Проклятые

31

УИЛЛОУ

Уиллоу

Он издал влажный, прерывистый звук.

Он нахмурил брови, глядя на нож, торчащий из ребер и наклоненный так, чтобы достать до мясистого органа под ним. Он снова посмотрел на меня, и боль в его глазах вызвала у меня придушенный всхлип.

— Прости, — повторила я, выкручивая нож, чтобы забрать с собой как можно больше его сердца.

Он захрипел, зашипел подо мной. Я выдернула кинжал и отбросила его в сторону, когда его кровь беспрепятственно вылилась из раны. Она хлынула на диван, окрасив бежевую ткань его жизнью.

— Почему? — спросил он, его голос был хриплым и грубым.

Я не могла заставить себя отстраниться от него, оставить его на диване.

Я не хотела, чтобы он оставался один.

Мне нужно было обмануть его, чтобы все получилось, так почему же его вопрос заставил меня чувствовать себя еще хуже?

— Ты знаешь, почему, — сказала я, качая головой и оставаясь рядом с ним.

Его кровь продолжала литься, зрение расфокусировалось. Он поднял руку к моему лицу, ладонь была испачкана его кровью. Он провел рукой по моей щеке, размазывая кровь по коже.

— Я люблю тебя, — сказал он, и твердая решимость в его голосе заставила меня ошеломленно вздрогнуть.

В нем не было слабости, которую я ожидала бы от человека, близкого к смерти, только твердое предупреждение, завернутое в теплые слова.

Он любил меня, но это не означало, что я не буду страдать за содеянное…

Я перевела взгляд на его рану, на пятно на рубашке и поняла, что кровь перестала течь. Мой взгляд снова метнулся к его глазам, и спокойная ярость в его взгляде оказалась страшнее, чем любая внешняя ярость.

Я в панике прижала руку к его ране, погрузив пальцы в разрез на рубашке. Ножевой раны не было, только свежая кожа, скрывающая то, что я сделала.

Если бы не лужа крови на диване, я могла бы подумать, что мне все это привиделось.

Я отпрянула назад и вздрогнула, когда он вышел из меня. Он смотрел мне вслед, сидя на том диване, а я стояла в гостиной. Я не стала убегать, зная, что не успею уйти далеко, прежде чем он начнет мстить. Я бы не позволила никому другому попасть под его гнев.

Грэй натянул на себя брюки и стоял ровно, без намека на боль.

— Грэй, — сказала я, зажав себе рот.

Я ничего не могла сказать, ни о чем не могла умолять.

Я пыталась убить его, черт возьми.

И у меня ничего не вышло.

— Я был настолько ужасен по отношению к тебе? — спросил он, медленно приближаясь ко мне.

Джонатан зашипел и отступил под диван, оставив меня на произвол судьбы.

— Это не то…

— Это не то, что, Уиллоу? — спросил он, гнев переполнял его. — Почему ты пыталась на хрен убить меня?

— Ты использовал меня! — закричала я, вздрогнув, когда он отшатнулся назад.

Он думал, что мы уже не в силах забыть о том, что он сделал, чтобы привести нас сюда, но я не думала, что способна переступить через это.

— И мы оба знаем, что ты сделаешь это снова.

— Ты права, — сказал он, кивнув головой. — Я использовал тебя, чтобы получить то, что хотел, а потом постарался сделать все возможное, чтобы загладить свою вину. Я бы никогда больше не причинил тебе боль. Я бы никогда не сделал этого. Я бы никогда не бросил нас.

— Разве ты не понимаешь? Речь никогда не шла о нас! — крикнула я, делая шаг назад, когда он приблизился.

— Как всегда, мать твою, мученица, — огрызнулся он, и его слова еще глубже вонзились в меня.

Меня воспитывали как мученицу, воспитывали, чтобы я пожертвовала собой, чтобы получить те кости, которые мой отец не мог получить для себя.

Я не знала, кем я была без этой цели.

— Позволь мне объяснить тебе, Уиллоу. Это всегда было про нас, — прорычал Грэй, делая медленные шаги ко мне.

Мне ничего не оставалось, как отступить в спальню, оглядывая комнату, пока он шел за мной. Он схватил дверь и с силой захлопнул ее за собой. Я вздрогнула, подумав о своих друзьях, ожидающих от меня вестей, и задалась вопросом, почувствуют ли они, как сама школа, казалось, вибрирует от этой силы.

— Ты хотела избавиться от меня, потому что слишком слаба, чтобы выбрать меня.

— Ты сломаешь меня! — я закричала, и этот пронзительный звук шокировал даже меня, так как он когтями впился в мое горло.

Я застыла в центре спальни, не желая отступать дальше. Я достаточно уступила ему и загнала себя в угол. Он мог убить меня, он мог причинить мне боль, и я ничего не могла сделать, чтобы остановить его.

Я заслуживала этого после того, что сделала. Чувство вины давило на меня, но я заставляла себя не думать о нем. Он поступил еще хуже.

— Ты наивная дурочка, — огрызнулся Грэй, и мой рот раскрылся от шока. — Ты была сломлена задолго до того, как я нашел тебя.

Я уставилась на него с другого конца комнаты, и все во мне замерло.

— Ты ошибаешься, — сказала я, стиснув зубы от злости.

Я хотела причинить ему боль, хотела снова ударить его ножом.

— У меня не было сердца, когда я причинил тебе боль, и это был самый жалкий опыт в моей жизни. У тебя есть сердце, Ведьмочка, и ты скорее убьешь человека, которого любишь, чем признаешь, что кто-то тебе небезразличен! — прокричал он, повышая голос.

— Да пошел ты, — прорычала я, направляясь к нему. Решив обойти его, я направилась к двери в спальню. — Я признаю, что мне небезразличны многие люди в моей жизни. Они заслуживают моей любви, в отличие от тебя.

— И поэтому ты держишь их на расстоянии? Поэтому ты даже не можешь сказать, что любишь многих людей в своей жизни? — спросил он, и его голос издевательски ткнулся во все маленькие дырочки во мне, где должны были быть эти эмоции.

Я заботилась. Я защищала.

Вот только я любила только маму и Эша.

А теперь их обоих не стало.

Я покачала головой, заканчивая спор тем, что просто не дала ему ответа. Я ничего не могла сказать, когда мы оба знали, что он прав, но это не имело никакого значения. Я поспешила к двери.

— Мы еще, блять, не закончили, — рявкнул Грэй, обхватывая пальцами мою руку.

Он крепко схватил меня, притянув к себе, и стал сверлить взглядом.

— Мы даже не начинали, — сказала я с издевкой, вырывая свою руку, пока ему не пришлось выбирать между нанесением мне синяков или отступлением. Там, где он мог бы когда-то отпустить меня, чтобы не причинять мне боль, он держал меня крепче.

— Ты в ужасе от того, что любишь меня. Ты каждый день боишься, что я снова сделаю что-то, что причинит тебе боль, — сказал он.

Дернувшись, я оттолкнула его и с силой вырвала свою руку из его хватки. Увернувшись от него, пока он ловил равновесие, я снова помчалась к двери.

Мои пальцы обхватили ручку и дернули ее. Ладонь Грэя ударилась о дерево и захлопнула дверь, когда я повернулась к нему лицом. Ударив его в живот, я целилась в рану между ребрами. Он захрипел, обхватил пальцами мое горло и впечатал меня спиной в дверь.

Он держал меня там, сжимая большим и указательным пальцами ровно настолько, чтобы передать свое предупреждение.

— Хватит, Уиллоу.

— Сделай это, — прорычала я, заставив его нахмурить брови. — Просто прикончи меня, блять, уже.

Он ослабил хватку на моем горле, не давая мне двигаться, вздохнул и наклонился вперед. Прижавшись лбом к моему, он на мгновение замер. Я напряглась, когда он прикоснулся ртом к моему лбу, отпустил меня и оттащил от двери.

Он двинулся в гостиную, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним, когда он поднял нож, которым я его заколола. Я почувствовала магическое давление, как только он прикоснулся к нему, и была уверена, что он уже решил покончить со мной.

— Ты так сильно хочешь моей смерти? — спросил он, глядя на нож и вертя его в руках.

Я не могла ответить. Мой рот наполнился песком, когда я смотрела, как печаль отражается на его лице.

— Грэй, — сказала я.

— Ответь мне. Ты хочешь моей смерти? Ты действительно ненавидишь меня так сильно, что предпочла бы прожить всю жизнь и никогда больше меня не увидеть? — спросил он.

Я отчаянно терла лицо руками, пытаясь избавиться от слез, которые никак не могла остановить.

Подойдя ко мне, Грэй повернул клинок и вложил его в мою руку. Мои пальцы обхватили рукоять, но только он направил ее не к своей груди.

А к моей.

— Этот клинок был создан, чтобы убить меня, не сомневайся. Однако это не моя слабость, Ведьмочка, — сказал он, отпуская мои руки и оставляя меня стоять на месте, приставляя нож к моему собственному сердцу. — А твоя.

— О чем ты говоришь? — спросила я, фыркая, когда он увеличил расстояние между нами.

