Такая мелочь, как очередное убийство, разумеется, не могла оторвать Эмерсона от раскопок, но, будучи человеком ответственным, я все-таки отправила ему записку. Пустой номер, чего и следовало ожидать. Эмерсон явился лишь под вечер; пока снимал с себя истерзанную одежду, выслушал мой доклад о главных событиях дня и погрузился в раздумья. Слова юного Баскервиля имели больший успех, нежели скоропостижная кончина мадам Беренжери.
– Любопытно. – Указательный палец попал точно в ямочку на подбородке. – Оч-чень любопытно. Одной заботой меньше. Если Баскервиль не видел нападавшего, можно надеяться, что он в безопасности, не так ли? Угу... А доктора Дюбуа ты вызвала, Амелия? Или положилась на собственный диагноз?
– Вызвала, вызвала. В основном для того, чтобы получить свидетельство о смерти. Диагноз мсье Дюбуа подтвердил, хотя меня лично его мнение не волновало. Мадам Беренжери приняла смертельную дозу опиума. Дюбуа считает, что это несчастный случай, непреднамеренное самоубийство. Похоже, весь Луксор был в курсе слабостей мадам.
– Гм-м... – Эмерсон упорно проделывал дырку в подбородке. – Оч-чень, оч-чень любопытно.
– Прекрати! – не выдержала я. – Сам знаешь, что о несчастном случае речь не идет. Ее убили.
– Не ты? Нет? Уверена? «Мир вздохнул бы спокойнее без мадам Беренжери» – это разве не твои слова?
– Мои, не отказываюсь, могу и сейчас повторить. Судя по всему, не я одна так считала.
– М-да... В этом, пожалуй, все были единодушны. Ну вот что, Амелия, отправляйся-ка в столовую. Я за тобой, только приведу себя в порядок.
– А как насчет того, чтобы обсудить мотивы нового убийства? У меня есть версия...
– Не сомневаюсь.
– ... версия, связанная с ее бредовыми речами после fantasia.
–С твоего позволения, я предпочел бы эту тему не развивать, дорогая моя Амелия.
– Вот, значит, как? – Я машинально ткнула пальцем в подбородок. Эмерсон ответил подозрительным взглядом. – Что ж, отлично. До встречи.
В столовой я была первой, но к приходу моего мужа собрались и остальные. Мисс Мэри, в элегантном черном платье – какой трогательный жест со стороны леди Баскервиль! – пришла в сопровождении О'Коннелла.
– Заставил, – по-хозяйски сообщил ирландец.
– И правильно, – кивнула я. – Чашка крепкого горячего чаю – вот что успокаивает нервы1
– Меня никаким чаем не успокоить! – взвизгнула леди Баскервиль. – И не возражайте, Рэдклифф, – этот дом проклят! Даже несчастный случай с мадам Беренжери...
– Несчастный случай? – встрепенулся мой муж.
Вандергельт, не выпускавший невесту из-под своего белоснежного крылышка, уколол Эмерсона взглядом:
– К чему этот вопрос, профессор? Ни для кого не секрет, что леди была... э-э...
Он умолк, скосив глаза на Мэри. Девушка ахнула и всем телом подалась к Эмерсону. Я быстренько сунула ей в руки чашку с чаем.
– Возможно, мы так и не узнаем правды, – ответил мой муж. – Однако согласитесь, что подсыпать наркотик в любимый напиток мадам Беренжери не составляло труда. Что же касается мотива убийства...
Повинуясь его взгляду, рассказ продолжила я:
– Все вы помните обвинения мадам Беренжери, которыми она осыпала нас прошлой ночью. Бред, конечно, и злобные выдумки... Но не проморгали ли мы зерно среди плевел? Мадам ссылалась на древнюю притчу. Кто-нибудь из вас эту притчу знает?
– Еще бы! – первым откликнулся Вандергельт. – Ее слышал всякий мало-мальски сведущий египтолог. «Притча о двух братьях», так?
Не слишком ли быстро он ответил? Глупец притворился бы, что впервые слышит о какой-то там сказке. Человек умный сразу догадался бы, что обман бросит на него тень подозрения. Вандергельт далеко не глупец...
– О чем это вы? – жалобно воскликнула мисс Мэри. – Ничего не понимаю.
– Позвольте, я объясню, герр профессор.
– Вы специалист в области языка, фон Борк, – кивнул Эмерсон. – Вам и карты в руки.
Немец смущенно прокашлялся, но в рассказе, я отметила, не перевернул ни одно предложение с ног на голову. Это что-то да значило!
