Продавец фокусов

Глава 11

Николай Михайлович тщательно вытер ноги о половичок, возложил шляпу на полочку, а утепленный плащ повесил на вешалку. Он заботливо пригладил залысины и поправил галстук перед зеркалом. Я стояла рядом, нервно потирала вспотевшие ладони, и поражалась своей глупости. Наверняка, он имел в виду совершенно другого фотографа. Если преступление еще не обнаружено, то и знать о смерти мужчины из фотомастерской службист не мог, а тем более о моем визите в мастерскую в самый неподходящий момент. Следовательно, бояться мне совершенно нечего, и напрасно я открыла ему дверь. Опять будет приставать с глупыми претензиями по поводу фикуса и фокусов.

Мой незваный гость легко сориентировался на местности и уверенно направился в кухню. Он выбрал себе табуретку около окна, бегло оглядел стандартные кухонные шкафчики, финский холодильник, дубовый буфет с разноцветными стеклышками в витражных дверцах и как-то неопределенно хмыкнул. Я осталась стоять, прислонившись к мойке и скрестив руки на груди, вежливо намекая, что не расположена к долгой беседе.

– А у вас мило, – приступил Николай Михайлович к допросу. – Чувствуется заботливая женская рука… Я знаю, Вы привязаны к своей родственнице, любите и уважаете старушку. Похвальное чувство… Тетушка также не чает в Вас души, милая Мария Сергеевна. Тем более будет для нее неприятно узнать о Вашем… гм… увлечении. Поверьте, я вовсе не какой-нибудь извращенец, мне крайне больно прибегать к подобным методам убеждения, но иного выхода у меня просто нет.

Произнеся свой монолог, он вынул из бокового кармана серого пиджака конверт, и высыпал на стол пачку фотографий. От увиденного меня бросило в жар, и я бессильно опустилась на табуретку. На фотографиях главным действующим лицом была я. Вот я распахиваю кофточку, оголяю изящным жестом плечо, изогнувшись назад, расстегиваю молнию на юбке, стою в профиль и снимаю некую интимную часть нижнего белья, томно потягиваюсь, облачаюсь в полупрозрачную ночную сорочку с рюшками, стою вполоборота и расчесываю волосы массажной щеткой, задергиваю шторы на окне.

– Да, – Николай Михайлович уперся локтями в стол и положил подбородок на сцепленные пальцы. – Окна Вашей комнаты выходят как раз на соседний дом.

Крайне неосторожно с Вашей стороны устраивать стриптиз для некоего любителя острых ощущений, вооруженного фотоаппаратом с мощным объективом. Хотя, как мужчина, я вполне солидарен с его выбором обнаженной натуры. Мне нравится форма Вашей груди.

Он изобразил улыбку Змия и многозначительно подвигал бровями, отчего его очки в массивной роговой оправе сползли на кончик носа. Я же примерилась к чугунной сковороде, на которой баба Вера печет блинчики, на случай сексуальных домогательств.

– Я с удовольствием отдам Вам эти фотографии, и Вы сможете их уничтожить, – вернулся иезуит из органов к официальному тону и водрузил очки на переносицу. – Более того, я даже великодушно верну негативы. Мы люди сначала не жадные, потом – добрые, а уж затем – великодушные, – усмехнулся он. – Но Вы же прекрасно понимаете, милая Мария Сергеевна, что только я могу шепнуть некоему фотографу о противозаконности его увлечения и обезопасить Вас от новых неприятностей… Нет, конечно, Вы можете сами подать на него в суд и таки добиться каких-то результатов, но я могу представить себе Ваши чувства, когда эти фотографии будут рассматривать судьи, свидетели и просто любопытствующие граждане.

– Что Вы хотите? – прохрипела я, с трудом прочистив горло.

– Я хочу, – Николай Михайлович подался вперед, навалился грудью на стол и перешел на шепот. – Чтобы Вы познакомили меня с Продавцом фокусов.

Я долго хлопала глазами, прежде чем догадалась спросить:

– Вы смеетесь надо мной?

