Проклятые - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Харпер Л. Вудс (ч. 9)

ГРЭЙ

Уиллоу торопливо спустилась по лестнице, сбежав с места своего неосмотрительного поступка. Меня не должно было беспокоить то, что она позволила ему прикоснуться к себе в течение столь ограниченного времени, не тогда, когда конечный результат был именно таким, как я хотел.

Она не могла вынести его поцелуя, зная, что только я должен прикасаться к ее губам.

Я даже не мог найти в себе силы разозлиться на нее, потому что понимал ее лучше, чем кто-либо другой. Она хотела найти что-то для себя, хотела бороться с судьбой, которая определила ее жизнь задолго до рождения. Ей не хватало опыта, чтобы понять, что это бесполезно, что невозможно бороться с той связью, которую мы разделяли.

Я вышел из-за угла, где наблюдал за окончанием их обмена мнениями, и отправился на поиски своей блуждающей жены, чтобы проведать ее. Я застал ее за тихой беседой с Ибаном. Его поза, и голова, нависающая над ее головой, мало что оставляли для воображения.

Яростная часть меня хотела немедленно вмешаться, но другая часть должна была увидеть это. Мне нужно было знать, как ведет себя Уиллоу, когда думает, что я за ней не наблюдаю, чтобы убедиться, что я не воображаю, как она потеплела ко мне за последние два дня.

Я сунул руки в карманы, когда Ибан повернулся и посмотрел на меня, его ноздри раздулись, когда он понял, что я видел его унижение.

— Я так понимаю, все прошло не так, как планировалось? — спросил я.

Он стиснул зубы, несомненно, борясь с желанием ударить меня по лицу. Для человеческого мужчины это ничем хорошим не закончится; он должен знать, когда его превосходят в силе.

— Ты чертов ублюдок, раз так с ней поступил, — сказал он, устремив взгляд на Уиллоу, которая спешила вниз по винтовой лестнице, не обращая внимания на перепалку, происходившую позади нее.

— Как именно? Когда был рядом с ней, когда она плакала? — спросил я, не делая никаких движений, чтобы прикоснуться к нему.

Просто позволил его собственному стыду повиснуть на нем. Ничто из того, что я мог с ним сделать, не причинит такой боли, как то, что уже сделала Уиллоу, выбрав такого ублюдка, как я, вместо человека, который, по ее мнению, был морально выше ее.

— Или когда она выкрикивала мое имя каждую ночь, в то время как она не может вынести даже жалкого поцелуя от тебя?

— Вот почему ты ее не заслуживаешь, — прошипел он с отвращением. — Я бы никогда не стал говорить о ней в такое.

Я наклонился вперед, опустившись чуть ближе к его уровню. Ибан не был коротышкой, но в своем человеческом обличье он был ниже меня, совсем хрупкий и слабый.

— Это мило, но это имеет гораздо большее отношение к тому, что у тебя нет возможности доставить ей удовольствие, чем к какой-либо моральной чистоте.

— Полагаю, мы узнаем это, когда она наконец отбросит тебя в сторону, — сказал он.

Я наклонил голову, глядя на него снизу вверх.

Я не смог сдержать тихий смех, который зазвенел в моей груди, и меня позабавила его беспечная реакция.

— Что именно, по-твоему, здесь произошло?

— Ты видел, что произошло. Тебе нужно, чтобы я тебе все объяснил? — спросил он, скрещивая руки и становясь выше. — Она позволила мне поцеловать ее, а потом сбежала от меня из-за того, что это заставило ее почувствовать. Это лишь вопрос времени, когда она захочет большего, чем ты можешь ей дать, — сказал он.

Если у меня и было о нем плохое мнение, то тот факт, что он не проявил никакой заботы о том, что я могу сделать с Уиллоу в отместку, если действительно поверю его словам, еще больше укрепил это мнение.

Я кивнул в знак согласия, потому что теоретически он был прав. Судя по тому, как он меня воспринимал, я был уверен, что он считает, что Уиллоу когда-нибудь захочет жить настоящей жизнью — иметь собственную семью и место, куда она могла бы привезти Эша и вырастить его в безопасности.

Ибан не мог знать, что нет ничего, чего бы я не отдал Уиллоу, включая наследие, которое будет существовать всю историю.

— Может, ты и прав, но ты идиот, если думаешь, что она когда-нибудь обратится к тебе, — сказал я, повернулся к нему спиной и пошел за своей ведьмочкой.

Она уже почти достигла подножия лестницы, когда я сделал первый шаг вниз с этажа библиотеки. Я точно знал, куда она пойдет после такого. Ей будет неудобно обращаться ко мне, когда она решит, что поступила неправильно, поэтому она обратится к единственному, на что может положиться.

К своим садам.

Я трахну ее в них, чтобы напомнить ей, где ее место — в ловушке между мной и землей.

— Из-за тебя ее убьют на хрен, если ты ее не отпустишь, — сказал Ибан, и его слова заставили меня замереть на месте.

Я не был идиотом и не сомневался, что Ковен все еще надеется полностью исключить меня из ситуации, но Уиллоу должна была заслужить их лояльность правдой, которую она дала им накануне вечером.

— Что ты мне только что сказал? — спросил я, делая единственный шаг на пол библиотеки.

— Она тебе небезразлична, на каком бы гребаном уровне ты не находился. Я видел это, — сказал Ибан, сглотнув, глядя на меня.

Я поджал губы и в задумчивости уставился вниз через перила.

— Она моя жена, — сказал я, не отвечая на его незаданный вопрос.

Ему не нужно было знать, на что я готов пойти, чтобы обеспечить ее безопасность, ибо это было неважно.

Единственное, чего я бы никогда не сделал, — это отпустил ее.

— Я забочусь об Уиллоу, но даже я знаю, что использовать ее — лучший способ причинить тебе боль. Однажды ты разозлишь кого-то настолько, что он использует ее, и ты будешь виноват, когда они убьют ее, чтобы заставить тебя истекать кровью, — сказал Ибан, не понимая, насколько правдивы его слова.

Мы с Уиллоу были связаны друг с другом не только в одном.

— Сколько еще людей подозревают, что я люблю ее? — спросил я, наблюдая, как отвращение и замешательство в равной степени промелькнули на его лице.

— Любишь? — насмехается он, и улыбка исчезает с его лица. — Ты не способен любить. Я единственный, кто знает, что она для тебя больше, чем трофей.

Я кивнул, положив руку на плечо Ибана. Он вздрогнул, но я крепко сжал его, улыбнувшись. Высокомерие исчезло с его лица, он понял, что попал в какую-то ловушку.

— Хорошо, — просто сказал я, улучив момент, чтобы насладиться страхом на его лице.

Оно оказалось слишком коротким.

Одним сильным толчком я столкнул Ибана с перил.

А затем я наблюдал за его падением.

УИЛЛОУ

Уиллоу

Я остановилась у подножия лестницы и в замешательстве посмотрела на дверной проем, когда кто-то закричал.

Звук, казалось, окружал меня, и я не могла понять, откуда он доносится, поворачиваясь кругом и оглядываясь по сторонам. Никого не было видно. Все студенты были заперты в своих классах на весь день.

— Что за хрень? — прошептала я про себя, думая, не попала ли я каким-то образом в ловушку другого видения.

Я оглянулась на библиотеку, откуда пришла, и подумала, не привиделся ли мне весь этот момент с Ибаном.

Золотые глаза Люцифера смотрели на меня с вершины перил, пронизывая темноту, когда что-то падало на меня.

Черт.

Я двинулась с места и помчалась в центр атриума. Я узнала развевающуюся на ветру одежду, даже если бы Ибан стоял ко мне спиной. Он несся к каменному полу быстрее, чем это казалось возможным, и в моих жилах бурлила бешеная энергия.

Я огляделась в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать, отчаяние гнало меня вперед, пока Ибан падал все ближе и ближе к земле. Если он ударится о камень внизу, у него не будет ни единого шанса выжить.

Подняв ногу, я топнула ею по камню так же, как Шарлотта, когда заживо хоронила моего отца. Он треснул под моими ногами, позволив мне погрузить руки в грязь под ним. Мох разросся, неистово, когда я вложила в эту грязь все, что у меня было.

Она ответила на призыв, создав мягкое ложе, на которое рухнул Ибан. Его подбросило вверх, а затем он с грохотом приземлился и его отбросило в строну. Его лицо ударилось о камень, и от этого звука я вздрогнула, огибая мох. Он возвращался в землю гораздо медленнее, ползком, к тому месту, откуда я его призвала. Я опустилась на колени перед Ибаном, медленно перевернула его на спину и уставилась на кровь, сочившуюся из носа.

