Проклятая кровь. Похищение

Глава девятая Смысл жизни

— Назад, тварь!!! — Крик рвался из груди, ветер бил в лицо, и стрелы веером неслись в небо, чтобы вернуться разрядами молний и обратить в ничто скользящие по степи тени, устремившиеся было следом за Живущими в Ночи и магом.

Приходилось постоянно перемещаться с места на место. Убогов гном скользил над землей, будто на крыльях, пытаясь обогнуть Иукену и избежать встречи с ее Стрелами Ночи. А еще эти его тени (тульпы? так их назвал Понтей?), которые одна за другой отделялись от вихря вокруг него и мчались во все стороны, чтоб их! За ними приходилось следить особо, ведь просыпающийся мир еще пребывал в предрассветном состоянии, и тульпы оказались трудноразличимы даже для упыриного взгляда Татгем. И пускай это был не Внутренний Взор Дайкар, но Татгем тоже славились своей Силой Крови, и взгляд в нем занимал не последнее место.

Поэтому Татгем всегда были лучшими лучниками среди упырей, способными потягаться в стрельбе даже со Светлейшими эльфами, признанными стрелками Равалона. Хотя об этом мало кто знает, вернее, только Живущие в Ночи и знают.

Быстрая стрела может убить мага. Тебе ведь это нужно?

Опять вспомнилось не ко времени. Впрочем, взгляд Понтея многое напомнил…

Ох, убоги дери!

Сзади неожиданно взметнулась тень, и только интуиция Татгем, то чутье, что возникло у нее, когда жизнь с кровью покидали ее тело, а она глотала чужую кровь, позабыв и кто она, и что делает, и зачем… только инстинкт Гения Татгем позволил ей согнуться назад и выпустить стрелу прямо в тульпу, занесшую для удара когтистую лапу.

Октариновый всплеск, спутник Стрелы Ночи, пошедшая рябью исчезающая тень — и все.

А теперь выпрямиться. И призвать новые «стрелы» с куртки. Прицелиться. Упредить. И выстрелить. Теперь она не позволит зайти себе за спину. Убогов гном больше не сможет так сделать. Неважно, как он это сделал — больше этого он сделать не сможет.

Потому что она Гений Татгем. Потому что у нее еще есть, что делать.

Потому что… Потому что Понтей просил ее не умирать.

Затон нервничал и злился.

Треклятая упырица! Треклятая Татгем с их треклятой Силой Крови! О ней Мастер знал немного, но одно — точно: Татгем являются превосходными лучниками. И не ошибся: стрелы упырицы были меткими, еще ни одной тени не удалось обогнуть ее и погнаться за преследующими Тавила и Ахеса смертными. И это сейчас, когда дорога каждая секунда!

До рассвета оставалось недолго, но рассчитывать на Воздействие было нельзя, Живущая в Ночи может оказаться Высочайшей, а Бродящие под Солнцем способны долго выдерживать Воздействие. Так что прикончить ее — самый быстрый способ от нее избавиться.

Но ее стрелы быстрее его магических теней и били магическими разрядами сразу в несколько. Он уже попробовал разные комбинации нападения, посылал с десяток теней одновременно с разных сторон, насылал тульпы, прикрывая их другими магическими тенями, забрасывал тульпы в небо в виде «драконов» — упырица успевала поразить их все. О том, чтобы уничтожать стрелы через их тени до того, как стрелы успеют поразить тульпы, не могло быть и речи: молнии уничтожали посланные против стрел магические тени еще до того, как они успевали приблизиться. Упырица вдобавок избрала хитрый способ атаки — посылала одновременно несколько стрел по прямой и под углом, прямо Светлый эльф, со скуки решивший выиграть человеческий турнир лучников. Приходилось не только атаковать эту бестию, но и прикрывать себя тульпами от стрел, сыплющихся с неба. Морфе обычно справлялась с такими ранами, но эти стрелы были необычны, и несколько Уходов в Тень подкосили его — больше он не мог совершить Уход, а морфе было нестабильно.

Я уже покойник. Как и тогда, внутри холма, где только световая вспышка, выдумка Мастера, помогла призвать тени и выбраться. Я уже почти мертв. Мне уже нечего ждать от этого мира. Я боюсь умереть. Но я умру. Очень скоро. Но тогда и упырица отправится на тот свет, чуть раньше меня, и сдохнет, сжигаемая своим мертвым огнем. А потом надо догнать ее дружков и прикончить тоже. Или хотя бы задержать. Если бы не та пламенная птица…

Даже маг был бы мертв. Обычно никто не ждет от теней таких способностей, какие есть у его тульп. Не один маг умер, изумленно шепча: «Невозможно…»

Да, Мастер? Невозможно? Для тебя нет ничего невозможного.

Как и для меня — сейчас.

Умирать страшно. Умирать — это так страшно. Но — пора. Теперь действительно пора. Убить упырицу. И убить ее товарищей. И умереть. Умереть, боясь смерти.

Руки перестали дрожать. Затон глубоко вздохнул. «Вот как? — с веселой злостью подумал он. — Оказывается, со страхом можно договориться. Прямо как убог: принести ему в жертву всего себя — и он даст тебе сил. Ну что ж, спасибо. Теперь я…»

Клубок молний пролетел совсем рядом, лопнул, осыпав гнома белоснежными иглами, вокруг которых, словно гирлянда, растянулись ряды декариновых квадратов с магическими знаками по краям. Это было что-то новенькое… Весь левый бок взорвался от боли, вихрь теней-призраков мгновенно распался, всасываясь в землю, а те тульпы, в которые белоснежные иглы попали, нависли над Затоном, подняв над собой тонкие линии рук с крупными когтями. Глаза гнома расширились, и он осознал, что эти тульпы не подчиняются его приказам и что сейчас они…

Руки теней разом удлинились, опускаясь и нанося удар. Более того, прямо перед самым прикосновением к телу Затона тульпы втянулись в свои руки, а когти достигли исполинских размеров, покрывшись вдобавок острыми серыми шипами. Затон не успевал призвать тени для защиты. Все происходило слишком быстро. Он не был готов к тому, что его собственные создания предадут его.

Когда из разрываемого тела потоками хлынула кровь, Затон закричал.

Умирать — больно.

Ну вот и все. Иукена опустила лук.

Особая Стрела Ночи из ее арсенала. Понтей сумел создать только четыре таких, да и то не был уверен, что они работают как надо. Она не должна была брать их с собой, Понтей просил ее об этом, зная, что в критической ситуации она наверняка воспользуется ими, а как они подействуют, точно неизвестно. Она пообещала не брать. И обманула.

Повелевающие Стрелы Ночи были созданы Понтеем специально для нее. Стрелы, которые не только превращались в разрушительное заклятие, но и могли передавать ее мысленный импульс, психопоток ограничений, ментальный приказ, простой, как, например: «Стоять», «Лежать» или чуть более сложный: «Напасть на этого смертного». Поразив любое существо, материальное, магическое или спиритическое, Повелевающая Стрела Ночи подчиняла его власти ментального приказа. Однако существа с хорошо развитой системой воли или обладающие магическим потенциалом, превосходящим Силу Стрел, могли сопротивляться им. Видимо, волей или Силой создания гномы были слабее сработанного Понтеем оружия.

А когда-то она ненавидела все магическое.

Наложив на тетиву три обычные Стрелы Ночи, Иукена стала неторопливо приближаться к растерзанному собственными тенями гному. Приходилось осторожничать, один раз она уже видела его останки, точнее — остаток. А потом он появился снова, жив-живехонек, будто Перерожденный после Перерождения. И, между прочим, даже прикончил убоговского Вестника. Умирать подобно креатуре Нижних Реальностей Иукена не собиралась. А потому через каждые три шага посылала Стрелы Ночи в труп (труп ли?). Пронзая его насквозь и вонзаясь в землю, стрелы дрожали от переполнявшей их магической энергии, готовой высвободиться, только пожелай этого Иукена.

Семь стрел — по одной в конечности и три в тело. И восьмая. Прямо в голову. Гном не отреагировал. Мертв? Лучше, конечно, на всякий случай взорвать его, разнеся на мелкие кусочки. Даже если этот гном после такого сможет себя регенерировать, то хотя бы на собирание всех кусочков в единое целое уйдет немало времени. Вполне достаточно, чтобы догнать остальных, вернуть Ожерелье и — в Лангарэй, к обычной жизни.

Да… К обычной жизни упыря… Иукена усмехнулась. Могла ли она тогда подумать, кем станет? И для чего? Нет, конечно. Тогда обычной жизнью было нечто иное. Совершенно иное. Тогда…

Накопившаяся в Стрелах Ночи Сила требовала выхода, и Иукена не собиралась ей мешать. Отойдя на достаточное расстояние, она дернула тетиву. В тот же миг гигантская молния ударила из земли в небо, словно пытаясь задержать уходящую Ночь. Тело гнома частично должно быть испепелено, частично разлететься по сторонам. Можно уходить, догонять команду, а то скоро Проклятый Путник начнет свой ход по небосклону. Татгем непроизвольно коснулась левого бедра. Там на всякий случай ждал своего часа фыршх — небольшое магическое существо, созданное Постигающими Ночь и готовое в любой момент вырыть небольшую подземную пещеру, где мог бы укрыться от Воздействия Живущий в Ночи. Его придумали недавно и мало кому выдавали. Понтей, имевший какие-то связи с Постигающими, достал несколько фыршхов на всякий случай. Иукена знала, о чем он в первую очередь беспокоится — о ее мести и о необходимости странствовать чуть ли не через все Серединные Земли. Один раз она даже вспылила, заявив, что если Понтей о ней тревожится, то мог бы ей дать все те эликсиры и порошки, которыми он набивает Вадлара. На что Понтей с самым серьезным видом объяснил, что Вадлар ему друг и он друг Вадлару и потому ему он может давать всякие непроверенные препараты, а вот ей — нет.

