Продавец фокусов

Глава 8

Валера еще раз спрыснул мясо и угли вином, остатки вылил в себя и глубокомысленно изрек:

– Бизнес – это, я вам скажу, не «фигли-мигли». Ну, а если серьезно, то мы напали на золотую жилу. Правда, Максим? – пригласил он в свидетели партнера.

Макс кивнул головой и опять нахохлился на чурбаке.

– Юридические претензии международного характера всегда были, есть и будут, – пригладил Валера пятерней редкую растительность на голове. – Обиженные и оскорбленные жертвы произвола готовы отдать последние денежки, лишь бы восторжествовала справедливость. А мы жертвам помогаем: оформляем бумажки, бегаем по инстанциям и переводим с одного языка на другой, в случае нужды, документы. В последнее время, с приходом к власти президента, который благоволит к Германии, расцвел буйным цветом поток претензий немецких граждан к России. Дело в том, что в конце войны, когда победоносная армия вступила на территорию поверженного врага, начались массовые грабежи. В качестве контрибуции славные сыны нашей Родины тащили все: подушки и одеяла, сервизы и одежду. Солдаты набивали сувенирами чемоданы, а генералы вывозили целые вагоны трофеев. В мирное время такое деяние называется мародерством, а в те времена – это была всего лишь экспроприация излишков. Так вот, немцы неожиданно вспомнили, что более полувека назад их ограбили и принялись требовать сатисфакции.

– Ха, – скептически откликнулась Любаша. – Да это же безнадежные дела!

Разве можно через столько лет вспомнить, что пропало, и кто утащил вещички?

– Ты забываешь о немецкой пунктуальности и дотошности, – возразил Валера, снимая пробу с первого шампура. – Нет, еще чуть сыровато… У «фрицев» все досконально записано, составлены списки пропавших вещей, прилагаются добытые разным путем красноармейские книжки, по которым легко определить номера частей, промышлявших в округе, а также приметы экспроприаторов.

– Все равно, за давностью лет ничего не найти, – отмахнулась Любаша, притоптывая ногами в армейских ботинках на чудовищной платформе. – Да и копеечные результаты! Сколько сейчас можно потребовать за подушки и одеяла, сервизы и одежду военных времен? Смех один!

– Ну, не скажи, – обиделся Валера. – Грабили не только обыкновенных обывателей, но и замки, и музеи, и кирхи. Больше того, я тебе могу рассказать историю про одного отечественного авантюриста, который во время войны организовал свою собственную воинскую часть. Покидая гостеприимный Берлин в мае 1945 года, он вывез, ни много, ни мало, целый железнодорожный эшелон в тридцать вагонов!

Ответственный повар надкусил еще один кусочек и дал отмашку. Все схватили по шампуру и, обжигая пальцы и губы, набросились на шашлык. Минут пятнадцать мы неприлично чавкали, рвали куски мяса зубами и глотали их полупрожеванными.

Маринованная свинина упала на дно желудка, мы залили ее сухим вином, и осоловели. Я аккуратно промокнула платочком жирные щеки и подбородок, и поняла, что с богемными губами можно проститься. Десерт в виде помады уже съеден.

– Так что там с тридцатью вагонами барахла образца 1945 года? – сонным голосом напомнила Любаша.

Валера облизнул пальцы и вдохновенно продолжил:

– Начну издалека. Наши родители прекрасно помнят ту обстановку, которая, царила в стране в сталинские времена. Атмосфера всеобщей подозрительности, доносительства и жесткого контроля со стороны прекрасно отлаженного репрессивного механизма была основой системы. Казалось бы, сама жизнь в условиях "тотальной бдительности" исключала легальность существования крупной "антисоветской вооруженной организации". Однако, вопреки всякой логике, «УВС-1» процветала. Идея создать воинскую часть, подчиняющуюся только ему, пришла в голову некоего Павленко Н.М. в 1942 году.

