Проклятие Деш-Тира

Глава VII

На следующее утро Асандир забрал из кузницы лошадей, где им меняли подковы, затем вытащил осовелого Дакара из публичного дома, в котором тот провел ночь. Сомнительно, чтобы после изрядного количества эля, выпитого им в «Четырех воронах», Безумный Пророк был еще способен наслаждаться женскими прелестями. Правда, на сей раз Дакара не пришлось привязывать к седлу, но его постоянно кренило вбок. Однако это обстоятельство, равно как и раскалывающаяся голова, не мешало ему брюзжать и сетовать.

— Когда наступит мой час предстать перед Даркароном-мстителем, он покажется мне ангелом милосердия.

Намотав поводья на локоть, Дакар поддерживал руками голову. С десятилетиями отточенной сварливостью он бросил Асандиру:

— Не понимаю, зачем тогда ты говорил, что мы пробудем в Эрдане еще два дня?

Маг ответил совсем тихо; кроме Дакара, никто его не услышал. Зато все увидели, как ответ этот подействовал на Безумного Пророка. Его мясистые щеки побелели, а сам он мгновенно выпрямился в седле и, пришпорив пятнистую кобылу, поскакал в направлении городских ворот. Все жалобы и упреки прекратились. Молчал Дакар и по выезде из Эрданы, хотя лошади двигались рысью и каждый шаг отзывался болью в его хмельной голове.

На этот раз Лизаэр воздержался от подтруниваний. Он знал, что Аритон где-то провел ночь, не пригласив брата составить ему компанию. Лизаэру было досадно; спрашивать Аритона напрямую он считал невежливым, а какой-нибудь удобный повод все не представлялся. Подробности ночной прогулки Аритона оставались неизвестными. Не было сказано ни слова и о том, зачем вдруг Энитен Туэр понадобилось спешно стирать и сушить его камзол. Асандир — тот вообще с самого рассвета оставался погруженным в свои мысли. Может, Дакар и не прочь был поболтать, но, похоже, учитель чем-то крепко связал язык этого забулдыги. Во всяком случае, подобная молчаливость мага из Содружества Семи явно отличалась от обычной задумчивости и могла предвещать события не из приятных.

Впрочем, Аритона это не особенно волновало. Теперь, когда загадка его странных обмороков была разгадана, а поставленная Асандиром преграда устранена, Повелитель Теней немного успокоился, не утратив тем не менее присущей ему бдительности; Аритон понимал, каковы будут последствия, согласись он принять королевскую корону. Он ждал, что время и обстоятельства дадут ему шанс разрушить замыслы Асандира. Пока же он ехал рядом с братом, и даже взбрыкивания мышастой кобылы не отражались на их оживленной беседе. Лизаэр был только рад такой неожиданной перемене. Ему не хотелось долго находиться наедине со своими мыслями, ибо они неизменно обращались к потерям, которые он понес, оказавшись изгнанником. Поэтому он искренне смеялся над остротами Аритона, и даже встречные путники, из-за которых приходилось прерывать разговор, его не раздражали. Мимо них стремительно скакали посыльные, неспешно катились тяжело груженные крестьянские возы, а в одном месте пришлось остановиться и пропустить стадо коров, которое, вздымая облака пыли, пастухи гнали на рынок.

Чем дальше от Эрданы, тем все реже попадались деревни и хутора. Братьев это не удивляло; такую же картину они наблюдали после выезда из Западного Края. Асандир задал быстрый темп, и ближе к вечеру обжитые места остались позади. Дорога превратилась в пустынный проселок. Холмы Кармака сменились лесистыми долинами, прорезанными ручьями и ручейками. От журчания воды туман казался живым, а воздух был полон морозной свежестью. Несколько раз цокот копыт вспугивал оленей, и те стремительно уносились прочь через кусты. Головы самцов были украшены великолепными рогами, но шкура перед зимней линькой утратила гладкость и блеск, да и бока оленей даже после летнего выпаса не округлились.

Проклятие Деш-Тира губительно сказывалось на диком зверье. И не только на нем. Когда стемнело, Асандир, видимо желая уберечь спутников от промозглого холода, согласился остановиться на ночлег в кособоком придорожном трактире с постоялым двором. В лучшие времена здесь помещалась община служителей Эта.

— Что сталось с ними? — спросил Лизаэр.

— А что происходит с любым духовным орденом, когда его связи с непостижимыми тайнами ослабевают? — вопросом ответил Асандир.

Не желая доверять своего вороного жеребца подозрительного вида конюху, маг сам расседлал коня.

— Тьма Деш-Тира лишила этот мир не только солнца. Она оборвала охранительную нить, связывавшую людей с риатанскими паравианцами.

Едва сдерживаемая горечь, звучавшая в его словах, не поощряла к дальнейшим вопросам. Если резные ворота постоялого двора вполне сохранились, то красиво исполненные обереги утратили всякую защитную силу. Неудивительно, что чердак кишел ийятами. Скорее всего, этим и объяснялось отсутствие постояльцев.

До позднего вечера маг изгонял эту нечисть. Наконец он решил, что можно заходить внутрь. В просторном общем зале, сумрак которого усугубляли громадные закопченные потолочные балки, было пусто. Видно, здесь привыкли к разным постояльцам, и речь путников не привела хозяина в ярость. Но этот сморщенный старик с шаркающей походкой все же отнесся к ним настороженно и старался не поворачиваться спиной. Гостям он прислуживал молча. Жена хозяина за все время ни разу не высунула носа из кухни. Еда была невкусной и отдавала прогорклым жиром. Едва притронувшись к своей порции, Лизаэр брезгливо отодвинул тарелку. Аритон не стал капризничать; в морских скитаниях ему приходилось питаться и совсем откровенной тухлятиной. Дакар, повздыхав и позакатывав глаза, предусмотрительно отказался от пива и выбрал подогретый сидр с пряностями и миску пресного жаркого. Не обнаружив в хлебе тараканов, он проглотил свой кусок, а заодно и порцию Лизаэра. Затем Безумный Пророк отправился в постель, бормоча, что их всех наверняка ожидают заплесневелые и завшивленные одеяла. Асандир тем не менее напрочь запретил ему спать на сеновале и даже, дабы пресечь его попытки, всю ночь просидел в темном зале, привалившись спиной к стене.

— Непоколебимый, как грешник после раскаяния, — подмигнул Аритону Дакар.

То ли Асандир действительно намеревался не пропускать своего ученика на сеновал, то ли хотел предотвратить возможную ночную прогулку Повелителя Теней, а может, просто решил побыть наедине с собственными мыслями. Безумный Пророк счел за благо не лезть с вопросами. Вместо этого он повалился на пыльную подстилку, и вскоре чиханье его сменилось громким храпом.

Скалывая корочку льда, покрывшую воду в глиняном кувшине, Лизаэр глядел на уснувшего пророка. Ему было и смешно, и противно.

— Не будь Дакар учеником мага, из него бы получился великолепный королевский шут.

— Представляю, каким несчастьем это обернулось бы для короля, — отозвался Аритон.

Оставшись в одних штанах, он постелил себе прямо на полу. Какой-то дерзкий таракан выполз из щели и едва не задел усами его ногу. Аритон уже собирался было раздавить непрошеного соседа, но передумал, и таракан юркнул под плинтус.

— Не говоря уже о том, что всем благородным дамам в округе пришлось бы замазывать синяки от его щипков, — добавил Аритон.

Лизаэр плеснул себе на лицо студеной воды и потянулся за рубахой — прижимистый хозяин не дал им полотенец.

— Похоже, что воспитание у магов сделало тебя циником, — с усмешкой бросил он.

Аритон, успевший завернуться в одеяла, без тени шутки ответил:

— Маги тут ни при чем.

Лизаэр уперся подбородком в кулаки, скрытые под влажной и мятой рубахой. Он был достаточно искушен в придворных интригах, чтобы понимать: отнюдь не маги, а злополучная участь наследного принца Картана сделала Аритона таким. Лизаэру не нравилось и то, что теперь брат направлял свои хитрости и уловки на борьбу с Асандиром. Но сейчас было не время и не место говорить об этом, и Лизаэр дипломатично переменил тему.

— Думаю, изгнание не слишком-то тебя печалит.

Уголок рта Аритона дрогнул, и вскоре на лице его появилась улыбка.

— Чтобы убедить тебя в обратном, мне придется кое-что рассказать. Там осталась одна девушка. Мы с ней не были обручены. Даркарон меня побери, я ее и поцеловать-то толком не сумел. Думаю, мы с ней оказались в равной степени напуганными. Ее испугали мои тени, а меня — необходимость признаться в своих чувствах.

— Может, ты еще сумеешь вернуться к ней.

Сквозь щели в ставнях пробивался жалобно воющий ветер, наполняя комнатушку своим холодным дыханием. Лизаэр зябко передернул плечами.

— Когда мы покончим с Деш-Тиром, можно будет попросить Асандира вернуть нас назад.

— Нет, — возразил Аритон, отворачиваясь к стене. — Он не согласится.

— Просто ты кого-то нашел в Эрдане, так ведь? — осторожно спросил Лизаэр, воспользовавшись долгожданным поводом разведать что-нибудь у брата.

Аритон молчал. Лизаэр вновь почувствовал себя в положении мальчишки, пристающего к взрослым с вопросами. Он ненавидел свою участь. Наследный принц — и вынужден подчиняться прихотям какого-то мага, ехать неведомо куда и ночевать в гнусном трактире. Лизаэр сердито встряхнул мокрой рубахой и задул свечу.