Мне хотелось ее увеличить, но в то же время я хотела, чтобы он обнял меня. В этом и заключался конфликт нашей любви — постоянное давление и притяжение двух людей, которые не должны быть вместе, но каким-то образом оказались вместе.

— Я говорю, что твоя ошибка в том, что ты ударила меня ножом. Это лезвие было создано для тебя, — сказал он, заставив меня опустить взгляд на кончик ножа в том месте, где он коснулся меня.

— Что это значит…

— Я связал наши жизни вместе, когда вернул тебя, Уиллоу. Если ты умрешь, я последую за тобой, — ответил он, и его слова замерли между нами, пока он ждал.

Ждал, когда я сделаю выбор.

— И вот как ты умрешь.

Либо смерть мученицы, к которой меня приучили, либо жизнь с ним рядом.

— Они отправили тебя сюда, зная, что ты, скорее всего, умрешь, — сказал он.

У меня даже не хватило сил возразить, ведь мы все знали, что шансы не в мою пользу. Успех означал смерть, и ни у кого из них не было причин верить, что Грэй заботится обо мне настолько, чтобы сохранить мою жизнь после покушения на его.

— Ты стоишь гораздо больше, чем гребаная жертва, Уиллоу. Я тебя подвел, если ты этого не понимаешь.

Я переместила нож в руке, наблюдая, как он вздрогнул, когда подумал, что я вонжу его в собственное сердце.

— Ты позволишь мне сделать это? Даже зная, что ты тоже умрешь? — спросила я, нуждаясь в ответе на его вопрос, как в следующем вдохе.

Я не могла понять, как мы дошли до этого. Это была пропасть, и я знала, что никогда не буду прежней, как только он откроет рот.

Искренность на его лице сломала все, что еще оставалось во мне.

— Без тебя ничто здесь не имеет ценности. Ты — мой дом, — сказал он, не отрывая взгляда от моих глаз.

Я выдержала этот взгляд, ожидая, что он продолжит.

— Они с радостью пожертвовали бы тобой, если бы это означало, что мир выживет, но я — нет. Я бы никогда больше не ступил на эту землю, если бы это означало, что ты будешь рядом со мной в Аду.

Я опустила взгляд на нож в своей руке, а затем уставилась на него. Он был символом всего того, что, как мне казалось, я знала о себе, о женщине, которая притворялась сильной, скрывая страх перед болью и одиночеством.

Они готовы пожертвовать мной, чтобы спасти себя, но он — нет. Возможно, это была не та свобода, которую я думала, что он мне даст, и не тот выбор, на который я надеялась. Тем не менее она все равно была моей.

Просто обладание им сделало все настолько ясным, что я вздрогнула.

Я отодвинула нож от груди, отвела его в сторону и бросила так, что он упал на пол рядом со мной.

В следующее мгновение Грэй оказался рядом со мной и заключил меня в свои объятия, когда мои ноги подкосились.

— Прости меня, — прошептала я, позволяя ему поднять меня на ноги. Я обхватила его голову руками, крепко прижимаясь к нему и судорожно пытаясь прижаться ближе.

Он отнес меня в спальню, аккуратно положил на кровать и задрал платье до бедер.

Навалившись всем весом на меня, он вошел внутрь.

Возвращаясь домой.

32

ГРЭЙ

Грэй

Когда-нибудь Уиллоу научится признавать, что ей позволено хотеть чего-то для себя. Это не делает ее эгоисткой, если она иногда ставит свои потребности на первое место, потому что она никогда не будет такой, как я. Она никогда не поставит себя выше окружающего мира и того, что лучше для ее Ковена, на постоянной основе.

Она хныкала, когда я входил в нее, а эмоции разрывали на части. Никогда прежде Уиллоу не была в таком противоречии с самой собой, не тогда, когда всякое неповиновение было вырвано у нее жестоким куском дерьма отцом, которого, как я желал, чтобы Шарлотта не отняла у меня.

Я бы отдал практически все, чтобы заставить его медленно страдать.

Отогнав эти мысли, я сосредоточился на беззвучных слезах, стекающих по лицу Уиллоу. Казалось, она не может остановиться, раз уж начала, ее ужас перед собственными действиями превратил ее в сущее месиво. Я хотел вернуть сильную ведьму, приехавшую в Холлоу Гроув, хотел, чтобы она снова стала той, кем была до того, как я добавил свои манипуляции к предательству, от которого она страдала всю жизнь.

Моей жене нужна была цель, которая двигала бы ее вперед, что-то, на чем она могла бы сосредоточиться, чтобы не проводить весь день в раздумьях о возможной душевной боли. Я бы разобрался с этим утром, дав ей то, в чем она нуждалась больше всего на свете.

После того как найду тех, кто помог ей зачаровать нож, и убью их за это.

Я прижался к ее рту, двигаясь внутри, чтобы отвлечь на время. Она обхватила меня руками и ногами, цепляясь за меня, словно я был ее спасательным кругом.

Только это было не так, и ей нужно было напоминание о том, что она всегда знала.

То, что она больше не была одна, не означало, что я ей нужен. Я был достаточно уверен в себе, чтобы признать, что нуждаюсь в ней гораздо больше, чем она во мне. Если я не мог смириться с мыслью о жизни без нее, то она была готова вырвать меня из своей души.

От одной этой мысли я снова пришел в ярость и зарычал, когда ее ноги напряглись и попытались прижать меня к себе. Она была мягкой и податливой в моих объятиях, что почти заставило меня пожалеть о том, что я сделаю, чтобы напомнить ей, кем мы оба были.

Я хотел, чтобы она была моей. Я хотел, чтобы она открылась мне и приняла меня в свои объятия.

Но я никогда не хотел потерять Ведьмочку, которая была готова пустить мне кровь, когда я выводил ее из себя.

Я отстранился от ее тела, отталкивая от себя ее руки и ноги, а сам двинулся к краю кровати. Глаза Уиллоу расширились, когда она приподнялась, опираясь на локти и пристально посмотрела на мой твердый член. Я еще не закончил с ней, и она, похоже, поняла, что находится в опасности, как только взглянула на пустую маску, которая была моим лицом.

Она повернулась и метнулась к противоположному концу кровати, пытаясь набросить на себя платье, чтобы прикрыться. Я бы сорвал его, если бы не хотел, чтобы она надела его в тронный зал, когда я закончу с ней, в знак своей победы.

Уиллоу была вся в моей крови, и к тому времени, когда я закончу с ней, позабочусь о том, чтобы каждый мужчина в этом зале знал, что я тоже наполнил ее собой.

Я схватил ее за бедра, притягивая к себе. Ее колени скользили по одеялу, ногти впивались в ткань, когда она пыталась ухватиться за что-то твердое. Дернув ее за край кровати, я выбил колени у нее из-под ног. Когда ее тело перекинулось через край кровати, пальцы ног едва касались пола, и она напряглась, пытаясь устоять на ногах. Ее бедра напряглись от усилия, и она сжала их вместе, чтобы не пустить меня.

Я захихикал, опираясь на нее своим весом. Мой член уперся в щель ее задницы, позволяя мне делать неглубокие толчки в нее, пока я боролся, пытаясь схватить ее за запястья. Заведя их за спину, я прижал их к ее спине и зажал между нашими телами.

— Неужели ты думала, что так легко отделаешься, Ведьмочка? После того, что ты сделала? — прошептал я, наблюдая за тем, как она содрогается.

На ее лице отразилась восхитительная смесь страха и гнева, когда она повернулась ко мне через плечо и развела руки в стороны, пытаясь отбиться от меня. Если бы я был кем-то другим, ей бы это, наверное, удалось.

Моя ведьмочка даже не осознавала собственной силы, поэтому мне потребовалось минимум усилий, чтобы удержать ее.

Я переместил ее запястья, зафиксировав их одной из своих рук. Мне нравился изгиб ее плеч, когда они выгибались назад вместе с ее руками, изгиб, который он придавал ее телу, заставляя меня желать провести языком по ее позвоночнику.

Так я и сделал, свободной рукой убирая с дороги ее волосы. Она задрожала от прикосновения моего языка, и по ее коже побежали мурашки удовольствия.

Добравшись наконец до ее шеи, я прикоснулся к нежной коже там, где мог бы укусить ее, если бы у меня все еще были клыки. Но я все равно поддался искушению и впился зубами в ее плоть так сильно, что она вскрикнула и заметалась подо мной. Полный решимости оставить на ней свой след, я укусил сильнее, пока она сопротивлялась, удерживая ее неподвижно, пока я терзал ее горло.

Не отрывая рта, я наслаждался вкусом ее израненной плоти на своем языке. Рука, которая не прижимала ее, сдвинула платье, чтобы оно собралось в центре спины и не мешало мне. Затем я провел рукой по ее бедрам и скользнул между ними. Она была влажной, несмотря на грубость моих укусов, ее тело отзывалось болью, которую Уиллоу только начинала ценить. Она задвигала бедрами, когда я скользнул к ее губам и с легкостью ввел в нее два пальца.