За дело он взялся очень энергично. Рекрутов набирал из дезертиров и отставших от своих частей солдат. Обзавелся отлично сработанными гербовыми печатями и штампами. Бланки, продаттестаты, командировочные удостоверения и другие «документы» были напечатаны в типографии за взятку продуктами.

Обмундирование закупали на базарах. Основным видом деятельности «УВС-1» были строительно-дорожные работы. Надо отдать должное – строили ребята хорошо, без брака и в срок. Оплату по договорам Павленко присваивал себе. После Сталинградской битвы наступил перелом в ходе войны. Немцы отступали, фронт катился на запад. Часть Павленко двигалась в том же направлении, соблюдая безопасную дистанцию от передовой. Вслед за нашими войсками они прошли всю Польшу и закончили "боевой путь" под Берлином. После победы строительное подразделение обосновалось в Кишиневе. Личный состав части насчитывал около трехсот пятидесяти «бойцов». Причем штаб «УВС-1» ничем не отличался от настоящего: имелись знамя части с посменными часовыми возле него, оперативный дежурный, начальники различных служб и вооруженная охрана.

Подчиненные стройучастки и площадки размещались в Молдавии, Белоруссии и в прибалтийских республиках… Погорел командир, конечно, на ерунде. В послевоенные годы проводилась кампания по подписке на государственный заем.

Чтобы создать видимость настоящей воинской части, Павленко скупал на черном рынке облигации и распространял их среди ничего не подозревавших вольнонаемных. Так вот, один из них, получив облигации на меньшую сумму, чем он заплатил, написал жалобу в военную прокуратуру: так, мол, и так, наш командир плохо организовал подписку на заем, срывает важную политическую кампанию, чем порочит в глазах подчиненных руководство нашей доблестной армии… Начались проверки, в ходе которых выяснилось, что такая воинская часть по спискам министерств не значится… Взяли Павленко в 1952 году и присудили высшую меру наказания… А жаль, талантливый был организатор, умнейший бизнесмен, человек незаурядных деловых качеств. Сейчас бы ему цены не было!..

Валера пошарил в картонной коробке рукой и выудил оттуда еще одну бутылку водки. Он от души плеснул себе, мы с Любашей отказались, Макс сказал, что у него еще немного осталось.

– Да. Так я продолжаю, – занюхал он водку рукавом, так как закуска кончилась. – Мы говорили о мародерстве. В конце войны, продвигаясь вслед за передовыми частями, военное подразделение Павленко сосредоточило свою деятельность на откровенном грабеже, и превратилось в вооруженную банду. Как строитель по специальности командир предпочитал грузовики, трактора, легковушки и другую технику, но не забывал и о продуктах питания: вывез несколько вагонов муки, сахара и сотни голов домашнего скота. Немалую часть награбленного добра составляли картины, скульптуры, мебель, мейсенский фарфор и даже деревянные резные панели из рыцарского зала какого-то замка.

Однажды капризная военная судьба занесла Павленко и его солдат в одно маленькое немецкое селение с непроизносимым даже на трезвую голову названием. В селе из пяти домишек поживиться было нечем, но вот кирха в тех местах была непростой. Основанная еще в XI веке, она была какой-то особенной святыней. Наши доблестные войны, воспитанные в атеизме, раздели эту кирху догола. Все церковные штучки-дрючки продали после победы отечественным коллекционерам и любителям… А сейчас эта кирха вышла из летаргического сна, и требует свои вещички обратно. Но что самое интересное, в списке пропавших ценностей церкви фигурирует одно презабавное название…

В этот кульминационный момент повествования, когда мы с Любашей сидели с открытыми ртами и напряженно ловили каждое слово удивительного рассказа, пылающий внутренним жаром уголек угодил прямо в лоб Валеры. Сказитель от неожиданности пошатнулся и завалился со своего чурбака назад. Он мешком плюхнулся на спину, вломился головой в куст крыжовника и засучил руками и ногами, в тщетной попытке встать.