Мужская логика, чтоб ее. Что в ней логичного? Да ничего…

А маг-то опростоволосился, ха! Пусть он делает вид, что ее слова его не задевают — задевают и еще как, вон как губы сжимал и мордой мрачнел, когда о своей магии думал. Еще бы, уже сколько Заклинаний на врагов обрушил, а тем плевать, будто дождик летний по ним прошелся, а не разрушительные заклятия.

Впрочем, может, если бы не его заклятия, они бы не смогли…

Нет-нет, что еще за мысли? Маги — ублюдки, мнящие, что магия все им позволяет, дарит власть, о которой прочие смертные и не смеют мечтать. А без этой магии они — пфе, куклы, да еще и поломанные куклы, бесполезные и отвратительные. Таковы все, кто обладает властью и забывает, что не они сами власть, а власть у них. И что как они ее получили — так ее и потеряют.

Иукена против собственной воли ухмыльнулась. Скоро. Совсем скоро. Скоро она отомстит. Когда закончится нынешняя миссия, когда они вернутся и она еще немного подготовится…

Можно будет отправляться. Прошло двадцать лет. Всего лишь двадцать лет. Целых двадцать лет. И лишь невероятная удача дала ей шанс обрести новый смысл жизни. Удача по имени Понтей…

Молния распалась на отдельные искрящиеся фрагменты, полностью уничтожив тело гнома. Иукена осмотрелась, выискивая его части, однако Стрелы Ночи оказались весьма и весьма действенными. Кажется, тело было полностью испепелено, даже кости были мгновенно сожжены и развеяны в воздухе. Мощная штука. Как, интересно, будут умирать ублюдки, из-за которых…

Что-то было не так.

Стрелы Ночи оказались на тетиве раньше, чем Иукена поняла, в чем дело. Упырица настороженно огляделась. Тело было уничтожено, в этом сомнения не было. Но кровь Гения Татгем подсказывала — что-то не так.

Тень. Понятно…

Ни убога не понятно.

Тень гнома. Она осталась. Тела не было, а тень осталась, покрываясь рябью, точно озерная вода под тихим ветром. Иукена начала быстро отступать, на ходу выпуская стрелы. Однако они не успели достигнуть тени гнома. Извивающиеся струи серого тумана ударили из тени, опережая в скорости стрелы, серый кисель опутал их, скрывая, поглощая, впитывая стрелы в себя. И Иукена, как и всякий Татгем, привыкший чувствовать посланные им стрелы, испугалась. Она так привыкла к ощущению летящих в цель и цель пронзающих стрел, что просто испугалась, когда это ощущение исчезло.

А туман тем временем разрастался, обогнав Иукену и сплетясь в плотное кольцо. Он заполнил все видимое пространство вокруг, скрыв небо и землю. Куда ни кинь взгляд, всюду была серость, призрачный морок, проскользнувший в реальность.

Иукена остановилась. Теперь все стало намного серьезнее. В таком густом тумане противника трудно увидеть, однако и тени в таком тумане не особо попляшут. Хотя туман был создан врагом и, может, был еще опаснее, нежели тульпы. Может статься, что недостатки места схватки являются недостатками только для нее.

Проклятье! Она слишком расслабилась и позволила себе отвлечься. Дура. Размечталась, что уже готова к мести. Полная дура! Так глупо попасться в простую ловушку того, кто властвует над тенями. А еще Плевалась на Магистра…

С выдохом изо рта поднялся парок, и Иукена поняла, что в тумане начало резко холодать. Плохо. Чем холоднее, тем хуже слушаются руки и тем хуже летят в цель стрелы. Все намного серьезней…

Туман клубился, странными формами кружась вокруг Живущей в Ночи. Он то обращался в звериные фигуры, рыскающие во все стороны, то фантасмагорическими строениями нависал над упырицей. Но вот сбоку мелькнуло что-то более плотное, тут же уловленное чутьем Силы Крови Татгем, и Иукена выстрелила. Стрела утонула в тумане. Упырица сразу узнала, что она просто воткнулась в землю, никого не задев. Если это тульпа, то она теперь быстрее, чем раньше. И, значит, нужно быть быстрее.

Вот, снова, слева.

Иукена послала стрелу в нечто объемное, плотное, реальное в отличие от иллюзий тумана. И могла поклясться, что попала — полученное знание от Стрелы Ночи Кровь Татгем упорно воспринимала как сообщение, что цель поражена. Но в то же время была четкая уверенность, что никто не пострадал, что стрела никому не нанесла вреда.

Что же это такое? Нет, это уже не тульпы. Стрела Ночи обратилась бы в молнии, будь это магическая тень, Иукена специально их так все настроила. Гном преподнес ей неприятный сюрприз. Если маг узнает, наверняка будет потешаться про себя. Как же, вызвалась и не справилась.

Не хватало еще и умереть в придачу…

Живущая в Ночи была настороже, однако все равно пропустила тот миг, когда враг атаковал всерьез. Помешал туман. Его ирреальные образы отвлекали, мешали видеть, а Кровь Татгем, сбитая с толку предыдущим выстрелом, все никак не могла прийти в себя. Только то, что она Гений Татгем, и спасло ей жизнь, когда сзади из тумана вырвалось густое темное щупальце, быстро принимая облик гнома с огромными костяными лезвиями вместо рук, и ударило ей в спину. В последний момент она почувствовала опасность и отпрыгнула. Гном только поцарапал спину.

Негромкий смех наполнил фантасмагории тумана. Он шел со всех сторон, будто враг был повсюду, окружив ее. Иукена мысленно выругалась. Плохо. Очень плохо. Неужели этот проклятый гном?..

Щупальце с огромной скоростью появилось перед ней, но она уже была готова, Стрела Ночи ударила прямо в гнома, не успевшего сформировать свое тело. Ударила и безвредно пролетела сквозь него, а щупальце просто растаяло, подобно тем формам, которые принимал туман вокруг. Смех раздался вновь. Теперь он был полон издевательских ноток.

Ох, проклятье! Вот в чем дело. Ее враг и был туманом вокруг.

Иукена беспомощно огляделась. Она не знала, что делать.

Славно. Как славно. Может, даже и умирать нестрашно, пока он в состоянии своей энтелехии. Смертельный Туман — его энтелехия, в которой Затону не страшны ни магия, ни оружие, ни магическое оружие. Здесь он сам тень, тень самого себя, и тень эта скользит по всему туману, становясь телесной там и тогда, где и когда нужно. Стрелы упырицы не способны теперь ранить его, ведь он ощущает все вокруг нее и своей обретающей тело формы и способен распадаться на частички тумана задолго до того, как стрела поразит его. Она может стрелять сколько ее холодному пламени, двигающему сердце, заблагорассудится, ведь все ее стрелы для Затона теперь ничто.

Как хорошо, что он решил перейти в энтелехию из морфе за краткий миг до предательства его тульп, что уже начал подготовку к переходу, прежде чем его тени изменили ему. И когда тело умирало, пронзенное стрелами упырицы, энтелехия, наоборот, оживала, набиралась сил, готовясь закружить Татгем в Смертельном Тумане. Теперь ей конец.

Затон рассмеялся, довольно отметив, что упырица нервно дернулась при звуках смеха. Он был над ней, сбоку и лаже снизу. Он даже касался ее своими призрачными конечностями, а она этого совсем не ощущала.

А если вот так? Он обрел плотность прямо у Татгем под ногами. Кажется, этого она никак не ждала, и рука-лезвие успела резануть ее по ноге, прежде чем она выпустила стрелу.

Ха-ха-ха-ха! Бесполезно! Ее стрелы теперь бесполезны! А на что способен лучник-Татгем без стрел? Да ни на что!

Упырица кривилась от боли, пытаясь одновременно следить, откуда появится Затон в следующий раз, и понять, насколько серьезно ранение.

Теперь это легко. Надо было сразу прибегнуть к энтелехии. Однако он не ожидал, что Уход в Тень не сработает. Лучшая его атака, самая смертоносная, была погашена дурацким магом. Но ничего. Смертельный Туман прикончит упырицу, а там и очередь мага.

Он мелькнул перед Татгем. Она выпустила стрелу, и он тут же уплотнился над ней. Теперь Затон сумел вонзить лезвие в ее левое плечо, и Татгем закричала. Осталось только загнать лезвие поглубже, в сердце…

Не переставая кричать, упырица вытянула правую руку в сторону Затона, и десяток игл сорвался с ее куртки, целя в него. Затон среагировал тут же, размежевываясь, но он не ожидал, что Татгем обратит свои иглы в молнии в опасной близости от себя. Разряды молний успели задеть его руку-лезвие до исчезновения, и кусочек кости упал на землю.

Ничего, не страшно. Это даже не больно.