Когда я впился зубами в ее горло, а ее руки были связаны за спиной, Уиллоу трахала себя пальцами, которые я предлагал, принимая все, что я мог ей дать. Я улыбнулся ей, вынимая пальцы, заменяя их своим членом и входя в нее. Она вскрикнула, выгибаясь навстречу моим толчкам, а я обхватил ее сзади за колено. Я приподнял ее ногу и поставил одно из коленей на самый край кровати, широко раскрыв ее, чтобы окончательно освободить ее горло.

Ее шея была красной, на ней уже виднелся отчетливый след от моих зубов. Ни протеста, ни возражений не последовало из ее уст, когда я шлепнул ладонью по плоти ее задницы, наблюдая, как она подпрыгивает, когда я вгоняю в нее свой член.

— Сильнее, — стонала она, наклоняя бедра, чтобы я дал ей то, чего она жаждала.

— Такая хорошая блять ведьма, — пробормотал я, шлепая ее сильнее. Ее задница покраснела под тем местом, куда я ее ударил, и отпечаток моей руки выглядел чертовски идеально на ее плоти.

— Ты хочешь, чтобы я наказал тебя, не так ли?

Она хныкнула, и звук отдался прямо в моих яйцах.

Эта женщина была, блять, создана для меня — каждая ее чертова часть.

— Грэй, — сказала она.

Мое имя никогда не звучало так благоговейно, как когда оно исходило от нее в порыве страсти. Ее мольбы были куда прекраснее, чем мольбы душ, обращенные к моему отцу, куда более ошеломляющими, чем мольбы приговоренных к пощаде.

Она сделала меня богом, и ее тело было моим алтарем.

— Ответь мне, — сказал я, глубоко проникая в нее.

Я сделал паузу, позволяя ей почувствовать головку члена в глубине ее киски. Она слегка вздрогнула, укус боли смешался с удовольствием, а взгляд смягчился. Она впилась зубами в нижнюю губу, ее глаза закрылись от стыда, когда она призналась в темной грани своего желания.

— Да, — сказала она, ее голос прервался.

Я потянул бедра назад, медленно двигаясь внутри нее, когда она наконец открыла глаза. В ее взгляде была решимость, и она отбросила чувство стыда.

Эта энергичная, вызывающая женщина не желала, чтобы ей указывали, чего она должна и чего не должна хотеть от меня. То, что она делала в уединении нашей постели, не касалось никого, кроме нас самих, и она не могла знать, что никто другой не узнает, что она стала моей идеальной маленькой игрушкой для траха, как только я прикоснусь к ней.

Это знание принадлежало только мне, и я выжгу мозг любому, кто хоть раз подумает о ней подобным образом.

— Мне нужны слова, Ведьмочка, — сказал я, удерживая ее взгляд.

Я не стал бы действовать, если бы она не хотела этого, если бы она не была достаточно сильной, чтобы признать свои желания и попросить меня исполнить их.

Мы с Уиллоу оба знали, что ей нужно мое наказание, чтобы стереть с лица земли все, что между нами было. Она жаждала этого для себя так же, как и я.

— Я хочу, чтобы ты наказал меня за то, что я сделала, — наконец сказала она, и эти слова заставили мой член дернуться внутри нее.

Я застонал, подавляя нарастающую в моих яйцах потребность.

Не в ее киске я кончу сегодня.

— Сделай так, чтобы это прошло, — умоляла она, позволяя мне опустить ногу, которую я поставил на край кровати. Я переместил ее на пол, наблюдая за тем, как она напряглась, пытаясь достать до пола.

— Я не могу тебе отказать, любовь моя. Не тогда, когда ты так красиво умоляешь меня, — признался я, снова шлепнув рукой по ее попке.

Она застонала, приподнимаясь, чтобы встретить мой удар. Я усмехнулся и потянулся к ящику тумбочки.

— Ты будешь стоять спокойно, или я свяжу тебя. Ты меня поняла? — я спросил, зная, что то, что я планировал с ней сделать, требует тщательной точности.

Я хотел, чтобы было больно, но не хотел, чтобы было настолько больно, чтобы она никогда не жаждала этого от меня. Ее доверие нужно было тщательно поддерживать, давая ей достаточно, но не переходя границы дозволенного. Она кивнула в знак согласия, но тут же вздрогнула, услышав, как открывается крышка бутылки.

— Что это? — спросила она, потянувшись, чтобы заглянуть через плечо.

Я держал бутылку на виду, достаточно низко, чтобы она не могла ее увидеть. Опрокинув его, я позволил нескольким каплям стечь на основание моего члена. Я использовал ее тело, чтобы распределить его по ней, скользя в ее киску и выходя из нее, когда ее глаза расширились, а рот приоткрылся.

Эликсир был околдован магией красных — усилитель, который я создал специально для нее. Я знал, что этот день рано или поздно наступит — мое желание взять всю Уиллоу и сделать ее своей было слишком сильным, чтобы я мог его игнорировать. Я знал, что она будет колебаться, отдавая мне эту часть себя, и был бы дураком, если бы она не отдала.

Она хныкала, когда я трахал ее длинными, медленными движениями, ее милое личико искажалось в экстазе.

— Пожалуйста, — умоляла она, практически извиваясь на кровати.

Она не сможет усидеть на месте, когда примет меня в свою попку, не то, что ее бедная киска, которой я буду пренебрегать.

Эликсира хватило бы на несколько часов, и я намеревался привести ее в тронный зал, когда она будет отчаянно нуждаться в моем члене. В идеальном мире я бы позволил ей в наказание сидеть на нем без движения, пока Ковен наблюдает.

Я на мгновение отпустил ее руки, наблюдая за тем, подчинится ли она моему приказу не двигаться. Она чуть шевельнулась, но тут же осеклась, осознав, что натворила. Я усмехнулся, зная, что следующие несколько мгновений закончатся тем, что она запутается в лианах так крепко, что не сможет пошевелиться.

Я капнул эликсир на руку, сосредоточившись на пальцах, и поставил бутылочку на тумбочку. Мои пальцы были влажными, когда я коснулся места, где мы с Уиллоу соединились, потирая их о свой член и давая ей еще больше магии, которая сделает ее ненасытной.

Она кончила, когда я ввел в нее два из них вместе с членом, полностью заполнив ее собой. Ее руки высвободились из спины, скользнули вниз и сжали в кулаки постельное белье, а она застонала, и этот долгий и низкий звук донесся прямо до моего члена.

Такая чертовски тугая.

Я двигался внутри нее, двигая пальцами в противоположном ритме и наслаждаясь каждым мгновением трения. Уиллоу прикусила простыню, ее придушенный стон встретил меня, а темные ресницы затрепетали. Я вынул пальцы, пока она была в муках оргазма, поднял их выше и коснулся ими ее попки.

Она замерла, ее глаза широко раскрылись, когда она отпустила постельное белье и приподнялась на руках. Деревянный каркас кровати по моей команде оброс лианами, которые распространились по полу и кровати и достигли Уиллоу.

Лоза обвилась вокруг каждой из ее лодыжек, раздвигая их на ширину плеч и удерживая ее на месте, пока я прижимал свои влажные пальцы к ее дырочке.

— Грэй! — запротестовала она, ее голос стал пронзительным, когда лианы разрослись и охватили ее спину, привязывая к матрасу и собирая ее руки.

Она упала на поверхность. Ее груди плотно прижались к ней, когда лианы обвились вокруг нее, служа веревкой, которая удерживала ее там, где я хотел.

— Это не было бы наказанием, если бы ты сама этого хотела, любимая, — сказал я, проводя свободной рукой по ее позвоночнику.

Ухватившись за лианы, не обращая внимания на боль от шипов, я стал удерживать ее, пока трахал ее киску. Она сжималась вокруг меня, ее тело вздымалось и нуждалось в помощи, несмотря на ее трепет.

В таком виде она стала для меня идеальным пиршеством.

Мои пальцы плотнее прижались к ней, когда я двигал бедрами. Они двигались мелкими импульсами, смазка из эликсира облегчала путь, пока ее тело реагировало.

— Расслабься, — пробормотал я, нежность моего голоса прямо противоречила тому, как я заманил ее в ловушку.

Уиллоу все равно отреагировала, закрыв глаза и издав медленный вздох. Ее тело последовало за ней, ее попка разжалась и позволила мне постепенно ввести в нее палец. Она была горячей и тугой, сжимала меня, словно тисками, с моим членом в ее киске и пальцем в ее попке. Двигаясь неглубокими толчками, я замедлил темп до легкого.

Мой член и палец двигались в такт, один доставлял ей удовольствие, а другой открывал ее для меня. Я выстроил второй палец и ввел его рядом с первым, когда она протяжно и низко застонала.

— Тебе это нравится, да? — спросил я, усмехаясь, когда Уиллоу сузила глаза, наблюдая за ее лицом.

Как бы я ни трахал ее задницу, я хотел получить то, что хотел, но я не стал бы делать это за счет того, что она никогда не позволит мне сделать это снова. Я намеревался провести всю свою жизнь внутри нее, что означало трахать ее где угодно и когда угодно.

Даже в ее симпатичную гребаную задницу.

— Пошел ты, — прорычала Уиллоу, хотя ее слова потеряли свою ядовитость, когда я раздвинул пальцы, заставив ее глаза затрепетать.