Мы с Любашей покатились со смеху, а Макс поспешил на выручку своему партнеру по бизнесу.

– Ну, ты дурак! – вопил поверженный Валера. – У меня теперь колючки в голове. Меня ранило! Как я теперь буду думать? Голова – это же мой рабочий инструмент!

– Нечего было языком трепать, – сквозь зубы процедил Макс.

Он помог Валере принять вертикальное положение и стряхнул с его прически труху. Рассказчик сердито глотнул из горлышка и насупился. Вдруг все заметили, что уже завечерело. С неба посыпались мелкие колючие снежинки, и захотелось домой.

– Мальчики, отвезите нас в Москву, – заныла Любаша. – Холодно…

В это время затренькал мобильник у Макса в кармане куртки. Тот вынул его и нетерпеливо приложил к уху. Послушал пару секунд, ничего не ответил абоненту и дал отбой. Валера застыл с бутылкой в руке, занесенной для нового глотка. Макс вскинул на него глаза и отрицательно покачал головой. Валера машинально плеснул в рот водкой и досадливо крякнул.

– Пошли в дом, – скомандовал наш шофер таким голосом, что мы послушно потянулись внутрь дачи.

В горнице мы с Любашей присели на кончик продавленного дивана, опасаясь неприятностей со стороны матрасных пружин и клопов, Валерка взгромоздился на сундук, а Максим остался стоять. Он щелкнул выключателем, и голая лампочка, к нашему немалому удивлению, вспыхнула желтым светом. Убранство дачи приобрело еще более мерзкий вид. Любаша тут же схватила свою сумку, достала из нее косметичку и зеркальце и принялась изучать урон, нанесенный лицу северо-западным ветром и шашлыком. Было тихо, лишь Валера булькал остатками водки.

Задернув грязные шторы на единственном окошке и накинув крючок на входную дверь, Макс резко обернулся и вперился в нас испепеляющим взором. Мы с Любашей непроизвольно придвинулись друг к другу.

– Ну, где она? – шепотом спросил Макс.

От его тихого голоса стало еще страшнее. Хмель моментально улетучился.

Я обняла Любашу и затряслась мелкой дрожью. Моя подруга уцепилась побелевшими пальцами за сумку и съежилась в комочек.

– Кто? – пискнули мы в унисон.

– Кровь Господня, – прошелестел Макс.

– Мы никого не убивали! – прошептали мы одними губами и покачали головами, как сиамские близнецы.

– Девушки, сосредоточьтесь! – перешел на нормальную громкость и тембр Макс. – Меня интересует Священная чаша.

– Мы не брали, – опять покачали мы головами и изобразили самые честные глаза.

– Больше некому, кроме вас. Так что не будем запираться, а честно, без утайки, расскажем доброму дяде, куда спрятали историческую ценность.

Мы с Любашей изо всех сил напряглись, но никаких криминальных деяний за собой не обнаружили.

– Почему – больше некому? – подняла я руку, как первоклашка.

– Потому что остальных сожительниц Джигита мы уже потрясли и ничего не обнаружили.

– Мы в гареме не состоим, – оскорбленным голосом возразила Любаша.

– Ну, хорошо. Мы потрясли бывших сожительниц Тенгиза, известного среди картежников под кличкой Джигит. Перерыли его квартиру в Москве и в Сочи.

Безрезультатно. Сегодня обыскали твою квартиру, – кивнул он Любаше. – Ничего нет. Вывод один: ты ее спрятала. Где?

– Вот у Тенгиза и спрашивай! – гордо встрепенулось главное подозреваемое лицо.

– Кабы он жив был, мы бы и спросили. Ты ж его сама убила, труп подбросила к узкоколейке, а Чашу себе прикарманила. Так и быть, в милицию заявлять не буду. Отдай вещь по-хорошему, и разойдемся.

Любаша задохнулась от оскорбления и осмелела. Она расправила плечи и сдула челку с глаз. Глядя на нее, и я задрала подбородок повыше.

