Проклятая кровь. Похищение

Глава восьмая Бой перед рассветом

— Лес ушастых… уже… скоро… — Тавил устал. Зелье перестало действовать, что в первую очередь выразилось в том, что он прекратил называть все сущее дерьмом. Одновременно он стал чувствовать лес и присущую ему ауру, фон, который манил к себе и вместе с тем придавал сил.

— Приготовьтесь… Я прикрою на подходе… а дальше… Тавил… — Ахес не то чтобы устал, он был рассредоточен. Сейчас его морфе кружила вокруг троицы, готовая и защищать и атаковать. Ошибки больше допускать нельзя, а в Границе ближе к утру им могли повстречаться и караваны, и разбойничьи шайки, схожие с той, с которой они разобрались ночью, и даже группа Блуждающего.

Времени оставалось все меньше и меньше. Даже небольшая задержка могла разозлить Мастера настолько, что он… Нет, он не убьет. Просто лишит силы одного из них и вышвырнет прочь. Это хуже убийства.

И поэтому никто не хотел стать «одним из них».

— Все Четыре Начала, что известны нашему миру и нашему разуму, я взываю к вам и прошу о помощи. Энергией Первых Рун: Ktyulha, Asevin, Hogaz, Era, Jitu, Iftio, Ober, Codark, Kasae, Uwuz. Взываю и прошу…

Затон взбежал на холм и огляделся. Зеленые рубежи Леса карлу показались на горизонте. Соседствующий здесь с Границей Диренуриан отвадил от своих территорий всех существ и тварей. Ядовитые стрелы и болты, сдобренные Лесной магией, поражали каждого, кто пытался без разрешения приблизиться к Лесу, и служили надежной защитой все те столетия, как возникла Граница.

С момента образования Диренуриан вел необъявленную войну против всех своих соседей, кроме упырей, с которыми иногда торговал, потому и методы охраны своих пределов карлу выработали весьма жесткие. Например, во время конфликта с объединившимися Элибинером и Талером, перебросившими по воздуху десант прямо к границам Диренуриана, Лесные эльфы применили тактику, совершенно неожиданную для людей. Когда солдаты после очередного штурма Диренуриана вернулись в лагерь, их тела начали покрываться цветами. Истошно орущие воины превратились в настоящие цветущие кустарники и после столь странной метаморфозы стали нападать на бывших товарищей, разбрасывая вокруг тучи мелких семян. Карлу посыпали свои стрелы клейкими зернами витиуэлли, специально выращенного ими растения. При ранении яд проникал в тело раненого и постепенно захватывал своего носителя. Пока маги разобрались в происходящем, половина десанта погибла, а другая половина была полностью деморализована. Элибинеру и Талору пришлось поспешно отступать. С тех пор карлу внимательно следили и за воздухом, а элибинерцы и талорцы притихли, вернувшись к обычной ловле проникавших в их королевства эльфийских партизан и разведчиков.

Что ж, с помощью Тавила погранпосты Диренуриана они должны преодолеть. А далее — просто не останавливаться и бежать…

— Я прошу вас о Силе Единения, из которой вы возникли, о Силе, которая все притягивает к себе, чтобы давать целостность каждой вещи. Ашотан, диэ Тамену, зианар Фитиша Нар Тэ, зуа ши. Блести, Салэамандрэ. Теки, Ундионэ. Дуй, Сильифидэ. Трудись, Коэбальдэ. Вознесите меня к Четырем. Взываю и прошу…

Затон обернулся. Ахес и Тавил приближались. Тавил пыхтел, таща ящик. Ахес выглядел рассеянным. Оба казались уставшими. Однако если Тавил вот-вот мог обрести второе дыхание, то Ахес выбивался из сил. Он еще не понимал этого, но Затону со стороны было виднее. В конце концов, в их команде за зелья отвечает именно он, и именно он привык наблюдать, как и какой ценой зелья воздействуют на товарищей. Уставший Ахес — плохой боец и тем более плохой носильщик. Есть, конечно, еще один вариант…

— Я принимаю ваш Дар, Четыре Начала, и даю вам в ответ часть своего духа. Примите же эту жертву и поддержите наше соглашение. Авено и Адара. Так есть. Так было. Так будет. Я воззвал и получил. Іхі.

Они приближались к холму, на верхушке которого их ждал Затон, и тут Ахес охнул и резко остановился. Тавил, не заметив этого, продолжил бег, но Ахес бросился ему на спину. Ящик ударился об землю с таким звуком, что можно было подумать, будто он сейчас развалится. Но он не развалился.

— Ты что? — Тавил заткнулся, увидев бледное лицо Ахеса. Это было знаком весьма серьезным.

— Опасность, — прошептал Ахес.

А потом неспешно уходящая ночь исчезла, будто боги дня прогнали ее, решив не ждать своего часа. Свет помчался по Границе, ослепительный интенсивный свет, в котором одинокая фигура на холме просто растворилась, исчезла. И сверху обрушилось всепожирающее пламя.

Затон спиной ощутил, как резко подскочила температура. Влажная после дождя земля начала покрываться паром. Затон развернулся, входя в морфе, пытаясь понять, что происходит…

А над ним всходило солнце. Не на востоке, где ему Тварцом было положено всходить каждое утро, несясь в повозке, которую тащат боги Солнца.[18] Не медленно, осознавая важность своего восхождения и давая смертным проснуться. Не вовремя, потому что еще как минимум час оставался до восхода. И это солнце не несло жизненную энергию.

Наоборот. Смерть. Смерть оно несло…

Слезы текли из глаз Затона. Не выдержав яркости, он прищурился, бросая все доступные тени перед собой, пытаясь разглядеть, что происходит. И разглядел.

В небе, белом от света, ярко пылала огромная птица. Крылья, от которых во все стороны разлетались перья-искры, закрыли собой полнеба; длинный, похожий на драконий, хвост полосовал степь, оставляя за собой спекшуюся землю и пепел растений; похожая на куриную голова выпускала из клюва языки пламени, а огромное раскаленное тело постепенно покрывалось огненными протуберанцами. И птица, и испускаемое ею пламя были белыми — и это пугало, безумно пугало, и Затон закричал, заорал, завопил, прямо-таки ощущая, как бог ужаса, расхохотавшись, крепко прижимает его к себе. А затем огненная бестия, выпустив в небо длинную струю белого пламени, бросилась вниз. К земле. На холм, на котором замер охваченный ужасом Затон. И за холм, туда, где лежали, не понимая, что происходит, Алекс и Тавил.

Когда Воплощение Огня, бушующее по ту сторону Защитных Полей, растворилось в изнасилованной им ночи, вернув спокойную серость предрассветного мира, Уолт вскочил, Жестом убирая Темное Покрывало с упырей. Как на них подействует свет Феникса, он не знал и потому решил на всякий случай подстраховаться — окружил их сдерживающим световое излучение недолгим слоем Мрака. Феникса он создал, объединив Заклинания Свитков Пламенного Дождя, Покрова Феникса и Воздушных Капель, пожертвовав Четырем Началам — Свету, Тьме, Сумеркам и Тени — частицу жизненной энергии, что, конечно, не особенно хорошо, да еще при том, что бодр он только благодаря Руке Исцеления. Но делать было нечего. После неудачи в схватке с человеком Уолт не мог ударить в грязь лицом. Сейчас на кону стояла не только его честь, но и честь кафедры боевой магии, честь его наставников, честь Школы Магии вообще. Пускай большинство магов спившиеся или спивающиеся, продажные и развратные, тупицы, принятые на работу по кумовству или за взятку, — но есть там и хорошие смертные, и именно ради них Уолт больше не собирался проигрывать. Три Свитка и одолженная Началами Сила Единения в совокупности позволили призвать Воплощение Огня, попасть под удар которого не пожелали бы и Высшие Маги. Впрочем, Высшие Маги еще бы и заинтересовались, откуда аспиранту-второкурснику ведомо Заклинание из разряда Запрещенных. Хорошо, что Конклав не интересуется Границей. Засеки они его — и прощай карьера и свобода.

Разъяренный Феникс был самым могущественным Заклинанием, которое изучил Уолт. Именно им и стоило бить по тройке смертных, которых они поджидали в засаде.

Все, как и сказал Понтей. Они столкнулись почти нос к носу. Хорошо, что удалось объединить Силу Свитков Земного Разрыва и Земной Защиты, пускай и с убыванием Силы почти вполовину, и вызвать с ее помощью Земного Хозяина, который перенес их к нужной точке. Там они подготовились к ритуалу Обращения к Началам задолго до того, как появились враги. Варит у Сива голова! Да еще и талант к психомагии. Эх, все-таки жаль, что Живущих в Ночи нельзя принимать в Академию Магии.

— Они мертвы? — Пылающий азартом Фетис чуть ли не прыгал вокруг Магистра. После увиденного (а Феникса можно было даже увидеть сквозь Темные Сферы) он, казалось, проникся к Уолту еще большим уважением и симпатией, чем раньше. Неужто думает, что Ракура научит его этому Заклинанию?

— Не берусь утверждать. Нужно убедиться. — Уолт прищурился, вглядываясь в спаленную степь. — Приготовьте свои Клинки Ночи, и осторожно выдвигаемся.

Иукена молча (ну надо же!) достала из саадака лук, потом сняла три иглы с куртки и вложила их между пальцами правой руки. Понтей вытащил из сумки знакомый шарик, а Фетис ничего не достал. Нет у него, что ли, этого Клинка Ночи? Ну ладно… По крайней мере, не стоит, случись что, рассчитывать на его помощь.

Вытащив Убийцу Троллоков (вспомним молодость?), Уолт осторожно направился к выжженному куску степи и сплавившемуся холму, по которому пришелся основной удар Феникса. Упыри шли за ним. Им нужно было пройти метров пятьдесят и…

И, надеялся Уолт, забрать Ожерелье и разойтись.

Так, на холме никого, а вот у подножия холма лежало что-то бесформенное. Надо же, от стоявшего на холме что-то осталось…

— Проверьте, что там. — Маг кивнул на останки.

Понтей переглянулся с Фетисом и Татгем, и те отправились к холму. Магистр и Сива начали холм обходить, не выпуская Иукену и Вадлара из виду.

Так, вроде здесь, на втором холме, тоже никого и ничего, даже останков тех двоих. Осталось найти ящик с Ожерельем.

Так. Что-то не так.

Уолт остановился и еще раз внимательно осмотрелся. Иукена и Вадлар стояли возле останков. Фетис пинал их ногой, что-то говоря Татгем, а та с брезгливым выражением смотрела в сторону Ракуры. Что-то подсказывало Уолту, что брезгливость эта не к останкам относится…

Чувство ненормальности происходящего не исчезало. Кто-то выжил? Нет, вроде никого не чувствуется. И ящик, видимо, за вторым холмом, поэтому его пока не видно.

Уолт похолодел. Вот оно…

Какой, в Нижние Реальности, второй холм?!

Его не должно быть!

— Отойдем… — только и успел сказать он Понтею, как второй холм лопнул, извергнув из себя горячую землю и десятки готовых атаковать растений.

— Опаньки…

Иукена не успела заметить, что сделал Фетис, но сожженные лохмотья, прикрывавшие пахшее горелым мясом тело, свалились, открыв взору довольно нелицеприятную картину.

— Твою… — процедила упырица и сплюнула. Увиденное до боли напомнило прошлое, до сих пор навещавшее ее в кошмарах.