Я глубоко вошел в ее киску и застыл там, пока пальцы проникали в ее попку и раздвигали ее, как могли. Схватив с тумбочки бутылочку с эликсиром, я капнул еще между ее щеками и провел по ним третьим пальцем, прежде чем прижаться к ней.

— Работаю над этим, ведьма, — сказал я, усмехаясь, когда она сосредоточилась на своем дыхании.

Третий палец скользнул внутрь, ее попка сопротивлялась проникновению сильнее, чем первые два. Я раздвинул их, подготавливая ее к приему моего члена. В первый раз мне все еще будет трудно войти в нее, но я не сомневался, что Уиллоу выдержит.

Она могла принять все, что я ей давал.

Когда мой третий палец был введен так глубоко, как только мог, я снова двинулся в ее киску. Ее влажность на моем члене была непотребной, а звуки ее киски наполняли комнату. Наклонившись вперед, я прикоснулся ртом к своей метке на ее лопатке. Она вздрогнула от прикосновения, царапанье моих зубов по ней заставило ее извиваться подо мной.

Я медленно высвободил пальцы, стараясь не причинить ей боли, пока выпрямлялся. Глядя на ее киску, широко раскрытую, чтобы вместить мой член, и ее задницу, ждущую меня, я впервые ощутил настоящее чувство удовлетворения, которого не испытывал уже много веков.

Кому нужны были небеса, когда у меня было тело моей жены, готовое и ждущее меня?

Я опустил руку между нами и обхватил основание своего члена, когда выходил из ее киски. Она сжималась вокруг воздуха, когда я выходил из нее, борясь за то, чтобы прижаться ко мне, когда я покидал ее. Она застонала, когда я провел им по тонкой плоти между ее дырочками, направляя его к ее попке и капая на себя еще эликсира.

Она напряглась, когда я просунул чистую руку под ее бедра, прикоснулся пальцами к ее клитору и сделал небольшие круговые движения.

— Сделай глубокий вдох, — сказал я успокаивающим голосом, наклоняясь и вдавливая в нее головку своего члена.

Она вздрогнула, ее тело широко раскинулось, пока я оказывал постепенное, постоянное давление.

Она неглубоко задышала, боль грозила поглотить ее раньше, чем удовольствие. Я задвигал пальцами быстрее, снова доводя ее до грани оргазма, а затем замедляя темп, как раз перед тем, как она могла кончить.

— Ты кончаешь, когда принимаешь мой член в свою попку. Ни секундой раньше, — сказал я, толкаясь вперед.

Уиллоу перестала дышать, ее дыхание прекратилось, когда она сосредоточилась на наборе воздуха в легкие. Она издала глубокий вздох, ее тело расслабилось настолько, что она впустила меня вместе с выдохом. Я вошел в нее, и головка моего члена проскочила сквозь кольцо мышц, которые упорно пытались не пустить меня внутрь. Рот Уиллоу раскрылся в беззвучном «о», а моя свободная рука стала рисовать успокаивающие круги по ее бедру.

Толкаясь вперед, а затем отстраняясь, я застонал, когда ее задница сдавила мой член. Я не позволял головке покинуть ее тело, делая каждый неглубокий толчок, чтобы отвоевать для себя еще один дюйм.

— Ты чертовски красива, — сказал я, шлепая ее по заднице.

Почувствовав, как она покачивается на моем члене, я воспользовался моментом ее шока, чтобы продвинуться вперед в последнем, твердом движении.

Мои яйца прижались к ее киске, шлепаясь о ее набухшую плоть и вызывая у нее стон.

— Теперь я никогда не перестану трахать твою маленькую тугую попку, любимая, — сказал я, медленно отступая назад.

Она вздрогнула, когда я нащупал каждый дюйм чувствительной плоти внутри нее, толкаясь вперед сильнее, чем раньше. Я смотрел на ее лицо, на котором промелькнула боль, и крутил пальцами, наблюдая, как она отступает от этого края и снова погружается в наслаждение.

Она была инструментом, а я — дирижером. Наша песня была песней боли и экстаза, но все равно она была нашей.

Мои бедра шлепались о ее задницу, когда мы нашли подходящий для нас темп, мои яйца шлепались о ее киску, а мои пальцы играли с ее клитором. Уиллоу боролась со своим оргазмом, пытаясь отрицать удовольствие, которое она испытывала от этого.

— Тебе, блять, нравится мой член в твоей заднице, грязная чертова ведьма, — сказал я, усмехаясь, когда ее задница сжалась вокруг меня.

Ее глаза закрылись, оргазм захлестнул ее, когда я глубоко вошел в нее. Я сосредоточился на ее киске, обводя ее клитор большим пальцем, а затем наклонился и ввел в нее три пальца.

Ее рот открылся от крика, а попка сжалась, словно в тисках. Я двигался в ней, используя ее хватку, чтобы найти свое собственное освобождение. Мой жар заполнил ее, обжигая внутренности, и Уиллоу обмякла на кровати.

Ее дыхание выровнялось, тело насытилось на краткий миг, прежде чем эликсир смог снова овладеть ею.

Я медленно вышел из ее задницы, заметив, как она вздрогнула, и направился в ванную. Приведя себя в порядок, я взял тряпку и намочил ее для Уиллоу. Лианы отступили, когда я вернулся к ней и вытер ее тряпкой. Даже без лиан Уиллоу не двигалась самостоятельно.

Усмехнувшись, я приподнял ее и положил на спину, свесив ноги через край кровати. Я широко раздвинул их, глядя вниз на нее и на мокрое месиво, которое я сделал из ее киски. Наклонившись вперед, я провел по ней языком.

Она тут же застонала, открыв глаза, чтобы посмотреть на меня между своих ног.

Она ухмыльнулась, подняв руку, зарылась в мои волосы и наклонила меня туда, куда хотела.

Теперь была очередь Уиллоу брать то, что она хотела.

33

УИЛЛОУ

Когда мы подошли к дверям Трибунальной комнаты, я махнула рукой, и шестеренки тут же повернулись, позволяя мне войти. Когда мы вошли внутрь, в комнате было пусто, все следы кровавой бойни, которая произошла в последний раз, когда я ступала в круглую комнату, стерлись.

Я повернулась к Грэю, разглядывая его растрепанную одежду. Рубашка была разорвана в том месте, где я ударила его ножом, и лезвие отчетливо прорезало кожу. Его торс был весь в крови, и я знала, что, если дотронусь до брюк, они будут покрыты коркой засохшей крови.

Мое собственное черное платье, которое я надела, было жестким от его крови. Мое тело было изранено, между бедер болело от того, как он трахал меня.

Я все еще чувствовала его внутри себя, и эта непривычная боль никак не могла унять потребность, которую все еще вызывал эликсир.

— Что мы здесь делаем? — спросила я, кружась в центре комнаты.

Глаза Грэя потемнели, читая между строк мои слова. Я бы предпочла уединиться в нашей спальне, а именно в душе.

Грэй взял меня за руку и подвел к трону Ковенанта на помосте. Он усадил меня на него, глядя на меня сверху вниз так, словно искренне оценил мое властное положение. Это был такой разительный контраст с такими мужчинами, как мой отец и Итан, которые не могли смириться с мыслью, что женщина может быть поставлена им вровень.

— Ты собираешься призвать Ковен, — сказал он, потянувшись к моей щеке.

Он провел большим пальцем по моей нижней губе, оттянул ее и погрузил кончик в рот.

Рычание, раздавшееся в моем горле, заставило его с ухмылкой наклонить голову в сторону.

— Грязная девчонка, — сказал он, когда я укусила его, и отдернул большой палец.

Он втянул его в рот, чтобы смягчить боль, и пристально посмотрел на меня. Этот ублюдок точно знал, какой пыткой для меня сейчас является каждое мгновение, что мысль о встрече с Ковеном в этот момент была ужасной.

Я едва могла усидеть на месте.

— Зачем мне вызывать Ковен? — спросила я наконец, когда Грэй наклонился ко мне.

Он взял мою руку в свою и поднес к плечу так, чтобы я могла прислонить ладонь к шипам. Он крепко сжал ее, и шип прорезал мою плоть до самой кости. С моих раздвинутых губ сорвался испуганный вздох боли.

Он повторил это с другой рукой, погружая ее в шипы. Моя кровь просочилась в кости и розы, укрепив меня в моем властном кресле. Сюзанна и Джордж не созывали Ковен, а лишь приказали членам Трибунала присоединиться к ним. В редких случаях, когда они делали это с тех пор, как я появилась в Кристальной Лощине, они посылали гонца за людьми.

Сначала я ничего не поняла. Но когда моя кровь потекла по лианам и погрузилась в линии на полу, до меня вдруг дошло.

У них никогда не было возможности созвать Ковен таким образом, потому что им никогда не предназначалось это место.

Оно принадлежало Шарлотте по праву.

Сюзанна и Джордж лишь занимали его в ее отсутствие, и им не пришлось проливать кровь.

Шипы вонзились в другую сторону моей руки, торча между костями на тыльной стороне. Я стиснула зубы от боли, наблюдая, как моя кровь стекает в круг в центре комнаты. Каждый стул питался моей кровью, посылая зов, пока комната не наполнилась магией всех моих людей.

