Лев Пучков Профессия – киллер

ГЛАВА 1

Он стоял в кустах, что росли левее валуна, мимо которого две минуты назад прошли мои пацаны, никого и ничего не обнаружив.

Я всегда в таких случаях больше доверяю автоматизмам – таламусу, потому что по опыту знаю: та часть серого вещества, которая отвечает за анализ, в какой бы распрекрасной голове она ни находилась, прежде чем начать прилежно функционировать, некоторое время валяет дурака. И хотя это длится всего пару секунд, от них порой зависит, останешься ты жить или нет.

Вот и сейчас в сознании лихорадочно запрыгали три совершенно никчемных вопроса: откуда он взялся? Как далеко ушли пацаны? Что делать?

Нельзя сказать, что я растерялся. Меня не напугало это. Но ситуация осложнялась тем, что накануне я вывозил свой автомат в песке и теперь отсоединил магазин, снял крышку ствольной коробки, вытащил пружину, затвор, аккуратно разложил все это на броне и преспокойно чистил, свесив ноги в люк…

БТР находился в трех километрах от села, где мы «проводили операцию». Так это называлось. На самом же деле всю ночь тряслись от холода в кустах, а под утро прищучили-таки четверых гоблинов, которые приперли в село ящик мин ПОМЗ-2М и 12 автоматов.

Мы взяли их без труда. Они несколько часов тащились из долины вверх по горной тропе и шатались от усталости, когда мои парни, злые как черти после бессонной холодной ночи, выпрыгнули из-за кустов и просто-напросто отобрали у этих вояк их мьюнишн, на всякий случай надавав тумаков. Те даже не пикнули. Стало ясно, что это не профессиональные гоблины: слишком они были молоды, испуганы и на удивление легко сдались.

Ах да! Гоблины – это боевики. Мы их так зовем. Помните Диснея? Представьте себе безобразное существо, заросшее до глаз густой бородой, с огромными носом и ушами, переполненное злобой против человечества и страшное в своем тупом упорстве при достижении цели. Оно может стрелять в женщин и стариков, ставить мины под двери детского садика и на глазах обезумевших от ужаса людей под стволом автомата насиловать несовершеннолетних девчонок. Это гоблины. Они есть и с той, и с другой стороны. Я ненавижу их самой лютой ненавистью. Я буду уничтожать их, пока имею такую возможность. Потому что это нелюди. Спросите любого солдата, прошедшего Кавказ. Я не утрирую.

«Оккупанты», как еще совсем недавно называли наших солдат средства массовой информации у нас и за рубежом, получают за боевой день 30 000 рублей (20 000 – в районе боевых действий, 10 000 – по месту дислокации). Это контрактники. А военнослужащие по призыву получают 40 000 в месяц. Банка пива в районе боевых действий стоит в среднем 10 000 рублей, примерно столько же – пачка нормальных сигарет.

Чеченский боевик за день войны получает до двух тысяч баксов. Плюс за каждого «подтвержденного» убитого солдата две тысячи баксов и пять тысяч баксов за убитого офицера. Цена за голову спецназовца постоянно колеблется. Но тоже немало.

Пусть на совести некоторых миротворцев-правозащитников останутся громогласные заявления, что против России воюет гордый чеченский народ, а не боевики-рецидивисты, которым до одного места, кого убивать, лишь бы бабки платили. Наши парни не гордые, поэтому получают тридцать штук в день, а чеченский народ – он гордый, потому-то и платят каждому его представителю с автоматом по две тысячи баксов.

Четверых гоблинов, захваченных нами, утром забрала вертушка вместе с начальником разведки ВОГ. Он формально руководил операцией. Полетел рапортовать. А мы возвращались вниз на коробочке, и я, дурак, разрешил остановку здесь: пацаны попросили спуститься с дороги метров на четыреста к персиковому саду.

