост. Гашкова тоже нашёл. Провести?

– Потом. Я хочу территорию по периметру обойти. Просветить Печатью.

– Мне с тобой?

– Не надо. Начни осмотр изнутри, без суеты. Может, что необычное заметишь.

– Лады, – коротко согласился призрак, направляясь в кладбищенскую глубь.

И, не пройдя трёх десятков метров, заорал:

– Стой! Куда?!

Кого увидел Антон, Иванов не понял. Для него темнота выглядела обычной темнотой, в которой без фонарика можно бродить только наощупь. Потому оставалось лишь надеяться на напарника, оперативно перескочившего в нематериальную ипостась и, не разбирая дороги, мчащегося во всю прыть к арке сквозь оградки, кресты и надгробия.

Для неподготовленного человека – зрелище сродни приличному блокбастеру из давно пережёвываемой темы о паранормальном.

«В кино, что ли, Швеца отдать? На спецэффектах озолотимся» – промелькнуло в инспекторской голове, почти сразу вылетая куда-то ввысь под истошный, преисполненный охотничьего азарта, вопль:

– Серый! На тебя бежит! Лови!

Фонарик, имевший в качестве бонуса свойства полицейской дубинки, образцово погас, едва палец хозяина дотронулся до кнопки. Он при таких раскладах только мешал, заставляя зрение инстинктивно фокусироваться на ярком круге искусственного света и этим контрастом очерняя мир вокруг.

– Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте(*), – перевирая мотив, пропел в нос Серёга, пристально щурясь.

Да, ночью его человеческое зрение оставляло желать лучшего, однако дополнительная возможность, дарованная Печатью Департамента Управления Душами, позволяла без особых усилий различать ауры как живых, так и не очень. Время суток на эту опцию никак не влияло.

Трюк сработал штатно. Прямо на него, с поразительной скоростью, петляя и подпрыгивая, мчалось нечто ростом «метр с кепкой в прыжке», с никогда ранее невиданной аурой. Серой, с внутренней подсветкой. Будто лампочку цементом обмазали и в патрон вкрутили.

Не делая резких движений, чтобы не выдать своих талантов бегущему, инспектор приготовился перехватить ночного спринтера. Для устойчивости плавно сдвинул ногу назад, переместил фонарь в левую руку, позволяя корпусу съехать по ладони. Центр тяжести увесистого прибора послушно сместился вперёд, превращая безобидный, по сути, светильник в ударно-дробящее оружие.

Теперь оставалось решить – метнуть фонарь в бегуна или без особой зауми треснуть им по тому месту, где обычно у разумных находится голова.

Упражнения со служебной меткой временно откладывались, в силу неудобства применения.

Печать теплела, предчувствуя свою скорую необходимость, но не проявлялась. Она готовилась для самого последнего, финального момента задержания. Нечисть её чувствует, нечего пугать раньше времени.

– Остановись! – нагнетал Швец, совершенно позабывший о возможностях прямой телепортации и стремительно отстававший от неизвестного… ной…

Не поймёшь.

Убегающее существо, похоже, неплохо видело в тёмное время суток, потому что начало плавно забирать по дуге, надеясь без особых тактических хитростей оббежать Сергея с левой стороны.

Парня тянуло рвануть наперерез, однако он, вместо этого, казалось бы, правильного поступка, приоткрыл удивлённо рот и состроил придурковатую физиономию. Вроде как не понимает, в чём дело и что от него требуется.

Сработало.

Низкорослое нечто, оценив ситуацию и считая догоняющего Антона большим злом, чем глуповатый растяпа перед кладбищенской аркой, не стало мудрствовать. Соблюдая дугообразную траекторию, оно вознамерилось пронестись менее чем в метре от инспектора, полагаясь на изрядную скорость, усиленную собственной невидимостью.

И просчиталось. Математически точно подгадав момент, стоявший до этого расслабленным Иванов повернулся к спринтеру-одиночке и нанёс выверенный удар фонариком сверху, приправив выданную плюху подачей с ноги.

Охнуло, точно пробитое колесо.

Ну да, подобная встреча с тяжёлым, добротным ботинком заграничной работы радости приносит мало. Серёга это точно знал, многократно проверив сей постулат на практике.

Для того и носил обувь попрочнее, подходя к её выбору очень основательно. И в полиции, и в Департаменте работать приходилось с разнообразнейшим контингентом, частенько отличавшимся буйством нрава, поразительной глухотой, или обоими диагнозами сразу, особенно когда речь заходила про ответственность за совершённые преступления.

Многие вообще, без солидного пинка с помордасиной отказывались понимать, чего от них хотят люди в погонах, а некоторые сами нападали, первыми, истово полагая, что в ответ им ничего не будет, потому что у них есть права и будут адвокаты.