Через два дня Асандир и его спутники достигли Высоких Ворот — естественной арки, воздвигнутой природой. Ее гранитные уступы возвышались по обе стороны дороги, словно колонны. В далекие времена кентавры вытесали из этих каменных глыб статуи братьев-близнецов — основателей двух кентаврийских королевских династий. Века и природная стихия были не властны над гранитом, и людям казалось, что статуи королей Адона и Хальмина высились здесь всегда. Кентавры стояли на задних ногах, а могучие передние ноги скрывались в тумане. Бороды и гривы гранитных королей были покрыты патиной, словно отлитые из бронзы. Во многих местах голубоватые и зеленоватые полосы перемежались белесо-серым налетом лишайников.

Едва ли не каждого проезжавшего под аркой ворот охватывал благоговейный трепет. Здесь в цокоте копыт слышались отзвуки иных эпох, когда Этера процветала, а паравианцы чтили древние тайны. За Высокими Воротами начинался Орланский перевал — единственный проход через Тальдейнские горы, ведущий в Атанию и дальше на восток.

После падения верховных королей у Высоких Ворот появилась еще одна особенность: никто из проезжавших под ними не оставался незамеченным. В этих местах за дорогой наблюдали всегда, и близившиеся зимние холода не являлись помехой для наблюдавших. Вскоре Асандир и его спутники убедились в этом.

Первым наблюдение обнаружил Аритон, съехавший с дороги, чтобы напоить из быстрого ручья свою кобылу. Поплотнее надвинув капюшон, чтобы загородиться от пронизывающего ветра, он сидел в седле, вынув ноги из стремян и отпустив поводья. Неожиданно лошадь вскинула голову. Капюшон загораживал боковой обзор, и Аритон не увидел, что заставило кобылу дернуться в сторону и повернуться к ручью задом. Вовремя натянутые поводья не позволили ей стать на дыбы, лошадь попятилась, остановилась и зафыркала. Ее острые уши повернулись в сторону зарослей карликовых сосен, ветви которых шелестели под порывами ветра.

Казалось бы, вполне привычное зрелище, сопровождаемое вполне привычными звуками.

Но сколько Аритон ни заставлял Тишеальди подъехать ближе, та упрямилась, не двигаясь с места. Ее поведение насторожило всадника. Доверившись ее чутью, Аритон поспешно сунул ноги в стремена и стал гладить кобылу по загривку, делая вид, что уговаривает ее вернуться к своим спутникам. Сам он в это время сосредоточился и внутренним зрением мага пригляделся к кустам.

В кустах притаился человек, куртка и краги которого были сшиты из волчьей шкуры. На морозном ветру его лицо раскраснелось, а рыжие кудри растрепались. Аритон проник в его сознание, переполненное едва сдерживаемой злобой. Незнакомец был вооружен несколькими длинными ножами и копьем с кожаной оплеткой, позволявшей не отморозить руку.

Выбираться отсюда, делая вид, словно поблизости никого нет, было занятием не из приятных, но у Аритона не оставалось иного выбора. Выехав на каменистую дорогу, он пришпорил лошадь и нагнал остальных.

Когда он поравнялся с Дакаром, пророк бросил на него косой взгляд.

— Как прошло тайное свидание? — спросил он Аритона. — Или пришлось с досады поплавать в ледяной водичке?

— Не угадал, — ответил Аритон, морщась от злости. — Кстати, напомни мне, чтобы я при случае порекомендовал тебя в качестве наставника для какого-нибудь юного извращенца.

Не обращая внимания на яростные взгляды пророка, Аритон подъехал к Асандиру.

— За нами следят.

Взгляд мага был по-прежнему устремлен вперед, словно Асандир умел видеть в тумане и разглядывал дорогу, вьющуюся между все более отвесными скалами.

— Ничего удивительного.

Аритон, привыкший к особенностям магов, не стал задавать вопросов; тем более что вскоре стальные глаза Асандира оторвались от созерцания туманной завесы и обратились на него.

— Орланский перевал для горожан самое опасное место. Кланы, которые до падения верховных королей правили Камрисом, устроили здесь свой сторожевой пост. Будь мы обычным торговым караваном, везущим металлы или ткани, нам понадобилась бы вооруженная охрана. Но поскольку мы не из города, опасаться нечего.

— Кланы Камриса подчинялись верховному королю Тайсана? — спросил Аритон.

Асандир безучастно поглядел на него.

— Когда-то графы Эрданы клялись в верности королю. Их потомки вряд ли забыли эту клятву.

Аритон не позволил себе расслабиться из-за внешнего безразличия, с каким маг произнес эти слова. Он тронул поводья, отъехал немного в сторону, затем приблизился к Лизаэру. Зеленые глаза почти ничем не выдавали раздумий, владевших Повелителем Теней. Стук лошадиных копыт по камням заглушил его слова, обращенные к брату:

— Возможно, нам скоро придется с кем-то повстречаться.

Лизаэр потирал закоченевший нос. Услышанное не испугало его, а привело в веселое расположение духа.

— Тогда надо посоветовать Дакару хорошенько подтянуть подпругу, иначе, не ровен час, пятнистая зашвырнет его в какую-нибудь пропасть.

— Я все слышал, — вмешался пророк.

Он натянул поводья, пришпорил лошадь и, помогая себе локтями, умудрился догнать братьев.

— Кстати, можем рискнуть и побиться об заклад. Мое седло и без всяких пряжек прочно держится на кобыле. Если нас начнет трясти, то первым на землю полетишь ты, — заявил он Лизаэру и добавил, хитро взглянув на Аритона: — К тому же на этом перевале нам ничего не грозит.

— Погоди соглашаться на спор, — предупредил Аритон брата. — Впрочем, я не знаю, может, тебе доставляет удовольствие выковыривать обломки камешков, застрявших в седле.

— Так нечестно, — обиделся Дакар. — Я обманываю только тогда, когда обстоятельства припирают меня к стенке.

— О чем я и говорю, — усмехнулся Аритон.

Безумный Пророк махнул рукой и качнулся в его сторону. Аритон незаметно отъехал от него и уже с безопасного расстояния наблюдал, как седло пятнистой кобылы скользнуло под брюхо, а низвергнутый грузный седок мешком распластался на дороге.

К тому времени, когда Дакар, познав на собственных боках, чего стоили его легкомысленные заявления, вновь оказался в седле, над перевалом закружились первые снежинки. Вскоре снег повалил густыми хлопьями; не прошло и нескольких минут, как все окрестности скрылись под вихрящейся белизной. Буран, который угрожал путникам в течение полутора дней, наконец разразился, принесенный холодным, пронизывающим северным ветром.

Путники меж тем продолжали двигаться по дороге, все круче и круче вздымающейся вверх. Слова Аритона о предстоящей встрече встревожили Лизаэра. Едва только подвернулась возможность, он обратился к Асандиру:

— Когда на нашем пути вновь окажется город, наверное, мне лучше продать драгоценные камни и купить меч?

Маг повернул к нему бесстрастное лицо, припорошенное снегом.

— Больше на нашем пути не встретится ни одного города. До самой Альтейнской башни путь пролегает по довольно глухим местам.

В отличие от своего брата Лизаэр не был искушен в общении с магами и не счел услышанные слова окончательным ответом.

— Ну что ж, может, где-нибудь на постоялом дворе у хозяина найдется лишний меч, который он согласится продать.

Уклончивость Асандира сменилась нескрываемым раздражением.

— Когда понадобится, тебе дадут оружие.

Маг тронул поводья и быстро поскакал вперед. Опасаясь, что дорога из-за снега может сделаться непроходимой, он велел двигаться, пока не стемнеет. Впрочем, и тогда привал был очень кратким; путники накормили лошадей и торопливо перекусили сами. Лизаэр, посланный в разведку, сообщил, что состояние дороги внушает ему серьезные опасения. Даже если снегопад и прекратится, то непрестанно усиливающийся ветер нанесет снег с окрестных гор и к утру дорога станет непроходимой.

— Значит, мы должны успеть до утра, — заключил Асандир.

Пропуская мимо ушей громогласные сетования Дакара, маг потушил костер и приказал седлать лошадей.

Всю ночь, сгибаясь под неутихающим ветром, путники провели в седле, упрямо двигаясь дальше на восток. Слепящий снег только усугублял трудности езды во тьме. Дорога сузилась до тропки, окаймленной острыми выступами скал. Что еще хуже, снежное покрывало делало неразличимыми канавы, ложбины и овраги. Лошади то увязали в снегу, то скользили копытами по обледенелым камням, рискуя упасть и сбросить седоков. Ветер по-прежнему дул с неутомимой яростью, не затихая ни на минуту. Лошадиные гривы и плащи людей покрылись ледяной коркой. Острые льдинки больно кололи лицо и руки; никакие сапоги не могли уберечь ноги от ломящего холода.

Дорогу преградила горная река Валендаль, которую лошади перешли вброд. Ветер нес водяную пыль от близких водопадов, и она инеем застывала на лошадиных боках и плащах всадников. Когда-то речные каскады радовали путников редким по красоте зрелищем; казалось, что не вода, а потоки звездного света низвергаются с высоты, питая сотни ручейков и речек.

К рассвету четверка всадников добралась почти до середины Орланского перевала. Снег действительно прекратился. Густой туман — исчадие Деш-Тира — скрывал утесы и уступы. Ветер продолжал завывать и жалить. Путники медленно ехали по высокогорной дороге, занесенной сугробами. На отвесных участках Тальдейнских гор снегу было не удержаться, и он несся дальше, оставляя каменные склоны чернеть под пронизывающим ветром.