Он со стоном оттолкнул мои руки и медленно сел, глядя на меня. Я подняла голову и увидела, что Грэй смотрит на нас сверху, и у меня не было сомнений, что он не ожидал, что я все еще нахожусь внизу лестницы. Я не могла объяснить, что заставило меня остановиться, почему я сразу не пошла в сад.

Что-то заставило меня найти Грэя, и я решила, что это моя вина за то, что позволила этому случиться. Может, я и не выбирала, что бы ни таилось между мной и Грэем, но мысль о том, что он целует другую женщину, вызывала во мне желание убивать.

Я могла только представить, что он чувствует по поводу произошедшего, и, когда он дважды постучал по перилам и отвернулся, направляясь к лестнице, я абсолютно не сомневалась, что он точно знает о случившемся.

Блять.

— Ты в порядке? — спросила я наконец Ибана, вернув свое внимание к нему.

Он потянулся, чтобы встать, держась за сломанный нос.

— Со мной все будет в порядке, — сказал он, проводя пальцами по лицу.

— Позволь мне, — сказала я, потянувшись к мху на земле. Я схватила горсть и подняла ее к его лицу.

— Ты уже достаточно сделала, — огрызнулся Ибан, заставив меня вздрогнуть, когда я уронила мох на землю.

Как только он скрылся под камнем, я начертила ботинком круг и наблюдала, как камень снова принимает прежнее положение.

— Ты знал, чем рискуешь, когда целовал меня, — сказала я, приподняв бровь.

Только дурак не поверил бы, что, прикоснувшись ко мне, он не навлечет на себя гнев моего мужа, а Ибан был многоликим, но не полным идиотом. Он просто думал, что его не поймают.

Ибан насмешливо хмыкнул, опустил руку. Его губы искривились в жестокой гримасе, и по нижней губе скатилась новая капля крови.

— Да, я просто подумал, что это того стоит.

Он отвернулся, взваливая сумку на плечо. Запустив в нее руку и порывшись там, он с облегчением передернул плечами. По крайней мере, это было то подтверждение, которое мне было нужно в отношении ножа. Направляясь к семье, которая, как он знал, вылечит его без каких-либо осложнений, связанных с тем, что этим займусь я, он скрылся с места происшествия. Я отмахнулась от обиды, вызванной его словами, какими бы дерьмовыми они ни были, понимая, что они прозвучали от страха и гнева.

В своей боли и нежелании признавать ее я говорила и делала и похуже, но я бы солгала себе, если бы не признала, что самая мелкая часть меня ненавидит отсутствие благодарности за то, что я спасла ему жизнь.

Это придет позже, когда он поймет, насколько близок был к смерти, и адреналин улетучится.

Я повернулась на пятках, отказавшись от похода в сад в пользу противостояния, которое ждало меня в комнате, которую мы с Грэем делили. Как бы я ни пыталась пробраться к нему под кожу, это не могло остаться без ответа.

Когда я шла к кабинету и спальне Грэя, студенты уже покинули свои занятия, а я прошла мимо них и направилась в противоположную сторону. Он должен был вести свой урок, пока не договорится о замене, но его последний урок в этот день дожидались новые ведьмы, которых привели в этом году.

До того, как он, блять, расправился с ними.

Мой гнев нарастал, когда я распахнула дверь и обнаружила его стоящим у окна с виски в руке. Он снял пиджак и откинул его на спинку дивана, пока ждал меня. Слова Ибана задели меня больше, чем я хотела признать. Эта боль в сочетании с тем, как Грэй предал меня и теперь пытался убить того, кого я считала другом, была неприемлема независимо от того, что послужило толчком.

Я захлопнула за собой дверь, вошла в комнату и скрестила руки на груди. Грэй повернулся ко мне лицом, нетерпеливо вскинув бровь.

— Ну что ж, давай послушаем, — сказал он, и полное отсутствие раскаяния поразило меня гораздо сильнее, чем любые аргументы, которые он мог бы предложить.

Ему было все равно.

Он сделал это не в гневе или ярости, а принял холодное, расчетливое решение. Я рассмеялась, покачав головой, и направилась в спальню.

Я бы поняла, если бы он поступил так из-за предательства. Я бы поняла его ярость и гнев, когда он смотрел на меня после того, что я сделала, но это было совсем другое. Это был всего лишь очередной шаг в каком-то генеральном плане, в который я не была посвящена.

И я не хотела принимать в нем никакого участия.

Я подошла к комоду, собрала охапку одежды и бросила ее на кровать. Затем я подошла к шкафу в поисках сумки, чтобы запихнуть все туда, когда Грэй загородил собой дверной проем.

— Что ты делаешь, Ведьмочка?

— На что это похоже? Я здесь больше не останусь, — отозвалась я из шкафа, вернувшись и бросив сумку на кровать.

Одежда была разложена, и я снова схватила ее, как можно быстрее закинув в вещевой мешок.

— Черта с два, — возразил Грэй, выпятив грудь, словно доказывая, что он заблокировал единственную дверь наружу. Джонатан выскочил из моей сумки, когда я поставила ее на кровать, и, как трус, бросился в гостиную.

— Ты пытался убить моего друга, — сказала я, поворачиваясь к нему лицом. — Я знала, что ты убийца, но думала, что ты хотя бы пощадишь тех, кто мне дорог, после того, что ты сказал в лесу в тот день.

Он напряг челюсть и еще больше выпрямился, сделав шаг ко мне.

— Ты всех своих друзей так целуешь?

— Может, и целую, — сказала я, наклоняясь к его лицу. — Но какая разница, если это так? Из-за твоего принуждения я даже не могу получить от этого удовольствие, придурок.

Грэй на мгновение замер, изучая мое лицо, прежде чем широко улыбнуться. Его смех был издевательским, когда он сокращал расстояние между нами, останавливаясь только тогда, когда заполнял мое зрение и стирал все, кроме него.

— Ты умерла, Любимая. Я вернул тебя, используя свою кровь и магию. Больше нет никакого принуждения.

Я подняла на него глаза и нахмурила брови, обдумывая немыслимое.

— Ты лжешь.

— Моя магия не может теперь работать против тебя, потому что в твоих венах течет та же самая магия. Они нейтрализуют друг друга. Может, тебе и не понравился его поцелуй, но это не потому, что я заставил тебя не делать этого. А потому, что он тебе просто неинтересен, — сказал Грэй, делая еще один шаг ко мне.

Его тело прижалось к моему, и мне ничего не оставалось, как поднять на него глаза, когда он коснулся моей щеки. Нежность его прикосновений была настолько противоположна тому, как он, должно быть, обращался с Ибаном, что я вздрогнула.

— Ты не можешь интересоваться им, когда твое сердце уже принадлежит мне.

— Нет, — огрызнулась я, отступая назад и отделяя нас друг от друга. — Только чудовище перекинет мужчину через перила за то, что он посмел меня поцеловать. Я не такая, как ты, и не стану тратить свою любовь на такого мужчину.

— Ты моя жена, — сказал Грэй, с досадой покачав головой и проведя языком по нижним зубам. — Я буду делать все, что захочу, с каждым, кто к тебе прикоснется. Может быть, тебе стоит принять это как предупреждение и сделать так, чтобы это никогда не повторилось. Но я хочу, чтобы ты знала: я не подходил к нему с намерением убить. Мне было ясно, что тебе это не понравится, и я решил, что твой отказ будет достаточным наказанием.

— Правда? — спросила я, скрестив руки на груди. — Потому что мне очень трудно в это поверить.

— Я также знал, что тебе, скорее всего, будет трудно простить меня за то, что я убил его на месте, и меня не особо волновало, что ты будешь притворяться, что не хочешь быть со мной, пока не сделаешь этого, — объяснил он.

Я повернулась и села на край кровати, растерянно глядя на него.

— Но ты перебросил его через перила, — сказала я, констатируя очевидное. Это не соответствовало его рассказу.

— Он мог бы сказать, что если бы знал, что я забочусь о тебе, то и другие тоже. Он сказал, что любой, у кого есть хоть немного мозгов, поймет это и использует тебя как мою слабость, чтобы добраться до меня. Он сказал, что из-за меня тебя убьют, — пояснил Грэй, облокотившись на комод напротив кровати.