Они, разумеется, проверили все вокруг, прежде чем удалиться от машины. Более того, с противоположного борта на бугре находилось боевое охранение – сержант и рядовой. Оба они изучали свои сектора наблюдения, повернувшись к БТРу спиной. Чего туда смотреть? Там сам командир.

Все было тактически правильно – в одну сторону ушли бойцы, по пути прочесав местность, с другой стороны стоял дозор, который обозревал окрестности самое малое на полторы тысячи метров… Гоблина наблюдатели видеть не могли. Он находился в мертвой зоне: от них его скрывал БТР.

Гоблин держал на правом плече РПГ-7ВМ, направленный в меня, и улыбался. Его левая рука была отведена в сторону открытой ладонью кверху.

Рядом с ним стоял на коленях еще один такой же. Я его сначала не заметил в кустах. Он прикручивал пенал порохового заряда к кумулятивной гранате. Делал это очень сноровисто и на тот момент, когда я его увидел, практически закончил свою работу.

Гоблины находились метрах в двадцати от БТРа. Не возникло ни малейшей надежды, что гранатометчик промажет. Уверенность была просто написана на его заросшей до глаз харе. В моем распоряжении имелось от силы пять секунд. Столько времени ему понадобится, чтобы вставить снаряд в ствол и тщательно прицелиться, хотя вряд ли была необходимость целиться с такого расстояния. Я бы, например, с его позиции человеку, находящемуся на броне, смог попасть гранатой в голову. А уж шлепнуть в борт…

Автоматизмы сразу рванули мышцы тренированного тела. Кувыркнуться с БТРа, откатиться в придорожную канаву и дурным голосом заорать: «К бою!..»

Но дозорные стояли на расстоянии что-то около ста метров. Они в любом случае не успевали. И еще – самое главное – в БТРе оставались двое парней. На матраце возле моторов спал корреспондент окружной газеты, который увязался с нами на операцию. И водила – он тоже, как только остановились, отрубился на своем месте. После попадания гранаты в борт эти парни уже не проснутся никогда.

У меня на ноге висел НРС – и все. Лифчик с экипировкой я снял, и он теперь лежал внизу, возле водилы – далекий и бесполезный.

Пока я оценивал обстановку, второй номер подал выстрел гранатометчику, который тут же вставил его в трубу. И прицелился.

ВСЕ.

С того момента, как я их заметил, до момента прицеливания прошло не более трех секунд…

Такую ситуацию трудно охарактеризовать, даже используя полный набор наиболее эмоциональных и острых выражений. Это просто беда. Иначе не скажешь. Беда, потому что опытный боевой офицер, который мог бы одной очередью из автомата завалить гранатометный расчет, неожиданно возникший в двух десятках метров от него, как несмышленый новобранец, беспечно разобрал свой автомат, и гоблины это видели. А еще этот боевой офицер снял разгрузку и бросил ее в люк, отпустил наводчика вместе с другими за персиками… В общем, сделал столько ошибок, что гоблины могли бы, прежде чем убить, вынести благодарность.

До того мне стало обидно, аж выть захотелось! В ста метрах пост наблюдения, по другую сторону в трехстах метрах – целое отделение до зубов вооруженных ловких парней, в метре – кнопки электроспуска двух танковых пулеметов, которые заряжены и смотрят в сторону гоблинов. Однако вот не дотянуться до тех кнопок.

– Давай слезай. Только молчи и не делай резких движений, – тихо и очень отчетливо, почти без акцента приказал гранатометчик.

Второй коротко мотнул слева направо стволом автомата, который он поднял с земли и направил на меня после того, как передал выстрел первому номеру.

– У тебя там внутри кто-то есть и он спит, – произнес гранатометчик, продолжая смотреть в окуляр прицела. – Иначе ты давно бы уже спрыгнул в канаву и дал сигнал своим.

Догадливый встретился гоблин. Прозорливый. Я уже стоял внизу и изучал врага. Два автомата, в разгрузках что-то топорщится, наверно, гранаты. У обоих на правом бедре тесаки плюс один гранатомет и три раздельных выстрела ПГ-7ВМ. Четвертый, снаряженный, в данный момент смотрел в борт коробочки.