Законность пинка, равно как и обоснование, инспектора не волновали. Чего бегает, почему бегает, зачем на кладбище после полуночи отирается – вот неполный перечень претензий, которыми он оправдывал свой поступок. Был бы этот мелкий нормальным – поздоровался бы, вежливо ответил на вопросы. А тут – спартакиаду устроил, без объяснения причин и условий состязания.

Но скрывающийся в ночи сумел удивить.

После шумного выдоха он, непостижимым образом извернувшись, ударил Иванова под колено чем-то твёрдым, узким. Не нож, а… что-то похожее, только тупое.

Сила у беглеца оказалась немалая. Острая боль пронзила подколенные сухожилия, заставив парня сжать зубы, чтобы не заорать благим матом на всю округу, тело провернуло от мощного удара. Чудом не упал.

Не издав больше ни звука, цементно-подсвечивающаяся аура умчалась по дороге к деревне, почти сразу исчезнув из виду.

Разгорячённый Швец, наконец-то вспомнивший о своих призрачных способностях, переместился на перехват, но вскоре вернулся недовольный и досадливо отплёвывающийся.

– Там деревья. Роща. Не разглядел. Ушёл, стервец… А ты куда смотрел?! – накинулся он на напарника.

– Я его вообще не видел. Почти, – угрюмо буркнул Иванов, закатывая штанину. – Посвети.

Хмыкнув, Антон взял фонарик, включил и направил луч на ногу товарища, присвистнув от неожиданности. Пониже коленного сгиба красовалась узкая, вдавленная полоса бурого цвета.

– Крови почти нет, уже успокаивает… Чем это он тебя?

– Без понятия.

– На тупую стамеску похоже.

– Может и она.

Рану пекло. Терпимо, однако весьма чувствительно. С чего бы?

Подозревая нехорошее, Иванов, вывернув ногу насколько смог, всмотрелся в травмированный участок кожи. Тоже присвистнул.

– Тоха! У тебя платок есть?

– Держи, – сослуживец протянул квадратную холстину с синей каймой по краям.

– Прижми к месту удара, а после посмотри, что на нём останется.

Пожав плечами, Швец выполнил указание, через пару секунд направив луч фонарика на узенькое красное пятно.

– И что?

– Как бы не соль. Щиплет.

– Иди ты! – переполошился призрак, поднеся платок к самому носу. – Нет. Ничего не вижу. Только ощущения поганые. Мертвечиной от твоей кровушки прёт… Колданули, что ли? Ага, похоже… Штаны покажи.

Поплевав на пальцы, Серёга протёр ранку и вернул штанину в исходное положение, направляя внутренние потоки Силы к травмированному участку кожи. Пусть помогает владельцу.

В месте, где спортивно-скоростное чувырлище наносило удар своим неведомым оружием, дыры, к обоюдному изумлению оперативников, не обнаружилось. Вместо неё имелась полуторасантиметровая полоса бурого цвета. Опустившись на корточки, призрак внимательно изучил ткань брюк, приложил чистую часть платка к следу.

Понюхал. Потрогал пальцем.

– Серый! Это соль с кровью! И копытце тебе не пырнули, а продавили. Будто ложкой, с психу.

– Ложкой я ещё не получал, – распрямляясь, заверил парень, морщась от дискомфорта и жжения. – Покажи, что ты там навыискивал.

Осмотр пятна лишь подтвердил первоначальные выводы Швеца.

– Могильная хрень. Хорошо, что ткань не пропороло, иначе я бы хохотался… Проклятия нет, но сама по себе субстанция гнилостная.

– Точно нет? – въедливо уточнил Антон. – Или в больницу?

– Точно, – успокоил напарник. – Я различаю такие штуки по степени опасности. Конкретно эта более на полуфабрикат смахивает. Не переживай… А на могиле Гашкова соль есть?

– Не помню. Но могу посмотреть.

Проанализировав обстановку, Иванов согласился, привалившись к столбику покойницкой арки:

– Действуй. Я тут постою. Подумаю. Ходок из меня всё равно дрянь. Нога ноет. Если что – заору.

Кивнув, Антон в третий раз отправился вглубь кладбища, бормоча себе под нос нелестные комментарии о кривоногих сослуживцах, дающих себя колошматить всем желающим, и регулярно поминая маму сбежавшего, незаслуженно одарившую своё чадо избыточной ловкостью.

Виновато улыбнувшись на доносящееся недовольство, Серёга достал из рюкзака репеллент от комаров, тщательно натёр им все выступающие части тела (кровопийцы, как и сорняки, в этом году уродились на славу), затем извлёк смартфон.

