Какова же была жизнь, приведшая к столь роковому концу?
Жизнь Прасолова рисуется в следующем виде со слов свидетеля Евгения Шестова, мелкого газетного работника, состоявшего в дружбе с Прасоловым и — к слову сказать— постаравшегося заметно обелить личность злополучного героя.
Его, Шестова, влекло к Прасолову, он любил его за его простоту, за сердечность, душевную мягкость.
Товарищи вместе проводили свободное от университетских занятий время, бывали в гостях, иногда играли в карты, на бильярде, посещали рестораны.
У Прасолова всегда бывали деньги, ему давала их не чаявшая в нем души мать, получал он их нередко от бабушки и в средствах но стеснялся.
В это время у Прасолова не было серьезных увлечений, были порою, как говорит свидетель, «спорадические связи».
Однажды осенью в 1906 г. Прасолов и Шестов шли по Долгоруковской улице. Направлялись куда то по дену, по какому то хозяйственному поручению родных.
И вдруг встреча: две дамы, одна из них молоденькая и хорошенькая.
Прасолов поклонился.
— Это Зиночка Денницына, — сказал он товарищу, когда они снова продолжали свой путь.
Когда шли обратно, — та же встреча, дамы тоже направлялись домой.
Прасолов подошел, остановился с дамами, поговорил с ними несколько минут. Потом догнал товарища.
— Мы сговорились с всю пойти в театр и после театра она просит, чтобы я свел ее ужинать к «Яру».
Прасолов был возбужден.
Как раз тогда он переживал «период безвременья», сердце его не было занято, а сердце у него было нежное и привязчивое, с женщинами он был в высшей степени деликатен и корректен.
Встреча с Зинаидой Ивановной произвела на него впечатление, а свидетелю показалось странным, что молодая девушка, гимназистка, выражает желание после театра ехать к «Яру», и он тут же высказал товарищу свое предположение, что по всем признакам ату поездку к «Яру» он сможет продолжить и закончить вечер «Эрмитажем».
Прасолова покоробили эти слова, по вернувшись ночью после свидания с Зинаидой Ивановной домой, он тут же сказал Шестову, что тот оказался пророком.
— Твои предположения подтвердились.
Свидетель не стал расспрашивать о подробностях. Была ночь.
Они заснули.
И с этих пор Прасолов сделался рабом Зинаиды Ивановны.
Ее воля сделалась ого законом . . .
С ним нельзя было говорить о ее недостатках. Это его мучило я злило.
Я находил, что она ветренна и ведет себя легкомысленно.
Мне говорил танцовщик Императорского балета Семенов, что однажды Зинаида Ивановна пришла к нему в номер и без разрешения взяла его фотографию, а когда он спросил, зачем она это сделала, последовал ответ:
«Вы мне нравитесь, я взяла для памяти.»
Когда Шестов говорил об этом Прасолову, он старался как нибудь хорошо объяснить поступок 3. И., старался обелить ее в глазах свидетеля.
Бывал Шестов и в семье Денницыных, и эта семья также производила на него дурное впечатление.
Зинаида Ивановна была старшая в доме, но видно было, что она не сознает своего обязывающего положения. Ни о каком присмотре за младшими не было и речи; дети ходили оборванные, грязные, не обращалось никакого внимания я на их духовную жизнь.
Младшие братья постоянно ссорились, кричали, безобразничали.
А старшая сестра вся отдалась увлечению Прасоловым и была далека от семьи.
В духовном отношении она стояла невысоко: ничего не читала, ничем не интересовалась, была весьма ограничена, с ней трудно и не о чем было говорить.
Родители Прасолова не были к ней расположены и противились браку. Товарищи, в том числе и свидетель, предостерегали его: смотри, брат, не попадись, еще женишься, чего доброго.
И роковое случилось, он сделался женихом, он закрывал глаза на недостатки Зинаиды Ивановны, он говорил, что она чудный, хороший человек, что она любит его.
— Про Зинаиду Ивановну ходили слухи, неприятные для репутации девушки, — говорит свидетель и, когда он узнал, что брак Прасолова вопрос ближайшего будущего, он счел себя обязанным серьезно поговорить с товарищем.
Он рассказал ему об этих случаях, о том, что она будто бы жила с покойным Тарасовым, с Рогаткиным-Ежовым.
Он говорил о духовном несоответствии Зинаиды Ивановны ее будущему мужу, об отсутствии у нее серьезных запросов, о ее неразвитии и т. д.
Этот разговор решил их дружеские отношения. Прасолов и Шестов поссорились и расстались.