Прошлое, ради памяти о котором она живет. Прошлое, придавшее смысл ее жизни. Проклятое ею не раз и не два прошлое…

Левой половины тела у трупа не было. Совершенно. Словно по нему прошлась идеально наточенная гильотина.

— Неплохо, неплохо. Как называлось? Разъяренный Феникс? Мне бы такого Феникса, я бы с ним сходил к Рашатам. Посмотрели бы, как это круто — девятеро на одного.

— Он мертв?

— Мертвее, чем мы с тобой, Иукеночка. Ух ты!

— Что такое?

— Видишь татуировку на шее? Иукена пригляделась:

— А это разве не ожог?

— В определенном смысле ожог. Это, видишь ли, часть Знака Отреченного. Выжигается специальным составом огня, после которого шрам уходит под кожу и выглядит как татуировка.

— Откуда знаешь?

— Ну, после того как я понял, что тебе нравятся умные парни, а не нормальные, я взялся за ум. Шучу-шучу. Понтей как-то о гномах рассказывал.

— При чем здесь гномы?

— А при том.

Вадлар начал пинать останки коренастого тела и задел струпья. От рваной раны поднялось такое зловоние, что Иукена брезгливо отвернулась. Понтей и маг как раз обходили холм. Между прочим, Понтей мог и с ней пойти, оставил бы Вадлара с этим магом, они вон чуть ли не обнимаются, так нет же, поперся с колдуном, а ее с Фетисом отправил. Дурак.

— Знак Отречения наносят гному, которого с позором выгоняют из Гор. Он становится вне каст и вне закона, и ни один гном, встретивший его на поверхности, не должен помогать ему.

— Что такого мог натворить этот гном?

— Ну мало ли. Этого я не знаю, тут ты приперлась и куда-то забрала моего милого Понтеюшку. Тьфу… — Зловоние становилось невыносимым. — Слушай, давай пойдем, раз он дохлый…

Громкий звук — будто рядом взорвался огромный огненный шар. А потом серия приглушенных звуков — будто взорвались несколько мелких огнешаров.

Они, не сговариваясь, бросились бежать. Что-то произошло по другую сторону холма. Убогов маг и здесь себя не оправдал. Зачем он вообще нужен их команде? От магов только одни неприятности и беды. И зло…

Маг от души сыпанул по выпрыгнувшей из ненастоящего холма фигуре очередью небольших фаерболов. Понтей видел, что Магистр попал. Фигуру в прыжке отбросило назад, кажется, даже оторвало руку. Однако следом за фигурой из «холма» полезли десятки извивающихся лиан с шипами и цветами, на лепестках которых были самые настоящие клыки, угрожающе щелкающие на Понтея и Уолта; поползла трава, пульсирующая декариновыми жилами; вылетели похожие на перекати-поле комки, из которых торчало что-то вроде щупалец. Маг, кажется, опешил от такого обилия флоры, но не растерялся. Он сунул меч в ножны и выбросил перед собой руки, выкрикнув что-то такое шипящее и гортанное, что в горле Понтея, чей родной язык по шипению мог поспорить с нагами Махапопы, зачесалось. А из рук мага ударили струи огня, полностью смывшие первую линию атакующих растений.

И тут Уолта отшвырнуло в сторону. Сива не заметил, как пропал Магистр. В тот момент он сосредоточился на активации Сферы Ночи, уверенный, что в случае опасности Магистр предупредит его.

Поэтому когда Понтей наконец обратил внимание на обстановку, его уже окружили лианы, а сверху падали «перекати-поле».

Уолта кружил ветер. Магии или даже распадающихся заклятий он не смог уловить, казалось, будто это обычный ветер, один из тех, что день и ночь гонят по миру боги ветра. Но нет, обычный ветер не хватает за руки и за шиворот, не оттаскивает от упыря, самозабвенно уставившегося в свой шарик, не мелькает тысячами песчинок, поднятых с земли и странно расположившихся только на периферии ветра. Нет, не ведет себя так обычный ветер. Значит, гиле, да? Ну что же… Классический курс, взаимодействие Стихий. Земля — твердь и основа, она первая среди Элементов и лучше всего подходит к заклинаниям защиты. Вода — вторая, она есть течение и становление, начальное отрицание Земли; этот Элемент подходит для создания существ, которые могут и защищать и нападать. Ветер — полное отрицание Земли, он не тяжел и поднимает вещи; и как начальное отрицание Воды, еще подчиняющееся вещам, Ветер лучше всего подходит для комплексных атак, но слаб в защите. И, наконец, Огонь, преддверие Эфира, Стихия свободы от всего, Стихия, на которую не влияют вещи, но и которая не может вещи создавать, полное разрушение созданий Земли и Воды. Огонь не так опасен для Ветра, потому что Ветер может его подхватить, раздуть и использовать для своих целей…

Все так. Но Феникс бил по троим: останки у холма — раз, еще один сейчас собирался покончить с зазевавшимся Понтеем, а против Уолта, значит, третий, и если Уолт жив, значит, Феникс более-менее подействовал, раз их пытаются разъединить.

А еще если он против одного врага, то не ветер его противник…

Вот только нужен Жест… Получится ли сделать, когда ему выкручивают обе руки?

«Перекати-поле» почти упали на Понтея, когда Стрелы Ночи ударили по ним, сверкнув октариновым кругом с декариновым треугольником и разрезав их пополам. Щупальца-лозы, обращаясь в труху еще что-то пропищали напоследок, но, понятное дело, их никто слушать не стал.

— Ты дурак? — Иукена, меткими выстрелами пробив себе дорогу, подобно Гневным богиням, выросла перед Сива. Она кипела от злости: — Почему ты не использовал свой Клинок Ночи? Это было опасно!

— Он дистанционный, — попытался объяснить Понтей, но Иукена его не слушала.

Она развернулась к растениям. Там происходило нечто новое: травы и лианы подхватили оставшиеся «перекати-поле» и начали заползать в них. «Перекати-поле» разбухали прямо на глазах, в считаные секунды они увеличились до размеров легендарных драконов. Три огромных, просто титанических «перекати-поля» опасно закачались перед упырями. Посланные Иукеной точно в цель Стрелы Ночи отбросили их слегка назад, не причинив особого вреда.

— Ну же, используй свой Клинок! — рявкнула Иукена на Понтея.

— Он еще не настроился.

— Зачем он тогда нужен?!

— Великая Ночь, Понтеюшка, она себя так всегда ведет? Ну тогда спасибо тебе.

— Где маг?!

— Был только что тут…

— Так и знала, что он бесполезен! — Иукена сорвала десяток игл с куртки, тут же удлинившихся, и воткнула перед собой в землю. Потом взяла сразу пять, натянула тетиву, прицелилась и выстрелила. Стрелы еще в полете превратились в сверкающие молнии, но теперь они еще и словно все перекрутились, образовав одну огромную Стрелу Ночи.

В этот раз удар по центру одного «перекати-поле» вызвал октариновый круг, ярко засиявший, но не исчезнувший после попадания, руны перебрались в треугольник, закружившийся вокруг собственной оси и начавший погружаться внутрь «перекати-поля», точно бур. Сначала ничего не происходило, а потом «перекати-поле» осветилось изнутри багровым светом, закачалось, потеряло ход. От него начали отваливаться куски, словно огромный жук, забравшийся внутрь, жадно пожирал растение, разваливая его скрепы.

Но два других «перекати-поля» уже были рядом. Иукена, тяжело дыша от разлившейся по телу усталости, не могла снова взять несколько Стрел Ночи. Бросив уничижающий взгляд на Понтея, забормотавшего: «Иу, я же говорил, Клинки используют наши ресурсы Силы Крови. Ты должна быть осторожнее…», — упырица схватила ближайшую Стрелу и скривилась. Силы восстанавливались не так быстро, как она ожидала.

«Перекати-поле» были уже рядом.

Ахес уволок человеческого мага подальше от Тавила. Во время удара с неба той огромной пламенной птицы он потратил чуть ли не все силы, прикрывая себя и товарища. Чудовищным напряжением морфе он насыпал перед пылающими небесами настоящую гору земли, себя и Тавила зарыв поглубже и прикрыв вдобавок ящиком. Антимагий, входящий в состав ящика, должен был взять на себя часть магической энергии, развеять долю Огненной Силы, грозящей все испепелить.

Частично получилось.

Тавил отделался ожогами, а вот Ахес пострадал серьезнее. К тому же, когда он прорвался сквозь сплавившиеся заслоны земной преграды и вырвался на волю, маг огненными шарами сумел оторвать ему руку, которую Ахес только-только вернул из морфе. Маг был опаснее упырей и для него и для Тавила. А если они подстерегли их, значит, и Алмазная Броня Олекса не выдержала, хотя Мастер говорил, что ни одна известная магия или физическая атака не навредят Олексу, пока он находится в энтелехии.

Затон даже не успел воспользоваться своей морфе, когда эта огненная птица атаковала их.

Мага надо было оттащить подальше от стоявшего рядом упыря и тех двух Живущих в Ночи, что спешили к ним. Прикрой они его, тяжело придется и Ахесу, неспособному вызвать Похороны Неба и Земли, и Тавилу, чья энтелехия вдалеке от Диренуриана почти не имеет силы.

Что там задумал маг?

В состоянии морфе тело Ахеса тысячами песчинок скользило вокруг управляемого им ветра, сохраняя его форму, не давая развеяться в пространстве. Противник обычно и сражался с ветром, пытаясь найти средство против воздушной Стихии, ошибочно полагая, что ветер и есть враг.

Вот и маг, кажется, начал плести Заклинание, связанное с ветром. Ахес чувствовал это. Те элементали, что соседствовали в своем мире с планом этого физического бытия, вытягивались в метрику реальности, в которой находились Ахес и маг, и задевали тонкие потоки, с помощью которых Ахес управлял ветром. Так уже бывало, когда маги пытались подчинить окруживший их ветер или подавив более сильным ветром. Так бывало. И тех магов больше не было. Ахес просто поглощал элементалей Воздуха, превращал их в потоки, усиливая свой ветер, увеличивая его мощь.

Что ж, маг сам роет себе могилу, заодно копая могилы и упырям. Ведь даже не справься с ними Тавил, с Ахесом, вернувшимся полным сил, они укатают Живущих в Ночи в землю. Ну что ж, можно даже помочь магу, ослабить хватку на его руках, чтобы он быстрее вызвал ветер.

Давай, маг! Давай! Делай последнюю в своей жизни ошибку!

— Эх, Ночь и ее присные, ну ничего вы без меня сделать не можете.

Вадлар, нарочито зевая, выступил вперед. В руках его находился длинный шест, весь в рунах и с одной нецензурной надписью. Фетис поднял шест над головой и начал раскручивать все быстрее и быстрее. И вот уже неразличимый сплошной круг вертелся над упырем, круг, из которого вверх потекли руны, складываясь в некое подобие зиккурата: одна руна наверху, две руны под ней, три руны под ними, ниже, четыре руны еще ниже. Десять рун выстроились над кругом, а потом вокруг них засверкал ромб с символами Начал на концах.

