Прогулка средь могильных камней

Глава 1

В последний четверг марта, где-то между десятью тридцатью и одиннадцатью часами утра Франсин Кури сообщила мужу, что отправляется по магазинам.

— Возьми мою машину, — предложил ей супруг. — Я никуда не собираюсь.

— Нет, она слишком здоровая. Каждый раз, когда на ней еду, мне кажется, что веду крейсер.

— Ну, как хочешь.

Обе машины — его бьюик-парк авеню и ее тойота-камрай стояли в гараже за домом. Сам дом, выстроенный в псевдо-тюдоровском стиле и облицованный деревом, находился на Колониал Роад между Семьдесят восьмой и Семьдесят девятой Стрит в квартале Бэй Ридж Бруклина. Франсин завела тойоту, выехала из гаража, закрыла его и вырулила на улицу. На первом же перекрестке, остановившись на красный сигнал светофора, она вставила в магнитолу кассету с классической музыкой. Бетховен, один из поздних квартетов. Дома она в основном слушала джаз, поскольку Кенан предпочитал именно это, но за рулем молодая женщина всегда включала классическую камерную музыку.

Франсин была привлекательной женщиной: рост сто семьдесят сантиметров, вес около пятидесяти двух килограмм, полногрудая, с тонкой талией и округлыми бедрами. Темные волосы, блестящие и вьющиеся, зачесаны назад, открывая лоб. Глаза карие, нос чуть вздернут. Полный, хорошо очерченный рот.

На фотографиях именно рот больше всего привлекал внимание. Насколько я понял, у нее были широкие верхние резцы и неправильный прикус и именно из-за этих незначительных дефектов она не очень широко улыбалась. На свадебной фотографии Франсин сияет и светится от счастья, но улыбается, сомкнув губы.

Смуглокожая, она быстро и хорошо загорала. У нее уже был летний загар, поскольку последнюю неделю февраля они с Кенаном провели в Негриле на Ямайке. Франсин загорела бы еще сильней, но Кенан заставил ее прятаться под тентом и ограничил пребывание под солнцем.

— Тебе этого совсем не нужно, — сказал он. — Слишком темная кожа некрасиво. Именно солнце превращает сливу в чернослив.

Она немедленно поинтересовалась, чего такого хорошего в сливах.

— Они гладкие и сочные, — охотно пояснил он.

Франсин проехала полквартала от дома и подъезжала к перекрестку Семьдесят восьмой и Колониал, когда водитель синего фургона завел мотор. Дав ей поехать еще полквартала, он выехал с парковки и двинулся за ней следом.

Она свернула направо на Бэй Ридж Авеню, затем налево на Четвертой Авеню и двинулась в северном направлении. Возле «Д'Агостино», на углу Шестьдесят седьмой Стрит она затормозила и поставила тойоту на свободном местечке чуть дальше магазина.

Синий фургон проехал мимо, объехал вокруг и встал возле пожарного гидранта прямо напротив супермаркета.

Когда Франсин Кури покинула свой дом, я все еще завтракал.

Прошлой ночью я довольно поздно лег. Мы с Элейн поужинали в одном из индийских ресторанчиков на Восточной Шестой Стрит, затем посмотрели возобновленную постановку «Мамаши Кураж» в театре «Паблик» на Лафайетт. Места оказались не очень хорошими, и некоторых актеров было практически не слышно. Мы бы ушли в антракте, но один из исполнителей был любовником соседки Элейн, и мы хотели после постановки пройти за кулисы и уверить его, что он играл великолепно. Затем мы пошли вместе с ним выпить пару рюмок в соседний бар, оказавшийся набитым битком по какой-то совершенно непонятной причине.

— Просто класс! — сообщил я Элейн, когда мы, наконец, выбрались из этого заведения. — В течение трех часов я не слышал его из зала, и еще час не слышал через стол. Да у него вообще голос-то есть?

— Пьеса шла вовсе не три часа. Ну, может, два с половиной.

— А такое впечатление, что три.

— Такое впечатление, что пять, — буркнула она. — Поехали домой.

Мы двинулись к ней. Элейн приготовила кофе мне и чай себе, и мы еще полчасика посмотрели CNN, обсуждая новости. Потом отправились в постель, а через час или около того я встал и оделся в темноте. Я уже почти вышел из спальни, как она поинтересовалась, куда это я направляюсь.

— Прости, не хотел тебя будить.

— Ерунда. Ты что, заснуть не можешь?

— Похоже, нет. Мне что-то неймется. Не пойму, почему.

— Тогда почитай в гостиной. Или включи телик, мне он не помешает.

— Нет, — отказался я. — Что-то я слишком уж взвинчен. Небольшая прогулка по городу пойдет мне на пользу.

Элейн живет на Пятьдесят Пятой, между Первой и Второй, а мой отель, «Норсвестерн», расположен на Пятьдесят Седьмой, между Восьмой и Девятой. На улице оказалось довольно холодно, и я подумал было взять такси, но, пройдя примерно квартал, перестал ощущать холод.

Остановившись на красный свет, я ухитрился разглядеть между двумя башнями луну. Было почти полнолуние, чему я нисколько не удивился. Ночь имела все признаки полнолуния, когда ощущается некое беспокойство и возникает чувство дискомфорта. Мне хотелось что-то предпринять, только вот непонятно, что именно.

Если бы Мик Баллу находился в городе, я мог бы направится к нему в салун. Но Мик уехал из страны, да и, судя по взвинченному состоянию, салун — не самое подходящее для меня место. Поэтому я отправился прямиком домой, немного почитал и где-то около четырех часов выключил лампу и уснул.

