Голова Гранта лежала на ее животе, пальцы поглаживали грудь. Секс с ней требовал не меньше сил, чем самая серьезная тренировка. Он с наслаждением слушал, как она шепчет ему ласковые слова, и улыбался. За такие мгновения он был готов отдать многое, хотел, чтобы эта девушка всегда присутствовала в его жизни.
Грант отогнал от себя эту мысль. Целая жизнь — это слишком долго, учитывая, что женщины, как правило, начинали ему надоедать уже через сутки. Желание провести рядом с кем-то годы казалось сумасшествием, однако чем дольше он общался с Жасмин, тем больше ему этого хотелось. Она ему необходима; отказаться от нее — все равно что запретить себе дышать, есть, пить. Когда это случилось?
— Почему-то у меня такое чувство, что я за тобой ухаживаю?
— С этим ты немного опоздал.
— Учитывая, что мы только что нарушили договор об одной ночи.
Она провела кончиком пальца по татуировке на его руке.
— Ничего страшного, если это никому из нас не причиняет боль.
— В теории все выглядит лучше.
— А на практике? — Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Иногда тоже работает.
На самом деле в реальной жизни все не так просто, как в теории, однако это его не останавливало, любопытно, что у них получится на практике.
Он потянулся и поцеловал уголок ее губ, потом кончик носа.
— Ответ мне нравится.
— Значит, ты пойдешь со мной на «Браунлоу»?
Лицо Жасмин сразу напряглось.
— Я же сказала, что подумаю.
— О чем тут думать?
Кажется, впервые рядом с ним женщина, не желающая принимать его образ жизни. После десяти лет, когда он привык, что люди его используют, это стало шоком и неожиданной радостью.
— Или ты таким образом отказываешься?
Жасмин подавила вздох:
— Извини, я не могу с тобой пойти.
— Почему?
— Тебе обязательно знать причину?
— Я всегда был любопытным.
— Я не люблю выходы в свет. Мне часто приходилось бывать на разных мероприятиях во времена службы в театре, поэтому теперь, когда есть возможность выбирать, я предпочитаю отказаться.
— Похоже, за этим стоит нечто большее.
— Послушай, мы не в кабинете, а я не твой пациент. Да и психолог ты не самый лучший.
— Зато очень наблюдательный. Кстати, не нужно быть лучшим.
— Что это значит?
— Тебя очень просто понять, Жасмин.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты словно открытая книга. Может, ты и думаешь, что умеешь скрывать эмоции, но это не так.
Она поджала губы и нахмурилась.
— И?..
— Я мечтаю появиться на красной дорожке именно с тобой. Ты не такая, как другие женщины. И это мне в тебе очень нравится.
— Правда?
— Я хорошо знаю женщин своего круга. С одной из них я даже был помолвлен. Правда, она вскоре решила, что я недостаточно для нее хорош. — Грант поморщился от воспоминаний. Тогда он был совсем Другим человеком. — Я много пил и чуть не свалился в пропасть. Потом еще год приходил в себя. Внутренний голос подсказывает: ты другая.
— Я другая. Мы слишком разные, в этом и проблема.
— Ерунда.
— Разве? Ты сам говорил, что я создана для сцены. Но я не хочу жить в свете софитов. Мой бывший парень все это очень любил, постоянно приглашал меня на вечеринки, чтобы похвастаться, какая у него красивая девушка. Ему было нужно только это. Я сама была ему неинтересна.
— Он полный идиот.
— Да, пожалуй. Благодаря ему я питаю отвращение к такой жизни. Не желаю, чтобы все вокруг меня разглядывали. Когда-то я дала себе слово, что больше не окажусь в подобном положении. Теперь ты понимаешь, что у нас не может быть серьезных отношений?