– Притча повествует о двух братьях – старшем, Анубисе, и младшем, по имени Бата. После смерти родителей Бата жил со старшим братом и его женой. Однажды во время работы на поле Анубис послал Бату домой за зерном. Жена Анубиса, заметив, как красив и силен младший брат, возжелала... э-э... просила его... э-э...
– Начала с ним заигрывать, – нетерпеливо подсказал Эмерсон.
– ]а, Herr Professor.Юноша отверг домогания, но женщина, в страхе, что он все передаст ее мужу, пожаловалась Анубису на Бату, сказав, что младший брат... э-э... заигрывал с ней. Разгневанный Анубис решил убить Бату. Спрятавшись в хлеву, он дожидался возвращения младшего брата с пастбища.
Притча увлекла самого рассказчика; глаза его заблестели, всегда бледные щеки окрасились румянцем.
– Но у Баты было волшебное, говорящее стадо. Каждое животное, заходя в хлев, предупреждало своего хозяина о том, что старший брат спрятался за дверью и хочет его убить. Бата убежал из дому, Анубис бросился за ним в погоню. Всемогущие боги, зная, что Бата ни в чем не виновен, разделили братьев рекой, полной крокодилов. И тогда Бата с другого берега окликнул Анубиса и рассказал, как все было на самом деле. А в доказательство того, что неповинен, он отрезал себе... э-э...
Мистер Вандергельт ухмыльнулся, глядя на зардевшегося как девушка немца.
– Вряд ли мы найдем пристойную замену, фон Борк, – протянул Эмерсон. – Собственно, этот акт не вписывается в дальнейший сюжет. Опустите его. И продолжайте.
– Ja, Herr Professor.Бата сказал, что пойдет в Долину Кедров и оставит свое сердце в дупле самого большого дерева. Если пиво в кружке Анубиса, сказал Бата, будет прозрачным, значит, он жив. Если пиво помутнеет, значит, с ним что-то случилось. И тогда Анубис должен будет найти и вернуть Бате его сердце.
Леди Баскервиль уже давно вздыхала, закатывала глаза и ерзала в кресле. Наконец не выдержала:
– Сколько можно! Что за бессмыслица? Ничего глупее...
– Это сказка, леди Баскервиль, – напомнила я. – А в сказках вообще мало смысла. Продолжайте, Карл. Анубис вернулся и расправился с женой...
Первый и последний раз Карл позволил себе меня прервать:
– Ja, Frau Professor.Анубис раскаялся в своей несправедливости к младшему брату. Бессмертные боги тоже жалели юношу и решили подарить Бате женщину, прекраснейшую в мире женщину, чтобы она скрасила его одиночество. Бата полюбил женщину и сделал ее своей женой. Но она принесла в жизнь Баты страдания и зло. Однажды река украдкой похитила локон женщины и отнесла фараону. И так ароматны были волосы красавицы, что фараон приказал разыскать незнакомку и послал на поиски целое войско с золотом и драгоценностями. Алчная и неблагодарная женщина, увидев сокровища, предала мужа. Она показала солдатам огромный кедр, в дупле которого Бата спрятал свое сердце. Солдаты срубили дерево, Бата пал бездыханным, а его неверная жена стала возлюбленной фараона. Увидев, что пиво в его кружке помутнело, Анубис отправился на поиски. Долго искал он брата, но нашел. Опустил его сердце в кружку с пивом; Бата выпил и ожил. Но женщина...
– Отлично, Карл! – встрял Эмерсон. – Позвольте мне закончить – вторая часть еще длиннее и сумбурнее, чем первая. В двух словах... Бата отомстил изменнице и сам стал фараоном.
– В жизни не слышала подобного вздора! – прервала гробовое молчание леди Баскервиль.
– Все сказки – вздор, – отозвалась я. – Тем и хороши.
"Притча о двух братьях с легкой руки леди Баскервиль была признана вздором, а ссылки на нее мадам Беренжери – ничем не объяснимым вывертом больного ума. Эмерсон всеми силами пытался увести беседу от скользкой темы, но в самом конце ужина вдруг подкинул еще более опасную приманку:
– Сегодня ночью я буду дежурить в гробнице! Завтра тайна будет раскрыта, и мы наберем столько рабочих и сторожей, сколько понадобится. До тех пор возможность ограбления, хоть и небольшая, но остается.
Американец от столь неожиданного заявления выронил вилку:
– Какого дьявола вы несете...