– Отнюдь, – успокоил он меня. – Возможно, в первую нашу встречу я не совсем правильно вел разговор, и мои выводы были несколько поспешны. Но теперь Вы от меня никуда не денетесь, любезная Мария Сергеевна, и выведете на Продавца. Уверяю Вас, нынче я обладаю убийственным по силе убедительности аргументом.

Ведомственный Малюта Скуратов победно взглянул на меня и жестом иллюзиониста вынул из другого кармана пиджака следующий конверт. Из него выпала на стол единственная фотография не очень хорошего качества. Кто-то фотографировал в ранних сумерках осеннего дня. На фотографии была изображена опять-таки я, карабкающейся в «Ленд-Крузер» с тонированными стеклами. В руках я держала хозяйственную сумку, из которой торчала усатая морда Лаврентия Палыча.

– Что это? – изумилась я.

– Кот! Или кошка. Здесь немного не в фокусе, – улыбнулся он своему каламбуру. – А теперь самое главное: некий пылкий юноша по кличке Скелет хвастался своим братанам, что собирается выкупить любовницу у Продавца фокусов, который сотворил ее из кота, как Господь Бог Еву из адамова ребра.

А посредником в этой сделке являетесь Вы, любезная Мария Сергеевна!

– Николай Михайлович, голубчик! – всплеснула я руками. – Вы же взрослый, интеллигентный человек с высшим образованием! Как Вы можете верить в эту чушь?! Разве можно превратить кота в человека?! Я Вас не понимаю!!!

Более того, я могу Вам продемонстрировать любовницу Скелета и кота одновременно, чтобы не возникло никаких недоразумений… Лаврентий Палыч, можно Вас на минутку! – позвала я.

В дверном проеме сейчас же появился достойный представитель семейства кошачьих, как будто он только и ждал знака из суфлерской будки. Степенной походкой он проследовал любимым маршрутом от миски к помойному ведру и далее к буфету. Проигнорировав присутствие незнакомца, он полосатой пантерой взлетел на верхний этаж башни из дуба и витражей и затаился среди консервных банок в позе охотника.

– Любаша – пассия Скелета – проживает этажом ниже. Хотите, я позову ее? – любезно предложила я.

– Нет, благодарю, – вежливо отозвался Николай Михайлович. – Уверяю Вас, я совершенно с Вами солидарен и верю в превращения людей в животных и обратно только на арене цирка.

– В таком случае я не понимаю, чего Вы от меня хотите? К цирку я не имею никакого отношения. Продавец фокусов – вымышленная фигура, плод фантазии романтически настроенного юноши.

– А вот в этом Вы, Мария Сергеевна, ошибаетесь. Он существует. Я открою Вам сейчас маленький государственный секрет, о котором знают практически все преступники нашей страны, а также ближнего и немного дальнего зарубежья.

Итак! Некоторое время назад объявился гений, новый Леонардо да Винчи. Он создает совершенно невозможные вещи. Его изобретения скупают преступники, используют их для своих темных дел и ставят правоохранительные органы в тупик. У нас есть сведения о кепке обыкновенных грузинских размеров, в которую можно положить сварочный аппарат плюс парочку газовых баллонов, и никто этого не заметит. Просочились слухи и об использовании в ограблении одного банка накладной двери, выполненной на листе ватмана. Именно через эту дверь бандиты и убежали, когда сработала сигнализация. Поговаривают еще о зеркалах, в которых пропадают люди, стреляющих косточками яблоках и швабрах-невидимках…

Тут на меня напал нервный смех, и я долго всхлипывала и утирала глаза, представляя ограбление с помощью волшебной палочки, магических слов «Тох-тебедох», а также финал сцены, когда преступники отстреливаются из яблочных огрызков и исчезают в нарисованном тоннеле. Николай Михайлович терпеливо дождался конца моей истерики и продолжил:

– Я сначала тоже смеялся, но сейчас серьезен как никогда. И Вас, Мария Сергеевна, призываю отнестись к вопросу со всей ответственностью, ибо Вам уготовлена роль ассистентки в ящике, который распиливают на две половинки.

У меня вытянулось лицо, а инквизитор в сером костюме довольно улыбнулся.