В десять утра я находился за углом, в «Пламени». Съел легкий завтрак и прочитал газету, главным образом криминальную хронику и спорт. В целом мы живем между кризисами, поэтому я не очень уделяю внимание прочим новостям. Национальные и международные проблемы, возможно, заинтересуют меня, только когда гром грянет. А так все это кажется мне настолько далеким, что мои мозги решительно не желают этого воспринимать.

Времени у меня было навалом, чтобы прочитать все, включая и различные объявления. На прошлой неделе я три дня работал на «Надежность», крупное детективное агентство, имеющее офис в Флатирон Билдинге, но больше пока у них для меня ничего не было, а по собственным наводкам я работал в последний раз сто лет назад. С деньгами у меня все в порядке, поэтому работать не обязательно, а с времяпрепровождением отродясь проблем не возникало, но я с удовольствием занялся бы каким-нибудь делом.

Беспокойство, охватившее меня прошлой ночью, не исчезло с заходом луны. Оно сохранялось. Эдакая лихорадка в крови, некий подкожный зуд, там, где невозможно прочесать.

Франсин Кури провела в «Д'Агостино» примерно полчаса, заполняя тележку За продукты она заплатила наличными. Мальчик-носильщик сложил три пакета с покупками в тележку и покатил за ней следом из магазина вниз по улице к ее машине.

Синий фургон по-прежнему стоял возле гидранта. Задние двери фургона были открыты, и двое мужчин, вылезших из него, стояли рядом на тротуаре, вроде бы рассматривая приборную панель, которую один из них держал в руках. Когда Франсин прошла мимо них в сопровождении мальчика, они проводили ее взглядом. К тому моменту, когда она открыла багажник тойоты, мужчины уже находились внутри фургона, и дверцы грузовичка были закрыты.

Мальчик сложил пакеты в багажник. Франсин дала ему два доллара, что вдвое превышало обычные чаевые, не говоря уже о том удивительно высоком проценте покупателей, которые не давали ему и вовсе ничего. Кенан приучил ее не скупиться на чаевые, не чрезмерные, но достаточно щедрые.

— Мы всегда можем позволить себе быть щедрыми, — поучал он ее.

Мальчик покатил тележку обратно в магазин. Франсин села за руль, завела мотор и двинулась дальше по Четвертой Авеню.

Синий фургон ехал следом, держась на пол квартала сзади.

Не знаю, каким именно маршрутом Франсин доехала от «Д'Агостино» до магазина импортных продуктов на Атлантик Авеню. Она могла ехать все время по Четвертой Авеню, а могла и по скоростному шоссе Гованус в Южном Бруклине. Узнать этого невозможно, да это и не имеет значения. Так или иначе она доехала до угла Атлантик Авеню и Клинтон Стрит. Там, на юго-западном углу, есть сирийский ресторан под названием Алеппо, а рядом с ним продовольственный магазин, именуемый «Арабский Гурман»(Франсин никогда его так не называла. Как и большинство постоянных покупателей, она говорила «У Аюба». Так звали бывшего владельца, который продал заведение и переехал в Сан-Диего десять лет назад.)

Франсин припарковала машину на парковочной разметке с северной стороны Атлантик, почти что напротив «Арабского Гурмана», дошла до перехода, дождалась зеленого света и перешла улицу. Когда она входила в двери магазина, синий фургон встал в загрузочной зоне напротив ресторана Алеппо, рядом со входом в «Арабский Гурман».

В магазине она пробыла недолго. Купив кое-какую мелочь, она обошлась без тележки и поэтому помощь мальчика-носильщика ей не понадобилась. Она вышла из магазина приблизительно в 12.20. На ней было короткое пальто из верблюжьей шерсти, темно-серые слаксы и два свитера — бежевый кардиган и шоколадного цвета свитер с высоким круглым воротником. На плече висела сумочка, в одной руке пакет с покупками, в другой — ключи от машины.

Задние дверцы синего фургона были открыты и двое мужчин, ранее вылезших оттуда, снова стояли на тротуаре. Когда Франсин вышла из магазина, они двинулись вперед и встали у нее по боками. И в этот же момент третий мужчина, водитель фургона, завел двигатель.

— Миссис Кури? — окликнул ее один из мужчин.

Она обернулась, он быстро открыл и закрыл какое-то удостоверение, так, что она еле успела увидеть жетон, или вовсе не успела.

— Вам придется пройти с нами, — сказал второй мужчина.

— Кто вы? — спросила она. — В чем дело? Что вам нужно?

Тогда они взяли ее с двух сторон за руки и, прежде чем она успела что-либо сообразить, протащили вперед и затолкали в открытый фургон. Мгновенно запрыгнув внутрь следом за ней, закрыли дверцы и фургон влился в поток машин.

Несмотря на то, что был разгар дня, несмотря на то, что похищение произошло на загруженной торговой улице, едва ли кто сумел понять, что произошло. А те немногие свидетели, которые видели похищение, вряд ли поняли, что именно они видят. Все произошло очень быстро.

Если бы Франсин отшатнулась и закричала, как только они к ней подошли…

Но она этого не сделала. Прежде чем женщина успела среагировать, ее уже затолкали в фургон и дверцы закрылись. Там она, должно быть, и кричала, и сопротивлялась, или пыталась это сделать. Но было уже поздно.

Я точно знаю, где находился в тот момент, когда ее похитили. Я пошел на полуденную встречу файрсайдской группы, которая происходила ежедневно с 12.30 до 13.30 в «Y» на Западной Шестьдесят Третьей Стрит. Я пришел туда рано, поэтому почти наверняка сидел с чашкой кофе, когда эта парочка тащила Франсин по тротуару и запихивала в фургон.