– Что за выражения, дражайший Вандергельт! – укоризненно покачал головой Эмерсон. – В присутствии дам... И чему вы удивляетесь? Я жду последнюю улику, не забыли? В записке будет сказано «да» или «нет». Если «да»... Представить только! От одного-единственного слова зависит судьба человека.
– Переигрываешь, – едва слышно выдохнула я, наклонив голову.
Эмерсон насупился, но намек понял.
– Итак, все поужинали? Отлично! – провозгласил он. – Пора на покой. Извините, леди и джентльмены, что тороплю вас, но мне хочется поскорее вернуться в Долину.
– Значит, вы уже откланиваетесь, Рэдклифф? – с нажимом спросила хозяйка. К грубостям Эмерсона она всегда была снисходительна.
– Ну нет! Сначала угощусь кофе! Не дай бог, засну.
На пути в гостиную ко мне присоединилась Мэри.
– Что все это значит, миссис Эмерсон? Какое отношение эта притча имеет к смерти мамы?
– Может, и никакого, дитя мое. Мы по-прежнему блуждаем в густом тумане, не видя дороги, на что-то натыкаясь и падая.
– Ах, как мы все сегодня поэтически настроены! – раздался насмешливый голос О'Коннелла.
Профессиональную маску гоблина я сразу узнала, однако в глазах репортера мне почудился особенно зловещий блеск.
Послав мне победоносный взгляд, леди Баскервиль заняла место у подноса. Я лишь улыбнулась. Хочется милой даме продемонстрировать несгибаемую волю – на здоровье!
В тот вечер все как один упражнялись в галантности. «Вам черный или с молоком?»; «Два кусочка, будьте так любезны»; «Благодарю, достаточно»... Мне казалось, что я смотрю на сцены из жизни светского общества через очки с кривыми стеклами. Здесь каждый исполнял придуманную для себя роль. Каждый что-то скрывал – чувства, поступки, мысли...
Каждый играл в меру своих способностей, но вот леди Баскервиль роль хозяйки определенно не удалась. У нее все падало из рук, кофе выплескивался на поднос, сахар летел мимо чашек.
– О-о! – схватилась наконец она за голову. – Я так волнуюсь! Рэдклифф, прошу вас, останьтесь! Не нужно рисковать своей жизнью, я не вынесу еще...
Эмерсон с улыбкой покачал головой. Леди Баскервиль через силу выдавила ответную улыбку.
– Да... Я и забыла, с кем имею дело. Но вы ведь пойдете не один, правда?
Американец тут же вызвался в напарники.
– Нет-нет, Вандергельт! Ваша задача охранять дам.
– Герр профессор, для меня будет большой честью...
– Благодарю вас. Карл. Нет.
Я молча ждала. Слова нам с Эмерсоном не нужны, мы всегда общались на духовном уровне. И в тот миг мой муж уловил сигнал, но...
– Выбираю О'Коннелла! Приключений не предвидится, вот и поработаете над статьей.
– Идет, профессор. – Ирландец выхватил чашку из рук леди Баскервиль.
– Смотрите! – Эмерсон внезапно подскочил и застыл, вытянув руку.
О'Коннелл ринулся к окну.
– Что это было, профессор?
– Не знаю! Мне показалось, мимо окна скользнул кто-то в белом!
– Никого... – Журналист вернулся к столу.
Вцепившись в ручки кресла, я лихорадочно соображала, прикидывала, вычисляла. Эмерсон мог сколько угодно вопить, размахивать руками и нести околесицу о привидениях в белом, меня же терзала внезапная догадка совершенно иного рода. Конечно, я могла и ошибаться. А если нет? Если нет – нужно было что-то предпринимать, и немедленно!
– Боже! – воскликнула я.
– Что еще? – рявкнул мой заботливый супруг.
– Мэри! Бедняжка сейчас упадет в обморок!
Изумленная Мэри оказалась в кольце мужчин. Особых надежд на то, что девушка послушно лишится сознания, я не питала. Эвелина подхватила бы инициативу с лету, но то моя дорогая Эвелина... Впрочем, секундного замешательства мне хватило, чтобы поменяться с Эмерсоном чашками.
– Со мной все в порядке, честное слово, – уверяла Мэри. – Устала немножко, но не до обморока...
– Вы такая бледная... – Я сочувственно покачала головой. – Дитя мое, вам пора в постель.
– Тебе тоже, – насторожился Эмерсон. – Выпей кофе, Амелия, и попрощайся.
Что я с удовольствием и исполнила.
