Проклятие Деш-Тира

Глава V

Путешествие к Альтейнской башне, о котором объявил Асандир, началось на следующее утро, но совсем не так, как представлялось двоим пришельцам из Дасен Элюра. Асандир поднял их еще затемно, вручив каждому простую дорожную одежду и такую же обувь. Аритону и Лизаэру пришлось спешно одеваться. Эти костюмы сидели на них лучше, чем одеяния, позаимствованные у дровосека; шерстяные плащи с подкладкой и блестящими застежками, сделанными из морских раковин, защищали от холода и ветра. Где и когда Асандир успел раздобыть одежду для братьев — оставалось только гадать; сам маг не сказал об этом ни слова. Не прошло и четверти часа, как Аритон и Лизаэр в сопровождении своих благодетелей уже пробирались через сырой лес, где не было ни дорог, ни даже тропинок. Когда начало светать, Аритон вывел братьев в небольшую долину на краю леса, где густо клубился туман, и велел им ждать его там. Сам он вместе с Безумным Пророком отправился верхом в сторону Западного Края. Дакар присоединился в этой поездке к Асандиру не просто за компанию — он собирался на тамошней ярмарке раздобыть лошадей для братьев.

Серое утро незаметно перешло в такой же серый и унылый день. Аритон привалился спиной к стволу скрюченного Дуба. Лизаэр не был настроен выяснять, дремлет он или пребывает в своем магическом отрешении. Наследному принцу не спалось. Он расхаживал взад-вперед, приглядываясь к тому, что его окружало. Лес был очень старым и довольно густым, под его пологом почти не росло кустарников и трав, а те, что все-таки сумели пробиться из земли, выглядели чахлыми и сморщенными. Причина была все той же — отсутствие солнца. Зато грибам здесь явно жилось вольготно, и их сероватые, покрытые пушком шляпки соприкасались с низко нависшими ветками деревьев, похожих на подагрические пальцы. Их корни то подымались из подушки влажного мха, то снова уходили вниз, скрываясь в ложбинках, где их рассекали каменистые промоины. По ветвям порхали птицы со странным бело-коричневым оперением; у самцов его несколько скрашивал яркий хохолок на голове. Лизаэра все раздражало: и пропитанная влагой кора с пятнами плесени, и непрекращающаяся капель с таких же влажных желтоватых листьев. Едва успев прихлопнуть очередного комара, он уже почувствовал, как сзади ему в шею впился следующий.

— В Ситэр, что ли, провалился этот Дакар? — сердито задал он риторический вопрос. — Даже если бы полз на брюхе, он давным-давно должен был вернуться.

Аритон открыл глаза и невозмутимо взглянул на брата.

— Думаю, ответ ты смог бы получить на осенней ярмарке.

В туманном воздухе слова его прозвучали без привычной резкости, но сам ответ изумил Аритона. Асандир недвусмысленно приказал им дожидаться возвращения Дакара, а затем вместе с ним ехать к мосту через реку Мелор, где все они и встретятся с Асандиром. Сам маг должен был появиться там, когда городские колокола начнут отбивать полдень.

— Ты что же, собираешься и дальше кормить здесь комаров? Я больше не намерен ждать.

Лизаэр смешался: наверное, зря он пожаловался при Аритоне.

— Думаю, у Асандира были причины оставить нас в лесу.

Аритон скривил рот, отчего принцу стало еще больше не по себе.

— Знаю, что были. — Повелитель Теней беспечно усмехнулся. — Вот я и хочу о них разузнать. Раз Дакар где-то приклеился своим необъятным задом, у нас есть великолепный повод убраться отсюда. Ты идешь?

Позабыв все свои тревоги, Лизаэр громко засмеялся. Он никак не думал, что после сурового воспитания у магов брат еще способен на какие-то сумасбродства. Но энтузиазм Аритона был заразительным.

— Комары-то могут и попоститься. А что ты скажешь всесильному чародею?

Аритон вскочил на ноги.

— Асандиру? — переспросил он, засовывая пальцы за оружейный пояс. — Я скажу ему правду. Ставлю серебряную монету против хлебной корки: мы отыщем нашего пророка валяющимся мертвецки пьяным в какой-нибудь канаве.

— В таком случае можно и не биться об заклад, а считать, что нам просто повезло.

Лизаэр двинулся сквозь кустарник, росший на краю леса. Настроение наследного принца заметно поднялось, и он даже не бранился, когда струйки воды попадали к нему за шиворот.

— Уж если биться об заклад, то лишь насчет времени, которое понадобится этому толстяку, чтобы протрезветь.

— Если такое случится, тогда нам действительно придется довольствоваться корками, — резко ответил Аритон. — Денег ведь у нас с тобой нет. Не побираться же на улицах!

С завидной быстротой он пригнулся, чтобы задетая Лизаэром ветка не хлестнула его по лицу, и вместе с братом зашагал к лугу.

Ветерок, налетевший с моря, немного разогнал свинцовую завесу тумана. Братья обнаружили, что находятся на склоне холма, довольно круто обрывавшегося к побережью. Сама береговая линия, окаймленная сероватым песком, была ровной, лишь в одном месте в берег вдавался узкий залив с топкими берегами. Уступы крепостных стен города со странным названием Западный Край напоминали груду детских игрушечных дощечек, забытых на песке. С гребня холма братьям удалось разглядеть лишь здания из угрюмого серого камня, крыши которых были украшены коньками, башенками и балконами с высокими перилами. Крепостные сооружения были древними и ветхими, если не считать нескольких подновленных участков стены с амбразурами, глядящими в противоположную от моря сторону.

— Эт милосердный, — пробормотал Лизаэр. — Какое жуткое нагромождение камня. Если здешние жители подстать своему унылому городу, тогда не удивительно, что Дакара потянуло напиться.

Если Лизаэр смотрел на город глазами пусть и изгнанного, но наследного принца, то Аритон оценивал увиденное с точки зрения моряка. Он сразу понял, что здешняя гавань давно находится в запустении. С пришествием Деш-Тира мореходство сделалось невозможным. У причалов не стояло ни одного большого судна. В купеческих домах жили теперь рыбаки, а развалины верфи были уставлены бочками с соленой рыбой и завешаны неводами.

Туман вновь сгустился, оставив от города лишь неясные очертания. Лизаэр поежился; настроение его явно ухудшилось.

— Ты хоть заметил, где у них ворота?

— В западной части. Я видел там какую-то дорогу.

Аритон шагнул вперед. Он был задумчив и словно ждал чего-то, что должно вот-вот произойти. В это время послышался полуденный перезвон колоколов.

— Наш пророк опоздал к условленному часу. Ты идешь?

Лизаэр кивнул. Носком одного сапога он счистил ком глины, налипший на каблук другого, и поспешил за братом.

— Асандиру это явно не понравится.

— Еще как не понравится. — Аритон с показным простодушием наморщил лоб. — Идем скорее, иначе пропустим все самое интересное.

Тропинка, петлявшая между холмистых полей и живых изгородей, привела братьев к городским воротам. Здесь Лизаэр получил очередной удар по самолюбию и напоминание об утраченных привилегиях. Наследный принц привык передвигаться верхом и беспрепятственно проезжать везде, где пожелает. Теперь же ему приходилось лавировать между повозками и уворачиваться от брызг грязи, летевших из-под колес, на что другие пешеходы не обращали даже внимания. Аритон, как и любой маг, привык не выделяться из толпы. К счастью, наряд, полученный от Асандира, помогал ему в этом. Во всяком случае, стражники у ворот даже не заметили братьев.

Чувствовалось, что за городскими улицами давно никто не следит: мостовые были в ухабах, на каждом шагу попадались зловонные лужи. Дома стояли впритык, и, куда ни ступи, с крыш капала вода. Аляповатые балконы блестели от сырости, а на карнизах лежал толстый слой помета чаек. Над входными дверями висели потемневшие латунные талисманы, о назначении которых оставалось лишь догадываться. Лизаэра едва не облили помоями, выплеснутыми из окна верхнего этажа. Вдобавок улица разделилась на три узких переулка.

— Ну и дыра, — ошеломленно пробормотал наследный принц. — Не хочешь немного полюбоваться на здешние красоты?

Аритон оглянулся.

— Ты, никак, собрался расспрашивать про выход из этого лабиринта?

Лизаэр не ответил. Он откинул капюшон плаща и стал вслушиваться в разговор двух дородных горожанок, шедших мимо. Речь была понятной, однако манера говорить отличалась от привычной для него. Гласные звуки сливались в один протяжный, согласные произносились с придыханием и легкой картавостью.

— А знаешь, здешний говор не такой уж и трудный. Стоит нам провести ночь в каком-нибудь кабаке, и нас вполне станут принимать за местных жителей.

Пока что выговор Лизаэра заставил одну из женщин обернуться. Из-под шали блеснули удивленные глаза. Подхватив свою спутницу под локоть, женщина хмыкнула. Потом они обе спешно прошли мимо братьев и скрылись во Дворе какого-то дома, громко хлопнув железными воротами. Заметив раздражение на лице брата, Аритон усмехнулся.

— Постарайся говорить как можно тише и вообще не бросаться местным жителям в глаза, — попросил он.

Лизаэр вздохнул. Привыкший к тому, что женщины неизменно восторгались им и были готовы выполнить малейший его каприз, он чувствовал себя оскорбленным. Обогнув лужу, наследный принц подошел к шаткому лотку торговца горячими колбасками. Под матерчатым навесом стоял хозяин — круглолицый лысеющий старик. Ему помогала на редкость хорошенькая дочка. Колбаски, что коптились над кособокой жаровней, запахом своим были способны отпугнуть даже самых голодных. Заметив Лизаэра, торговец заулыбался и что-то загнусавил. Ушам наследного принца его словоизлияния показались полнейшей бессмыслицей.

Торговец подцепил вилкой колбаску и стал выразительно размахивать едва ли не перед носом Лизаэра. Принц отвел взгляд от девушки и учтиво улыбнулся.

— Благодарю, я не голоден. Мы слегка заблудились. Может, ты или твоя милая дочка подскажете, как нам добраться до...

Старик с такой силой хватил кулаком по прилавку, что деревянная миска с каким-то соусом подскочила и горячие брызги от нее полетели во все стороны. Вилка поднялась, словно змея, готовая ужалить. Ошеломленный Лизаэр инстинктивно отпрянул.

— Эт свидетель, да я щас порешу тебя на месте! — взвыл торговец. — Лошадник вонючий, шляесся по нашим улицам, как хозяин! Вконец обнаглели!

Девушка подскочила к отцу и вцепилась своими обветренными руками в его ручищу. Судя по раскрасневшемуся лицу, она была разъярена не меньше торговца.

— Вали на конский торг, лошадник! И поживее, пока стража тебя не заприметила!

Лизаэр уже собрался с холодным презрением ответить на этот непонятный ему выпад, но Аритон с быстротой карманного воришки подскочил и встал между наследным принцем и торговцем. Он схватился за вилку, которой все так же яростно размахивал старик, затем сурово поглядел на девушку.

— У нас не было намерений вас оскорблять. Поверьте, мы действительно заблудились.

Торговец рванул вилку, но хватка Аритона была крепче, и старику пришлось разжать пальцы. Аритон с размаху всадил жирные зубцы вилки в засаленный деревянный прилавок. Не обращая внимания на подозрительные взгляды нескольких прохожих, он скрестил на груди руки, покрытые непривычным для здешних краев бронзовым загаром, и стал ждать.