Часто уже в двух шагах было ничего не различить, и только чутье магов позволяло не сбиться с пути. Асандир и Аритон поочередно возглавляли процессию. Иногда роль ведущего брал на себя Дакар. Невзирая на холод и превратности дороги, Безумный Пророк все время норовил заснуть в седле. Возможно, он не верил или не желал верить, что всадника, свалившегося в расселину, можно безуспешно искать до самого таяния снегов. Асандир по-прежнему оставался наедине со своими мыслями. Аритона давно подмывало рискнуть и помериться силами с судьбой, и противиться этому искушению он больше не мог.

Он вызвался ехать впереди, вроде бы для разведывания дороги, после чего так впереди и остался. Видя, что Асандир, кажется, не порывается поменяться с ним местами, Аритон понемногу отдалялся от остальных, пока расстояние не достигло пятидесяти шагов.

Здесь, в заснеженном сердце перевала, дорога делала резкий поворот на север и обрывалась вниз. Точнее, дальше дороги не было; гранитные утесы без малейших признаков хоть какой-то тропы тонули в тумане. С южной стороны нагромождения скал поднимались до самых вершин, также скрытых от глаз, но уже бураном. Снег лежал здесь в несколько слоев, и кобыла Аритона нередко увязала в этих наносах почти по самое брюхо. Она устало перебирала ногами, а всадник тихо уговаривал ее двигаться дальше. Когда она спотыкалась, Аритон онемевшими руками отпускал поводья и помогал ей сохранить равновесие. Он упрашивал свою Тишеальди пройти еще немного, вон до той нависшей скалы; там ее будут ждать прикрытие от ветра и горсть отрубей. Словно в насмешку над этими обещаниями, ветер ударил ему прямо в лицо, обжигая до слез. Аритон закрылся капюшоном и вдруг почувствовал, что у лошади разъезжаются ноги. Они скользили все сильнее. Аритон прильнул к лошадиной шее, потом спрыгнул в снег. Накинув свой плащ на вспотевшую спину кобылы, он достал кинжал. Подняв одну из передних ног лошади, Аритон выковырял из копыта ледяной шарик, образовавшийся в полости. Снег давным-давно счистил защитный слой жира, которым путники смазали лошадиные копыта после переправы через Валендаль.

Оглянувшись назад, Аритон увидел, что его спутники тоже остановились и осматривают копыта своих лошадей. Рассчитывая, что неизвестные по-прежнему следят за ним, он намотал на локоть поводья и повел кобылу дальше, даже не потрудившись отряхнуть снег, успевший покрыть его плечи. Его камзол все равно промок, а плащ оставался на лошадиной спине. Кобыла не на шутку устала и продрогла, а вокруг не было ни малейшего намека на какой-нибудь естественный навес. Если лошадь свалится, положение окажется катастрофическим.

Аритон пересек полоску, свободную от снега и покрытую напластованиями льда. За ней возвышался утес, возле которого громоздились сугробы. Другая сторона утеса обещала прикрытие от ветра. Кобыла вновь утонула по самое брюхо в снегу и остановилась.

Завывания ветра остались снаружи. Здесь же, в каменном кармане, было непривычно тихо. И в этой тишине раздался человеческий голос.

— Не двигаться!

Голос был звонким, властным и, если оценивать с точки зрения горожан, совершенно варварским.

— Только пикни — и останешься без лошади.

Кобыла тревожно заржала. Пытаясь обрести хоть какое-то преимущество, Аритон заехал кулаком кобыле в бок. Она взбрыкнула, развернувшись мордой к утесу. Аритону хватило времени, чтобы сдернуть свой плащ и, скомкав его, замахать перед ее мордой, отчего кобыла испугалась еще сильнее. Она дернулась, и Аритон, увлекаемый этим движением, намеренно отлетел в сторону. Незнакомец выполнил свою угрозу, но лошадь была слишком подвижной целью. Стрела, пущенная из верхнего укрытия, процарапала ей спину и с шипением застряла в рыхлом снегу.

Однако несчастной кобыле хватило и этого. Испугавшись, она стала на дыбы. Инстинкт погнал ее назад, к другим лошадям. Копыта ударили по камням, рассыпав желтоватые струйки искр. Потом она стремительно пронеслась по белому покрывалу снежных наносов и скрылась из виду. Вой ветра заглушил цокот ее копыт.

Пространство вокруг Аритона клубилось снежными вихрями, что было ему только на руку. Воспользовавшись этой завесой, он сбросил плащ, выхватил Алитиель и вжался спиной в холодный камень утеса. В просвете, возникшем на мгновение в снежной пелене, Аритон вновь увидел свою кобылу. Она уже поравнялась с тремя его спутниками, двигавшимися ей навстречу. Ее поводья, свернувшись петлей, зацепили морду гнедого и резко развернули коня. Тот зашатался и широко расставил ноги. Опыт всадника помог Лизаэру удержаться в седле, но не уберег от столкновения с вороным конем Асандира. Оба коня были отброшены в разные стороны, один при этом угодил под ноги пятнистой кобыле Дакара и бредущему рядышком пони с поклажей. Жалобно забряцали котелки и сковороды; плохо привязанный шатер оказался на снегу. Взбрыкнувший пони сбросил с себя какую-то корзинку, напугав пятнистую, и та, в свою очередь, скинула все-таки умудрившегося заснуть Дакара. Пророк полетел головой прямо в сугроб. Вынырнув оттуда, Дакар разразился потоком отборнейшей брани, перечислив все возможные способы появления на свет своей кобылы и пони. Тем временем пятнистая вместе с пони и, разумеется, вместе с провиантом и имуществом путников понеслись догонять обезумевшую лошадь Аритона.

Решив, что суматоха отвлекла внимание противников, Аритон быстро огляделся. На некоторой высоте, в щели между скалами, он мельком увидел того, кто ранил мышастую; точнее, не его самого, а руку в рукавице, рукав, отороченный волчьим мехом и опасно торчащий наконечник стрелы, какой бьют оленей. Наконечник был широким, с четырьмя острыми гранями, расположенными крест-накрест. Попав в тело, такая стрела разрывала кожу, мясо, жилы, и жертва неизбежно погибала от внутреннего кровотечения. Аритон поежился, но тут же взял себя в руки. Пока судьба была на его стороне: мышастая отделалась пустяковой царапиной. Но если бы его уловка не кончилась таким переполохом, пришлось бы изобретать иное средство удержать Лизаэра. У норовистой кобылы и бывшего наследного принца имелась одна общая черта: оба рвались навстречу опасности, не задумываясь о последствиях.

Наконечник стрелы вдруг резко изменил угол. Аритон еще глубже втиснулся в скалу. Теперь ему удалось увидеть и самого стрелка.

На этом человеке была одежда из кожи и некрашеной волчьей шкуры. Смерзшиеся волоски, словно шипы, торчали на его пятнистой шапке. Широкие плечи воина были Подстать его массивному луку. Аритон замер. Он боялся даже дышать, чтобы облачко пара не выдало его местонахождение. Но в душе он откровенно потешался над своим противником, усиленно пытавшимся разыскать его среди скал.

— Выходи на открытое пространство! — закричал лучник. — Я тебя засек.

Завывание ветра придавало его словам оттенок приказа.

— Выходи, тебе говорят!

Ветер вновь поднял белую снежную пелену. Лучник выстрелил вслепую. Древко стрелы прошелестело, скрывшись в сброшенном плаще. Это заставило Аритона покинуть укрытие. Мысль о том, что люди из здешнего клана вряд ли успокоятся до тех пор, пока он будет жив, подействовала на него отрезвляюще. Аритон перескочил через расселину и стал подбираться к логову лучника.

Ветер на какое-то время стих, и воздух очистился от снежной пыли. Пока лучник, высунувшись, таращил глаза, изумляясь последствиям своего выстрела, Повелитель Теней неслышно подкрадывался к нему.

Лучник обнаружил свою ошибку и с руганью поспешно обернулся, тут же, к досаде своей, обнаружив в непосредственной близости недавнюю жертву. С необычным для своего могучего тела проворством он вложил другую стрелу и взялся за тетиву, но растянуть ее смог лишь наполовину. Клинок, брошенный Аритоном, перерезал тетиву. Дуга лука с треском распрямилась; стрела запуталась в обрывке тетивы и впилась воину в руку.

— Грязный ублюдок! — прорычал дозорный.

Он отшвырнул бесполезный теперь лук и высвободил руку, однако за это время Аритон успел сделать последний шаг и приставить Алитиель к его горлу.

Карие глаза встретились с зелеными, оценивая дерзкого противника. Дозорный был на целую голову выше и вдвое шире в плечах, и все же он не рискнул схватиться за свой кинжал. Слишком уж ощутимым было дымчатое лезвие у его шеи.

— Советую не глупить, — сказал Аритон.

Он поднял глаза на рослого и крепкого противника, сохраняя непроницаемое выражение на лице.

— Любовью матери, родившей тебя, я настоятельно прошу кое о чем задуматься. Спроси себя: зачем мне понадобилось сначала забраться сюда, а потом собственными руками уничтожить все преимущества своего положения?

Аритон нарочито медленным движением отвел меч и уронил его в пространство между зашнурованными крест-накрест сапогами дозорного. Лезвие скользнуло в снег и задрожало; темный металл поблескивал серебряной вязью, словно приглашал разгадать загадку. Дозорный едва сдерживал ярость. Выл ветер, под ногами набухал влажный снег, и медленно капала кровь с пальцев, израненных невыпущенной стрелой. Дымчатое лезвие перестало дрожать и замерло в окаймлении ярко-алых капелек. Потом дозорный, словно забыв, что совсем недавно находился на волосок от смерти, скривил губы в зловещей усмешке.

— Только шевельнись — и ты труп, — объявил он Аритону. — У тебя за спиной — шестеро наших ребят, и каждый из них вооружен.

Аритон почувствовал укол в поясницу. Копье. Дозорный не солгал. Но и здесь хладнокровие не изменило Повелителю Теней.

