Проделки близнецов

Глава третья

Время проходит. И ничего лучшего оно сделать не может.

Получили девочки свои фотографии у господина Эйпельдауэра? Давным-давно! А фройляйн Ульрика спросила у них, отослали ли они эти снимки домой, на что Луиза с Лоттой сказали «да»? Давным-давно!

И уже давным-давно эти снимки, разорванные в клочки, покоятся на дне бутылочно-зеленого озера Бюльзее в деревне Зеебюль. Дети обманули фройляйн Ульрику! Они хотят сохранить свою тайну только для себя! Хотят вдвоем владеть ею, и, быть может, вдвоем же ее и раскрыть. Так что тот, кто слишком близко подступится к их тайне, будет беспардонно обманут. Ничего не попишешь. Лотта не раз уже ощущала укоры совести. А это что-нибудь да значит!

С некоторых пор Лотту и Луизу водой не разольешь. Труда, Штеффи, Моника, Христина и многие другие девочки иной раз даже злятся на Луизу, ревнуют ее к Лотте. Да что толку? Все без толку! И куда они опять вдвоем запропастились?

Они сидят в гардеробной. Лотта достала из шкафа два одинаковых фартука, дала один сестре, и, покуда та его надевает, она говорит:

— Фартуки мама покупала у Оберполлингера.

— Ага, — подхватывает Луиза, — это универсальный магазин на Нойхаузерштрассе, возле этих, как называются эти ворота?

— Карловы.

— Верно, у Карловых ворот!

Они уже довольно хорошо осведомлены о жизнь и привычках друг друга, об одноклассницах, соседях, учительницах и квартирах. Для Луизы все, связанное с матерью, чрезвычайно важно! И Лотта тоже горит желанием узнать все, ну буквально все, об отце! Все, что знает сестра! Изо дня в день они ни чем другом больше не говорят. И по вечерам еще часами шепчутся, и даже лежа в постелях. Открывают друг другу новые материки. Все, что до сих пор было миром их детства, как теперь выяснилось, было лишь половиной этого мира!

И если в какие-то минуты они не были заняты тем, что пытались составить эти две половинки, дабы увидеть целое, их занимала другая тема, томила другая тайна: почему родители живут врозь?

— Сперва они, конечно, поженились, — в сотый! раз поясняет Луиза. — Потом у них появились две миленьких девочки. А поскольку маму зовут Луизелотта, они одного ребенка окрестили Луизой, а другого Лоттой. Это же очень красиво! Тогда они, наверное, еще любили друг друга, да?

— Ясно! — отзывается Лотта. — А потом наверняка поссорились. И разошлись. И поделили нас, как раньше поделили мамино имя.

— Вообще-то, не худо было бы и нас спросить.

— Мы же тогда еще и говорить не умели!

Обе девочки беспомощно улыбаются. Потом, взявшись под руки, выходят в сад.

Принесли почту. Повсюду, на траве, на ограде, на садовых скамейках сидят девочки и читают письма.

Лотта держит в руках фотографию мужчины лет тридцати пяти и с нежностью смотрит на своего отца. Так вот он какой!_; И каково на душе у человека, имеющего настоящего живого отца!

Луиза читает его письмо вслух:

— «Моя дорогая единственная дочка!» — Вот обманщик! — восклицает она, отрываясь от письма. — Как будто не знает, что у него двойняшки! — Она читает дальше: — «Ты, видно, совсем забыла, каков из себя глава твоей семьи, раз непременно требуешь, да еще к концу каникул, его фотографию? Сначала я хотел послать тебе свою детскую карточку. Ту, где я голеньким лежу на шкуре белого медведя! Но ты пишешь, что фотография должна быть самоновейшей! Я, разумеется, сломя голову помчался к фотографу и очень обстоятельно объяснил ему, зачем мне так срочно понадобился снимок. Иначе, сказал ему я, моя Луизерль не узнает меня, когда я приду на вокзал встречать ее! К счастью, он меня понял! Так что ты вовремя получишь фотографию. Надеюсь, воспитательниц в пансионе ты все же не тиранишь так, как своего папу, который тысячу раз тебя целует, шлет приветы и очень по тебе скучает!»

— Здорово! — говорит Лотта. — И как весело! А на снимке у него такой серьезный вид!

— Наверно, он просто постеснялся смеяться у фотографа, — предполагает Луиза. — С другими него всегда строгое лицо, но когда мы одни, он бывает такой смешной…

Лотта крепко сжимает фотографию в руках.

— Я, правда, могу взять ее себе?

— Конечно! — говорит Луиза, — я для того и просила ее прислать!

Толстощекая Штеффи сидит на скамейке, держит в руке письмо и плачет. Но совсем беззвучно. Просто слезы в три ручья льются по ее круглому неподвижному, совсем еще детскому лицу.

Труда, проходя мимо, с любопытством останавливается, потом садится рядом и выжидательно смотрит на Штеффи. Подходит Христина и садится с другой стороны. Подбегают и Луиза с Лоттой.

— Что стряслось? — спрашивает Луиза.

Штеффи продолжает беззвучно плакать. И вдруг, потупив глаза, ровным голосом произносит:

— Мои родители разводятся!

— Какая подлость! — кричит Труда. — Тебя услали на каникулы, а сами такое учинили! И за твоей спиной!

— Наверное, папа любит другую женщину, — всхлипывает Штеффи.

Луиза и Лотта убегают. То, что они сейчас услыхали, страшно взволновало их.

— А у нашего папы, — спрашивает Лотта, — у него нет никакой новой жены?

— Нет, — отвечает Луиза, — я бы знала.

— А может, они не женаты?

Луиза качает кудрявой головой.

— Знакомые женщины, конечно, у него есть. Но ни одной из них он не говорит «ты». А у мамы… у мамы есть какой-нибудь друг?

— Нет! — уверенно отвечает Лотта. — У мамы есть я и ее работа, а больше ей в жизни ничего и не надо, она сама так говорит.

Луиза в растерянности смотрит на сестру.

— Тогда почему же они развелись?

Лотта задумывается.

— А может, они вовсе и не разводились в суде, как собираются родители Штеффи?

— А почему же папа живет в Вене, а мама в Мюнхене? — продолжает Луиза. — И почему они нас поделили?

— И почему, — задумчиво подхватывает Лотта, — они никогда нам не говорили, что мы не одиночки, а двойняшки? Почему папа никогда не говорил тебе, что твоя мама жива?

— И мама тоже скрывала, что папа жив! — Луиза подбоченивается. — Хороши же у нас родители, нечего сказать! Ну, погоди, мы еще скажем им всю правду в глаза! Вот они удивятся!

— Да как же мы можем? — робко замечает Лотта. — Мы ведь только дети.

— Только? — задорно вскидывая голову, переспрашивает Луиза.