«Перекати-поле», подобравшиеся уже совсем близко, словно подпрыгнули, зависнув над головами упырей. Понтей начал шипеть на свой шар, будто это могло помочь, Иукена с отчаянием натянула лук, а Вадлар…

Вадлар, грязно выругавшись на Всеобщем, резко прекратил вертеть шест и широким махом послал в «перекати-поле» сорвавшуюся с шеста огромную, метров шестьдесят длиной, октариновую волну, в бурных всплесках которой сияли декарином десятки рун. «Перекати-поле» никак не могли уйти из-под удара, в воздухе у них не было возможности поменять траекторию — и волна разрезала их пополам, залив получившиеся половинки настоящим дождем из рун, идущим и вверх и вниз. Там, где руны касались переплетенных растений, вспыхивал жадный огонь, ручейками разбегающийся по частям «перекати-поля», моментально уничтожающий их.

На Живущих в Ночи посыпались догорающие остатки трав, кустов, лиан, лоз и цветков. Подбоченившийся Вадлар гордо поглядывал на Сива и Татгем.

— Прекращай уже, — не выдержала упырица. — Твой Клинок Ночи Понтей сделал, так что не надо тут выерепениваться.

— Понтей не Понтей, но это же было круто, а? Как я их в самый последний момент? В рыцарских романах герои только так и поступают.

— Не думаю, что это конец, Вадлар. — Понтей указал им на остатки «холма». Оттуда появлялись гигантские сцепившиеся травяные колонны, толщиной со смертного. Из колонн росли лианы поменьше, покрытые длинными блестящими иглами. — И следите за землей, оттуда тоже может быть атака.

— Давай-ка я их еще раз… — Поплевав на ладони, Вадлар снова поднял шест, но Понтей покачал головой:

— Если еще раз используешь Посох Ночи на полную, будешь валяться, как бревно, — предупредил Сива. — Видишь, Иукена до сих пор не пришла в себя.

— Хо! Мы, Фетис, ничего не боимся! — Вадлар выпятил грудь, при этом поспешно опуская шест и пряча его за спину.

— Думаю, с этим я разберусь. — Понтей прищурился, прикидывая расстояние. Его рука, держащая шар, начала увеличиваться. Колонны трав поползли к упырям, будто управляющий ими не мог придумать ничего лучше, чем лобовая атака, не оправдавшая себя с «перекати-поле».

«Нет, — подумал Понтей, — он просто тянет время. Наверное, он опасается Магистра. Ему нужно, чтобы мы не соединились. Ну ладно. А так, тварь?»

Сива широко размахнулся и швырнул шар в сторону «холма». Когда тот пролетал рядом с колоннами, Пики Травы рванулись к нему, стремясь перехватить, отбить, помешать…

Шар слегка качнуло в полете, от него отделился метровый октариновый круг с декариновым треугольником внутри, ударив прямо по Пикам Травы. Травяные стебли тут же пожухли, а шар без проблем долетел до «холма» и упал внутрь.

Понтей сжал кулаки. Ну? Ну?!

Тавил дрожал от злости. Лес так близко, а он не мог добраться до него из-за этих проклятых мертвяков. И не боятся же! Ведь скоро рассвет, скоро взойдет солнце, скоро они должны будут искать убежище, чтобы Воздействие не уничтожило их. Вот бы время бежало быстрее! Тавил вздохнул. Ахес сумел прикрыть их обоих ценой своей морфе, а сейчас ему нужно тратить свою, спасая груз. Дерьмо! Если бы они успели добраться до Диренуриана! Его энтелехии ничего бы не смогло противостоять!

Нужно продержаться, пока вернется Ахес. Тащить ящик и биться с кровососами одновременно будет тяжело, но ничего-ничего, Ахес уже сражался с магами, у него есть опыт, и этого чародея он должен победить.

Но почему такое огромное чувство опасности? Почему он словно стоит над бездной, нет, не стоит, а почти падает в нее, падает, не в силах помешать падению? Откуда это чувство?

Что-то с Ахесом? Или что-то с ним, Тавилом?

В кратер, появившийся после прорыва Ахеса и высвобождения морфе Тавила, упал светящийся шарик. Сердце ухнуло в пятки. Бездна, в которую он проваливался… Страх.

Тавил запаниковал. Из последних сил морфе он подтягивал к себе все, что мог превратить в растения, что могло защитить его. Неведомым чувством он понял, что шарик опасен, очень опасен. Словно какой-то бог со скуки решил предупредить смертного, что он вот-вот сдохнет, — смертный, понятное дело, а не бог…

Ветер начал крутиться вокруг ветра, контролируемого Ахесом. Призванные магом элементали Воздуха втягивались в мир. Глупец. Теперь, когда элементали начнут свой танец, вдыхая Эфиром жизнь в те элементы, что двигают магические составляющие ветра, Ахес станет намного сильнее, перехватив их и поглотив часть Силы.

Сейчас. Еще немного. Еще чуть-чуть.

Но зачем маг вытаскивает меч из ножен? Для чего он ему? В заклятиях ветра редко нужны артефакты, если это не артефакты самой Силы Ветра. Однако свободной рукой маг продолжал колдовать, произнося Слова Силы, призывая все больше и больше элементалей Воздуха.

Что он задумал? Может, помешать ему? Но тогда не получится приобрести больше сил, да и просто так с магом не справиться. Тогда, может…

Меч мага вдруг удлинился, и лезвие вонзилось в землю. Элементали сплотились, окружив ветер Ахеса непроницаемым кольцом со всех сторон. А затем они начали тереться друг о друга. Не танцевать, пробуждая ветер, гоня частицы Воздуха и рождая бурю. Нет, они терлись друг о друга, словно страстная пара, давно не видевшая друг друга и решившая наверстать упущенное.

Запахло озоном.

И все частички Ахеса, все мириады песчинок, на которые распалось его тело, все-все до единой пронзил разряд молнии. Извивающаяся, ломающаяся, плотным коконом окружившая «тело» Ахеса молния тысячами плетей хлестала по песчинкам, не давая им разбежаться. Ветер, над которым Ахес теперь не был властен, отпустил мага и исчез, а маг, выпав из сетки молний и ловко приземлившись на ноги, рукой, из которой била молния, взялся за другую руку, державшую меч. Электрический кокон, в который попал Ахес, прикрепился к рукояти меча, продолжая удерживать смертного.

«Я… недооценил его… Но молния… Как он?.. — Сознание Ахеса, разлитое по тысячам частей, прекращало функционировать под тысячами ударов. — Неужели… это… все?..»

Уолт ухмыльнулся, разминая левую руку, которую болезненно покалывало после Заклинания Молниевой Сетки. Существо, корчившееся в электрическом коконе, уже было не опасно, — вряд ли оно могло восстановить связи тела и сформироваться, разрушив оболочку. Молния не позволяла это сделать, разрушая любую попытку установить связь между частями.

Конечно, обыкновенному магу на месте Уолта пришлось бы туго: он точно решил бы бить ветром или вообще Огнем. Но Огонь ни в коем случае нельзя было использовать. Ветер всегда раздувает Огонь, и в огненной ловушке мог оказаться и воззвавший к Пламенной Стихии. А вот ветер…

Уолт помнил, что враг использует гиле, не прибегая к ноэме и ноэзису. Так, по словам Понтея, поступал его противник, так, по всей видимости, действовал и тот смертный, против которого остался сражаться Каазад-ум. Но если атаковать гиле и оставить незатронутым источник, что управлял гиле, то не факт, что противник не сможет просто перенастроить свою силу, захватив для своих целей еще гиле. В случае противника Уолта этим гиле явно выступала материя ветра. А это значило, что, воспользуйся Уолт ветром, то гиле его Заклинания будет перехвачено, а потраченная на ноэзис и ноэму Сила просто потрачена зря.

Однако плох тот боевой маг, который не найдет выход из безвыходной ситуации. И не просто плох, а мертв. Ведь если нельзя бить по гиле, то можно бить по источнику гиле или по тому, кто этот источник носит, хоть и в себе. А значит, скорее всего не ветер кружил песок вокруг себя и своей добычи, это песок кружил ветер и добычу в нем. Что уже похоже на Смертного Железной Бездны, Высшее Боевое Заклинание (до которого Уолту учиться еще лет сто), когда вызвавший Железную Бездну маг сливается с ней, обращая свое тело в железные частички и разумом растворяясь в каждой, а сознанием существуя как бы в виде поля. Алесандр рассказывал, что против такого Заклинания есть средство, которое действует недолго, но дает шанс убежать, потому что Смертный Железной Бездны почти непобедим, а для них, салаг, по статусу вообще равен вышедшему из Нижней Реальности Верховному Убогу.

Молниевая Сетка. На время она прерывает связь разума между железными частичками и раскалывает поле сознания. Пока Смертный Железной Бездны ворочается в электрическом коконе, можно сбежать и спрятаться, а если есть портальный Свиток — вообще свалить подальше…

Теперь можно просто добить. Жаль, так хочется изучить это создание, способное порождать Поле Сил без обращения к Началам, Стихиям или древнейшей магии крови, но вряд ли Алесандр порадуется подобному подарку, когда Уолт вернется. А упырям его тоже оставлять нельзя. Что ж, попробуем соблюсти Эдикт хотя бы частично.

Локусы Души, еще подпитываемые Рукой Исцеления, потянулись импульсами к Свитку. Из оставшихся лучше всего подойдет Серая Слякоть, пусть этот провалится сквозь водный портал в Болото Нижних Реальностей. Оттуда ему не выбраться никогда.

Уолт приготовился активировать Свиток, и тут вздрогнула земля. Нарастающий гул накатывал из тех мест, где их разлучили с Понтеем. Ракура обернулся. Огромное пылевое облако неслось прямо на него. Магистр не успел выругаться, как его накрыло с головой.

— Охренеть! — благоговейно пробормотал Вадлар.

— Понтей, ты мог хотя бы предупредить. — Иукена пнула ногой Фетиса, который после удара воздушной и звуковой волн оказался на ней и Сива.

— Я и сам не знал. — Понтей поднялся, отряхнулся от пыли и с тревогой ощупал сумку. Вроде все в порядке. С вещами. А вот со степью…

После Феникса боевого мага этот кусок Границы выглядел довольно плачевно, напоминая сгоревшую яичницу, а то место, куда ударил Феникс, — пьяную вечеринку вулканов. Но после Сферы Ночи, использованной Понтеем…

Огромного куска земли просто не было. Гигантский провал, огромный котлованище зиял на месте настоящего и фальшивого холмов. Будто боги решили пробить дыру до Нижних Реальностей, слегка позабыв, что между Градом богов и Хоромами убогов расположен мир смертных.

А еще от этой дыры несло небытием, точно само Ничто уютно расположилось в ней. Не было ни запахов разложения, ни ощущений тонкой боли, как бывает, когда гибнет план элементалей той или иной Стихии (а элементалей Земли исчезло после Сферы Ночи немало), ни напряжения в глазах, когда бог или убог подчищает за собой структуры реальности, убирая следы своего пребывания в Равалоне. Ничего этого не было. Просто было чувство, что там теперь — ничего. Не просто отрицание сущего, а даже — отрицание, которое отрицает отрицание.

Сходить проверить, что вызывает такое чувство, никому почему-то не хотелось. Все мысленно простили судьбе то, что их отшвырнуло метров на сорок от зоны действия Сферы Ночи.

— В следующий раз, когда будешь эту штуку использовать, извести меня письмом за неделю, ладно? Я на время куда-нибудь перееду. Подальше от тебя. — Вадлар, сидя на земле, восхищенно наблюдал разрушенную картину, а потом развил свою предыдущую мысль: — Слушай, а подари мне такую Сферу, а? Хоть одну штучку.

— У тебя есть Посох, Вадлар. Не приставай.