— Никак, от меня вторично требуют сдаться?

Четкость его речи и спокойствие тона странно подействовали на товарищей дозорного. Однако тот был непреклонен.

— Схватить негодяя, — приказал он.

— Грихен, ты ошибся, — возразил чей-то голос, определенно женский. — Этот человек явно не из городских.

— Ты уверена? — Рыжебородый предводитель сердито сплюнул. — Или ты видишь на этом мерзавце знаки принадлежности к клану? Манеру говорить можно подделать. Если бы он и родился в клане, но снюхался со знатными ублюдками, то наверняка поостерегся бы высовывать нос за городские стены.

Аритон смерил Грихена спокойным взглядом. Даже налетевший ветер, пробравший его до костей, не заставил Повелителя Теней вздрогнуть.

— А если я — ни то и ни другое? — спросил он. — Что тогда?

— Тогда те, кому дорога твоя дурацкая шкура, заплатят нам щедрый выкуп.

Левой рукой Грихен подал знак, и на сей раз его подручные повиновались.

Аритона бросили на снег. Его тщательно обшарили в поисках оружия. Ничего не обнаружив, пленители больно придавили ему руки. Аритон дернул головой.

— Исчадия Ситэра! — с горечью воскликнул он, вне себя от такого обращения. — Если бы я хотел сражаться с вами, неужели бы я ограничился перерезанной тетивой?

— Тогда почему ты играл с нами в прятки и строил разные уловки?

Грихен торопился взять реванш за допущенный промах.

— Связать его.

Аритона рывком поставили на ноги. Как бывалый матрос, он не мог не отдать должное умению этих людей, быстро стянувших его запястья ремнями из сыромятной кожи. Потом он отвернулся, сплюнул кровь с порезанной губы и стойко выдержал очередное унижение, пока ему связывали ноги.

— Мы с тобой не договорили, — язвительно бросил он Грихену. — Как ты считаешь: я действовал намеренно или по глупости? Советую тебе не мешкать с раздумьями.

Сверху было хорошо видно, что Асандиру и его спутникам удалось совладать с перепуганными лошадьми, и теперь все трое с очевидной поспешностью приближались к этому месту. Могло показаться, что отряду Грихена не до них, но дозорные наверняка вели за ними скрытое наблюдение.

— Представь, что мой спутник слишком горделив и не желает признавать грозящей ему опасности, — продолжал Аритон, не сводя глаз со своего пленителя. Нахмурившись, тот оттирал кровь с одежды. — Скажем, его безрассудство могло бы вынудить тебя взять его в плен и причинить ему какой-нибудь вред, что было бы весьма некстати. Его шкура стоит гораздо дороже моей.

Грихен присвистнул и торжествующе оглядел своих соратников, в числе которых действительно оказалась суровая женщина со шрамами на лице. Затем он тряхнул львиной гривой и осклабился, предвкушая новую добычу.

— И который из троих — он? — спросил Грихен. — Поверь, мы отнесемся к нему со всей нежностью, как к цветочку.

Аритон вскинул брови.

— Он отнюдь не цветочек, но дело не в этом. Если он начнет упрямиться и не пожелает сдаться, тогда получится, что я действительно понапрасну рисковал жизнью.

Грихен взял его меч и примерил к своей руке. Неожиданно улыбка рыжебородого предводителя стала презрительной.

— Да ты, оказывается, любитель нежных юношей, — пренебрежительно бросил он. — Теперь понятно, почему ты сдался. Решил защитить своего дружка.

— Как бы тебе хотелось, чтобы это оказалось правдой! — пробормотал Аритон.

Оскорбительные слова Грихена ничуть не задели его; лицо Повелителя Теней оставалось таким же непроницаемым. Пленник, с которым Грихен велел не церемониться, а хорошенько связать и подтащить к краю уступа, едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.

— Сумасшедший, — чуть слышно вынес свое суждение рыжебородый.

Кончиком пальца он коснулся дымчатого лезвия и тут же отпрянул, ощутив порез. На душе у Грихена было довольно скверно, однако он еще не разыграл задуманное действо до конца. Он издал крик горного ястреба — сигнал для его людей оставаться в засаде и ждать дальнейшего развития событий.

Мышастая кобыла отчаянно брыкалась, грызла удила и дергала поводья, пока Асандир и его спутники приближались к месту, где пропал Аритон.

— Тпру, — тихо приговаривал Лизаэр своему рассерженному гнедому.

Помимо своих он держал в руках поводья кобылы, то и дело приноравливаясь к рывкам испуганной лошади.

— Тпру, тебе говорят.

Спокойный тон давался ему с трудом — Лизаэр был доведен до белого каления. Каким бы упрямым, своевольным и скрытным ни был Повелитель Теней, сейчас он находился в беде. В лучшем случае он мог куда-то провалиться и покалечиться. Лизаэр вглядывался в заснеженное пространство. Сейчас он не вспоминал о пиратском прошлом своего брата и преступлениях, которые тот мог совершить. Да, Аритон был упрямым и скрытным; да, детство, проведенное среди магов, внесло немало странностей в его характер. Однако Лизаэр сознавал очевидное: до их изгнания действиями брата не руководила злоба.

И вообще, Аритон — его брат; единственный человек в этом проклятом туманном мире, который помнит, что Лизаэр — наследный принц Амрота.

Мышастая опять взбрыкнула, потащив в сторону и гнедого. Только опыт всадника позволил погруженному в свои мысли Лизаэру удержаться в седле. Он внимательно обвел глазами скалы, обратив внимание на примятый снег. Наконец он заметил плащ, валявшийся в ложбинке. Из материи торчало черное древко стрелы. У Лизаэра перехватило дыхание. Значит, кобыла вовсе не оступилась, случайно расцарапав бок о скалу. Худшие ожидания Лизаэра подтвердились.

Лизаэр весь напрягся. Он прикрепил поводья кобылы к кольцу на своем седле и крикнул Асандиру:

— Аритон предчувствовал, что здесь нас может подстерегать беда. Почему?

Не успел маг ответить, как из тумана донеслись крики. Между зубцами скал обозначились силуэты лучников.

— Стойте! — закричал какой-то бородатый человек с вершины скалы. — Всем спешиться и бросить оружие!

Лизаэр даже привстал в стременах. Приказ ничуть не испугал наследного принца. Глаза Лизаэра сверкали гневом.

— Что вы сделали с моим братом?

— Как видишь, продырявили ему плащ.

Привыкший к высокомерию наемников, которых набирали для охраны караванов, бородатый варвар презрительно усмехнулся.

— А если ты будешь сопротивляться, можем продырявить и твой.

Он что-то приказал своим подручным, расположившимся выше. Те зашевелились, и вскоре над утесом повис, раскачиваясь на веревке, какой-то странный предмет. Едва ветер на минуту утих и воздух очистился от снежной пелены, Лизаэр узнал Аритона. Его брат, связанный по рукам и ногам, висел вниз головой над пропастью. Эти негодяи загнали ему в рот кляп!

Лизаэр позабыл, что в здешнем мире он не обладает никакой властью. Смертельно побледнев, но сохраняя безупречное достоинство, он задрал голову и крикнул разбойникам:

— Дайте мне меч. Во имя того, чьей жизни вы угрожаете, я вступлю в поединок и покажу превосходство чести над вашим трусливым вымогательством.

— Уж больно красиво ты говоришь!

Предводитель варваров поднял меч — вне всякого сомнения, то был принадлежащий Аритону Алитиель — и поднес острый конец лезвия к веревке. Одна из нитей с треском оборвалась.

— Ты думаешь, что мы во всем верны законам предков? Как бы не так! Когда-то законы чести были для них важней всего. Но пока в городах правят наместники, этому перевалу не видать честных поединков. Так кто из вас будет первым? Ты? — Предводитель ткнул мечом в сторону пленника, висевшего над пропастью. — Или он, проливший кровь и вынудивший нас на ответные действия?

— Жаль, что Аритон не прикончил никого из вас! — с негодованием ответил Лизаэр. — Шайка бандитов — вот вы кто! Будь со мной мои солдаты, я бы не успокоился, пока бы они не перебили вас всех до единого!

Лизаэр почувствовал, как Асандир схватил его за руку, возвращая к печальной действительности. Мир, в котором Лизаэр мог отдавать приказы, безвозвратно исчез, и сейчас у него не было ничего, кроме клинка, вряд ли пригодного даже для самозащиты.

— Спешивайся, как они велят, и побыстрее, — тихо сказал Асандир.

Сам он тоже слез с коня, спокойно наблюдая за сжимающимся кольцом вооруженных варваров.

Гордость Лизаэра была предельно уязвлена. Он кипел желанием отомстить за жестокость, проявленную по отношению к брату, и потому с раздражением наблюдал, как Асандир передал поводья своего коня Дакару и приблизился к нацеленному на них частоколу копий.

— Кто возглавляет этот отряд? — требовательно спросил Асандир.

— Здесь вопросы задаю я.

Дерзко ответивший магу рыжебородый человек успел спуститься со скалы и теперь проходил сквозь круг своих подручных.

— Что ж, задавай, — невозмутимо предложил Асандир. — Но будь осмотрителен. Мы можем оказаться совсем не теми, за кого ты нас принял.

— А я думаю, что ты уж слишком важничаешь, — ответил варвар.

Порыв ветра распахнул меховые полы его куртки, вздыбил мех на шапке и прошелестел в изготовленных из лисьих хвостов украшениях на поясе, которые говорили о его клановой принадлежности.

— В советах стариков не больше пользы, чем в тумане; то и другое лишь застилает глаза.

Предводитель указал кулаком в сторону пленника, по-прежнему висящего над пропастью.