Наших народов, поправила я себя. Ведьмы были творением Грэя в той же степени, что и демоны, и Сосуды, — он создал их из корыстных побуждений, но сделал не меньше.

— Мы вызываем Ковен, чтобы показать им, что их покушение провалилось, — сказал Грэй, заставив меня обратить на него потрясенный взгляд. — Если они будут считать, что ты даже не попыталась сделать это, они никогда не присягнут тебе на верность.

— Значит, по-твоему, выход в том, чтобы выставить меня неудачницей? — спросила я, пыхтя от возмущения. Если я провалила свое первое задание в качестве Ковенанта, то что это говорит о моей способности руководить?

— Ты не провалилась. Ты сделала все, что от тебя требовалось, вплоть до того, что смогла воткнуть в меня нож. Их план провалился, и они заплатят за то, что отправили тебя на смерть, — пояснил Грэй, отступая с дороги.

Механизмы зала Трибунала зашевелились, когда первый из ведьмаков откликнулся на мой призыв.

Он встал рядом с моим троном, уперся своим весом в его край и нагло ухмыльнулся.

— Ты не можешь наказать их за то, на что они покушались, не предоставив мне ту же участь, — сказала я.

Несправедливо, что они должны страдать, а я — нет, ведь удар был нанесен мной.

— Наблюдай за мной, — прорычал Грэй, и предупреждение, прозвучавшее в этих словах, повергло меня в шок.

— Некоторые из них — мои друзья, — признала я, ожидая, что он все равно осудит их.

Казалось бы, я могла простить ему большинство его проступков, считая, что они совершены из лучших побуждений. Тем не менее, если он убьет Деллу и Нову, для нас не будет обратной дороги.

— И кто из них? — спросил он, удрученно вздыхая, когда ведьма поджидала его у входа.

Я не узнала ее, и она, конечно, держалась на расстоянии, пока не появились более знакомые лица.

— Делла, Нова и… — я замялась, зная, что следующее имя приведет его в ярость.

Я ясно дала понять, что не позволю Ибану больше прикасаться ко мне, а вместо этого вместе с ним замышляла убийство моего мужа. Я больше не считала его другом, не так, как Деллу и Нову, но и не хотела, чтобы он умер за свою роль.

Твою мать.

— Скажи это, — сказал Грэй, глядя на меня в упор.

Он уже знал ответ, знал, какое имя я произнесу, и это заставило бы меня задуматься.

— Ибан. Ибан был тем, кто нашел кинжал и книгу, — сказала я, нервно сглотнув.

— Значит, он знал, что ты умрешь, делая это? — спросил Грэй, его смертоносные слова были странно спокойны.

Меня охватил холод, когда я вспомнила о его предупреждении Грэю перед тем, как он сбросил его с лестницы.

Кто-то использует меня как слабое место.

— Он бы не стал, — сказала я, покачав головой в знак протеста. — Если бы он знал, он бы просто сказал мне покончить с собой, Грэй. В этом нет смысла.

— Может, и так, но ничто не мешает ему собрать все воедино, — возразил он, поворачиваясь лицом к группе, вошедшей в комнату.

Наш разговор закончился, когда свидетелей, подошедших поближе, чтобы услышать нас, стало достаточно, и они медленно заполнили комнату.

Большинство членов Ковена пришли в одежде для сна, чтобы повиноваться моему приказу. Делла и Нова вошли в комнату вместе, их взгляды остановились на моих руках, прикованных к трону.

Воспользовавшись случаем, я подняла их и, не отрываясь, пронзила шипами свою плоть. Боль была мучительной, но, поднявшись, я заставила свое лицо принять невозмутимый вид. Все взгляды в зале упали на мои руки, золотой свет заиграл на ранах, исцеляя их, и я перевела взгляд на Грэя, который ожидал меня.

Он оттолкнулся от трона, направился ко мне и встал рядом. Я не пропустила ни вздоха при виде его испачканной кровью рубашки, ни того, как те, кто знал о плане Ибана, переглянулись между нами.

Я поняла, что они в шоке от того, что я дышу, и подавила в себе отвращение.

Я снова позволила собой манипулировать, так заблудившись в мысли, что на мне лежит ответственность за исправление того, что я натворила. Я никогда не перестану быть пешкой, пока не начну действовать сама, отбросив все мысли о чужих целях и поступая правильно.

С этого момента я буду делать то, что правильно для меня.

Грэй взял мой подбородок пальцами, повернув мое лицо так, чтобы я встретилась с его глазами. Что бы он там ни увидел, это заставило его кивнуть, а уголки его рта заиграли одобрительной улыбкой. Это выражение почти выбило дыхание из моих легких, оно было гораздо более интимным, чем все, что он делал со мной в уединении нашей спальни.

Он открыто выражал свое одобрение и гордость на лице, не оставляя ни у кого из наблюдавших за нашим обменом сомнений в том, что он простил меня за то, что я сделала.

— Мы попробовали сделать это по-вашему, — сказал Грэй, оглядывая собравшихся членов Ковена. — Вы послали мою жену сделать то, что сами побоялись сделать. Как видите, она оказалась достаточно жестокой, чтобы заколоть меня, — он усмехнулся, произнося эти слова.

Я не просто заколола его. Я вонзила лезвие в его сердце, решив раздробить его на кусочки, которые никогда не заживут.

Я побледнела при воспоминании о том, как его кровь пропитала мои руки и смешалась с моей собственной засохшей на коже кровью, пока он говорил. В детстве я мечтала лишь о спокойной жизни в доме у леса, окруженном садами, как у моей матери.

Это мог бы быть мой дом, но я знала, что увижу его залитым кровью тех, кто выступал против меня, задолго до того, как обрету желанный покой.

— И вот ты стоишь здесь, — сказала фиолетовая ведьма, выходя вперед. В ее глазах мерцали звезды, а во взгляде читалось предостережение, когда она осмелилась заговорить. Она назвала себя одной из тех, кого Грэй сочтет предательницей, даже зная, какими будут последствия. — И она жива и здорова.

— Конечно, жива, — сказал Грэй сквозь стиснутые зубы.

Его губы растянулись, когда он продолжил, жестокость в этом выражении заставила фиолетовую ведьму слегка отшатнуться.

— Она моя жена, и то, что ты с такой готовностью пожертвовала ею по собственной глупости, не означает, что я такой же.

— Она знала, чем рискует, — сказала фиолетовая ведьма, подняв подбородок и переведя взгляд на меня.

Она ждала, что я заговорю, что я спасу ее от той участи, которая ее ждет. Я не могла заступиться за нее. Не в тот момент, когда я тоже начала сомневаться в том, что хочу отдать многое, чтобы защитить кого-то, кто добровольно отправил бы меня на смерть.

Если бы наши роли поменялись местами, я бы не стала так быстро позволять кому-то умереть ради высшего блага. Во мне этого не было.

Мы не были похожи.

— Так и есть, — согласилась я, сцепив руки перед собой. — Но это не значит, что от меня нужно было требовать этого.

Она насмешливо посмотрела на Ибана, который застыл в середине группы. Он шагнул вперед, разминая руки, и остановился на достаточном расстоянии, удостоившись лишь взгляда Грэя. Его карие глаза смотрели на меня, стоящую на помосте, и выражали мольбу.

Только вот впервые, глядя на него, я не увидела друга, который, как я думала, прикроет меня. Я увидела того, кто видел мою слабость и стены вокруг меня и играл против меня, чтобы добиться того, что, по его мнению, было нужно этому Ковену.

— На протяжении столетий у нас был конфликт между ведьмами и сосудами, — сказала я, обращаясь не к Ибану, а ко всему Ковену. — Разве вам этого недостаточно?

— Что ты можешь знать о наших вековых распрях? — спросила пожилая белая ведьма. — Ты пробыла здесь пять минут и пережила только одну Жатву. Ты ничего не знаешь о нашей истории.

— Ты права, — признала я, кивнув головой. — Я не выросла здесь. Я не провела всю свою жизнь, погрузившись в ненависть так, как ты, но меня воспитали так, чтобы я пришла сюда и уничтожила Сосуды, чего бы мне это ни стоило. Если я готова отбросить это ради мира, то почему ты нет?

— Потому что я не трахаюсь с ублюдком, который несет за это ответственность! — крикнула она, и в ответ раздался ропот согласия.

— Этот ублюдок также ответственен за то, что у тебя вообще есть магия, — сказала я, делая шаг вниз с помоста.

Я подошла ближе и остановилась перед ней, наклонившись к лицу.

— Возможно, ты бы предпочла, чтобы он забрал ее обратно.

Она побледнела, как и любая другая ведьма, столкнувшаяся с мыслью о том, что у нее нет своей магии. Где-то на этом пути — это стало тем, кем мы были, единственным способом, которым мы идентифицировали себя.

Для нас существовало нечто большее, чем магия в наших венах.

Грэй стоял рядом со мной, позволяя мне общаться с Ковеном и их мятежами. В те моменты я ценила его больше, чем когда-либо прежде, за его готовность отойти в сторону и позволить мне сражаться в моих собственных битвах. Если бы мне действительно предстояло заменить Ковенант, они не стали бы уважать меня за то, что он вмешивается на каждом шагу.