Дочери торговца, очевидно, стало жаль путников.

— Идите направо, потом по Ткацкому переулку до конца. И чтоб вам пусто было, вруны поганые!

Лизаэр вторично собрался потребовать объяснений; он до сих пор не мог понять, что же рассердило торговца и эту смазливую девчонку. Но Аритон буквально силой потащил его в указанном направлении.

— Эт милосердный, в какой дыре мы оказались? — вопрошал наследный принц. — Хочешь сказать пару любезных слов уличной милашке, а тебя готовы проткнуть грязной вилкой!

— По-видимому, им не понравились твои манеры, — ответил Повелитель Теней.

— Манеры? — переспросил удивленный Лизаэр. — Я что, сказал им хоть одно грубое слово?

— Возможно, у них свои понятия о грубости, — бросил ему Аритон, не сбавляя шага.

Странный город, куда они попали, и настороженно-любопытные взгляды прохожих постоянно напоминали наследному принцу, что здесь он — всего-навсего подозрительный чужак. Лизаэр осадил уязвленное самолюбие, но заставить себя молчать не мог.

— Интересно, кого же они именуют лошадниками? — рассуждал он вслух.

Братья обогнули смердящую телегу торговца рыбой и свернули в переулок. Его название было выведено потускневшим золотом на аляповатой вывеске с изображением прялки.

Аритон остановился возле какого-то пьянчуги, храпевшего в сточной канаве, уютно устроившись на груде мусора и картофельных очистков.

Горечь недавней обиды улеглась, и Лизаэр начал замечать происходящее вокруг.

— Никак, Дакар? — удивленно воскликнул он, подходя к храпящему.

— Он самый, — яростно блеснул глазами Аритон. — Как всяким грешникам, нам повезло.

— Хотел бы я знать в чем, — беспокойно отозвался Лизаэр, удивленный тем, что его брат, присев на корточки, начал рыться в недрах грязного плаща Дакара. — Не боишься, что тебя будут судить за воровство?

Аритон оставил и этот вопрос без ответа. С беспечностью, способной довести до бешенства, он пропихнул руку за шиворот рубахи Безумного Пророка и стал шарить там. Дакар продолжал храпеть. Вскоре Аритон издал торжествующий возглас. В его кулаке был зажат увесистый мешочек с монетами.

— Разбой, но уже на суше, — улыбнулся Лизаэр, которому не оставалось ничего иного, как сделаться соучастником грабежа. — И куда мы отправимся проматывать это богатство?

— На конский торг, — ответил Аритон, перебрасывая ему мешочек. — Кажется, кому-то очень не понравилось месить ногами грязь. Или я ослышался?

Лизаэр молча проглотил колкость. Ощупывая сквозь материю незнакомые монеты, он задумчиво произнес:

— В этом городе либо стража не дремлет, либо жители слишком честные. Трудно представить, чтобы человек храпел в канаве и никто не попытался его обворовать.

— Наш пророк предусмотрел такую возможность.

Пальцы Лизаэра сразу же ощутили холодок, исходящий от мешочка с деньгами.

— Заклинания?

— Всего одно, — без тени улыбки ответил Аритон. — Судя по тому, как оно наложено, можно догадаться, откуда у Дакара такое прозвище.

— Думаешь, из-за того, что он — ученик мага? — спросил Лизаэр.

Они проходили мимо ткацкой лавки. На столбе с вывеской болтались влажные образчики шерстяных тканей, но дверь была крепко заперта.

— Скорее всего, за то, что его заклинание способно опалить руки любому дуралею, рискнувшему покуситься на его собственность.

Шагая по переулку, Лизаэр размышлял о том, привыкнет ли он когда-нибудь к повадкам магов. Когда впереди показалась площадь, он понял, почему закрыты окрестные лавки. То, что дочка колбасника пренебрежительно назвала конским торгом, на самом деле оказалось большой ярмаркой. Скорее всего, ярмарка была для Западного Края главным осенним событием. Прилавки, где в обычные дни торговали рыбой, сейчас были украшены флажками и разноцветными лентами. Свободное пространство между ними и вокруг почти целиком занимали лошади всевозможных пород и мастей. Уличные мальчишки в поношенных, явно с чужого плеча рыбачьих балахонах затеяли какую-то игру. Они бегали, протискиваясь в любую щель и наступая взрослым на ноги. Торговки бранились, а беззубый старик-скрипач, озорно подмигивая ребятам, играл что-то наподобие джиги. Аритон невольно поморщился: инструмент был безнадежно расстроен.

После стычки с колбасником братья повели себя осторожнее. Остановившись, они огляделись. Неподалеку двое бродяг промышляли игрой в шарики, завлекая азартных ротозеев. Остальная публика состояла из местных рыбаков и ремесленников, их жен и детей. Одеты они были небогато, но достаточно опрятно. На груженых телегах восседали крестьянки из близлежащих деревень. Среди толпы расхаживали вооруженные солдаты, следившие за порядком, однако по их лицам чувствовалось, что они более склонны пропустить по кружечке и поболтать с друзьями, чем бдительно нести службу. Тем не менее Аритон, прикрыв правую руку плащом, все время держал ее на рукоятке меча.

Едва братья появились на ярмарке, их сразу же заметила маленькая девочка, дочь торговки лакомствами. Хотя у обоих с раннего утра не было во рту ни крошки, они по молчаливому согласию решили вначале подыскать себе лошадей, а уж потом думать о еде. Простодушно улыбаясь, девчушка протягивала им засахаренные фрукты, но Лизаэр слегка покачал головой и прошел мимо. Столь же решительно братья миновали прилавок мясника, потом — запряженную быками телегу, на которой громоздились горшки со съедобными травами. Чуть поодаль сидела дряхлая старуха, тоже торговавшая какой-то снедью. Рядом с перевернутым ящиком, служившим ей стулом, высился столб. К нему были привязаны поводья нескольких лошадей.

Лизаэр с Аритоном отошли в сторону, приглядываясь к лошадям. В нескольких шагах, утопая по щиколотку в соломе, от которой почему-то разило протухшей селедкой, стоял коренастый малый в жилетке из бараньей шкуры. Подстать галдящей возле него стае чаек, он что-то сердито выкрикивал, обращаясь к горбоносому человеку в поношенной полотняной рубахе и ярком кожаном камзоле.

— Семьсят м'нет? — проглатывая звуки, переспросил малый в жилетке, почесывая ухо. — За т'кую клячу? Хошь все денежки загрести, бесстыдный лошадник? Да ежели наш н'местник усл'шит, не б'вать твоему клану на ярмарке.

Торговка снедью вскинула подбородок и прошамкала какое-то ругательство. Продавец провел жилистой рукой по крупу своей лошади и заявил:

— Цену не сбавлю.

Он ясно выговаривал каждое слово, и его речь почти не отличалась от привычной для братьев речи Дасен Элюра.

— Семьдесят монет, или кобыла останется там, где стоит. Можешь называть ее клячей, но она молодая и хороших кровей.

— Эт милосердный, да он говорит почти как мы, — шепнул Лизаэр Аритону на ухо.

Повелитель Теней слегка кивнул.

— Теперь я начинаю понимать, почему нас так встретили.

Все это время он внимательно приглядывался к лошадям, выставленным на продажу. Лизаэр заметил, что его брат остановил свой выбор на привязанном чуть поодаль широкогрудом жеребце со звездочкой на лбу.

— Мне тоже понравился этот гнедой, — признался Лизаэр. — Ноги великолепные, и сразу видно — выносливый.

Услышав их разговор, старуха наклонила голову и незаметно стала наблюдать за братьями. Малый в жилетке повернул прочь, отпуская проклятия. Не дожидаясь, пока к гнедому приценится кто-нибудь еще, Аритон шагнул вперед и спросил:

— Сколько ты хочешь за своего жеребца?

Владелец чуть не подскочил от неожиданности. Он не сразу даже понял, кто задал вопрос, и только потом заметил Лизаэра и Аритона, стоявших особняком.

— Дейлион-судьбоносец! — воскликнул горбоносый. — Из какого клана ты, брат, и не шутки ли ради нарядился горожанином?

Аритон, не отвечая на его вопросы, повторил свой:

— Сколько?

— Гнедой не продается, — резко ответил горбоносый. — Разве ты не видишь, какие кисти на его недоуздке?

В этот момент старая торговка вдруг начала громко причитать.

Братья насторожились; обоим не хотелось вторично становиться мишенью для непредсказуемых выплесков враждебности. Аритон мучительно раздумывал, как умерить пыл владельца гнедого жеребца.

Но прежде чем он сумел раскрыть рот, послышался чей-то ровный голос:

— Кисти на недоуздке безошибочно говорят, что гнедой принадлежит тебе.

Услышав эти слова, горожане почему-то заспешили прочь, а старуха замолчала. Маг Асандир лишь слегка коснулся ее платка и подошел к горбоносому.

— Но хороших лошадей уже успели продать, а моим спутникам как раз нужны хорошие и выносливые лошади. Ты согласен продать гнедого за триста монет?

Горбоносый вскинул брови и глотнул воздух ртом. Всмотревшись в суровое, неумолимое лицо Асандира и встретившись взглядом с серо-стальными глазами мага, владелец коня явно его узнал.

— Вам я готов его продать, но лишних денег мне не надо. Двести монет — честная цена.

Асандир выразительно поглядел на братьев.

— Идемте, — сказал он. — Отвязывайте гнедого и, если не хотите бед на свои головы, не разевайте ртов, пока я не найду вторую лошадь.

Потом он обратился к горбоносому:

— Ты ведь привык к своей лошади, а теперь расстаешься с ней. Возьми еще сто монет, и пусть они сгладят неудобства, которые тебе придется претерпеть, пока у тебя не подрастет новый конь.

Горбоносый смутился; похоже, щедрость Асандира он счел за милостыню и хотел что-то возразить. Но старуха упредила его слова, выразительно кивнув головой. Асандир быстро вынул деньги. Не дожидаясь, пока участники этой странной сделки привлекут чье-либо пристальное внимание, маг срезал с недоуздка гнедого кисти прежнего владельца и повел коня прочь. Лизаэр и Аритон поспешили следом.

Асандир быстро вел их через рыночную площадь. Он двигался с такой скоростью, что горожане, словно потревоженные куры, едва успевали отскакивать, дабы не оказаться у него под ногами, и провожали его недоуменными взглядами. Все трое прошли мимо загонов с громогласно мычащим и блеющим домашним скотом и непривычно молчаливыми покупателями. Гнедой жеребец то упирался, то натягивал поводья, дергаясь в сторону, пока Асандир не произнес какое-то заклинание, успокоившее коня. Опасаясь, что им обоим может достаться от мага, Лизаэр предпочитал хранить молчание. Аритона это не волновало, и потому он спросил:

— Вы нашли Дакара?

Маг недовольно обернулся.

— Да. Он свое уже получил.

Улочка, по которой они шли, разветвлялась. Асандир без колебаний выбрал переулок потемнее и направился туда. Подковы гнедого гулко цокали по выщербленным камням.

— Ваше появление на ярмарке и так наделало достаточно шума среди торговцев. Извольте больше не давать поводов для пересудов. Вы меня поняли? — спросил Асандир.

Маг вдруг остановился и перебросил поводья Лизаэру.