— А ящик с Ожерельем не пострадал после этой твоей Сферы? — спросила Иукена, вглядываясь в сторону кратера.

— Не должен вроде. Там столько антимагия, что он три Сферы по идее способен выдержать.

— Тогда где ящик? Я что-то его не вижу.

Понтей, зная, чего стоит тренированный взгляд лучницы, особенно лучницы Татгем, обеспокоился. Один Вадлар вертел головой, не особо интересуясь целью их вылазки за пределы Лангарэя.

— Эй, а куда господин маг подевался? Иукеночка, а ну-ка глянь! Мне его не видно.

Иукена проигнорировала просьбу Вадлара, однако тут к ней обратился взволнованный Понтей:

— Иу, быстрее отыщи мага. Это важно.

— Сдался он вам, — начала Иукена и осеклась. Взгляд Понтея был встревоженным до невозможного. — Ты что, думаешь, он стащил Ожерелье?

— Найди его, — уклончиво попросил Понтей.

— Эй-эй-эй! — вскочил Фетис— Что там с магом не так?

Иукена полоснула взглядом по окрестностям. Ее Сила Крови не давала ей чего-то подобного Внутреннему Взгляду Дайкар, но смотреть на далекие расстояния она умела.

Вот убоги побери! Глаза упырицы расширились.

— Понтей! — крикнула она, указывая в сторону Диренуриана. — Там… беда!

Ахес, разъяренно рыча, посылал порывы ветра, перемешанные с землей до такого состояния, что по ударным свойствам они напоминали таран гномов. Маг только и успевал их отбивать. А ведь были еще травы Тавила, то и дело пытающиеся напасть на него прямо из-под земли, ранить или опутать его ноги и вывести из строя. А потом убить.

Так чуть не получилось во время первой совместной атаки Тавила и Ахеса, когда мага спас меч, удлинившийся и изогнувшийся дугой. Он разрезал Пики Травы, бьющие в спину человека. После этого маг наложил Заклинание на область под ногами, сжигающее любое растение в том месте. Ну, ничего. Пока можно бить лианами с режущими цветами. Заклинание долго не продержится. Когда Ахес становился берсеркером, он выкладывался на полную, не щадя себя. Похороны Неба и Земли он не сможет провести, но все равно его морфе сейчас настолько разрушительна, что маг только и может ставить защитные поля вокруг себя.

Тавил глянул на Ахеса.

Да, Заклинание долго не продержится. И Ахес, судя по его виду, тоже. Постоянно распадающийся на песок и ветер, не держащий себя в форме, смазанным абрисом напоминая себя прежнего, Ахес продолжал действовать только на боевом безумии. Сейчас бы его энергию, да тащить ящик до Диренуриана. Но Ахес не остановится, пока не прикончит мага.

Сейчас он был очень похож на Олекса. Впрочем, ведь это он обучал Олекса.

…Когда шар ярко засиял и по его поверхности побежали эннеариновые разряды, испуганный мозг Тавила родил идею. Безумную, ничем не обоснованную, опасную идею. И Тавил, напрягая всю ту силу, которой он собирал вокруг себя растения, перенаправил ее на другое. Говорят, в моменты смертельной опасности организм открывает в себе неизвестные запасы сил и дарит шанс совершить невозможное. Может, и так. Но задуманное Тавилом осуществилось. Все собранные им растения сконцентрировались под ним и ящиком, напряженные, как упругая пружина. И когда вокруг шара засияли магические цвета, Тавил освободил «пружину», швырнувшую его и ящик высоко в небо.

Ад, который начался за спиной, он не успел увидеть. Впрочем, он не жалел об этом.

А дальше, видимо, решили пошутить боги. Потому что Тавил, мчась в аэре, увидел, как Ахес попал в ловушку мага, которого ударной волной оттащило от кокона молний. Решение пришло само. Или его послали те боги-шутники.

Он отрастил некое подобие крыльев. Порвав плащ на спине, он создал эти крылья из растений, выращенных из собственного тела, и просто направил ящик вниз, на кокон. Если ящик более-менее прикрыл их от той огненной твари, то с каким-то коконом он тем более справится.

И он справился.

Разбив Заклинание, ящик освободил Ахеса. Хорошо, что он был не в оформленном теле, подумалось тогда Тавилу. Будь он оформлен — и ящик раздавил бы его ко всем убогам…

А потом маг попытался атаковать их, видимо использовав магический Свиток, потому что сначала развернул какую-то бумажку, а потом перед ним треснул, разваливаясь на две части, мир, а из получившейся небольшой дыры, булькая и пенясь, хлынул поток красной воды. Однако Ахес уже пришел в себя и мощным порывом ветра разрезал поток пополам, просто-напросто отшвырнув его в стороны. И атаковал мага, бегущего к ним, вытащившего из земли меч и разворачивающего еще один Свиток.

Надо поторопиться. Ахеса надолго не хватит. Затон… Кстати, а куда подевался Затон? Где он был все это время?

Неужели…

Маг отбил еще один удар ветра, и Ахес рассвирепел окончательно. Плевать! Чего бы это ему ни стоило, но этот маг живым не уйдет.

Ахес остановился. Еще два ветряных удара мчались в мага один за другим. Этого времени ему должно хватить. Если бы еще тело не распадалось…

Ахес сложил руки перед грудью. В ладонях завертелся черный смерч, вытягивая из него самого частицы морфе и создавая удар, пользоваться которым Мастер разрешил только в особых случаях. Сейчас ведь такой случай, да, Мастер?

«Я был первым, Мастер. Первым среди тех, кому ты дал энтелехию. Я был первым, с кем ты отправился в мир искать других, способных выдержать энтелехию. Конечно, Эвана была с тобой с самого начала, но и я был с тобой с того момента, когда начался отсчет времени эпохи, в которой твое имя будут почитать наравне с именами Бессмертных.

Сельхоф со своей религиозной верой прав лишь в одном. Ты изменишь этот мир. И я буду тем, кто поможет тебе в этом.

Поэтому я не имею права проиграть. Поэтому я не проиграю…»

Смерч вырос до размеров самого Ахеса, тонкой «ногой» извиваясь в его руках. И как плетью, Ахес замахнулся им и выбросил в сторону мага.

Теперь все.

После того как очередной удар пришелся на заклятия Защиты, Уолт почувствовал, что его тянет в сторону врагов. Он никак не ожидал, что появится второй, который освободит первого. Снова дурацкая привычка работать в команде. Нет, нужно предложить Алесандру разработать какой-то курс, готовящий боевых магов к одиночным действиям.

Да, нужно. Если, конечно, удастся остаться в живых…

Уолта тянуло к врагам, а он не мог пошевелиться. Ветер не нападал, заклятия под ногами продолжали сжигать растения, но он не мог ни развернуть Свиток Волн Смерти, ни произнести Заклинание, ни даже взмахнуть мечом, хотя это не было нужно.

Его словно затягивало в невидимую воронку, и он ничего не мог с этим поделать. Черный смерч, протянувшийся в сторону Уолта и засасывающий его, извивался, как живой, и лишал его свободы действий. Единственным, что не утратило свободу, были мысли, метавшиеся в голове. Но магией на уровне одних мыслеформ Уолт не владел: до этого уровня ему было еще дальше, чем до Смертного Железной Бездны. Проклятье! Что же делать? Что сделал с гиле этот смертный, если боевой маг Школы Магии ничего не может? Да кто они такие, эти существа?

Не о том думаешь, Ракура! Соображай, как выбраться! Тебя затягивает неотвратимо, но ведь и второй враг не бьет по тебе лианами, значит, и у этого оружия есть ограничения! Нужно только их найти и… И что? Ты ведь не можешь пошевелиться, Ракура. Отыщешь слабое место, но ничего не сможешь сделать. А что, если?.. Нет. Ни за что. Эта Сила не должна просыпаться. Она не для этого. Что ж, видимо, не избежать очередной Тиэсс-но-Карана.

Проклятье, даже глаза закрыть не удается…

— Йа-а-а-аху-у-у! В Ночь Кровь Перерождающего!

На юге сверкнуло октарином. Локусы Души ощутили мощный выплеск Силы, а следом колоссальный разряд магии ударил по вытянувшемуся черному смерчу и разрубил его, точно топор дровосека гнилую деревяшку.

Ахеса и мага раскидало в разные стороны. Тавил, с неодобрением наблюдавший, как Ахес использует Плеть Похорон, выругался и едва успел поймать товарища в плотный травяной ковер. Откуда взялся этот магический удар? Неужто упыри успели?..

Точно. Вон, подбежали к магу, помогают ему подняться. Кажется, один вдруг упал, но ему никто не помогает. Убоги с ними, надо сваливать отсюда!

— Ахес! Ахес!!!

Вот дерьмо! Его морфе опять начало преобладать, и тело не сохраняет даже ту слабую форму, что удавалось удерживать до этого. Не зря Мастер запретил ему использовать Плеть Похорон, не зря.

Это что же, он теперь один против мертвяков и мага? Против странной магии, аналогов которой Тавил не знает? А если они опять применят тот шар? Что же делать?

А сзади в небо ударил декариновый столп света, и волны холода покатились по земле. Тавил поежился и медленно повернулся.

Хуже не придумаешь.

— Господин маг!

Живущие в Ночи помогли ему встать, а ухмылявшийся Вадлар, жестикулирующий руками, как подвыпивший чародей, вдруг ни с того ни с сего грохнулся на землю. Уолт помотал головой, возвращая ясность сознанию.

Фетису тем временем никто не помогал, а Понтей даже сказал:

— Я тебя предупреждал, мучайся теперь.

— Ничего, — пробормотал Вадлар. — Я сейчас… восстановлюсь.

— Как он сумел выжить, Понтей? Твоя Сфера Ночи там все уничтожила, но он жив и ящик с Ожерельем у него.

— Если бы я знал…

— Не знаю, что вы там делали, но этот свалился на меня с неба и все испортил этим вашим ящиком.

Уолт вскочил на ноги и поменял Свитки. Нет, Волны Смерти пусть подождут. С этими надо разбираться быстро и безжалостно.

— Ничего, бежать они не могут. — Боевой маг злорадно оскалился. — Вон того, который на траве валяется, я здорово потрепал. Как и он меня, стоит признать. Спасибо за помощь, но, позвольте, я продолжу.

Засунуть Убийцу Троллоков в ножны. Достать Свиток Вызова.

Заклинание из Высшей Магии, но настроенное так, чтобы Локусы Души Магистра уровня Уолта смогли оперировать с магией Вызова. А вот маги рангом помельче не раскрыли бы Свиток. Силенок не хватило бы.

Снять блокирующую печать. Настроить фазы Локусов на паттерны Свитка. И — освободить магическую мощь, которая раскроет тайный проход между миром смертных и Бессмертных, впуская в Равалон существо из иного измерения, несущее Весть о том, что договор между смертными и Бессмертными выполнен. Вестник — существо, которое боги и убоги дарят в обмен на жертвы смертных.

Декарин осветил лица мага и Живущих в Ночи. В небеса умчался сияющий столп, обдав холодом окружающее пространство. Затем столп съежился и уменьшался, пока не превратился в высокую фигуру.

