Саманта выскочила из повозки и стремглав бросилась в дом. Макс поспешил за ней. Входная дверь хлопнула, и Эд Джеймс нехотя оторвался от своей газеты. Саманта выглядела запыхавшейся, словно она бежала всю дорогу домой.
Эд медленно поднялся.
— Что он сделал на этот раз, Сам?
— Он поцеловал меня, вот что!
Эд сразу расслабился.
— Но ты хоть двинула негодяя по физиономии?
Саманта метнула на Макса яростный взгляд.
— Мне как-то не пришло это в голову.
Эд обратился к Максу.
— Он только поцеловал ее, больше ничего?
В этот момент Макса осенило, что Эд и Саманта говорят о разных людях.
— Эд, мне кажется, ты немного перепу…
— А чем ты занимался в это время?
— Он прижимал меня к стенке повозки, вот что он делал!
— Ренди прижимал тебя в повозке? — спросил ее Эд в явном замешательстве.
— Какое отношение имеет к этому всему Ренди, черт возьми? — выкрикнула Саманта.
— Ну самое прямое, как мне кажется!
— Это был твой драгоценный мистер Баррет, папочка! Это он целовал меня!
С этими словами она прошла в свою комнату и хлопнула за собой дверью. Вначале Максу показалось, что оставшиеся минуты своей жизни он может сосчитать по пальцам одной руки, но тут он заметил, что Эд Джеймс выглядит скорее удивленным, чем рассерженным.
— Ты поцеловал Саманту?
— К сожалению, да.
— Должно быть, ты целуешься как настоящий сукин сын, друг мой. Она разъярена больше, чем кошка на раскаленной сковородке.
— Я принес ей свои извинения.
— В самой деле? — Эд вопросительно поднял брови.
— Перед тем, как поцеловал.
— Перед тем?
— На случай, если я потом забуду.
Эд принялся мерить шагами комнату.
— Это несколько меняет дело, не правда ли? Мне кажется, нам с тобой следует кое о чем договориться.
— Например?
— Возможно, Саманта не отдает себе отчета, Баррет, но рана, нанесенная ей Дунканом, до сих пор не зажила. Как ни крути, а она собиралась связать с этим парнем свою жизнь, а он растоптал всю ее веру в него. И это был уже не первый случай. Два года назад один местный паршивец разбил ее сердце. Я хочу, чтобы ты дал мне слово чести, что в пути ты не воспользуешься доверчивостью моей дочери.
— Воспользуюсь дове…
— Твое честное слово!
— Черт возьми! Если ты не доверяешь мне, то какого черта ты все еще хочешь, чтобы я сопровождал ее?
— Ты дашь мне слово, и я буду верить тебе. На том и порешим.
Макс прикинул свои возможности. Если он откажется, то у него будут неплохие шансы сорваться с крючка и держаться со своими необузданными желаниями подальше от Саманты Джеймс. Но он обещал выполнить поручение и, черт возьми, помня виденные им две ссоры с Ренди Дунканом, он вполне понимал желание Саманты уехать отсюда.
— Хорошо. Я даю тебе слово. Но, Господи, Эд, это был всего лишь один жалкий поцелуй.
— Очень хорошо, но я хочу быть уверенным, что больше этого не повторится. Когда ты завтра собираешься отправиться в путь?
— Где-то в первой половине дня.
— Тогда увидимся утром.
Макс пошел через холл в свою комнату.
— Она не скоро тебе это простит, будь уверен, — вдогонку ему произнес Эд. Макс готов был поклясться, что все это его здорово насмешило. — Тебе лучше быть поосторожнее ближайшие несколько дней.
Макс бросил взгляд на дверь в комнату Саманты.
— Дети часто бывают злопамятными, — сказал он.
Саманта, яростно дергая за пуговицы платья, стянула его через голову и бросила на пол, где оно опало бесформенной массой сиреневых складок. Если Макс Баррет посмеет еще хоть раз ее поцеловать, она просто разобьет ему его наглые губы! Скользнула под одеяло и потушила лампу.
Не то чтобы ей не понравился поцелуй. По правде говоря, он ей даже очень понравился. Просто он не имел права так поступать! Он не был ее женихом и, вообще, не спрашивал ее разрешения. Он даже сейчас, судя по всему, не испытывал никаких угрызений совести. У него еще хватило наглости принести ей свои извинения перед тем, как он это сделал.
Самоуверенный нахал. И к тому же абсолютно аморальный. Он залез своим языком к ней в рот! Она перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
Она слышала, что сказал Макс за ее дверью. Если он считает ее таким уж ребенком, почему же тогда всего лишь полчаса назад он распускал руки?
Надутый старый дурак! Ему, должно быть, лет сорок — ну, уж никак не меньше тридцати. Ей, конечно, нравилось, что, когда он улыбался, вокруг глаз у него собирались такие милые морщинки, но не до такой же степени, чтобы поощрять нежелательные его заигрывания. Ну, может быть, не совсем нежелательные, но все равно — неожиданные!
Его усы были мягкими и шелковистыми, как она и предполагала, И его большие руки, такие сильные и горячие, гладящие ее спину… В конце концов она была вынуждена признать, что то был весьма приятный поцелуй. Не такой неуклюжий и агрессивный, как у Ренди, а нежный, обволакивающий, умелый.
Она крепко зажмурилась и попыталась выбросить из головы сегодняшнее происшествие, но ощущение от прикосновения его губ было неизгладимым.
Она попала в беду. В большую беду.
С первым криком петуха Макс сел в кровати. Уже наступило утро, а он едва сомкнул глаза. Он быстро потер ладонями лицо.