Соображалка лихорадочно работала. Если сразу не долбанули, значит, хотят взять себе БТР с боекомплектом и, возможно, прихватить двух заложников. Очень нагло и беспрецедентно – в буквальном смысле увести из-под носа у спецназа боевую технику. Мне останется только застрелиться от позора, хотя, возможно, гоблины раньше помогут мне расстаться с жизнью. Для них хороший спец – мертвый спец. Адекватное, впрочем, отношение и с нашей стороны…

– Повернись мордой к броне, – так же тихо и отчетливо скомандовал гоблин с РПГ, и я выполнил распоряжение.

У них может получиться. Элементарно. Стоит только забраться в БТР и закрыть люки. Водила спит без задних ног: один удар ножом в шею, и – привет. Корреспондент – не боец. Он нормальный парень, бывалый и обстрелянный, но не сумеет правильно себя повести, когда проснется от шума двигателей и обнаружит, что на него направлен ствол. Если вообще проснется. Это ведь гоблины, им все равно.

И потом, они могут быть уверены, что никто из моих парней не выстрелит по броне из гранатомета, зная, что там, внутри, находятся заложники. Если есть хоть один шанс из тысячи спасти человека, мы не будем им пренебрегать. Гоблины это знают.

Остаюсь я. Учитывая тот факт, что гоблины опытные, думаю, они прекрасно понимают: в качестве заложника я очень неудобен. Более того, если они подойдут близко, я просто не дам им забраться на броню. Выходит, они будут меня убирать по возможности без шума.

– Сделай шаг назад, – попросил первый.

Он именно просил – тихо, без эмоций, – и это было очень плохо: значит, он очень опытный. Наверно, убил немало людей и сотворил массу пакостей, так что эта акция для него – дело плевое. Голос не вибрирует. Не нервничает он, хотя ситуация еще та… Руки у него не дрожат, и он точно целится. И, не колеблясь, нажмет на спусковой крючок, если ошибусь.

Я отступил назад, как просили.

– А тыпар упры руки на калысо и ширако раздвынь ноги, – подал голос второй, более нетерпеливый.

Я тут же выполнил и это. Хорошо. Прекрасно! Он должен будет подойти ко мне для того, чтобы сунуть нож под лопатку или стукнуть по кумполу.

Они правильно сделали: обыкновенный человек, стоя с широко разведенными ногами, под углом в 45 градусов к земле, когда вся тяжесть тела переносится на согнутые руки, не сможет даже быстро выпрямиться, а не то что оказать активное сопротивление. Но я не обыкновенный.

Судя по голосу, у второго поигрывают вазомоторы – в отличие от первого. Похоже, он немного скован и комплексует. Это также значит, что он не шибко хорош в ближнем бою и я даже из такого положения успею убить его, как только он замахнется для удара. Ладно. Гранатометчик будет в замешательстве, наверное, не больше одной секунды. Его брат-гоблин окажется в этот момент у брони и обязательно пострадает при выстреле, если что. Мне хватит этой секунды, чтобы перехватить автомат второго номера, а с двадцати пяти метров по ростовой я не промажу даже из-под колена. Ладно!

– Подожди, – неожиданно вмешался первый и что-то сказал нетерпеливому гоблину на своем языке.

Одно слово я понял – «спецназ». И уловил недовольство в его голосе. Это он напомнил второму, что я спецназовец и просто так ко мне подходить опасно.

– Сядь и сделай шпагат, – попросил он.

Я обернулся и хотел возразить, что так сесть не смогу, но гоблин не позволил мне открыть рот. Он угрожающе качнул гранатометом.

– Сядь, сядь. Я же видел, как ты слезал с БТРа. Ты можешь. Не бойся, мы тебя убивать не будем, только наручники наденем. Ты нам нужен…

Так я и поверил. Нужен я вам, как голой заднице ежик. Однако делать нечего: сел на землю, сделал шпагат и опять уперся руками в колесо. Вот теперь уже неладно. Сопротивляться действительно сложновато: для того чтобы свести ноги, придется отталкиваться от колеса, прогибаться и упираться руками в землю. Это долго.