– Вижу, Вы уже начинаете понимать, к чему я клоню. По воле какого-то недоразумения или в результате тонко продуманного хода, Ваше имя фигурирует в связи с Продавцом фокусов. До этого момента он работал один. Естественно, ему захочется взглянуть на своего посредника, как только он узнает о Вашем существовании. И по моим подсчетам, это должно случиться в самом ближайшем будущем. Вы же знаете, как быстро распространяются слухи в Москве. И вот тогда, я не дам за Вашу жизнь и ломаного гроша, душенька Мария Сергеевна!

Сердце у меня остановилось, и я впала в странное оцепенение. Мужчина, сидевший напротив меня, невпопад двигал губами. Звуки его речи растягивались в протяжный вой, как бывает, когда магнитофон тянет пленку не на той скорости.

– Вам нехорошо? Может быть – воды? – донесся до меня участливый голос палача.

Я отрицательно помотала головой, возвращаясь из временного небытия. В мозгах гудел колокол набата, цветовая гамма окружающей среды сместилась в сторону фиолетовых тонов. Перед глазами маячило четкое видение длинного ящика, из отверстий которого торчали мои руки, ноги и голова. Леонардо да Винчи в чалме и плаще иллюзиониста проворно распиливал меня на две половинки.

– Не отчаивайтесь, – ободряюще похлопал меня по руке Николай Михайлович. – У Вас есть выход из создавшегося положения. До сих пор нам нечего было инкриминировать Продавцу фокусов. Его изделия сами по себе не являются чем-то противозаконным, преступно лишь их применение. Однако мы можем его спровоцировать. Ваша задача, Мария Сергеевна, так разыграть свою партию, чтобы вывести этого человека на меня.

– Да как же он выглядит, этот Продавец? Как я его узнаю? – воздела я руки в отчаянии.

– Если бы я это знал, то не сидел бы сейчас перед Вами, а радовался премии или даже обмывал новую звездочку, – хмуро почесал он скулу. – Мы сделаем так. Вы забудете о нашем разговоре, будете вести свою обыкновенную жизнь. Он сам Вас найдет и захочет познакомиться, чтобы выяснить, нет ли у него конкурента. Вот тогда-то Вы и воспользуетесь вот этим.

Николай Михайлович протянул мне небольшую брошку в виде изящной бабочки.

– Это – «бипер». Вы нажимаете на тельце, я получаю сигнал, и нахожу Ваше местоположение в любой точке Земного шара. Дальше дело техники: я появляюсь, как долгожданный сюрприз, и беру инициативу в свои руки. Не волнуйтесь, я постоянно буду наблюдать за Вашими перемещениями, и находиться где-нибудь поблизости.

– Мне надо подумать, – наконец, взяла я себя в руки и гордо посмотрела на вербовщика неискушенных созданий.

– Голубушка, нет у Вас времени на раздумье! Вы думаете, почему я посетил Вас в праздники, а не дождался рабочего дня? Да потому, что промедление смерти подобно! У меня легкоранимая душа, мне больно, когда погибают молодые девушки!.. Вот, возьмите еще мой номер телефона, и звоните, если у Вас появятся какие-нибудь подозрения. Я верю в Вашу наблюдательность и сообразительность.

Гость, который хуже татарина, посмотрел на часы и засобирался. Он чуть не забыл вернуть мне фотографии и негативы компромата, еще раз заверил, что не даст меня в обиду, пожал на прощание вялую руку, с воодушевлением отметил, что гордится моей гражданской сознательностью, и поздравил с праздниками.

Я наложила все запоры и вернулась в кухню в совершенно деморализованном состоянии. Что же это получается? В результате глупой опечатки в объявлении, непредсказуемого стечения обстоятельств и хвастовства Скелета, вызванного распиравшим его чувством гордости, я оказалась в очередной безвыходной ситуации. Как не вспомнить слова Лаврентия Палыча о том, что выход из замкнутого пространства вовсе не означает обретение свободы. Вот, пожалуйста! Я опять связана по рукам и ногам чувством страха! Что ж теперь так и придется всю жизнь сидеть на кухне, вздрагивать от каждого шороха и панически нажимать на тельце бабочки-бипера?!