И только недели за две до случая с серной кислотой1 им снова пришлось встретиться.
Прасолов позвонил к Шестову, приехал.
— Случилось то, что ты предсказывал, — сказал он.
И поведал ему свою горькую повесть, рассказал о своих страданиях.
Товарищи снова стали встречаться.
— Зинаиду Ивановну я терпеть не мог, — говорит свидетель, — особенно после случая с серной кислотой. Иногда она звонила ко мне по телефону, разыскивая Василия, но я просил ее оставить меня в покое, заявляя, что у меня не справочное бюро.
Затем свидетель рассказывает о жизни Прасолова в Ялте после разрыва с женой. Шестов познакомил его со своим приятелем, артистом Смирновым. Они сошлись, Смирнов был очень симпатичен Прасолову и между ними установились дружеские отношения.
Прасолов говорил ему о своей неудачно сложившейся жизни.
Вообще, в это время он со всеми охотно говорил на тему о сердечных страданиях.
Однажды они шли по набережной.
Вдруг возглас.
— Здравствуй, Вася.
Это была Зинаида Ивановна.
Встреча эта удручающе подействовала на Прасолова.
— Опять она, опять начнется, — говорил он Шестову.
И, действительно, началось.
Их связь возобновилась.
Но не надолго.
Придя как то домой, Шестов, живший вместе с Прасоловым, нашел своего друга в удрученном мрачном настроении.
Он сидел и писал письмо.
— Она изменила, она живет со Смирновым, с твоим другом Смирновым! — сказал он Шестову.
— Вот телеграмма, она сама дала ее, это телеграмма Смирнова.
Телеграмма состояла из нежных слов: «Люблю, дорогая, жажду приехать».
Потом в руках его были и другие телеграммы, в том числе — одна, в которой сообщалось, что Иван Карлович2 сердится, что он перевел 250 р. и т. д.
— Все кончено, — говорил Прасолов,.
Он вместе с Шестовым отнес письмо к жене в гостиницу «Ореадну» и отдал швейцару. Жили они в это время отдельно, т. к. Василий Васильевич не хотел огорчать родителей, бывших против его сближения с женой.
Поведение Смирнова его глубоко возмущало, и Шестов боялся, как бы не вышло из этого чего-нибудь очень тяжелого.
Смирнов, временно уехавший ив Ялты, со дня на день должен был возвратиться с женой.
Но опасения Шестова не оправдались. Сам он горячо упрекал Смирнова, который опешил, выслушав сообщение свидетеля.
— Она так ухаживала, я был одинок, — говорил модный тенор Шестову.
Поток он объяснился с Прасоловым. Они были в ресторане и много пили. На рассвете пришли сильно охмелевшие к свидетелю и ввали с собой гулять по берегу моря.
Вернулся Прасолов утром в 8 ч.
— Затем мы встречались с Прасоловым уж в Москве, — продолжает Шестов. — Жизнь его здесь стала непрерывным разгулом. Он тосковал, боялся одиночества, и я, несмотря на болезнь свою, сопровождал его всюду.
О скандале в «Стрельне», о бурной ссоре Прасолова с Анджелло, Шестов рассказывает: — Мы были в кабинете с Ланской. Неожиданно явилась Анджелло и, обращаясь к Прасолову угрожающе заговорила:
— Ах, вы здесь, и опять с женщиной. Появление этой женщины меня возмутило.
— Уходите, я сам с ней объяснюсь, — предложил я присутствующим.
Все ушли. Анджелло пыталась последовать за Василием, я ее не пустил. У нас произошла борьба, она бросила в меня канделябром и рассекла бровь настолько, что фонтаном вабила кровь... Обезумев от злобы, я отшвырнул ее на пол, и в истерике она кричала по адресу Василия Бог знает что...
На самый координальный вопрос прокурора, как объясняет себе свидетель тяготение Прасолова к жене своей после всего того, что о ней говорили и слухи о чем доходили до него, Шестов уверенно отвечает:
— Его влекла к ней какая-то непреодолимая сила.
Зинаида Ивановна была нужна Прасолову, как воздух. Без нее его мучила постоянная жажда и хотелось пить наслаждение из одной чашей с этой женщиной. Он был всецело подчинен ея чарам женщины-самки, ея крепкому телу, ея развращенным и ненасытным похотям . . .
В дальнейшем своем показания Шестов говорил:
— Знаю, что между ними был спор из за ребенка. Прасолов требовал его к себе, Зинаида Ивановна не соглашалась его отдать.
Кроме того, Зинаида Ивановна требовала за развод 50 тысяч, угрожая иском.