Однако эта паскудина опять смогла удивить его. Он не ожидал атаки игл. Сила Крови Татгем? Паракинетика? Что она еще прячет за пазухой, какие сюрпризы? Пора прекращать игры с ней. Не хочется больше удивляться.

Затон сосредоточился. Энергия забурлила в тумане, стремясь обратиться в материю. А затем гном создал тела сразу с нескольких сторон вокруг упырицы, готовясь пронзить ее. Нужно отдать ей должное, она даже успела застрелить одно, но стремительно падающая температура не позволила Татгем отреагировать должным образом, и новые стрелы не ударили в другие тела. Чего и следовало ожидать.

Затон ударил одновременно со всех сторон. Лезвия разрезали ноги, руки, торс и даже шею упырицы. В сердце он так и не попал, защитил костяной нарост вокруг не-живой мышцы, неведомым образом дарующей движение телу упырей. Впрочем, и полученных ранений хватит, чтобы упырица умерла. Если она потеряет достаточно крови, чтобы регенерация не работала должным образом, то к восходу солнца она почти умрет. А солнце завершит работу, обратив ее в прах.

Упырица изумленно выдохнула, из ее рта вырвалось облачко пара, она дернулась, будто пытаясь освободиться от пронзивших ее лезвий. Кровь стала течь сильней. Глаза упырицы заволакивало пеленой. Где-то рядом упыриный бог смерти готовился оборвать связь ее сознания и тела. Или у них и этим тоже Ночь занимается?

Да какая разница? Никакой.

Холодно. Очень холодно. Ей никогда не было так холодно. Даже боль и та отступала перед пронизывающим холодом. Отступала, таща за руку упирающуюся жизнь, не желающую покидать глупую, невесть что о себе возомнившую женщину, когда-то простого человека, а теперь Живущую в Ночи.

Она умирала. Снова. Почему? Почему она умирает? Ведь у нее еще есть дело, важное дело, ее смысл жизни. Холодно.

Она уже ничего не видела, даже лиц смеющегося гнома, которые были слишком близко, непозволительно близко от нее, Гения Крови Татгем, пускай Перерожденную Татгем, но Гения, подобного которому клан Татгем еще не знал. И вот так умереть?

Она не так хотела умереть. Совсем не так. Даже Понтей…

Холодно.

Даже Понтей не знал, что она хочет умереть после того, как отомстит. Потому что она жила жизнью не-живого только ради мести. Только ради смысла, что дарила ей жажда мести. Она не собиралась жить после того, как жизнь потеряет для нее смысл. И не собиралась говорить об этом Понтею. Ему больно, да, очень больно. Любовь? Она приносит страдания, очень часто. Ей тоже было больно, что она обманывает его, что она не сможет разделить его чувство, но…

Холодно. Как же холодно. Даже ранения — и те не ощущаются. Когда лезвия пронзали тело, раны будто взрывались, точно магический огнешар. А сейчас — ничего, кроме холода.

Иукена умирала. И было холодно. Когда она умирала в первый раз — было жарко. Да. Было совсем не так…

Телега, скрипнув, остановилась. Райтоглорвин Филиус Кай потрясенно огляделся. Он помнил эту человеческую деревню, когда проезжал тут три недели назад. Кривой Ручей, так она называлась, крупная такая деревня, со своим собственным магом и даже тремя храмами Главных богов здешнего Пантеона. Редко в какой деревне встретишь даже один храм Главного, а тут целых три. Он тогда, помнится, даже обрадовался, думал, что здесь приветствуют разнообразие вер и плюрализм Сил, что проповедь о Могуществе Грозного Добряка найдет доброжелательных слушателей и он сможет продать несколько статуэток Грозной Ипостаси, Распинающей Убогов (они очень нравились мальчишкам), и, может быть, даже Милостивой Ипостаси, Отпускающей Грехи Убогам После Смерти (эта расходилась не так хорошо, как Грозная). Но местный маг, толстый седой старик, добродушно пояснил странствующему проповеднику, что три храма Главных здесь не по причине религиозной терпимости и толерантности, а из-за близости Восточных степей. Королевства Тихор и Когесса, граничащие со степями, страдали от налетов лихих орочьих и гоблинских банд, постоянно перебирающихся через неторопливые воды Эскадота Великого в поисках легкой и не очень добычи. Вот потому в таких близких к Эскадоту деревнях, как Кривой Ручей, и ставили несколько храмов, посвященных Главным богам Пантеона Серединных Земель, чтобы небесных защитников было побольше. А кое-где, по слухам, даже и убогам приносились жертвы. Так сказать, дабы клин клином вышибать — бить жестоких ублюдков при помощи кровавых сволочей. В приграничных землях для защиты все средства хороши. А местный властитель, герцог Макалистер Синебашный, на поклонение убогам глаза закрывает, ибо те даже на жертвы животных согласны, чтобы получить доступ к местным Источникам Сил. Но человеческие жертвы заповеданы строго-настрого, и горе тому, кто посмеет ослушаться запрета — маг из Школы Магии, личный волшебник герцога, мигом отыщет преступника и накажет так, что убоги в очередь будут записываться, чтобы с восхищением смотреть на муки негодяя.

Тогда Филиус быстро купил еды и не мешкая покинул Кривой Ручей, продолжая путь в соседнее герцогство Тихора. У герцога Гилиона Рыжего поклонялись только богам, ритуалы в честь убогов были полностью запрещены, что только и могло порадовать правоверного райтоглорвина, верующего в Единственного Истину Осознавшего Бога. Конечно, Кай не был так фанатичен, как его наставник, Благословенный отец Тигорий Тон, который наверняка бы решил прочитать проповеди, обличающие вероломство убогов и глупость поклоняющихся им смертных посреди торговой площади деревни, обязательно с самобичеванием и частичным самосожжением. Хорошо, что вера призывала сторониться тех мест, где убоги не считаются врагами всех смертных. Вера также обязывала бороться с убогами, если доведется их повстречать, или наказывать их последователей, но Филиус благоразумно считал, что это предписание следует трактовать аллегорически, и поэтому пока не был бит ни в одном селении, где крестьяне до сих пор приносили дары козлорогому Тартану, убогу плодородия, который по популярности и эффективности превосходил многих иных богов Небесного Града.

Кривой Ручей запомнился райтоглорвину веселыми криками, песнями и деловито снующими всюду людьми. Тогда готовились к ярмарке, и деревня выглядела очень пестро, заставленная повозками с товаром. Пузатые горшки соседствовали с наглыми гусями, яркие ленты развевались на ветру в опасной близости от свежих сладостей, бочонки с медом соседствовали с бочонками с пивом, пронырливые бродяги уже пытались продать чужих лошадей, а где-то под дружный хохот пороли невезучего вора. Суета и подготовка к празднику — так запомнилась деревня Филиусу.

Теперь же вместо нее были только сгоревшие развалины и разруха. Там, где на входе раньше стояли ярмарочные столбы с приветственной надписью, в землю было вбито копье с изображением страшной морды наверху. А над мордой — сжатая в кулак белая рука с оттопыренным средним пальцем. Символ Темной Орды.

Филиус похолодел. С ним, конечно, было Благословение Грозного Добряка, но его не хватит на патрульную группу объединенных сил Восточной Степи. Вот убоги дери… Прости, Великий и Единственный Познавший Истину, прости слабого слугу твоего.

А ведь когда он уезжал из герцогства Гилиона Рыжего, то там даже слухов не ходило о Нашествии, никто не подозревал об опасности, нависшей над королевством.

Лучше сейчас поспешить и как можно дальше убраться из герцогства Макалистера Синебашного, как можно дальше от Восточной Степи и ее безумных орд…

Вот убоги дери!

В этот раз он даже не попросил прощения у Грозного Добряка.

Они увидели друг друга одновременно — банда хобгоблинов, высыпавшая из ближайшего дома с кучей хлама и свертков, и райтоглорвин, растерянно сжимающий Камень Управления, заставлявший его телегу двигаться без лошадей.

Минута молчания и созерцания была прервана улюлюканьем хобгоблинов, радостно побросавших вещи, доставших короткие мечи и побежавших к нежданной добыче.

Филиус от неожиданности изощренно выругался.

Хобгоблины затормозили и уставились на райтоглорвина, осмысливая услышанное.

— Это как? — решил наконец спросить один из них.

Филиус от стыда покраснел. А затем вокруг Камня Управления заплясали белые огоньки. Хобгоблины насторожились, но было поздно — разряд молнии, перескакивавший с одного бандита на другого, прошелся по их отряду, мгновенно убивая каждого. Испуг Кая придал Благословлению Грозного Добряка больше Силы, и ни один хобгоблин не ушел.

Райтоглорвин перевел дух, успокаиваясь. После порыва Могущества его бога Филиус чувствовал себя слегка опустошенным. Но ничего, силы должны скоро восстановиться. Пора уезжать отсюда, в округе могут бродить еще шайки мелких бандитов, сопровождавших Темную Орду так же, как маркитантки регулярные армии…

В тишине разрушенной деревни раздался плач. Филиус вздрогнул.

Это была девочка. Десятилетняя человеческая девочка. В грязном оборванном платье. С заплаканным лицом и с запекшейся кровью на щеке. Хобгоблины засунули девочку в мешок и потащили так же, как и другие вещи. Для хобгоблинов все, что не хобгоблин, — вещь, хобгоблиновская или пока еще не хобгоблиновская вещь.