— Чтобы спасти его жизнь, да и твою тоже, пусть твой внучок или кто-нибудь из родственников поспешит сюда с выкупом.

— Тебе требуется вовсе не золото.

Асандир смерил взглядом дерзкого предводителя, пройдясь глазами от забрызганных кровью сапог до шапки, сшитой из волчьей шкуры.

— Для твоей же пользы тебе бы стоило прислушаться к мудрым словам твоих старейшин! Жажда мести толкнула тебя на непростительную глупость.

Предводитель шумно выдохнул воздух, не находя достойных слов для ответа. Маг буквально заморозил его своим взглядом и, не дав опомниться, приказал:

— Лизаэр, подойди сюда и сними капюшон. Предводителя вдруг охватила слепая ярость.

— Если только кто-то из вас заговорит или шевельнется, вас изрубят на куски!

— Полегче, любезный, — насмешливо ответил Лизаэр, выходя вперед.

На нем был обычный дорожный плащ, а когда он снял рукавицы и поднял руки, все убедились, что на пальцах его нет дорогих перстней. Однако держался Лизаэр с таким достоинством и сознанием своего положения, что люди клана почувствовали это и притихли, глядя на него.

Он откинул капюшон, блеснули золотистые волосы. Синие глаза все еще были ледяными от гнева, а черты лица безошибочно говорили о принадлежности его к королевской династии, наследников которой в Камрисе не видели несколько сотен лет, но узнать могли в любом клане, обитающем на берегах Валендаля.

— Илессид! — воскликнула стоявшая впереди женщина со шрамами на лице. — Клянусь Этом, в его жилах течет королевская кровь. А рядом с ним... да это же Асандир, Творец королей!

Вздрогнув, словно от удара, Лизаэр увидел, что Асандир едва заметно кивнул.

— Хорошо, хоть кто-то среди вас еще помнит традиции. Да, я представляю вам принца Лизаэра, тейр-Илессида, потомка верховных королей Тайсана и, согласно непрерываемой династической цепи, — вашего правителя.

Снег вдруг стал слишком белым, а воздух — слишком прозрачным и холодным. Лизаэр стоял неподвижно, как каменная статуя.

Лицо предводителя утратило румянец и приобрело восковую бледность. Тут же опомнившись, он поспешно отступил назад, чувствуя дрожь в коленях от сознания того, насколько чудовищную оплошность совершил.

— Эт милосердный, откуда же мне было знать?

Он воткнул меч Аритона в снег подле ног Лизаэра и упал на колени.

— Мой господин, — задыхаясь, произнес он. — Вручаю себя и своих людей вашему милосердию.

— Наконец-то ты вспомнил обычаи предков, Грихен, сын Тейна.

Эти слова, произнесенные холодным, насмешливым тоном, разнеслись над смешавшимся кругом варваров, успевших опустить копья и луки. Один за другим, все люди из клана Грихена попадали ниц. Вскоре Асандир, Дакар и удивленный Лизаэр оказались в окружении простертых на снегу тел.

Какое-то время среди окрестных скал слышались только завывание ветра и шелест снега. У законного наследника верховных королей Тайсана от неожиданного поворота событий тоже подкашивались ноги, и только неистребимая королевская гордость помогала ему устоять и не потерять самообладание.

Потом, ободренный улыбкой Асандира, Лизаэр поднял руку и властным голосом потребовал:

— Опустите моего брата на землю и развяжите его.

Двое дозорных вскочили на ноги, подгоняемые сознанием того, что пленник, с которым они столь бесцеремонно обошлись, тоже принадлежит к королевскому роду. Их испуг не пробудил в Лизаэре снисходительности. Подняв меч Аритона, он подошел к Грихену и приставил лезвие к самой шее предводителя.

— А тебе я вот что скажу, — с холодным презрением произнес он. — Кто бы ни правил сейчас в Эрдане, забывать о чести нельзя. Будешь стоять на коленях до тех пор, пока сюда не приведут моего брата, целого и невредимого. Поскольку гнев может повлиять на справедливость моего решения, твою дальнейшую судьбу я передаю в руки Асандира.

— В этом нет необходимости, — возразил маг. — Содружество Семи не судит людей, зато Манолла, наместница Тайсана, вполне справится с этой задачей. Вот уже двадцать лет, как она вершит королевское правосудие в здешних краях.

Закоченевший от стояния на подтаявшем льду, униженный, ибо меч возле шеи лишал его последней капли достоинства, Грихен безропотно подчинился. Если наследник Илессидов выразит свое недовольство действиями его дозорных, это будет смертельным оскорблением и для самой Маноллы. Ее приговор в отношении Грихена, несомненно, окажется суровым и беспощадным, учитывая то обстоятельство, что Ташэн, старейшина клана и граф земли Тэрлин, на юго-западе Тайсана, с самого начала был против этого налета. «Старая лиса Ташэн наверняка знал о появлении этих людей», — с отчаянием подумал Грихен.

Охваченный ужасом, страдающий от болезненных судорог в мышцах ног, Грихен мысленно проклинал свою судьбу. Зная суровый нрав Маноллы, он предчувствовал, что из-за этого злополучного налета вполне может лишиться прав наследования.

Как ни настаивал Асандир, чтобы Грихен не посылал гонцов с вестью о прибытии принца Лизаэра, у въезда в долину четверых путников, сопровождаемых дозорными клана, встретила во главе почетного караула сама Манолла.

К этому времени буря утихла, облачность рассеялась, но клочья насланного Деш-Тиром тумана по-прежнему заслоняли сумрачной пеленой долину. По звуку рожка и приглушенному блеску золота на церемониальных украшениях Грихен с болью в душе понял, что предводитель Ташэн успел поднять на ноги весь лагерь. Только появление мага из Содружества Семи могло заставить Маноллу сменить обычную одежду, какую носили все, на нечто подобное церемониальному наряду.

Один из соратников Грихена сочувственно заметил:

— Ну кто бы мог подумать, что старый граф по-прежнему бегает с прыткостью ящерицы?

Главный виновник непростительной оплошности, допущенной в Орланском перевале, был не единственным, кого это зрелище захватило врасплох. Стоящий рядом с Асандиром новоиспеченный наследник Тайсанского престола чувствовал себя немногим лучше, глядя на блеск амуниции почетного караула.

— Видишь женщину в синем плаще и с обручем на голове? Это Манолла, — тихо пояснил Асандир. — Она наместница края, последняя наследница этого древнего титула. Манолла и ее предшественники со времен переворота берегли наследие Тайсана, дожидаясь возвращения законного правителя. Я заговорю с ней первым. Потом приветствуй ее с почтением. Помни, она сохраняет эти земли для твоей династии.

Утомленные путники остановились перед почетным караулом клана. Вместо меховых шкур на этих людях были мантии из синего бархата — цвет династии, — а ножны мечей отливали золотом. Поводья их гнедых коней также были позолочены. Впереди ехала женщина, худощавая, точно девочка-подросток. Ее черного цвета одеяние было оторочено мехом, поверх него красовался плащ с вышитым гербом Тайсана — золотой звездой. Седеющие волосы женщины были гладко зачесаны и перехвачены серебряной лентой. В руках она держала сухую ветку шиповника. Увидев, что Асандир спешился, она остановила свою лошадь и радостно приветствовала мага. Асандир осторожно подхватил Маноллу и опустил ее на землю.

Слуга отвел в сторону их лошадей. Манолла подняла на мага глаза цвета корицы и сказала:

— Добро пожаловать в Камрис, Асандир из Содружества Семи.

Ее голос был звонким, как журчание ручья, и в отличие от морщинистого лица совсем молодым.

— Вы оказали нам высокую честь, но слава Эту, ваши посещения не настолько часты, чтобы я привыкла надевать юбки!

Асандир принял у нее из рук усеянную шипами ветку — символ нескольких сотен лет, проведенных кланом в горестном изгнании. Улыбка тронула глаза мага. Не говоря ни слова, он явил свое искусство. Под его пальцами ветка зазеленела. На ней появились нежные листочки, потом возник бутон, раскрывшийся в безупречно красивый пунцовый цветок.

Пока собравшиеся в завороженном молчании взирали на это чудо, маг оборвал шипы и воткнул цветок в седеющие волосы наместницы.

— Госпожа Манолла, — торжественно проговорил он. — Осмелюсь заметить, что церемониальные одежды всем вам понадобятся для более серьезного события, нежели мой визит.

Асандир осторожно развернул Маноллу лицом к всаднику на гнедом коне, сидевшему с видом человека, рожденного повелевать.

— Перед тобой — принц Лизаэр из династии Илессидов, потомок Халдвина Первого и, согласно родословной, — ваш правитель.

Лизаэр поглядел на наместницу, которую его появление лишало власти. Он сразу понял, что эта женщина сама привыкла повелевать; властность ощущалась в каждом ее движении. Не успевший освоиться со своим новым положением, он вполне мог ожидать, что его появление вызовет недовольство и даже откровенную враждебность. Но взгляд Маноллы лишь на мгновение выдал ее изумление, а потом глаза предводительницы наполнились слезами. Она радостно вскрикнула, сделала реверанс, не обращая внимания на слякоть под ногами, и протянула принцу руку для поцелуя.

— Приветствую вас, ваше королевское высочество, — сбивчиво произнесла Манолла, вдруг показавшаяся в своих тяжелых церемониальных одеждах совсем хрупкой.

Вдохнув аромат ее духов, Лизаэр почувствовал себя неловко, вспомнив, что давным-давно не мылся и крепко пропах потом и дымом костров. Он поднес к губам огрубевшую, как у бывалого воина, ладонь наместницы и учтиво поздоровался.