Таким Уолт его себе и представлял. Подернутый темным маревом, обладатель таких развесистых рогов, что любой старый олень обалдеет, вместо ног — десятки щупалец, покрытые слизью, мерзкой даже с виду, а когда это выдыхает воздух, то из пасти вытекает зеленоватый дымок. Ну да, и еще здоровая коса с ледяным лезвием, от одного взгляда на которое становится холодно. С таким, гм, точно не пожелаешь встретиться в темном переулке. А если и пожелаешь, — то только врагам.

— Кого?! — проревел Вестник, воздев косу над собой. Вопрос был адресован Уолту, но при этом Вестник так кровожадно посмотрел на упырей, будто для себя он однозначно на свой же вопрос ответил. «Кого?» Вот так вопрос!

Божественный Вестник хотя бы интересовался, не хочет ли Вызвавший его что-нибудь построить. Убоговского Вестника такие мелочи не трогали.

— Тех двоих. — Уолт указал за спину Вестника.

С сомнением окинув взглядом Живущих в Ночи, точно не уверенный в выборе Вызвавшего, а точнее, абсолютно уверенный, что он ошибается, Вестник развернулся и пополз к двум смертным. Двигался он не так быстро, как можно было подумать, исходя из его природы креатуры Бессмертных, но и те двое вряд ли окажутся проворными и смогут убежать. Разве что бросив ящик, но и тогда Вестник будет преследовать их, пока не догонит. А в случае чего обратится к Силе Нижних Реальностей.

О, а один из двоих даже попытался сопротивляться. Десятки лиан попробовали обмотать Вестника, а после того, как он одним взмахом косы превратил их в ледышки, целый рой лепестков, сорвавшийся с выросших из земли цветов, завертелся вокруг него. На лепестки Вестник просто дыхнул, и они растворились в его дыхании все до единого.

У смертных есть шанс справиться с Вестником. Уолт, например, будь он полон сил и Заклинаний и предварительно подготовившись, в компании Удария и Алфеда Лоса смог бы потягаться с Вестником. Те существа, которые прорывались из Нижних Реальностей или из соседних Равалону миров, были подобны Вестникам, и потому боевые маги могли в случае чего разобраться и с ними. Но опять же — заранее подготовившись.

Сейчас бы Вестник разделал Уолта, как повар говядину на котлеты.

Впрочем, сейчас говядиной для Вестника были те двое смертных.

Отступать некуда. Или сражаться и погибнуть от рук убоговского Вестника, или бросить груз… и тогда Мастер накажет так, что поневоле пожалеешь, что не прикончил Вестник. Дерьмо! Маг и упыри слишком обессилили его с Ахесом. Ахес так и вообще почти вырубился.

Морфе уже почти нет, а ведь нужно оставить немного на Розу Перерождения, если Вестник все-таки прикончит их…

Еще попытка. Тавил вонзил руки в землю. Прямо перед убоговской креатурой зашевелилась земля, выпуская салатовые побеги. Сравнявшись по росту с Вестником, трава сплелась, и на ее верхушку поползли лианы, скручиваясь в упругий шар, из которого выросли шипы, покрытые ядовитой жидкостью. Затем колючая верхушка начала раскручиваться вокруг своей оси, а стебель качаться вперед-назад. Пять таких «моргенштернов», выросших полукругом, ударили по Вестнику одновременно. Он махнул в ответ косой, разрезая стебли и замораживая их, но прежде чем лед добрался до верхушек, они отделились и полетели в голову Вестника. Он мотнул головой и поймал три колючих шара на рога. Два вонзились ему в лицо.

Вестник заревел. С лица посланника Нижних Реальностей закапала кровь, серебристо-синяя. Он отодрал шары и не глядя отбросил их. Один чуть не попал в упыря, лежавшего на земле, но его успел отбить маг.

Тавил сглотнул. Кажется, он только разозлил Вестника. Дерьмо! Морфе совсем ослабла.

Вестник решил не церемониться. Он занес косу над головой, вокруг нее зазмеились Знаки, будто впечатывающиеся в реальность письмена, которыми убоги решили раскрасить действительность, затейливые иероглифы, сквозь которые прорывалось безумство, в котором жили все населяющие Нижние Реальности существа. Вестник накапливал Силу для единственного удара, после которого от цели не должно было остаться и следа.

Тавил зажмурился. Видимо, он вернется к Мастеру один и без груза. И понесет все наказание в одиночку. Но сейчас придется погибнуть, иначе эта бестия не отстанет, слышал он о Вестниках — тварях, преследующих свои жертвы до самого конца света…

Сейчас…

Удар должен был быть уже нанесен. Но его не было. Тавил рискнул и приоткрыл глаз. Вестник, удивленный, продолжал держать косу над головой, а Знаки исчезали, а вместе с ними исчезала и Сила, разрушительная Сила, уничтожившая бы Тавила и Ахеса одним ударом.

А потом по Вестнику заскользили тени. Уже различимые в предрассветном мире, они появлялись из гротескной тени самого Вестника и серой сетью опутывали убоговскую креатуру. Похожие на схему смертного, тени покрыли все тело Вестника, с щупалец до головы. И, когда тень легла на рогатую голову, Вестник взревел, неспособный пошевелиться, а его собственная тень начала распадаться на куски. А следом за тенью стал разваливаться и Вестник, брызжа серебристо-синей кровью из расчлененного тела и ревя, как забиваемый бык. Он начал мерцать, выбрасываемый гибелью своего Вызова в мире смертных обратно в измерение Нижних Реальностей. Его части валились на землю, заливая ее кровью и тут же эту землю разжижая.

— Два идиота. Как вы смеете, если Мастер не разрешил вам погибать?

Рядом с Ахесом стоял Затон. Голый, злой, наполовину обвитый тенями. И живой. Тавил вздохнул. А он боялся, что Затон погиб.

— Какого?.. — Глаза боевого мага полезли на лоб.

Глаза Понтея пытались соревноваться с глазами Магистра. Вадлар перевел взгляд с одного на другого и попытался им подражать. Ничего не вышло. Может, глаза на лоб могут лезть только у обладающих расположенностью к магическому Искусству? Кто знает? Может быть…

Единственное, что понял Фетис, причиной перемещения глаз была смерть здорового монстра, созданного магом и наущенного на двух смертных возле крупного прямоугольного ящика. Наверное, монстр не должен был погибнуть или не должен был погибнуть так.

Иукена молча натянула лук и послала стрелы в уже известных противников и вновь появившееся лицо. Странное и непонятное лицо, стоит заметить…

Один враг еще скрывался под черным плащом, пожженным и дырявым, другой сейчас был похож на песчаного ифрита, не имеющего постоянной телесной конфигурации, словно он все пытался вернуться в некую форму и не мог. Третий же был виден достаточно хорошо: кряжистая фигура, широкие плечи, мускулистые руки, волосатая грудь, голова, будто вбитая в тело, и кудрявая бородка торчком. Темная пелена скрывала его ноги, окружив их черными и серыми тенями. Это был гном. Гном со Знаком Отреченного. Совсем как тот, чьи останки Иукена и Вадлар нашли возле развороченного холма.

Нет. Это тот же самый гном. Без сомнений. Ведь Понтей говорил, что Знак Отреченного, имеющий общую для изгоняемых внутреннюю форму, отличается рисунком снаружи, рассказывающим о проступке. Этот рисунок, изображавший нечто вроде хобгоблинов, напившихся и танцующих в обнимку, частично походил на тот, что они видели на останках.

Здорово. Гном-андед, совершенно непохожий на андеда. Чутье Живущего в Ночи упрямо твердило, что гном живее всех живых, что он такой же живой, как и Уолт Намина Ракура, по крайней мере, кровь его живая, несет в себе частичку Жизни, которую некогда Тварец вдохнул в Природу.

А потом гном повел себя неправильно. Не так должен вести себя обычный гном, пусть даже и маг, судя по теням вокруг него. Нижняя его челюсть выдвинулась вперед, зубы увеличились, заострились на концах и покрылись шипами, верхняя челюсть разделилась надвое и свесилась по бокам нижней, уткнувшись в бороду. Лоб стал заостряться, одновременно вперед и вверх. А глаза ушли глубоко внутрь, словно вообще исчезли, оставив в веках провалы.

Стрелы Иукены сломались, не успев долететь. Треснули в полете и развалились, каждая на две части. Фетис мог поклясться, что за миг до этого видел, как из круговорота, клубившегося вокруг гнома, взметнулись серые пятна. Они впились в тени от стрел и разломали сначала их. Упырь непроизвольно уставился на собственную тень.

— Это похоже на трансформу Уккар, — пробормотала Иукена.

Да, действительно похоже. Будь это не гном, а человек — и тогда бы это один в один была трансформа Уккар Живущих в Ночи, чья Сила Крови — Ночная Арфа, умение слышать звуки и подражать им. Но это не человек. Это гном.

А вот незадолго до этого был человек, с которым остался сражаться Нугаро. И его изменение походило на трансформу, но трансформой не являлось. А это изменение гнома уж слишком напоминало трансформу Уккар, но то же самое — не являлось ни трансформой Уккар, ни вообще трансформой… Но, убоги побери, это уж слишком! Ну просто один в один трансформа Уккар!

Не может быть. Гномов-упырей не бывает. Гном-упырь — это… это… это… Это какое-то, уж простите, искажение нормального порядка вещей, строя космоса, структуры мироздания, если на то пошло. История упырей не знала ни одного факта Перерождения смертных не из человеческой расы. Только люди после Перерождения становились носителями Сил Крови Живущих в Ночи. Другие расы, если их кровь пили и давали пить свою упыри, не менялись, а просто умирали. И Жажду кровь других рас не усмиряла, даже, наоборот, иногда усиливала. Иногда и отравиться можно было, если пить кровь не-человека…

Только люди могли стать упырями.

Так что другие расы ненавидели упырей в первую очередь за то, что они не-живые. Наверное, это просто какая-то бессознательная ненависть живого к не-живому. Говорят же, что Природа не терпит пустоты, так, наверное, и Жизнь не терпит не-жизнь…

Да, только люди могли стать упырями.

Но этот гном… Что же он такое?

— Как он сломал мои стрелы? Понтей? — Татгем не торопилась продолжить стрельбу, но тем не менее не спускала глаз с врагов, которые вроде тоже не особо спешили нападать.

— А как он убил Вестника Нижних Реальностей? — отрешенно ответил Иукене Сива, продолжая пялиться на то, что осталось от призванного магом чудища.

— Неизвестно. — Магистр уже пришел в себя и закатывал рукава. — Я не успел засечь магии… и даже гиле, которое он использовал…

— От тебя толку, что во время чумы от лекарства от кашля, маг, — сказала Иукена. — Ты вон даже того песчаного смертного прикончить не сумел.

— А вы прям втроем того растительного смертного на кресте по всем правилам роланского законодательства распяли! — неожиданно зло огрызнулся маг. — То-то он такой мертвый!

— Эй-эй! Мы вроде тех троих должны прикончить, а не друг друга! — встревожился Вадлар.

Магистр выглядел… ну, расстроенным донельзя выглядел Магистр, и расстройство это явно хотел спихнуть на кого-то другого, возможно даже использовав в качестве канала передачи огненный шар.

— Сейчас я этим и займусь, — процедил Намина Ракура.

Разумно не уточнив, чем именно займется маг, — прикончит кого-то из них или тех троих, — Фетис предусмотрительно отодвинулся в сторону. На его месте это сделал бы каждый, завидев, как вокруг мага начинают блудливо извиваться молнии.

Маг вскинул руки над головой и… И не своим голосом завопил:

— Назад!!!