— Он ошибался? — спросила я, глядя на мужчину, который каким-то образом выжил в течение столетий, но обладал эмоциональным интеллектом новорожденного, который срывался, если ему не удавалось добиться своего.

— Я этого не говорил.

— Значит, ты сбросил его через перила, потому что он сказал что-то, что тебе не понравилось? Даже если это была правда? — спросила я, открывая ящик тумбочки и запихивая зарядку для телефона в спортивную сумку.

Грэй пожал плечами, его ухмылка показывала, что он не видит ничего плохого в своих действиях.

— Я убивал и за меньшее…

Юмор в его голосе не должен был заставить меня смеяться, но этот извращенный юмор подействовал на меня. Я прикрыла рот рукой, чтобы скрыть улыбку, не обращая внимания на бабочек в животе, когда взглянула на Грэя и увидела душераздирающе красивую улыбку, озарившую его лицо.

Ни в коем случае. Я не стану трахаться с убийцей.

Он встал и с ухмылкой направился ко мне, пока я боролась с гневом. Я все еще была в ярости от того, что он счел уместным убить кого бы то ни было, не говоря уже о моем друге. Мысль о том, что следующими могут быть Делла, Марго или Нова, заставила улыбку исчезнуть с моего лица, а гнев вернуться, когда он остановился передо мной.

Он провел пальцами по моему подбородку и наклонил мое лицо так, чтобы я смотрела на него сверху.

— Думаю, тебе нравится идея, что я настолько поглощен ревностью, что готов убить любого ради тебя, так что позволь мне кое-что прояснить. Один раз я был готов смотреть на это сквозь пальцы, но в следующий раз? Неважно, друг он тебе или нет, следующий человек, которому ты позволишь прикоснуться к себе, умрет от моей руки, и я позабочусь о том, чтобы он страдал.

— Иногда мне кажется, что ты хочешь, чтобы я тебя возненавидела, — сказала я, и в моем голосе прозвучало предостережение, когда я поднялась на ноги.

Я протиснулась мимо него, не обращая внимания на то, как мое тело прижимается к его, когда я доставала одежду из комода.

— Это потому, что иногда я нужен тебе, чтобы отвлечь от эмоций, которые ты еще не готова пережить, Ведьмочка. Ты должна ненавидеть меня прямо сейчас, потому что мы оба знаем, что если ты сможешь простить меня за это, то сможешь простить меня за все, — сказал он.

Я насмешливо покачала головой от его высокомерия.

— Я не прощаю тебя. Я не прощаю тебе ничего из этого, — огрызнулась я, хватая свою спортивную сумку и рюкзак. Я направилась к двери, уверенными шагами удаляясь от него.

Хуже всего было то, что это было правдой, и мы оба это знали. Это было непростительно.

И я рассмеялась.

Грэй схватил меня за руку и развернул лицом к себе, сумки упали к нашим ногам. Он с силой дернул меня на себя и захлопнул дверь в нашу спальню, когда его рот прижался к моему.

Это было жестокое завоевание, обладание, когда он схватил мои щеки в свои руки и распахнул их для нападения. Я застонала, выпуская лямки своих сумок, чтобы упереться ему в грудь. По моей коже пробежала отчетливая магия воздуха. Сильный ветерок отбросил его на шаг назад, когда он наклонил голову в сторону и уставился на меня.

Я в ужасе опустила взгляд на свои руки, и тут меня осенило: Грэй ухмылялся с чисто мужским удовлетворением. Он отдал мне часть себя: свою кровь, свою магию.

То же самое, что он отдал Ковену.

Неважно, что Сюзанна была Мадиззой, она владела магией всех наследий, поэтому была беспристрастна к любому элементу.

— А вот и моя маленькая злая ведьма, — сказал Грэй, делая один шаг ко мне.

На этот раз, когда он потянулся ко мне, я встретила его на полпути. Мой рот прижался к его, я вцепилась когтями в ткань его рубашки и в конце концов разорвала ее.

Грэй стонал, когда я царапала его кожу, оставляя красные рубцы, пока наконец не содрала ее. Он сорвал с меня рубашку и отбросил в сторону, а я расстегнула лифчик и бросила его на пол. Его рот снова накрыл мой, его рука зарылась в мои волосы, пока я возилась с пряжкой его ремня и расстегивала ширинку. Я не позаботилась о том, чтобы снять с него брюки, прежде чем переключить внимание на свои собственные. Стянула их, скинула сапоги и боролась за то, чтобы он не отнял свой рот от моего.

Он схватил меня за бедра и швырнул на кровать. Я подпрыгнула, прежде чем опуститься на подушки. Грэй смотрел на меня, взгляд согревал мое тело, пока он стягивал с меня штаны вместе с нижним бельем, а затем оседлал мою талию и сцепил мои руки возле головы. Розы, которые я держала на тумбочке, расцвели и разрослись, как колючая лоза.

Была только одна проблема. В кои-то веки не я контролировала ситуацию.

— Грэй, — прошептала я, обращаясь к нему, когда он прижал меня к себе.

Лоза обвилась вокруг стоек кровати, натянулась, а затем протянулась ко мне и обвила мои запястья. Они расположились аккуратно, прижимая угрожающие шипы к моей коже. Я почувствовала их укол только тогда, когда сдвинулась с места, и Грэй отпустил меня, откинувшись назад и глядя на меня сверху вниз.

Он встал, снимая штаны и позволяя теплому взгляду скользить по моему телу. Его ласки ощущались как сладкое дуновение воздуха, проходящее по моей коже. Мои соски затвердели от прохладного ветерка, а его прикосновение к моим ногам заставило меня раздвинуть их.

Грэй захихикал, шлепнув меня по верхней части бедер, от чего я вздрогнула так, что шипы пронзили мою плоть. Он ухмыльнулся, склонившись надо мной, и со стоном слизал кровь с моей кожи.

Я задалась вопросом, скучал ли он по этому, или ему нравилось, что в этом нет необходимости. Такой человек, как Грэй, не любил зависеть от чего-либо или кого-либо. Я знала это, потому что сама тоже не любила.

Он злобно ухмылялся, разрабатывая свой план.

Я была в полной жопе.

Грэй

Вкус ее крови на моем языке вызывал во мне желание дикости. Я хотел большего, хотел чувствовать ее вкус всегда. Пусть у меня больше не было клыков и физической жажды, это не означало, что я не желал близости, которую она приносила с собой.

Встав на колени, я устроился верхом на ее груди, сжимая свой член и направляя его к ее губам. Она плотно сжала их, в ее вызывающем взгляде светилось неповиновение. Она все еще была зла на меня, но не могла отрицать потребность, которую испытывала. Жестокость танца между нами означала, что мы могли одновременно желать пустить друг другу кровь и трахаться; две противоположности, обрушившиеся друг на друга.

Оставалось только надеяться, что мы уцелеем после этой бури.

— Открой свой чертов рот, Ведьмочка. На этот раз ты будешь пить не мою кровь, — сказал я, ухмыляясь, когда ее глаза расширились.

Она открыла рот, чтобы проклясть меня, и я воспользовался этой возможностью, чтобы войти в нее. Уиллоу застонала, обхватив головку моего члена, когда я стал проталкиваться глубже. Я просунул руку под ее голову и прижил ее шею к подушке, чтобы мог проникнуть глубже.

Она бормотала, пытаясь вымолвить слова. Я не позволил ей этого сделать, не выходя полностью из ее теплой гавани, пока трахал ее рот. Мне не нужно было слышать слов, чтобы понять, что она сказала, блеск в ее глазах только сделал мой член тверже.

Ты гребаный мудак.

Это было написано на ее лице.

Я еще глубже вошел в ее горло, не давая ей возможности сглотнуть. Она зарычала, ее глаза заслезились, а взгляд стал еще глубже.

— Не делай вид, что твоя киска не промокнет к тому времени, как я накрою тебя своим ртом, любовь моя, — выругался я, когда Уиллоу сглотнула и позволила мне войти.

Я двигался неторопливыми толчками, нежнее, чем если бы она стояла передо мной на коленях.

Она была в моей власти, потому что хотела этого, как бы она ни пыталась возразить. Хитрая штучка присосалась, когда я отступил от ее горла, давая ей возможность дышать.

— Блять, — простонал я, чувствуя, как она берет то, что хочет, и это мучило меня.