— Это был всего лишь один жалкий поцелуй, — произнес он вслух.
Однако этот жалкий поцелуй всю ночь не давал ему покоя. Какие только мысли и фантазии не приходили ему в голову. Накануне вечером он был раздосадован тем, что Эд вытянул из него обещание, но теперь он испытывал облегчение.
Он потянулся и зевнул. Добрый плотный завтрак — вот, в чем он сейчас нуждался. После этого он поговорит с Самантой, поставит все точки над «i» — скажет ей, что он на секунду потерял голову или что-нибудь в этом роде, — и они отправятся в путь. Он быстро оделся и прошел в кухню.
Сощурившись от яркого солнечного света, вливавшегося с улицы сквозь большое окно, он с удивлением обнаружил Эда, возившегося у плиты. Огляделся кругом, ощутив странное облегчение от того, что нигде не видел Саманты.
— Где наша юная фея?
Эд повернулся к нему. Его лицо было перепачкано в муке, а рубашка и штаны были в масляных пятнах.
— Откуда я знаю? Теперь она мстит тебе, а я попал между двух огней. Мне кажется, она ускакала еще до того, как мы встали, и, по всей видимости, не собирается возвращаться прежде, чем мы изведем тут друг друга.
Он швырнул кусок бисквитного теста на противень, и тот прилип, должно быть, навсегда.
Макс почесал в затылке. Сегодняшний завтрак не обещал быть добрым и плотным, но, по-видимому, другого он и не заслужил.
Эд бросил ложку в раковину, и она громко звякнула о тарелки, не вымытые Самантой.
— Он ее целует, а расплачиваюсь я, — проворчал Эд. — Может быть, если бы я его застрелил на месте, я бы получил приличный завтрак.
— Я пойду найду ее и поговорю с ней…
— Оставь девочку в покое. Бери стул и сиди спокойно на своей заднице, пока я попытаюсь приготовить что-нибудь, что не застрянет у нас в глотках.
Прошло уже два часа с восхода солнца, и Саманта знала, что либо мужчины уже позавтракали, либо они сидят за столом голодные и дожидаются ее. В любом случае в их желудках сейчас творится черт знает что. Пришпорив свою гнедую, она направилась к дому. Во дворе она увидела шерифа, в одиночестве сидевшего на крыльце. Усы, щекотавшие ее нос накануне вечером, топорщились над кривой ухмылкой.
— Доброе утро, Саманта.
— Доброе утро, шериф, — ответила она, слезая с лошади и подходя к нему с независимым видом, высоко подняв голову.
— Где вы были?
— Мне нужно было навестить кое-кого из моих друзей.
Он от души расхохотался.
— Вы мстительная женщина. Завтрак, который приготовил ваш отец, уляжется у меня в животе не раньше, чем через месяц.
— Может быть, в следующий раз вы будете осторожнее.
— Вы хотели этого поцелуя не меньше моего.
— Не обманывайтесь на этот счет.
Она поднялась по ступенькам на крыльцо и попыталась пройти мимо Макса, но он придержал ее за лодыжку.
— Твой отец вчера вечером добился от меня обещания.
Она не смогла найти в себе силы, чтобы посмотреть на него.
— Обещания?
— Обещания, что в дороге я не воспользуюсь вашей доверчивостью.
— А вы всегда делаете так, как вам говорят?
— Большей частью, да.
— И что, если я скажу, чтобы вы меня больше никогда не целовали?
— Вы хотите этого не меньше, чем я, — помедлив, ответил он.
Она отвела взгляд от его магических голубых глаз.
— Не всегда то, что мы хотим, для нас лучше всего. Я надеюсь, вы сдержите ваше обещание.
Он встал.
— Я так и собираюсь сделать. Итак, все упаковано. Мы отправляемся, как только вы будете готовы.
Саманта через дверь посмотрела на своего отца, сидевшего в кресле у камина. Будет ли она когда-нибудь действительно готова? От навернувшихся слез у нее перехватило в горле. Пора ехать. Пора прощаться. Она оглянулась на шерифа.
— Не могли бы вы…
— Я прикреплю к вашему седлу скатку с вашей постелью и буду ждать вас во дворе.
Саманта толкнула сетчатую дверь и вошла в дом. Отец поднял на нее повлажневшие глаза.
— Уже пора? — спросил он.
— Да.
Она взяла его за руку.
— Мне будет… — произнесла она прерывающимся голосом, — мне будет тебя очень не хватать.
Он встал с кресла и обнял ее. Она прижалась лицом к широкой, такой родной груди, пытаясь сдержать себя, чтобы не разрыдаться.
— Я горжусь тобой, Сам. Ты приняла правильное решение.
Саманта подняла на него глаза и улыбнулась. Его благословение каким-то образом все упростило.
Он крепко поцеловал ее в лоб и повернул лицом к двери.
— А теперь, видишь того парня в серой шляпе?
Она посмотрела на шерифа, который ждал ее в седле во дворе перед домом.
— Ты полегче с ним, Сам. И ты можешь ему доверять. Он доставит тебя в целости и сохранности.
Отец проводил ее до лошади. Пока она садилась в седло, шериф Баррет обменялся с Эдом Джеймсом рукопожатием, — и они сказали друг другу несколько слов. Саманта была слишком далеко, чтобы слышать их разговор. Затем шериф пришпорил свою лошадь и направился в сторону гор, видневшихся вдали. Саманта устремилась за ним в сопровождении вьючного мула.
Она последний раз посмотрела на отца, стоявшего на крыльце и махавшего им рукой. На глаза навернулись слезы. Жребий был брошен. На этот раз она будет следовать не зову сердца, а голосу рассудка и надеяться на лучшее.