Проделки близнецов

Глава двенадцатая

Господин Бенно Гравундер, старый опытный служащий Бюро записи актов гражданского состояния в Первом районе Вены, собирается зарегистрировать брак, который его, человека погрязшего в рутине, несколько выбивает из колеи. Невеста — бывшая жена жениха. Две до омерзения похожие десятилетние девчонки — дочери жениха и невесты.

Один из свидетелей, художник Антон Габеле, явился на церемонию без галстука. А второй свидетель, надворный советник профессор Штробль, и вовсе привел с собой собаку! И означенная собака подняла такой шум в приемной, где ей следовало бы оставаться, что пришлось ее тоже допустить на церемонию гражданского бракосочетания! Собака — свидетель на свадьбе. Нет, это уж слишком!

Лотта и Луиза торжественно и чинно восседают на своих стульях и просто себя не помнят от радости. Они не только счастливы, они еще и горды, безмерно горды! Ведь это потрясающее непостижимое счастье — их заслуга! Что сталось бы с несчастными родителями, не будь у них детей? То-то же! А ведь нелегкое это было дело, в полной тайне так играть с судьбой! Приключения, слезы, страх, вранье, отчаяние, болезнь, все выпало на их долю, решительно все!

После церемонии господин Габеле шепчется с господином Пальфи. Вдобавок эти люди искусства еще и перемигиваются тайком! Но почему они шепчутся и перемигиваются, не ведает никто, кроме них двоих.

Фрау Кернер, по первому браку Пальфи, и по второму тоже Пальфи, услыхала только, как ее первый и второй муж и повелитель пробормотали «Еще рано!»

Затем, повернувшись к ней, он объявляет, но как бы, между прочим:

— У меня чудная идея! Знаешь что? Давай сейчас поедем в школу и запишем туда Лотту!

— Лотту? Но ведь Лотта уже столько времени… Ах, да, прости, ты совершенно прав!

Господин капельмейстер с нежностью смотрит на жену.

— Вполне естественно!

Господин Килиан, директор женской школы, был просто ошеломлен, когда капельмейстер Пальфи с женой записали в школу вторую дочку, как две капли воды похожую на первую. Но как человек, посвятивший себя школе, он, конечно, повидал на своем веку много чего не менее удивительного, так что, в конце концов ему все же удалось оправиться от удивления.

Наконец, новую ученицу по всем правилам вписали в толстый журнал, и директор, уютно раскинувшись в своем кресле за письменным столом, сказал:

— Когда я был совсем молодым, начинающим учителем, вернее даже, помощником учителя, со мной случилась история, которую я должен рассказать вам и вашим девчушкам. Перед Пасхой в моем классе появился новый ученик. Парнишка из очень бедной семьи, но чистюля и, как я вскоре убедился, весьма прилежный и толковый. Вскоре он многих соучеников заткнул за пояс! А в арифметике так и вовсе стал первым в классе. Но все это было не всегда! Сначала я недоумевал: в чем тут дело? Потом подумал: в высшей степени странная история! Иногда он считает, будто орешки щелкает, и без единой ошибки, а в другой раз — со скрипом, еле-еле, и как говорится, ошибка на ошибке!

Господин директор выдерживает паузу и добродушно подмигивает Луизе и Лотте.

— Наконец, я выработал своеобразную методу: я стал записывать, когда парнишка хорошо считает, а когда скверно. И тут выяснилась вещь совершенно дикая: по понедельникам, средам и пятницам он считает отлично, а по вторникам, четвергам и субботам — никудышно!

— С ума сойти! — восклицает господин Пальфи.

А девочки ерзают на стульях от любопытства.

— Полтора месяца я наблюдал за ним, — продолжает старый директор, — и все шло по-прежнему: понедельник, среда, пятница — отлично, вторник, четверг, суббота — хуже некуда! В один прекрасный вечер я, наконец, решился, пошел к его родителям и сообщил им о своих загадочных наблюдениях. Они переглянулись, слегка смущенно, но в то же время весело, а потом отец и говорит: «Ваши наблюдения, господин учитель, вполне правильные!» И как свистнет в два пальца! Из соседней комнаты тут же выскакивают два парня. Одного роста и похожие — не отличишь! «Они близнецы», — пояснила мать. — «Зепп хорошо считает, а Тони… он другой». Когда я немного пришел в себя, я спросил: «Люди добрые, почему же они у вас ходят в школу по очереди, а не вместе?» И отец мне ответил: «Мы бедны, господин учитель. И у наших ребят один костюм на двоих!»

Супруги Пальфи смеются. Господин Килиан усмехается. А Луизерль кричит:

— Идея! Мы тоже так хотим!

Господин Килиан грозит ей пальцем.

— Только посмейте! Фройляйн Гштеттнер и фройляйн Брукбаур без того еще с вами намучаются — поди вас различи!

— Особенно, если мы, — увлеченно подхватывает Луиза, — одинаково причешемся и поменяемся местами в классе.

Господин директор хватается за голову и вообще делает вид, будто он в полном отчаянии.

— Ужасно! — восклицает он. — А что же будет, когда вы станете юными дамами и кто-нибудь захочет на вас жениться?