Она бредила и, кажется, умирала. Филиус вздохнул. Вера обязывала. Ибо Грозный Добряк учил: помогай каждому страждущему, и вера твоя станет его верой, рано или поздно, но станет.

Он отнес девочку в фургон, отыскал пару лечебных зелий универсального характера. Сначала надо было сбить жар, а потом попытаться понять, что с ее разумом. Грозный Добряк учил — тело в делах мирских важнее души, но в делах религиозных нет ничего важнее души.

Слова из Писаний так и лезли в голову. Пусть перед ним была больная маленькая девочка, но в первую очередь он был райтоглорвином-проповедником, а девочка не была посвящена в таинства Грозного Добряка. Он поможет ей, но взамен она узнает о вере Грозного Добряка и Лестнице Совершенства.

Ближе к ночи, когда Филиус уже достаточно далеко отъехал от Кривого Ручья и решил заночевать в лесу, поставив Камень Управления на защиту от нечисти, девочке стало лучше, она перестала бредить и заснула здоровым сном. И тогда он решился проникнуть в ее разум и познать, что произошло и о чем с ней не стоит никогда говорить, дабы не отвернуть от веры в Грозного Добряка.

Детское сознание не представляло проблем для Благословения Единственного Познавшего Истину, оно открылось для Филиуса, и он окунулся в воспоминания…

…Это был небольшой отряд орков и гоблинов, налетевших на Кривой Ручей рано утром, когда жители деревни только-только просыпались. Они атаковали храм Старшего Громовержца, шаман-гоблин разнес его ударом огромного синего шара пламени, жрецы не успели даже взмолиться своему Покровителю. А затем отряд разделился, орки направились в деревню, а гоблины продолжили нападать на храмы.

Прежде чем жители успели организовать хоть какое-то сопротивление, половина деревни уже горела. Маг был занят, разбираясь с гоблинами, и крестьянам пришлось в одиночку противостоять безумным воинам на варгах.

Отец девочки был одним из тех, кто сумел собрать из толпы растерянных крестьян хоть какое-то ополчение и встретить орков. Могучие коричневокожие воины только расхохотались, когда на улицы высыпали крестьяне с вилами, и пришпорили варгов. Кровь бурлила в раскосых сыновьях Степи, ну а то что противниками были жалкие землеробы — ну так Свет с ними! Убивать и грабить — девиз клана Клыкастых племени Черных Скал! А убивать и грабить можно кого угодно!

Но потом внезапно свистнули стрелы, вонзаясь в глаза варгов, из земли выросла острая трава, вспарывая им животы. Орки не успели удивиться, а крестьяне организованно набросились на свалившихся всадников.

Отец девочки был солдатом, получившим надел в Кривом Ручье, как и несколько его боевых товарищей, один из которых владел магией на уровне ведуна. Королевство Тихор щедро одаряло бывших военных, которые селились в приграничной зоне Восточных степей, и многие не преминули воспользоваться такой возможностью.

Нападение отбили, но деревня сильно пострадала, как и два храма. А затем еще и оказалось, что отряд был одним из многих, что входили в авангард Темной Орды. Это обнаружил маг, отыскав у одного из орков штандарт Темной Орды. Орки и гоблины Восточных степей брали их только тогда, когда Орда готовилась к Нашествию.

Девочка видела, как отец спорил с магом, получившим приказ от герцога собрать ополчение из всех боеспособных мужчин и выдвинуться к замку. Маг говорил, что приказ не оспаривается, а отец кричал на него и спрашивал, готов ли он перед судом богов ответить за смерть тех, кто останется в деревне без защиты? А маг все твердил, что это приказ и что у него полномочия…

А потом отец девочки плюнул в лицо магу и посоветовал засунуть полномочия далеко-далеко. К нему тут же потянулись его боевые товарищи, потому что маг побагровел от ярости и потянулся к медальону с рунами. Увидев, что разговор складывается не в его пользу, маг развернулся и ушел в уцелевший храм Хранительницы Бурь. Отец девочки с товарищами развили бурную деятельность, готовя деревню к обороне.

Однако ночью к магу прибыла подмога. Личный волшебник герцога, Магистр, с тремя рыцарями. Он не объявлял о приказе герцога, не повелевал слушаться его. Магистр просто наложил Заклинание на деревню, и все юноши, мужчины и старики начали ее покидать, забирая с собой еду, оружие и одежду.

Отец девочки, как и его товарищ-ведун, не подпал под действие Заклинания, видимо, потому, что носил найденные давным-давно во время рейда в Ничейные земли артефакты. Он выскочил с мечом на улицу и бросился прямо к Магистру.

— Здесь же все умрут! — кричал он.

— Это приказ герцога! — завопил в ответ деревенский маг, прячась за рыцарей.

Магистр только глянул на отца девочки, как на надоедливое насекомое. Похоже, он нисколько не беспокоился, что тот вооружен.

— Дайд, давай! — крикнул бывший солдат, и ведун попытался ударить Магистра своим чародейством. Тот удивился, когда вокруг него закружились призрачные фигуры, но ему хватило одного движения руки, чтобы фигуры исчезли, а Дайд с коротким вскриком упал, схватившись за горло.

…Девочка этого не поняла, но райтоглорвин сразу понял, что Магистр был магом Воздуха и просто лишил ведуна возможности дышать…

И тогда отец девочки бросился прямо на Магистра. Один рыцарь шагнул вперед, доставая меч, но он был слишком неповоротлив в своих доспехах и от ловкого удара ногой в бок упал на землю. Два других рыцаря не успевали защитить мага.

Но Магистр и не нуждался в защите. Несколько пассов руками — и меч вылетает из рук солдата и вонзается в землю. Еще Жест — и солдата поднимает в воздух. Он хватает себя за горло, сипит, а Магистр просто держит его приподнятым над землей, будто раздумывая, что с ним делать.

— Не надо… — с трудом говорит отец девочки. — Не забирайте их… Дети… Женщины… Они погибнут…

— Вместо них будут другие, — снисходит до ответа Магистр.

А затем тело отца девочки начинает надуваться, как воздушный шар.

— Вместо них всегда будут другие, — сказал маг из Школы Магии, когда отец девочки лопнул. Заклятье Ветряного Полога не дало останкам попасть в него.

Магистр скользнул взглядом по кучке женщин и стариков, что собрались неподалеку, и отвернулся. Свою работу он сделал. Боеспособные мужчины покинули Кривой Ручей, направившись к замку герцога.

Тогда девочка чуть не сошла с ума, увидев, что чародей сделал с ее отцом. А второй раз она чуть не потеряла разум, когда крупный отряд Темной Орды напал на деревню, убивая, насилуя и разрушая. Девочка помнила, как умерла ее мать, пронзенная стрелой, как погибла ее сестра, сама вонзившая себе в сердце нож, когда ее окружили смеющиеся гоблины, как ее дед, признанный Заклинанием Магистра бесполезным для защиты замка герцога, погиб с бесполезным мечом в руках, когда в дом ворвались орки. Она не знала, откуда появилось это знание, она не могла всего этого видеть, ведь дед спрятал ее в тайнике подвала незадолго до того, как в дом вломились Темные, но картинки происходящего сами возникали у нее в голове.

Тайник так и не нашли, дом разваливался, и орки поспешили покинуть его. Девочка по неосторожности поранилась, пытаясь выбраться из тайника. А когда горящая крыша начала рушиться, она потеряла сознание…

Можно сказать, что хобгоблины спасли ее. Не умеющие воевать, но умеющие грабить и мародерствовать, они обнаружили ее под завалами и вытащили. По всей видимости, хотели продать работорговцам, даже не подозревая, что девочка вот-вот должна была умереть. И умерла бы, если бы рядом не оказался райтоглорвин Филиус Кай.

Неисповедимы пути твои, Грозный Добряк!

Ночь прошла спокойно, и под утро девочке совсем полегчало. По крайней мере, телесно, но душа ее продолжала страдать. А потом она открыла глаза и посмотрела на Филиуса. Райтоглорвин содрогнулся. В этих глазах внезапно просияла бездна, такая пропасть ненависти и жажды убийства, которую Кай редко встречал даже во время военных конфликтов между королевствами.

Потом бездна исчезла, и девочка слабо застонала.

— Пить, — попросила она.

Филиус уже держал наготове флягу. Девочка закашлялась, жадно глотая воду.

— Еще, — прошептала она, когда райтоглорвин убрал флягу от ее рта.

— Нельзя, — покачал головой Кай. — Иначе тебе станет хуже.

— Пускай… — внезапно сказала она. — Пускай хуже… Умру… Зачем жить?

Последний вопрос словно запустил в голове Филиуса хитрый гномий механизм — проповедники райтоглорвинов отлично знали ответы на все вопросы о смысле жизни. И только глупые смертные, пока что не признавшие Единственного Познавшего Истину Бога, осмеливались подвергать сомнениям эти ответы. Кого волнует, что они не отвечают по достоверности логическим законам и умозаключениям? Вера превыше разума.