— Возьмите. — Затон, не сводя глаз с врагов, протянул желтую пилюлю, надкушенную с одной стороны. — Она должна была достаться Олексу… Разделите на две части и уходите. Ее действия должно хватить до Диренуриана и дальше.

— Все хорошо, но Ахес совсем не в состоянии… — Тавил с сомнением взглянул на расплывающийся силуэт товарища. — Кажется, там состояние только агрегатное…

Он не спрашивал, почему Затон велит им уходить вдвоем. Тени вокруг гнома и так все объясняли. Мастер ведь строго-настрого запрещал делать это, говорил, что сам толком не знает, чем эта техника, выдернутая из Астрала другого мира, может быть чревата. Кроме одного, весьма печального для Затона, эффекта.

Даже так, значит. А Тавил надеялся, что Затон прибег к другому способу, хоть бы даже и к своей энтелехии.

Затон сунул руку в хоровод теней и вытащил бутылочку со светящимся октарином зельем.

— Полей его этим — и уходите. Я разберусь с человеком и упырями.

— Ты… уверен?

Странно даже. Олекс наверняка умер — и ему было на это плевать. Но Затон… Странно. Почему-то то, что должно произойти, было ему не безразлично. Столько лет спустя после Золотой Лозы… Дерьмовое дерьмо! Самое дерьмовейшее дерьмо из всего дерьма этого мира!

Так Тавил мог смотреть на мир даже без пилюли. Тем более — в такой ситуации.

— Уходить в Тень… это удивительно…

Больше Затон не сказал ни слова. Слова были не нужны.

Октариновая жидкость подействовала сразу — тело Ахеса приняло стабильную форму. Объяснять ему ничего не надо было, его сознание и так витало рядом, следя за событиями. Поэтому когда Затон вскинул руки и предрассветный сумрак стал темнее, словно ночь решила побороться с днем за власть над миром, Ахес, не мешкая, схватил ящик и рванул в сторону Диренуриана, да так, что Тавил едва поспевал за ним. Затон не намерен шутить. Человек и упыри теперь так просто с ним не справятся, даже используй они снова ту огненную хрень.

Однако…

Отдалившись на приличное расстояние, Тавил зачем-то оглянулся. Смысла в этом действии не было. Но почему-то…

Эти слова так и не были произнесены. Прощай, приятель.

Это была словно поднявшаяся до неба стена. Вибрирующая, дрожащая, можно даже сказать живая (но разве в том же смысле, что и упыри), потому что стена была из теней — серых и черных, напоминавших видом своим голодных бхутов из Южной Страны, вечную головную боль местных брахманов-некромагов. Стена выросла вмиг из точки в кругу теней вокруг странного гнома, который походил на упыря, но упырем не был, потому что не бывает гномов-упырей… — Ну и?..

Уолт проигнорировал Иукену.

— Ну и?! — с нажимом повторила упырица. Уолт не реагировал.

— Ну и какого хрена мы бежали назад?! — заорала Татгем.

«А действительно?» — Вадлар со смущением вспомнил, что, когда маг закричал: «Назад!», он первым же и припустил, лишь из-за тумана в голове после применения Посоха Ночи не голося: «Мы все умрем!» — для поддержания атмосферы. Они бежали до тех пор, пока Иукена не оглянулась и, остановившись, не сообщила магу, что она думает по поводу его зачатия безголовой орчицей от отрыжки ее пьяного брата-орка. Маг, надо признать, стойко воспринял откровение по поводу таинства своего рождения и ничего не ответил Иукене, а просто принялся рассматривать голую степь и уменьшившиеся фигурки врагов.

А потом резко выросла стена из теней, и все. И все.

— Уважаемый Магистр, мы, видите ли, кажется, слишком отдалились от цели, — пробормотал Понтей. — Может, стоит вернуться? С этой стеной мы, я думаю, разберемся и с помощью Клинков Ночи, если вы боитесь, что ваша магия не совладает…

— Да не совладает его магия! Лучше бы еще кого-нибудь из Татгем взяли. Мы бы их залпом накрыли, делов-то!..

— Вы слово «интуиция» слышали? На макатыни означает «всматривание», «вглядывание», попросту говоря — «пристальное рассматривание». — Намина Ракура присел на корточки и стал чертить круги на земле. — И вот это пристальное всматривание мне ой как не нравится тем, что оно моему внутреннему взору показывает.

— Внутреннему Взору? — оживился Вадлар. — Да вы прям как упырь!

Уолт так и замер с пальцем, воткнутым в землю.

— Надо же, — деревянным голосом произнес он. — Просто здорово. И чем же я на упыря смахиваю?

«Кажется, он обиделся». — Вадлар криво усмехнулся.

— Ну, у нас есть клан Дайкар, и у них есть Сила Крови, и Сила Крови эта зовется (набор шипящих звуков), что на Всеобщем значит — Внутренний Взор. Вы сказали, что у вас внутренний взор, вот я и подумал…

— В чем дело, маг? Тебя оскорбило сравнение с Живущим в Ночи? Есть проблемы с этим? Можем обсудить. Только не забудь при этом о Союзе Создателей Совершенного Разума.[19] Давай о них сначала поговорим, о том, что они делали, а потом и о кровожадных не-живых…

— Надо же, как много мы знаем, — проворчал Ракура и продолжил рисовать круги.

— Господин маг! — Голос Понтея был каким-то безрадостным. Кажется, он не собирался рассказывать о забавном случае из жизни упырей. — Кажется, интуиция вас не подвела. Вы чувствуете?

Магистр поднял голову и посмотрел в сторону «стены».

— Чувствую. Даже более чем…

Сложно не заметить такого напора тонкого гиле, что существует на уровне яви и не-яви — вроде и есть что-то, во что можно воплотить Силу, а вроде и нет. Последний раз подобный напор тонкого гиле он ощущал разве что во время церемонии поступления — когда на Архиректора совершалось очередное покушение и тот, не рассчитав Силы, взорвал не только комнату с убийцей, но и площадь, где возбужденные абитуриенты, весело переговариваясь, ждали приветственной речи Эвиледаризарукерадина. Хорошо, что это была только отдача удара Архиректора, а не эпицентр заклятия, — мучился бы сейчас с упырями другой, более везучий (или наоборот?) аспирант.

Уолт бросил взгляды по сторонам. Вот оно что. «Стена» загнулась и с огромной скоростью уже смыкалась у них за спиной. Скорее всего дальше она начнет сжиматься. Ага, так и есть. Странно, почему враг не использовал куполообразную форму атаки, ведь так вернее не дать им вырваться. А если бы Уолт воспользовался левитацией? Враг же не знает, какой магией он владеет.

«Стена» сжималась быстро, и Уолт глянул на рисунки. Успеет? Или нет? Какие там еще Свитки остались? На всякий случай надо подготовиться. Хоть свою шкуру спасти… Упыри, конечно, славные ребята, но для себя он всегда на первом месте.

Славные ребята, гм. Фетис уже его с упырем сравнивает. И ведь обидно не сравнение, нет. Обидно, потому что там, глубоко внутри, что-то ухмыляется, услышав подобное сравнение. А это значит, что упырь случайно задел место, которое не должно было «задеваться». Убоги дери, это задание куда сложнее, чем думалось поначалу, перерасход Силы может привести к совершенно ненужным результатам.

Упырь, да?..

Архиректора бы сюда. Не в смысле чтобы помог, а в смысле чтобы вообще поменяться с ним местами — он с Живущими в Ночи пускай любезностями обменивается, а Уолт с удовольствием посидит на его золотом унитазе.

— Эй-эй-эй! — завертел головой Вадлар. — А это что еще такое вокруг нас?

Так, уже и упыри заметили.

— Противник смыкает стену из теней. По всей видимости, собирается нас раздавить или поглотить. Мы, как дураки, остановились, и он окружил нас. Никто не видел, как он строил стену с боков и сзади, ну да, видимо, он просто послал тени во все стороны, вот мы их и просмотрели. — Уолт замолчал. Понятно! Вот почему он не создал купол! Это все объясняет и…

— Кажется, господин маг что-то придумал, — сказал Вадлар Понтею.

— Придумал, — согласился Уолт. — Уважаемая Иукена, не могли бы вы выстрелить в приближающуюся стену?

— Иу, не спорь, пожалуйста, — предупреждающе попросил Понтей. — Сделай, как говорит господин маг.

Упырица молча подняла лук. Две стрелы унеслись в сторону сплетенных теней, без сопротивления вонзились в них и исчезли.

— Понятно, — пробормотал Уолт.

— Я потратила две Стрелы Ночи на то, чтобы ему что-то стало понятно, — проворчала Иукена. — Лучше бы свои огнешары швырнул.

Шипение пламенного разряда прервало речь Татгем. Фаербол умчался в сторону «стены» и был так же без вреда для себя ею поглощен. А сама стена находилась уже рядом.

— Понятно, — повторил Уолт. И посмотрел на небо, где звезды готовились отправиться по домам. — Понятно. Уважаемые Живущие в Ночи, прошу вас сейчас только об одном.

— О чем? — явно предвкушая феерическую игру Заклинаний с кучей световых и разрушительных эффектов, поинтересовался Вадлар.

— Сильно не пугайтесь, — попросил Уолт, присел и хлопнул обеими руками по кругам.

И наступила тьма.

Затон Ушел в Тень. Ни он, ни даже Мастер не знали до конца, что это значит. Просто, сумев заглянуть в Астрал иного мироздания, Мастер сказал Затону, что это умение называется именно так — Уход в Тень. Вызов мириада сущностей, полуреальных, полусуществующих, призыв креатур, что в ином мире обладают и телом и кровью, но в мире этом подобны теням, черно-серым слепкам действительности, — вызов и слияние с этими сущностями — вот что такое Уход в Тень. Высшая техника его морфе, в чем-то даже превосходящая энтелехию, но существенно уступающая ей в одном простом пункте.

После энтелехии у Затона не было шансов умереть.

После Ухода в Тень — шансы значительно повышались.

Однако…

— Получай, тварь! — Удары сыпались один за другим. Затон уже не чувствовал боли, только толчки, а душа никак не хотела покидать тело. Почему? Почему его просто не убьют? Почему не вонзят нож в грудь, в живот, в горло? Почему ему всегда оставляют жизнь? Ведь он слаб и сам не может наложить на себя руки, не способен лишить себя дара Кузнеца Гор, который рассыпал Угли из Горна в горах и дал жизнь Подгорным Народам.

Иногда казалось, — все, довольно, больше он не может терпеть унижений и позора, что он готов затушить Уголь из Горна, и предстать перед Кузнецом в его Кузнице, сгорая от стыда и бесчестья, и быть растолченным в новые Угли, вместо того чтобы стать Подмастерьем и помогать Кузнецу. Но каждый раз страх перед окончательным небытием гнал его с моста, выдергивал из веревки, отбрасывал нож от вен, возвращал в теплый город…

— Скотина! — Совсем молодой гном, с небольшой темной бородкой, неумело ударил его в нос. Кровь забрызгала кулак гнома и тот рассвирепел еще больше. Схватив Затона за шею, он принялся душить Отреченного, вдобавок молотя его головой о мостовую. Кажется, это отрезвило его товарищей, таких же молодых гномов, как и он сам.

— Эй, полегче, убьешь Проклятого и запачкаешь душу! — Другой гном дернул вошедшего в раж за рукав. — Только Кузнец имеет право погасить его Уголь! Не вздумай гневить Кузнеца!