Вооружившись большими портняжными ножницами, я изрезала фотографии и негативы в труху, ссыпала конфетти в алюминиевый тазик и подожгла. Надо признать, что делала я это с большим сожалением. Черно-белые фотографии были очень удачными. Еще никогда моя обыкновенная внешность не выглядела столь выразительно и фотогенично. Чаще всего, на фотографиях я получалась с закрытыми глазами. Глупая улыбка меняла пропорции щек, и меня легко можно было спутать с веселым хомяком. Нередко птичка вылетала из фотоаппарата в тот момент, когда я говорила, жевала или зевала, в результате перекошенное лицо было стыдно демонстрировать друзьям и знакомым.

На фотографиях компромата неведомому соседу-извращенцу удалось передать настроение: легкую грусть, томный вздох, досадливо закушенную губу во время борьбы с молнией на юбке, непринужденную грацию движения руки в момент причесывания. Игра светотени выгодно подчеркивала мой изящный носик, высокие скулы, и классический овал лица. Я уже не говорю о глазах, которые получились чертовски загадочными и привлекательными. Без ложной скромности скажу, что я выглядела ничуть не хуже голливудских актрис и мексиканских примадонн. Чувствовалась, что фотограф вложил в свое мерзкое дело душу, и обладал немалым талантом, достойным лучшего применения.

Обрезки горели плохо. Зато чадили хорошо. Кухня наполнилась едким дымом. Лаврентий Палыч покинул свой сторожевой пост на буфете и, негодующе фыркая, умчался в комнаты. Холодный воздух из открытой форточки устремился в теплое человеческое жилище, но от этого лучше не стало. Дым радостно заклубился под потолком и устремился в коридор. Я перекрыла ему доступ в остальные помещения, захлопнув кухонную дверь, принялась размахивать полотенцем и скакать, как резвый бабуин. Языки дыма перемещались из одного угла кухни в другой, наслаивались друг на друга, закручивались в спирали и морскими волнами колыхались вокруг люстры. Как подвыпившая балерина, я выделывала пируэты в надежде ликвидировать последствия нарушения противопожарной техники безопасности.

Благодаря изящным экзерсисам дым немного растворился, и я сделала вторую попытку навести порядок в своей комнате, но вместо этого вновь пристроилась на стуле и раскрыла изрядно помятую ученическую тетрадь: "… был ими одобрен.

То, что происходило дальше, замечательно укладывается в схему…

Справившись с депрессией и обретя почву под ногами, Иисус вернулся в Галилею. Однако встретили Его бывшие последователи враждебно. Гонимым Скитальцем Он брел от одного селения к другому и нигде подолгу не задерживался. Неоднократно в разговорах с Апостолами Он возвращался к вопросу о Своей смерти и уточнял, что она состоится в Иерусалиме и что на третий день Он воскреснет и явиться им во плоти. Итак, план новой кампании был Им детально разработан, и Назарянин приступил к его выполнению.

Зная о враждебном отношении властей, Христос наведывался время от времени в Иерусалим, и вел там возмутительные речи, доводя почтенных жителей города до белого каления. В октябре, в последние дни праздника Кущей дело чуть не закончилось дракой и побиванием Его камнями. Да и кто бы ни возмутился, если Назарянин насмехался над Авраамом и оскорблял святые чувства левитов: "Вы – от отца вашего, диавола, и хотите делать похоти отца вашего. Он – человекоубийца от начала…".

Я уже не говорю о событии, которое имело место в декабре, в праздник Ханука, когда Он открыто возвестил Себя Сыном Божиим. Тогда Ему чудом удалось избежать смерти от камней разъяренной толпы.

И слепому видно, что Иисус специально богохульствовал, оскорблял иудеев, нарывался на неприятности, настраивал против Себя общественное мнение".

Опять тренькнул дверной звонок. Я справилась со всеми запорами и запустила в квартиру бабу Веру. Она подозрительно хлюпала носом и вытирала щеки носовым платком, выглядевшим точной копией детского носочка. Зажимая под мышкой стопку книг, она устремилась в свою комнату и, как была в меховых доспехах, рухнула в кресло-качалку.

– Что случилось? – не на шутку встревожилась я, последовав за ней.

Тетушка горько всхлипнула:

– Они все умерли!