– Я Тенгизика не убивала! – патетически воскликнула невинная жертва. – Я в это время в поезде ехала, у меня стопроцентное алиби! А если ты так много знаешь о его смерти, то ты, значит, сам его и убил! Так и быть, в милицию мы заявлять не будем, верни нас в Москву, и разойдемся по-хорошему!.. А ты, старый боров, куда смотришь? – обернулась она к Валере, который дремал на сундуке во время допроса. – Нас оскорбляют, а ты спишь!!!

Бывший студент разлепил заплывшие глазки, почмокал губами и устроился на своем ложе с комфортом: завалился набок, подложил локоть под голову, а ноги подтянул к животу.

– Не будите спящую собаку, – насмешливо посоветовал Макс.

Ему, видно, надоело стоять. Он уселся на табурет, положил ногу на ногу и сцепил руки на колене.

– Так, откуда ты знаешь о смерти Тенгиза? – прищурила Любаша глаз и уперла одну руку в бок, другой она прижимала к себе сумку.

– Об этом прискорбном событии шепнул мне знакомый картежник, подрабатывающий в морге санитаром. Должен разочаровать, я в смерти Джигита не повинен… – Макс улыбнулся одними губами. – Не будем отвлекаться от темы сегодняшнего доклада… Короче, где Священная чаша?

– Ну, причем здесь мы?! – приложила я руки к груди. – И вообще, как этот предмет мог оказаться у Тенгиза? Он же шулер, а не коллекционер.

– Девушки, вы не поверите: подлая судьба, порой, выкидывает такие коленца, что просто диву даешься… – Максим поменял местами ноги и опять положил на коленку сцепленные пальцы рук. – Не история, а детективный роман… Получив запрос от пастора из немецкого села с непроизносимым названием, я перекопал архивы Министерства обороны, и нашел упоминание о военно-строительной части Павленко. Потом надышался пылью в подвалах Главной военной прокуратуры и проследил траекторию полета авантюристической кометы командира и его личного войска. Дотошные следователи ГВП приложили к двенадцатитомному делу список людей, которым Павленко продал награбленное в Германии добро. Так я вышел на московского антиквара Сикорского.

Максим рассказывал с удовольствием, видимо, еще раз переживая этапы "большого пути" розыскных работ. Он немного помолчал, покачал носком ботинка и продолжил:

– Сикорский умер в восьмидесятых годах. Его сын предметами старины не интересовался. Он потихоньку продавал коллекцию папаши, а на вырученные деньги вел безбедный образ жизни, который и свел его в могилу два года назад. Остатки коллекции перешли по наследству Сикорскому-внуку. Тот антиквариат не продавал, а проигрывал в карты. Удача была, практически, в моих руках! И каково же было мое разочарование, когда выяснилось, что буквально в конце октября Сикорский-внук отдал последний ящик с дедушкиным «барахлом» Джигиту в качестве карточного долга. Пока я разыскал Тенгиза, прошло какое-то время, и вдруг я случайно узнаю, что его убили! Милиция еще официально Тенгиза не опознала. Картежники – народ скрытный. Мы пошарили в московской квартире Джигита, и нашли ящик с церковными атрибутами. В нем лежали довольно грубо вырезанные деревянные статуэтки Христа, Девы Марии, двенадцати апостолов, несколько крестов, серебряные подсвечники, библия, выполненная на пергаменте, но ничего, что бы напоминало Священную чашу, не обнаружили. Вывод напрашивается сам: самую ценную вещь Тенгиз куда-то спрятал. Куда? Ясное дело, доверил своей любовнице.

Любаша задумчиво накручивала прядь своих волос на палец.

– Тенгиз был щедрым мужчиной, – проговорила она. – Никогда не приходил с пустыми руками. Дарил цветы, французские духи, один раз принес хрустальную вазу чешского стекла, но никаких ценных вещей он мне не доверял.