Мне хотелось почувствовать, как ее ногти впиваются в мою задницу, как она втягивает меня в себя все сильнее и сильнее. Вместо этого я довольствовался неглубокими толчками, позволяя ей творить магию языком, пока не переступил грань.

Я ударил ладонью по стене и наклонился вперед, а Уиллоу сосала, пока я не кончил. Она не сводила с меня глаз, сглатывая, позволяя мне двигаться в ней.

Она все еще злилась на меня, когда я вышел из ее рта, посмотрел вниз на красную, набухшую плоть и скользнул вниз по ее телу. Я устроился между ее бедрами, прижав свой обмягший член к ее влажному теплу.

— Видишь? Ты вся мокрая, — сказал я, прижимаясь к ее рту долгим поцелуем, а затем провел пальцем по ложбинке между ее грудей. Утолив свои насущные потребности, я не спеша стал рисовать круги вокруг ее грудей и сосков, наблюдая, как по ее коже бегут мурашки.

— Не будь мудаком, — шипела она, извиваясь под моими прикосновениями.

— Я бы никогда не стал, — притворно обиделся я, наклоняясь вперед и беря ее сосок в рот, слегка покусывая его.

Она выгнула спину, когда я взял в руку вторую грудь, и ее пышная плоть запульсировала, когда я сжал ее.

Я наслаждался каждой секундой, целуя каждый сантиметр груди и живота, исследуя каждую впадинку и ложбинку, запоминая их. Я уделил больше времени ее ребрам, сосредоточившись на том месте, где ударил ее ножом, чтобы освободить ребро Шарлотты. Ее дыхание сбилось, как будто она точно знала, что я делаю, и не упустил ни изменения в ее дыхании, ни гнева.

Это был не праведный гнев, а гнев, вызванный глубокими, гноящимися ранами, которые не заживут, пока она не позволит мне успокоить их. Я сделал все, что должен был сделать, чтобы она осталась жива. Но Уиллоу никогда не забудет, что я мог просто предпочесть не делать этого.

Со временем она бы поняла, что это было необходимо для того, чтобы у нас было будущее, что я бы не смог прожить всю жизнь, зная, что люблю ее, но не имею возможности почувствовать этого. Подобно слабым воспоминаниям о том, что такое любовь после ее утраты, я знал, что Уиллоу важна для меня.

Я просто не мог почувствовать ее отпечаток в своей душе, пока моя душа и мое сердце не соединились в одно тело.

Проведя губами по ее животу, я вдавил большие пальцы в небольшую ложбинку рядом с ее бедрами, наслаждаясь тем, как она извивается. Это место было чувствительным для Уиллоу, как кнопка, на которую я мог нажать, чтобы заставить ее шире раздвинуть ноги. Она так и поступила, раздвинув их для меня, когда я удобнее устроился между ее бедер и прошелся ртом по ее губам.

Я вдыхал ее запах, уникальное сочетание растительности и женщины, присущее только Уиллоу. Введя в нее палец, я захихикал, когда она сжалась вокруг него.

— Ты жесток, — сказала она, глядя на меня сверху вниз, когда я наклонился вперед и коснулся языком того места, где мой палец медленно погружался в нее. Проведя языком по всей длине ее киски, я медленно, не торопясь, проделал путь к ее клитору.

Осторожно избегая того места, где, как я знал, она больше всего хотела моих прикосновений, я исследовал каждый ее бугорок и участок. Проникая в нее языком, целуя ее плоть, я наслаждался тем, как она извивается подо мной, пытаясь направить меня туда, куда ей хотелось. Запах ее крови усиливался по мере того, как она боролась, а неглубокие порезы на запястье вновь открывались при ее движении.

— Грэй, пожалуйста, — взмолилась она, в конце концов дав мне то, что я хотел.

Уиллоу могла ходить со мной по кругу и бороться со мной сколько угодно в течение дня, но только один человек был главным, когда мы снимали одежду.

— Ты позволила ему прикоснуться к себе, — сказал я, и эти слова прозвучали скорее, как рычание.

Его руки были на ее шее, его рот прикасался к ее губам.

И что бы я ни знал о его временном характере и о том, что нужно выждать, мне нужно было вычеркнуть их образ из памяти. Я не мог придумать лучшего способа сделать это, чем заставить Уиллоу признать, что она моя.

— Это был всего лишь поцелуй, — сказала она, и тишина этих слов выдала эмоции, все еще скрывавшиеся под поверхностью.

Секс был для нее отвлекающим маневром, способом отделить себя от того, что она еще не готова была признаться в своих чувствах. Мне хотелось бы сказать, что она хранит их в тайне только от меня, но я знал, что это не так.

Уиллоу еще не признавалась в них даже самой себе.

— И это тоже, — сказал я, нежно прижимаясь ртом к плоти ее киски. Я не дал ей того, чего она хотела, чем вызвал у нее рык разочарования. — Ты бы хотела, чтобы я поцеловал другую женщину?

— Я убью тебя за это, мать твою, — прорычала она, и гнев заставил ее магию откликнуться.

Она пульсировала по ее коже дразнящим электричеством, которое, как я знал, мало кто мог почувствовать. Когда она приложила к этому столько сил, лианы откликнулись на ее призыв, и ее кровь удовлетворила их, когда они отступили от ее рук. Она зарылась руками в мои волосы, крепко обхватив меня, и пристально посмотрела на меня.

— Если ты хоть раз прикоснешься к другой женщине, я…

— Что? Сбросишь ее с лестницы? — спросил я, с ухмылкой глядя на свою жену и ярость на ее лице.

— Нет, — сказала она, удивляя меня безжалостной улыбкой. — Я сброшу тебя с лестницы, а потом похороню заживо, — она прижала меня к своему центру, наклонив туда, куда хотела.

Когда ее признание в ревности повисло между нами, я дал ей короткую отсрочку в том, чего она хотела. Обхватив губами ее набухший клитор, я слегка пососал его, пока она извивалась подо мной.

— Осторожно, любимая. В такую ревность было бы трудно поверить, если бы ты меня не любила, — пробормотал я ей в ответ, прежде чем провести по ней языком.

Ее щеки порозовели от злости из-за того, что ее поймали, и, что это означало, и я захихикал, доводя ее до оргазма. Она задрожала подо мной, ее ноги затряслись, когда она приблизилась к моей голове.

Затем я остановился, пристально глядя на нее.

— Что ты делаешь? — спросила она, ее глаза расширились от паники.

Она была такой мокрой, набухшей и жадной, такой отчаянной, когда я подполз к ней и накрыл ее тело своим. Я не дал ей свой член, уставившись на нее сверху вниз и прижав к себе. От моего взгляда было не скрыться, как не скрыться от осознания того, что я ее увижу.

— Если ты хочешь кончить, тебе придется признать, что ты моя. Твой маленький порочный ротик — мой, — сказал я, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать ее.

Она вонзила зубы в мою нижнюю губу, пустив кровь, что только сделало меня тверже.

— Твоя идеальная маленькая киска — моя. Вся ты моя, и в следующий раз, когда ты позволишь кому-нибудь прикоснуться к себе, я найду способ сделать так, чтобы ты никогда больше не смогла этого сделать. Ты поняла, Ведьмочка?

Уиллоу улыбнулась, выгнув спину и приподняв бедра над кроватью. Она терлась своей киской о мою длину, пытаясь поддразнить меня, чтобы я дал ей то, что она хотела. Когда я не поддался, ее брови напряглись.

— Грэй.

— Скажи это, Уиллоу, — приказал я, не оставляя ей другого выбора.

Она могла сохранить гордость и решить кончить сама, а могла просто признать правду, и я буду трахать ее до тех пор, пока она не сможет дышать.

Она опустила глаза, уставившись на лабиринт, который она запечатлела на моей груди. Я взял ее за подбородок и встретил взгляд, давая понять, чего именно я хочу. Она ошибалась, если думала, что я приму ее отказ и оставлю в покое.

Я намеревался мучить ее до тех пор, пока она не сдастся.

Я скользнул рукой между ее ног, потерся тыльной стороной ладони о ее клитор и ввел два пальца. Она хныкала, и в ее выражении лица нарастал вызов, когда она поняла, что именно произойдет, если она не даст мне то, что я хочу. Я был не против использовать ее тело против нее, играя с ней, как на своем любимом инструменте, пока она не заиграет мою любимую песню.

— Мое тело — твое, — сказала она, и губы раскрылись, превратившись в нечто среднее между улыбкой и оскалом.

— О нет, Ведьмочка. Это не то, о чем я просил, — сказал я, продолжая играть с ее киской.