Опытный гоблин что-то тихо сказал своему помощнику. Я понял, что он отправил его ко мне. Благодаря обострившемуся от напряжения слуху я уловил короткий скрежещущий звук: второй достал нож. Так же звучит извлекаемый из ножен НРС.

Пока он подходит, есть несколько секунд, чтобы сообразить. Так-так… Нож на правом бедре, чуть выше колена. Значит, правша. Будет бить правой, а левой держать автомат… Или нет? То, что нож на правом бедре, еще ничего не значит. Так как же?! Да, правша. Точно, правша! Гранату держал левой рукой, а прикручивал пороховой заряд правой. Потом поднял автомат с земли – тоже правой и наставил автомат на меня, положив указательный палец правой руки на спусковой крючок… Есть.

Будь ты даже горой стальных мышц с отличной реакцией и хорошо срабатываемыми автоматами – грош тебе цена, если в считанные секунды не успел прокачать все параметры противника до того, как вступил с ним в контакт.

Он подошел и на миг замер, оценивая, представляю я опасность или нет. Я уже успел три раза прогнать ситуацию и более оптимального варианта, чем тот, что высветился сразу, не обнаружил. Ну!!!

Он ударил на выдохе, хекнув, как это делают сельские забойщики свиней.

Я сместил корпус вправо, насколько позволяла растяжка, и одновременно поднял левую руку.

Рука с ножом нырнула вперед, завязнув локтевым сгибом у меня под мышкой.

Все. Он уже был мой. Не вставая со шпагата, я сломал ему руку. Почти одновременно подтянул его голову впритык к колесу и свернул ему шею.

И тут с ужасом обнаружил, что его автомат от рывка упал и съехал по гальке в канаву. Мне стало страшно: не успеваю!

Сколько действий, думаете, можно произвести за две секунды? Отвечаю: много. За эти две секунды я успел высвободиться из-под вздрагивающего, но уже мертвого гоблина, сомкнуть ноги, дотянуться до тяжелого кинжала с железным набалдашником на рукоятке, удобно перехватить его, обернуться – и услышать щелчок бойка…

Выстрел из РПГ здорово отличается от выстрела из автомата. Так, если в тебя стрельнули из автомата и не попали, ты сначала наблюдаешь вспышку, а потом слышишь выстрел. Это если достаточно далеко. При стрельбе из РПГ между щелчком бойка и непосредственно выстрелом проходит что-то около двух десятых секунды.

Мне удалось за это время прыгнуть вперед, в сторону живого гоблина, и метнуть в него нож. Я не Тарзан, чтобы с двадцати метров нанести ножом смертельный удар, но интуитивно выбранный способ решения задачи оказался верным.

Уловив периферийным зрением, что в него что-то летит, гоблин чисто рефлективно дернулся назад. Буквально чуть-чуть! Но этого хватило. Вместе с гоблином на пару сантиметров сместился гранатомет и рванувшаяся в этот момент из ствола граната…

Я всегда очень уважительно относился к секундам, мгновениям, мигам. В обычном течении жизни о них забываешь. Время измеряется в минутах, десятках минут – в часах. Рабочий день – в часах, сутки – в часах. Никто не скажет, договариваясь о деловом или интимном свидании: встретимся у фонтана в тысячу семьсот тридцать шесть секунд пополудни.

Помните кино про Штирлица: «Не думай о секундах свысока…»? Я солидарен. Секунды, миги, мгновения – это другое измерение, другой уровень существования. Меняется скорость биохимических реакций в организме, исчезает возможность спокойно проанализировать обстановку, поскольку на этом уровне само время как таковое будто исчезает.