Я не пропустила, как архидемоны пробрались в заднюю часть комнаты, затаились, готовясь к тому моменту, когда Грэй должен будет собственноручно разобраться с наказанием. Как он не вмешивался сейчас, так и я отступлю и позволю ему сделать то, что необходимо для его людей.

Даже если это будет означать наказание тех, кто когда-то был со мной и принес меня в жертву, как ягненка.

Джульетта двинулась сквозь толпу, добралась до Деллы и Новы и спокойно взяла их за руки. Она вывела их из комнаты, пока они оглядывались на меня, и я облегченно вздохнула. По крайней мере, они были в безопасности, огражденные от того, что должно было произойти из-за нежелания Грэя заставить меня ненавидеть его по новой.

— Ты не достойна занимать место Ковенанта, — сказала фиолетовая ведьма, и на ее лице отразилась гримаса отвращения, которую я бы не хотела видеть когда-то.

Теперь, окинув ее пристальным взглядом, я почувствовала решимость.

— Ковенант не носил обуви, поэтому мне трудно представить, что я не смогу ее надеть⁴, — сказала я, вспоминая, как их кости лязгали о пол при каждом шаге.

Грэй фыркнул с помоста, и этот звук согрел мне душу.

— Но если наследие, которое они оставили после себя, заключается в разрушении той самой магии, которую мы, как утверждаем, любим, то это не то наследие, в котором я хочу принимать участие.

— Милая, этот Ковен веками опирался на традиции, — сказал Ибан, обводя взглядом комнату, когда Грэй предупреждающе зарычал на нежелательное обращение Ибана.

— Правда? — спросила я, нахмурив брови. — Столетия традиций требовали магии крови и жертвоприношений, чтобы вернуть то, что мы взяли у Источника. Этот Ковен сбился с пути десятилетия назад, и я позабочусь о том, чтобы он вернулся к тому, чем должен был быть.

— Это все хорошо, но ты не можешь рассчитывать на то, что они одобрят тебя, если ты будешь стоять с ним рядом! — сказал Ибан, повысив голос и пристально посмотрев на меня. В эти минуты он был похож на своего дядю больше, чем, когда бы то ни было, а искажение черт лица в гневе придавало ему жестокий и злобный вид.

— Мне не нужно их одобрение, хотя, полагаю, со временем оно придет, — сказала я, сделав несколько шагов к помосту. Я заняла свое место, усевшись на трон и пристально посмотрела на Ибана. — Почему бы нам не обсудить, что на самом деле движет твоим гневом, Ибан? Ревность тебе не к лицу.

Он поджал губы и посмотрел в сторону, когда внимание переключилось на него.

— Ты можешь утверждать все, что хочешь, но благо Ковена должно быть превыше всего. Союз с ним — это хорошо. Однако он никогда не сможет сделать то, что ты должна сделать ради Источника. Ты не можешь допустить, чтобы твоя линия закончилась вместе с тобой. Он никогда не сможет подарить тебе детей!

Я съежилась от неожиданной смены темы разговора, полностью признавая, что отчаяние заставляет его хвататься за любую соломинку, за которую он может ухватиться. Когда-то я уже подумывала об этом, но, что бы он ни думал о моих обязательствах перед Ковеном, сейчас я не хотела детей. Это была проблема завтрашнего дня для женщины, которая не была уверена, что проживет так долго.

— Разве я не могу? — спросил Грэй, заставив все во мне замереть.

Я заставила себя не смотреть на него, сосредоточившись на дыхании и сохраняя на лице безучастную маску. Я не могла позволить своим мыслям отразиться на лице, не тогда, когда те, кто наблюдал за мной, искали трещины в нашем браке.

— Сосуды не могут иметь детей, — сказал Ибан, но в его голосе не было уверенности, когда я повернулась, чтобы посмотреть на высокомерное лицо Грэя.

Мой муж улыбнулся, а Ибан побледнел, осознав реальность ситуации, которая не приходила в голову никому из нас. Мы почти ничего не знали о Люцифере Утренней Звезде и еще меньше об архидемонах, которых он привел с собой.

— Но мы оба знаем, что я не Сосуд, — просто сказал он.

Все во мне замерло, даже когда я заставила себя принять безразличное выражение лица. Я сглотнула, стараясь не думать о том, сколько раз мы занимались сексом. Я ежемесячно принимала противозачаточные средства, и месячные всегда были в норме, сколько я себя помню.

Мне ничего не угрожало.

Но я не знала, знает ли об этом мой муж. Не знала, знает ли он о мерах, которые я предприняла для предотвращения беременности в случае, если мужчина возьмет то, что я не предлагала. Мой мир был суров и жесток, и я не знала, в каких ситуациях могу оказаться, придя в Ковен.

Никогда еще я так не ценила свою паранойю, как сейчас.

— Будет ли ребенок ведьмой? Или Нефилимом⁵? — спросил один из Дево, подавшись вперед, чтобы задать вопрос. Он был спокоен, собирая информацию, пока его мозг перебирал имеющиеся в нашем распоряжении варианты. — Ребенок — Нефилим не продолжит наследие наших домов-основателей.

— Невозможно знать наверняка, — ответил Грэй, вернув себе спокойный и собранный вид. — Но я также единственное живое существо, способное создавать новых ведьм. Я просто могу наделить силой Зеленых и Черных смертных по своему выбору, если наши с Уиллоу дети окажутся слишком сильными для этой роли.

Я сдержала изумленный возглас, ненавидя то, что мы сидели и обсуждали возможность рождения детей, о которых я даже не знала, хочу ли я этого. Я промолчала, полагая, что Грэй знает, что делает. Я бы поспорила с ним позже, когда любопытные глаза членов Ковена уже не будут пристально следить за каждым нашим шагом.

— И чего же ты ждешь в обмен на такую сделку? — спросил Дево, изогнув бровь.

— Ковен примет Уиллоу, как они и обещали в ту ночь, когда вы поклонились ей, и когда придет время, она навсегда снимет печать и позволит нашим народам приходить и уходить между нашими землями по своему желанию, — сказал Грэй, и я едва сдержала обиженный вздох.

Еще одна мотивация, еще одна цель, которую мы не обсудили.

— Мы обсудим это наедине, — сказал Дево, подняв подбородок.

— Меньшего я и не ожидал, — сказал Грэй, подойдя ко мне.

Он взял мою руку и, поднеся ее ко рту, нежно поцеловал тыльную сторону ладони. Это на мгновение успокоило мою боль, позволив пережить это представление, чтобы я могла вырвать ему горло наедине, если мне захочется.

— Ты не можешь мириться с этим, — сказал Ибан, заставив меня снова обратить на него внимание. — Девушка, которую я знал, никогда бы не позволила…

— Девушки, которую, как ты думал, ты знал, не существует, — сказала я мягким голосом, произнося слова, которые, как я знала, причинят боль.

Это была моя собственная вина, что Ибан превратил наши отношения в нечто большее, чем они были на самом деле. Использовала его, чтобы заставить Грэя ревновать, и позволила ему поцеловать меня, когда знала, что мое сердце принадлежит другому.

— Потому что она была чем-то, что ты создал в своем воображении. Настоящая Уиллоу не живет ради твоего одобрения и не делает выбор, основываясь на том, что ты о нем думаешь. Либо прими это, либо нет, — добавила я, скрещивая ноги и полностью усаживаясь в кресло. — В любом случае мы с тобой закончили.

Ибан вздохнул, его плечи опустились, и он уставился на меня. Я надеялась, что у него хватит ума уйти и понять, что публичное собрание, подобное этому, — не место для выяснения деталей, если мы хотим сохранить хоть какое-то подобие дружбы.

— Я разочарован в тебе, — сказал он, покачав головой.

Я не могла позволить ему оставить за собой последнее слово, ведь это могло заставить меня выглядеть слабой, когда мне нужно было выглядеть сильной.

— Тогда назови меня своей королевой разочарований, и я добавлю это в список вещей, на которые мне плевать, — огрызнулась я, тут же пожалев о своих резких словах.

Мне просто хотелось вернуться в нашу спальню, принять душ и заняться куда более насущными делами, чем уязвленное самолюбие Ибана.

— Хватит. Назови своих соучастников, — сказал Грэй, подойдя ко мне.

Его глаза впились в мои, и властный взгляд заставил меня отбросить мысли о раскаянии. Я поняла, что Грэй видел, как это поднималось во мне, не давая мне взять назад суровый выговор, в котором, как я подозревала, нуждались мы с Ибаном оба.

Я больше не была ему ровней в глазах Ковена, и он должен был научиться уважать новые границы нашей дружбы, если она у нас будет.

— Я не знаю их имен, — призналась я, хотя глаза мои блуждали по каждому из них.

Столько людей, за которых я несла ответственность, и я даже не могла назвать их по имени, когда посылала их на смерть.

Я закрыла глаза, когда Грэй перевел внимание на человека, которого я выделила в качестве лидера.

— Значит, так и будет, — сказал он, кивнув головой.