Я наклонился вперед, зарываясь лицом в ее шею и мучая нежными поцелуями и прикосновениями языка к ее коже. Она задрожала, задыхаясь, когда я впился зубами в ее кожу. Мне хотелось прорваться; я жаждал ее крови, текущей по моему горлу.

Ее тело обмякло подо мной, покорность побеждала в отчаянном желании кончить. Покорность, когда она была подо мной, радовала меня, даже если это было нерешительное признание.

То, что доставалось легко, никогда не стоило так дорого, как победы, добытые кровью, потом и слезами.

— Я твоя, — сказала она, ее голос был тихим, даже когда она смотрела на меня.

Она надавила на мои плечи, отпихнув меня назад порывом воздуха, который дал мне понять, что она не полностью контролирует ситуацию. Это позволило проложить путь, когда она перевернула меня на спину, опустившись на меня сверху, а затем протянула руку между нами и направила меня к своему входу. Она скользнула своей киской по всей длине моего члена, окутывая меня своим жаром. Она была такой мокрой и готовой к мучениям, что погрузилась так глубоко, как только смогла, с первой же капли, прижавшись к моему паху, когда я потянулся вверх и схватил ее за шею.

Притянув ее к себе, я овладел ее ртом своим, когда моя Ведьмочка начала двигаться. Она брала то, что хотела, танцуя бедрами по мне так, что клитор терся об меня при каждом толчке. Она обхватила меня за несколько толчков, глаза затрепетали, когда она захныкала мне в рот. Я перевернул ее на спину, продолжая трахать, даже когда ее бедра задрожали, и она сунула руку между нами, пытаясь остановить меня.

Она была слишком чувствительна, когда кончала, ей нужна была передышка, которую я ей не давал. Я взял все, что она могла предложить, трахая ее до оргазма и беря ее руки в свои. Одной рукой я сжал их в кулак, прижав к ее голове, а другой скользнул за колено и высоко задрал ногу, чтобы я мог войти глубже.

Ее груди подпрыгивали, когда я входил в нее, трахая сильнее, чем раньше. Ее тело стало более упругим, менее хрупким и более способным принимать меня так, как она это делала. Ее ногти впивались в мои руки, царапая, когда она приходила в себя после оргазма. Наконец я отпустил ее, переместив руку к ее горлу и обхватив ее. Ее глаза на мгновение расширились, когда я ограничил дыхание, но она не стала сопротивляться моим прикосновениям.

Я наклонился к ней и прислонился лбом к ее лбу, когда она обхватила меня и впилась ногтями в мою задницу. Прижимая меня к себе все сильнее, она поощряла ярость моих толчков.

Решимость убедиться в том, что она будет чувствовать меня в себе несколько дней, заставляла меня двигаться вперед, вбиваясь в нее все быстрее и сильнее.

— Моя, — прорычал я, наблюдая за тем, как вспыхнули ее разноцветные глаза.

Она приподнялась, взяла мою губу между зубами и резко прикусила ее, чтобы пустить кровь. Звук, вырвавшийся из ее горла, был скорее звериным, чем человеческим, исходящим из самых глубоких инстинктов нашей связи.

— Мой, — практически промурлыкала она.

Я просунул свободную руку между нашими телами и стал теребить ее клитор, трахая. Она застонала, лицо стало безвольным, когда она откинула голову и выгнула спину дугой.

— Я не могу, — сказала она, хватаясь одной рукой за мою руку, чтобы остановить меня.

— Дай мне еще, Ведьмочка, — сказал я, не обращая внимания на ее протест.

Я крепко сжал руку вокруг ее горла, перекрывая воздух, и она захрипела подо мной.

Не останавливаясь, я трахал ее и безжалостно набрасывался на ее клитор, доводя до грани, пока она пыталась дышать. Ее рот открылся, не издав ни звука. В глазах промелькнул страх, и в этот момент она задумалась, не совершила ли она ошибку.

Только когда ее взгляд стал рассеянным, я отпустил ее горло, наблюдая, как легкие наполняются воздухом. Она закричала, впиваясь когтями в мою спину, когда я глубоко вошел в нее и кончил, наполнив собой.

Она обмякла подо мной, тело ослабло, а глаза закрылись, когда я вышел из нее. Ее ноги упали на кровать и широко раздвинулись, чтобы я мог посмотреть на ее розовую набухшую киску. Я коснулся ее пальцами, собирая влагу, которая последовала после моего ухода, и возвращая ее обратно в нее.

Она вздрогнула от прикосновения, тело было слишком чувствительным, когда я раздвинул ноги и снова ввел в нее свои пальцы. Она сомкнула их вокруг моей головы, пытаясь скользнуть вверх по кровати, чтобы избежать прикосновений, пока я осторожно целовал клитор и вводил пальцы.

Мое освобождение пропитало пальцы, облегчая проникновение, даже когда ее тело пыталось вытолкнуть меня.

— Грэй, я не могу…

— Что случилось, Ведьмочка? Я думал, ты хочешь кончить? — спросил я с издевкой в голосе, когда она в шоке уставилась на меня.

— Это слишком, — сказала она, покачав головой.

— Мы закончим, когда я скажу, и ни секундой раньше, — я ухмыльнулся, снова опуская голову к ее киске.

В ту ночь Уиллоу не спала.

УИЛЛОУ

Уиллоу

Я прошла через коридор в комнату, где, как я знала, наследники мучились на занятиях по каналоведению. Это должно было быть самое увлекательное занятие. Это была возможность приобщиться к магии, живущей в наших жилах, но профессор, который его вел, сбился с пути.

Трудно было заниматься каналами, когда магия не отвечала на твой зов из-за твоего пренебрежения.

Я ждала звонка снаружи, прислонившись к стене. Тело болело с каждым шагом, но я была полна решимости не позволить этому отвлечь меня от того, что нужно сделать. Прошлая ночь доказала, что я должна сделать все возможное, чтобы избавить этот мир от Люцифера.

Я должна сделать все, чтобы как можно скорее избавиться от него в своей жизни и в своем теле.

Ибан вышел из класса с группой парней, и я оглянулась через его плечо, чтобы встретить взгляд Деллы. Я без слов кивнула ей, наблюдая, как она поджала губы и кивнула. Мне было неприятно, что мой поступок повлияет на ее отношения, но альтернатива была немыслимой.

Если Грэй так сильно повлиял на меня за столь короткое время, то что он сделает, если у него будут годы, чтобы манипулировать мной? Сколько времени пройдет до того момента, когда он глубоко привяжет меня к себе, что я поверю, будто он меня любит? И даже хуже — что я люблю его настолько, чтобы принять его недостатки?

— Уиллоу, — нерешительно произнес Ибан.

Его друзья вопросительно посмотрели на него, но он лишь махнул им рукой и, взяв меня за руку, повел к укромному уголку.

— Что ты здесь делаешь?

— Я сделаю это, — сказала я, мой голос был тверже, чем вчера. — Ты можешь собрать людей, которые понадобятся нам для заклинания?

Он наклонил голову в сторону, отпуская мою руку и сохраняя дистанцию. Близость к смерти, казалось, творила чудеса, заставляя его уважать мое личное пространство.

— Что заставило тебя передумать? Я знаю, что вчера ты не совсем согласна. Он что-то сделал с тобой?

Я покраснела, мои щеки запылали при напоминании обо всем, что он сделал со мной накануне вечером. Это было похоже и на наказание, и на награду, словно он не мог решить, злиться ему на меня или радоваться, что я честно призналась, что ничего не чувствую от поцелуя Ибана.

— Он пытался убить тебя, — сказала я, и ложь тяжело осела у меня в горле.

Каким человеком я стала, что не это было движущей силой моего решения избавиться от Грэя?

Ибан выглядел так, словно не верил мне, настороженность тяжело сидела на его по-мальчишески красивых чертах. Он не стал уличать меня во лжи, кивнув и бросив взгляд через плечо.

— Я попрошу их встретиться с нами в библиотеке через час. Ты сможешь это сделать?

Я посмотрела в сторону коридора, ведущего в класс Грэя, и во мне зародилась нерешительность. Клетка вокруг моего сердца сломалась из-за него, оставив меня беспокойной и напряженной. Я не могла избавиться от чувства, что это будет самой большой ошибкой в моей жизни, но я смогу восстановить это убежище, только если его не станет.

