Проклятье фараона

I

Даже понимая, что передо мной всего лишь скелет, я была растрогана до слез. Но делиться неуместными чувствами не стала – настоящему археологу сантименты не к лицу.

– А где остальное?

– Под плитой, – ответил Вандергельт. – Вот вам пример кары Божьей. Вор был пойман за руку в буквальном смысле.

Я запрокинула голову. В потолке зияла ровнехонькая прямоугольная дыра.

– Кары Божьей, говорите? По-вашему, это случайность?

– Маловероятно. – Эмерсон привычно уткнул палец в подбородок. – Порода здесь ненадежная, в этом мы на своей шкуре убедились... но уж больно ровный кусок выпал. Похоже, его специально вырезали и закрепили так, чтобы он придавил вора, если тот ненароком заденет потайной механизм. Великолепно! С похожими устройствами мы с тобой и раньше сталкивались, Пибоди, но это мастерски исполнено!

– Плита фута в два толщиной, – добавил Вандергельт. – От бедолаги мало что осталось.

– Достаточно, чтобы навести ужас на рабочих.

– А почему, собственно? – удивилась я. – Люди опытные, мумий и скелетов за свою жизнь столько выкопали – не сосчитать...

– Да, но не при таких же обстоятельствах. Посмотри на этот скелет их глазами. Чем не действие фараонова проклятия?

Из бездонной пропасти эхом донеслось: «Проклятия... клятая... клятая...»

– Ну вас, профессор! – замахал руками Вандергельт. – Вы и на меня страху нагоните. А что, друзья,не поставить ли нам на сегодня точку? Скоро ночь, работы здесь еще непочатый край...

– Как это – точку? Отложить до завтра? Ну нет, я должен увидеть, что там, под плитой! Пибоди, позови Карла и Абдуллу.

Процедура оказалась невероятно сложной, отняла массу времени и сил, но мы все-таки подняли плиту, обнаружив под ней останки злосчастного грабителя. То, что лежало у наших ног, когда-то было живым человеком... Плита буквально размазала его по полу. Даже череп раскололся вдребезги.

– Проклятье, – буркнул Эмерсон. – Вот когда нужен фотограф! Амелия, сбегай за...

– Да вы что, профессор! – ужаснулся Вандергельт. – Как можно отправлять даму ночью в горы!

– А разве уже ночь?

– Позвольте, герр профессор, я набросаю на скорую руку, – предложил Карл. – До искусства мисс Мэри мне далеко, но...

– Отлично, – оборвал немца Эмерсон. – Действуйте. – А сам взял щеточку и принялся смахивать сероватый налет с костей.

– Что вы там ищете, хотел бы я знать? – недовольно приговаривал Вандергельт, вышагивая взад-вперед по коридору. – Склепы грабили нищие крестьяне, ничего ценного у этого парня быть не могло...

Эхо последних слов еще звучало в пещере, когда под щеточкой сверкнула и растаяла золотая искорка.

– Воск, – приказал Эмерсон. – Пибоди, воск сюда немедленно!

Я бросилась наверх, мигом растопила на спиртовке парафиновый воск, который в экспедициях мы всегда держим под рукой, и кубарем скатилась обратно. Эмерсон уже успел очистить от грязи тот самый предмет, что приветствовал нас золотым блеском.

Вырвав у меня обжигающую пальцы банку, Эмерсон тонкой струйкой вылил воск на землю. Я успела заметить лишь цветные вспышки: синие, красно-оранжевые, зеленые искры рассыпались во все стороны – и миниатюрный фейерверк угас под быстро застывающим воском.

Лишь переложив драгоценную находку в коробочку, профессор согласился наконец объявить перерыв до утра. В ночном дозоре остались Карл и Абдулла.

Почти всю дорогу Эмерсон молчал, но на подходе к дому вдруг обратился к Вандергельту:

– Об этой штуке никому ни слова. Даже леди Баскервиль.

– Но...

– Я доложу ей, когда сочту нужным. Черт побери, Вандергельт, у наших слуг полно родни в окрестных деревнях. Если кто-нибудь пронюхает, что мы нашли золото...

– Понял вас, понял. Позвольте... куда же вы?! – крикнул американец вдогонку моему мужу.

Вместо того чтобы через ворота пройти во внутренний дворик, Эмерсон направился вокруг дома.