Подробностей встречи я не помню. Уже на протяжении ряда лет я на удивление регулярно посещаю сборища общества Анонимных Алкоголиков. Конечно, не так часто, как тогда, когда впервые решил бросить пить, но по прежнему появляюсь там в среднем раз пять в неделю. Эта встреча проходила по обычной схеме, когда один или одна из присутствовавших рассказывает о себе в течение минут пятнадцати двадцати, а затем еще час идет общая дискуссия. Я, кажется, в дискуссии участия не принимал. Наверняка, там рассказывались интересные и довольно смешные вещи. Так всегда бывает. Но подробностей не помню.

После встречи я где-то пообедал, а потом позвонил Элейн. У нее работал автоответчик. Значит, ее либо нет дома, либо она не одна. Элейн — девушка по вызову и зарабатывает себе на жизнь, принимая клиентов.

Я повстречал Элейн пару жизней тому назад, когда был еще сильно пьющим полицейским с новеньким жетоном в кармане, обремененный женой с двумя детьми, и жил на Лонг Айленде. Пару лет мы с ней поддерживали дружеские отношения, выгодные для обеих сторон. Я был ее другом и помогал ей, вытаскивая из разных историй. Однажды она даже вызвала меня, чтобы оттащить клиента, умершего в ее постели на пустынную аллею соседнего округа. А она оказалась прекрасной любовницей, красивой, блестящей, забавной, высокопрофессиональной, и при этом столь милой и нетребовательной, какой может быть только шлюха. Ну, что еще нужно для счастья?

Когда я оставил дом, работу и семью, мы с Элейн практически потеряли друг друга из виду, пока из нашего с ней совместного прошлого не возник монстр, угрожавший нам обоим. Тогда обстоятельства вновь свели нас, и, что удивительно, мы так и остались вместе.

У нее была своя квартира, а я жил в гостинице. Две, три или четыре вечера в неделю мы встречались, и эти встречи, как правило, заканчивались у нее дома, где я и оставался до утра, за редким исключением. Иногда мы с ней уезжали на выходные или на недельку из города, а в те дни, когда не виделись, разговаривали по телефону. И периодически даже не по одному разу.

Хоть мы и не договаривались, что не будем встречаться с кем-то другим, но именно так и получилось. Я не встречался с другими женщинами, а она — с другими мужчинами — кроме клиентов, естественно. Периодически Элейн отправлялась в гостиничный номер или принимала клиента дома. На заре наших отношений меня это совершенно не волновало. На самом деле, если уж быть откровенным, в этом и заключалась часть ее притягательности, и я не видел оснований, почему должен пересматривать свои взгляды сейчас.

Если бы меня не устраивал род ее деятельности, я всегда мог попросить ее завязать. За годы своей карьеры она заработала неплохие деньги, большую часть которых сумела сохранить и даже приумножить, выгодно вложив в недвижимость. Так что Элейн вполне могла покончить со своим занятием, и это никак не отразилось бы на ее жизненном уровне.

Но что-то удерживало меня от такой просьбы. Думаю, мне не хотелось признаваться себе самому, да и ей тоже, что мне отнюдь не все равно. И еще больше я не хотел предпринимать что-то такое, что могло бы изменить наши сложившиеся взаимоотношения. Не хотел ни разрывать их, ни укреплять.

Однако все в жизни меняется. Иначе и быть не может. Любые взаимоотношения портятся именно от того, что они неизменны.

Мы с Элейн избегали слов любви, хотя то чувство, которое испытывал к ней я, а она — ко мне, было именно любовью. Мы также избегали говорить о возможности женитьбы или совместном проживании, хотя я неоднократно думал об этом и уверен, что и она тоже. Но мы никогда не обсуждали этого. Единственный предмет, пожалуй, которого мы никогда не касались, за исключением разговоров о любви и роде деятельности Элейн.

Конечно, рано или поздно, нам придется подумать над этими проблемами и обсудить их. И даже решить каким-то образом. Однако, пока суд да дело, мы не заглядывали вперед, а жили одним днем, как я привык жить с тех пор, как перестал пытаться выпить виски быстрей, чем его производят. Кто-то умный сказал, что можно прожить жизнь, живя одним днем. В конце концов, именно так и устроен мир.

В этот же четверг в доме Кури на Колониал Роад ровно без четверти четыре пополудни зазвонил телефон. Кенан Кури поднял трубку.

— Эй, Кури! Она ведь так и не пришла домой, а? — произнес мужской голос.

— Кто говорит?

— Не твое свинячье дело! Твоя жена у нас, гребаный араб! Ты хочешь ее обратно, или как?

— Где она? Дайте мне с ней поговорить!

— Да пошел ты, Кури! — мужчина бросил трубку.

Некоторое время Кури еще кричал «алло! алло!» в молчащий аппарат, судорожно пытаясь сообразить, что же делать дальше. Он выскочил из дома и заглянул в гараж. Его бьюик стоял на месте. а тойоты жены не было. Он побежал на улицу и посмотрел по сторонам, затем вернулся домой и взял телефон. Слушая длинный гудок, он размышлял, кому бы позвонить.

— Боже мой! — произнес он вслух, положил трубку и закричал. — Франси!

Он взлетел наверх и ворвался в спальню, зовя жену. Ее там, конечно же, не оказалось, но он ничего не мог с собой поделать и методично обыскивал каждую комнату. Дом был немаленьким, и он вбегал в каждую комнату и выбегал оттуда, выкликивая имя жены, одновременно и участник и зритель устроенного им панического спектакля. Наконец Кенан вернулся в гостиную и обнаружил, что так и не положил телефонную трубку на место. Гениально. Если они пытались за это время с ним связаться, то прозвониться не могли. Он положил трубку, отчаянно желая, чтобы телефон зазвонил. И почти сразу раздался звонок.