— Оставайтесь здесь и просто ждите. Молча. Я возвращаюсь на ярмарку за второй лошадью и приличным седлом. Если вас опять понесет бродить самовольно, знайте: тех, кто якшается с магами, здесь весьма часто заковывают в цепи, обкладывают вязанками хвороста и заживо поджаривают.

Асандир развернулся и зашагал в обратном направлении. Провожая его беспокойным взглядом, Аритон пробормотал:

— Представляю себе участь Дакара.

Лизаэру не хотелось даже думать об этом, и слова брата его рассердили. Он молча повернулся и стал разглядывать своего коня.

Асандир вернулся совсем скоро, ведя под уздцы кобылу мышастой масти. Ее шею покрывал довольно причудливый узор из белых крапинок. Следом шел вороной конь самого мага, сверкая единственным глазом, способным, казалось, заглядывать прямо в душу. На спину вороному было уложено седло, купленное для гнедого.

— Не пойму, как он мог ездить без уздечки, — сказал Лизаэр, вынужденный самостоятельно возиться с седлом и подпругой.

— Жители Пасвира — лучшие объездчики лошадей во всей Этере. К тому же твой гнедой принадлежал предводителю клана. Ему не нужны удила. Даже если ты заснешь или зазеваешься, этот конь не позволит тебе выпасть из седла.

Асандир передал поводья кобылы Аритону.

— Не волнуйся, она не бракованная, просто еще молодая. Посему спать в седле тебе не советую.

У городских ворот мага поджидали нанятые им мальчишки, которые стерегли пони, нагруженного одеялами и кожаными мешками с провизией. К поклаже на длинной веревке была привязана пятнистая кобыла Дакара. Сам Безумный Пророк возлежал поперек седельной луки, скрученный по рукам и ногам и завернутый в какую-то тряпку. Кто-то вылил на его кудлатую голову ведро воды, оставившей влажные пятна на испачканной одежде. Но даже это не могло разбудить Дакара, и под его храп Асандир вывел всю кавалькаду из восточных городских ворот.

Когда крестьянские хутора, окружавшие город, остались позади, дорога заметно опустела. Почти к самому берегу подступали болота. В давние времена здесь насыпали дамбу, а дорогу замостили аспидным сланцем, сделав ее сухой и надежной. Века и бесчисленные колеса повозок оказались сильнее толстых сланцевых плит. Нынче их покрывала паутина трещин. В колеях чавкала глина, на спицы колес наматывалась пожухлая трава. Над этой равниной, как и над всей Этерой, владычествовал туман, и в его пелене тускло блестели прибрежные воды с островками камышей. В воздухе стоял кисловатый запах гнили. Цокот копыт и скрип поводьев вспугивали стаи морских птиц, и они с громким хлопаньем крыльев взмывали вверх.

Ободренный тем, что Асандир не отчитал их за самовольный визит в Западный Край, Лизаэр подъехал к магу и решился спросить:

— А кто такие лошадники и почему здешние люди их ненавидят?

Асандир ответил не сразу. Вначале он многозначительно поглядел на Аритона. Все внимание Повелителя Теней было поглощено мышастой кобылой. Аритон мужественно пресекал ее попытки уклониться в сторону. Маг намеренно выбрал ему такую лошадь; Асандиру не хотелось, чтобы Аритон погружался в раздумья.

— Лошадниками зовут тех, чьи предки правили Западным Краем. Когда в Этере свергли власть верховных королей, этим людям пришлось бежать в луга Пасвира. С тех пор они уже несколько веков живут там и разводят лошадей, в основном для себя. Горожане относятся к ним с большой опаской.

Путники пересекли ветхий мост через реку Мелор. Кобыла взбрыкивала, фыркала и, казалось, была не прочь сигануть прямо в воду. Поскольку Аритону было не до речей мага, слова Асандира предназначались в основном для Лизаэра.

— С тех давних времен между горожанами и лошадниками сохраняется глубокая вражда. По большей части и те и другие находятся во власти дурацких предрассудков. Речь лошадников во многом напоминает вашу. Неудивительно, что жителей Западного Края возмутило ваше дерзкое появление в городе. Мне не хотелось, чтобы вы становились жертвами этих предрассудков, потому я и попросил вас подождать в лесу.

Лизаэр собрался было задать новый вопрос, но Асандир заговорил раньше.

— Тейр-Илессид, — произнес он.

Слово это оставило наследного принца равнодушным; Лизаэр не знал древнего языка и не понял, что маг обращался к нему как к наследнику Илессидов.

— У тебя еще будет достаточно времени для расспросов. Обещаю ответить на все. А пока что я тороплюсь до наступления темноты отъехать как можно дальше от города. Лошадники и горожане хорошо вас запомнили. Незачем будоражить человеческое любопытство и преждевременно раскрывать карты.

Поглаживая шелковистую гриву коня, Лизаэр раздумывал над словами мага. С изгнанием из Дасен Элюра он утратил былую самоуверенность. Он глядел на унылую картину чужой земли и старался не улыбаться, наблюдая, как Аритон, вцепившись в поводья, сражается с неистощимыми выходками своей своенравной кобылы.

Поначалу цоканье ее копыт заглушало стоны приходящего в сознание Дакара. Стоны сменились непристойными ругательствами, также оставленными без внимания. И только отчаянный рев вынудил путников остановиться.

Оглянувшись, все увидели, что вопли Безумного Пророка вызваны не только похмельем. Лицо Дакара раскраснелось; он извивался всем телом, дрыгал ногами и пытался дотянуться связанными руками до своего плаща. Каким-то неведомым образом плащ обмотался у него вокруг шеи. Что еще удивительнее, плащ словно ожил и пытался задушить толстяка.

— Ийяты, — коротко сообщил Асандир, которому это зрелище доставило явное удовольствие. — Так здешние люди называют разную нечисть.

Дакар дернул головой, закатил глаза и с решимостью обреченного человека сдавленно прошептал:

— Это ты подстроил.

Плащом Безумного Пророка завладел один из природных духов, который неутомимо сдавливал ему горло шерстяным обручем.

— О, муки Ситэра! Ты так и будешь наблюдать, как меня душат?

Асандир тронул поводья вороной лошади, собираясь продолжать путь.

— Я же без конца тебе твердил: когда имеешь дело с ийятами, надо умерять свои чувства, — с непоколебимым спокойствием ответил он. — Твои стоны и дрыганье ногами только разжигают в них желание проказничать.

Дакар прошипел сквозь ткань плаща, все теснее обвивавшую его горло:

— Замечательный совет. Особенно когда душат не тебя, а меня.

Возможно, сарказм обреченного Дакара обладал магической силой. Как бы то ни было, но плащ внезапно обвис. Безумный Пророк жадно втянул в себя воздух и невольно рассмеялся, увидев, как от земли оторвалась лужица и, взмыв вверх, застыла.

Пока Лизаэр и Аритон пребывали в немом изумлении, Асандир спокойно разглядывал колышущуюся грязноватую жидкость, грозившую обрушиться на его серебристую голову. Не меняя выражения лица, он поднял руку, сжал пальцы, затем опустил кулак на колено. Лужица, порожденная ийятом, подчиняясь невидимой силе, тоже стала опускаться. Маг стремительно разжал пальцы, и лужица распалась на множество мутных капелек.

Промокший Дакар смачно выругался.

— Так нечестно, — добавил он.

Поскольку он путешествовал в перевернутом состоянии, неудивительно, что объемистый живот пророка весьма страдал от превратностей пути.

— Эти твари знают тебя и боятся. Ни одна из них не отважится пристать к тебе.

Асандир повел бровью.

— Тебя они тоже знают. Ты служишь для них отличной мишенью, поскольку не желаешь обуздывать свой характер.

Дакар снова заерзал, но так и не сумел найти для себя более удобного положения.

— Ты что, не собираешься меня развязывать? — спросил он Асандира.

— А ты достаточно протрезвел, чтобы держаться в седле?

Маг вперился в ученика неумолимыми серо-стальными глазами и покачал головой.

— Думаю, тебе не повредит, если ты повисишь еще часок и подумаешь о последствиях несвоевременного бражничанья. Пока ты накачивался разной дрянью, наши гости, устав тебя дожидаться, отправились в город. Там на конской ярмарке я их и встретил.

Глаза Дакара напоминали глаза побитой собаки.

— До чего же ты бессердечен. Разве я виноват, что двое недавних пришельцев из другого мира оказались не в состоянии выполнить простые требования?

Асандир натянул поводья своего коня. Потом молча шлепнул по крупу пятнистую кобылу Дакара и, не оборачиваясь, поехал вперед. Кобыла поскакала за ним. Несчастный Дакар, страдающий от езды вниз головой и тяжелого похмелья одновременно, громко сетовал на раскалывающийся череп. Оставаясь глухим к жалобам пророка, Асандир удовлетворил любопытство Аритона и уверил его, что ийят больше не вернется.

— Их пища — сила природных стихий: огня, падающей воды, смены тепла и холода. Того, что присосался к Дакару, мы оставили совсем истощенным. Во всяком случае, на несколько недель он начисто позабудет о своих проказах.

Всадники продолжали двигаться на запад под серым небом промозглого дня. За все время они остановились только один раз, чтобы наскоро перекусить. Муки Дакара продолжались до самых сумерек, когда путники расседлали лошадей и расставили небольшие походные шатры для ночлега. Измотанный долгой поездкой в неудобной позе, а также многочасовыми мольбами и проклятиями, пророк угрюмо сел у костра и тут же заснул. Лизаэр и Аритон тоже изрядно устали; столь продолжительный путь в седле был им непривычен. Братья легли, завернулись в одеяла и затихли, прислушиваясь к крикам неведомой ночной птицы, доносившимся с болота.

Невзирая на усталость, Лизаэр не заснул, а лежал с открытыми глазами, уставившись в темноту. Судя по дыханию, Аритон тоже не спал. Он сидел на подстилке, упершись спиной в шатровый столб. Наследный принц перевернулся на живот.

— Как ты думаешь, у Асандира задумано для нас что-то еще, кроме покорения Деш-Тира? Мне кажется, на этом он не остановится.

Аритон повернулся к нему, но тьма не позволяла Лизаэру увидеть лицо брата.

— Тебе кажется, а я в этом уверен, — ответил Аритон. Лизаэр подпер подбородок кулаками и ругнулся, уколовшись отросшей щетиной. Слуги остались в другой, навсегда исчезнувшей жизни. Вздохнув, он смирился со своей участью и задумался о вещах более серьезных.

— Судя по твоему голосу, ты убежден, что ничего приятного нам это не сулит.

Аритон молчал. Возможно, он пожал плечами, поскольку шатровый столб слегка скрипнул.

Лизаэра вдруг охватило былое недоверие к брату. Протянув руку, он призвал на помощь свой дар. Звездочка, вспыхнувшая на ладони, осветила стены шатра.

Аритон не ожидал этого. Он поспешно отвернулся, чтобы Лизаэр не увидел, какой тоской и болью искажено его лицо. Но Лизаэр заметил это.

— Эт милосердный, о чем ты думал? Ты собственными глазами видел, в каком запустении Деш-Тир держит землю. Неужели совесть и честь позволят тебе отвернуться от страданий здешних людей?

— Нет, — едва слышно ответил Аритон. — На это Асандир и рассчитывает.