– К себе, куда же еще, – последовал невозмутимый ответ. – Передайте леди Баскервиль, нам нужно полчаса, чтобы привести себя в порядок.

Предоставив озадаченному американцу возможность сколько угодно хлопать глазами и скрести в затылке, мы прошли к жилому крылу и влезли в спальню через окно. Я была в восторге от простоты и удобства этого способа. Восторг, правда, поутих при мысли о субъектах, которым этот простой и удобный путь тоже не заказан.

Эмерсон тут же бросился к лампе.

– Пибоди, дверь!

Когда все запоры и крючки были на местах, а шторы опущены, он достал из кармана коробочку, расстелил носовой платок и осторожно переложил находку. Я склонилась над столом.

Не устаю повторять, что мой муж – гениальный археолог! Его решение использовать воск было единственно верным; попытайся он вынуть расколотую вещицу по кусочкам, пришлось бы распрощаться с надеждой ее восстановить.

На столе лежало древнее египетское нагрудное украшение, что-то вроде кулона, выполненное в форме жука-скарабея. Центральная часть подвески, вырезанная из ляпис-лазури, практически не пострадала. А вот крылышки из тончайшей золотой нити с капельками бирюзы и сердолика были так изуродованы, что их первоначальную форму мог угадать лишь специалист своего дела – такой, например, как я. По широкому золотому ободу вокруг фигурки жука вилась замысловатая вязь иероглифов. Каждый крошечный значок был вырезан из драгоценного камня и утоплен в золотое основание. От надписи мало что осталось – значок «анх», вырезанный из ляпис-лазури, да чуть видный осколок бирюзы, некогда означавший какой-то иероглиф.

– Боже правый! И как еще хоть что-то сохранилось? Плита могла расплющить это чудо в лепешку.

– Подвеска оказалась под телом грабителя, – объяснил Эмерсон. – Бедолага принял удар на себя. Со временем плита осела, золотые части смялись, но хотя бы не рассыпались в пыль.

Воображение рисовало мне картины драмы вековой давности с такой ясностью, словно мой дух незримо витал в пещере в тот роковой день...

Коптящие светильники едва рассеивают мрак в усыпальнице, крышка саркофага отброшена, пустые глазницы мумии повергают в трепет непрошеных гостей, те мечутся вокруг, хватают пригоршнями драгоценные камни, запихивают золотые статуэтки и инкрустированные сосуды в мешки~ В надежде отвести от себя гнев богов кто-то срывает с мумии царский амулет, вешает на шею, поближе к лихорадочно бьющемуся сердцу, и мчится к выходу вслед за остальными~ Грохот упавшей плиты наверняка прервал сон караула гробницы; жрецы навели порядок в последнем пристанище своего фараона, но не тронули карающую плиту – свидетельство немилости богов к осквернителям вечного покоя фараонов.

Вздохнув, я вернулась из глубины веков в современность. К Эмерсону, который как раз укладывал драгоценную вещицу в коробочку.

– Эх, прочитать бы надпись на ободке, – мечтательно протянула я. – Узнали бы имя хозяина гробницы.

– Ага! – злорадно ухмыльнулся мой муж. – Не догадалась?

– А ты что же...

– А я-то сразу! И ты бы догадалась, если в блеск золота глаза не застилал. Ну давай, Пибоди, шевели мозгами! Просветить?

– Обойдусь! Не мешай, дай подумать. Та-ак... Имя и лицо фараона были стерты... Отсюда вывод – он был из еретиков... Это мог быть даже сам Эхнатон, если усыпальницу принялись готовить в начале его правления, до того как он покинул Фивы и запретил поклоняться прежним богам... Однако из тех иероглифов, что сохранились, «Эхнатон» не получается. А получается... – Я зажмурилась, напрягая память. – Тутанхамон! Вот!

– Угу, – буркнул Эмерсон.

– Что нам известно о правителях этого....

– Хватит, – беспардонно отрезал мой муж. – Мне оних известно все; лекции будешь читать кому-нибудь другому. Поторапливайся, у нас еще полно дел.

Ох уж эта мне научная ревность. Эмерсон терпеть не может быть на вторых ролях. Ну и пусть. «Лекцию» я закончила мысленно, пока приводила себя в порядок для вечернего свидания с леди Баскервиль.