— Раз уж мы так похожи, — вслух размышляет Лотта, — то и понравиться мы должны одному и тому же человеку.

— И нам понравится один и тот же! — кричит Луиза. — Тогда мы просто обе выйдем за него замуж. Это лучше всего! По понедельникам, средам и пятницам я буду его женой, а по вторникам, четвергам и субботам будет очередь Лоттхен!

— Да, а если он не догадается вас сосчитать, то может и вовсе не заметить, что у него две жены! — смеется господин капельмейстер.

Господин директор Килиан поднимается с кресла.

— Да, несчастный человек! — сочувственно качая головой, говорит он.

Фрау Пальфи улыбается.

— Но в таком распределении есть и своя хорошая сторона. По воскресеньям он будет свободен!

Новоиспеченная, вернее сказать, заново испеченная супружеская пара вместе с двойняшками выходит из школы в самый разгар большой перемены. На школьном дворе толкутся и толкаются сотни маленьких девочек. Луиза и Лотта всех повергают в изумление.

Наконец, Труде удается пробиться к близнецам. Тяжело дыша, она переводит взгляд с одной на другую.

— Ну и ну! — это все, что она может сказать! Потом обиженно обращается к Луизе: — То ты мне запрещаешь болтать об этом в школе, то вы сами вдруг сюда заявляетесь!

— Это я тебе запретила болтать! — поясняет Лотта.

— А теперь можешь всем рассказывать, — милостиво разрешает Луиза. — С завтрашнего дня мы обе будем ходить в школу.

Наконец господин Пальфи подобно ледоколу пробивается сквозь толпу девочек и подобно лоцману выводит свою семью за ворота школы. Тем временем жертвой всеобщего любопытства приходится пасть Труде. Ее волокут и взгромождают на нижний сук высокой рябины. Оттуда, сверху, она и повествует толпе девчонок обо всем, что ей известно.

Раздается звонок. Перемена окончена. По крайней мере так должно быть.

Учительницы входят в классы. Классы пусты. Учительницы подбегают к окнам и с возмущением смотрят на школьный двор. Там яблоку негде упасть. Учительницы, толкаясь, врываются в кабинет директора и хором жалуются ему.

— Милые дамы, прошу вас присесть! — говорит он. — Школьный служитель только что принес мне последний номер «Мюнхенского иллюстрированного журнала». И обложка этого номера весьма интересна для всей нашей школы. Не будете ли вы так любезны, фройляйн Брукбаур? — Он протягивает ей журнал.

Тут уж и учительницы, точно так же, как девочки на школьном дворе, напрочь позабыли, что перемена давно кончилась.

Фройляйн Ирена Герлах, как всегда элегантная, стоит невдалеке от здания Оперы и с озадаченным видом созерцает обложку иллюстрированного журнала, с которой на нее смотрят две девочки с косами. Подняв глаза от журнала, она буквально застывает на месте. Ибо у перекрестка останавливается открытое такси, а в такси сидят две девочки с мужчиной, которого она прекрасно знает, и женщиной, которую она и знать не желает!

Лотта щиплет сестру:

— Вон, смотри!

— Ай! Что там?

Лотта едва слышно шепчет:

— Фройляйн Герлах!

— Где?

— Правее! Вон та, в большой шляпе! С журналом в руках!

Луиза косится в сторону элегантной дамы. Больше всего ей сейчас хочется с торжеством показать даме язык!

— Что вы там увидели, девочки?

Ох, проклятье, неужели мама что-то заметила? Но тут, к счастью, из машины, стоящей рядом с такси, к ним обращается милая пожилая дама. Она протягивает маме иллюстрированный журнал и говорит с улыбкой:

— Вы позволите вам это презентовать?

Мама берет журнал, смотрит на обложку, потом, улыбнувшись, передает его мужу.

Машины, наконец, трогаются с места. Пожилая дама машет им на прощание рукой.

Девочки приникают к отцу и ошарашенно разглядывают фото на обложке.

— Ох, уж этот господин Эйпельдауэр, — сетует Луиза, — так нас подвести!

— А мы-то думали, — подхватывает Лотта, — что порвали все фотографии.

— Но ведь у него осталась пленка, — объясняет мама. — Он мог напечатать еще хоть сотню снимков.

— Как хорошо, что он вас надул! — констатирует отец. — Без него мама не разгадала бы вашу тайну. И без него не было бы сегодня никакой свадьбы!

Луиза вдруг резко оборачивается и смотрит в сторону Оперы. Но фройляйн Герлах уже и след простыл.

Лотта обращается к матери:

— Мы напишем письмо господину Эйпельдауэру и поблагодарим его за все!

Заново испеченная супружеская пара вместе с дочками поднимается по лестнице на Ротентурмштрассе. В дверях уже ждет Рези в своем воскресном наряде, ее широкое крестьянское лицо лучится улыбкой. Она протягивает новобрачной большой букет цветов.

— Я очень вам признательна, Рези, — говорит молодая женщина, — и я рада, что вы хотите у нас остаться.