— Жить всегда есть зачем, — осторожно начал райтоглорвин. — Просто иногда хаос, что рождает боль и несчастья, скрывает истинную красоту и великолепие мира. Но боль не вечна. Грязь, что прилипает к обуви, исчезнет, если обувь почистить. Так и жизнь — наши правильные стремления очистят совершенство мира от хаоса…

Филиус запнулся. Что она сейчас поймет из того, что он говорит? Вряд ли много чего. Может, проще? Может, дать ответ той бездне, которая притаилась в душе этой бедной девочки? К Грозному Добряку можно прийти разными путями, Лестница открывается каждому разным способом. Его путь, путь проповедника Истинной Веры, ведет его по Лестнице неторопливо и осторожно. Но бездна, что скрывается в этой девочке…

Может, она сможет идти к Грозной Ипостаси?

И Филиус Кай сказал:

— Можно жить ради мести. Ради мести всем тем, кто впустил в твой мир хаос и испортил твое совершенство. Месть откроет тебе путь по Лестнице Совершенства, дав силу для Восхождения к Истинной Власти Создателя.

…А потом было долгое путешествие. Филиус объехал вторгшуюся Орду через Ничейные земли, не встретив по дороге ни одного огра или нечисть; чуть не попал в рабство к дриадам Макитанского леса, но потом выяснилось, что те не трогают «святош», и все обошлось. Выбирал, ехать ли ему через Странную пустыню или Элорийское Содружество, ведь и там и там хватало неприятностей, с которыми не хотелось бы иметь дело, и в итоге повозка райтоглорвина отправилась через Содружество — местные князья устроили очередную свару и воевали на южных границах, а весь север Элории был спокоен. Издалека восторгался красотами Волшебного Леса, посетить который не позволила новая пошлина с чужеземцев, введенная королевой Эльфляндии по причине уверенности, что в ее гардеробе стало мало новых платьев. Бесконечная пустота Ширайских равнин навевала мысли о будущем пресуществлении Грозного Добряка, а палящее солнце над головой — о кружке холодного пива. Когда повозка прибыла в Гебургию, а именно в Гору Лих-Хор, уже наступила зима, и райтоглорвин пережидал ее до весны — лютые морозы на западе Серединных Земель были известны своей беспощадностью. После наступления Нового года[21] Филиус Кай был уже возле империи Тевран и даже имел возможность лицезреть одного из местных паладинов, опору и главную силу Империи. Здесь настоятель храма Грозного Добряка дал ему приказ отвезти Книгу Покровительства в Лангарэй, в небольшую общину последователей веры в Единственного Познавшего Истину Бога. К концу весны райтоглорвин достиг Царствия Ночи.

И здесь человеческая девочка по имени Иукена, которая все это время сопровождала его и слушала рассказы о Деяниях Грозной Ипостаси Грозного Добряка и его верных последователей, что поднимались по Лестнице Совершенства к Грозной Ипостаси, покинула его. Совсем неожиданно.

Филиус проехал сквозь заставу, заплатив за проезд и поражаясь магической силе Купола Лангарэя. Иукена сидела рядом, завороженно следя за переливами на Покрове. Прошел уже год, с тех пор как погибла ее деревня, и душевные раны девочки затянулись. И Кай считал, что в этом была его немалая заслуга. Пусть гордыня — грех, но гордость — это не гордыня. И гордиться хорошо проделанной работой не грех. Грех — считать ее самой совершенной. Вот это и есть гордыня. Гордыня, за которой прячется хаос и слуги его убоги, готовые исказить совершенство Дела Создателя, известного этому миру под именем Тварец.

Конечно, Иукена еще иногда вскрикивала по ночам, но она совершенно не помнила своих кошмаров. Тех кошмаров, которые заботливо забирал Филиус, трясясь от чужих переживаний. Детям не должно сниться подобное. Особенно детям, чей путь в будущем — служение Грозному Добряку. А в том, что Иукена будет верной послушницей Боевого Посоха Церкви Грозного Добряка, Филиус не сомневался. Сам он избрал служение Доброй Ипостаси, но отлично знал, что с хаосом и его порождениями нужно бороться не добрым словом.

Девочка уже запомнила сто сорок Заповедей из трехсот, прочитала Первую и Вторую Книгу Двукнижия и поняла принцип Восхождения по Лестнице. За такой короткий срок для человеческого смертного это был неплохой результат. Наместник в Тевране, глянув на Иукену, тоже заметил, что у нее есть потенциал. Филиус улыбнулся. Проповедник не Слова, но Меча очень сильно ценился в Церкви. Может, его даже наградят небольшим приходом где-то в Эквилидоре.

Повозка резко остановилась, оборвав мечтания райтоглорвина. Филиус уставился на двух молодых упырей, преградивших ему дорогу, парней, только вошедших во вкус совершеннолетия. Вот только парни эти были опасны, и задевать их совсем не стоило.

Кай заискивающе улыбнулся и спросил на Всеобщем:

— Чем могу помочь двум молодым господам?

Обращался он при этом к более старшему, широкоплечему, с эмблемой воющего на луну волка на плече куртки, чем-то смахивающего на дикого хищника. Хотя все упыри — хищники… Так, эту мысль лучше спрятать подальше, вдруг его сознание сейчас проверяют, неприятности ему и общине Грозного Добряка в Лангарэе ни к чему.

— Кто эта девочка? — вдруг спросил другой, более хлипкий, закутанный в серый плащ.

И Филиус понял, что именно он главный.

— Не извольте беспокоиться, это моя послушница, я обучаю ее основам веры и… — Райтоглорвин запнулся, потому что Живущий в Ночи, задавший вопрос, не слушая его, подошел к Иукене.

Девочка безбоязненно смотрела на него. Наверное, до этого она никогда не встречала не-живых. А рассказать о правящих смертных Лангарэя Филиус не потрудился, думал, что отдаст Книгу и они сразу же уедут.

Как же он ошибался.

Бесцветные глаза упыря вдруг потемнели, будто ночь решила наступать на мир из его глазниц. Он впился взглядом в глаза Иукены — и девочка вздрогнула, больно сжав руку райтоглорвина. Но глаз не отвела, так и смотрела в темные провалы на лице упыря, даже не моргала.

А потом…

— Быстрая стрела может убить мага. Тебе ведь это нужно?

Упырь спрашивал Иукену, и голос его в этот момент принадлежал кому угодно, но только не ему — такой властный и с переливами Могущества глас мог принадлежать кому-то из Бессмертных или их Вестников.

— Ради этого ты можешь продолжать жить? Стрела убьет мага — это будет твоим смыслом жизни?

Райтоглорвин смотрел на упыря и с благоговением понимал, что перед ним тот, кем пользуются Высшие, когда им лень самим являться своим слугам. Грозный Добряк учил: почитайте пророков и прислушивайтесь к ним, ибо через них устами богов говорит сам Тварец, открывая тайное знание, доступное немногим. И даже сами боги могут этого не понимать…

Иукена неотрывно смотрела на не-живого. А потом отпустила руку Филиуса и спрыгнула с телеги. Храбро посмотрела в лицо Живущего в Ночи и сказала:

— Пусть это будет моим смыслом жизни. Как я могу убить мага стрелой?

И Филиус понял — больше они не встретятся. Что здесь и сейчас Грозный Добряк дал Иукене начало ее Лестницы Совершенства, предложил ей Восхождение — и она согласилась.

Это был перст Судьбы. А он был всего лишь проводником Его Воли. Кай преисполнился благоговения. Прямо перед ним вершилась Воля Грозного Добряка, и каждый правоверный райтоглорвин должен был испытывать чувство значимости происходящего.

— Идем, — сказал упырь. — Я отведу тебя туда, где ты получишь нужную тебе Силу. Ты станешь одной из нас — и будешь страдать. Ты станешь одной из нас — и будешь не-жить. Но ты станешь одной из нас — и ты увидишь мир совсем по-другому. Мы живем, чтобы все помнили — смерть и посмертие рядом, совсем рядом друг с другом. Наш смысл жизни — умирать живя и жить умирая. Смертные только умирают, живя. А ты уже одна из нас. Ты живешь, умирая. И это делает тебя сильной. Это делает тебя совсем другой, отличающейся от остальных смертных. Идем — стань же той, кто ты уже есть. Обрети наш смысл жизни — и обрети свой смысл жизни.

Какой-нибудь глупый последователь Не Познавших Истину Богов начал бы кричать, что как же так, как можно отдавать юное дитя на растерзание жестоким кровососам, которые обратят ее в такое же чудовище, как и они, что они уничтожат ее бессмертную душу, что…

Но это глупцы, что не знают Истины Лестницы Совершенства.

Филиус смотрел вслед уходящей Иукене, крепко державшей не-живого парня за руку, вспоминая, как напоследок она низко поклонилась райтоглорвину, сложив руки в жесте Почитания и Уважения. А ведь он крепко привязался к ней, оказывается…

— Клан Сива возместит потери, которые вы понесли, — сказал широкоплечий упырь, разглядывая Кристалл Управления. — Также вы можете подать жалобу, и нас накажут, а девочку вам вернут… Но поверьте мне — когда он начинает себя так вести, то лучше с ним во всем соглашаться. Он видит то, чего не видим мы. И может, для нее так будет лучше…

— Лучше, — перебил Живущего в Ночи Филиус. — Конечно, ей будет лучше. Я уверен.