На этот раз он услышал другой голос, более спокойный и интеллигентный.

— Мистер Кури, я пытался дозвониться до вас, но было все время занято. С кем вы разговаривали?

— Ни с кем. Я просто не повесил трубку.

— Надеюсь, вы не звонили в полицию.

— Никому я не звонил. Просто ошибся. Думал, что повесил трубку на место, но вместо этого положил ее рядом с аппаратом. Где моя жена? Дайте мне с ней поговорить!

— Вам не следовало оставлять так трубку. И не следовало никому звонить.

— Я и не звонил.

— И уж конечно, не обращаться в полицию.

— Что вы хотите?

— Я хочу помочь вам вернуть вашу жену. Если вы, конечно, этого хотите. Вы хотите, чтобы она вернулась?

— Боже, что вы…

— Отвечайте на вопрос, мистер Кури.

— Да, я хочу, чтобы она вернулась. Конечно, хочу.

— А я хочу помочь вам в этом. Не занимайте телефон, мистер Кури. Я перезвоню.

— Алло? Алло?

Но телефон молчал.

Минут десять Кенан мерил шагами комнату, ожидая звонка. Затем на него снизошло ледяное спокойствие. Он перестал ходить и сел на стул возле телефона. Когда раздался звонок, он снял трубку, но не произнес ни слова.

— Кури? — говорил опять первый, грубиян.

— Что ты хочешь?

— Чего я хочу? А как ты, блин, думаешь, чего я хочу?

Кури промолчал.

— Денег, — произнес мужчина. — Мы хотим денег.

— Сколько?

— Ты, долбанный песчаный негритос, ты когда-нибудь кончишь вопросы задавать? Сам скажи!

Кури молчал.

— Миллион долларов. Как тебе такое, ты, задница?

— Это смехотворно, — ответил Кенан. — Слушай, с тобой невозможно разговаривать. Пусть позвонит твой приятель, попробую поговорить с ним.

— Эй, ты, хрен моржовый, ты что, пытаешься…

На этот раз уже Кури бросил трубку.

Ему показалось, что ситуация почти под контролем.

Можно свихнуться, пытаясь взять под контроль ситуацию, вроде этой. Потому что это практически невозможно. Все козыри на руках у противника.

Но если отбросить стремление контролировать ситуацию, то можно, по крайней мере, перестать плясать под их дудку, как дрессированный медведь в болгарском цирке.

Кенан пошел на кухню и сварил себе в турке густой сладкий кофе. Пока кофе стыл, он извлек из холодильника бутылку водки, плеснул с стакан пару унций, залпом выпил, и почувствовал полное, совершенно ледяное спокойствие. Он прихватил кофе с собой в гостиную и как раз допивал его, когда вновь зазвонил телефон.

Звонил второй мужчина, воспитанный.

— Вы огорчили моего друга, мистер Кури. А когда он расстроен, с ним трудно иметь дело.

— Думаю, будет лучше, если впредь звонить станете вы.

— Не вижу…

— Потому что тогда мы сможем разрешить наше дело, не переводя его в драму. Ваш приятель что-то говорил о миллионе долларов. Это абсурд.

— А вы считаете, она столько не стоит?

— Она стоит чего угодно, но…

— Сколько она весит, мистер Кури? Килограмм сорок пять — пятьдесят, что-то в этом роде?

— Я…

— Скажем, пятьдесят.

Просто блеск, а не разговор.

— Пятьдесят кило по двадцатке за кило…Вы не умножите за меня, мистер Кури? Получается миллион, верно?

— К чему это все?

— А к тому, что если бы она была весовым товаром, вы бы заплатили за нее миллион, мистер Кури. Именно такую сумму вы бы заплатили, если бы это был порошок. Разве она не стоит столько же, будучи из плоти и крови?

— Я не могу дать того, чего у меня нет.

— У вас есть достаточно.

— Миллиона нет.

— А сколько есть?

У Кенана было время, чтобы обдумать ответ.

— Четыреста.

— Четыреста тысяч.

— Да.

— Да это же меньше половины!

— Это четыреста тысяч. Меньше одного, но больше другого. Во всяком случае, это все, что у меня есть.

— Вы можете найти остальное.

— Не представляю, каким образом. Вероятно, я с могу кое-что пообещать, попросить кое-кого об услуге, и таким образом набрать еще немного, но, в любом случае, не миллион. И на это потребуется несколько дней, скорее, порядка недели.

— А вы считаете, что мы торопимся?

— Я тороплюсь. Хочу получить назад свою жену и никогда больше о вас не слышать. И очень спешу разрешить обе проблемы.

— Пятьсот тысяч.

Ага! Значит, есть все-таки кое-какие вещи, которые он может контролировать.

— Нет. — Твердо ответил Кенан. — Я не торгуюсь. Не торгуюсь, когда речь идет о жизни моей жены. Я только что назвал предельную сумму. Четыреста.

Пауза на том конце провода, затем короткий вздох.

— Что ж, ладно. Глупо было с моей стороны полагать, что смогу вытянуть побольше с человека, вроде вас, поднаторевшего в сделках. Ваш народ занимается торгом на протяжении столетий, верно? Вы мало уступаете в этом евреям.

Кенан не знал, что ответить, и промолчал.

— Значит, четыреста, — повторил мужчина. — И сколько вам нужно времени, чтобы все подготовить?

Минут пятнадцать, подумал Кенан.

— Пару часов.

— Мы можем провернуть все нынче ночью.

— Хорошо.

— Готовьте деньги. И никому не звоните.

— Мне некому звонить.