В словах Повелителя Теней звучало неприкрытое замешательство, заставившее Лизаэра позабыть свой гнев. Должно быть, у Аритона остались в Дасен Элюре дорогие для него люди: друзья, может даже семья. Лизаэр устыдился собственного недоверия и спросил:

— Если бы сейчас ты мог отправиться куда угодно, быть кем угодно и делать что угодно, что бы ты предпочел?

— Не возвращаться в Картан, — коротко бросил Аритон. У Лизаэра отпало желание продолжать расспросы. Он потушил рукотворный свет.

— Знаешь, — уже в темноте продолжал наследный принц, — Дакар думает, будто ты — преступник, злоупотребляющий магией и склонный к развращению невинных.

Аритон тихо рассмеялся.

— Тебе было бы намного легче, если бы ты ему поверил.

— Почему? Разве тебе было мало одного суда, где на тебя сыпались обвинения в пиратстве? — Лизаэр искренне жалел, что погасил свет. — Неужели ты задумал сражаться с Асандиром?

Ответом ему было полное молчание. Лизаэр слишком устал, чтобы копаться в хитросплетениях противоречивой совести брата, а потому снова завернулся в одеяло и постарался не думать ни о доме, ни о подруге с Южного острова, которая, должно быть, уже нашла ему замену. Вместо этого бывший наследный принц сосредоточился на нуждах Этеры и на Деш-Тире, победить которого призывала его судьба. За этими размышлениями Лизаэр сам не заметил, как заснул.

Последующие дни не отличались разнообразием впечатлений, если не считать того, что Дакар теперь ехал верхом, а не висел поперек седла, словно тюк с одеждой. Лиги, оставленные позади, сделали мышастую кобылу Аритона поспокойнее. Взбрыкивать и гарцевать она не перестала, но уже просто по причине игривого нрава, а не от страха. Впрочем, такое облегчение не сделало Аритона более разговорчивым. Повелитель Теней по-прежнему держался замкнуто и почти не раскрывал рта. Отношение Дакара к нему также оставалось прежним: пророк бросал на него косые и хмурые взгляды. Зато он без умолку болтал с бывшим наследным принцем Амрота, засыпая того нескончаемыми вопросами. Охрипнув от смеха и избытка разговоров, Лизаэр глядел на своего молчаливого брата и думал, кто из них страдает больше: Аритон в своем одиночестве или он сам, вынужденный удовлетворять ненасытное любопытство Дакара.

Дорога повернула от берега в глубь континента, и болота сменились лугами, на которых росли блеклые полевые цветы. Цокот копыт вспугивал незнакомых братьям птиц, черные перья которых оканчивались узенькой белой каймой. В кустах кричали куропатки. Путники переправились через какую-то глубокую реку. Доехав до развилки, Асандир уверенно избрал правую дорогу. Левая вела в портовый город Карфаэль. После переправы, когда пополняли запас воды в бурдюках, Дакар громко посетовал насчет отсутствия более крепких напитков.

Асандир вытер мокрые руки и пресек словоизлияния ученика, сообщив, что впереди движется торговый караван.

Дакар стремительно выпрямился, отчего бурдюки в его руках с булькающим звуком ударились друг о друга, расплескивая воду.

— Куда он направляется? — с нескрываемым интересом спросил он.

— В Камрис, как и мы, — ответил Асандир. — Мы его обязательно догоним.

Обрадованный пророк даже не заметил, что изрядно промочил свой плащ. Весь день и половину вечера он донимал Асандира вопросами, но маг отказывался вдаваться в подробности.

На четвертый день дорога сделала крутой поворот на восток, и путники въехали в Западный лес. Когда-то здесь росли могучие деревья, которые, подобно старикам, теперь сгорбились под тяжестью одолевшего их мертвенно-бледного мха. Тем не менее зрелище оставалось впечатляющим: вершины деревьев окутывал туман, дупла обвивал плющ, а иные стволы достигали такой толщины, что, наверное, и пятеро людей, взявшись за руки, не сумели бы их обхватить. В лесу царил густой полумрак. Тишину нарушал лишь мерный стук падающих капель. Однако величие леса подействовало на путников угнетающе. Чувствовалось, что лес медленно и неотвратимо умирает. Все, включая Дакара, ехали молча.

— Этот лес знал лучшие времена и был куда более приятным местом, — тихо сказал Асандир, словно перед его магическим взором встали картины, вызвавшие поток печальных раздумий.

Всадникам встретилось несколько камней, испещренных письменами. Надписи почти стерлись; только лишайники, повторявшие их очертания, позволяли что-то увидеть. Аритон с нескрываемым любопытством глядел на камни, и Асандир решил нарушить молчание.

— В седой древности, когда на Этере еще не было людей, за этими лесами ухаживали существа, во многом превосходившие нас. Они умели настраиваться на глубочайшие жизненные пласты и чувствовать биение, связывающее всю живую и неживую природу Этеры с гармонией Эта. Камни, которые они ставили повсюду, служили опознавательными знаками, они показывали, какие земли и деревья можно использовать для жизненных нужд, а какие должны оставаться неприкосновенными, дабы не нарушить великое таинство Эта. Некогда защита священных земель была обязанностью верховных королей. Поля и пастбища устраивались только в тех местах, где земля благосклонно питала их. Теперь такие знания почти забыты. Тех, кто жил на этой земле и охранял ее, на древнем языке называли великанами.

По каким-то соображениям Асандир не стал говорить, что здесь обитали кентавры. Когда же Лизаэр спросил, что сталось с древней расой, маг лишь грустно покачал головой.

— Последние илитарийские паравианцы исчезли, когда Деш-Тир поглотил солнечный свет. Никто, даже Сетвир — летописец Альтейнской башни, не знает, куда они пропали. Но без них Этера стала намного беднее. Осталась последняя надежда: может, победа над Деш-Тиром вернет их сюда.

Поймав взгляд Лизаэра, Дакар хитро ему подмигнул.

— Еще бы древним расам не убраться из этих мест! Выпить негде и нечего. Сплошные мокрые деревья — не слишком приятная компания.

Сытый по горло дождем, дымными кострами и ночлегом на сырой земле, бывший наследный принц Амрота мог почти согласиться с такими доводами. Его вдруг тоже заинтересовал упомянутый Асандиром караван, и за тщетными расспросами Лизаэр почти не заметил, как перед их четверкой появился одинокий пеший путник.

Одеяние этого человека было ярко-алого цвета, что явно не дало бы ему скрыться среди деревьев от приближавшихся всадников. Подол его одежды был украшен кистями, и одна из них, зацепившаяся за колючий кустарник, сразу же привлекла внимание Асандира. Он подъехал к обочине и крикнул незнакомцу:

— Послушай! Мы не разбойники, а такие же путники, как и ты. Чем брести в одиночку, не желаешь ли присоединиться к нам?

— У меня просто нет иного выбора, — печально ответил незнакомец.

Речь его была быстрой, но слова он выговаривал более отчетливо, нежели жители Западного Края.

— Главный погонщик каравана, показавшийся мне честным, забрал мою лошадь, так что удача, надо полагать, отвернулась от меня.

Он шел прихрамывая и время от времени морщился от боли в стертых ногах. Левой рукой придерживая висящий на плече узел, правой он сжимал рукоять меча, что выдавало недоверие, которое он пытался скрыть за учтивыми манерами.

— Если ты не вконец стер ноги, то мог бы идти дальше вместе с нами. Мы едем не слишком быстро, — вторично предложил Асандир.

Дакар прикинул, что в узле странника вполне может оказаться выпивка. Пророк был первым, назвавшим род занятий незнакомца.

— Да ты же менестрель! — удивленно воскликнул толстяк. — Пусть меня переедет Колесо Судьбы, но я никак не возьму в толк, зачем тебе скитаться впроголодь в этой глуши, когда ты преспокойно мог бы петь в какой-нибудь таверне?

Незнакомец не ответил. Он подошел достаточно близко, чтобы видеть лица всадников, и не спускал глаз с Асандира.

— А ведь я вас знаю, — с заметным благоговением пробормотал он.

Менестрель откинул капюшон, и по плечам рассыпались вьющиеся волосы. Видно, он обладал веселым нравом и много смеялся, о чем свидетельствовали морщинки в уголках глаз. Чувствовалось также, что он привык бриться, и колкая щетина раздражала его. Лицо было распухшим от нескольких пунцовых кровоподтеков, но в светло-карих глазах менестреля все равно поблескивали веселые искорки.

— Эт милосердный, — произнес Асандир, и слова его, точно плеть, ударили по лесной тишине. — В какие же жуткие времена нам приходится жить, если кто-то поднял руку на вольного певца!

Смущенный менестрель коснулся своего израненного лица.

— На побережье мои баллады пришлись не по вкусу тамошним слушателям. Меня прогоняли из таверн, а однажды выволокли на улицу и побили камнями. Наверное, у жизни не было иного способа втолковать мне, что там, где правят наместники, нельзя петь баллады о древних королевствах. Но я не стал благоразумнее. — Он стоически вздохнул. — Когда погонщики каравана и стража попросили меня спеть... — Менестрель умолк. — Сами видите, чего мне это стоило. У меня отобрали лошадь, а потом бросили на произвол судьбы.

Асандир мельком взглянул на Аритона. Участь собрата-музыканта нагляднее всех речей мага убеждала в необходимости вернуть Этере солнце и прежнюю гармонию жизни. Но прежде чем он успел высказать эту мысль вслух, менестрель возвысил свой сильный, поставленный голос и пропел:

— Несравненный укротитель духов злобных и коварных; тот, чье слово гасит бури и приносит перемены; седовласый, сероглазый Асандир, и он недаром королей Творцом зовется...

Менестрель церемонно указал на Дакара.

— А ты, должно быть, и есть Безумный Пророк.

Уловив за внешним спокойствием Аритона вспыхнувшую настороженность, Асандир сдержанно ответил:

— Тебе не откажешь в редкой проницательности, Фелирин Алый. Однако я настоятельно рекомендую тебе с большей осмотрительностью высказывать свои мысли вслух. Прошлой осенью в Карфаэле сожгли нескольких людей, подозреваемых в укрывательстве мага.

— Я слышал об этом, — пожал плечами Фелирин. — Но свои баллады я перенял у варваров, а вместе с балладами ко мне перешла и доля их смелости.

Менестрель поднял голову, и его израненное лицо осветилось неподдельным любопытством.

— Видно, неспроста маг из Содружества Семи открыто разъезжает по дорогам.

Взгляд Фелирина переместился на братьев. Дакар открыл было рот, но взгляд Асандира заставил его молчать.

— Сейчас не время полнить таверны слухами, — сурово сказал маг. — Или мне не ехать в Камрис через Торнирские горы, а поискать другую дорогу?

Фелирин понял предостережение. Поправив на спине поклажу, он приготовился двинуться вслед за вороной лошадью Асандира, но Аритон быстро спрыгнул со своей мышастой кобылы и отдал поводья менестрелю.

— У тебя стерты ноги, а у меня мозоли от седла. Думаю, мне не повредит пройтись пешком и дать отдохнуть собственному заду.

Дакар понял, что Повелитель Теней говорит неправду. У Аритона явно были какие-то свои расчеты. Но зеленые глаза умели хранить тайны.