Но возмещения он все-таки потребовал. Его Лестница Совершенства предполагала равнозначный обмен за отданное им — будь то знания, поступки или смертный, как Иукена. Полученное золото райтоглорвин даже не смог уместить в телегу, и половину пришлось оставить местной общине, а еще половину заплатить упырям за сопровождение по Границе. Когда у тебя нет ничего, то не особо и боишься разбойников, а вот если имеется что-то ценное, то стоит остерегаться — бандиты, как стервятники, слетаются на драгоценности.

И тогда Иукена тоже увидела это. Будто кто-то неторопливо нарисовал искусный триптих в ее голове, картину, что отобразила и действия Филиуса в момент встречи с ней, и его мысли и надежды. Увидела и запомнила. Она уже поняла, как важны все мелочи в этом мире.

Тогда Понтей увидел в ней Дар, Дар, раскрыться которому лучше всего бы помогло Перерождение в клане Татгем, Дар, который неожиданно одарил Татгем Гением Крови, которых ни в чистой линии Наследников, ни среди Перерожденных не встречалось уже более трехсот лет. После совершеннолетия приступы психомагического Чтения мира случались у Понтея довольно часто, но чтобы Чтение произошло именно в тот момент, когда райтоглорвин прибыл в Лангарэй и Сива нашел Гения Крови для Татгем — в этом Татгем увидели знамение самой Ночи, и именно Перерождение Иукены стало началом тех отношений кланов, которые прочно вплелись в заговор по переустройству Царствия Ночи.

А потом она училась. Гений Крови не Гений Крови — суровые наставники Татгем не делали для нее исключений. Впрочем, нет, делали. Ее тренировки были еще более суровыми и трудными, нежели у других.

— Знаешь, почему ты промахнулась? Потому что ты смотришь глазами — а это плохой помощник в нашей стрельбе!

— Если устала после бега или вообще чувствуешь себя нехорошо, то в момент прицеливания напряги руки, а потом расслабь. Стрела на миг зафиксируется — и тогда стреляй.

— Дура! Научись всегда попадать в цель одной стрелой, а лишь потом берись за две!

— Легче не промахнуться, если целишься во что-то мелкое. Поэтому, когда хочешь попасть в противника, целься не в него, а во что-то на нем.

— И кто назвал тебя Гением нашей Крови? Да глупейший из Диких и тот лучше стреляет!

— Молодец! Но рано расслабляться — теперь начнется настоящее обучение.

Понтей не соврал — она научилась стрелять так, что ее стрелы могли убить мага. Того мага, что убил ее отца. Того мага, что предал их деревню. Тех магов, что напали на ее деревню. Всех этих колдунов и волшебников, чародеев и ведунов.

Ее научили стрелять так, что она могла убить их.

И тем самым отомстить. Отомстить — ее смысл жизни…

Нельзя умирать. Ее смысл жизни еще не выполнен. Ее главная в жизни цель…

— Я ведь маг. Пусть и неправильный, психомаг — но маг.

Она чуть не ударила его вилкой. На миг ей показалось, что мир вокруг сжался и засмеялся, противненько так засмеялся. А ведь он ей нравился, страшно признать, как нравился этот Живущий в Ночи, который изменил ее жизнь и который недавно подрался с пристававшим к ней Фетисом, гордо потом показывая синяки Каазад-уму и — ну как понять этих мужчин? — напившись с этим Фетисом буквально через день.

Она месяц с ним не разговаривала, а потом поняла — он сказал ей самое главное, что мог и должен был сказать. Даже не те сокровенные три слова, по которым вздыхают пышногрудые дамы в рыцарских романах.

Он сказал ей правду, которая могла раз и навсегда уничтожить их отношения. Это стоило ценить.

Она ведь ему пообещала. Неужели кто-то посмеет сказать, что она не сдержала слово?..

— Ты представляешь? — Вадлар махал кружкой с пивом, разбрызгивая пену. — Носферату! Высочайший! Бродящий под Солнцем! И это все я!

Алкоголь слабо действовал на упырей, но это не означало, что они отказались от него. Просто пили больше, намного больше, чем простые смертные, даже горные великаны могли бы не-живым позавидовать в данном вопросе.

— Тише! — шикнул на Вадлара Понтей, оглядываясь на утреннюю улицу, на которой бурлила толпа живых смертных. — Это вообще-то тайна.

— Понтеюшка, а ведь если бы не ты!.. Пить бы мне эту дурацкую кровь еще лет двести. О, пиво! — Обнаружив в своей руке кружку, Фетис припал к ней.

Иукена недоверчиво глянула на Вадлара. Клан Фетисов в прошлом был одним из самых кровавых за историю упырей наравне с кланом Сайфиаил и Пеших-Ноу. И вот их потомок, чистый Наследник, уверяет, что кровь людей ему противна, хоть он ее вынужден пить и будет вынужден пить в дальнейшем. Не верилось как-то. Но Понтей верил. И каким-то образом помог Вадлару стать носферату. Как именно, ей не говорил, даже просил не спрашивать. А о чем тут не спрашивать? Она и так знает, сколько крови должен выпить упырь, чтобы достичь статуса Высочайшего. Вот только как Понтей сделал это за полгода? Непонятно. И почему сам себя не поднял до статуса носферату? Тоже непонятно. А ведь Понтей еще столько хотел сделать…

Еще рано. Еще рано умирать. Ее смысл жизни. Ее обещание. Ее желание быть рядом — хоть и недолго, но еще чуть-чуть…

Иукена закричала, преодолевая боль и холод. Закричала — и начала меняться.

Это еще что за убогство?

Упырица закричала, и по ее телу прошла пурпурная волна, обламывая лезвия. Затон быстро убрал тела, оставив только одно, неподалеку, чтобы лучше понять, что делает Татгем.

Неужели она решила прибегнуть к трансформе? Глупо. С такими ранами ее Сила Крови еще скорее прикончит ее во время метаморфозы. Может, она потеряла остатки разума и просто пытается как угодно выжить. Ладно, пусть пытается. Пока упырица в его Смертельном Тумане, ей уже ничего не сделать.

А она преображалась. Пурпурное сияние было ярким и слепило обычные глаза, но Затон мог видеть происходящие с Татгем перемены. Ее тело каким-то образом принимало сферическую форму, при этом поглощая одежду, сумку и лук. Руки и ноги стали короче, как бы втянувшись в торс, а голова будто погрузилась в плечи, скрыв превратившийся в клыкастую пасть рот. Глаза покрылись сеткой, став фасеточными, словно у мух, затылок вытянулся назад. Напоследок все тело упырицы как бы встопорщилось, покрывшись острыми наростами.

И чего она добивается своей трансформ…

Как это?

Не осталось и следа ран, нанесенных Затоном. Они не просто зажили, даже после мгновенной регенерации остаются хоть недолго небольшие шрамы, они исчезли, словно лезвия гнома и не пронзали упырицу.

— Как же я ненавижу эту форму, — услышал Затон, а потом его тело разорвалось на полоски тумана.

Пока он приходил в себя в рассеянном состоянии, пытаясь понять, что произошло, упырица начала делать что-то странное. Она опустилась на колени и стала покачиваться из стороны в сторону, с каждым качком сильнее погружаясь в землю. Затон осторожно пустил к ней щупальца своих тел, но и они распались на призрачные клочья, не приблизившись к упырице и на метр. Проклятье, что у нее за Сила Крови? В Смертельном Тумане он должен понимать все, что происходит, но почему он не понимает, как гибнут его тела и что она делает?

Надо было ее сразу добить…

Упырица замерла, наполовину погрузившись в землю. И вдруг ее тело в один миг стало идеально гладким, без наростов. А сознание Затона внезапно испытало боль, которую он испытывать не был должен. Будто он был в физическом теле и его ударили…

Что она, убоги ее побери, делает?!

Нужно успокоиться, проанализировать и понять. Из их четверки он самый умный, и это не раз помогало, когда силы Ахеса, Тавила и Олекса было недостаточно для выполнения задания.

Она лучница и довольно меткая лучница. Татгем — хорошие лучники. Значит, это должно быть как-то связано с их Силой Крови. И тогда… Вот оно что! Те наросты — подобие стрел! Она просто стреляет ими и стреляет так быстро, что он не успевает их заметить! Наверное, ее тело в трансформе что-то вырабатывает, что-то обладающее взрывным эффектом, что-то, что и разрывало его тела. А еще недавно она выстрелила всеми этими наростами во все стороны, и некоторые, наверное, задели те гилетические элементы, что использовала энтелехия Затона. Оттого и ощущение боли — просто привычное представление, реакция сознания на тип раздражителя.

Но зачем она выстрелила этими стрелами? Пыталась задеть те материальные части, из которых состоит гиле Смертельного Тумана? Бесполезно, они находятся в постоянном хаотическом движении, и попасть в них практически невозможно.

Тело упырицы снова покрыли наросты, и она снова выстрелила ими. Если первый выстрел в основном шел вокруг упырицы, то этот выстрел почти весь ушел в небо. В этот раз, зная, чего ждать, Затон заметил мелькнувшие стрелы.

И опять ненастоящая боль.

Это бессмысленно. Зачем она это делает? Чего она добивается? Да, он не может к ней приблизиться на расстояние удара, но и она не наносит ему существенного вреда.