Вельзевул и Левиафан двинулись, протискиваясь сквозь толпу, чтобы взять Ибана за руки. Они подняли его на ноги и вынесли через двери зала Трибунала, а Грэй последовал за ними. В последний момент он обернулся, и его взгляд встретился с моим, в нем был приказ, которому я должна была подчиниться, даже если бы мне потребовалось все, чтобы не бросить ему вызов.

Я бы потребовала точного возмездия, если бы кто-то из его подчиненных обидел ведьм.

— Никто не уйдет, пока я не получу нужные мне ответы.

34

ГРЭЙ

Левиафан и Вельзевул затащили Ибана в один из соседних классов и бросили его на пол в центре парт. Мужчина, спотыкаясь, поднялся на ноги и уставился на меня, а Вельзевул отступил в сторону, чтобы дать мне пройти.

— Должен признать, ты заставил ее отвернуться от тебя гораздо раньше, чем я ожидал, — сказал я, сделав несколько шагов, пока не остановился прямо перед ним. — Я почти рад, что ты пережил свое маленькое падение на днях. Видеть, как ты разбиваешься и горишь в одиночестве, стоило того. Я думал, что мне придется ждать годы, чтобы избавиться от тебя, но ты сделал это так мучительно легко.

Он побледнел, когда я сделал еще один шаг, вскинув руки, чтобы защититься, хотя я не собирался причинять ему вред.

— Ты не можешь причинить мне боль. Она не простит тебе этого, — сказал он, его рациональный мозг пытался ухватиться за единственную надежду.

— Она видела, как я отводил тебя в укромное место, — сказал я, раздраженно сморщив нос.

Засохшая кровь просочилась в мою рубашку и терлась о поверхность кожи, вызывая раздражение. Я хотел поскорее покончить с этим делом, чтобы отвести Уиллоу в душ и позаботиться о ее нуждах, одновременно удаляя с моего тела все симптомы ее предательства.

— Как ты думаешь, что конкретно она считает происходящим?

— Она не готова смотреть, как я умираю, — сказал Ибан, покачав головой.

Даже если Уиллоу отдалилась от своего бывшего друга и признала, что он преследовал собственные интересы, она все равно не хотела его смерти. С того момента, как он впервые предал девушку, с которой даже не был знаком, заключив с ней соглашение, не заботясь о ее чувствах, он действовал с одной целью.

Служить себе.

Он продолжал доказывать ей это с каждым вздохом, загоняя ее все глубже в мои объятия. Такая женщина, как Уиллоу, задохнулась бы в браке, в котором контроль был бы не менее важен, чем выполнение того, что от нее ожидали.

Ей нужно было бросить вызов ожиданиям, процветать с мужчиной, который ценил ее склонность сначала наносить удар, а потом задавать вопросы, и скрывать свои уязвимые места с помощью тщательно подобранных колючих слов.

— Кто говорил о том, чтобы убить тебя? — спросил я, склонив голову набок.

У меня не было намерения покончить с жизнью Ибана, не тогда, когда его жизнь принесла бы гораздо больше страданий.

— Мне нужны имена ведьм, которые участвовали в заклинании этого ножа.

— А если я их не дам? — спросил Ибан, выпрямляясь во весь рост.

Я рассмеялся, моргая и вдыхая звездный свет, заливавший комнату. Мы погрузились в кромешную тьму, не считая мерцающих огоньков, которые собирались на его коже, крошечные щепотки жгучего огня, которые ошпаривали его там, где оседали.

Он похлопал по голым рукам, судорожно пытаясь смахнуть их, и поморщился от ожога, перешедшего на кисти.

— Дашь, — просто сказал я, когда Левиафан опрокинул вазу на столе. Вода полилась на дерево, позволив мне собрать ее в шар, который я поднес к лицу Ибана, лишь подумав об этом. Он побледнел, когда вода окутала его нос и рот.

Его грудь не двигалась, пока он боролся за дыхание, не позволяя мне утопить его. Я не сводил с него взгляда, терпеливо ожидая момента, когда он поймет, что не может бороться со мной. Такие люди, как Ибан, были настолько эгоистичны; невозможно было отрицать его инстинкт.

Он захрипел, звук доносился сквозь воду в виде пузырьков. Только когда он наконец вдохнул и захлебнулся водой, я отпустил его, позволив остаткам упасть на пол в лужу у его ног.

— Ты хотел мне что-то сказать?

Он с трудом перевел дыхание, глубоко втянув воздух.

— Ты собираешься убить Деллу и Нову? Ведь именно их тебе придется наказать, если ты хочешь избавить Ковен от всех, кто тебе противостоял, — сказал Ибан, выплевывая остатки воды.

— Нет, потому что, в отличие от тебя, я считаю, что эти двое действовали только потому, что думали, что этого хочет Уиллоу. Они были готовы встать рядом с ней, если бы это был ее выбор, и они будут стоять рядом с ней, когда она будет работать над объединением Ковена со мной. Остальные просто хотели избавиться от меня, и мы с тобой оба это знаем, — сказал я, схватив его за горло.

Я сжал чувствительную плоть, которую повредил водой, давая последнее предупреждение. Я буду жечь его по частям, смотреть, как плавится кожа на его ногах, пока он не даст мне то, что я хочу.

Он опустил взгляд, его голос стал хриплым шепотом, когда он произнес первое имя.

Остальные последовали вскоре.

— Я открою тебе маленький секрет, — сказал я, когда он закончил, наклонившись к нему так, что слова прозвучали между нами шепотом. — Я уже знаю, кто заколдовал этот кинжал. Я чувствую их магию, даже если не знаю их имен.

— Тогда почему? — спросил он, его хрип звучал как поражение и замешательство.

— Я хотел видеть, как ты ломаешься, и знать, что ты готов отдать их, чтобы спасти себя от боли, — сказал я, вставая и поправляя одежду. — Я хотел, чтобы ты знал, что даже в этом случае ты ставишь себя на первое место.

Я вошел в зал Трибунала, оставив Ибана в комнате с Вельзевулом и Левиафаном. Пройдя мимо собравшихся ведьм, я наклонился и нежно поцеловал Уиллоу.

— Увидимся в постели, — сказал я, наблюдая, как она недоверчиво подняла брови.

— Ты не можешь ожидать, что я просто уйду, — сказала она, возражая, когда я уже знал, что так и будет.

Как бы мне ни хотелось, чтобы она уважала мое желание видеть ее в безопасном месте, где она не могла бы стать свидетелем моей жестокости, я понимал, почему ей нужно быть свидетелем этого.

Ее действия способствовали их гибели. Меньшее, что она могла сделать, — это быть свидетелем.

— Замечательно, — сказал я и повернулся лицом к толпе. Сатанус стоял в дверях, загораживая выход от тех, кто мог попытаться сбежать. — Блэр Бельтран, Урия Пибоди, Касс Мэдлок и Тиган Риэлта, шагните в круг.

Четверо шагнули внутрь, оглядываясь по сторонам и понимая, что в их схеме не хватает двух ведьм, которые не понесут такого же наказания. При любых нормальных обстоятельствах Делла и Нова понесли бы ту же участь.

Ведьма Риэлта перевела взгляд на Уиллоу.

— Погоди-ка, ты, мелкая гребаная…

Я сжал руку в кулак, потянувшись к силе, которую вложил в них через их кровную линию. Они зашипели, хватаясь за грудь, когда магия впилась когтями в их горло. Ведьма Риэлта задохнулась от собственной магии и упала на колени, когда ее ненавистные слова застряли в горле.

Еще одна из ведьм Риэлты шагнула вперед, намереваясь заступиться за страдающих членов своей семьи. Уиллоу подняла руку и пронзила комнату потоком воздуха, похожим на торнадо. Он переместился между женщиной и страдающей Риэлтой, создав барьер, который космическая ведьма не смогла преодолеть.

Моя жена поднялась на ноги, ее плечи расслабились со вздохом, и она окинула взглядом ту, которая собиралась вмешаться. Другая ведьма ударила по стене ветра, ее кулаки со звоном ударились о воздух. Она отстранилась, когда Уиллоу не сдвинулась с места, широко раскрытыми глазами глядя на ведьму, которая теперь возглавляла Ковен.

Они уже видели, как она использует некромантию и магию земли, но это был первый случай, когда Уиллоу показала, насколько она становится похожей на предыдущий Ковенант.

Никому не верная, магия всех домов текла в ее жилах. Она была идеальной ведьмой, чтобы возглавить их, без семейных уз, которые могли бы заставить ее вести себя несправедливо.

— Они неправильно поступили с Люцифером, и они неправильно поступили со мной, когда послали меня убить его, — сказала Уиллоу, ее голос прозвучал громко и отчетливо. Я отдернул руку, вырывая магию из рук тех ведьм, которые были так готовы к ее смерти.

То, что они ценили больше всего на свете, должно было стать частью ее самой.

Вместо того чтобы позволить магии свернуться обратно в меня, возвращаясь в дом, с которым она провела слишком много веков в разлуке, я позволил ей ползти по полу. Все четыре ведьмы опустились на колени, когда оно вырвалось из их ртов и, захлебываясь, посыпалось на пол. Оно медленно ползло, смешивая разные цвета в туман, который стелился по плитке, приближаясь к помосту.