Проходили дни, а Асандиру и его спутникам так и не удавалось нагнать двигавшийся впереди караван. Дакар приуныл и каждый вечер приставал к Фелирину, прося его исполнять застольные песни. Менестрель не отказывался. Трещали поленья в костре. Окрестный лес оглашался шумными выкриками Дакара, и если закрыть глаза, можно было вполне поверить, что находишься в каком-нибудь портовом кабаке. Из-за такого буйства многие ночные хищники оставались голодными. Потом Дакар, уставший и осипший, начинал клевать носом, и менестрель переходил к своим любимым древним балладам о временах, предшествовавших появлению Деш-Тира. Как-то Фелирин признался, что в отличие от живущих в лесах варваров он не верит в солнце, однако сами легенды и сказания зачаровывали его, и он запоминал их из чистого любопытства. Едва ли кто-нибудь стал бы отрицать, что мелодии старинных баллад были весьма сложны для исполнения, музыканту приходилось тратить немало времени на обучение, чтобы руки порхали по струнам лиранты с необычайной быстротой.

Местность, по которой ехали путники, становилась все более гористой, ветры крепчали, и теперь на привалах каждый старался сесть поближе к огню. Фелирин неоднократно замечал, что во время игры Аритон внимательно глядит на его руки. В пути и на привалах менестрель много раз пытался вовлечь Повелителя Теней в разговор, однако тот умело уходил от расспросов. Интерес Аритона к лиранте был единственным проявлением чувств, подмеченным Фелирином.

Прогоревшее полено в костре переломилось и упало, выпустив фонтан огненных брызг. Увидев, как у этого странного темноволосого человека слегка вздрогнули пальцы, Фелирин предпринял новую попытку завязать с ним беседу. Оборвав куплет на полуслове, он заглушил струны лиранты и спрятал озябшие руки под плащ.

— Ну и дрянная погода, — сказал Фелирин.

Как и следовало ожидать, Дакар принялся за свое:

— Продолжай играть, Фелирин, до сна еще далеко. Пусть уж лучше твои окоченевшие пальцы возьмут не ту ноту, чем сидеть трезвым в тишине.

Менестрель притворно зевнул, чтобы скрыть улыбку.

— Сдается мне, что Аритон тоже владеет инструментом, — лукаво улыбнувшись, сказал он. — Почему бы не попросить его?

— Аритон? — Безумный Пророк удивленно надул щеки. — Играет на лиранте?

Он торопливо оглянулся по сторонам. Асандир ушел проверять, надежно ли привязаны лошади. В отсутствие учителя Дакар осмелел и заговорщически шепнул менестрелю:

— Спорю на серебро, что он не способен взять ни одной ноты.

Боковым зрением Фелирин отметил, что Аритон замер. Зато Лизаэр проявил к этому спору живейший интерес.

— И какова же будет твоя ставка? — спросил менестрель у Дакара.

Безумный Пророк запустил руки в кошелек.

— Десять монет. Если я ошибся — заплачу тебе вдвое больше.

Фелирин кашлянул и, продолжая улыбаться, протянул лиранту сидящему слева и закутанному в плащ Аритону.

— Сделай одолжение, сыграй нам что-нибудь.

В ответ Аритон сдержанно рассмеялся.

— Моя игра лишь подтвердит твое мастерство, — предупредил он.

Однако уловка Фелирина оказалась как нельзя кстати; после многих дней незаслуженных нападок со стороны Дакара Аритон решил воспользоваться шансом и поставить пророка на место.

С почтительной осторожностью он принял от менестреля лиранту и перекинул через плечо ее ремень. Столь же осторожно он нашел лучшее положение для деки. Привычно взяв несколько аккордов, он уловил в перепаде звуков легкую дисгармонию и быстро подстроил инструмент до нужного тона. Когда он поднял лицо от грифа лиранты, его глаза светились радостью.

Дакар пробормотал что-то язвительное насчет молчаливых разбойников, готовых за горсть презренного серебра продать друга. Лизаэр предпочел воздержаться от каких-либо замечаний, а Фелирин молча порадовался силе своей интуиции. Но едва Аритон заиграл, все их мысли куда-то исчезли.

Первые же звуки, разнесшиеся над залитой светом костра поляной, заворожили всех. Аритон быстро почувствовал характер инструмента и сумел приспособиться к нему. Выбранная мелодия была сложной и затейливой; ее тональность постоянно менялась, стремительно перетекая от мажора к минору и наоборот. Иногда музыка слегка замирала на пограничных октавах, и тогда казалось, что для искусства Аритона возможностей этой лиранты явно недостаточно. И пари, и насмешки были напрочь забыты; существовала лишь магия звуков.

Фелирин слушал затаив дыхание и сознавая, что нашел подлинный клад. Менестрелю было все равно, кто этот темноволосый юноша, откуда он родом и почему сопровождает мага. Главное — перед ним был прирожденный музыкант. В игре Аритона существовали огрехи, но их можно было исправить надлежащим обучением. Опытный учитель сумел бы сгладить и некоторую скованность его пения. Аритону недоставало умения владеть своим голосом. Но даже при всех этих недостатках Фелирин понимал, что перед ним — настоящий самородок. Менестрель, равно как и Лизаэр и Дакар, позабыл тяготы дороги, промозглый и ветреный вечер, и сердце его воспарило в незримые сферы, где разворачивалось повествование о двух влюбленных. Музыка и пение Аритона раскрывали все новые грани этой истории. Баллада окончилась. Аритон заглушил струны, и волшебство пропало.

— Сыграй еще что-нибудь, — потребовал менестрель. Аритон покачал головой.

— Не забудь взять у Дакара монеты, которые он проспорил.

Если ему и было жаль расставаться с лирантой, он не подал вида.

— У тебя замечательная лиранта. Она буквально сама играет, — сказал Аритон, возвращая инструмент хозяину.

— Что за глупая беспечность! — вырвалось у Фелирина против его воли.

Он схватил Аритона за рукав и почувствовал, как у того дрожит рука. Посчитав это проявлением застенчивости, менестрель добавил:

— Твоего дара вполне достаточно, чтобы стать учеником менестреля.

Аритон покачал головой и попытался высвободиться, но Фелирин его не отпускал.

— Как ты смеешь губить столь редкий талант? Почему не хочешь последовать своему истинному призванию?

Зеленые глаза вспыхнули. Аритон набрал в грудь воздуха. Лизаэр хорошо помнил этот жест еще по суду в Амроте. Из всех троих только он знал, что сейчас на голову Фелирина обрушатся злобные и беспощадно-язвительные слова... Но в глазах Аритона мелькнуло замешательство. Он отвел взгляд, потом осторожно разжал пальцы менестреля.

— Нам неведомо, куда Дейлион повернет свое колесо. У человека не всегда есть выбор.

Аритон встал и тихо отошел от костра. Ему удалось не столкнуться с Асандиром, возвращавшимся после проверки лошадей.

Менестрель устремил на мага недоумевающий взгляд.

— Что он хотел этим сказать?

Асандир уселся на бревно, где только что сидел Повелитель Теней, и закутал колени в плащ.

— Друг мой, мы все переживаем непростые времена. У Аритона есть несомненный дар. Однако музыка не может быть главным его призванием.

Дакар поспешил заявить, что хорошая порция выпивки облегчает любые жизненные трудности. Никто ему не ответил: собравшимся было не до шуток. Фелирин отошел от костра, чтобы убрать в мешок лиранту. Раздосадованный пророк поплелся следом. Лизаэр продолжал сидеть. Он вспоминал ответ Асандира и чувствовал напряжение, скрытое за внешним спокойствием мага. Костер догорел. Янтарные угли еще мерцали, но уже не грели; ветер выдувал их тепло. Потомок Илессидов вспомнил и тогдашний ответ Аритона: «Не возвращаться в Картан». Сказано это было таким тоном, чтобы навсегда отбить охоту задавать подобные вопросы. Для Лизаэра игра и пение брата стали настоящим открытием. И они же помогли ему увидеть глазами Аритона всю никчемность здешней жизни. Никакое героическое призвание не уменьшит его страданий под туманным небом Этеры. Есть люди, которым не нужны ни власть, ни почести. Лизаэру грядущая битва с Деш-Тиром возвращала смысл жизни, а для Аритона — становилась проклятием, ибо требовала принести в жертву его дар музыканта.

Наступило утро. Сгибаясь под встречным ветром, путники достигли подножия Торнирских гор. Громадные деревья Западного леса сменились тонкими, измочаленными ветром стволами. Подстать им изменилась и почва. Дорога вилась между узкими полосками голой земли, увенчанными каменистыми холмами и прорезанными вдоль и поперек такими же каменистыми желобами водотоков. За ночь подморозило; целые участки дороги были покрыты ледяным панцирем, небезопасным даже для пешеходов. Аритон счел за благо вести свою норовистую кобылу под уздцы. Рядом шагал Лизаэр, а на его гнедом ехал Фелирин.

Холодный и унылый пейзаж угнетающе действовал на всех, кроме Дакара, который и здесь продолжал без остановки болтать.

— Могу поклясться, что вчера вы просто сговорились обчистить меня на двадцать монет, — заявил он, обращаясь к Фелирину.

Менестрель обернулся и в третий раз проверил, крепко ли привязана к седлу его лиранта. Все еще размышляя о скрытности Аритона, он ответил коротко:

— Можешь забыть про заклад. Когда мы доберемся до Эрданы, угостишь меня элем, и довольно.

— Значит, ты признаешь свою вину, — заключил Безумный Пророк.

Он пришпорил пятнистую кобылу и поравнялся с Аритоном.

— Хотели поделить добычу, да?

Удерживая свою испуганно шарахнувшуюся лошадь, Аритон встретил этот вопрос коротким смешком.

— С какой стати? Если помнишь, мне не понадобилось биться об заклад, чтобы снять у тебя с пояса кошелек.

Взбешенный Дакар побагровел. Он перегнулся через седельную луку и прошипел:

— Ты за это заплатишь.

— Неужели?

Аритон почесал кобыле за ухом, дабы утихомирить ее. Когда лошадь угомонилась, он нежно похлопал ее и отпустил в адрес Дакара замечание насчет кое-как наложенных заклятий.

Дакар сник и замолчал.

— Ты сделал его немым, словно устрица, — с улыбкой заметил Лизаэр. — Хвала Эту, а то у меня уже в ушах гудит.

Однако дружеским тоном брат не вызвал Аритона на непринужденный разговор. Фаленит намеренно шел в стороне, желая побыть наедине с собой и разобраться в одолевавших его тревожных мыслях. Меж тем Лизаэр и Фелирин решили немного поиздеваться над Дакаром.

Вскоре дорога нырнула в ущелье и зазмеилась между отвесных скал. Все разговоры внезапно стихли — впереди отчетливо слышался стук конских копыт. Неведомая лошадь неслась бешеным галопом, рискуя в любое мгновение поскользнуться и свернуть себе шею. Гнедой жеребец Лизаэра раздул ноздри и заржал.

— Не двигайтесь! — приказал своим спутникам Асандир.

Из тумана выскочил жеребец серой масти. Весь в пене, он несся вниз. Глаза его были бешеными от ужаса, оторвавшиеся от колец мундштука поводья зацепились за седло и развевались по сторонам. Дымчато-серая грива была чем-то перепачкана, и из нее сочилась кровь. Первой запах крови почуяла пятнистая кобыла Дакара. Резко повернувшись, она попыталась ринуться вслед за раненым конем. Мышастая тоже была готова рвануться прочь, но Аритон вовремя ухватил ее за поводья. Лизаэр поспешил ему на помощь.

Гнедой под Фелирином дрожал, но не делал попыток взбрыкнуть. Присмотревшись к бегущему коню, менестрель удивленно воскликнул:

— Да это же лошадь одного из стражников каравана!