Гном опомнился и отпустил Затона. Поднялся, брезгливо отряхнул руки, ударил сжавшегося Отреченного ногой.

— Идемте, — бросил остальным.

— А с этим что? — спросил кто-то.

— Пусть валяется здесь. Подохнет — так сам виноват. Мы ж его не убьем? Тут вечером крысолюды лазят — может, его на ужин себе пустят.

Шумно переговариваясь, компания удалилась, оставив избитого Затона в темном переулке, заваленном мусором. В тот момент он думал, что вот он — конец. Что наконец-то все. Что молодые гномы сделали то, на что не способен был даже он сам.

Отреченный.

Тогда вспомнилось — как крепкие жрецы тащат его к алтарю, как Наместник Кузнеца под Горой неторопливо зачитывает приговор:

— За непослушание Заветам и обращением к Запретному — да будет наказан. За Сотворение Неподобающего — да будет наказан. За обращение к Знаниям Бездны — да будет наказан.

Он не знал, не думал, что его безобидная игрушка, способная говорить несколько слов, Неподобающее. Он не знал, не думал, что должен спрашивать разрешения, когда делал только для себя. Он не знал, не думал, что брошенные жрецу слова — «А зачем жить без нарушения законов?» — крамольны.

Он не знал, что это карается Отречением.

Когда Знак Отречения ставится гному — тот больше не может находиться в горах. Его гонят из гор, он не может к ним даже приблизиться, он для Духа Гор навсегда Порченый.

Когда Знак Отречения ставится гному — ни один другой гном не поможет, даже если Порченый будет умирать у него на глазах.

Когда Знак Отречения ставится гному — каждый гном должен гнать его от себя и выдворять из мест поселения Подгорного Народа вне гор.

Когда Знак Отречения ставится гному — любой гном может сделать с ним что угодно, даже продать в рабство, чего никогда не сделает по отношению к соплеменнику.

Разве что убить носящего Знак Отречения не могут другие гномы. Впрочем, сам Знак Отречения делает это вместо них. Гном, которому ставили Знак Отречения, предпочитал уйти из жизни, чем влачить жалкое существование.

А он не смог.

Может, он теперь умрет? И не придется уходить из города, когда за стенами бушуют метели. А здесь хоть немного, но теплее…

Так хотелось умереть…

Кто-то легко поднял его тело на воздух. Быстро разжал рот и влил в глотку отвратительную на вкус жидкость. Затон мелко задрожал, все тело будто жгли огнем, он закашлялся, всей грудью вдыхая воздух…

Нет. Он не хотел жить.

Пожалуйста, не надо. Прошу…

— Как интересно, Ахес. Ты только посмотри, это же гном-Отреченный. Впервые такого вижу. А ты?

Второй промолчал. Как потом оказалось, Ахес вообще не любил отвечать на очевидные вопросы.

— Почти уже умер. Ничего не напоминает, а, Ахес?

— Не надо…

Затон висел на руках второго, молчаливого, и первый наклонился, глядя ему в глаза.

— Вот даже как, — протянул он. — Нет, такие настроения мне не нужны. Если получил Знак, значит, за дело. Гном, который сделал нечто такое, за что получил Знак, мне пригодился бы. Особенно если звезды указали на него. Так что… Прислони его к стене, Ахес.

Потом первый что-то сказал второму, и тот удалился. Затон почувствовал, как начинает болеть тело, значит, вернулась чувствительность, значит, силы потихоньку восстанавливаются.

А потом вернулся второй. И его жизнь навсегда изменилась. Потому что Ахес положил перед ним головы молодых гномов, совсем недавно издевавшихся над ним.

— Сможешь так делать, если будешь жить дальше, — сказал первый — тот, кого он скоро назовет Мастером. — Если сможешь жить дальше. И твой Знак ничего не будет значить.

Он взял в руки одну из голов. Внимательно осмотрел ее. И засмеялся.

Кажется, теперь было ради чего жить…

Благодаря Мастеру он смог пожить еще немного. Благодаря Мастеру он сумел творить, не обращая внимания на Запреты Гор. Благодаря Мастеру…

«Спасибо, Мастер. Я смог пожить. Теперь можно и умирать. Благодаря тебе моя смерть будет иметь смысл. Ради тебя, Мастер, я готов умереть».

Тени смыкались над упырями и человеком. Кажется, они попытались ударить в тени стрелами или даже огнешаром. Бесполезно. Все, у чего есть тень, просто еще не часть его теней. Еще не — но вот-вот уже…

Когда его тени сомкнутся над магом и не-живыми, они станут подобны теням, сквозь которые сейчас мчит его душа. После этого он поживет еще немного. И хватит. Он должен был умереть еще тогда, в грязном, вонючем переулке.

«Я достойно отплачу, Мастер? Я достойно воздам за подаренную мне жизнь? Что за?!»

Все исчезло. Прежде чем Затон понял, что исчез не мир, а его чувства перестали воспринимать мир в Тени, безумный страх Ничто вышвырнул его из реальности Тени в обычный мир. Он был готов умереть, но не так, чтобы просто исчезнуть, — разум мог обманывать сам себя, но жить хотелось, хотелось еще немного пожить, пускай еще чуть-чуть, но пожить.

Он выпал из Тени и ничего не увидел. Вокруг была чернота и не было его теней. Это было не его рук дело, он знал закон для мира Теней — тени только там, где есть свет. А вокруг света не было. И не было его теней. Они исчезли в тот же миг, вся армада, что была вызвана его Уходом в Тень, все мириады серых и черных призраков, незаконных детей Света и Тьмы — исчезли все. И чернота вокруг не давала воззвать к ним, не давала призвать даже самую слабую тень. Об Уходе можно было и не думать. Затон стиснул кулаки.

Так просто победить его? Так просто лишить послушных ему орудий? Вот так вот просто — проиграть? Нет. Нет!

— Что? Это?. Было? — раздельно произнесла Иукена, после того как выплюнула весь песок изо рта.

Уолт продолжал хлопать себя по ушам — ему казалось, что там остались ошметки земли.

— А я испугался! — поделился Вадлар. — Уж думал — Ночь в свои Чертоги меня грешного забирает! Все так сдавило, воздуха нет, под руками то ли задница Понтеюшки, то ли Иукеночки, так и не разобрал, как ни щупал. Признавайтесь, кто из вас это был?

— Великолепно, господин маг! — Понтей восхищенно смотрел на Уолта. — Так быстро распределить функторы Призвания Духов и скооперировать элементы магии Земли! Просто великолепно! Это же были тульпы, да? Как здорово вы с ними разобрались! Таким интересным образом использовать корреляцию Принципов в нашей реальности!

— Может, подаришь ему надел в своих владениях? — прищурилась Иукена. — Будешь приезжать к нему по утрам перед сном, беседы о судьбах магии вести? А то я вижу, что ты такой понятливый, все разумеешь, не то что мы, простые смертные, нас ведь другие вопросы интересуют.

— Ага! — кивнул Вадлар. — Меня вот, например, интересует, чья же все-таки там задница была? Или Понтей поправился, или Иукена похудела. Ой… — Фетис закрыл руками рот, но было поздно.

— Что ты сказал? — ласково спросила Иукена, наложив на тетиву сразу две стрелы и прицеливаясь в Вадлара. — Я ослышалась, или ты назвал меня толстой?

— Нет-нет, что ты, я имел в виду, что просто относительно Понтея твоя задница как бы мягче и приятней. Но та задница была слегка деформирована сложившимися обстоятельствами, я щупал-щупал, ну и подумал, что твоя должна быть больше… А, нет! Я имел в виду — приятней на ощупь, такая румяная, в смысле, милая и обстоятельная, со всех сторон. Ну, Иукеночка, ну я же не говорил, что ты толстая, даже наоборот, я говорил, что твоя задница просто… э-э-э… значительнее, что ли?

«Сейчас наш отряд уменьшится еще на одного члена», — подумал Уолт. Ну что ж, спасибо хотя бы за то, что отвлек упырицу и не нужно ей ничего объяснять, пусть это даже, судя по решительному лицу Татгем и нерешительному дерганью глазом Сива, последнее хорошее дело, что Фетис сделал.

Уолт оглянулся. Сзади высился очередной за сегодня рукотворный, точнее — маготворный, земляной холм колоссальных размеров. А именно таких, что в высоту был немногим выше теневых «стен», окруживших Магистра с упырями, а в радиусе точно охватывающих эти «стены».

Все очень просто. Тени, объединившись в мощное магическое поле, поглощали магические и физические объекты. Поодиночке на такое они не были способны, но гном количество перевел в качество. Однако гилетическая структура магических теней даже в новом полевом состоянии несла в себе уязвимость — тонкие взаимоотношения метафизик Света и Тьмы, порождающих Сумерки и Тень в своем полагании себя друг в друга, определяют существование магии теней, пусть даже и такой, что не похожа на магию теней, известную Уолту по курсам Школы, определяют в том смысле, что Тень возникает только там, где Свет склоняется перед Тьмой, а Тьма подчиняется Свету. Нарушь баланс в пользу одной из сторон — и Тень уйдет, как слуга, которому нет места на празднике господ, отойдет в сторонку и будет ждать случая, когда он снова сможет проявить себя.

Магия Тени. Магия создания магических теней — тульп. Четыре магических Начала знает мир Равалона, четыре Принципа, что предшествуют Материи и Духу, Стихиям и Элементалям, Живому и Мертвому, Мужскому и Женскому, Флоре и Фауне, Естественному и Искусственному. Это Тьма, Свет, Сумерки и Тень.

Тьма и Свет — основные Начала, самые фундаментальные, им подчинены Сумерки и Тень, Стихии и Элементали, основные Принципы магического манипулирования реальностью. По крайней мере, в мире Равалона с его Небесами и Нижними Реальностями. В других мирах, как говорили им в Школе, Сумерки и Тень, будучи производными от Тьмы и Света, могут сильнее влиять на магические процессы. В Равалоне же Сумерки в основном использовались в магии Сокрытия, Тень — в магии Проникновения: тени идеально подходили для прослушивания комнат или наблюдения за другими смертными. Тульпы, магические тени, легко добавлялись к естественным теням, легко удлинялись, проникая в незаметные щели, но все это требовало проведения определенного ритуала. Хороший амулет легко блокировал созданные волшебством тульпы. В боевой магии слабому волшебству Тени так и не нашлось места. Однако кто-то сумел каким-то образом приспособить ритуальную и, как следствие, требующую много времени для осуществления магию Тени к сражению.

Гм, сначала человек, которому магические удары что горох об стенку, теперь гном, который использует Тень для боя. И оба не упыри, хоть и похожи как две капли воды на упырей…

Хорошо, что с гномом удалось так быстро разобраться.