В этом измерении – война. Часть войны – ожидание: утомительные марши, засады, долгий и мучительный плен госпитальной койки. Другая часть – схватка, ближний бой с физическим контактом, когда все, буквально все пропадает куда-то и остается только – кто кого.

Гоблин, несмотря на свой большой боевой опыт, использовал этот миг почему-то так, как среагировал бы на его месте любой нормальный человек: зажмурился, присел и прикрылся гранатометом. Мало ли чего! При взрыве противотанковой гранаты, даже если она кумулятивная, бывают неприятные сюрпризы, когда цель находится слишком близко. Типа куска раскаленного железа, летящего с бешеной скоростью в обратном направлении. Видимо, гоблин это хорошо знал, а потому потратил миг, чтобы позаботиться о своей жизни.

Этого мига мне хватило, чтобы, зажав уши, покрыть в десяток прыжков разделявшее нас пространство. Когда он открыл глаза и увидел меня перед собой на расстоянии трех метров, было уже поздно переводить автомат из-за спины: для этого требовалась еще треть мига, и он это понял. Действительно опытный был гоблин.

Вместо ненужных движений он поднял гранатомет на уровень лица и низко присел, пропуская над собой мое тело, летящее ногами вперед.

Мои подошвы просвистели буквально в двух сантиметрах над его головой. Я приземлился в низкую стойку и следующие полмига боролся с инерцией.

Мне надо было срочно назад, к гоблину, а инерция полета на эти полмига оторвала меня от него!

Он воспользовался этим, чтобы выпустить из рук гранатомет, перевести автомат из-за спины и прочно ухватить его, направив ствол в мою сторону.

Я в ужасе сжался и стиснул зубы – сейчас очередь разорвет мое тело на части…

И в этот момент за спиной гоблина оглушительно рвануло.

Сработал самоликвидатор выстрела, который он собственноручно выпустил несколько секунд назад, будучи уверенным на двести процентов, что не промажет. Но он промазал, а с момента нажатия на спусковой крючок прошло много мигов – и он забыл, забыл, что если граната не находит цель, она самоликвидируется.

Поэтому он чисто рефлективно обернулся и присел чуть-чуть – всего на полмига, но этого было достаточно, чтобы я справился с инерцией и прыгнул к нему, нанося с отмашки удар кинтасами правой в здоровенный нос и одновременно ухватывая левой ствол и дергая его влево-вниз.

Он успел нажать на спусковой крючок до того, как я, закрепляя результат, заехал ему кулаком в висок, и ствол неприятно вибранул в руке – довольно неожиданно, так, что я чуть его не выпустил.

От второго удара гоблин заметно поскучнел и обмяк, но я еще раз крепко угостил его локтем в лобешник. После этого он мешком рухнул наземь.

Схватка закончилась. Можно было перевести дух и опять жить в нормальном ритме, перестав считать мгновения.

Я увидел, что из-за брони показались настороженные лица моего боевого охранения, а над броней почти одновременно возникли взъерошенные головы корреспондента и водилы. Проснулись, мать вашу так! А ведь могли и не проснуться…

Ощупав поверженного врага, я убедился, что он жив – башка крепкая, однако. Мог бы и ласты завернуть – бил я его очень серьезно. Я снял его автомат через голову, разгрузку с экипировкой и пояс с ножом и отточенной как бритва пехотной лопаткой.

Через минуту снизу прибежали взбудораженные любители персиков, и на месте происшествия, как это обычно бывает «после того, как», начался оживленный обмен мнениями.

Я внимательно осмотрел валун, рядом с которым возникли гоблины, кое-что нашел и показал своим пацанам. До этого они меня уверяли, что обследовали каждую пядь, прежде чем спуститься к саду.

С закрытого кустами бока под валун уходила широкая нора. Предположить, что ее выдолбили в каменистом грунте за полчаса, было бы глупо. Значит, после того, как мы вечерком проехали наверх, гоблины всю ночь трудились, а потом ловко замаскировались плащ-палаткой, которая сейчас валялась в этой норе, и преспокойно ждали.