Полчаса спустя Кенан сидел за кухонным столом и смотрел на четыреста тысяч долларов, сложенных перед ним. В подвале у него был сейф, старый добрый мослеровский сейф, весивший больше тонны, вделанный в стену, скрытый деревянной панелью, и снабженный, помимо собственных запоров, специальной сигнализацией Все купюры были сотенными, по пятьдесят в пачке. Восемьдесят пачек по пять тысяч в каждой. Он пересчитал их и сложил в пластмассовую корзину, в которую Франсин складывала грязное белье.

Господи, ей совсем не нужно было самой заниматься стиркой. Она могла нанять столько прислуги, сколько надо. Он ей постоянно об этом твердил. Но ей это нравилось, у нее были старомодные взгляды. Ей нравилось самой готовить, стирать, убирать и заниматься домом.

Кенан взял телефон, подержал трубку в руке и положил на место. Никому не звонить, сказал тот человек. Мне некому звонить, ответил он.

Кто же мог это сделать? Выставить его на кругленькую сумму, выкрав жену. Кому же это могло прийти в голову?

Ну, вообще-то, найдется масса желающих. Кто угодно может пойти на такое, если будет уверен, что ему это сойдет с рук.

Кенан вновь снял трубку. Линия не прослушивалась. Да и во всем доме, если уж на то пошло, не было «жучков».В свое время он приобрел пару игрушек, обе в своем роде произведения искусства, во всяком случае, должны быть таковыми, судя по сумме, которую он за них выложил. Одна из них как раз предназначалась для определения, прослушивается телефон, или нет. Малейшее изменение в напряжении, сопротивлении или еще чего в сети — и он тут же узнает об этом. Другая вещица выявляла скрыте микрофоны. За эти две игрушки он выложил что-то порядка пяти или шести штук, и они того стоили, если помогали его частным переговорам оставаться частными.

Да, однако сейчас можно даже пожалеть, что полиция не прослушивает его телефон последние пару часов. Фараоны отследили бы звонок, захватили бы похитителей, привезли Франсин обратно…

Нет, это последнее, что ему нужно. Полиция просто провалит все дело к чертовой матери. Деньги у него есть. Он заплатит, и либо получит жену обратно, либо нет. К вопросу о контроле: вещи которые подконтрольны, и вещи, которые неподконтрольны. Он может контролировать ситуацию с деньгами, вплоть до выплаты, но то, что произойдет потом, ему неподвластно.

Никому не звоните.

Мне некому звонить.

Кенан снова взялся за телефон и набрал номер, который знал наизусть. Брат поднял трубку на третий гудок.

— Пит, ты мне нужен. Прыгай в тачку, я заплачу, но немедленно лети сюда, слышишь?

Последовало непродолжительное молчание, затем брат ответил:

— Малыш, ты же знаешь, я все для тебя сделаю…

— Тогда прыгай в тачку, братишка!

— …но я не могу иметь ничего общего с твоим бизнесом. Просто не могу.

— Бизнес тут ни при чем.

— А что тогда?

— Франсин.

— Господи, что произошло? Ладно, неважно. Расскажешь, когда приеду. Ты ведь дома, верно?

— Угу, дома.

— Хватаю такси и скоро буду.

Пока Питер Кури искал таксиста, который согласился бы довезти его до дома брата в Бруклине, я смотрел, как группа репортеров ESPN обсуждают возможные зарплаты профессиональных игроков. Поэтому не сильно огорчился, когда раздался телефонный звонок. Звонил Мик Баллу из городка Кастельбар в графстве Майо. Слышимость была изумительной, как будто он звонит из задней комнаты заведения Грогана.

— Здорово здесь, — сообщил он. — Если ты считаешь нью-йоркских ирландцев психами, тебе стоит взглянуть на них на их родной земле. Каждая вторая витрина — паб, и никто не уходит до самого закрытия.

— Но они ведь рано закрываются, или как?

— Даже слишком, добрая половина. Но в гостинице они постояльцев в любое время обеспечивают выпивкой. Разве не это признак цивилизованного государства, как считаешь?

— Безусловно.

— И все курят. Вечно прикуривают и предлагают закурить окружающим. Когда я тут навестил отцовскую родню, они все офонарели, узнав, что я не курю. Похоже, американцы — единственные, у кого хватает здравого смысла бросить это дело.

— В этой стране тоже все еще можно найти пару-тройку курильщиков, Мик.

— Удачи им, в таком случае, со всеми запретами курить в самолетах, кинотеатрах и прочих общественных местах. — Он рассказал длинную историю о мужчине и женщине, с которыми познакомился прошлой ночью. Довольно забавную, и мы вместе посмеялись. Затем он спросил, как я поживаю, и я сказал, нормально.

— Нормально, значит.

— Ну, немного нервный, может быть. Поздно ложусь И полнолуние к тому же.

— Да. И здесь тоже.

— Какое совпадение.

— Вообще-то над Ирландией всегда полнолуние. Хорошо, что все время дождь идет, и ее не видно. Мэтт, у меня идея. Прыгай в самолет и прилетай сюда.

— Что?

— Спорю, ты никогда не был в Ирландии.

— Я вообще никогда не выезжал из страны. Хотя погоди-ка, вру. Был пару раз в Канаде и один раз в Мексике, но…

— Ты ни разу не был в Европе?

— Ни разу.

— Тогда, ради бога, прыгай в самолет и прилетай. Возьми ее с собой, если хочешь — Мик имел в виду Элейн. — Или приезжай один, неважно. Я тут перетолковал с Розенштейном, и он сказал, что мне лучше пока не возвращаться. Он сказал, что может все утрясти, но они подключили эту долбанную федеральную фискальную службу, и он не хочет, чтобы я светился на американской земле, пока все окончательно не уляжется. Похоже, могу застрять в этой хреновой вонючей дыре еще на месяц и даже больше. Чего ты ржешь?