Минут через пять гостиная опустела. Внимательный и предупредительный муж хотел проводить меня до спальни, но я отказалась, сославшись на неотложные дела. Первое и самое неотложное описывать не стану. Отвратительное ощущение. Знала бы, что задумает Эмерсон, – не набрасывалась бы на ужин...
Из ванной я заглянула к Мэри, успокоила девушку, уложила в кровать, подоткнула простынку, как Рамзесу, а вместо сказки напомнила о христианском смирении и стойкости, отличающей британскую нацию. Могла добавить несколько слов и о счастливом будущем, но Мэри, убаюканная непривычной для нее нежностью, уже спала. Опустив полог, я на цыпочках выскользнула за дверь.
Эмерсон дожидался в коридоре, привалившись плечом к стене, скрестив на груди руки и выбивая кончиком ботинка марш оскорбленного в лучших чувствах супруга.
– Что ты возишься?! – набросился он на меня. – Знаешь ведь, что спешу!
– А кто тебя просил ждать?
– Нам нужно поговорить.
– Говорить нам не о чем.
– А-а! – Эмерсон сделал большие глаза, словно его только что осенило. – Злишься, что не беру тебя в пещеру!
– Чушь. Если тебе вздумалось изображать из себя жертвенную овцу на алтаре убийцы – сделай одолжение, мешать не буду.
Эмерсон расхохотался.
– Так вот ты о чем? Нет-нет, моя дорогая Пибоди. Насчет посланца с решающей уликой я блефовал...
– Знаю.
– Гм... Думаешь, и остальные знают?
– Возможно.
– Тогда чего ты боишься? Я хотел подтолкнуть преступника не к убийству, а к бегству! Номер не прошел, но надежда еще есть. Вдруг убийца взвинчен настолько, что сдадут нервы? Ты должна следить, не вышмыгнет ли кто-нибудь из дома. Между тем мы добрались до спальни. Эмерсон втолкнул меня внутрь и стиснул в объятиях.
– Спокойной ночи, дорогая моя Пибоди. Пусть тебе снятся хорошие сны. Обо мне.
Я повисла у него на шее.
– Любимый! Береги свою драгоценную жизнь! Не стану удерживать тебя от выполнения святого долга, но знай – если ты свалишься...
Толчок – и я отлетела на середину комнаты.
– Проклятье! – взревел Эмерсон. – Да как ты смеешь надо мной издеваться! Желаю тебе свалиться со стула и вывихнуть ногу!
На этом наше сердечное прощание и закончилось. Ругаясь сквозь зубы, мой муж кинулся прочь.
– Так ему и надо, – обратилась я к черному силуэту на подоконнике. – Ты права, Бастет. Мужчинам стоило бы позаимствовать у кошек хоть чуточку благоразумия.
Мы с Бастет на пару следили, как стрелки часов приближаются к двенадцати. Я была польщена обществом кошки: до сих пор она предпочитала Эмерсона. Видимо, развитый женский интеллект подсказал Бастет, что лучший друг – не обязательно тот, у кого в кармане жареный цыпленок.
Ровно в двенадцать я натянула рабочий наряд, вымазала лицо и руки сажей из лампы, убедилась, что охрана во дворе, и неслышно выскользнула в окно.
Вечная луна Египта в ту ночь меня не радовала; тучи, дождь, даже шторм – все было бы лучше ее яркого света. Я старалась держаться в тени, двигалась перебежками и к концу пути, несмотря на ночную прохладу, не на шутку взмокла.
На площадке перед гробницей царили кромешный мрак и звенящая тишина. Впрочем, ничего другого я и не ожидала. Эмерсон ждал визита убийцы (меня, как вы понимаете, не обманули его наивные уверения в полной безопасности). На цыпочках прокравшись вдоль забора, я прошипела в черноту провала:
– Эмерсон! Не стреляй! Это я!
В ответ – ни звука. Интуиция, которую вечно высмеивает мой муж, подсказала мне правду раньше, чем глаза привыкли к темноте и я разглядела неподвижную груду у первой ступеньки. Опоздала! Господи, ну почему я так медлила?
– Эмерсон! – Я припала к скорчившейся на земле фигуре, вдохнула знакомый запах... – Скажи хоть что-нибудь!
Безжизненное, казалось бы, тело внезапно ожило. Меня схватили... стиснули... смяли... придавили... причем далеко не в порыве супружеской страсти!
– Проклятье! – прохрипел мой дорогой супруг. – Если ты его спугнула, Амелия, слова тебе больше не скажу!