Может, я и не родилась без сердца, как его Сосуд, но это не значит, что я не предпочитаю онемение от тысячи зазубрин на своей душе.

Жизнь сломала меня. Мой отец сломал меня.

Но Грэй разрушил меня.

Я не дам ему времени и возможности сделать это снова, даже если это означает обречь себя на возвращение в, то место, где ничто не имеет значения. Ирония не ускользнула от меня.

У Грэя не было сердца, чтобы любить меня, но он был готов на все, чтобы вернуть его.

Только для того, чтобы я была готова выбросить свое.

— Я буду там, — сказала я и мягко улыбнулась Ибану, когда он, не говоря ни слова, отвернулся от меня.

Я предоставила ему собирать тех, кто нам нужен, зная, что Делла и Нова, по крайней мере, будут стоять рядом со мной и тихо поддерживать, пока мне не придется уйти, чтобы сделать то, чего я хотела избежать больше всего на свете.

— Ты в порядке? — спросила Нова, подойдя ко мне.

Делла избегала моего взгляда, торопясь найти Джульетту. Мне оставалось только надеяться, что она ни в чем ей не признается, хотя я не смогла бы ее винить, даже если бы она это сделала. То, что я была готова пожертвовать своим сердцем, не означало, что я ожидала того же от нее.

Не всем приходилось выбирать между любовью и долгом, между тем, что они хотели, и тем, что было правильно. Иногда любвь просто имела смысла. Они вписывались в рамки реалистичных и ожидаемых отношений, больше напоминая медленный рост корней под поверхностью, чем молнию, бьющую в ветви. Мы с Грэем сожгли бы весь мир дотла, если бы я позволила нашей любви расти, принимая ее как часть меня, хотя это было неестественно.

— Нет, — призналась я, глядя в серые глаза подруги.

Нова грустно улыбнулась и кивнула, словно понимая.

Но она не понимала. Никто из них не понимал.

— Знаешь, это нормально — быть не в порядке. Тебе не обязательно всегда быть сильной ради нас, — сказала она, прислонив свою голову к моей.

Я поборола слезы и кивнула головой.

— Возможно, мне нужно, чтобы ты была сильной какое-то время, но сейчас я должна продолжать бороться, — призналась я, отказываясь смотреть на нее. — Потому что это то, кто я есть.

Эхо слов Грэя отозвалось в моей груди, и я поняла, что именно к ним я обратилась за утешением. Это было не воспоминание о маминых объятиях или ее поддержке, а о том самом человеке, которого я планировала убить этой ночью.

Я медленно отошла от Новы и направилась к классу Грэя. Он стоял у входа, казалось, его не беспокоило отсутствие сна накануне вечером. Я едва держалась на ногах, когда подходила к нему, заставляя себя не обращать внимания на тех, кто наблюдал за нами через открытую дверь.

Он вскинул бровь, увидев, что я стою перед ним.

— Ведьмочка? — спросил он, положив мел на металлическую подставку у основания доски и скрестив руки.

— Я ненавижу тебя, — тихо сказала я.

Он напрягся, готовясь к спору, которого, как я знала, он ожидал. Мы исполняли эту песню и танец слишком много раз, чтобы он мог ожидать чего-то другого, и я сжала руки в кулаки, впиваясь в ногти, подыскивая слова, которые могла бы ему сказать.

Если я собиралась вычеркнуть его из своей жизни, если я собиралась попрощаться с ним, то я хотела хотя бы раз признать свою правду.

— Уиллоу… — разочарование просочилось в его голос, заставив меня сделать еще один шаг к нему.

Он встретил меня у края стола, и его лицо смягчилось, когда он понял, что я испытываю беспокойство. Он понял, что я пытаюсь сказать. Он знал, что на самом деле я не говорила ему, что ненавижу его.

— Я знаю, — мягко добавил он.

— Знаешь? — спросила я, наклонив голову в сторону. — Знаешь, каково это — не желать ничего, кроме как вырезать тебя из моего гребаного сердца? Знаешь как я ненавижу человека, который проявил ко мне больше всего доброты, человека, которого я по идее должна презирать?

— Я понял, что ты моя, как только увидел тебя, а потом провел следующие пятьдесят лет в ожидании тебя. Я долгое время ненавидел тебя, Ведьмочка. Ты угрожала всему, что я планировал и строил веками. Так что да, я понимаю, — сказал он, проведя тыльной стороной костяшек пальцев по моей щеке. — Разница между нами в том, что я не забочусь о моральных нормах. Я беру то, что хочу, без стыда. Ты же предпочитаешь делать из себя мученицу, чтобы чувствовать себя лучше из-за своих чувств ко мне.

— Это нечестно, — сказала я, отпрянув назад от разочарования в его голосе.

— Разве? Чем ты обязана этим людям, которых ты так упорно защищаешь? Еще несколько недель назад ты бы рассмеялась, если бы я сказал, что ты одна из них, — сказал Грэй, и мне стало противно от того, что я не могу отрицать правдивость этого утверждения.

Я хотела только одного: уехать и прожить всю жизнь с Эшем, оставив Ковен на произвол судьбы.

— Они из моего рода. Без Ковенанта на пути…

— Ты можешь использовать их в качестве щита лишь до поры до времени, Ведьмочка, — сказал он, взяв со стола книгу. — Мне нужно готовиться к следующему занятию, так что если ты пришла просто поспорить, то советую тебе уйти.

Я вздохнула, коснулась пальцами верхней части его книги и сдвинула ее вниз. Он посмотрел на меня поверх страницы, заставив меня сглотнуть от разочарования.

— Я не использую их как щит.

— Не используешь? — спросил он, убирая мои пальцы с книги.

— Почему с тобой так сложно? — спросила я, отвернувшись от него.

Я направилась к двери, решив дать ему возможность уединиться, чего он так отчаянно хотел всего минуту назад.

— Со мной? — спросил он, фыркнув от смеха. — Ты пришла сюда, чтобы поссориться, а потом имеешь наглость злиться на меня, когда я задаю тебе вопросы, которые ты не готова сама себе задать.

Я вздохнула, опустив руки по бокам, так как борьба покинула меня.

— Я пришла сюда не для того, чтобы ссориться, — призналась я.

— Я не уверен, что ты знаешь, как не ссориться, — сказал он, но на его лице расплылась улыбка. — Что тебе нужно, любовь моя?

— Я хотела попросить прощения. Я была не права вчера, когда позволила Ибану поцеловать себя. Этого больше не повторится, — сказала я, наблюдая за тем, как Грэй склоняет голову набок.

Он аккуратно положил книгу на место, сократив расстояние между нами. Когда он наклонил голову в сторону, у него в голове было только две мысли.

Либо он собирался быть жестоким, либо думал, что я вот-вот сломаюсь.

Я не знала, какая его реакция была бы больнее в тот момент, зная, что я собираюсь сделать. Его жестокость причинит боль сейчас, но облегчит ее потом, а его доброта — наоборот.

Он медленно подошел ко мне и, остановившись прямо передо мной, снял мамино ожерелье с моей шеи. Он стал играть с ним, удерживая мой взгляд.

— Я знаю, что этого не произойдет, и я ценю твои извинения, — сказал он, позволив ожерелью снова опуститься на мою шею. — Но это не то, что ты пришла мне сказать, и уж точно не то, что я хочу услышать.

Я сглотнула, сожалея о том, что сделала выбор, придя к нему. Я не могла найти слов, которые казались такими легкими, когда на меня не смотрел его золотой взгляд.

Золотого взгляда, который я, возможно, увижу еще только один раз, когда жизнь полностью угаснет в нем.

— Это была ошибка, — сказала я, покачав головой и отступая.

Грэй схватил меня за шею и развернул лицом к себе. Его рот грубо сомкнулся на моем, язык заставил меня открыться. Так же внезапно он отстранился, уводя меня за собой.

— Скажи это.

— Я ненавижу то, что ты заставил меня полюбить тебя, — сказала я отчаянно, едва слышно прошептав.

Я не могла отрицать потребность, пульсирующую в моем сердце, то, как каждый его милый и заботливый поступок прокладывал себе путь под моей кожей. Он мог быть дьяволом и способен на большое зло, но он также заботился обо мне так, как никто другой.

Он показывал мне, что я для него значу, при каждом удобном случае, и эти моменты, как ничто другое, разъедали меня, пока не осталась только эта правда.

— Я знаю, Ведьмочка, — сказал он, и его рот растянулся в ослепительной улыбке.