О Тутанхамоне, собственно, мало что известно. Правил совсем недолго; женился на одной из дочерей Эхнатона, но еретические взгляды своего тестя не воспринял... Открытие гробницы любого египетского фараона – удача для археолога невероятная, и все же я была слегка разочарована. Куда любопытнее было бы найти останки кого-нибудь из великих Аменхотепов или, скажем, Тутмосов...

К нашему приходу в гостиной уже собралась вся компания. Эмерсон напрочь забыл о существовании мадам Беренжери. Нужно было видеть, как у него вытянулось лицо, когда он обнаружил на диване дебелую матрону в очередном несуразном наряде а-ля египетская царица. К счастью, мадам, как и все остальные, раскрыв рот внимала рассказу Вандергельта о нашей трагической находке. Американец с животрепещущими подробностями описал останки грабителя (о подвеске он не заикнулся).

– Бедный, бедный... – шепнула мисс Мэри. – Какая страшная судьба! Оплаканный матерью, женой, детьми... он лежал там сотни лет...

– И поделом! – процедила леди Баскервиль. – Преступник другой судьбы и не заслуживает.

– Душа грешника корчится в геенне огненной! – с завыванием сообщила мадам Беренжери. – Страшный суд... вечная кара... э-э-э... Раз уж вы настаиваете, мистер Вандергельт, я, пожалуй, выпью еще капельку шерри.

Американец послушно вскочил. Мисс Мэри побледнела, однако рта не раскрыла. А я, признаться, даже обрадовалась. По мне, чем быстрее мадам допилась бы до беспамятства, тем лучше.

Леди Баскервиль сверкнула злобным взглядом в сторону необъятной фигуры на диване, резко поднялась и заняла излюбленное место у окна. На фоне белоснежных стен ее затянутая в корсет талия выглядела как всегда эффектно, но меня, ей-богу, от этой картины уже тошнило.

– Итак, Рэдклифф... Как по-вашему – мм близки к цели?

– Очень может быть. Завтра на рассвете продолжим работу. Но теперь нам без фотографа не обойтись. Милвертон, вы должны... Проклятье! Где же он?

Век мне не забыть тот жуткий момент. Кровь застыла в жилах, ледяная дрожь прокатилась по позвоночнику. И сколько бы ни фыркал Эмерсон, я буду стоять на своем – предчувствие трагедии камнем легло мне на сердце.

– Наверное, у себя, – повела плечиком леди Баскервиль. – Я сама предложила ему прилечь после обеда. По-моему, его лихорадило.

Взгляд Эмерсона метнулся ко мне. Мы поняли друг друга без слов. Уловив этот немой разговор, леди Баскервиль побледнела:

– В чем дело, Рэдклифф? Что-нибудь случилось?

– Нет, – бросил Эмерсон. – Мне нужен Милвертон. Пойду позову, а вы ждите здесь.

Еще чего! По коридору я летела следом за мужем. Опередив меня всего на пару шагов, Эмерсон без стука распахнул дверь в спальню Артура. В комнате царила темнота, но шестое чувство, которое всегда предупреждает нас о присутствии другого человека, меня не подвело. Здесьникого не было.

– Сбежал! Я так и знала!

– Не спеши с выводами, Амелия... – Эмерсон чиркнул спичкой. – Может, он вышел прогуляться или... – Фитиль лампы вспыхнул, и любые безобидные объяснения растаяли как дым.

Вся спальня была перевернута вверх дном. Дверцы шкафов нараспашку, ящики комода выдвинуты, на полу груды белья и одежды. И лишь кровать, убранная с почти военной педантичностью, выглядела островком спокойствия в этом море хаоса.

– Знала же... – простонала я. – Знала... А может, он все-таки не сбежал, а? Может, искал что-нибудь?

– Например? Нет, Пибоди, боюсь, ты была права с самого начала. Черт бы побрал шельмеца, ну и гардероб! Вовек не разобраться, что пропало!

Пошуровав среди разбросанной одежды, Эмерсон отпихнул ширму, целомудренно скрывавшую угол с удобствами.

– Так... Бритвенные принадлежности на месте... И что это значит? Да ничего. У него мог быть второй комплект. Или же бросил второпях, решил, что купит новый. Плохо, Пибоди. Для юного лорда Баскервиля все складывается чертовски плохо!