Грант смотрел на Жасмин и понимал, что готов прижать ее к себе и не отпускать до тех пор, пока прошлое не сотрется из ее памяти. Грудь сдавило от полноты чувств. Мог ли он предложить ей жизнь без публичности? Это невозможно, но и отпустить тоже не мог. Если подумать, он найдет выход. Он обязан удержать ее хотя бы до тех пор, пока она не станет полностью доверять ему, а он, в свою очередь, сможет доказать, что не совсем такой, каким кажется. Он вовсе не собирается подчинять ее жизнь своим прихотям.
Чувство, которое он испытывает к Жасмин, не имеет ничего общего с желанием подавлять. Оно намного глубже и серьезнее.
— Хорошо, давай сосредоточимся на том, что у нас общего.
— Согласна.
В душе осталась надежда, что он сможет заставить ее изменить мнение.
Жасмин проснулась утром, когда между перекладинами деревянных жалюзи забрезжил солнечный свет. Такая погода не характерна для зимы в Мельбурне.
Она перекатилась на кровати, высвобождаясь из объятий Гранта, и принялась разглядывать комнату, постепенно выбираясь из сонного дурмана.
Ей в жизни не доводилось видеть более безликого помещения. В голове всплыли воспоминания. Грант что-то говорил, прежде чем они стали обсуждать приглашение на «Браунлоу». Она помнила его признание в том, что у него напряженные отношения с семьей. Тогда она не придала этим словам значения — у кого не бывает проблем с родственниками? Хотя в разговорах Грант не упоминал никого из близких людей, кроме тренера и, пожалуй, бывшей невесты.
В квартире совсем нет фотографий, и за то время, что она здесь находится, ему ни разу никто не позвонил. Неужели у такого известного человека нет близких и друзей, которых волновала бы его жизнь?
Она посмотрела на него. Он зашевелился и сонно улыбнулся, прежде чем открыл глаза.
— Доброе утро.
— Очень доброе утро, — ответил он, просовывая руку под простыню, чтобы прикоснуться к ее груди.
— Ты животное, — засмеялась Жасмин, отталкивая руку.
— Я спортсмен и на здоровье не жалуюсь.
От его улыбки становилось теплее на душе.
— Может, на этот раз ты сваришь кофе? — спросила Жасмин.
— Даже не думай, что я забуду о том, чего хочу. После завтрака опять затащу тебя в спальню.
— Договорились.
Несмотря на боль во всем теле, мысль о возвращении в спальню ее радовала и возбуждала. Жасмин огляделась в поисках одежды и увидела сваленные в кучу вещи.
— Возьми. — Грант достал футболку из ящика и бросил ей.
Она благодарно улыбнулась — надеть чистое очень приятно. Его футболка сидела на ней скорее как свободное платье.
— Ради такого стоило просыпаться.
Он прошел в гостиную, а она устроилась на высоком барном стуле рядом с кофеваркой. К запаху чистого тела и хлопковой ткани добавился аромат свежемолотого кофе. Она попала в рай. Здесь все ново и очень уютно.
В следующую секунду Жасмин нахмурилась. Должно быть, она здесь случайно. Их связь внезапна и не продлится долго. Может ли она доверять ему и надеяться на что-то серьезное?
Она принялась расчесывать руками волосы, глядя на него. Он приготовил кофе в красивой кофе-машине, стоившей, вероятно, больше автомобиля.
— Значит, ты можешь позволить себе шикарную квартиру, а дизайнера нет?
— Хм, а ты знаешь, как обидеть человека.
— Я не хотела, просто интересно, почему здесь все так скучно? Никаких фотографий.
— У меня есть ваза с фруктами. А вешать на стены нечего, у меня нет фотографий.
— Вообще никаких? Даже семейных? Или с вечеринок, где ты с друзьями и товарищами по клубу.
— Я не очень люблю сниматься.
От нее не ускользнуло то, что плечи его напряглись, а кружку он сжал крепче обычного.
— Грустно.
В кухне повисла тишина.