— Ваше появление — лучшее доказательство, что наши надежды не были напрасными.

Ослепительно улыбаясь, Манолла повернулась к своему почетному караулу.

— Все слышали? Перед вами — Илессид, прямой потомок самого Халдвина! Лизаэр тейр-Илессид вернулся, дабы востребовать трон Тайсана!

Ее слова потонули в громогласных криках. О церемониях было начисто забыто. Воины почетного караула спрыгнули с коней и, возбужденно размахивая руками, окружили наместницу и своего законного правителя. Десятки рук потянулись к принцу, осторожно вытащили его из седла и опустили на землю.

— Ваше высочество, вы должны простить вашим подданным такое поведение, — крикнула ему Манолла. — Пять веков ожидания — долгий срок, а времена всегда были безжалостны к нам.

Лизаэр не находил ответа и изо всех сил пытался сохранить самообладание. Он привык к нормам придворной жизни и даже с друзьями держался отстраненно. Откровенное панибратство людей Маноллы больно задевало его. Неожиданно для себя он оказался властителем большого королевства, о котором не знал практически ничего.

Скомканная церемония встречи не оставляла места для вопросов о возращении принца из Дасен Элюра или об унизительном происшествии на Орланском перевале. Асандир деликатно сообщил Манолле, что из-за бурана он и его спутники две ночи подряд почти не смыкали глаз. Поняв намек, наместница тут же утихомирила своих людей. Почетный караул поспешно вскочил на коней, готовый препроводить наследного принца и остальных гостей туда, где их ожидал отдых в самых лучших условиях, какие только существовали на западном форпосте клана.

Распорядившись о том, чтобы нужды высоких гостей были удовлетворены, а их уставшие кони — отведены в конюшню и накормлены, Манолла удалилась в свою хижину, тихо закрыв за собой грубую дощатую дверь. Там она сняла обруч и сбросила плащ, оставшись в черном церемониальном платье. Седеющие, украшенные перьями волосы создавали у нее над головой подобие нимба. Манолла глядела на мага, сидевшего на корточках на некрашеных досках пола возле разожженного очага. Хижина эта служила ей чем-то вроде кабинета, однако внутри не было ни письменных принадлежностей, ни свитков пергамента, ни даже подобия письменного стола. Пустая винная бочка, стоявшая в углу, служила вместилищем для свернутых карт. Стол в этом жилище все же имелся, но такой же грубый и шершавый, как и дверь. Стена за ним была затянута волчьей шкурой, державшейся на ремешках из сыромятной кожи. Шкура служила единственной надежной преградой на пути холодных ветров, задувающих сквозь неплотно пригнанные доски стены.

— Ты хотела поговорить со мной, — негромко напомнил Асандир.

Рука удивленной Маноллы инстинктивно потянулась к бедру, где у нее обычно висел меч. Наместница тут же опомнилась.

— Я хочу услышать то, о чем невозможно говорить при всех.

Асандир невольно улыбнулся — смелая и порывистая Манолла ничуть не изменилась.

В хижине пахло кедровым деревом и промасленной кожей. Асандир расстегнул влажные манжеты и приблизил к огню руки, пытаясь согреть их. Когда он снова поднял глаза на Маноллу, улыбки на его лице уже не было.

— Если твои люди желают отпраздновать возвращение наследного принца, празднество не должно растягиваться надолго. В Миртельвейнском болоте появилась новая ядовитая порода метласских змей. Хуже всего, что эти змеи не местные, а пришлые. Если только они начнут плодиться в угрожающих количествах, нам придется уезжать отсюда очень быстро.

Манолла, еще не остывшая после разговора с Грихеном, сердито сказала:

— Да знаю, Дакар мне рассказал: вы спешите к Альтейнской башне. — Приблизившись к очагу, наместница схватила кожаную подушечку и уселась на нее, раздраженно тряхнув надоевшими юбками. — Так вот, я думаю, что беда в далеком Миртельвейне никак не объясняет ваших уклончивых ответов.

— Я же вижу, о чем ты хочешь спросить: сможешь ли ты вместе с этим плащом снять с себя и должность наместницы? — Суровое лицо Асандира снова потеплело. — Содружество Семи пока еще не провозгласило Лизаэра законным наследником Тайсанского престола. Но дело вовсе не в том, что принц недостоин быть вашим королем.

— Что ж, хвала Эту.

Манолла встала и прошлась взад-вперед. Хотя у нее на ногах были тяжелые сапоги для верховой езды, она, как и все люди клана, привыкла двигаться бесшумно.

— Поймите и моих людей. Скажи я им, что праздника не будет, дело может кончиться бунтом.

Тронутый ее искренностью, Асандир ответил прямо:

— Если Лизаэр и его брат сумеют победить Деш-Тира, коронация произойдет очень быстро.

— Так значит, древние летописи говорят правду? — Манолла, казалось, была неприятно поражена собственной догадкой. — Значит, один из вашего Содружества, тот, кто запечатал Южные Врата, когда Деш-Тир только прорвался на нашу землю, действительно принял первый удар на себя и остался калекой?

— Да.

Чувствуя, что женщина дрожит от волнения, Асандир встал, взял ее за локоть и мягко, но повелительно усадил на свой стул. Сила и воля Маноллы представляли разительный контраст с хрупкостью ее рук. Асандиру показалось, что он дотронулся до птичьего крыла.

— Я не стану напрасно успокаивать тебя. Деш-Тир — противник неведомый и опасный. Пророчество Дакара предвещает победу над ним, это так. Но никто не возьмется утверждать, что братья, которым предстоит взвалить на свои плечи все тяготы сражения с Деш-Тиром, выйдут из этой битвы целыми и невредимыми. Восхождение Лизаэра на престол необходимо отложить до тех пор, пока над Этерой вновь не засияет солнце.

Снаружи доносились звонкие голоса и смех, заглушавшие привычный скрип точильного круга и скрежет металла. Манолла совладала с собой и прежним ровным голосом спросила:

— А что станется с нашими людьми, если Илессид будет покалечен или погибнет?

Асандиру не хотелось встречаться с ней глазами, и он отвернулся к огню.

— В первом случае Лизаэр сможет оставить наследников, а во втором... мы точно знаем, что в Дасен Элюре остались другие потомки Илессидов. — Желая показать, насколько он разделяет ее тревоги, маг добавил: — Королевству Ратана повезло меньше, чем вам. Тейр-Фаленит, которого ты видела, последний в своей династии. А потому, госпожа Манолла, смею тебя заверить, что Содружество Семи будет оберегать жизнь обоих принцев. Разумеется, настолько, насколько нам это по силам.

Путь из Эрданы на юг, туда, где среди холмов стоял бывший летний дворец старого графа, при неспешной езде занимал три дня. Хотя ответные послания, которые Элайра везла Главной колдунье, не содержали ничего срочного, она покрыла все расстояние за меньшее время. Торговые караваны по осенней распутице уже не ходили; к этому времени гильдии обычно успевали запастись всем необходимым на зиму. А тут еще неожиданно ударил мороз, вскоре опять сменившийся дождем. Элайре вовсе не требовались попутчики; наоборот, ей хотелось одиночества, чтобы окончательно привести в порядок свои мысли. Она предпочла истратить выданные ей подорожные деньги не на то, чтобы переночевать на постоялом дворе, а на наемных лошадей, чтобы ее собственная бежала налегке. Если она вернется поздно ночью, рассуждала Элайра, у нее будет возможность вымыться в горячей воде и отдохнуть перед тем, как давать отчет о случившемся в таверне.

Однако погода словно вступила в сговор с природными стихиями и нарочно старалась помешать юной колдунье. Элайра ехала в темноте, под непрекращающимся дождем, не в силах различить ничего в двух шагах от собственного носа. К тому же после вторжения Деш-Тира дороги к западу от Кельсина пришли в полное запустение. Едва заметный след от колес, тянущийся меж голых холмов, — вот и вся дорога. Но это днем. В долинах росли кустарники и рощи из низкорослых дубов, задыхавшихся в зловонном месиве гниющих листьев. Поскольку последний отрезок пути Элайра ехала на своей любимой кобыле, она не могла позволить себе гнать лошадь сквозь кустарники, соседствующие с овражками и барсучьими норами, где так легко оступиться и сломать ногу.

Уже рассвело, когда Элайра, промокшая до нитки, окоченевшая и злая из-за ночной бури и своего опоздания, остановилась перед обветшалой боковой дверью, ведущей в сад и такой же ветхий дворец старого графа.

Оказывается, ее ждали. Какая-то послушница из новеньких, тоже промокшая на дожде, с плохо скрываемым раздражением объявила, что прибывшей посланнице велено немедленно явиться в главный зал.

Удрученно вздохнув, Элайра слезла с лошади. Если весть о ее проделках достигла Круга Старших, как называли советниц Главной колдуньи, ничего удивительного, что эту девчонку выслали поджидать ее. Дождь хлестал по щербатым плитам, стекал ручейками с арок. Элайра забросила поводья на потную шею лошади и начала развязывать тесемки упряжи.

— Это дело конюха, — заметила послушница. Сердитая девчонка стучала зубами не меньше Элайры.

Разница была лишь в том, что она явилась сюда после ночи, проведенной в теплой постели, и завтрака.

— Главная колдунья в гневе, и если ты будешь медлить, только навредишь себе.

Элайру прошиб холодный пот.

— Морриэль хочет меня видеть? — Девушка безуспешно пыталась скрыть свое отчаяние. — Но я думала...

— Что сегодня, она, как обычно, будет делать обход помещений, где живут мальчишки-сироты, — со злорадством перебила ее новенькая. — Так было намечено. Но твои выходки в Эрдане заставили Главную отложить все прочие дела.