Уиллоу нахмурила брови, когда туман закружился вокруг нее, обволакивая ее тело и окутывая своими объятиями.

Оно коснулось центра ее груди, прижимаясь к линии, которую я когда-то нарисовал, чтобы заставить ее поверить, что я заберу у нее магию. Несмотря на то что рана давно затянулась, кожа Уиллоу отслоилась от тонкой линии, открыв золотистый мерцающий свет внутри нее, где находилась вся ее магия.

Туман медленно исчезал в ней, длинная лента дыма заставляла ее спину выгибаться, пока все это не вернулось туда, куда я хотел.

В мой дом и дом всего, что имеет для меня значение.

Глаза Уиллоу вспыхнули светом, когда ее рана затянулась, и ее глаза остановились на моих, когда я ухмыльнулся ей. Не дав ей времени усомниться в своем решении, закрутился и выпустил массу воздуха с ночным оттенком. Она рассекла центр круга, отрубив головы четырем лишенным магии ведьмам, стоявшим на коленях и думавшим, что их наказание свершилось.

Даже Уиллоу вздрогнула, когда их головы покатились на пол, а тела рухнули набок. В толпе зрителей кто-то закричал от горя, заставив Уиллоу стиснуть зубы.

Ее ноздри вспыхнули от раздражения, но она быстро оправилась и обратилась к Ковену. Поддерживая мир, как поступил бы любой порядочный лидер во время раздора.

— Его правосудие свершилось, и я ожидаю, что он так же быстро позволит мне отомстить, если кто-то из Сосудов или Демонов подобным образом обидит ведьм, — воскликнула она, бросая вызов справедливости идеальной аудитории.

Она передала свое послание тем, кто предан мне, объявив, что придет за ними, если они прикоснутся к тому, что она считает своим.

Я усмехнулся.

Это была моя любимая ведьмочка.

— Я бы не хотел, чтобы было иначе, Ковенант, — сказал я, отвесив поклон, который был бы издевательским, если бы это был кто-то другой, а не Уиллоу.

Ради нее я готов всю жизнь простоять на коленях, если она попросит меня об этом.

35

УИЛЛОУ

Я прошла через спальню, Джонатан вертелся вокруг моих ног. Я застонала от досады, когда он мяукнул на меня, постоянно вставая на пути. Мне требовалась каждая унция равновесия, чтобы не грохнуться на лицо.

Я задела его ногой, но кот не выказал ни малейшего раздражения.

Он не шипел, как обычно, чтобы показать мне свое недовольство.

Я нахмурила брови и некоторое время смотрела на черного кота, прежде чем наклониться и почесать ему шею. Моя рука прошла сквозь него и оказалась с другой стороны, когда все внутри меня напряглось.

— Я впечатлен, — произнес мужской голос, заставив меня быстро встать и повернуться к нему лицом.

Он стоял в дверном проеме, и одной его фигуры было достаточно, чтобы заполнить щель, ведущую в гостиную и кабинет за ней.

Если бы его тела было недостаточно, то белые пернатые крылья, распустившиеся за его спиной, сделали бы это.

Его лицо было так похоже на лицо Грэя, что это причиняло боль, поражая меня, как удар под дых. Он был чисто выбрит, волосы аккуратно подстрижены, а черты лица добрые. Его губы приподнялись в улыбке, которая показалась мне более фальшивой, чем все те насмешливые улыбки, которыми Грэй одаривал меня во время своего обмана.

Я направилась к нему, сглотнув, когда поняла, кто это, должно быть, такой.

— Михаэль, — сказала я, и в моем голосе прозвучало столько же страха, сколько и в моих чувствах.

— Уиллоу Геката, — ответил он, намеренно игнорируя мое имя.

— Уиллоу Утренняя Звезда, — поправила я его, подняв подбородок.

Он усмехнулся и сделал шаг ко мне. Он двигался, пока не оказался слишком близко, даже в царстве снов, где ни одно нормальное существо не могло прикоснуться ко мне. Я не знала, какой магией он владеет и похожа ли она на магию его брата-близнеца, тем более что Грэй однажды сумел пометить меня во сне.

— Только не в глазах Бога, — сказал он, оттопырив губы.

Зубы за ними были идеально белыми и ровными, непритязательными и тусклыми. И все же что-то в нем заставляло меня задуматься, не был ли он еще более безжалостным, чем Грэй, а его праведность — оружием, которым нужно владеть.

Я пожала плечами и отошла к окну, чтобы посмотреть на сады. Они были темными, без света звезд, которые обычно мерцали в фонарях над головой.

— Я никогда не придавала особого значения тому, что думает обо мне ваш Бог, — сказала я, повернувшись к нему лицом.

Его глаза были такого же шокирующего голубого цвета, как и у Сосуда Грэя. Когда-то я думала, что буду скучать по голубизне этого взгляда, когда потеряю его из-за золота и осознания того, кем он был, но, глядя на Михаэлья, я не могла не понимать, что он — лишь бледная имитация.

— Я не ожидал, что кого-то вроде тебя это волнует. Мы оба знаем, куда ты отправишься после смерти, ведьма, — сказал Михаэль, и в этом слове было куда больше злобы, чем ласки, которую дарил мне Грэй.

— Разве так можно разговаривать со своей невесткой? — спросила я, ухмыльнувшись, и направила на него свое отношение, которое Грэй так открыто поддерживал во мне. Михаэль только посмотрел на меня исподлобья, как будто я не стою грязи на его красивых белых туфлях.

— Ты мне не невестка, — прорычал он, шагнув глубже в иллюзию спальни, которую он создал в моем воображении.

— Тогда почему бы тебе не перейти к делу и не сказать мне, чего ты хочешь, чтобы я мог снова заснуть? — спросила я, встретив это рычание своим собственным.

Михаэль насмешливо хмыкнул.

— Ты — все, о чем Он говорил, — сказал он, вызвав у меня улыбку.

— Я просто рада, что моя репутация опережает меня, — сказала я, махнув рукой, чтобы он продолжал.

— У тебя есть возможность снова открыть Адские Врата, — сказал Михаэль. Я подняла бровь, скрестив руки на груди. — Он хочет, чтобы ты сделала это и вернула всех представителей своего рода и семьи Люцифера туда, где им самое место.

— Мой род родился здесь, — сказала я, расцепляя руки и сжимая ладони в кулаки по бокам. — Это место принадлежит только нам.

— Вы — мерзости, которые никогда не должны были существовать. Вы продали свои души дьяволу и должны отправиться туда, где место всем, кто выбрал его объятия, — сказал Михаэль, становясь выше. Он расправил крылья, словно его размеры могли меня напугать.

— А что мне за это будет? — спросила я, склонив голову набок и изучая его.

— Он не имеет дела с чертями, — сказал он, и в спокойной ярости его голоса прозвучало предупреждение.

Я подошла ближе, взяла его синий галстук и поправила его, насмешливо глядя на него из-под ресниц.

— А что, если я не хочу быть грешницей? Примет ли Он меня тогда на Небеса?

Он отступил, на его лице отразилось отвращение от угрозы моего прикосновения. Даже в состоянии сна он был твердым, осязаемым и ощутимым.

Теоретически его можно было убить.

— Конечно, нет. Использование Источника оскверняет твою душу, — сказал он, и я отчетливо поняла его слова.

— Я не использую Источник. Я — его часть, и Он не может с этим смириться, не так ли? — спросила я, и мой смех наполнил комнату. — Ты хочешь сказать, что все добрые дела, которые я могу совершить, никогда не будут иметь значения? Для меня не существует небесных объятий?

Он поднял подбородок, его негодование было очевидным, когда он наблюдал за мной.

— Ты не можешь изменить то, что ты есть.

Я усмехнулась.

— Спасибо, Михаэль, — сказала я, отвернулась от архангела и принялась играть с лепестками розы, которую держала на тумбочке. Я не могла прикоснуться к ней, мои пальцы проникали сквозь нее, но она все равно служила своей цели и придавала мне сил.

— За что? — спросил он, и его обманчиво красивое лицо исказилось в замешательстве.

— За то, что дал мне повод делать с этого момента все, что захочу, — сказала я, сокращая расстояние между нами, и магия жизни потекла по моей коже, словно шепот о том, что было на самом деле. — Передай своему отцу, что я сказала «пошел на хуй», мальчик-посыльный.

Я прижала ладони к его груди, встретившись с твердой плотью, и его глаза расширились. Я оттолкнула его, заставив влететь в открытую дверь спальни. Архангел, спотыкаясь, отступил в темноту, исчезнув из виду так же быстро, как и появился.

Я повернулась…

Я приподнялась в постели и посмотрела на Грэя, который беспокойно спал рядом со мной, словно чувствуя присутствие брата. Протянув руку, я погладила лепестки цветов, к которым прикасалась во сне. Они рассыпались в прах под моим прикосновением, и жизнь, которую я забрала, угасла в них.

Я свернулась калачиком в постели, пообещав себе заменить розы утром.

У меня было предчувствие, что они мне понадобятся.