Стоит признать, что восторг Понтея по поводу успеха Магистра был не совсем обоснованным. Уолт готовил удар магией Земли, надеясь Земными Волнами пробить сжимавшуюся ловушку из теней. В конце концов, Земля — лучшая из Стихий, которой мог управлять Уолт, недаром Джетуш Малауш Сабиирский присмотрел его к себе в аспиранты, хотя любимой Стихией Уолта был Ветер. Впрочем, времени на любимую трудоемкую Стихию не было совсем, и Намина Ракура работал с тем, к чему были лучше всего приспособлены его Локусы Души, и так изрядно уже потрепанные. Обращение к сложной Стихии могло окончательно их подорвать. Впрочем, это к делу не относится. Другое дело, что когда Уолт обнаружил, что «стена» загибается, но открытым остается небо над ними, он решил проверить одну догадку. Ни стрелы Иукены, ни его огнешар вреда «стене» не причинили, а значит и Земные Волны могли напрасно потратить Силу. Оставалось заставить тени исчезнуть, а для этого нужно заставить исчезнуть или тьму или свет, предоставив свободу править одному из Начал. Свет нельзя использовать — неизвестно, как бы на него отреагировали Живущие в Ночи. Да и обращаться к нему не было сейчас возможности. И тогда Магистр перенаправил поток подготовленной Силы из одной формы в другую, заставив землю вокруг «стены» расти и покрыть клубок теней подобно крышке, накрывающей кастрюлю. Даже свет звезд и Небесного Эфира не мог проникнуть сквозь эту «крышку». Там, под ней, остался и враг, управлявший тенями. По всей видимости, на длительный срок. Без своих теней он будет выбираться из холма ой как долго.

Расчет оправдался — тени исчезли, и элементали Земли, призванные перенести их сквозь магически возведенный холм, не встретили на своём пути ни одного препятствия, разве что одежда и сумки Татгем и Сива слегка испачкались да неприятно скрипел на зубах песок. Гм, с такими «потерями» можно смириться.

Иукена выпытывала у Фетиса его последнее желание. Вадлар объяснял, что его последнее желание — иметь бесконечное количество последних желаний, а Понтей всматривался в сторону Диренуриана.

— Надо поспешить, — повернулся он к Уолту. — Они недалеко убежали.

— Хорошо, — кивнул Магистр. — Их двое, и их способности мы знаем. Думаю, проблем с ними быть не должно.

Холм сзади лопнул. «Кастрюля» разлетелась, барабаня земляными ошметками.

— Убью! Всех убью!

«Как он смог?» — единственное, о чем подумал Уолт, уставившись на идущего сквозь развороченный холм гнома, подобного небольшому вихрю. Тульпы вертелись вокруг него так стремительно, что возникающий ветер с легкостью поднимал в воздух небольшие валуны. Будто призраки окружили гнома, призраки, не успокоенные своей смертью и жаждущие обратить в призраков все живое.

«Он должен был остаться тай, замурованным. — Уолт стиснул зубы. — Если только…»

Если только гном не смог как-то, хоть на секунду, создать свет. Этого ему могло хватить на формирование такого количества тульп, что холм просто не выдержал. Ведь тульпы — не обычные тени, которые отбрасывают предметы и смертные. Это креатуры Тени, а значит, они обладают материальными характеристиками, а значит — масса, объем и все такое…

Свет? Выбора не остается.

— Живо уходите! — бросил Намина Ракура, сжав кулаки. Видимо, придется почерпнуть Силу у Свитка Светлого Изничтожения, и сразу надо будет задействовать Свиток Исцеления. Магия Света, особенно боевая ее разновидность, опасна не только для тех, против кого направлена, она способна быть беспощадной и к пользователям. А с его нынешним состоянием Локусов Души…

Догоняйте ту парочку, пока она не успела скрыться. А с гномом я буду разбираться сам. — Уолт быстро перебирал формулы мыслеобразований. Гном особо не спешит, возможно, сам уже на пределе, но оставлять такого врага за спиной, думая, что он слаб, не стоит, ой не стоит. В свое время Уолт сполна за это поплатился. Прошлых ошибок нельзя повторять. Никогда и ни за что.

— Пошел вон, маг.

Презрение и гордость. Презрение — к нему, Уолту. Гордость — к себе.

Иукена хлопнула себя по куртке, которая ответила ей декариновым свечением — и две иглы сами легли ей в левую ладонь, преображаясь в Стрелы Ночи.

— Я разберусь с ним.

— Иу…

— Не вздумай мешать, Понтей.

Гном остановился, и из теневого вихря взвилась тульпа — огромная, раза в два больше огра.

— Но Иу, он ломал твои стрелы.

— Я знаю, что делаю.

— Мне, конечно, все равно, однако я не уверен, что вы справитесь с ним.

— А твое мнение, маг, мне совсем не интересно. Просто заткнись и делай свое дело. Догоните и заберите это клятое Ожерелье, наконец. Теперь, когда враги ранены, великий и могучий маг ведь сможет это сделать?

Тульпа напоминала вставшего на дыбы «дракона», расправившего крылья. До атаки «дракона» оставалось немного, Уолт это понимал, но эта чокнутая упырица действительно решила, что способна потягаться с подобным врагом. Ни одна ее стрела не достигнет цели. Гном тульпами будет ломать их на подлете. Почему она этого не понимает?

— Иу… — С лица Понтея можно было рисовать картины райтоглорвинских мучеников. — Ты не можешь…

— Я все могу. — Упырица в упор глянула на Сива. — Ты же знаешь — мне нет смысла здесь умирать. И я не умру. Мне еще многое предстоит сделать.

«Дракон» взвился в воздух и начал падать на их четверку.

Ударить пульсаром, не облекая Силу в стихийную форму, чтобы было меньше тени от магического удара? Вдруг он успеет достигнуть «дракона», прежде чем тульпы настигнут пульсар?

Убоги дери, из-за этой дуры от Света придется отказаться.

— Смотри, маг. — Татгем натянула тетиву. — Смотри, как я превзойду тебя.

Она выпустила обе Стрелы Ночи одновременно. Как при этом одна из них помчалась в «дракона», а другая в гнома — для Уолта осталось загадкой. Магии он не ощутил. Так послать стрелы…

Впрочем, об умении эльфов с Заморских Островов стрелять и не такое рассказывают. Но одно дело слушать, а другое дело — видеть собственными глазами.

«Она думает отвлечь гнома от стрелы для «дракона» стрелой, предназначенной ему? Он же просто пошлет к ним больше тульп…»

Так и случилось. Тульпы потянулись от теневого вихря к теням Стрел Ночи быстро-быстро, словно пытаясь обойти их в скорости.

Может, швырнуть пульсар? Гм, а толку? Лучше приготовиться к защите, пока эта дура поймет тщетность своих попыток, пока Живущие в Ночи отойдут на достаточное расстояние, чтобы Свет не нанес им вреда…

Что?

В тот миг, когда тульпы почти коснулись теней стрел, Стрела Ночи, направленная в гнома, обратилась в шар ярких молний, полоснувших по тульпам и уничтоживших и те, что тянулись к ее тени, и к тени Стрелы, посланной в «дракона».

«Так вот почему она использовала две стрелы! Чтобы их тени были рядом! Так она могла легко защитить их вместе этими молниями!» — Уолт глянул на Иукену. А она не так проста, как кажется. Ведь он тоже мог бы ударить Четверицей, переплетя Стихии так, чтобы одни прикрывали другие, но ему и в голову не пришла подобная мысль. Боевой маг, называется. Позорище ходячее, как ты вообще экзамены сдал?

Второй шар молний тем временем развеял «дракона» над ними. А Стрела Ночи, первой обернувшаяся в молниевый клубок, тем временем почти достала гнома — и только выросшая перед вихрем тульпа не дала Стреле ударить.

— Видел, Понтей? Я уже поняла, как победить его. Поспешите вернуть Ожерелье и отомстить за Огула.

— Иу… Иукена!

Татгем и Сива мерили друг друга взглядами.

Фетис многозначительно молчал. Кажется, происходящее слишком серьезно, чтобы он мог позволить себе замечания. Ох уж эти парочки! В вопросах близости упыри мало чем от остальных смертных отличаются, разве что от кивалов, но от них вообще в вопросах любви все смертные отличаются.[20]

— Иукена… Я знаю… Тебя не переубедить… Ты… Ты считаешь его ступенькой на этой дурацкой Лестнице… Но не вздумай, слышишь? Не вздумай доказывать себе, что ты все можешь! Не сейчас, слышишь? Скоро рассвет. Измотай его и отступай. Не втягивай себя в схватку. Слышишь?

Татгем молчала. Смотрела на Понтея и молчала. Молчала, натягивая тетиву и выпуская три стрелы по тульпам, которыми гном снова попытался их достать. Молчала, когда молнии уничтожали тульпы и гном вопил от ярости. Молчала и слушала.

— Ты… Прошу тебя… Не умирай. Только не ты. Ты же знаешь. Ты же помнишь. Ты… Ты дала мне новый смысл жизни! Не смей отбирать его!

Рука Иукены, державшая лук, дрогнула.

— Дурак, — прошептала упырица.

— Иу… Ты что творишь?!

Фетис деловито завалил Понтея на землю, схватил за шиворот и потащил. Понтей судорожно схватился за сумку, когда из нее выпал какой-то прибор, похожий на изогнутый зигзагом молоток.

— Если она себе что-то в голову вобьет, то это из головы обратно только дубиной и вышибешь, Понтеюшка, ты как будто и не знаешь.

— Отпусти меня!

— Да и вообще, в чем проблема? Сейчас разберемся с теми сволочами по-быстрому и вернемся помогать Иукеночке. Она даже не заметит, что мы уходили.

— Немедленно отпусти!

— Нечего терять время. Двигаем уже.

А потом Вадлар прошипел что-то на упырином, и Понтей сразу перестал сопротивляться.

Татгем продолжала расстреливать тульпы, гном посылал их все чаще и быстрее, но Стрелы Ночи упырицы пока обгоняли магические тени. Кажется, она действительно держала ситуацию под контролем.

Гм, так вот что чувствуют, когда ощущают себя ненужными? Уолту на миг показалось, что он посреди бескрайней пустыни, которой до него лишь одно дело — чтобы он поскорее включился в обмен веществ, в ней происходящий. Он догнал Понтея и Вадлара, думая о том, что пора уже показать, на что способна боевая магия Школы Магии. Хотя Феникс — это не просто один из приемчиков из арсенала боевых магов, это одно из разрушительных атакующих Заклинаний. Убогов гном, так испортить все впечатление от его магии! Ну что, так тяжело было умереть?

Уолт от всей души пожелал упырице прикончить этого гнома-не-гнома.

— Есть шанс, что мы все-таки догоним их еще до Диренуриана. Однако если они успеют войти в него, придется последовать за ними. — Понтей старался не оглядываться на Иукену. — Ожерелье слишком опасно, карлу не должны получить его.

— Проще его вообще уничтожить, — заметил Фетис. — Господин маг, вы будете призывать какое-нибудь существо?

— Нет, — покачал головой Намина Ракура. — Готовых Свитков у меня нет, а проводить ритуал слишком долго. Так что придется на своих двоих. Уважаемый Сива, а разве карлу будут рады нашему появлению, если мы к ним вот так без приглашения?

— Лангарэй поддерживает отношения с Диренурианом, — пробормотал Понтей. Было видно, что мыслями он далеко. — К тому же, если эти двое успеют войти в Лес, одолев Стражей, думаю, уйдут они все-таки недалеко. Главное — нам успеть настигнуть их и быстро выбраться с Ожерельем из Леса.

— Ладно, — пожал плечами Уолт. — Дипломатические тонкости оставляю на вашей совести. Предлагаю бежать.

— А что нам остается? — усмехнулся Вадлар и побежал.

Уолт пристроился за ним следом. Последним был Понтей. Сива еще успел что-то громко прошипеть Иукене. Та вроде бы не ответила. Или Уолт уже отбежал далеко и не слышал ее ответа.

Понтей быстро поравнялся с ними.

Впереди в предрассветной мгле виднелся Диренуриан.