— А я-то думал, тебе там нравится, а ты говоришь «вонючая дыра».

— Любое место — вонючая дыра, если с тобой нет твоих друзей. Слушай, мужик, приезжай. Что тебе мешает?

Питер Кури приехал к брату сразу после того, как Кенан очередной раз переговорил с вежливым похитителем. На сей раз тот оказался не таким вежливым, особенно в конце разговора, когда Кенан попытался получить доказательства того, что Франсин жива и с ней все в порядке. Разговор происходил примерно так:

КУРИ: Я хочу поговорить со своей женой.

ПОХИТИТЕЛЬ: Невозможно. Она в надежном доме. Я говорю из автомата.

КУРИ: Откуда тогда мне знать, что с ней все в порядке?

ПОХИТИТЕЛЬ: Потому что у нас есть причина, по которой нам стоит о ней хорошо заботиться. Смотрите, сколько она нам принесет выгоды.

КУРИ: Господи, да откуда мне знать, что она вообще у вас?

ПОХИТИТЕЛЬ: Вы хорошо знаете ее груди?

КУРИ: А?

ПОХИТИТЕЛЬ: Вы сможете узнать одну из них? Это будет самым простым способом доказательства. Я отрежу ей одну сиську и положу вам на порог. Это вас успокоит.

КУРИ: Боже, не вздумайте. Даже слов таких не произносите.

ПОХИТИТЕЛЬ: Тогда давайте не будем говорить о доказательствах. Нам нужно доверять друг другу, мистер Кури. Доверие — главное в нашем бизнесе, уж поверьте.

Кенан пересказал все Питеру. Он вынужден верить им, но как он может? Он даже не знает, кто они.

— Я пытался сообразить, кому бы позвонить. Ну, знаешь, деловым партнерам. Кому-то, кто может поддержать, помочь. И о ком бы ни подумал, любой из них может стоять за всем этим. Ни на кого нельзя положиться. Кто-то же это все спланировал.

— Как они…

— Не знаю. Ничего не знаю. Знаю лишь, что она поехала по магазинам и не вернулась. Вышла из дома, села в машину, а пять часов спустя зазвонил телефон.

— Пять часов?

— Ну, что-то около того. Пит, я совершенно не понимаю, что мне делать. Никогда в жизни не имел дела с подобным дерьмом.

— Ты же все время заключаешь сделки, малыш.

— Сделки по наркотикам — совсем другое дело. Там можно все обставить таким образом, что все в безопасности, все под прикрытием. А здесь…

— В наркобизнесе людей постоянно убивают.

— Верно, но как правило, не без причины. Причина первая — сделка с незнакомыми людьми. Вторая, — или первая с половиной, если угодно, — сделка с людьми, которых, ты думаешь, что знаешь, а на самом деле — нет. И еще одна, какая хочешь по порядку — люди наживают неприятности, пытаясь смухлевать. Провернуть сделку, не имея денег, надеясь выкрутится. Разок другой такой фортель иногда проходит, но не больше. И когда такое случается, в девяти случаях из десяти ты совершенно точно знаешь, что эти люди сами начали употреблять наркотики и их здравый смысл полетел в тартарары.

— Или все все делают, как надо, а потом приходит шестерка ямайцев, вышибает двери и расстреливает всех к чертовой матери.

— И такое бывает, — согласился Кенан. — И не обязательно ямайцы. Я тут недавно прочитал о лаосцах в Сан-Франциско. Каждую неделю появляется какая-нибудь новая этническая группировка, жаждущая тебя ухлопать. — Он покачал головой. — Все дело в том, что в нормально обставленной сделке всегда можно вовремя выти из игры, если что-то вызывает сомнения. Тебе не обязательно заключать сделку. Если есть деньги, можешь потратить их на что-нибудь другое. Если есть порошок, можешь продать его кому-то еще. Ты занимаешься этим пока все идет нормально, и прикрываешь свои тылы, обеспечиваешь безопасность и отлично знаешь, с кем имеешь дело, можно ли доверять этим людям, и насколько.

— Тогда как сейчас…

— Тогда как сейчас у нас нет ничего. Разве что палец в жопе. Я сказал, мы принесем деньги, а вы привезете мою жену. Они сказали нет. Они сказали, что все происходит не так. И что я должен был ответить? Оставьте мою жену себе? Продайте ее кому-нибудь другому, если вас не устраивает, как я веду дела? Я не могу этого сделать.

— Не можешь.

— Я ничего не могу сверх того, что сделал. Этот хмырь затребовал миллион, а я сказал — четыреста тысяч. Сказал, это все, что у меня есть, чтоб тебя, и он клюнул. Предположим, я бы сказал…

Зазвонил телефон. Кенан быстро переговорил, делая пометки в блокноте.

— Я приду не один, — в какой-то момент произнес он. — Со мной будет мой брат. И это не подлежит обсуждению. — Он послушал еще немного и собрался было что-то сказать, но на том конце повесили трубку.

— Надо пошевеливаться. Они хотят получить деньги в двух пакетах. Это не сложно, но почему в двух? Может, они не знают, сколько места занимают четыреста тысяч?

— Или доктор не велел им поднимать тяжести.

— Возможно. Нам нужно быть на углу Оушен Авеню и Фаррагут Роад.

— Это где-то во Флэтбуше, верно?

— По-моему, там.

— Точно. Фаррагут Роад в паре кварталов от Бруклинского Колледжа. А там что?

— Телефонная будка.

Разложив деньги в два мешка для мусора, Кенан протянул Питеру пистолет. — Возьми. Мы ведь не хотим появиться там безоружными.