Элайра вспыхнула. Значит, по ордену уже поползли сплетни о ней. Если бы она попала в Кориатанский орден из какой-нибудь добропорядочной семьи, то, скорее всего, просто оцепенела бы от стыда, лишившись способности думать и действовать. Но Элайра была дочерью уличной воровки и с раннего детства научилась не теряться в самых неожиданных ситуациях.

— В таком случае я не буду дожидаться конюха. Думаю, и мальчишки обрадуются этой перемене. Единственное, о чем я тебя попрошу, — пусть мою лошадь почистят и отведут на конюшню.

Элайра знала: у конюхов и прочей обслуги сейчас время трапезы и надменной девчонке придется самой возиться с ее лошадью. Эта мысль принесла ей некоторое удовлетворение. Окоченевшими пальцами Элайра отвязала от седла сумку с ответными посланиями. Если Главная колдунья рассержена, не стоит подливать масла в огонь. Прежде чем оторопевшая послушница успела вымолвить хоть слово, Элайра отдала ей поводья, закинула на плечо сумку и зашагала, выбирая дорогу среди мха и колючек.

Крытый переход, ведущий к покоям Главной колдуньи, выступал из пожухлых зарослей нагромождениями замшелых валунов. Балки крыши давно прогнили; под ногами, словно кусочки олова, валялось то, что некогда было мраморной мозаикой. У двери Элайра поддела ногой мешавший ей куст сорной травы. Двустворчатая дверь, сделанная из кедра и покрытая искусной резьбой, тоже сгнила. Бронзовые петли, отлитые в форме листьев розы, были кое-как прибиты к грубым доскам новой двери. Между собой доски скреплялись полосками воловьей кожи, также прибитыми ржавыми гвоздями. Элайра теряла драгоценные минуты, пытаясь открыть заклинившую дверь. Она могла бы войти и с парадного входа. Но уж лучше обдирать ногти и пальцы, чем ловить на себе любопытно-насмешливые взгляды кориатанок, которым доставило бы явное удовольствие разглядывать ее в мокрой и перепачканной глиной одежде.

Самолюбие стоило Элайре содранной кожи на костяшках пальцев, и настроение ее стало еще более воинственным. Элайра быстро шла по коридору мимо заплесневелых дверей спальных помещений. Если Главная колдунья требует ее немедленно, не дав вымыться и переодеться, пусть выдерживает это зрелище со всеми сопутствующими ароматами.

Элайре случалось забредать сюда в лучшие и более спокойные моменты ее жизни. Тогда полусгнившая резьба и растрескавшиеся барельефы, украшавшие стены и потолок, навевали мысли о служанках и горничных, когда-то живших здесь, на женской половине дома старого графа. Но сейчас, в серой утренней мгле, под нескончаемый стук дождя, пыльные и заплесневелые спальни казались отвратительными склепами. Девушка вошла во внутренний коридор и двинулась дальше, обходя лужицы — свидетельства давно прохудившейся и постоянно текущей крыши. Так она добралась до покоев Главной колдуньи, где ее уже дожидался рослый дурачок, служивший у Морриэль привратником и телохранителем. Он немедленно впустил Элайру внутрь.

Обычно добродушный и улыбчивый, сейчас дурачок был на удивление серьезен, и юная грешница расценила это как дурное предзнаменование.

Элайра осталась одна под выщербленными и полуразрушенными сводами огромного зала. Она обвела глазами пространство: стулья на возвышении перед очагом были пусты, а в очаге не горел огонь. Значит, совет Круга Старших не просто перенесли на другое время — его вовсе отменили. Отрадно, что хоть не придется смотреть на эти надменные, надутые физиономии. Вместо старших колдуний на Элайру глядели двое пугливых пажей. Мальчикам было никак не больше двенадцати. Оба светловолосые, они держали в руках по штандарту с эмблемой власти Морриэль.

Главная колдунья, древняя и высохшая, сидела на своем троне, облаченная в пурпурные одежды ордена. Кожа ее была совсем прозрачной, как старинный фарфор. Однако держалась Морриэль не по-старушечьи прямо и управляла делами ордена рукой твердой, точно гранит. Проницательные черные глаза на морщинистом лице блестели почти как бриллианты на ее запястьях и в седых волосах.

В трудные моменты Элайра почему-то всегда становилась неуклюжей. Вот и сейчас она наступила на полу своего дорожного плаща.

Услышав посторонний звук, Морриэль вскинула голову. Ее острые скулы и нос с горбинкой придавали Главной колдунье сходство с хищной птицей. Она взмахнула рукой, и что-то, принятое Элайрой за кучу тряпья у ног колдуньи, вдруг выпрямилось и с кошачьей грациозностью обернулось к Главной. У Элайры перехватило дыхание; то была Лиренда, Первая колдунья и официальная преемница Морриэль. Она что-то прошептала Главной на ухо. Одетая во все черное, с муслиновой накидкой на плечах, Лиренда олицетворяла собой карающую десницу Кориатанского ордена.

За проступки, совершенные в Эрдане, Элайру ожидал не просто допрос, а закрытый суд, которому подвергались колдуньи, нарушившие обет послушания.

Хмурая, испуганная и дрожащая не только из-за мокрой одежды, Элайра мысленно перебирала допущенные ею ошибки. Да, она говорила с магом, но не выдала ему никаких секретов своего ордена. Да, она играла в карты с пьяным пророком, нарушив тем самым неписаные правила поведения. Но в остальном она держала себя вполне пристойно. Если бы власти Эрданы уличили ее в колдовстве, то, скорее всего, сожгли бы. Немногие из сестер ордена согласились бы так рисковать жизнью, как она. А что касается ее беседы с тейр-Фаленитом на сеновале — это вообще был совершенно невинный разговор.

Почему же тогда ее подвергают суду, словно она совершила какое-то чудовищное преступление?

Грязная и жалкая на фоне своих безукоризненно одетых наставниц, Элайра опустила на пол сумку с посланиями, потом откинула набрякший от воды капюшон плаща. Когда она делала обязательный реверанс, ее колени дрожали и кожаные брюки для верховой езды делали это еще заметнее. Кое-как Элайра поборола дрожь в голосе и произнесла положенную фразу:

— Готовая к служению, я предстаю перед вышестоящими.

Главная колдунья чуть наклонила голову, и бриллианты ее сверкнули так, что Элайре захотелось зажмуриться.

Правила ордена не позволяли Главной разговаривать с посторонними, в число которых сразу же попадали и нарушившие обет, так что посредницей выступала Лиренда. Ее слова, произносимые ровным, бесстрастным голосом, были столь же грозными и зловещими, как и скрещенные мечи, висевшие на стене за спиной Первой колдуньи.

— Младшая послушница Элайра, тебя отправляли на север с посланиями, адресованными некой особе, живущей вне пределов Эрданы. В полученных тобой указаниях не говорилось о том, что тебе разрешается посещение таверн или иных злачных мест, а также игра в карты с пьяными пророками, напрямую связанными с магами Содружества Семи.

Из-за бешено колотящегося сердца у Элайры начала кружиться голова. Мысли перепутались, и она прибегла к единственному оправданию, пришедшему ей на ум:

— Мне велели быть наблюдательной и попутно собирать сведения.

Дакар за пять минут рассказал ей больше, чем наблюдающим за ветвью удалось бы разузнать за целый месяц неусыпных бдений. Но такая правда еще больше разгневала бы Главную колдунью. Элайра уставилась в пол и продолжала:

— Я допустила ошибку, посчитав, что сведения важнее способов, которыми я их добывала.

Морриэль ткнула пальцем в сторону Лиренды; пожелтевший ноготь на пальце мертвенно-белой руки напоминал птичий коготь.

— А нравственная сторона не важна?

Первая колдунья превратила скупое замечание Главной в целый поток слов.

— Если б Дакар был трезвым, он вряд ли выболтал бы истинные цели магов. Ну а пьяный, он вообще потерял способность отделять правду от вымысла. За всю историю нашего ордена еще ни одна сестра не опускалась ради сбора сведений до шатания по тавернам. Стыдись! Ты первая из послушниц, решившаяся на подобный шаг.

Главная колдунья слегка постучала пальцами по черной матовой поверхности подлокотника своего кресла. Лиренда шагнула к боковому столику и взяла оттуда металлическую шкатулку. Шкатулка была надежно заперта несколькими перекрестными заклинаниями. Невидимые для глаз, они наполняли неподдельным ужасом даже самых хладнокровных. Лиренда опустила шкатулку на обтянутые шелком колени Главной колдуньи. Мальчишки-пажи испуганно округлили глаза и попятились в разные стороны.

Предводительница Кориатанского ордена сняла одно за другим все заклинания, они исчезали со звуком, напоминающим звон лопнувшей струны. Элайра не сводила взгляда с юных пажей, заинтересованная их реакцией. Мальчиков в ордене не учили магии, но эти двое с ранних лет находились среди самых сокровенных ее тайн. Шкатулка или связанная с ней магия явно не на шутку испугала пажей: обоих мальчишек просто трясло.

Лиренда приняла от Главной колдуньи распечатанную шкатулку и подняла крышку. Внутри, словно ледяной кристалл, мерцал холодным голубым светом Скирион — Камень Правды. Пусть этот камень не обладал свойствами пропавшего в хаосе вторжения Путеводного Камня — аметиста, способного вбирать в себя силу всех кориатанок и посылать ее в нужном направлении, однако он препятствовал любой лжи.

Элайра хорошо понимала, что ее ожидает. Главное ее прегрешение — запретный разговор с Асандиром — было скрыто лишь тоненькой завесой последующих событий. Достаточно малейшей зацепки, одного вопроса о том, чем она занималась до прихода в таверну — и вся ее история с «Четырьмя воронами» рассыплется в прах.