Пронзительный крик возвестил о появлении хозяйки. Белая как мел, с расширенными от ужаса глазами, леди Баскервиль повисла на руке Вандергельта.

– Где мистер Милвертон?! – взвизгнула она. – И что значит... Рэдклифф!!! Почему вы сказали...

– Милвертона, как видите, здесь нет. К тому же Милвертон вообще не... словом, на самом деле его зовут Артур Баскервиль. Он племянник вашего покойного супруга, леди... Эй, Вандергельт, держите ее!

Эмерсон ринулся на помощь американцу. Стоит ли объяснять, что леди Баскервиль немедленно упала в обморок, и, разумеется, самым изящным образом. Джентльмены сражались за право подхватить безвольно поникшее тело, я же молча наблюдала за этим поединком. Победа осталась за Вандергельтом.

– Святые угодники! – воскликнул победитель. – Потактичнее никак нельзя было, профессор? А эта чертовщина с Милвертоном... Баскервилем... как его там! Неужели правда?!

– Разумеется, правда!

– Ну и денек! Сюрпризы один за другим. Слушайте-ка, я отнесу леди Баскервиль в ее спальню и вернусь. Сообразим, что делать дальше.

– Я и так знаю, что делать дальше, – парировал Эмерсон. – И займусь этим немедленно.

Генеральским шагом промаршировав через комнату, он скрылся в коридоре. Следом исчез Вандергельт со своей ношей. Я огляделась в поисках хоть какого-нибудь ключика, хоть какой-нибудь зацепки, которую мы в спешке упустили. Трусливое бегство Артура подтверждало мои подозрения. Казалось бы, ликовать нужно – как-никак раскрыто преступление... а у меня на душе кошки скребли.

Ну почему он сбежал? Еще утром выглядел таким довольным, весь светился от облегчения... Что могло произойти, пока нас не было?

Нет... Что-то тут не так. Я это чувствовала нутром. Кожей, по которой вдруг побежали мурашки. Стоя посреди комнаты, я снова и снова обшаривала ее взглядом. Шкаф открыт – ничего и никого.Ширма отброшена к стене, там не спрячешься... Но в спальне было еще одно место, куда мы даже не заглянули. И как это я о нем забыла? Сама ведь в поисках пропажи первым делом лезу под кровать.

Я опустилась на четвереньки, приподняла длинные складки покрывала...

Если верить Эмерсону, он прибежал на мой дикий крик. Не помню, честное слово, не помню. Но точно знаю, что Эмерсон как по волшебству возник в комнате и рухнул рядом со мной.

– Пибоди, девочка моя дорогая! Что с тобой? Тебе нехорошо? Голова закружилась?

– Нет! То есть... не мне! Ему! Он там... там, под кроватью...

– Боже правый! – Эмерсон схватил безжизненно вялую руку юноши.

– Не трогай! – завопила я. – Он еще жив, но очень плох! И неизвестно, что повреждено. Кровать сумеем поднять?

В такие минуты мы с Эмерсоном действуем как единый организм. Он бросился к изголовью, я встала напротив; мы осторожно приподняли кровать и отставили в сторону.

Артур Баскервиль лежал на спине, неестественно вытянув ноги и прижав руки к бокам, – в позе, до ужаса напоминающей то положение, в котором египтяне укладывают свои мумии. И, кажется, не дышал...

Эмерсон подсунул ладонь ему под голову.

– Та-ак, понятно. Его ударили по голове... Боюсь, проломили череп. Умница, Пибоди, что не позволила тащить его из-под кровати.

– Пошлю кого-нибудь за...

– Посиди чуть-чуть, любовь моя, отдышись. На тебе лица нет.

– Обо мне не беспокойся, Эмерсон. Хочешь – сам пошли за врачом, только побыстрее, все могут решить минуты.

– Ты останешься с ним?

– Ни на шаг не отойду.

Эмерсон кивнул. Сильная, дочерна загорелая рука легла на мое плечо; то был жест друга и единомышленника. И опять мы поняли друг друга без слов. Человек, напавший на Артура Баскервиля, хотел его убить. С первого раза ему – или ей – это не удалось. Не дать убийце шанса повторить попытку – вот в чем была наша задача.

II

Вернуться к себе в спальню мы смогли лишь глубокой ночью, и я тут же с протяжным стоном рухнула на кровать.

– Что за день!