— Журналисты и так часто меня снимают. Этого достаточно. Откровенно говоря, я не любитель постоянно находиться на виду.
Жасмин печально улыбнулась:
— Не думаю, что звуки аплодисментов могут надоесть.
— Аплодисменты благодарной публики и постоянно таскающиеся за тобой папарацци не одно и то же.
— Разве твои родные не расстроились, когда приехали и не увидели ни одной семейной фотографии? — Провокационный вопрос, но она не смогла сдержаться.
— Я уже говорил: у нас напряженные отношения. Они здесь не были.
— Никогда?
— Никогда. Ехать слишком далеко.
— А ты бываешь дома?
— Решила поиграть в доктора Фила?
Грант отвернулся и принялся готовить еще одну чашку кофе.
— Я подумала, раз тебя так тревожит мое будущее, может, и я могу тебе чем-то помочь?
— Ты уже помогла. Моя нога в прекрасной форме только благодаря тебе. Я могу завершить сезон без травм.
Жасмин довольно улыбнулась:
— Я рада. А теперь займемся твоими отношениями с родными.
Отвечать не было необходимости, все написано у него на лице. Да уж, она может дать хороший совет в такой ситуации. Со своими родителями Жасмин не виделась давно, но собиралась навестить их в ближайшее время, как и записаться к психологу и начать разрабатывать лодыжку.
Впрочем, она звонила родителям раз в неделю, иногда общалась с ними по электронной почте, у них были темы для разговоров, кроме ее травмы. Однако скоро боль утихнет, чувство стыда притупится и все вернется на круги своя. С Грантом сложнее. Сердце сжалось от переживаний за него. Неужели она серьезно рассчитывает, что все ограничится сексом, если душу терзают такие чувства?
— Жасмин, я… — Грант отвел взгляд.
— Ты обязан им позвонить, пока не стало слишком поздно.
— Все не так просто.
— Разве? Они ведь знают, что ты не избивал тех парней?
— Дело не только в этом.
— Расскажи мне, Грант.
— Когда я сообщил, что уезжаю в Мельбурн играть в футбол, в доме был скандал. Нам так и не удалось наладить отношения.
— А в чем причина скандала?
Она терпеливо ждала, когда он подберет слова и все объяснит. Старая, известная ей истина: чем меньше вы сказали, тем более подробного рассказа ждет собеседник.
— Отцу не нравилось мое решение. Он надеялся, что я займусь фермерством, стану ветеринаром. У меня были способности, но не было желания.
— Мне кажется, ты все сделал правильно.
— Отец так не считал. Мама всегда меня поддерживала, была буфером между мной и отцом. Потом она умерла, я решил заняться футболом, и отношения разладились. Отец сказал, что я сам выбрал между семьей и футболом. И то и другое сохранить нельзя. Моей сестре пришлось отказаться от мечты и остаться с отцом. Мне кажется, она всегда будет винить меня за это.
— Но это не верно.
— Да.
— А ты никогда не пробовал наладить отношения?
— Они немного улучшились. Я связался с Аннабель, мы иногда разговариваем. Мы очень дружили, когда были детьми, она скучает по мне. Она стала работать в офисе отца, я звонил несколько раз, и она снимала трубку.
В этой фразе чувствовалась незавершенность.
— Потом опять стало плохо после того, как я начал пить, и еще этот суд. Отец сказал, что я запятнал имя семьи, я плохой сын и не лучший пример для племянника. Даже Аннабель отвернулась от меня, заявила, что не хочет, чтобы ее сын брал с меня пример и вырос таким же. И еще добавила, что я слишком часто обижал отца, теперь они не смогут меня простить.
Грант замолчал, Жасмин решилась спросить:
— И на этом все?
— Да. Уже шесть месяцев я не получал от них писем. — Он тяжело опустился на соседний стул. — Таких людей, как мой отец, сложно переубедить.