Только вороной конь Асандира не выказывал никаких признаков беспокойства. Наложенное заклятие заставляло животное двигаться ровно, подчиняясь приказам седока. Проехав немного вперед, Асандир перегородил дорогу. Серый конь скользнул копытами по обледенелым камням и замер, подняв хвост и выпучив глаза. Бока его шумно вздымались. Асандир неторопливо спешился. Он вытянул руку, что-то произнес, и перепуганный конь начал успокаиваться. Затем, оставив своего коня, маг подошел к серому и бесцеремонно схватил его за уздечку.

— Может, Асандир заодно успокоит и кобылу Аритона? — спросил Лизаэр, но его никто не слушал.

Дакар стал на удивление молчаливым, а Фелирин даже не пытался скрыть своей тревоги. Когда Асандир приблизился, ведя обоих коней, путники увидели на шее серого неглубокую рваную рану. По седлу тянулись странные борозды, похожие на следы от гигантских когтей. Шкура коня была перепачкана кровью, но не его собственной.

— Дейлион-судьбоносец! — пробормотал Лизаэр. — Какой же хищник напал на этого бедолагу?

— Ты ужаснешься, когда узнаешь, — ответил ему Фелирин. — Неужто на перевале появились хадримы? — крикнул он, обращаясь к Асандиру.

— Боюсь, что так.

Маг остановил коней. Быстро отвязав поводья от уздечки своего вороного, он прикрепил их к уздечке пойманного коня, потом срезал болтавшиеся концы старых поводьев и подвел коня к менестрелю.

— Сейчас всем нужно сесть в седла.

Не зная нрава серого коня, Фелирин попросил оставить свою лиранту там, где она была привязана.

— Я узнал эту лошадь. Она принадлежала начальнику стражи, — с грустью произнес менестрель, приспосабливая стремена под свои длинные ноги. — И упряжь как у настоящего боевого коня. Вот только седло узковато для моего зада. Думаю, хадрим просто выцарапал свою жертву из седла, а если что-то и оставалось, то при такой бешеной скачке разлетелось во все стороны.

— Поезди на боевом жеребце, тогда еще не так запоешь, — ухмыльнулся Дакар.

Менестрель мрачно поглядел на него и, прежде чем усесться на коня, опасливо потрогал полузасохшие кровавые пятна.

— Я буду благодарен судьбе, если к концу дня мне придется лишь считать ссадины у себя на ягодицах.

Взяв поводья, Фелирин обратился к Асандиру:

— Думаю, нам хватит безрассудства двигаться дальше, а не поворачивать назад?

Асандир кивнул. Он бросил короткий испытующий взгляд на обоих братьев.

— Мы поедем дальше, хотя это и опасно. Не теряйте головы — тогда мы совладаем с грозящей опасностью. Что бы ни случилось — всем держаться вместе. Когда я подам знак, ты, Аритон, обнажишь свой меч. И никаких вольностей. Ждать моего знака.

Безумный Пророк хлопнул себя по лбу.

— Эт милосердный!

Асандир недоверчиво округлил глаза.

— Только не говори мне, разиня с дырявой головой, что ты забыл меч!

— Забыл, — сверкнул в ответ глазами Безумный Пророк. — Ничего удивительного, если все вы сговорились подстраивать мне разные каверзы.

Асандир сердито отвернулся от него и сел на своего коня.

— Сколько раз убеждал себя не полагаться в трудную минуту на твою дырявую память...

Заметив в глазах Аритона молчаливый вопрос, маг добавил:

— Меч твой был выкован десять с половиной тысяч лет назад и предназначался исключительно для сражений с хадримами.

— Сражений? — перебил его Лизаэр. — Так значит, эти твари обладают разумом?

Аритон едва расслышал утвердительный ответ Асандира. Фелирин ударился в расспросы, но Повелитель Теней не собирался отвечать. Аритон не взглянул даже на рукоятку меча, выступавшую из прицепленных к поясу ножен. Им овладела полная, какая-то ледяная отрешенность. При всем любопытстве, какое он испытывал к унаследованному от отца оружию, он не допускал даже мысли, что меч может быть столь древним. Меч обладал магической силой — это было неоспоримой истиной, но даже самые мудрые маги Дасен Элюра не могли разгадать природу его силы. И теперь древнее оружие грозило утяжелить груз долга и ответственности, который Аритон вообще не хотел взваливать на свои плечи.

Да, Лизаэр на его месте был бы несказанно рад. Аритон уловил в синих глазах брата проблеск зависти и подумал, что вполне мог бы отдать Лизаэру последнее, что связывало его с прежним миром. Прочитав мысли Аритона, Асандир с упреком в голосе произнес:

— Ты не имеешь права передавать этот меч никому, кроме своего прямого наследника.

Аритон вздрогнул при этих словах мага. Сердитым огоньком в мозгу у него вспыхнул веский довод... но как и вчера, когда Фелирин пристал к нему с ученичеством, Аритон почувствовал, что не может ничего внятно объяснить. Он пробовал заходить с разных сторон, однако мысли путались, логика ускользала, и все превращалось в какой-то бессвязный лепет. За дни пути Аритон неоднократно убеждался: стоило ему прекратить внутреннее сопротивление словам Асандира, как непонятное состояние тут же исчезало. К тому же езда на мышастой кобыле не слишком-то располагала к раздумьям. Тем не менее каждый такой случай заставлял Аритона все с большим недоверием относиться к объяснениям Асандира насчет его памяти, высказанным в хижине дровосека. Эти провалы в памяти не были ни естественным явлением, ни следствием столкновения с живыми тенями Мерта. Аритон замечал, с каким хищным, настороженным вниманием Дакар следил за ним, когда он приходил в себя после очередного «провала памяти». Тут крылось что-то недостойное и бесчестное по отношению к нему. Скорее всего, не обошлось и без вмешательства Асандира. Аритон твердо решил: прежде чем его поставят в безвыходное положение, обязательно распутать этот клубок.

После лощины, где они поймали беглую лошадь, дорога стала круто подниматься вверх. Клочков земли почти не осталось, а те редкие, что еще встречались, непременно упирались в отвесные утесы, угрюмые вершины которых терялись в тумане. На их северных склонах белели лоскутки раннего снега, перерезанные следами камнепадов и ложбинками, откуда упорно пробивалась к тусклому свету чахлая растительность. Здесь плитам аспидного сланца приходилось выдерживать все превратности суровых зим. Немало плит было вывернуто со своих мест, расколото и искорежено беспощадными морозами. Лошади опасливо ступали, раздувая ноздри. Потом в воздухе сильно запахло гарью. Дорога сделала зигзагообразный поворот, за которым путников ожидала картина, способная привидеться лишь в кошмарном сне.

Серый конь Фелирина застыл и тревожно зафыркал. Впереди догорало около трех десятков повозок. Между ними валялись истерзанные тела. В живых не осталось никого: ни людей, ни лошадей, ни вьючных мулов. Весь уступ скалы был завален трупами. Сквозь клочья обгоревшей одежды просвечивали кости; если где и оставалась плоть, она была разодрана до неузнаваемости. Чувствовалось, что напавшие на караван хадримы убивали не ради пропитания. Лизаэр инстинктивно зажал рукой рот, увидев труп женщины с вывалившимися внутренностями. Рядом лежал труп лошади; задняя часть туши превратилась в зловонное месиво обуглившегося мяса. Лошадиная голова, откушенная гигантскими челюстями, лежала в нескольких шагах.

Аритона обожгло воспоминаниями о сражениях под небом Дасен Элюра; он увидел поля и палубы, усеянные телами убитых. Прогнав усилием воли мысленные картины, он сосредоточился на своем нынешнем противнике. Лицо Повелителя Теней побелело: в тумане проступали очертания притаившегося хадрима. Казалось, этот черный чешуйчатый дракон прилетел сюда прямо из легенды. Грудь его покрывал толстый костяной панцирь, а размах серебристых перепончатых крыльев достигал никак не менее шестнадцати пядей[1]. Каждое крыло оканчивалось острым крючковатым шипом.

— Всем сблизиться, — приказал Асандир.

Протянув руку, он слегка похлопал по крупу и успокоил оробевшего серого коня под Фелирином. Потом стал тревожно вглядываться в небо.

— Этот хадрим не единственный. Его сородичи где-то неподалеку, — непривычно четким и серьезным голосом сообщил Дакар.

Туманную завесу над головой неожиданно прорезал пронзительный свист. Впрочем, свистом его можно было назвать лишь отчасти; в языке людей не существовало подходящего слова для этого жуткого, нечеловеческого, способного лишить рассудка звука. Ухо Аритона улавливало в нем странную гармонию, но гармония эта принадлежала совершенно иному миру. Вскоре с разных сторон раздались ответные звуки; сородичи откликались на зов хадрима. Его массивное, по-прежнему скрытое туманом тело взмыло над дорогой. Ветер, донесший его запах, поверг всех лошадей в неописуемый ужас.

— Пора, Аритон, — тихо произнес Асандир. — Когда отъедешь от нас, вынимай меч.

Едва Аритон ослабил поводья, мышастая кобыла рванулась вперед. Тогда он натянул поводья до предела, чтобы обуздать ее бешеное желание понестись навстречу верной гибели. Однако взбудораженная кобыла не желала подчиняться. Она металась из стороны в сторону. Оказавшись возле перевернутой повозки, мышастая встала на дыбы, потом сердито лягнула ее. Под ударом своенравного копыта что-то треснуло, и из недр полусгоревшей повозки повалились свертки тканей, опаленные и густо забрызганные кровью. Словно очумев от запаха гари и смерти, кобыла вновь встала на дыбы.

— Аритон! — закричал Асандир. — Вынимай меч!

Его крик потонул в невыносимом свисте хадрима, который был уже совсем близко. Эхо яростно умножало этот кошмарный звук. Какая-то его часть выходила за пределы человеческого слуха и вызывала острую боль в ушах. Мышастая кобыла выгнула спину, молотя воздух передними ногами. Страх заставил ее совсем по-собачьи поджать уши и хвост. Аритон гладил ее по шее, уговаривая встать на четыре ноги.

Видя, как всадник, позабыв обо всем, пытается совладать с лошадью, хадрим камнем бросился вниз.

Дракон опускался, сложив крылья, — черная громада, рожденная убивать и способная убивать каждой своей частью: от острых как кинжал зубов до гигантских когтей и усеянного шипами хвоста. Хадрим летел подобно копью, несущему смерть. Сквозь лошадиную гриву Аритон смотрел на это чудовище с красными глазами и раздвоенным хвостом. Ему казалось, что оно явилось сюда прямо из недр Ситэра.

— Меч! — снова крикнул Асандир.

Он поднял руки. Блеснула фиолетовая вспышка.

Почуяв магию, хадрим расправил широкие, словно паруса, крылья и опустился на груду камней. Прежде чем Асандир сумел нанести ему удар сверху, чудовище отвело назад черную чешуйчатую шею, изогнув ее, как изгибается ядовитая змея, готовясь прыгнуть. Немигающие красные глаза скользнули по человеку и лошади, которые теперь стояли порознь. Челюсти хадрима разжались, исторгнув столб огня.

Огненный вихрь полностью окутал мышастую кобылу. Сам Аритон превратился в силуэт, потом в тень, исчезнувшую в водовороте пламени.