– Приключений с лихвой. Я ушам своим не поверил. Неужели ты признала, что это дело тебе не по зубам? – ехидничал Эмерсон, ловко расстегивая пуговички на платье. Я не возражала против ехидства, лишь бы чувствовать нежность его рук. Даже позволила снять с себя обувь и чулки.

– Ох... Что ты возишься со мной, как с ребенком? Устал не меньше моего...

– Но тебе ведь понравилось, – улыбнулся Эмерсон.

– Еще как! – Я благодарно клюнула его в ямочку на подбородке, приложила ладонь к щеке. – Твоя очередь. Ложись и попробуй вздремнуть. Все равно ведь вскочишь ни свет ни заря.

Эмерсон поцеловал ладонь (я не преувеличивала, читатель, когда говорила, что мой муж удивительно нежен), но тут же вывернулся из-под руки, вскочил и принялся расхаживать по комнате.

– Нет, Пибоди, не до сна – слишком взвинчен. И не трясись надо мной, тебе прекрасно известно, что я могу сутками не спать.

Мне тоже не спалось. Я села на кровати, поудобнее пристроив подушки под спину.

– Все, что мог, ты для Артура сделал. До утра он будет под присмотром врача, да и Мэри, уверена, его не оставит. Бедняжка вся испереживалась. Красивая пара, правда? В другой ситуации сердце бы радовалось. Ты заметил, как мрачно качал головой доктор Дюбуа? По-моему, он особых надежд не питает. Ну а я настроена оптимистически. Все-таки организм молодой, сильный... выкарабкается.

– Угу. Но когда он сможет говорить? Если вообще когда-нибудь сможет! – Судя по реакции, такие мелочи, как любовь и страдания молодых людей, Эмерсона не тронули. – Проклятье! Все из рук вон плохо, Пибоди! Как прикажешь работать, если кругом творится черт знает что? Пора покончить с этой свистопляской.

– Наконец-то! Выходит, ты пришел к тому же выводу, что и я? Нужно найти Армадейла, так? И выжать из него признание.

– Может, так, а может, и нет. Но что-то делать нужно, – угрюмо буркнул Эмерсон. – Армадейл, говоришь? Что ж... Милвертона-Баскервиля мы из списка подозреваемых исключили... вернее, кто-то его исключил. Остается Армадейл, будь он проклят. Не путался бы у меня под ногами – может, так бы ему все и сошло. А теперь пусть пеняет на себя.

– Твой план? – вопросила я. Разумеется, у меня уже имелся свой собственный, но зачем же лишать человека инициативы?

– Найти негодяя. Тут, правда, есть одно «но»... Наши люди здешних гор не знают, так что придется обратиться за помощью к гурнехцам. Ну ничего... Кое с кем из этих хитрых дьяволов я не раз сталкивался, многим могу старый должок припомнить. Полагаю, настало время расплатиться.

– Замечательно!

У Эмерсона, как у хорошего фокусника, полные рукава сюрпризов. Кто бы мог подозревать за ним способности к шантажу (а иначе, согласитесь, его план не назовешь). Уверена, что под «старыми долгами» подразумевались какие-то темные делишки местных мошенников – подделка или подпольная продажа исторических ценностей. Шантаж так шантаж! Я была двумя руками «за»!

– На это уйдет все утро, – продолжал Эмерсон. – Так что работы в пещере лягут на тебя, Амелия.

– Разумеется.

– Что за легкомысленный тон? Запомни – осторожность и еще раз осторожность. Там на каждом шагу могут быть ловушки. И учти вот еще что...

Если доберешься до усыпальницы и сунешь туда нос без меня – разведусь.

– Само собой.

Эмерсон поймал мой взгляд. Насупился. Расплылся в ухмылке до ушей. И расхохотался.

– Неплохая мы с тобой парочка, а, Пибоди? Слушай-ка, я все забываю сказать... костюмчик тебе к лицу. Отличный дневной туалет. Странно, что другие дамы фасон не переняли.

– Кальсоны и фуфайка – отличный дневной туалет? Не смеши меня, Эмерсон! И не увиливай. Мы еще не все обсудили.

– Именно. – Эмерсон присел на кровать, приподнял мои ноги и приложился губами к каждой босой ступне по очереди.

Все мои попытки вырваться были тщетны. Впрочем... что уж скрывать... не очень-то я и старалась.