Но она его задерживает, и это плохо. Ну что же, тогда придется использовать это…

«Первая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия внешней определенности вещи, подобно неорганическим стихиям и минералам. Здесь распавшееся совершенство мира начинает свой путь к восстановлению. И познаешь ты хаос и безобразие пустой материи, которую сковывают нерушимые законы. Так и смертные этой Ступени: веря, что весь мир под властью Закона, они подобны камням возле дороги, ждут, чтобы их использовали, и не знают, что этому можно противостоять. И делится эта Ступень на ступень Рабства, ступень Покорности и ступень Бессилия».

Она ненавидела Тотальное Поражение, Силу Крови Татгем, особенно сильную в ее случае. Ей казалось, что в ней, когда она использует трансформу, каждый раз что-то умирает, что-то, что еще оставалось от маленькой Иукены, той счастливой девочки, что любила мать и отца, той, что умерла, когда Повелевающий Татгем прокусил ей шею. Нет. Той, что умерла еще раньше, в горящей деревне. Когда была не в силах ни на что повлиять. Когда находилась на том, что ее спаситель Филиус Кай, называл Первой Ступенью Лестницы Совершенства.

«Вторая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия целесообразности роста, точно растения. И здесь восстанавливающееся совершенство дается нам в своей жизни и как жизнь. И познаешь ты раздельность и стремление индивидов материи, которые знают друг о друге, но не знают друг друга. Так и смертные этой Ступени: живут, будто знают мир, но мира не знают, и мир ими повелевает, обманывая единством Организма, где все части подчинены целому и жить без него не могут. И делится эта Ступень на ступень Раздражения, ступень Поглощения и ступень Стремления».

Она стала упырем и постигла Вторую Ступень. Она могла получить Силу, только став упырем, одним из Живущих в Ночи, одним из тех, кем и ее пугали, когда она не хотела засыпать. И она стала ночным ужасом. Стала одним из них. По-другому она не могла. Могла ли Иукена получить подобный шанс еще раз в жизни? Наверное, нет. А ради мести… Ради мести она была готова на все. Даже пить кровь людей. И она пила. Если бы не Понтей, и продолжала бы пить. Потому что Иукена стала одной из Живущих в Ночи. Частью целого.

«Третья Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия объектам, что двигаются в пространстве, словно животные. И здесь восстанавливающееся совершенство находит причины своим действиям и соответствие установленным причинам. И познаешь ты ощущения, не зная этих ощущений, и видишь ты мир, не зная, что это мир. Так и смертные этой Ступени: живя своими эмоциями, не знают они смысла своих эмоций, живя своими надеждами, не знают они смысла своих надежд, и потому легко их обмануть, дав им чужие эмоции и чужие надежды, иллюзией Переживания скрывая истинные значения этих сущностей. И делится эта Ступень на ступень Чувства, ступень Воли и ступень Намерения».

Иукена опять переработала внутри себя поглощенную одежду со Стрелами Ночи и, нарастив шипы, опять выстрелила ими. Кажется, враг в замешательстве, не понимает, что она делает. Это хорошо. Когда поймет — будет поздно. Тогда она уже победит.

«Четвертая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия независимой от материи субстанции, что есть основа души и духа смертных. И здесь восстанавливающееся совершенство обретает самосознание себя как знание себя изнутри. И познаешь ты не мир, но себя, но и здесь есть опасность — познать не себя, но мир. Так и смертные этой Ступени: уверенные, что знают свое Я, а знают другое, уверенные, что знают себя, но знают других, уверенные, что знают других, но знают себя, потому что самого себя легче всего обманывать своей Личностью. И делится эта Ступень на ступень Сознания, ступень Разума и на ступень Эго».

Почему она вспомнила положения Знания о Лестнице? Почему именно сейчас? Она так давно их не вспоминала. Почему сейчас?

«Пятая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия сверхъестественной духовной сфере умных принципов. И здесь восстанавливающееся совершенство получает Власть Повелевать и Знать. Это мир Богов — и мало что мы знаем о нем. Но смертные на этой Ступени властвуют над собой и другими и не только на основе договоренности, но устанавливая это как Закон, словно король, что правит королевством по воле Богов и на основе естественных законов».

Владею ли я собой? Вот сейчас, в трансформе Татгем? Этого ли я хотела?.. Глупости. Конечно, этого. Потому что по-другому нельзя. Потому что по-другому я бы сейчас уже была мертва. И никто бы не отомстил зазнавшемуся Магистру и его хозяину, проклятым оркам и гоблинам Восточных степей, никто бы не воздал за души погибших в ее деревне.

«Шестая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия совершенству своего бытия, ибо открывается ему Истинный Создатель бытия. И ничего нельзя сказать об этой Ступени, ибо только Боги могут достичь ее, мы же можем стремиться познать ее, уподобившись Богам».

Живущий в Ночи вряд ли уподобится Богам. Вряд ли кровопийце и убийце откроет свой лик Создатель. Даже пусть она идет по Лестнице Грозной Ипостаси Грозного Добряка, Бога, что познал Истину о Лестнице Совершенства и Узрел Лик. Пусть она даже достигла Четвертой Ступени, обретя свое Я как Живущая в Ночи и получив достойную этому Я силу…

Она не достойна. Она достойна только своего смысла жизни. Четвертая Ступень — а дальше ей незачем идти. И когда поднявшие ее на Четвертую Ступень причины исчезнут — исчезнет и Иукена. Прости, Понтей.

Но пока она не сдавалась. Нет. Она исчезнет потом — а сейчас она сделает все, чтобы исчез этот убогов гном. Уничтожит его! Просто сотрет с лица земли и его места в бытии! Все, пора заканчивать!

И тут Иукена поняла, что ее рукам холоднее, чем раньше. Она скосила глаза и увидела, что кончики ее пальцев покрываются льдом, который, стремительно разрастаясь, начал перебираться на ладони. Значит, гном уже начал свою контратаку.

Не к месту вспомнился ледяной мост, созданный магом…

Она успела сделать еще один выстрел, прежде чем лед начал покрывать тело, мешая появиться новым наростам. Он превращал ее в глыбу льда, заковывая в холодную темницу. Неплохо, неплохо. Но уже поздно.

Гном заморозил ее почти всю, оставив только голову. Наверное, хотел сказать что-то напоследок. Глупо. Хотя, если бы на ее месте был упырь другого клана, для него это определенно был бы конец.

Гном возник рядом, скрестив лезвия-руки возле ее головы. Осторожничает, готов ударить в любой момент. Дурак.

— Мы похожи, — вдруг сказал он. — Ты и я, мы готовы умереть, но хотим пожить еще немного. Я увидел твои глаза и понял, что мы похожи. Поэтому я решил — пусть ты узнаешь, что погибла от руки похожего на тебя.

Иукена рассмеялась. Измененная гортань делала ее смех гулким и каким-то резким. Гном помрачнел и недолго думая сжал руки. Но лезвия треснули, ударившись о голову. Иукена засмеялась еще громче.

— Да, ты прав, — сказала она. — Я готова умереть. Но не сейчас. И не в ближайшем будущем. А вот ты, кажется, собрался умирать.

Гном нахмурился, его рука поплыла туманом, снова превращаясь в лезвие. На этот раз он ударил в фасеточный глаз. И лезвие снова треснуло.

— Что ты такое?! — крикнул он, не выдержав. — Не хочешь умирать быстро — тогда я заморожу тебя всю, и ты будешь умирать долго!

— Вряд ли, — прошептала Иукена.

И тело гнома развоплотилось, пораженное ее наростом.

— Я знаю, ты слышишь меня, — продолжала упырица как ни в чем не бывало. — Открою тебе два секрета моей трансформы. Первая — когда я прохожу трансформу, моя Сила Крови, если были ранения, исцеляет меня таким образом, будто этих ранений никогда и не было. Никто из Татгем, кроме меня, на такое не способен. Потому что я — Гений Крови.

Гном слушал — она знала это. Слушал, пытаясь понять, откуда взялся нарост, разорвавший его тело. Ведь упырица была покрыта льдом, и этот лед не треснул — так откуда взялся поразивший его снаряд?

— А второй секрет и не совсем мой. Дело в том, что в нашей трансформе Сила Крови Татгем не просто меняет тело. Она меняет ауру, вводя ее в материальный мир и создавая из энергетики тела и энергетики ауры защитную броню, которую очень сложно пробить. Ты уже и сам знаешь это.

Иукена прислушалась к своим ощущениям. Да, все готово.

— А знаешь, зачем Татгем такая броня? Хотя вряд ли догадываешься, иначе бежал бы отсюда уже давным-давно. А броня Татгем нужна для того, чтобы защищать от всех Внутренних Зарядов, которые они выпускают по врагам и которыми управляют. Понимаешь, что это значит?

— Понимаешь, что это значит? — спросила упырица. И он понял. С ужасом Затон посмотрел туда, куда не привык смотреть во время использования энтелехии. За пределы Смертельного Тумана.

И он увидел их. Все эти стрелы, что висели в воздухе вокруг его энтелехии и над ней. Они не просто зависли в воздухе. Между ними пробегали молнии, образуя серебристую сетку, а под ними, охватив всю зону Смертельного Тумана, сверкал эннеарином магический квадрат, на концах которого возникали и исчезали руны.