Хадрим резко сомкнул челюсти. Горячий, тяжелый воздух растворился в клубах черного дыма, поднятого крыльями чудовища, ибо после первого огненного выплеска дракон перебрался на более высокий уступ.

Аритон сидел на своей дрожащей кобыле, которой опалило гриву, и бранился от досады. Огонь не причинил ему ни малейшего вреда, хотя вокруг него все было сожжено дотла.

Фелирин вскрикнул и замысловато выругался.

Хадрим взмыл в воздух, опять огласил горы злобным свистом и приготовился напасть еще раз. Аритон переложил поводья в левую руку, а правой взялся за рукоять меча.

С холодным мелодичным звоном дымчатое лезвие само выдвинулось из ножен. Едва показался его острый конец, Аритона обуяло какое-то странное ощущение. Оно было сродни редкой по гармоничности мелодии, наполнившей пространство. Уши Повелителя Теней улавливали оттенки высочайшей чистоты. Меч в его руках ожил. По серебристой вязи древних письмен заструился свет. Ослепительно яркий, он поднялся до высот сотворения мира.

Хадрим взвыл от боли. Подобно игрушечному воздушному змею, оказавшемуся во власти урагана, он стал метаться по сторонам и под отчаянное хлопанье крыльев рухнул на склон горы. Раздвоенный хвост вздымал камни; они летели вниз вместе с убогой горной растительностью и потоками щебня. Постепенно удары делались все слабее, пока наконец хадрим не превратился в неподвижную черную груду, навсегда застыв на обагренном кровью снегу.

На миг серебристая вязь древних заклинаний ярко вспыхнула, потом начала тускнеть и вовсе погасла. Повелитель Теней глядел на дымчатую сталь лезвия, но теперь письмена больше не казались ему знакомыми. Из глаз Аритона катились слезы, но он их даже не замечал.

Вся мудрость магов Раувена не могла раскрыть секрет этого меча. Аритон отдавал должное внутренней силе Асандира, но в сравнении с силами, заложенными в узкую полосу дымчатой стали, они казались просто смехотворными. Рукотворная магия не была для Аритона чем-то диковинным. Однако ему еще не доводилось прикасаться к силе, заставившей его ощутить собственную опустошенность, внезапно счесть окружающий мир более грубым и уродливым, а главное — лишенным чего-то безмерно важного, но неподвластного человеческому разуму. Аритон впился глазами в лезвие меча. Он чувствовал себя разорванным на куски и никак не мог понять, из-за чего возникло такое чувство.

— Хадримы улетели, — возвестил Асандир, нарушив гнетущую тишину. — Можешь убрать свой меч обратно в ножны.

— Даркарон-мститель! — фальцетом произнес Фелирин. — Кто же этот человек, вышедший невредимым из пламени хадрима, и кто выковал его меч?

Асандир сочувственно поглядел на ошеломленного менестреля.

— Это Аритон, Повелитель Теней, и если ты поможешь мне соорудить могилу для тех, кто сохранил тебе жизнь, изгнав тебя из каравана, я охотно расскажу про меч.

Дакар положил руку на плечо поникшего Лизаэра и заговорщическим тоном сказал:

— Не думай, что о тебе забыли. Наступит и твой черед.

Хадримы больше не отваживались нападать на пятерых всадников, направлявшихся в Камрис. Тем не менее, когда дорога ныряла в узкие лощины, Асандир из соображений безопасности просил Аритона обнажать меч. Но нигде дымчатое лезвие не озарялось предостерегающим сиянием. Постепенно дорога сделалась ровнее; зубчатые утесы уступили место холмам. В сумерки, когда Торнирские горы остались позади, путники подъехали к пещере, где и решили заночевать.

Пещера эта часто служила пристанищем для караванов, и несколько поколений путешественников сделали ее более обжитой. Возле обложенного камнем очага стояли грубые бревенчатые скамейки, а чуть пониже самой пещеры, под нависшей скалой, было сооружено подобие загона для лошадей. По пути сюда Асандиру и его спутникам несколько раз попадались остатки каменных стен. Наверное, когда-то там располагались постоялые дворы или придорожные трактиры, разрушенные войной, пожаром или просто неумолимым временем.

Лошадей расседлали. Асандир отправил Дакара за дровами, а сам принялся выметать из очага угли и пепел, сохранившиеся со времени пребывания здесь последних постояльцев. Потом он высек огонь. Лизаэр опустился рядом с ним на колени, стараясь тонкими веточками поддержать пламя.

— Если бы не этот проклятый туман, ты бы увидел сейчас всю Кармакскую равнину. Когда-то она, как небо звездами, была усыпана огоньками придорожных таверн. Хотя дороги северного Кориаса нынче пришли в запустение, торговые пути из Атании по-прежнему пролегают через Камрис. Путников на дорогах здесь намного больше, а на заливе, что к востоку отсюда, не прекращается судоходство.

Сколько Лизаэр ни вглядывался в сгущавшуюся тьму, он не видел ничего, кроме тумана. Ему, выросшему на островах, не удавалось представить себе существование столь обширных пространств суши, о которых рассказывал маг.

— Должно быть, вам тяжело видеть, как от былого величия вашей земли осталась лишь тень, — сказал он.

Асандир ответил не сразу. Его руки покоились на коленях, а глаза вглядывались в даль.

— Тяжелее, чем ты думаешь, юный Илессид. Но солнце будет сиять над Этерой снова. Непременно будет.

В пещеру вошли Аритон с Фелирином, и к горькому запаху углей в очаге сразу прибавился аромат целебных трав и мокрой листвы. Рану на шее серого коня промыли и перевязали. Менестрель нес в руках красивое, отороченное серебром седло, которым он дорожил настолько, что отыскал на месте гибели каравана и снял с трупа своей прежней лошади. Хотя в развороченных повозках можно было найти достаточно нужных и ценных товаров, Асандир взял про запас лишь несколько пар поводьев. Все остальное он распорядился сжечь, дабы какие-нибудь беспечные путники, прельщенные брошенным добром, не стали новыми жертвами хадримов.

Было слышно, как за стенами пещеры поднялся ветер. Верхушки низкорослых сосен жалобно застонали.

— Зима будет ранней, — заметил Фелирин. — Похоже, с каждым годом она приходит все раньше.

Менестрель, не подозревавший, что смещение времен года тоже вызвано владычеством Деш-Тира, положил седло на скамейку и сел, с наслаждением привалившись к ее спинке и предвкушая желанный отдых. Усилия Асандира были вознаграждены, и пещера озарилась тусклым пламенем. Оглядев свои руки, менестрель не смог сдержать возгласа огорчения: таская камни для общей могилы жертв каравана, он буквально до мяса ободрал ногти и теперь не мог играть. Правда, ногти Аритона были не в лучшем состоянии, что несколько утешило Фелирина. Успокоившись, он решился задать вопрос, который все это время не давал ему покоя.

— Я что-то не припомню ни одной баллады, где упоминалось бы о Повелителе Теней.

Асандир откинулся на спинку скамьи. Огонь бросал золотые блики на его лицо.

— Эта баллада еще не написана, — сказал он и, как будто спохватившись, осторожно добавил: — Фелирин, об этом пока не время говорить во всеуслышание, но знай: солнце и звезды — не выдумка, и довольно скоро ты увидишь их у себя над головой.

Менестрель удивленно расширил глаза, но не нашел ответных слов. Асандир немного помолчал, давая Фелирину время осознать сказанное. Потом продолжил:

— Аритон и Лизаэр — вот кому предстоит вернуть Этере солнце, сломив заклятие Деш-Тира и исполнив Пророчество о Западных Вратах, сделанное Дакаром пятьсот лет назад.

Фелирин обхватил голову руками и замер, углубившись в размышления и пытаясь хоть как-то восстановить самообладание. Немного придя в себя, менестрель спросил:

— Получается, что старинные баллады сложены о настоящих, а не выдуманных событиях?

— Да, во всяком случае большинство из них.

Асандир помолчал. Взгляд его стал предельно серьезным. Маг вновь давал Фелирину время прочувствовать и усвоить свои слова.

— И ты — один из немногих избранных, кому позволено узнать об этом.

Именно в этот момент в пещеру ввалился Дакар, пыхтя и кряхтя под огромной вязанкой мокрых дров. Он поленился оборвать сучки и ветки, и лень стоила ему располосованной рубахи. Изрядное раздражение, в котором пребывал пророк, послужило Фелирину своеобразным якорем и позволило сохранить уплывавший рассудок. Узнав, что мир Этеры находится на грани потрясений и перемен, менестрель с дрожью в голосе взмолился:

— Пощадите разум простого смертного. Прежде чем слушать дальше, мне необходимо подкрепиться. Боюсь, что от голода у меня начнутся бредовые видения, и тогда я уже не смогу отличить, где правда, а где игра моего воспаленного ума.

Дав своим спутникам прогреть желудки луковым супом, а тела — теплом от большого и жаркого костра, маг поведал им историю Аритонова меча. Повествование было весьма продолжительным и началось с рассказа о том, как десять с половиной тысяч лет назад паравианский оружейник Феретон Дарьенский из искры упавшей звезды выковал двенадцать мечей.

— Феретон был илитарийцем — так называли кентавров, — начал Асандир. — Эти мечи, изготовленные им в Изаэре, были самыми лучшими и известными его творениями. Кентаврам требовалось оружие, чтобы сражаться с большими стаями хадримов, ставших во Вторую эпоху настоящим бичом Этеры. Дошедшие до нас свидетельства гласят, что на каждый меч Феретон потратил пять лет труда; еще пять требовалось ему, чтобы силой магии заострить лезвие. Зато когда мастер окончил свою работу, ни время, ни сражения уже не могли затупить его мечей.

Здесь Асандир перевел дух и попросил Аритона извлечь меч из ножен.

— Присмотритесь, и вы не обнаружите на лезвии ни зазубрин, ни каких-либо иных повреждений. А ведь Алитиель целых два века не выходил из рук сражающихся.

Асандир повернул в руках поперечину рукоятки меча. Отсветы костра вспыхнули на серебряной гравировке, покрывавшей обе стороны лезвия.

— Окончив свою часть работы, Феретон передавал мечи другой древней расе, населявшей тогда Этеру, — славным низкорослым людям, которых называли солнечными детьми. Это они приделывали к лезвиям рукоятки и наносили гравированную вязь, где ни один узор не повторяется дважды. Однако все эти изящные бороздки и канавки были бы не так заметны на дымчатой стали, если бы не металл, которым их заполняли солнечные дети. Наверное, металл этот являлся самым великим чудом.

Асандир провел пальцем по гравировке. От его прикосновения узор вспыхивал серебристым светом. Голос мага зазвучал мягче, исполненный почтения.

— Риатанцы — раса единорогов, третья древняя раса Этеры — наделили мечи защитными силами своих заклинаний. Они мастерски владели утраченным ныне искусством связывания имени. Они наполняли меч особой гармонией, настроенной на изначальные вибрации, силой которых Эт-создатель зажег первые звезды. Легенда утверждает, что собранные вместе двадцать риатанских мастеров целых десять лет наполняли силой Алитиель. И так — каждый из двенадцати мечей.

Асандир осторожно вложил меч обратно в ножны.

— Когда меч находился в руках тех, кому он был предназначен, его защитные магические силы достигали высшего предела и свет, который все вы видели, слепил врагам глаза. Но так происходило лишь в честном бою. Ведь причины, оправданно заставляющие человека убивать, можно пересчитать по пальцам. Вероятно, отец Аритона даже не догадывался об истинной природе оружия, переданного им сыну.