Рези кивает резко и энергично, будто кукла в кукольном театре. Затем лопочет:

— Мне бы, конечное дело, надобно возвернуться к себе на хутор. К папаше. Но я так жутко полюбила фройляйн Лоттхен!

Господин капельмейстер смеется:

— По отношению к нам троим это не слишком вежливо, Рези!

Та в растерянности пожимает плечами. Фрау Пальфи приходит ей на помощь.

— Не можем же мы вечно стоять на площадке!

Рези распахивает перед ними дверь.

— Просим, просим!

— Секундочку! — спокойно произносит капельмейстер. — Мне нужно сначала заглянуть на другую квартиру.

Все застывают на месте. Неужто вот так, сразу, прямо в день свадьбы, он собирается в свое ателье на Кэрнтнерринг? (Нет, Рези вовсе даже не застыла, она беззвучно смеется про себя!)

Господин Пальфи подходит к дверям квартиры господина Габеле, достает из кармана ключ и отпирает дверь. Лоттхен подскакивает к нему. На дверях висит новая табличка, а на новой табличке отчетливо видна фамилия: Пальфи!

— О, папа! — Лоттхен вне себя от счастья.

А тут и Луиза подбегает, читает надпись на табличке, хватает сестрицу за воротник и они вместе пускаются в пляс. Больше всего их танец напоминает шабаш ведьм! Стены старого дома содрогаются!

— Ну, хватит! — кричит наконец господин капельмейстер. — Сию минуту ступайте на кухню, помогать Рези! — Он смотрит на часы. — А я пока покажу маме новую квартиру. Через полчаса будем обедать. Когда все приготовите, позвоните нам! — и он берет жену за руку.

В дверях своей квартиры Луиза делает книксен:

— Будем добрыми соседями, господин капельмейстер!

Молодая женщина снимает пальто и шляпу.

— Какая неожиданность! — говорит она совсем тихо.

— Приятная неожиданность? — осведомляется он.

— О, да!

— Лоттхен давно этого хотела, задолго до меня, — сообщает он, немного помолчав. — А Габеле разработал план тайного переселения до мельчайших деталей и вступил в бой с мебельными фургонами.

— Так вот почему нам так срочно понадобилось заехать в школу!

— Да! Перевозка рояля сильно задержала битву мебельных титанов.

Они входят в кабинет. На рояле стоит извлеченная из ящика письменного стола фотография юной женщины из прошлых, но незабываемых времен.

Он обнимает ее.

— На четвертом этаже слева мы будем счастливы вчетвером, а на четвертом этаже справа я буду счастлив один, но от вас меня будет отделять только стенка.

— Столько счастья сразу! — Она прижимается к нему.

— Безусловно больше, чем мы заслуживаем, — говорит он вполне серьезно. — Но не больше, чем мы сможем перенести!

— Никогда не думала, что такое возможно!

— Что ты имеешь в виду?

— Что утерянное счастье можно наверстать, как пропущенный школьный урок.

Он указывает ей на висящую, на стене картину. Из рамы на родителей смотрит детское личико, нарисованное господином Габеле.

— Каждой секундой нашего нового счастья мы обязаны нашим детям, — говорит он.

Луиза в кухонном переднике стоит на стуле и кнопками прикрепляет к стене обложку «Мюнхенского иллюстрированного журнала».

— Красота! — восторженно восклицает Рези.

Лоттхен, тоже в кухонном переднике, ловко орудует у плиты. Рези смахивает слезы, тихонько сморкается и спрашивает, все еще стоя перед фотографией:

— Так кто же тут из вас кто?

Девочки озадаченно переглядываются. Затем смотрят на снимок. Затем снова друг на друга.

— Вот это… — нерешительно начинает Лоттхен.

— Когда господин Эйпельдауэр нас снимал, я, по-моему, сидела слева, — задумчиво продолжает Луиза. Лотта неуверенно качает головой.

— Нет, слева сидела я. Или?..

Встав на цыпочки, обе тянутся к своему портрету.

— Ну, если уж вы сами не разберетесь, кто из вас кто!.. — в восторге кричит Рези и заливается хохотом.

— Да мы и вправду уже не разберем, — буйно радуется Луиза.

И вот уже все трое смеются так, что их хохот слышен даже в соседней квартире.

И там жена с некоторым испугом спрашивает мужа:

— Как же ты сможешь работать в таком шуме?

Он подходит к роялю и говорит, поднимая крышку:

— Только в таком шуме!

И пока за стеной стихает смех, он играет для своей жены дуэт ми-мажор из детской оперы. И в кухне соседней квартиры это слышно. Там все трое двигаются осторожно и тихо, боясь упустить единый звук!

Когда песня отзвучала, Лоттхен смущенно спрашивает:

— Рези, а как это бывает? Теперь, когда папа и мама опять вместе, у нас с Луизой могут появиться еще братья и сестры?

— Ясное дело! — заверяет ее Рези. — А вам охота еще кого-нибудь заиметь?

— Конечно! — энергично вмешивается Луиза.

— Парнишку или девчонку? — интересуется Рези.

— Много парнишек и много девчонок! — заявляет Лотта.

И Луиза от всей души кричит:

— И все сплошь близнецы!