Смущало то, что расчет гоблинов полностью оправдался: именно в этом месте был наиболее удобный спуск к персиковому саду и хороший обзор, создающий ощущение безопасности. Гоблины не сомневались, что пацаны захотят персиков, а я, несколько разомлевший после бессонной ночи, разрешу остановку… Тьфу!!! Век живи – век учись. На ошибках учатся! Умный учится на чужих ошибках, а дурак на своих.

В это время корреспондент уже щелкал «коникой» и, сложив перед отключенным гоблином его экипировку, попросил меня встать рядом так, чтобы на заднем плане был виден труп второго. Только автомат брать не надо. Будет прекрасный снимок к репортажу о том, как один ловкий парень голыми руками завалил двух до зубов вооруженных боевиков.

Я категорически отказался, напомнив возбужденному корреспонденту, что меня изнасилуют в извращенной форме, если узнают, что я был с голыми руками! А куда я засунул свое оружие? Нет, спасибо.

– И вообще, – сказал я, собирая автомат, – забудь об этом эпизоде. Давай-ка поскладнее сочиним, как мы все вместе дружно отразили нападение этих негодяев. Лады?

Андрюха пожал плечами: больно заманчивый получался сюжет и вдруг – облом. Но ему еще не раз придется работать на передовой, и, если он кому-то сделает пакость, ему просто никто руки не подаст. Семафорная почта в «горячих точках» работает неслабо. Вот так.

– А как ты объяснишь прокуратуре, что свернул шею одному из боевиков? Не боишься, что тебя обвинят в дурном обращении с пленными?

– Расслабься, Андрюха. Они не пленные, потому что мы не воюем с ними. Ты это прекрасно знаешь. А насчет шеи, это надо еще обмозговать. Не думаю, что оставшийся в живых будет давать какие-то показания, которые мне как-то навредят, однако… В общем, надо поразмыслить.

Мы немного посовещались с пацанами и решили, что при прочесывании местности эти двое внезапно выскочили из кустов и хотели взять меня в заложники. Произошел физический контакт, и вот – результат. Пойдет? Вполне. Ничего, что эта версия расходится с действительностью, о чем может заявить оставшийся в живых гоблин: его просто никто не станет слушать. Они, выгораживая себя, подчас такую чушь несут, что уши вянут. Ага…

Через пару часов, прибыв на базу, я плотно позавтракал и, искупавшись в «человечьем» душе (бочка с водой и сосок внизу), завалился спать.

А еще через полтора часа меня растолкал возбужденный комендант района, которого я спросонок едва не лягнул ногой в живот.

– Это… Ну, как его… Короче, сдали мы этого твоего гоблина местным властям… А он с…бался, сука, выломал решетку на окне и с…бался. Вот мразота!

Комендант добавил еще несколько плохо редактируемых, но хорошо известных выражений и поскреб заросший щетиной подбородок.

– Не, – недовольно произнес я и подождал, не скажет ли он еще чего.

Что гоблин ушел, не Бог весть какая крутая новость. Дураку понятно, что у них тут все связано, и девять из десяти задержанных боевиков сваливают из мест предварительного заключения при весьма загадочных обстоятельствах. Из-за этого он меня будить бы не стал.

– Ну, это… Ну, я только что приехал! – вдруг сорвался на крик комендант. – Я, бля, не мог угадать, что этот мудак такую х…ю отмочит!

Я насторожился. Уже три недели работал с этим комендантом и знал его как неглупого, тертого мужика, не дающего волю эмоциям.

– Федорыч, ты не монди давай. Что случилось?

– Да зам мой – он же только три дня назад прибыл… Ну, не сообразил он, не был он раньше…

Комендант отвернулся, избегая смотреть мне в глаза.