Аритон слегка кивнул, но не проронил ни слова. Тайные силы меча до сих пор не давали ему покоя, но рядом с тайной Алитиеля соседствовал страх самого Аритона. Он опасался, что его могут сделать продолжателем героической истории славного меча. Тогда на его плечи ляжет еще один тяжкий груз. Аритон был полон решимости распоряжаться своей судьбой. И потому Повелитель Теней сидел со скрещенными на груди руками, стараясь ничем не привлекать внимания Асандира. Маг меж тем продолжал рассказ.

— Изаэрийские мечи предназначались для шести великих илитарийских правителей и шести королевских династий солнечных детей. Алитиель занимал среди них особое место. Феретон изготовил его для своего сына Дурменира, который родился меньшим по размерам, чем остальные кентавры. И длина лезвия, и форма рукоятки — все было точно рассчитано на Дурменира. От его руки погибли тысячи хадримов, и каждый перед смертью видел одну и ту же картину: нестерпимо яркое сияние магической силы, вырывающейся из недр Алитиеля. Но и самому Дурмениру суждено было погибнуть. Отец долго оплакивал гибель сына. Алитиель он передал королевскому наследнику.

Аритон подавил в себе сильное желание зажать уши, броситься вон из пещеры или выкрикнуть какую-нибудь бессмыслицу. Он был готов сделать что угодно, только бы разорвать нить угнетающего рассказа, изобилующего именами и печальными событиями. Пусть уж лучше эти имена и события остаются там, где обитают призраки забытых героев. Однако меч, наделенный такой силой, требовал уважения к своей истории. Аритон не посмел помешать рассказчику.

Если Асандир и заметил подавленность Аритона, сокращать рассказ он не стал.

— Рост наследного принца, как и рост большинства солнечных детей, не превышал одной пяди. Алитиель доходил ему почти до подбородка. Для торжественных церемоний у принца имелись наплечные ножны. Когда он взошел на престол, то получил в наследство фамильный меч своей династии. Алитиель перекочевал к династии Пархедралей. Когда король Энастир погиб в схватке с хадримами, не оставив наследников, Пархедрали заявили свои права на престол. Алитиелю было суждено оставаться в королевской сокровищнице до тех пор, пока хадримы вновь не начали угрожать жизни на Этере. В войне с ними Алитиель отдали одному из кентавров, но в его могучих руках меч казался детской игрушкой. Потом Алитиель вновь сменил владельца; теперь им стал человек, один из родственников верховного короля по линии жены. От его наследников меч попал к Кианору, прозванному Солнечным Правителем.

Фелирин встрепенулся; он знал не менее дюжины баллад, прославлявших долгое царствование Солнечного Правителя.

Асандир улыбнулся.

— Пусть же память о тех днях никогда не угасает. Но должен сказать, что Кианор просто владел мечом, и не более того. Он взошел на паравианский трон в две тысячи пятьсот сорок пятом году Второй эпохи. Как и его предшественники, Кианор отдавал предпочтение традиционному королевскому мечу. К тому времени Алитиель получил свое второе имя — Дэль-Фарен, или Творец королей, ибо трое его владельцев стали королями.

Если меч и возводил своих владельцев на престол, сам он никогда не являлся желанным приобретением. Для обычного сражения Алитиель не годился. И хотя изаэрийские мечи высоко ценились, ни один паравианский правитель не спешил стать очередным владельцем оружия, с которым было связано столько бед.

Кончилось тем, что Кианор подарил меч человеку, спасшему его сестру, принцессу Талинсу. Ее высочество спасли от нападения хадримов на том самом перевале, который мы недавно проезжали.

Асандир повернулся к Аритону.

— Рисунок на изумруде твоего меча тоже появился благодаря магии солнечных детей. Буква на гриве леопарда совпадает с начальной буквой имени владельца. Когда меняется владелец, меняется и буква. Поскольку этот меч идеально подходит для человеческой руки, его носил каждый наследник в твоей династии.

Твой меч, Аритон, единственный из изаэрийских мечей, перешедший к людям от паравианцев. Насколько я знаю, он последний меч подобного рода, сохранившийся на Этере.

Лизаэр с грустным восхищением глядел на оружие.

— Неудивительно, что оружейники Дасен Элюра так восхищались этим мечом. Он перечеркивал все их ремесло, им нечего было и мечтать о создании чего-либо подобного.

Асандир встал и по-кошачьи выгнул спину.

— Едва ли и сам Феретон сумел бы повторить свою искусную работу. Конечно, если он до сих пор жив.

Фелирин недоверчиво вскинул брови.

— Я не ослышался? Разве может кентавр прожить десять с половиной тысяч лет?

Ответ Асандира был полон грусти.

— Если судить по меркам людей, древние расы были бессмертными, но утрата солнца больно ударила по ним. Ни я, ни другие маги из Содружества Семи не знают, удастся ли когда-нибудь их вернуть. Трудно даже представить, насколько безгранична эта трагедия.

В пещере стало тихо. Через некоторое время Асандир предложил ложиться спать. Погода менялась, и он сказал, что завтра надо будет выехать как можно раньше. Только Аритон остался сидеть у догорающего очага, держа на коленях паравианский меч, ставший фамильным оружием династии Фаленитов. Пламя в последний раз вспыхнуло и исчезло среди мерцающих красно-оранжевых углей. Спустя несколько часов, когда остальные путники, скорее всего, уже спали, Аритон отложил меч и тихо выскользнул из пещеры.

Клочья влажного тумана цеплялись за верхушки приземистых сосен. Пещеру обступала кромешная тьма. Но Аритон был Повелителем Теней, и ночь не имела от него тайн. В темноте он видел не хуже кошки, а потому, уверенно ступая, огибал камни и корни, направляясь туда, где были привязаны лошади.

— Тишеальди, — позвал он.

На древнем языке это означало «крапчатая». Так он назвал свою кобылу.

Имя было произнесено едва слышно, но лошадь послушно пошла к нему. Россыпь белых пятен приблизилась, и кобыла ткнулась ему мордой в ладонь, выпрашивая овса. Аритон протянул руки и дотронулся до ее шеи. Влажная теплая шкура согрела его озябшие руки. Близость этого бесхитростного существа успокаивающе подействовала на взбудораженный разум Аритона.

— Пока нам с тобой не удрать. Еще рано. Но у меня такое чувство, что все равно придется это сделать.

Слушая рассказ Асандира, он подметил одну особенность: в присутствии менестреля маг избегал упоминать их с Лизаэром династические имена.

Лошадь тряхнула головой, коснувшись влажной гривой лица Аритона. Он слегка оттолкнул ее, произнеся несколько шутливых слов, и... замер. Где-то поблизости хрустнула ветка. Аритон повернулся, приготовившись быстро скрыться. Если это Дакар или Асандир, лучше бы ему избежать их расспросов.

Но голос, в стихотворной форме проклинавший корни и темноту, принадлежал менестрелю. Споткнувшись и снова хрустнув веткой, Фелирин перешел на более обыденный язык.

— Дейлион тебя побери! Ты заставил меня тащиться за тобой следом и даже не подумал взять хотя бы головешку из очага.

Аритону не без труда удалось преодолеть оцепенение, сковавшее его тело. Хорошо, что менестрель этого не видел.

— Не припомню, чтобы я приглашал тебя прогуляться, — ответил он Фелирину.

Делая последние шаги, менестрель едва не упал. Он со всего маху налетел на ограждение, отозвавшееся жалобным скрипом. Мышастая кобыла рванулась в сторону, нарушив мирное посапывание жеребцов. Серый конь, привязанный чуть поодаль, беспокойно заржал.

Менестрель недовольно поглядел на Аритона, показавшегося ему каменным изваянием.

— Ты почти такой же скрытный, как маг, — с упреком произнес он.

«Зато ты не понимаешь, что маги воспитывают свой дух, дабы управлять стихиями, а не потворствовать безрассудствам», — подумал Аритон, но не стал говорить этого вслух.

— Зачем ты сюда пришел? — спросил Повелитель Теней.

Фелирин натянуто рассмеялся.

— Не пытайся сбить меня с толку. Тебе тревожно и страшно, и этого ты за вопросами не скроешь.

Аритон намеренно сделал паузу. Затем язвительно спросил:

— Ты так думаешь? Тебе известно немало баллад. Назови мне героя любой из них, и я покажу тебе человека, обремененного излишней самоуверенностью.

Менестрель тихо засопел. Обычно его было трудно вывести из себя, однако сейчас Аритон, казалось, делал все, чтобы Фелирин поддался гневу и позабыл про свое главное открытие. Менестрель понимал: все грубости и колкости Аритона вызваны желанием защитить свой талант.

— Послушай меня, — быстро заговорил Фелирин. Отчаяние, прозвучавшее в его голосе, успокоило Аритона, и он не стал перебивать менестреля.

— Обещай, что выполнишь мою глупую просьбу. Есть один человек, непревзойденный менестрель. Его имя — Халирон. Часто его называют магистром Халироном. Если ты повстречаешься с ним, умоляю тебя — сыграй ему. А если он предложит тебе стать его учеником, поклянись мне, что примешь предложение.

Фелирин замолчал. В дальнем конце загона беспокойно топтались лошади. Тишину нарушил порыв холодного ветра, с грохотом пронесшегося сквозь деревья. Аритон оторвался от шершавых досок загона и процедил сквозь зубы на паравианском языке:

— Все вы, точно акулы, готовы растерзать меня на куски.

Голос его дрогнул, но не от гнева, а от затаенной тоски. Фелирин, не знавший древнего языка, улыбнулся. Он торжествовал, однако к его радости примешивалось легкое чувство вины.

— Твоя клятва, — осторожно напомнил он Аритону. — Я хочу ее услышать.

— Провались ты, — огрызнулся Повелитель Теней, но настроение его почему-то изменилось, и теперь он улыбнулся. — Считай, что ты ее услышал. Но много ли значит мое слово по сравнению с цветистыми предсказаниями пророка, только и мечтающего об очередной попойке?

— Возможно, твое слово значит все, — тихо ответил Фелирин. — Ты еще слишком молод, чтобы жить, не имея мечтаний.

— А я и не подозревал, что живу без мечтаний, — сказал Аритон и с легким сарказмом добавил: — Кое-какие мечтания у меня все же есть. Сейчас, например, я мечтаю завалиться спать.

Повелитель Теней направился к пещере, оставив менестреля наедине с его любопытством.

На холмистой равнине Пасвира, возле походного костра, ясновидец слушает рассказ старухи, возвратившейся с конской ярмарки, и сурово требует: «Повтори еще раз: ты видела мага? И был ли с ним светловолосый чужестранец, речь которого схожа с речью людей высокого происхождения? Говорю тебе: если ты его видела, значит, быть войне...»

В судейском зале Западного Края, восседая в резном дубовом кресле, украшенном красным халцедоном, наместник, отирая с лица пот, слушает рассказ о том же от слабоумного музыканта, игравшего на лиранте на ярмарочной площади...

Предсмертный вой сородича, огласивший туманные вершины Торнирских гор, и мелодичный звон заговоренной, несущей смерть стали, которого хадримы не слышали уже тысячу лет, побуждают огнедышащих драконов вернуться в отведенные им места, отгороженные от остального мира силой магических заклятий...