— Хорошо бы, чтобы ты постарался.
Он слабо улыбнулся:
— Дело в том, что никто из нас не хочет сделать первый шаг.
— Может, тебе все же позвонить отцу?
— Они ясно сказали, что не желают меня знать.
Оторвавшись от кофе, Жасмин поцеловала Гранта в губы. Казалось, поцелуй сможет облегчить его страдания.
Он жадно прижал ее к себе, едва не столкнув локтем чашку.
— Нам надо остановиться. Иначе я не сдержусь и мы останемся без завтрака.
— Тогда поторопись. Я хотела бы принять душ.
— Полотенца в шкафу у двери в спальню. — Он поцеловал ее в лоб. — Я быстро.
Он захлопнул входную дверь, Жасмин осталась одна в тишине незнакомой квартиры. Что она делает? Их роман развивался так быстро; она уже сидит в его доме, хочется обойти каждую комнату, внимательно все рассмотреть, узнать как можно больше об этом человеке. И еще она думает о том, о чем не должна. О том, что хочет нарушить данное себе слово, мечтает, чтобы их отношения стали более серьезными.
Отставив кофе, она отправилась на поиски полотенца. Полки были забиты различными вещами, на одной из них стопкой лежали полотенца. Опустив глаза, она заметила внизу красивую коробку. Присела на корточки и внезапно увидела на крышке собственное имя, написанное корявым почерком Гранта. Никакого логотипа фирмы, хотя коробка была явно дорогой. К ручке из золотой ленты была прикреплена записка: «Жасмин, я хочу, чтобы ты пошла со мной на «Браунлоу». Грант».
Сняв крышку, она увидела тонкую упаковочную бумагу персикового цвета, в которую было что-то завернуто.
Платье. Наверное, самое прекрасное из всех, что она видела. Она подняла его так осторожно, словно оно из стекла.
Платье оказалось длинным, до самого пола, из бледно-розового шелка, такого цвета делают пуанты. Лиф представлял собой переплетение шелковых лент и тонкого кружева, украшенного жемчужинами.
Ей так сдавило грудь, что невозможно было вздохнуть. Наряд похож на переделанную дизайнером балетную пачку. Фасон простой, но необыкновенный лиф делал элегантное платье настоящим произведением искусства.
Этот наряд словно создан для нее.
Сердце бешено забилось. А ведь Грант и словом не обмолвился, что купил ей платье.
«Я хочу, чтобы ты пошла со мной на «Браунлоу». Звучит как приказ, а не приглашение. Он уверен, что она не откажет. Покраснев, Жасмин аккуратно сложила платье в коробку, расправила бумагу и вернула на место крышку.
Подняла коробку дрожащими руками и перенесла на стойку в кухне. Вот и причина, по которой они не могут быть вместе, — он никогда не примет отказа, что бы ни предложил. А ведь она всегда считала, что Грант руководствуется лучшими чувствами.
Что бы между ними ни происходило, она обязана немедленно все прекратить. Она давно дала себе слово, что никогда вновь не станет куклой для мужчины. Сыта по горло таким отношением. Внезапно нахлынули воспоминания. В тот вечер на ней тоже было великолепное платье. Кроваво-красный шелковый наряд, позже отправленный в мусорный бак, — символический жест, означавший завершение прошлой жизни.
Жасмин огляделась, решая, как поступить. Возможно, Грант искренне увлечен ею, но этого недостаточно, чтобы нарушить клятву. Если она и на этот раз скажет «да», неизвестно, чем все закончится. Так было и с Кайлом. Поддавшись на его уговоры, она не заметила, как превратилась в легкоуправляемую игрушку.
Борясь со слезами, она взяла записку Гранта и ручку. Нельзя делать вид, будто ничего не произошло, своим подарком он разбудил дремавшие в ней чувства, напомнившие о прошлом.
Необходимо положить всему конец, пока жизнь не пошла по кругу.