Вот откуда взялся нарост, уничтоживший его тело! Упырица призвала его из этой «сети» так быстро, что он и не заметил его появления. Проклятье! Он слишком сосредоточился на своей противнице…

Это конец. Если стрелы ударят одновременно, пронзят его туман, накрыв сеткой и пройдя сквозь нее, все частицы гиле погибнут, их хаотический хоровод просто не сможет ускользать от атак, попав в паутину молний, а потом пропадет и Смертельный Туман, а это значит, что его сознание обретет тело, лишившись эфирных нитей, привязывающих разум к частичкам гиле, и стрелы разорвут его теперь уже по-настоящему, разорвут, и он умрет окончательно.

А стрелы уже летели, и сеть уже начинала сверкать в молочных струях, сбивая туманные пряди в плотный комок.

Затон взвыл. Коротко и отчаянно. Он не должен умереть прямо сейчас! Только не так! Ведь еще не убита упырица! Еще не остановлен маг и другие упыри! Он же собирался пожить еще немного!

«Мастер! Помоги! Помоги мне, Мастер!

Я не хочу умирать! Не сейчас!»

А потом все стало безразлично. Потом пришла апатия и тихая тоска.

«Ты ведь готов был умереть? Ты ведь уже готов умереть? Вот ты и призвал смерть. Хотел умереть — и не боялся. А когда я пришла — начал бояться. Я не ласковая. Я жестока. Я не дарую покой. Я несу лишь горе и страх. Здравствуй».

И Затона…

…не стало.

Когда туман исчез и лед треснул, осыпавшись на покрытую инеем землю, Иукена еще недолго поддерживала Тотальное Поражение, пока окончательно не убедилась, что ее заряды все использованы, а Стрелы Ночи, помещенные в них, не разрядились. Да, Внутренние Заряды подчинялись воле Татгем, но лишь настолько, чтобы держать их неподалеку от себя или направить в полет. Дальше они поражали все объекты в пространстве, в которые были направлены, и защитная броня, если Татгем находился в поражаемой зоне, была необходима. Жизненно необходима. Наставники рассказывали, что во время войны воинов Татгем забрасывали во вражеские лагеря, где те уничтожали все и всех вокруг себя. И каждый раз диверсию выполняли только Татгем, потому что другие упыри просто погибли бы, попади они под обстрел Тотального Поражения.

Сфера лопнула, развеялась пурпурными лепестками, и она, голая, свалилась на землю, сжимая лук и сумку, единственные вещи, которые она не дала поглотить ненасытной трансформе Силы Крови. Как же она терпеть не могла эту форму! Мало того что она поглощала вещи для собственного усиления (и одежду в первую очередь! Если остальное еще можно спасти, то одежду никогда!), так трансформа еще делала из нее некрасивого монстра! Неужели Татгем не могли обращаться в кого-то посимпатичнее? Например, в эльфов, пусть клыкастых, но эльфов. Иукена не сомневалась: будь она эльфийкой, была бы писаной красавицей. А тут такая трансформа… Кошмар, одним словом. А уж сколько она сил высасывает, просто не передать. Ощущения в момент трансформы, будто внутрь тебя влезает дракон, недовольный, что для него так мало места, не шли ни в какое сравнение с ощущениями после ее прекращения: словно парочка разводящихся драконов делит имущество. Да, полный кошмар.

Иукена с трудом дышала, стискивая в руках лук. Но она победила. Провались она в Нижние Реальности, но она победила! Расправилась с ублюдком, с которым даже Магистр не смог разобраться! Да, это просто отлично! Улыбка сама собой расползлась на ее лице, стоило ей представить, как она будет тыкать в лицо магу этим фактом.

Она сильнее этого Магистра. Значит, она сильнее и того Магистра. И эту сила Иукена получила благодаря Лестнице Совершенства, потому что знала, что она может подняться по ней, идя за Мощью, которая в иерархии бытия возносится от Ступени к Ступени. «Спасибо, Филиус, ты подготовил меня к тому, чтобы я стала Живущей в Ночи без всяких сомнений. Благодаря тебе я обрела силу, с которой победила могущественного врага».

Небольшое жжение в области затылка напомнило о неприятных моментах. Она глянула на небо. Поединок непозволительно затянулся по времени, и Глаз Дня вот-вот взойдет, пробуждая мир ото сна. Что ж, видимо, придется использовать фыршха и переждать царствование солнца.

Она дотронулась до левого бедра, и улыбка сползла с ее лица. Нет! Не может быть! Фыршх не ответил на ее зов. Иукена сглотнула. Что за напасть? Не время сейчас магии отказывать, это и жизни может стоить…

Упырица снова потянулась к фыршху, приказывая ему работать, повторяя в точности все мыслеобразы, которым ее обучил Понтей и которые она проверяла уже дважды. Но магическое создание молчало, не отвечая на призыв.

Иукена схватилась за сумку. Нож она нашла быстро и, не заботясь о дезинфекции, сделала неглубокий надрез на бедре. Засунула пальцы в разрез, морщась от боли. Фыршх выглядел как крупный эмбрион крысы, это она помнила хорошо. Но то, что она вытащила из бедра, было похоже на две части крупного эмбриона крысы.

Не может быть.

Лезвия пронзили ноги, руки, торс и даже шею упырицы.

Значит, тогда гном и попал в фыршха, разрезав его пополам. Да, трансформа Иукены излечила ее — но не излечила убитого фыршха, инородное тело в ее теле, на которую Сила Крови Гения Татгем не распространялась.

Тело начало чесаться, жжение усилилось, а Иукена тупо смотрела на мертвую креатуру в своей руке. Кровь неторопливо текла по бедру.

Как же так? Она же победила. Она же одолела врага, с которым не справился Магистр. За что?..

Скрыться негде. Вокруг только степь, а до Диренуриана далеко, она не добежит. Даже созданный чародеем холм был раскурочен гномом так, что в нем не скроешься от Воздействия. Солнце вот-вот встанет, а единственная защита бесполезными кусками лежит в ее руке. За что?..

Она выкинула останки фыршха и принялась копать землю. Еще холодная, земля сопротивлялась Иукене. Руки упырицы мерзли, и пальцы не слушались. Она понимала, что это бессмысленно, что она не выкопает нору таким способом, что солнце уже всходит.

Сначала заболела голова. Она прижала ладони к ушам — ей слышалось, будто вокруг плачут тысячи детей. Голова раскалывалась от боли и плача, и Иукена свалилась на землю, не в силах пошевелиться. Отказали руки и ноги, они будто попали в невидимые тиски, и их облили кипятком. Грудь зачесалась так, что, если бы руки подчинялись упырице, она бы расчесала ее до крови. Внутреннее жжение стало невыносимым.

За что ей это?! Понтей… Я не должна умереть!!! Не сейчас!!!

Превозмогая боль и жжение, она сосредоточилась. И ее руки дрогнули. Сначала неуверенно, но потом все быстрее и быстрее — она вцепилась в землю и поползла. Не зная куда, не зная зачем. Она ползла, просто ползла, чтобы чувствовать себя живой. Чтобы знать — она еще жива, она, не-живая упырица, еще жива.

«…уверенные, что знают свое Я, а знают другое, уверенные, что знают себя, но знают других, уверенные, что знают других, но знают себя, потому что самого себя легче всего обманывать своей Личностью…»

Да, именно так. Она обманула себя. Слишком возгордилась собой. Думала, что ей хватит Четвертой Ступени, и жила, думая только о себе и своих делах.

Гном, наверное, смеется сейчас в своем Подземном посмертии. Он все-таки нанес ей смертельную рану. Он все-таки сумел достать ее. Неужели она уйдет вслед за ним? «Мы похожи», — сказал он. «Потому что умрем здесь? Похожи этим, боги? Да будут прокляты ваши шутки! Я не умру, слышишь гном? Я не умру!!!

О боги и убоги, как же больно… Как же больно!!! Больно!!!»

А затем боль исчезла. И отец подхватил ее на руки, и подкинул вверх, и поймал, и опять подкинул, и опять поймал, и отец улыбался, и улыбалась мама, глядя на нее, и улыбался дедушка, опираясь на палку для ходьбы, а рядом нетерпеливо подпрыгивала сестра — ей тоже хочется полетать. И Иукена улыбнулась им в ответ и протянула руки. Они живы. И она жива. И они счастливы. И будут счастливы всегда.

А потом отец подкинул ее вверх и опустил руки. И она, не понимая, смотрела, как он посерел лицом, как кожа обтянула его череп, а потом начала трескаться и сползать, как вдруг покрылась огнем мать, продолжая улыбаться, как дедушка начал чихать, с каждым сотрясающим его чихом теряя конечности, как у ее сестры потекла кровь из ушей, глаз, ноздрей и рта, а она все висела в воздухе и не падала, а ее родные продолжали умирать.

Она открыла глаза. Боли не было. Она ничего не чувствовала и не ощущала. Тело не двигалось. Только из глаз текли слезы.

А над Границей всходило солнце. Глаз Дня. Проклятый Путник. Смерть Живущих в Ночи.

«Понтей… Какая же я дура… Вот это как — умирать снова. Не хочу… Нет… Нет!»

И Иукена закричала. Закричала так, как не кричала даже тогда, когда умер ее отец. Когда умерли ее мать, сестра и дед. Она кричала и кричала, держа свое сознание на грани той бездны, куда ее толкало восходящее солнце. Кричала, собрав остатки жизненных сил. Кричала, пока могла кричать.

Проклятый Путник неторопливо и неумолимо поднимался над Границей.