Его глаза загорелись, словно я дала ему больше магии, чем он умел сдерживать, и солнце отразилось от него, сделав его похожим на ангела, которым он когда-то был.

— Я уверена, что именно в этой части ты должен сказать это в ответ, — сказала я, надувшись.

Его ухмылка расширилась, и он наклонился, гораздо нежнее прикоснувшись своим ртом к моему. Он задержался на этом месте, обмениваясь со мной дыханием и удерживая мой взгляд.

— Я люблю тебя, Ведьмочка. За все, чем ты являешься, и за все, чем ты не являешься.

Я вздохнула с облегчением и улыбнулась сквозь горько-сладкую боль.

Единственный миг счастья, который можно назвать своим, прежде чем воспоминания станут мучительными.

Я прижалась к нему и поцеловала, обхватив руками его шею. Люцифер обхватил меня за талию и крепко прижимал к себе.

Я надеялась, что он не увидит, как позже появится нож.

Я надеялась, что он не почувствует боли.

УИЛЛОУ

Я направилась в библиотеку и тихонько постучала в потайную дверь. Надеясь, что никто в главных залах библиотеки не услышал меня, я с нетерпением ждала, когда меня впустят.

Ибан наконец открыл дверь и поспешил затащить меня внутрь, пока меня не заметили. В небольшом помещении было слишком тесно: по одному представителю от каждого из наследных домов теснились внутри. Но именно клинок в центре стола выбил дыхание из моих легких.

Я пришла сюда, зная, что планирую сделать, но от этого не легче.

Я вошла в комнату, не отрывая взгляда от оружия. Звуки исчезли, в голове образовались помехи. Я чувствовала себя так, словно погрузилась под воду, словно единственный способ выжить — это полностью онеметь. Я тонула, задыхалась под поверхностью.

Встав во главе стола рядом с Ибаном, я надвинула маску на лицо. Нова уловила мое выражение лица, ее губы шевелились на фоне звуков, которые я не могла услышать. Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от ощущения невозможности дышать. Это было хуже, чем, когда Грэй душил меня накануне вечером.

Оцепенение всегда было хуже страха.

У задней стены появилась мужская фигура, ее очертания расплывались, пока он неторопливо оглядывал мое тело сверху внизу. Он изучал меня, оценивал и находил во мне серьезные недостатки, если судить по тому, как он усмехнулся и повернулся ко мне спиной. Слабая тень от белых крыльев скрывала его глаза. Но я все равно напряглась, когда подходила к нему.

Ибан коснулся моей руки, выводя меня из охватившего транса. Дыхание вернулось в легкие, и мне пришлось ударить ладонью по столу, чтобы поймать себя, когда я снова жадно глотала воздух.

— Ты в порядке? — спросила Нова, обходя группу людей, собравшихся посмотреть, как я разваливаюсь.

Я кивнула головой, прочищая охрипшее горло.

— Я в порядке. Просто видение, — сказала я, отмахиваясь от этого, как от несущественного.

— У Лоралей они тоже бывали, — сказала пожилая ведьма, ее голубые глаза сияли, когда она изучала меня.

Я повернулась, чтобы посмотреть на нее, находя утешение в том, что моя тетя не смогла скрыть более загадочную сторону способностей Гекаты. Все считали, что мы просто воскрешаем мертвых или возвращаем зомби без памяти о том, кем они когда-то были.

Мало кто знал правду. Мы общались с мертвыми и знали, что не в силах дать им то, чего они желали больше всего на свете.

Жизнь.

Лоралей часто рассказывала о том, как наставляет тех, у кого остались незавершенные дела, на их путь к миру. По словам отца, она считала это своим истинным призванием и настоящей магией, которую могла предложить.

— Я рада знать, что я не одна, — просто сказала я, стараясь отбросить смущение от того, что стала свидетелем видения.

Главным образом потому, что я знала: это видение было вызвано моей агонией по поводу того, что мне предстояло сделать.

— Ибан сказал вам, зачем вы здесь?

Ибан прочистил горло и кивнул, протянув руку, чтобы обхватить костяную рукоять клинка. Я сглотнула, ненавидя то, что он держит его в руках. Это было похоже на еще один слой моего предательства, как будто работа с Ибаном каким-то образом ухудшала убийство Грэя.

— Ты действительно думаешь, что сможешь это сделать? — спросил один из мужчин за столом.

Я не знала его, но он был одет в желтое, и этот цвет подчеркивал его теплую смуглую кожу.

— Ты сделала себя уязвимой, переспав с этим монстром. Почему ты думаешь, что он не знает, что именно ты задумала? — спросила женщина, сидевшая рядом с ним.

Она была одета в белое, как хрустальные ведьмы, ее серебристые волосы рассыпались по платью. Ее глаза тоже были фиолетовыми, темнее, чем у большинства представителей линии Гекаты.

— Есть ли время, когда мужчина более уязвим, чем, когда его член на свободе? — спросила я, наблюдая за тем, как пожилая женщина отшатнулась назад от моей пошлости.

Я не стала бы ходить вокруг да около и уж точно не потерплю намеков на то, что наши отношения подвергают риску исключительно меня.

Я приехала сюда, чтобы найти его слабость и воспользоваться ею.

Я просто не знала, что с самого начала это буду я.

— Наверное, нет, — покачала головой ведьма, раскладывая кристаллы на столе.

Она сделала круг вокруг центра, положив по одному камню в каждую точку пентаграммы. Ибан вернул клинок в центр, когда все взгляды вернулись ко мне.

Для такого заклинания нужны были три вещи.

Камень.

Кровь.

Кость.

Я махнула рукой на кости вокруг бедра, наблюдая, как они двигаются по моей команде. Сначала я не поняла, думая, что только Грэй способен определить, где кости лежат.

В тот момент я поняла.

Они были частью меня, стоило только признать это, и они стали моими. Воскрешение и смерть Лоралей показали мне истину, позволив принять самые темные стороны моей реальности.

Кости вылетели с моего бедра и, двигаясь по дуге, разлетелись по столу. Они окружили центр пентаграммы, беспорядочно рассеиваясь там, где приземлялись. Только я одна дотянулась до центра пентаграммы и, перегнувшись через стол, протянула руку.

Проведя лезвием по ладони, я поморщилась от капель крови, стекающих на поверхность. Мне казалось, что это пустая трата времени — позволить чему-то, что могло принести столько жизни, вместо этого принести смерть.

— Sanguis terrae et os, — произнесла я, наблюдая, как кости зазвенели на столе в знак признания моего подношения.

Пентаграмма, образованная кристаллами, выстроилась в ряд с лозами, вырвавшимися из дерева, и начертила символ на вершине стола.

Я передала нож Нове, не обращая внимания на то, как она пристально смотрит на меня. Она последовала моему примеру, наклонившись вперед и порезав руку. Она без колебаний предложила свою кровь для заклинания, хотя при последнем Ковенанте такая магия была запрещена. Я не сомневалась, что они и раньше пытались убить его, но у них не было магии некромантов черных, чтобы помочь им.

По комнате пронесся ветерок, наполняя ее воздухом, овевая мою кожу и пробирая до костей. Она передала нож Делле, стоявшей рядом, и слабый дождь, падавший в комнату, оставил крошечные капельки в нашем круге заклинаний.

Желтая ведьма порезала себя, и лозы, росшие на столе, вспыхнули огнем. Они служили барьером, сдерживая огонь, который разгорался, когда мне нужно было поместить клинок обратно в центр. Кровь запеклась, став единым целым с пламенем, и едкий запах наполнил комнату.

Красный ведьмак повернулся, чтобы провести ножом по руке, и по нам разлилась волна нужды. Ибан напрягся рядом со мной, но я заставила себя не обращать на него внимания, когда он шагнул ближе. Магия Красных была сильна, но она не могла создать то, чего еще не было.

А мое тело пело не для него.

Белая ведьма добавила свою кровь, и гул кристаллов заглушил все звуки за пределами нашего круга. Фиолетовая ведьма закончила круг, когда Ибан отошел с дороги, изгнанный из-за отсутствия магии. Его недовольство тем, что его исключили из плана, который он сам же и затеял, было ощутимо, но я ненавидела то, как он задерживается у меня за спиной.

С ним нужно было разобраться, как только Грэй исчезнет, и четко обозначить границы. У нас с ним не было будущего, даже без Грэя.

На потолке мерцали звезды, падая на круг и распространяясь между нами, а я в ужасе смотрела на них. Фиолетовая ведьма протянула мне клинок, позволив сделать последний шаг к тому, чтобы вложить всю нашу магию в кинжал.