— Начинай, — велела Морриэль, устремив взгляд на Лиренду, на которую было возложено проведение дознания.

— Смотри прямо в кристалл, Элайра, — приказала Первая колдунья. — А теперь откажись от своей воли.

От обвиняемой требовалось безоговорочное подчинение; любое своеволие мгновенно расценивалось как доказательство вины. Элайру охватило беспокойство. Она прекрасно понимала: если ее сочтут виновной, то навсегда лишат присущей ей способности постигать мир с помощью интуиции. Девушка направила сознание в сумеречные глубины кристалла. Она сжала зубы, чтобы изо рта не вырвалось ни единого возражения, и сняла внутренние преграды.

Тут же Элайра ощутила, как магическая сила кристалла обожгла ей разум, впившись в мозг, точно захлопывающиеся челюсти капкана. Все поплыло у нее перед глазами. Голова закружилась, потом окружающее отдалилось, вытесняемое той же силой, что подчинила себе ее волю. Элайру куда-то понесло, она не слышала вопросов Лиренды и не давала на них ответов. Вместо этого в ее памяти стали оживать сцены прошлого, казавшиеся ей надоевшей пьесой, которую она вынуждена разыгрывать снова и снова. Сцены не просто появлялись; Элайра видела их с пугающими подробностями.

Перед ней без конца вставали лицо Аритона Фаленского и капюшон его плаща, который он сжимал побелевшими от напряжения пальцами. Элайру уже тошнило от этих повторений. Потом она увидела душный и дымный зал таверны «Четыре ворона», где она дожидалась, пока Дакар назовет имя. Время то замирало, то поворачивало вспять, ибо вершившие правосудие колдуньи желали понять смысл того или иного момента. Они разбивали его на мельчайшие детали, выволакивая из глубин самые мимолетные мысли Элайры, чтобы и их подвергнуть тщательному разбору. Где-то в потаенном уголке сознания девушка кричала от страха и отчаяния, но Лиренда неутомимо продолжала дознание.

События прошлого вновь стали ее настоящим. Вот Элайра произносила заклинания, чтобы удержать разъяренную толпу наемников; вот она опять стояла среди распотрошенных полок в кладовой таверны. Поскольку наблюдательница за второй ветвью обнаружила Элайру, лишь когда та находилась на сеновале, визит в дом Энитен Туэр и разговор с Асандиром, к счастью, не попали в поле зрения ее мучительниц. Зато все подробности встречи самовольной послушницы с Аритоном были внимательнейшим образом просмотрены и изучены вплоть до того момента, когда маг взял ее за руку и стал вынимать застрявшие у нее в волосах соломинки. Но теперь любое прикосновение его шершавых пальцев отзывалось в ней нестерпимой болью.

Каждое произнесенное им слово и каждый ответ Элайры разбивались едва ли не на слоги и затем сопоставлялись с мыслями, сопровождавшими ее на обратном пути.

Когда ее мучительницы наконец высвободили волю девушки из оков Камня Правды, Элайра испытывала не просто усталость. Все ее тело ныло от чрезмерного напряжения. Эмоционально раздавленная, способная лишь тихо ронять слезы, она чувствовала, как к ней постепенно возвращается ее привычное сознание. Первым из чувств вернулся слух. Элайра услышала обрывок фразы, с пафосом произнесенной Лирендой:

— ... Здесь у меня все равно остаются сомнения. По-видимому, она что-то утаивает. Я настоятельно рекомендую провести более тщательное и глубокое дознание.

Гнусавым голосом Главная колдунья что-то возразила, но Элайра не вслушивалась, а отчаянно стремилась совладать с тошнотворным головокружением. Она ощутила под собой жесткий стул, потом почувствовала озябшие ноги в плотно зашнурованных и насквозь промокших сапогах. Элайра попыталась вздохнуть и с удивлением обнаружила свинцовую тяжесть в груди. Но главное — она не предала Асандира. Ее мучительницы так увлеклись подробностями встречи с Аритоном, что сцены на сеновале заслонили от них все остальное. Однако радоваться было рано. Элайра вздрогнула при мысли о повторном дознании. Удача вряд ли улыбнется ей дважды.

От безысходности Элайра взбунтовалась.

— Ну что еще вы хотите подтвердить вторичным дознанием? — закричала она.

Окружающий мир то расплывался и пропадал во тьме, то снова обретал привычную четкость очертаний.

— Я безумно устала и окоченела, я едва могу сидеть! Если я виновна, определите мне наказание, и я приму его. Повторяю: все мои действия в Эрдане направлялись исключительно желанием добыть побольше сведений. Я вполне сознаю ошибочность этих действий.

— Вели ей замолчать!

Неподвижные глаза Морриэль были устремлены в пространство над головой Элайры.

— У послушницы не может быть оснований для того, чтобы вести себя столь неучтиво. Несомненно, у нее были поползновения к более тесному общению с тейр-Фаленитом, однако сейчас она пребывает в таком душевном замешательстве, что даже не сознает своего проступка. Напомни ей, что она, как всякая кориатанка, давала обет избегать общения с любым мужчиной, сколь высок он ни был бы по происхождению и положению.

Элайра склонила голову. Асандир поверил в ее мудрость. Чувствуя стальную крепость его упований, она подавила в себе желание наговорить дерзостей.

Тишина в зале становилась тягостной.

Чувствовалось, что Лиренда слегка разочарована исходом дознания. Помолчав еще какое-то время, Морриэль сказала:

— Я пока воздерживаюсь от вынесения приговора. Объяви об этом обвиняемой.

Первая колдунья сбросила с плеч шаль. Судя по суровому тону, ей очень не хотелось оглашать подобный вердикт.

— Ты получила предупреждение, Элайра. Ты должна порвать все нити, связывающие тебя с наследным принцем Ратана. Очисти свои мысли от воспоминаний о нем и устреми сердце к послушанию. Ты обязана быть внимательной. С этого момента твои поступки будут тщательно оцениваться, вплоть до тех пор, пока Главная колдунья не сочтет уместным вынести приговор.

Морриэль наклонила голову.

Ледяным тоном Лиренда продолжала:

— Отныне ты объявлена находящейся под наблюдением. Можешь ступать.

Элайра сделала реверанс перед возвышением, где восседала Морриэль. Провожаемая пристальным взглядом хищных глаз Главной колдуньи и откровенно завистливыми глазами юных пажей, Элайра спешно покинула зал. У нее подгибались колени. Пусть себе Лиренда цепляется за подозрения. Похоже, Морриэль вполне удовлетворена тем, что основной причиной ее задержки в Эрдане стала карточная игра с Дакаром. Теперь можно не опасаться новых дознаний и новых свиданий с Камнем Правды... если, конечно, она опять не наделает глупостей.

Элайра вовремя сообразила, что не следует сразу идти в комнату, которую она делила с несколькими своими сверстницами. Она не была настроена отвечать на расспросы любопытных девчонок. Элайра прошмыгнула в конюшню, чтобы проведать свою четвероногую подругу.

От лошадей исходило какое-то почти мистическое спокойствие. Здесь пахло соломой и промасленной кожей. На дворе мальчишка-прислужник, насвистывая, колол дрова для кухни. А Элайра по привычке принялась чистить шкуру своей кобылы. Но внешний покой не мог погасить в послушнице внутреннего смятения.

Вновь обретя способность думать, Элайра прокручивала в мозгу возможные последствия отсрочки приговора. На душе у нее становилось все тревожнее; рассуждая хладнокровно, она уже не считала обвинения, связанные с Аритоном, глупыми или надуманными. Теперь она находилась под наблюдением, и тяготы этого состояния буквально душили ее. Полумрак и тишина конюшни не давали желанного покоя. Наоборот: запах сена и исходящее от лошадей тепло остро напоминали ей об Аритоне.

Элайра отчетливо почувствовала западню, в которую она никогда, ни при каких обстоятельствах не должна попасться. Она отшвырнула щетку и скребницу и направилась прочь из конюшни. Кобыла дружелюбно ткнулась носом ей в спину, но хозяйка не обратила на нее внимания. Все мысли Элайры были обращены внутрь самой себя. В ее мозгу ледяным эхом звучала традиционная фраза: «Ты получила предупреждение». Элайра выругалась про себя, припомнив язык улиц и сточных канав, на котором говорила в раннем детстве.

Слова Энитен Туэр вновь пригвоздили ее своей беспощадностью: «Не надо быть прорицательницей, чтобы видеть, что тебя ожидает мрачное будущее».

Промокшая дорожная одежда совсем задубела, но Элайра, не обращая на это внимания, шагнула из тепла конюшни в туманную промозглость дня. Каких-то четыре часа назад — или то было целую вечность назад? — лохань с горячей водой и постель виделись ей пределом земного счастья.

На топкий берег выныривает из болота змея с кроваво-красными глазами. Ненадолго замерев, она высовывает раздвоенный язык, затем проскальзывает через трещину в полуразвалившейся древней стене. Вскоре вслед за ней отправляется другая змея, потом еще и еще… и в конце концов от извивающихся тел начинают дрожать заросли чахлых камышей и бурлить зловонная вода...

Далеко на северо-западе, в раскинутом в туманном лесу шатре, сооруженном из шкур, предводитель клана, лицо которого исполосовано шрамами, сбрасывает с себя промокшее от пота меховое покрывало; и прежде чем жена будит его, прерывая вещий сон, он успевает увидеть лицо короля и свою грядущую неминуемую смерть...

Среди густотравных лугов, на вершине открытого всем ветрам утеса четыре башни возвышаются над развалинами города, а дождь, тихий, как слезы, мягко струится на камни, оставшиеся от пятой...