– Ну, ладно, – задумался Макс. – По-хорошему не получилось, будем по-плохому. Девушки, предупреждаю, существует много замечательных способов добывания правды. Человечество придумало столько разнообразных видов пыток, выбирай любую. Лично мне больше по душе электрический ток, – и он с любовью посмотрел на лампочку Ильича.

– Да что ты пристал к нам?! – зашмыгала носом Любаша. – Ты хоть скажи, как она выглядит?

– Ага, уже лучше… – обаятельно улыбнулся узурпатор. – Тут возможны варианты. Провинциальный пастор, думая, что всему миру известно, как выглядит эта самая Чаша, прислал лишь ее краткое описание. В оригинальном переводе Валеры оно звучит, как "сосуд, выполненный в виде посуды". Я перерыл гору литературы. Кретьен де Труа, французский поэт XII века, описывает ее в виде кубка из чистого золота и драгоценных камней. В романе "Поиск священного Грааля" XIII века сказано, что это было блюдо, с которого Христос ел ягненка во время Тайной вечери. Некоторые источники утверждают, что она походила на ковш или драгоценный камень. Выбирай, что тебе нравится.

– Нет у меня такого, вот те крест! – Любаша истово перекрестилась, воздев глаза к репродукции картины Врубеля "Демон".

– Ну, что ж… Оголим провода, – поднялся с табуретки Макс.

Мы с Любашей дружно ойкнули и поспешно забрались на продавленный диван с ногами. Матрасные пружины и клопы уже не пугали нас непредсказуемостью своего поведения. Заплечных дел мастер внимательно изучал хлипкую проводку.

Со стороны сундука послышалась возня, и Валера устало поинтересовался:

– Что? Водки больше не осталось?

– Гад мордатый! – набросилась на него Любаша со справедливой критикой.

– Ты тут спишь, а нас пытать собираются!

Валерка сильно потер ладонями лицо, отчего оно приобрело свекольный оттенок, и обиженно ответил:

– Ты эти подлые инсинуации прекрати. Чего взяла, положи на место.

Любаша покраснела от гнева. Она проворно спрыгнула с дивана, заложила сумку в левую подмышку, как офицер английской колониальной армии – свой стек, подскочила к сундуку и схватила своего бывшего сокурсника за грудки куртки.

– Я тебе сколько раз давала списывать конспекты по политэкономии?! А?!

– шипела Любаша, как разъяренная кошка. – А как я тебя пьяного, через всю Москву, после вечеринки на себе тащила?! А как прогулы твои прикрывала?!

Забыл?!

– Ты меня прошлым не попрекай! – погрозил ей пальцем Валера. – Что было, то прошло. И вообще, не изводи меня упреками. Ты же знаешь, я, когда пьяный, то дурной.

– Держи ее, Валера, – скомандовал Макс. – А я второй кралей займусь.

Тут мы с Любашей завизжали в два голоса. Я полезла на стенку, скребя ногтями по обоям и легко превращая их в ошметки. Тиран легко пресек мою попытку к бегству, схватил за руки и скрутил их за спиной какой-то веревкой.

Я лягалась, рычала и плевалась. Однако результат моей отчаянной борьбы был мало ощутимым. Узкая юбка мешала применить какой-нибудь ловкий прием каратэ, который всегда выручал героинь американских боевиков в подобных ситуациях.

Впрочем, и в широкой юбке мне не удалось бы изобразить удар пяткой в подбородок врага, по причине полного отсутствия знаний в этой области.

А моя подруга, воспользовавшись вялым состоянием "мордатого гада", не растерялась и вонзила свои наманикюренные ногти в его физиономию. Валерка взвыл и саданул обидчицу кулаком в ухо. Любаша по красивой дуге отлетела к печке и застыла возле нее на полу с открытым ртом и квадратными глазами.

Свою сумку она прижимала к груди, как родное дитя. И тут на меня снизошло озарение.

– Стойте! – заорала я. – Я, кажется, знаю, где находится Чаша!