Сообщение, отправленное Машке, числилось в доставленных, но не прочитанных. Загуляла девица… Оно и к лучшему, меньше о домашних беспокоиться будет. Мурка перед выездом накормлена, чашки помыты, он за сотню километров на кладбище, с попорченной ногой. Чего переживать?

– Есть соль, – издали сообщил Швец, возвращаясь. – Только темно у земли, хоть с прожектором ползай.

– Утром посмотрим. Рассвет скоро. Устраивайся где нравится, в города поиграем или в интернете посидим.

***

С первыми лучами солнца Сергей пришёл на могилу Гашкова.

Обычное упокоение, каких полно. Дешёвенький памятник из ближайшего ритуального агентства с высеченными годами жизни и смерти, к нему приделан портрет обычного дедушки на железной пластине. Вокруг памятника – бюджетная тротуарная плитка с испачканными бурым краями.

Присев на корточки, инспектор принялся изучать ближайший шов, точнее, борозду на его месте, ковыряя зубочисткой. Остренькая деревяшка без труда извлекала липкую смесь из крупных кристаллов соли, куриной крови, земли и маленького рябого пёрышка.

– Ни травинки, – подал голос Антон, тоже внимательно осматривавший примогильное пространство. – Странно. Это кладбище. Трава должна расти. Хоть немножко. От неё нельзя полностью избавиться, кроме как залить всё бетоном.

– Зато можно вырвать, если ухаживать должным образом.

– Вот и я говорю. Ухаживают. С моей стороны все швы свежим песочком присыпаны, а плитка замыта, – тут он заколебался, – или затёрта. Короче, очищена.

– С моей – нет. Считаешь, мы спугнули ревнителя памяти господина Гашкова?

– Скорее всего. Песок он оттуда брал, – рука призрака указала на небольшую желтоватую кучу у самой границы кладбища. – Наверняка рабочие бросили. Мостили чью-нибудь могилу, а остатки убирать поленились.

Поднявшись, Иванов прикинул, что самосвалу туда удобнее всего подъехать, и согласился:

– Да. Так и есть.

Доверив напарнику заканчивать осмотр, прошёлся к песку. Ни отпечатков ладоней, ни прочих конечностей. Только относительно свежее разрыхление сверху, будто совочком набирали.

– Ни тряпки, ни ведра, – сказал он Швецу. – С собой приносит?

– Если деревенский, и с соседями не в ладах – обязательно. Ни за что не оставит. Свои же утащат, в воспитательных целях. Хотя… сегодня мог и не брать. Мы ему вроде как сбор урожая испортили, а не генеральную помывку.

– Плохо.

Но призрака занимали более сложные вопросы, чем предметы для уборки. Проведя несложные расчёты с использованием указательного и большого пальцев, он объявил:

– Наш ночной побегушник тебя, похоже, действительно ложкой отоварил. Десертной. Ей соль выковыривать – милое дело. И ширина швов вполне позволяет. Схалтурили плиточники, широко положили. Уровень тоже хромает, – закончил Антон с презрением. – Морды за такую работу надо бить.

Молча кивнув, Сергей попробовал ощутить это место. Напрягся, прикрыл глаза, представляя себя открытой книгой или радаром.

Так и есть… Не зря старался. Из-под плитки донёсся отголосок чего-то нехорошего, спящего, отдающего виртуальной вонью. Обычно так заявляли о себе позабытые предметы с печальной историей, превратившиеся причудами судьбы из обычных в проклятые.

Мощность у находки, если этот термин применим в данном случае, казалась слабенькой и одинокой. Ни охранных заклятий, свойственных нормальному кладу, ни стонущей от давних жертв земли. Словно плохую вещь просто убрали подальше от людских глаз, похоронили вместе с владельцем.

– Антон! У нас тут тёмный артефактик.

– Здорово фонит? – заинтересовался напарник. – Надо копать?

Становиться грабителем могил инспектора совсем не тянуло, потому он, поколебавшись, отверг предположение:

– Не нужно. Там что-то слабенькое. Такое… как протухшее яблоко на помойке. Лежит себе – и пусть лежит. Думаю, со временем оно вообще выдохнется.

– А-а-а, – с заметным облегчением отозвался Швец. – Обрадовал. Я, знаешь ли, с армии не люблю бесплатно лопатой размахивать.

– Никто не любит, – Серёге надоела возня с неприятным, и он отошёл к стоящей неподалёку лавочке, усеянной остатками облупившейся краски. Не особо заботясь о чистоте брюк, присел, доставая сигареты. – Подытожим. У нас имеется могила, на которой кто-то засыпал солью межплиточные швы. Сверху прошёлся кровью, для чего приволок куриц. Здесь пернатые лишались головушек, или неподалёку – сказать сложно из-за ненайденного места казни и замытости прилегающей территории. Упокоение находится под постоянным присмотром. Кто его осуществляет – предстоит установить. Отдельно проходит неизвестное лицо карликового роста… В гробу владельца кладбищенской жилплощади или, как допущение – рядом с ним, припрятан проклятый предмет. По нашим меркам – дохленький. Если у памятника сутками не тусоваться, то особого вреда не принесёт.