Я сглотнула, принимая его от нее, и уставилась на горящий пятиугольник. Я заставила себя двигаться, направляя руку к пламени. Огонь лизнул мою кожу, обжигая и оставляя черные обугленные трещины, когда я положила нож на стол. Боль была мучительной, пронизывающей до костей, и я стиснула зубы.

Чтобы обрести силу, мне придется отдать больше себя.

Я отстранилась, наблюдая, как заново заживает кожа, когда я подтягиваю руку к себе. Свежая розовая кожа сменилась обугленной черной.

Лезвие покоилось в пламени, пока оно медленно не угасло. Кинжал пульсировал золотым светом, впитывая в себя огонь и кровь, которая горела вместе с ним. Мои лианы отступили, когда я провела рукой по столу, призывая свои кости обратно к себе. Они снова обвили мою талию, возвращаясь домой, пока белая ведьма собирала свои кристаллы таким же образом.

Я потянулась в круг, обхватив пальцами рукоять клинка. Свежий поток силы обжег меня, вырвавшись из легких, когда я приняла мантию. Я почувствовала ее глубоко внутри себя, гул древней силы, заключенной в этом клинке.

Я крепко сжала его, подняв глаза, чтобы посмотреть на тех, кто ждал вокруг стола. Красный ведьмак окинул Ибана пристальным взглядом и кивнул, повернувшись к двери.

— Надеюсь, мы не ошиблись, доверившись тебе, Ковенант, — сказал он мне напоследок, и его красные глаза сузились, когда он вышел из комнаты.

— Будем надеяться, что это сработает, — сказала я, пока остальные медленно расходились.

Я заняла свое место за столом, выжидая и отмахиваясь от всех разговоров Деллы, Новы и Ибана. В конце концов они тоже покинули меня.

Пока не осталась только я.

УИЛЛОУ

Уиллоу

Я двигалась на инстинкте.

Ноги словно не были соединены с телом, и, хотя клинок больше не был зажат в моей руке, я чувствовала отголосок его силы во мне, как в том, кто вложил его в пламя. Надежно спрятав клинок в сумку, я медленно поднялась по лестнице.

Мимо меня проходили студенты, но я использовала те драгоценные несколько мгновений, которые у меня были, чтобы позволить себе почувствовать печаль от того, что я должна была сделать. Как только я ступила в этот кабинет, не могла жалеть себя. Там будет лишь мой обман.

Там было бы только то, ради чего я сюда пришла, — завершение работы, которая всегда должна была стать моей.

Я могла бы стать женой дьявола или женщиной, пожертвовавшей собой, чтобы спасти мир от его порока.

Знала, как он проникает под кожу всех, к кому прикасается, как он может настроить нас против самих себя.

Я знала, как легко поддаться на его ложь, даже зная, что он был всем, что было не так.

Я обогнула угол и остановилась перед нашей дверью. Я сделала несколько глубоких вдохов, сосредоточившись, прогоняя боль и страх. Я надеялась, что у него есть милосердие, которого нет у меня, быстрая и легкая смерть, которую я никогда не получу. Его архидемоны заставят меня страдать, когда узнают о том, что я сделала, и остатки силы Люцифера покинут этот мир вместе со мной.

Я выдавила из себя колеблющуюся улыбку, толкнула дверь и шагнула в комнату. Грэй сидел на диване, перелистывая страницы книги, лежащей у него на коленях. Он выглядел таким уютным, таким расслабленным в новом доме, который он создал для себя здесь.

Он поднял глаза от книги и улыбнулся, увидев меня. Он прочел выражение моего лица, неправильно истолковав его как неловкость из-за моего признания, сделанного ранее.

Я поступила именно так, как планировала, прикрывая эмоции, которые забивали мне горло и заставляли молчать. Мой отец хотел, чтобы я была безжалостной, чтобы я убивала без раздумий и забот и умело соблазняла.

Ничего этого во мне не осталось, когда я приблизилась и остановилась прямо перед Грэем.

Я бросила сумку на спинку дивана, чтобы она лежала там, а Грэй раздвинул ноги и притянул мои бедра между ними. Его пальцы задевали кости, когда он прикасался ко мне, а большие пальцы совершали круговые движения, пока он смотрел на меня сверху.

— Не нужно чувствовать себя неловко, Ведьмочка. Это ничего не меняет в наших отношениях.

Я кивнула. Он был прав.

Моя любовь к нему ничего не меняла.

Я улыбнулась, когда он запустил большие пальцы под подол моей рубашки и с трудом сдержала вздох, когда он коснулся моей обнаженной кожи.

— От тебя веет силой, — сказал он, наклоняясь вперед, чтобы глубоко вдохнуть в меня воздух.

Я замерла, ожидая момента, когда он поймет, что сила, заключенная во мне, не была полностью моей.

Он ничего не сказал, когда я сделала шаг назад и, наклонившись, коснулась ладонью его щеки. Я наклонила его лицо к своему, глядя на стоящего передо мной ангела. В этот момент он был больше похож на Утреннюю Звезду, чем на дьявола, и смотрел на меня так, словно я была всем его миром. Я прикоснулась к его губам и нежно поцеловала его.

Поцеловала его на прощание.

Он застонал, позволяя мне положить руки ему на плечи и толкнуть его назад. Он привалился к спинке дивана и с ухмылкой смотрел на меня, когда я задрала подол платья и спустила белье, чтобы отбросить его в сторону. Он нахмурил брови, когда я подошла к нему, расстегнула ремень и ширинку.

— Маленькая жадная ведьма, — сказал он, и смех, прозвучавший в этих словах, заставил меня съежиться.

Я отмахнулась от него, обхватив его за талию и сильнее прижимаясь к его рту. Я потянулась между нами, направляя его к своему входу.

Порыв потребности, вызванный красным ведьмаком, улетучился вместе с напряжением от того, что мне нужно было сделать. Грэй ощущался слишком большим, ведь я не была мокрой. Щемящая боль сковала меня, заставив хныкать ему в рот, когда я крутила бедрами. Поднимаясь и опускаясь от неглубоких толчков, я позволила своему телу взять верх. Оно знало, что делать, откликаясь на скольжение его члена внутри меня и прижатие его губ к моим. Грэй застонал, когда я опустилась на его длину, позволяя мне раскрыться.

Я наклонила голову и провела языком по его губам. Это было гораздо нежнее, чем мне хотелось. Это больше походило на занятие любовью, чем на трах. Грэй взял меня за задницу, обхватив мое лицо, и позволил мне задавать темп. Он поддерживал меня, когда я поднималась и опускалась на него, двигаясь медленно, пока я отвлекала его поцелуями.

Обхватив его лицо руками, я вложила все, что у меня было, в то, чтобы он поверил мне. Хоть на один-единственный миг я хотела, чтобы он понял, что я говорила серьезно.

Я хотела, чтобы он знал, что его любят, даже если я не могу быть настолько эгоистичной, чтобы выбрать нас.

— Ведьмочка, — пробормотал он, его глаза оставались закрытыми, когда я наконец отстранилась.

Это прозвище пробило стену, которую я пыталась возвести вокруг своего сердца, чтобы сделать это, и поверхность треснула, когда я поняла, что это будет последний раз, когда я услышу его глубокий голос.

В последний раз он назовет меня Ведьмочкой.

Я смотрела на него снизу вверх, когда его глаза распахнулись, и, отпустив его лицо, положила руки на спинку дивана позади него. Я использовала это преимущество, чтобы глубже вогнать его в себя, еще сильнее вращая бедрами. Он стонал мое имя, его член дергался внутри меня в знак приближающегося освобождения.

Я медленно отодвинулась, засунула руку в сумку и вытащила кинжал. Наклонившись, я в последний раз поцеловала его в губы; от нежного прикосновения моих губ к его губам казалось, что он уже стал призраком.

В моих глазах стояли слезы, когда я наконец отстранилась, положив клинок на бок. Он открыл глаза и озабоченно склонил голову, прижимаясь к моей щеке.

— Что случилось, любовь моя? — спросил он.

Моя нижняя губа задрожала, когда я поддалась угрозе слез, не в силах больше их сдерживать.

— Прости меня, — сказал я, задыхаясь от нехватки воздуха.

Я боролась за него, пытаясь подавить панику, вызванную растерянностью в его взгляде.

Затем я вонзила нож в его сердце.