— Мы вообще не хотим там появляться. Да и какой мне прок от пушки?

— Понятия не имею. Но все равно возьми.

Выйдя из дома, Питер схватил брата за руку.

— Ты забыл включить сигнализацию.

— Ну и что? Франсин у них, а деньги мы уносим. Что тут еще красть?

— Раз есть сигнализация, ее следует включить. Во всяком случае, от нее проку никак не меньше, чем от этих чертовых пушек.

— Ты прав. — Кенан нырнул в дом. Выйдя оттуда он произнес. — Лучшая охранная система. Нельзя войти в дом, нельзя прослушать телефон, нельзя насажать «жучков».Все, что можно — это украсть мою жену и заставить меня бегать по городу с помойными мешками, полными стольников.

— Как нам лучше ехать, малыш? Пожалуй, по Бэй Ридж Паркуэй, затем по Кингз до Оушен.

— Да, наверное. Маршрутов туда десяток, и этот не хуже других. Ты сядешь за руль, Пит?

— А ты хочешь, чтобы я вел?

— Почему нет? В том состоянии, в котором сейчас нахожусь, я, скорей всего, въеду в задницу первой же полицейской машине. Или задавлю монашенку.

Братья нужно было быть у телефона-автомата на Фаррагут Роад в восемь тридцать. Они приехали на три минуты раньше, согласно часам Питера. Питер остался в машине, а Кенан отправился в телефонную будку и стоял там, ожидая звонка. По дороге Питер засунул пистолет себе сзади за ремень и все время ощущал его спиной, поэтому теперь достал его и положил на колени.

Телефон зазвонил и Кенан снял трубку. Ровно в восемь тридцать по часам Питера. Интересно, они звонили по часам, или наблюдали за всей операцией, сидя у окна одного из домов напротив?

Кенан подбежал к машине и облокотился на нее.

— Авеню Ветеранов.

— Никогда о такой не слышал.

— Это где-то между Флэтлендз и Милль Бэйзин, в тех краях. Он объяснил, как ехать. По Фаррагут до Флэтбуш, по Флэтбуш до Авеню Н, а она уже ведет на Авеню Ветеранов.

— А там что?

— Очередной автомат на углу Ветеранов и Восточной Шестьдесят шестой Стрит.

— К чему вся эта суета, как ты думаешь?

— Чтобы мы взбесились. Убедиться, что за нами нет хвоста. Да не знаю я, Пит. Может, они просто решили подергать нас за яйца.

— И им это почти удается.

Кенан обошел вокруг машины и сел на место пассажира.

— По Фаррагут до Флэтбуш, — сказал Питер. — Затем по Флэтбуш до «Н». Должно быть, правый поворот на Флэтбуш и левый на Н?

— Верно. Правый на Флэтбуш и левый на Н.

— И за сколько мы должны туда добраться?

— Они не сказали. По-моему, время указано не было. Просто сказали поторопиться.

— Думаю, мы не станем останавливаться выпить кофейку.

— Нет, — мрачно сказал Кенан. — Не станем.

На углу Ветеранов и Шестьдесят шестой все шло по прежней схеме. Питер ждал в машине, Кенан пошел к будке и почти сразу зазвонил телефон.

— Прекрасно, — сказал похититель. — Быстро добрались.

— Что дальше?

— Где деньги?

— На заднем сидении. В двух мешках для мусора, как вы сказали.

— Хорошо. А теперь я хочу чтобы вы с братом прогулялись по Шестьдесят шестой до Авеню М.

— Вы хотите, чтобы мы пошли пешком?

— Да.

— С деньгами?

— Нет, деньги оставьте, где лежат.

— На заднем сидении?

— Да. И не закрывайте машину.

— Мы оставляем деньги в незапертой машине и проходим квартал…

— Два квартала, вообще-то.

— А потом?

— Подождите на углу Авеню М пять минут, затем возвращайтесь и поезжайте домой.

— А моя жена?

— С вашей женой все в порядке.

— Как я…

— Она будет ждать вас в машине.

— Да уж, пусть лучше ждет.

— Что?

— Ничего. Слушайте, меня вот что беспокоит: оставлять деньги в незапертой машине опасно. Вдруг кто-нибудь утащит их раньше вас.

— Не волнуйтесь, — произнес мужчина. — Это хороший район.

Братья оставили машину незапертой с деньгами на заднем сидении и прошли один короткий квартал и один длинный до Авеню М. Выждали там ровно пять минут и понеслись обратно к бьюику.

По-моему, я их раньше не описал, верно? Они были похожи, эти братья, Кенан и Питер. Кенан сто семьдесят пять сантиметров ростом, на пару сантиметров выше брата. Сложены они были как боксеры среднего веса, хотя Питер начал немного раздаваться в талии. Оба смуглокожие, с прямыми темными волосами, разделенными слева пробором и аккуратно зачесанные назад. У тридцатитрехлетнего Кенана начал чуть лысеть лоб, Питер же, будучи на два года старше, сохранил всю свою шевелюру.

Братья были красивыми мужчинами, с длинными тонкими прямыми носами и большими карими глазами, глубоко сидящими под густыми бровями. Питер носил аккуратные усики, Кенан — нет.

Если, предположим, вам предстояло бы схватиться с ними обоими одновременно, то, исходя из внешних данных вы начали бы с Кенана. Или попытались, во всяком случае. Было в нем нечто такое, что делало его более опасным из двоих, выдававшее, что он способен на неожиданную и очень быструю реакцию.

Так они и выглядели тогда, когда быстро, но не бегом, двигались к углу, где оставили машину Кенана. Автомобиль стоял на месте, по-прежнему незапертый Мешков с деньгами на заднем сидении не было. Не было и Франсин Кури.