– Как только мы этого боевика сдали в райотдел, он накатал на тебя жалобу: они, мол, простые мирные жители, оружие им подсунули, а ты с ними плохо обращался, издевался и убил его брата. Ну, как обычно, сам знаешь… Вот звонит прокурор района в ВОГ и выдает все это. А трубку взял мой зам, я не подъехал еще… Ну и перетрухал, бедолага. С перепугу дал местному прокурору все твои координаты – якобы для оформления уголовного дела…

Комендант на несколько секунд смолк, ожидая, как я прореагирую. Я молчал, переваривал.

– И это… Вот… – Комендант протянул мне свернутый в трубочку листок и опять спрятал глаза. – Ты только не психуй, командир. Он же не нарочно…

Я совсем не собирался психовать. Что толку, если дело сделано?

На листке было написано – кровью, я ее достаточно насмотрелся, чтобы спутать с чем-нибудь другим:

БАКЛАНОВ, ТЫ УБИЛ МОЕГО БРАТА. ТЕПЕРЬ ТЫ МОЙ КРОВНИК. Я ЗНАЮ, КАК НАЙТИ ТЕБЯ И ТВОЮ СЕМЬЮ.

И подпись внизу:

ТИМУР

Писано было аккуратно, без единой орфографической ошибки. Видимо, тот, кто писал, не торопился и выводил буквы иглой или заостренной спичкой, макая кончик в кровь.

– Откуда это? – спокойно спросил я коменданта.

– Это на КПП какой-то местный пацан принес. Сказал: передать командиру спецназовцев. – Комендант вдруг схватил меня за локоть. – Только я прошу, ты не психуй, а?!

Он умоляюще посмотрел на меня, и мне стало немного неудобно: все-таки немолодой уже мужик, работяга, упрашивает, можно сказать, мальчишку – из-за какого-то ублюдка…

Я медленно поднялся с кровати и, подойдя к окну, облокотился о широкий мраморный подоконник. Стал рассматривать залитые летним ярким солнцем горные хребты, на которые уже наплывала от горизонта синеватая туманная дымка. Красота-то какая!

А дело дрянь. Я неоднократно получал угрозы в свой адрес – служба такая. Все эти угрозы оказывались пустыми словами. На самом деле за ними ничего не стояло и не могло стоять. Потому что для местного населения мы всегда были безликой группой в камуфляже. И только.

Есть такой Закон о внутренних войсках МВД РФ. Он подписан Президентом России и является обязательным для всех. Те, кто работает в зоне ЧП, очень строго соблюдают этот закон, особенно раздел «Гарантии личной безопасности…».

Но бывают исключения. Этих допускающих такие исключения я бы назвал преступниками и отдал под суд, будь моя воля. А еще лучше – дать такому «исключенцу» автомат и посадить на КПП где-нибудь на перевале. Чтобы он сутками смотрел на эти бородатые лица и с тревогой ждал, что вот-вот кто-нибудь из них достанет гранату из внутреннего кармана «вареной» куртки и бросит в досмотровую группу.

А потом, если этому «исключенцу» посчастливилось бы остаться в живых да вдобавок убить этого типа до того, как он выдернет предохранительную чеку, хорошо бы его оставить там же, возле дороги. Пусть понаблюдает, как часто подъезжают гоблинообразные и настойчиво интересуются: кто да кто здесь нес службу, когда погиб их родственник.

Но «исключенцы» не стоят на КПП и блокпостах, не делают рейдов. Они сидят в уютных кабинетах и за ящик коньяка, а в некоторых случаях и за кое-что более ценное выписывают всевозможные пропуска и документы…

С тех пор я часто видел во сне этого Тимура. И хотя в реальности схватка окончилась моей победой, во сне я сидел на броне со связанными руками, а Тимур целился из РПГ в борт БТРа, в котором находились моя жена и сын…

Эта дрянь мне обычно снилась после обильного приема на грудь или сильной нервной встряски, и я всегда просыпался в холодном поту с ощущением полной безысходности и противного липкого страха.

Так было и на этот раз. Я сидел в темноте, тяжело дыша, а перед мысленным взором еще стояли его глаза – глаза волка-оборотня на заросшем лице. Тимур…

Загрузка...