Внимательно слушавший призрак тоже прекратил осмотр, вычленяя главное для облегчения мозгового штурма:

– Соль, смоченная тёплой кровью только что убитого существа с подзарядкой из закопанного артефакта вполне понятной направленности. Межплиточные швы используются для прямого контакта с могильной землёй, проводником тёмных эманаций похороненного предмета. Направление вырисовывается. Считаю, нужна консультация специалиста.

В ответ Иванов лишь произнёс:

– Карпович?

– Больше некому, – развёл руками призрак. – У тебя с ногой как?

– В ажуре. Заживает, как на собаке. Ничего опасного. Обычный неприятный тычок.

– Или в больницу обратишься? – упёрся Антон. – Инфекция могла попасть. Упустишь, а потом весёлый доктор с пилой и костыли с распродажи.

– Не сходи с ума. Поверь, я свою ногу очень люблю и лелею. С ней всё в порядке. Отправляйся к шефу. Чем быстрее вернёшься, тем лучше. А я пока в деревню прогуляюсь. Поищу, кто тут об усопшем Геннадии заботится, – инспектор хмыкнул. – У него самое чистое упокоение. Осмотрись.

Действительно, могилы на кладбище выглядели по-разному, от «непозабытых», на которых наведенная родственниками чистота успела обрасти всевозможными павшими листиками, веточками и банальнейшей пылью, до полностью скрывшихся в бурьяне. У Гашкова же – всё образцово показательно, как на плацу. Иванов, ради подтверждения сказанного, мазнул пальцем по надгробию – чисто, стыки между табличкой с портретом и искусственным камнем словно зубной щёткой вычищены.

– К исполнению принял! – шутовски козырнув, начал прощаться Швец, однако инспектор его остановил.

– На обратном пути попробуй к полицейскому заскочить. Автору отказного. Если он по-прежнему в райцентре проживает – узнай подробности. У тебя быстрее получится.

Подняв вверх большой палец, признанный обозначить удовольствие от сообразительности друга, призрак исчез.

***

Оставшись в одиночестве, Серёга из любопытства прошёлся с активированной Печатью и открытым восприятием вдоль могил, удивляясь старости некоторых надгробий.

Вот, к примеру, почти ушедшая в землю плита с высеченными на ней архаичными буквами:

Корпуса флотскiхъ штурмановъ

поручикъ

Федуловъ А.А.

Почему плита, а не традиционный крест? Где привычные современному человеку ключевые даты бытия – рождение и смерть? Что в этой глуши позабыл поручик Федулов, тем более, моряк?

Прошёл бы, и не заметил, если бы не приятная, тёплая искорка под камнем. Или ладанка, или родовой нательный крестик, принадлежащий целой плеяде неплохих людей и напитавшийся от них добром.

А по соседству, правее, другая могила. Более свежая, если рассматривать с точки зрения истории. Полусгнившая железка в форме вытянутой, усечённой пирамиды с обломанным штырьком на конце. Серёга знал – раньше подобное надгробие венчала красная звезда. Так хоронили или солдат, или тех, у кого при СССР родственники не решались следовать традиционным погребальным канонам. Причины у людей могли быть разные, от безденежья до неприятия религии.

У Иванова так деда, маминого отца, похоронили. Тот из атеистических соображений настоял именно на красной звезде, о чём особо проинструктировал бабушку. Молодым умер, немногим старше его самого. Скоротечное воспаление лёгких, которое из-за вечной занятости и нежелании ходить по докторам, перенёс «на ногах. В больницу отвезли в последний момент. Не успели…

И от могилки с обломанной звёздочкой несло нехорошим. Чем – парень и сам не мог объяснить. Спроси его кто об этом – сказал бы, что этого человека закопали с облегчением.

Кто там лежал – осталось загадкой. Имя и фамилия погребённого не сохранились.

– Хватит, – убеждённого произнёс инспектор, выбираясь к дорожке для живых и еле сдерживаясь, чтобы не сплюнуть. – Тафофилом(**) не был, нефиг и начинать.

Отряхнув брюки от колючек и листьев незнакомого, но крайне липучего кустарника, он неторопливо пошёл в сторону деревни. К людям.

(*) Строка из песни «Проклятый старый дом» группы «Король и Шут»

(**) Тафофил/тафофилия – пристрастие к кладбищам, надгробиям и похоронным ритуалам.