— Твою мать! — рявкнул Кенан.

— Глянь в багажнике, — посоветовал Питер.

Кенан отрыл бардачок и нажал рычаг багажника, потом пошел и открыл его. Там ничего не оказалось, кроме запаски и домкрата. Он едва успел захлопнуть багажник, как зазвонил телефон в автомате.

Кенан подбежал и схватил трубку.

— Поезжайте домой, — сказал похититель. — Она, вероятно, окажется там раньше вас.

Я отправился на обычную встречу недалеко от моей гостиницы в Св. Апостола Павла, но в перерыв ушел. Вернулся к себе, позвонил Элейн и пересказал ей разговор с Миком.

— Думаю, тебе следует поехать, — сказала она. — По-моему, это прекрасная мысль.

— Думал, мы вместе поедем.

— Ой, я не знаю, Мэтт. Тогда я пропущу занятия.

Она каждый четверг ходила вечером на занятия в Хантер, и как раз вернулась оттуда, когда я позвонил. «Индийское искусство и архитектура периода Великих Моголов.»

— Мы уедем всего лишь дней на семь — десять. Ты пропустишь лишь одно занятие.

— Одно занятие — это не страшно.

— Вот именно. Так что…

— Так что, если уж начистоту, мне не очень охота ехать. Я ведь там нужна, как собаке пятая нога, верно? Отсюда вижу, как вы с Миком носитесь по Ирландии и ставите ее на уши.

— Ну, примерно так…

— Но я имею в виду, что это будет в своем роде мальчишник, а кто же берет на мальчишник свою девушку? Нет, серьезно, я не очень хочу ехать, а ты в последнее время нервничаешь, и поездка пойдет тебе только на пользу. Ты ведь в Европе вообще не был?

— Никогда.

— А сколько Мик уже там? Месяц?

— Что-то около.

— Думаю, тебе надо ехать.

— Может, ты и права. Подумаю.

Франсин не было.

Нигде в доме. Кенан обошел все комнаты, зная, что это совершенно бесполезно, потому что она не могла войти в дом, не отключив сигнализацию. Обежав комнаты, Кенан вернулся на кухню, где Питер варил кофе.

— Пити, похоже, дрянь дело.

— Знаю, малыш.

— Кофе варишь? Нет, я пожалуй, выпью что-нибудь покрепче. Не возражаешь?

— С чего бы? Не я же собираюсь пить.

— Я просто подумал…Ладно, неважно. Пожалуй, не очень-то и хочу.

— В этом-то и разница между нами.

— Да, пожалуй. — Кенан огляделся. — Какого хрена они так меня мурыжат, Пит? Сказали, что она будет в машине, но ее там не оказалось. Сказали, что она будет дома, но ее нет. Что за дьявольщина?

— Может, застряли в пробке.

— А нам что делать, старик? Просто сидеть и ждать? Но я даже представления не имею, чего мы ждем. Они получили бабки, а мы что получили? Ни хрена. Я не знаю, ни кто они, ни где они. Я ни черта не знаю, и что нам теперь делать, Пит?

— Понятия не имею.

— Мне кажется, она мертва.

Питер промолчал.

— Что им мешает ее убить, ублюдкам? Она ведь может их опознать. Гораздо безопаснее ее убить, чем отпустить. Убить, закопать где-нибудь, и дело с концом. И вопрос закрыт. Я бы на их месте так и поступил.

— Нет, не поступил бы.

— Я сказал, будь я на их месте. Но я бы в первую очередь никогда не стал бы похищать женщину, невинную милую леди, которая в жизни никому не причинила зла, никому не желала зла…

— Успокойся, малыш.

Они некоторое время молчали, затем разговор возобновился, поскольку делать все равно было нечего. Примерно через полчаса зазвонил телефон. Кенан рванулся к трубке.

— Мистер Кури?

— Где она?

— Приношу свои извинения. Произошли кое-какие изменения в плане.

— Где она?

— Недалеко от вашего дома, на углу — э-э — Семьдесят девятой Стрит. По-моему, на южной стороне улицы, в трех-четырех домах от угла…

— Что?

— Там в нарушение правил припаркован автомобиль возле пожарного гидранта. Серый «форд темпо». Ваша жена находится в нем.

— Она в машине?

— В багажнике.

— Вы засунули ее в багажник?!

— Там достаточно воздуха. Но на улице холодно, так что вам лучше поторопиться.

— А ключи где? Как я…

— Замок сломан, так что ключи вам не понадобятся.

Братья понеслись к указанному месту.

— Что он имел в виду, сказав что замок сломан? Если багажник не заперт, почему она не может просто вылезти оттуда? О чем он толковал? вопрошал на бегу Кенан.

— Не знаю, малыш.

— Может, она связана. Клейкой лентой, наручниками — чем-то, что не может снять.

— Возможно.

— О,господи, Пит…

Машина стояла там, где сказал похититель. Побитый старый «темпо» с потрескавшимся лобовым стеклом и сильно помятой передней дверцей. Замок на багажнике отсутствовал вовсе. Кенан откинул крышку.

Никого. Лишь какие-то пакеты, разнокалиберные свертки. Аккуратно упакованные в черный пластик, закрепленный клейкой лентой.

— Нет! — воскликнул Кенан.

Он стоял, повторяя «Нет! Нет! Нет!». Питер вынул один из свертков, достал из кармана перочинный нож и срезал ленту. Он развернул пластиковую упаковку, сильно смахивающую на мешок для мусора, и вынул оттуда человеческую ногу, отрубленную чуть повыше щиколотки. На ногтях трех пальцев сохранился красный лак. Два пальца отсутствовали вовсе.

Кенан запрокинул голову и завыл, как собака.