Я замычала, пытаясь вывернуться из железной хватки.
– Тихо, – предупредил Эмерсон и отлепил наконец ладонь от моего рта.
– Какого... напугал до смерти!
– Что ты здесь... Да ладно! Сматывайся отсюда вместе с О'Коннеллом. К твоему сведению, я притворялся спящим.
– Притворялся?! Даты спал как убитый!
– Подумаешь, может, и вздремнул на минутку... Хватит болтать! Делай, что тебе говорят!
– А где О'Коннелл? Он наверняка слышал, как мы с тобой тут возимся!
Журналиста мы нашли за большим валуном у самой скалы. О'Коннелл не проснулся, даже когда Эмерсон встряхнул его как мешок с картошкой.
– Снотворное, – чуть слышно констатировала я. – Ситуация все больше осложняется!
– Зато обнадеживает, – огрызнулся Эмерсон. – Пибоди, умоляю, только не поднимай тревогу раньше времени. Дай мне возможность поймать нашего невидимку с поличным. Сиди здесь – и ни звука!
– Но...
Он исчез. А я привалилась к скале рядом с О'Коннеллом и погрузилась в раздумья. Стоит ли именно сейчас, рискуя спугнуть убийцу, затевать свару со своим единственным и неповторимым? В конце концов, моя догадка не так уж и важна... Или?.. Мысли, как назло, разбегались. Итак, О'Коннелла усыпили. Кофе Эмерсона, скорее всего, тоже был приправлен опиумом. Ожидая чего-то подобного со стороны убийцы, я поменялась чашками с Эмерсоном, а потом избавила свой организм от подозрительного напитка. Но Эмерсон не притворялся спящим, он на самом деле спал. А ведь он выпил мойкофе! Я о зашла в тупик в тот самый момент, когда на площадке раздался осторожный, но для моих натянутых нервов достаточно громкий хруст гравия.
Неподвижный силуэт Эмерсона четко выделялся на фоне фиолетового неба. Я давно не сводила с него глаз, но лишь однажды заметила, как он уронил голову – и вновь застыл. Молодец! Преступник надеется на действие опиума, думала я. Эта беззащитная поза усыпит его бдительность!
Осторожные шаги приближались. Я перестала дышать, всматриваясь в темноту. Еще один шаг. И еще. Даже зная, чтосейчас предстанет моим глазам, я была захвачена врасплох. С ног до головы закутанная в белый муслин, из-за скалы выплыла призрачная фигура, этакая Аэша, героиня романа мистера Хаггарда «Она». Аэша скрывала свое лицо и тело, потому что мужчины сходили с ума при виде ее небесной красоты. Наш призрак был далек от возвышенных побуждений, но вызывал такое же восхищение... и такой же благоговейный страх. Этот прекрасный лик мог принадлежать богине ночи... или царице Древнего Египта.
Белый призрак замер у скалы, огляделся – и шагнул к Эмерсону... Я подалась вперед, чтобы прийти на помощь мужу, когда он схватит убийцу. Схватит?Эмерсон и не думал шевелиться... Дрожа от нетерпения, до крови кусая губы, я ждала. Один неверный шаг – и убийца ускользнет, нырнет в какую-нибудь трещину, пещеру, расселину! Каюсь, я чуть не опоздала. В два прыжка перелетев площадку, фигура в белом занесла руку над Эмерсоном! Я ринулась вперед и... упала, подвернув затекшую ногу. Шум был такой, что и мертвый проснулся бы.
Когда я обрела почву под ногами, призрак уже превратился в белое пятно на тропинке, ведущей к плато. Эмерсон рухнул на бок и закувыркался по земле – мне вслед неслись проклятия...
Менее тренированная дама вряд ли так быстро обрела бы форму, но я уже через несколько секунд перешла на свои излюбленный аллюр: руки прижаты к бокам, подбородок вверх. Белое пятно металось чуть впереди.
– Помогите! Держите вора! – огласились окрестные горы моими дикими криками. Уверяю вас, усилия того стоили. Белое привидение споткнулось, и мне этого хватило, чтобы сократить расстояние как раз до длины зонтика. Удар! Спасения не было, но, даже рухнув на землю и испепеляя меня полным ненависти взглядом, белый призрак все тянул руки за своим смертельным, улетевшим куда-то в темноту оружием, – шляпной булавкой.
– Бесполезно, леди Баскервиль! – Наконечником зонта я пришпилила ее ладонь к земле. – Вы проиграли. Могли бы сразу понять, что вам не под силу тягаться со мной!